Было всего четыре часа дня, и Виктория решила поехать к бабушке. На могилу.
Недавно она была там в родительскую субботу. Вместе с Санькой Вика привела все в порядок, покрасила оградку, посадила цветы.
Но это все было не то. Она не поговорила с бабушкой. Так, только шепнула украдкой: «Здравствуй, бабуленька!» И все. Если бы супруг услышал, как она обычно разговаривает с бабушкой, еще больше укрепился бы в мысли, что у его жены не все дома.
А что? Люди ходят в церковь, с иконами разговаривают, а она на кладбище, к бабушке. Старается попасть туда в будний день, чтобы народу поменьше и в стороне от людских глаз и ушей вдоволь наговориться и наплакаться. Что же делать, если Вике не перед кем больше выговориться, выплеснуть все, что у нее на душе. То есть у нее есть подруги — когда-то она их видела в последний раз! — и мама ее внимательно выслушает, но ближе бабушки у нее в жизни не было человека. Даже теперь.
А после посещения бабушкиной могилы у нее всегда становится легче на сердце. Словно бабушка ее слушает и сочувствует — все так же, как было при жизни.
Она пошла по прохладной тенистой аллее, привычно скосив глаз на необыкновенно красивый памятник из черного мрамора. Сегодня возле него сидел понурившись молодой человек и неслышно шевелил губами.
Вика поспешно отвернулась, словно ненароком подглядела непредназначенную для чужих глаз сцену.
Еще десяток шагов, и вот могила бабушки. Вика достала из пакета рассаду анютиных глазок, вынула маленькую тяпочку, которую купила как раз для такой цели, взрыхлила землю и стала сажать цветы. Бабушка любила эти цветы, пусть порадуется.
Она прополола то, что было посажено раньше, принесла воду и как следует все полила. Потом присела на лавочку у памятника и стала говорить:
— Не вышло ничего хорошего из моей семейной жизни, бабушка! Вроде я и старалась, а все получалось шиворот-навыворот. Наверное, все дело во мне, в том, что я не слишком счастливая уродилась…
Ей показалось, что над ней будто пронесся холодок. Порыв ветра? Но деревья стояли не шелохнувшись.
— Тебе не нравится, бабушка, что я себя хаю? Ну как еще объяснить, что у меня все валится из рук и, по мнению Саньки, все не как у людей? И крылья мои так и не выросли. Может, Санька меня не любил? Он даже не хотел от меня детей, потому что считал, я не смогу ребенка вырастить… А если дело не во мне, тогда мы с Петровским просто друг другу не подходим, разве такого не может быть?.. Я ведь могу жить и одна, как ты когда-то… Ты тоже разошлась с дедушкой. Я даже не знаю, жив ли он. Так я и не узнала, почему вы расстались. Какая-то я нелюбопытная была, теперь вот жалею. И спросить не у кого… Зато я опять буду учиться. Ты рада? Папа наверняка станет мне помогать, но много ли нужно одной? У меня вполне хватит денег, отложенных на черный день… Нет, какой же он черный! Просто у меня начинается другая жизнь. Ты меня благословляешь на нее? Спасибо, бабушка!
Вика больше не думала о том, что со стороны выглядит странной и разговаривает сама с собой. Вроде и день удачный, а на душе все равно тяжело. Вика недаром старалась выговориться, потому что, когда она молчала, мысли приходили и вовсе черные.
Если она вот сейчас умрет, как бабушка, к ней на могилу никто не придет. То есть будут приходить и папа, и мама, ухаживать за могилой, а нуждаться в ней, в Вике, не станут. У каждого есть другие дети, другие интересы. Она уйдет из жизни, никто и не заметит! Такая вот бесполезная она личность.
Удачный день, а мысли неудачные. У Вики есть знакомая, которая никогда себя не критикует, а наоборот, считает, что она хороша, все делает правильно и жизнь прекрасна. Наверное, это уже перекос в другую сторону, но она никогда не хмурится и не плачет, а хохочет, да и только…
Вика поднялась и пошла между могилами к аллее. Мужчина у черного памятника тоже собирался домой, но у него была машина, и он как раз теперь засовывал в багажник красную пластмассовую лейку. У Вики тоже дома есть такая, только черная, но возить ее теперь будет некому. Придется, как и сегодня, поливать цветы из пластмассовой фляжки, которая вполне умещается в полиэтиленовом пакете.
— Виктория!
Она обернулась. Тот мужчина у памятника… Леонид! Как же она сразу его не узнала! Как всегда, шла, погруженная в собственные переживания.
Вика приблизилась и теперь смогла разглядеть фотографию на памятнике. Красивый мужчина в морской форме и лихо заломленной фуражке с «крабом». Вот почему на памятнике выбит позолоченный якорь. Он умер в одном году с Викиной бабушкой.
— Это ваш отец? — спросила Вика.
— Отчим. Но я его так любил… наверное, не каждый так любит родного отца. И почти сразу стал звать папой. Сегодня как раз годовщина его смерти, но, кажется, кроме меня, об этом никто не вспомнил!
Он говорил как-то глухо и без нужды перекладывал что-то в багажнике, стараясь не смотреть на нее. «Стыдится заплаканных глаз», — поняла Вика.
— Садитесь в машину, я подвезу вас, — буркнул Леонид, и она не стала отказываться. До трамвая еще идти прилично, да и зачем, если есть оказия.
— А я ходила к бабушке, — стала говорить Вика, не дожидаясь вопросов Леонида. Пусть успокоится, пока она вот так болтает. — Иной раз я рассказываю ей, что у меня происходит.
— У нее тоже сегодня годовщина?
— Нет, была два месяца назад, а сегодня я пришла, потому что… я всегда хожу к бабушке, когда мне предстоит принять серьезное решение. И разговариваю с ней… Что вы на меня так смотрите? Считаете, что я ненормальная?
— Вовсе нет! — даже расстроился от ее предположения Леонид. — Почему это я должен думать о вас плохо? Мне странно, что вы вот так спокойно о себе говорите и не боитесь выглядеть, мягко говоря, странной в глазах других…
— Ну да, не боюсь, — подтвердила Вика, — я просто бросаю вызов тем, кто может мои поступки не так истолковать. Когда сам о себе говоришь, то другому человеку уже ничего не остается делать.
— Вот вы какая! — Леонид улыбнулся. — Первый раз вижу девушку, которая не старается под других подстраиваться, а просто живет, как считает нужным… Я, кстати, и сам с отцом разговариваю. Знали бы вы, какой это был необыкновенный человек! Он работал на судне и при погрузке упал в трюме — на него свалился тяжелый ящик, повредил позвоночник. Врачи говорили, что он не будет ходить. А он не только встал на ноги, но и продолжал жить как стопроцентно здоровый мужчина.
— А что с ним случилось?
— Его убили бандиты.
Леонид тронул машину с места и некоторое время молчал, выруливая с кладбищенской аллеи на трассу.
— Их нашли? — спросила Вика.
— Нет. Не нашли даже свидетелей. Он пошел в баню — любил попариться с приятелями. А в тот день, как нарочно, никто из них не смог составить ему компанию, вот он и пошел один. И не вернулся.
— Вам его не хватает?
— Очень! Как будто я потерял что-то, без чего моя жизнь не может быть полной, понимаете? Вроде в жизни я добился всего, чего хотел, а все в душе чего-то не хватает… Точнее, появился один незаполненный уголок, в котором гуляет сквозняк… Простите, что-то меня сегодня на красивости потянуло. Как поживает Блэк?
— Потихоньку поднимается.
— Вика, вы не будете возражать, если мы по пути заедем в детский садик? За сыном.
— Конечно, как же я могу возражать, ведь я сижу в вашей машине.
— Нет, если вы торопитесь, я заеду за ним на обратном пути.
— Я не тороплюсь.
Вика вдруг испытала некоторое разочарование. Ей показалось, что она нравится Леониду, он даже приходил к ней домой, и она угощала его завтраком, думая, что его некому кормить. А он не только женат, но еще имеет ребенка, а за другими женщинами ухаживает так же, как и ее муж Александр. Для развлечения!
Теперь Леонид молчал, и она тоже ничего не говорила. Пусть думает, что она все еще под впечатлением от посещения кладбища.
Наконец он остановил машину в зеленой зоне города и в самом деле по пути к дому Виктории.
— Пожалуйста, подождите, мы мигом!
А Вике от собственных мрачных мыслей сделалось так плохо на душе, что она уже хотела выйти из машины и уйти, но машина была явно дорогая и оставлять ее незапертой не следовало. Сейчас каждый день столько машин угоняют! Она вчера слушала в сводке криминальных новостей. Однажды в отсутствие четы Петровских пытались открыть замок даже на их «девятке», не новой и не такой дорогой, как эта.
Вика посмотрела на кованую ограду, за которой прятался уютный, белого камня особнячок. Частный детский сад. Не каждый родитель может платить за пребывание здесь. А что же мама ребенка? Или она тоже продвинутая бизнес-леди, как и мама Виктории, не может сидеть дома, подобно другим женщинам, имеющим маленького ребенка?
Ее размышления прервал стук калитки, которую перед Леонидом и его сыном распахнул предупредительный охранник.
Мальчик — на вид лет трех — был одет в яркий клетчатый костюмчик и красную каскетку. Такой хорошенький, подвижный. Пока отец вел его за руку, он не шел, а приплясывал рядом.
Леонид усадил мальчика на заднее сиденье, сам сел за руль, но не тронул сразу машину, а сказал:
— Познакомься, это тетя Виктория.
— Наверное, проще говорить тетя Вика? — улыбнулась она.
— Может, какому другому ребенку и проще, а наш Андрюшенька все норовит уменьшительные женские имена увеличить по своему разумению. Не всем девушкам хватает чувства юмора, чтобы не обижаться. Например, вместо Галя Андрей произносит Галемонтия, а вместо Ира — Ирокенция.
Вика судорожно сглотнула, чтобы не расхохотаться.
— Ты сам мне говорил, что, когда человек знакомится, он должен говорить свое полное имя. Я говорю: Андрей.
— Это относится только к мужчинам! — возмутился Леонид и пожаловался Вике: — Не пойму, в кого он такой упрямый.
— В деда Мишу.
— Ты же его не знал.
— А бабушка говорила, что он был упрямый хохол.
— Вот и поспорь с ним! — Леонид нарочито тяжело вздохнул и незаметно подмигнул Виктории.
Умный мальчик. Интересно, кто с ним занимается? Если маме некогда…
— Тетя Виктория, а у тебя дети есть?
— Нет, Андрюша, пока нет.
— А тебе уже пора их завести.
— Андрей! — прикрикнул на него отец. — Ты посмотри, совсем распустился!
Мальчишка насупился.
— Я тебе никогда не мешаю, когда ты разговариваешь, — пробурчал он.
— Знаешь, я бы завела, — откровенно сказала ему Вика, — но мне еще надо университет закончить. Больше года назад я его бросила, а теперь придется упущенное наверстывать.
— А наверстывать трудно?
— Нелегко, особенно когда вконец разленишься. Так что о детях пока можно лишь мечтать.
Андрей задумался, а потом предложил:
— Если хочешь, можешь пока побыть моей мамой.
Виктория обомлела.
— А разве у тебя… нет своей мамы?
— Нет, — без всякой грусти в голосе сказал ребенок, — она улетела в теплые края.
Виктория скосила удивленный взгляд на Леонида, но тот сделал вид, что всецело увлечен дорогой.
— Тетя Виктория, ты что, не понимаешь, это шутка такая. На самом деле мама уехала… Папа, я забыл, как это называется.
— Германия, — бесстрастно подсказал Леонид.
— В Германию, вот! Она завела себе новых детей, а мы с папой решили завести себе новую маму. Только пока не получается. Папе некогда, у него работы много.
Вика повернулась к ребенку:
— Честно говоря, Андрей, твое предложение мне льстит. Но если бы ты знал меня получше, не предлагал бы мне быть твоей мамой.
— Почему?
— Потому что я невезучая. Неудачница. У меня все из рук падает, бьется…
Она не знала, почему говорит это при Леониде. Как будто наказывает себя за то, что хотела бы ему нравиться.
— Я тоже невезучий, — вздохнул мальчик, — если бы ты знала, сколько я на кухне всего перебил. А ты сделай, как мой папа. Купи посуду, которая не бьется. Знаешь, ее даже об стенку стукнешь, она не разбивается.
— А и правда, до сих пор такая мысль почему-то не приходила мне в голову.
— Андрей, — наконец подал голос родитель мальчика, — а почему ты тетю Викторию зовешь на ты? Разве я не говорил тебе, что к взрослым надо обращаться на вы?
— Ты говорил, к незнакомым взрослым, а мы с тетей Викторией познакомились.
Вот и возьми его голыми руками.
К тому же папа мальчика озаботился, оказывается, вовсе не этим.
— А приглашать тетю Викторию в мамы ты поторопился. У нее есть муж.
— А детей нет, — тихо сказал Андрей.
— Еще будут.
Что же это делается! Можно подумать, они давно знакомы! Что этот Леонид о себе возомнил? Разве Вика давала ему повод? И ребенку рассказывает всякие глупости. Никого не касается, есть у нее дети или нет… Ей захотелось расплакаться.
Хорошо, что машина подъехала к ее дому. Вика поспешно выскочила из нее, чтобы быстро войти во двор и закрыть за собой калитку.
Не тут-то было. Калитка оказалась закрытой с обратной стороны, да не просто на ключ, а на засов, как обычно закрывали ее на ночь. Конечно, когда все были дома.
Она позвонила. Постучала. Никакого результата. Вика с тоской посмотрела на высокий забор. Если бы она была хотя бы в джинсах, а не в узкой короткой юбочке!
— Вы не можете попасть домой? — раздался у нее над ухом голос Леонида.
Она удивленно обернулась:
— Вы не уехали?
— Я уже отъехал на десяток метров, как вдруг Андрей мне говорит: «А тетю Викторию домой не пускают!» Пришлось вернуться. Еле удержал его в машине. Вот он вам машет.
Виктория помахала мальчику в ответ.
— И что вы собираетесь делать?
— Понятия не имею. Калитка закрыта на засов.
— Там, у вас дома… ничего не случилось?
— Мой муж должен был собрать вещи…
— И вы здесь будете ждать…
— Когда на улице никого не будет, я постараюсь перелезть через забор…
— А меня об этом вы не хотите попросить? Свои собаки дерутся, чужая не встревай?
— Поговорочки у вас.
— Это не у меня, это народный фольклор. Так я полез?
— А вдруг там Блэк… пришел в себя? Набросится на вас.
— Авось не набросится. Я все-таки на руках его носил.
— Тогда лезьте. Другого выхода у меня все равно нет.
Леонид легко подтянулся на руках — вот это физподготовка! — и через секунду оказался по другую сторону забора.
Вика услышала глухое рычание Блэка и закричала:
— Фу, Блэк, фу! Не смей, это я!
И в ту же минуту калитка распахнулась, и Леонид жестом дворецкого пригласил ее войти.
Блэк сидел у крыльца и делал тщетные попытки подняться. И при этом скулил и рычал; в глазах его была тоска.
— Блэк, миленький, не переживай! — Вика кинулась к нему, обняла за шею, стала целовать в морду. — Зачем ты спустился, тебе еще рано. Ты хотел меня защищать, да?
Ну вот, как всегда, она увлеклась одним и совсем забыла о другом. Почему калитка оказалась закрытой, а дверь в дом распахнута настежь? Можно подумать, это вполне обычное явление. Или просто она бессознательно оттягивает неприятный момент?
Вика стала подниматься на крыльцо — не взбежала, нет, и не пошла. Потащилась, передвигая ставшие вдруг тяжелыми ноги. Леонид поднимался следом за ней, и Вика не нашла в себе силы отослать его. Ей одной было страшно.
— Леня, — прошептала она.
— Я только взгляну и уйду, — вполголоса сказал он.
— Саша! — позвала Виктория. Она заглянула на кухню — никого и прошла в гостиную.
Александр Петровский сидел на диване с охотничьим ружьем в руках. С тем самым, отцовским. Это для чего он его достал?!
— Пришли, значит, любовнички! — криво усмехнулся Александр, и Вика поняла, что ее муж, прежде никогда не пивший, как говорится, до потери пульса, именно так был пьян сейчас. — Я знал, чувствовал, что жду недаром.
— И поэтому закрыл калитку на засов, — не выдержав, съехидничала Вика.
— Если бы ты пришла одна, — с трудом выговорил Александр, — я бы тебе открыл, а вдвоем… Тогда у меня было бы время подготовиться.
Он начал медленно поднимать ружье.
— Саша, ты все не так понял. Мы почти незнакомы, — стала быстро говорить Вика — он что, совсем обалдел и собирается выстрелить?!
— Незнакомы? — пьяно усмехнулся Александр. — И потому он во второй раз появляется в нашем доме?
— Парень, ты бы опустил ружье, — сказал Леонид, пытаясь затолкнуть Викторию к себе за спину. — А то еще выстрелит ненароком.
— Выстрелит, — согласился тот, — иначе для чего бы мне его заряжать?
Вика разозлилась. Понимала, что он пьян и все равно не расслаблен, а именно на пьяном взводе, но раздражение — все происходило, как в дешевой мелодраме — вытолкнуло из ее рта роковые слова:
— Зарядил! Он зарядил ружье. Сидел и ждал, чтобы убить якобы неверную жену! И при этом выпил для храбрости. Трус! Мямля! Подонок! Бабник!
И грянул выстрел.
В какие-то доли секунды Вика увидела палец на спусковом крючке, ружье, направленное не на нее, а на Леонида, и бросилась вперед, заслоняя собой человека, который вовсе не был виноват во всех ее бедах, а теперь должен был ни за что ни про что умереть, оставляя сиротой такого славного, умного малыша.