Вика хотела спросить отца, зачем она ему нужна, но не успела. Шикарный джип тронулся с места, родитель взмахнул рукой, и Вика осталась стоять с открытым ртом — она хотела ему сказать, что он так ничего и не посоветовал насчет купания Блэка, — пока не вспомнила, что как раз этот пес сейчас ее ждет. Точнее, ждет ее внимания. Вымыть его с шампунем? Но она никогда прежде не купала собак, особенно таких, которые головой легко достают тебе до груди.
Наверное, все же это было опасно: ведь собака если и мыслит, то совсем по-другому, нежели человек. Что может псу прийти в голову, когда Вика вздумает его купать? А что, если он на нее набросится?
Но думать об этом нельзя. Вика как-то давно читала воспоминания одной укротительницы тигров, которая утверждала, что животному ни в коем случае нельзя показывать, что ты его боишься. И если Вике суждено быть загрызенной такой вот большой собакой… Фу, да что это она сегодня все про смерть!
Во дворе у них с Санькой имелся летний душ. Но пока лето еще, как говорится, стояло на пороге, душем они не пользовались. Правда, муж, кажется, воду туда закачал.
Какой, однако, Санька у нее хозяйственный. Вон и душ наладил, и забор потихоньку строит — привез со своей базы досок, которые ему там же подогнали под один размер. Заборчик получался веселый, деревянный и, по словам соседки, дорогущий. Не иначе, воруют, поговаривала она.
Вика тогда от этих слов здорово перепугалась. Хотя Санька, когда она устроила ему настоящий допрос, клялся и божился, что за доски он платит, и вообще, это некондиция и потому достается ему дешевле.
Он в своей работе на подворье уже подобрался к курятнику и в следующие выходные собирался его снести, предложив Вике посадить на этом месте клубнику.
Теперь она скажет, Бог с ней, с клубникой. Не такая уж она умелица, чтобы что-то там выращивать. Сколько клубники можно съесть за сезон? Неужели они оба не заработают себе на клубнику? Это Вика мысленно проговаривала на тот случай, если Санька заартачится по поводу проживания в курятнике Блэка.
А еще Вика потихоньку стала напевать, чтобы повысить свой боевой дух. Она и так сегодня уже отличилась. Вон и на работу к мужу пошла. Выяснять отношения с его пассией.
Вика представляла, как Санька будет ее ругать и говорить, что у нее не все дома, а она от этого казалась себе уже и вовсе никудышной. Даже готова была оправдывать мужа, что он предпочел ей другую. Лучшую… Нет, боевой дух ей сегодня ох как понадобится!
Но хватит гадать, что Санька скажет, а чего не скажет. Ее ждут дела. Она вспомнила, что за домом на крючке висит металлическое корытце, в котором бабушка когда-то стирала белье, а Санька повесил его, чтобы с глаз долой, а то валяется посреди двора. Но выбрасывать не стал, мало ли, пригодится. Тем более что второй очередью после забора была русская баня, которую Санька тоже намеревался делать самостоятельно.
Как же тогда он собирался уходить к Лизавете и бросить все их хозяйство? И у Лизаветы он тоже начал бы приводить в порядок ее квартиру, или где она там живет, пока не понял бы, какая она змея. А тогда ушел бы к третьей…
Интересно, как же она собирается жить с Санькой и дальше, если ей постоянно приходят в голову подобные мысли? Она же вроде его простила. Но Лизавета упорно не шла у нее из головы.
Страшно подумать, но Санька не только делал с ней то же самое, что, Вика считала, должно быть только между нею и мужем, но и говорил ей какие-то слова… Те же, что и Вике?
Нет, не думать! А то ей тут же опять захотелось выгнать Саньку вон и никогда больше не видеть или убить его, чтобы уже больше никому не достался, хотя прежде не чувствовала в себе никакой кровожадности.
Вика никогда прежде не думала, что прощать вину близкого человека так трудно. То есть слова прощения произнести недолго, а как потом выжечь из памяти воспоминание о том, в чем именно он провинился?!
Вика поставила ванночку посреди двора на асфальтированной площадке, где Санька пристраивал машину, чтобы ее мыть.
Папа и вправду купил все необходимое. В пакете сыскалась даже щетка, которой Блэка можно было тереть, и какое-то жесткое полотенце. Неужели нарочно для собак?
Вика представила себе, как папа выбирал это все в магазине и с каким удовольствием они бы вместе вымыли собаку, а теперь неизвестно, что называется, с какого конца к этому делу подступаться.
Оказалось, что вода в баке летнего душа была уже достаточно теплой, и Вика ведрами стала носить ее и выливать в ванну.
— Купаться, Блэк! — сказала она.
И повела было за поводок его к ванне, но пес вдруг так мощно потянул ее назад, попятился, наступил Вике на ногу, так что она взвыла от боли, и, по-прежнему пятясь, опрокинул ведро с водой, которое она приготовила, чтобы ополоснуть уже вымытое животное. Теперь, как выясняется, вначале нужно заставить его стоять спокойно при виде воды.
Как-то же его мыли прежние хозяева. Привязывали? Вряд ли. Уговаривали. Брали хитростью. Господи, она же ничего не знает!
В доме зазвонил телефон, и Вика помчалась к нему, досадуя, что не догадалась сразу взять трубку с собой. Звонил отец.
— Ну что, Малыш, как ты обходишься со своей находкой?
Он не называл ее так уже сто лет! В конце концов, другого отца у нее не будет, — она в момент забыла, как сердилась на него за то, что так редко о ней вспоминает, что у него родилась другая дочь и теперь Вика ему не нужна. Раз он так занят, могла бы звонить ему и сама. Вот ведь обратилась к отцу со своими трудностями, он и помогает, и беспокоится.
— Знаешь, папа, он не хочет стоять спокойно, чтобы я смогла его вымыть.
— Тут я тебе помочь не могу. Далеко не все собаки любят купаться. Так же как и дети…
Он помолчал. Наверное, о своей маленькой дочери вспомнил, поняла Вика.
— Попробуй с ним поговорить, приласкай. Я бы приехал, но как раз ждем представителей завода-поставщика. Из Австрии.
— Ничего, не беспокойся, я попробую сама.
— Давай, доченька, дерзай. Уверен, у тебя получится.
Что это с ним? Неужели действительно соскучился по ней, по Вике? От избытка чувств она прослезилась и опять вышла во двор, где терпеливо дожидался ее Блэк.
Можно было бы подождать Саньку, и вдвоем это удалось бы гораздо легче, но она еще не знала, согласится ли муж на то, чтобы Блэк у них остался, а для того, чтобы он полюбил пса так же, как Вика, с первого взгляда, Блэк должен был произвести на него впечатление. То есть по меньшей мере быть чистым.
Вика с сожалением посмотрела на свой только что надетый, но теперь абсолютно мокрый сарафан и пошла переодеваться, сказав хулигану-псу:
— Если ты будешь так же, как хозяйка, все ронять, разбивать и проливать, боюсь, одному из нас придется уйти.
Блэк виновато посмотрел на нее, словно пожал плечами: «Чем я могу помочь, если мне не нравится эта дурацкая вода? Можно еще понять, когда в речке или идет дождь — тут уже никуда не денешься. Но выливать ее на себя специально?»
Понятно, что Вика все это додумала за пса, но и в самом деле, стоит ли ей обвинять бессловесное животное в том, что у нее не получается с наскока дело, которое для кого другого — сущий пустяк. Взялся за гуж, не говори, что не дюж!
Теперь она решила поступить по-другому. Поставила Блэка рядом с ванной, налила в нее воду, добавила шампунь и стала поливать его ковшиком, помогая себе щеткой. Брызги летели во все стороны, но не так обильно. Во всяком случае, на улице тепло, и до вечера высохнут все ее сарафаны, которые придется намочить или испачкать ради Блэка.
После мытья пса Вика все-таки опять его привязала, но чтобы он не скучал, поставила рядом миски. Одну с кормом, другую — с водой. А сама пошла приводить в порядок курятник.
Сколько же ей предстояло сугубо мужских, как Вика считала, дел! Во-первых, сломать насест. Во-вторых, прибить отошедшие и сменить прогнившие доски. В-третьих, отремонтировать щеколду, запирающую металлическую загородку. В-четвертых, вывезти на тачке мусор. Впрочем, эту работу в их квартале выполняли в основном женщины.
В общем, когда она наконец вымела из курятника мусор и осталась довольна будущим жильем Блэка, она взглянула на себя и расхохоталась. Припомнила стишок из своего детства: «Закопченную кастрюлю Юля чистила песком. Три часа в корыте Юлю мыла бабушка потом!»
Вика отнесла за загородку миски — та, что с сухим кормом, оказалась уже пуста, опять наполнила ее доверху — и отвела Блэка на место его будущего обитания.
Странно, что он покорно следовал за ней, не пытался упереться или показать зубы. Словно с самого начала выбрал для себя Вику в качестве хозяйки и потому доверял теперь ей во всем.
— Ты будешь жить здесь, Блэк, — сказала она, заглядывая собаке в глаза. — Прости, ничего другого предложить тебе не могу.
Пес так и остался стоять за изгородью, как будто она не в вольере его закрывала, а бросала на произвол судьбы.
— Не смотри ты так на меня! — взмолилась Вика. — На ночь я буду тебя отпускать. И гулять с тобой буду.
И опять вздохнула: «Вот только как Санька на это посмотрит?»
Она сняла с ошейника Блэка свой пояс. В пакете с покупками, что привез отец, она видела новый красивый поводок, но в спешке не успела его достать.
Теперь Вика готовила ужин, но уже не следила за своими действиями, а машинально резала, так же и солила, и ничего у нее не испортилось, потому что, когда она попробовала уже готовый борщ, поняла, что сотворила если и не шедевр, то все равно очень вкусное первое блюдо.
Отбивные тоже вышли ровненькими, аккуратно поджаренными. Сегодня ей все удалось, как и положено хорошей хозяйке, ожидающей с работы любимого мужа.
На самом деле Вика думала не столько о Саньке как о любимом, сколько о его предстоящем решении по поводу Блэка.
Другая жена оказалась бы похитрее, использовала ситуацию, в которой муж продолжал бы чувствовать себя виноватым. И сделала бы все так, как считала нужным, а совершивший преступление супруг не посмел бы и пикнуть… Другая, но не Вика. Она никогда ситуациями не пользовалась.
И все же ей неприятно было думать о том, что Санька может опять скривить губы и проговорить что-нибудь вроде:
— Все люди как люди, и только у тебя все не слава Богу! Кто-то собаку выгнал, а ты подобрала. Наверняка у него какой-нибудь скрытый дефект или какая-нибудь болезнь… Калоша!
Почему вообще он ее всегда унижает?! И почему она принимает это как должное?.. Но это, кажется, она уже пыталась для себя выяснить, да так и осталась ни с чем. И накручивать себя против Саньки заранее просто глупо.
В общем, ужин был готов, и Вика, сняв фартук, пошла к курятнику — теперь к собачьему вольеру — еще раз взглянуть на приблудного пса.
Блэк стоял на том же месте, куда до этого вошел с ней, не присел, не пожелал зайти в куриный домик. То ли его не устраивал все еще не выветрившийся запах прежних хозяев, то ли он чувствовал себя новобранцем, который на этом месте только пережидает момент, когда его заберут в настоящую казарму. То бишь в дом.
— Кто же тебя бросил-то, такого красавца? — вновь спросила Вика. После того как она с горем пополам его вымыла, шерсть Блэка заблестела и сам он стал выглядеть еще представительнее.
Пес посмотрел на нее и повел ушами.
— Не нравится тебе здесь, да?
Она открыла щеколду и зашла внутрь.
— Ну, давай зайдем в эту почти конуру, посмотришь, как я все убрала.
Она потянула пса за ошейник, и он, слегка поколебавшись, позволил ей увлечь себя в курятник.
— Видишь, я подмела. Доски здесь целые. На зиму постелю тебе теплую подстилку. Конечно, шерсть у тебя коротковата, но у нас и зим слишком холодных не бывает. А потом, может, Санька обогреватель какой-нибудь придумает… Если ты ему понравишься. Я бы тебя выпустила во двор, но лучше давай подождем до вечера.
Она вернулась в дом и опять занялась хозяйством. Вымыла с порошком плиту, кафельный пол, протерла хрусталь, поменяла полотенца на чистые, а Санька все не шел. Вернее, будто нарочно медленно шло время — до конца работы на базе оставалось еще тридцать пять минут.
Санька приехал домой ровно в пятнадцать минут седьмого. Вика ждала его и посматривала на кухонные часы с кукушкой. Наверное, и мужу не терпелось оказаться дома и убедиться в том, что семья его все еще существует, несмотря ни на что.
Таких серьезных размолвок между ними прежде ни разу не было, а уж в разных комнатах супруги вообще никогда не спали. Потому Санька в глубине души опасался, что Вика будет продолжать ту же линию, что и вчера. Оставлять его спать в гостиной, не разговаривать, как прежде. Как будто не он первый покусился на то, что мечтал теперь оставить незыблемым, — тепло и уют его семейного очага.
Свое отношение к жене он опять пересмотрел. Подумаешь, с Викой время от времени происходят мелкие неприятности. Так ли уж много посуды она разбила. У них, кстати, особенно дорогой и нет. Закончатся старые тарелки, купят новые. От этих мыслей он даже развеселился. Зато с ней не скучно. Только вот как сказать ей об этом, если она опять не пустит его в супружескую спальню?
Каково же было удивление Саньки, когда Вика встретила его чуть ли не хлебом с солью, и тапки принесла, и стол в гостиной, а не на кухне, уже накрыла. И стояла рядом с полотенцем, пока он мыл руки.
Ко всему прочему, она и в глаза ему как-то просительно заглядывала. Он поначалу умилился: какой Виктория все же ребенок! Но потом насторожился. Чего это он и в самом деле рассиропился! Разве можно с ней расслабляться?
— Что у нас случилось?
— Ничего.
Вика произнесла это медленно и как-то неуверенно. Кого она хочет обмануть? Санька прекрасно знал: когда его жена вот так округляет глаза и старается выглядеть совершенно спокойной, значит, точно — случилось. И она не спешит ему о том сообщать, потому что недавно он сам отбил у нее к откровенности всякую охоту, сказав, что с ней вечно что-то случается! Даже на этой волне пытался сбежать к Лизавете. Какой же он дурак!
Разве плохо, что жена с ним откровенна, рассказывает обо всем, что с ней происходит, и Санька чувствует себя с Викой не только старше и самостоятельнее, а как бы несет за нее ответственность. Ему такое положение дел нравилось. Он чувствовал себя главой семьи, любимым мужем, хорошим хозяином… Этак можно все испортить своими руками! Что же такое она пытается ему сказать? Или не сказать?
Попробуем разобраться сами. Что-то должно лежать на виду, а он из-за своих заморочек не обратил внимания. Вот: в коридоре лежат какие-то пакеты…
Санька и спросил, чтобы подать жене пример откровенности. Мол, пусть она не заходит издалека и не придумывает для своего сообщения какие-то особые слова. Разве они до сих пор не были друг другу самыми близкими людьми?
— А что у нас в коридоре валяется? Я вроде видел пакеты…
— Твой тесть приезжал, — смущенно хохотнула Вика.
Санька посуровел, мигом забыв о том, что он собирался применить всю возможную дипломатию, чтобы с женой вновь не поссориться. Она никогда прежде не говорила о своем отце — «тесть». Еще одна подозрительная деталь.
— Я имею в виду, кроме тестя, — сурово напомнил Санька; он знал, такой тон действует безошибочно, если Вика хоть в чем-то провинилась, она тут же расколется.
И Вика заговорила торопливо, боясь, что он ее перебьет и она не успеет объяснить, как важно то, что с ней случилось:
— Сань, помнишь, на днях мы с тобой говорили насчет того, чтобы завести дворовую собачку. Ты не возражал.
— Ты купила собаку? — удивился он. Ну как понять этих женщин? Приобретать собаку в тот момент, когда едва не развалилась семья.
— Не купила. Этот пес… он просто приблудился. Ни с того ни с сего пошел за мной… Такой, знаешь, несчастный, растерянный…
— Где он?
— Я закрыла его в загородке, в курятнике.
Закрыла собаку в курятнике? То-то он загнал машину во двор и ничего непривычного не заметил.
— Пойдем, вместе посмотрим.
— Поешь сначала, — попробовала уговорить Вика; ей не хотелось рисковать, устраивать «сюрприз» голодному мужу. Бабушка всегда говорила: «Если хочешь чего-нибудь добиться от мужчины, сначала покорми его!»
Но Санька уже закусил удила:
— Потом поем.
— Да что там смотреть, успеешь еще…
Значит, смотреть нужно было непременно. И немедленно.
Санька не признавался в том жене, но он почти с первых дней совместной жизни — точнее, с тех пор, как понял, что ее ангел-хранитель, весьма медлительный и рассеянный, как сама Виктория, поддерживал свою подопечную лишь в самый последний момент, да и то не всегда — беспокоился за нее. Был настороже. Бдел, стараясь подоспеть вовремя.
Наверное, поэтому он так хорошо изучил все ее нехитрые приемчики, которыми она старалась усыпить его бдительность. Он был уверен, что если кто и сможет его обмануть, то уж никак не Вика.
Иными словами, она падала, спотыкалась и ударялась без особых последствий, ну а если этот нерасторопный ангел-хранитель когда-нибудь попросту промедлит?
Теперь, значит, к ней приблудилась собака. Санька не какой-нибудь там монстр. Он в детстве не вешал кошек и не резал лягушек, и все же Вика напряжена. Пес больной, что ли? С перебитой лапой? Старый?
Но то, что увидел Санька, на самом деле поразило его так, что некоторое время он молчал, не в силах раскрыть рот. Первым чувством его был… испуг. Страх за Вику. Он не мог себе представить, чтобы такая хрупкая, худенькая женщина, как его жена, могла где-то найти и привести домой… такое чудовище.
— Это же собака Баскервилей! — невольно вырвалось у него.
— Ну уж и Баскервилей! — смущенно откликнулась Вика. — Папа сказал, что это дог. Самый обыкновенный.
— Ага, дог в качестве дворовой собаки.
— Но ты же соглашался.
— На дворовую собаку. На дворнягу. Ты знаешь, что это бойцовская собака. Представляешь, сколько она стоит!
— Но нам-то она досталась даром.
— Посмотри, какая у нее пасть. Она нас разорит! На один корм придется истратить столько… — Санька замолчал. Казалось бы, пора уже привыкнуть к жениным сюрпризам. Вот и сегодня, идя домой, он был готов к чему угодно, но к такому… — А если он меня не признает?
— Признает! — горячо откликнулась Вика; раз Санька рассматривает варианты, значит, он настроен вовсе не так агрессивно, как она боялась. Пес не должен ее подвести. Он же умный, может сообразить, что, как скажет Санька, так и будет. — Блэк, иди сюда!
— Ты назвала его Блэком. А почему?
— Так он же черный, — пробормотала Вика.
— A-а, имеешь в виду по-английски… Ладно, давай выпускай!
Теперь уже испугалась Вика. Одна дело проводить эксперименты на себе, и совсем другое — на любимом человеке.
— Но, Санька… а если он на тебя бросится?
— Иными словами, в том, что он меня признает, ты не уверена? А говорила, признает.
— Потому что мне этого очень хочется. Ты не представляешь, какой он умный… Только купаться не слишком любит.
— Понятно, а я ставил машину и еще подумал, что за воду ты разлила. Выпускай.
— Может, давай потихоньку? Сначала зайду я, объясню ему, что ты здесь живешь и он должен слушаться в первую очередь тебя…
— Вика! Это собака, а не человек. «Объясню»! — передразнил он жену. — Но ты права, если он на меня бросится, придется его отправить туда, откуда пришел.
— Как отправить? Его раз уже бросили, он этого не переживет…
— На улицу, я хотел сказать, — жестко проговорил муж и строго посмотрел на нее. Вика не посмела его ослушаться. И открыла щеколду бывшей загородки, временно превращенной в вольер.
Блэк так и не вошел в сам курятник, зря Вика его и уговаривала. И даже не прилег, не присел, а все стоял посреди закрытого сеткой участка, словно ждал, что решит новый хозяин.
— Блэк, — поторопила его Вика, — ну, скорее иди, мы же ждем!
Пес медленно вышел и опять остановился, не доходя до стоявших мужчины и женщины.
— А мне рассказывали, что доги — такие бойцы, просто звери. Может, его выбраковали, потому что он трус?
Неожиданно Блэк глухо… нет, даже не зарычал — заворчал. Мол, прошу не возводить на меня напраслину.
Вика ахнула:
— Неужели он все понимает?
Санька протянул к собаке руку и позвал:
— Ну ладно, не сердись, я был не прав. Лучше иди сюда, будем знакомиться. Давай лапу!
Блэк подошел и дал ему лапу. Вика тихонько пискнула. Она все больше влюблялась в найденыша и так волновалась, что у нее в горле пересохло.
— Признал, значит. — Санька с удивлением прислушался к собственным ощущениям. Он гордился! А кто бы не гордился? Если бы не держал себя в руках, прослезился бы от чувств. Чтобы такой огромный пес признал в тебе хозяина!