Вскоре после того как контратака гитлеровцев была отбита, я снова направился на высоту 534. Меня сопровождали капитан Дочкал и два советских офицера-артиллериста - капитан и старший лейтенант. Чем ближе мы подходили, тем больше было следов боя. По обеим сторонам траншей лежали трупы вражеских солдат, валялись немецкие каски, котелки, винтовки, ящики из-под патронов, автоматы и пулеметы. Жуткое зрелище, и я еще и еще раз повторяю: война - это страшно. Будь проклят, тысячу раз проклят и жестоко наказан тот, кто виновен в ее развязывании. И вывод один - фашизм и все то, что рождает захватнические, грабительские войны, должны быть с корнем вырваны и уничтожены. Да, вырваны и уничтожены!
Едва мы вошли в траншею на высоте, как вблизи начали рваться первые мины вражеских шестиствольных минометов. Кто-то схватил меня сзади и повалил на дно траншеи. Моя голова ткнулась в глину. На мне лежали два человека, и я не мог даже пошевелиться. Несколько сильных взрывов, и снова тишина.
Как я уже говорил, со мной шли два советских офицера. Когда начали рваться мины, они прикрыли меня своими телами.
- Что это значит, товарищи? - спросил я, как только встал на ноги.
- Ничего, товарищ генерал. Просто вам нельзя погибать, - ответил советский капитан.
Обоих этих офицеров я наградил чехословацкими Военными крестами за то, что они, рискуя собой, сохранили жизнь командиру чехословацкого корпуса.
Овладеть высотой трудно, но нелегко и удержать ее. Надо было подумать, как лучше организовать оборону на случай возможных контратак врага. Думая над этим, я не заметил, как ко мне подбежал советский офицер.
- Товарищ генерал, мне приказано разыскать вас, - тяжело дыша, доложил офицер.
- А в чем дело? - поинтересовался я.
- Не знаю. Командир дивизии приказал найти вас и пригласить к телефону на наш наблюдательный пункт.
Я тотчас направился на наблюдательный пункт.
- Вас разыскивает командующий фронтом маршал Конев, - сказал мне командир дивизии и попутно сообщил, что маршал очень сердит.
С командующим фронтом меня соединили быстро. Беру в руки трубку и слышу знакомый голос маршала Конева. Начинаю докладывать обстановку, но маршал перебивает. По его тому нетрудно определить, что он очень недоволен.
- Господин генерал, я запрещаю вам выполнять роль автоматчика! Приказываю немедленно отправиться на свой командный пункт.
Да, командующий фронтом изрядно рассержен: он говорит со мной на "вы" и называет "господином генералом". Обычно он обращался ко мне просто "товарищ Свобода". Понемногу соображаю, в чем дело: я пошел на высоту. Но, с моей точки зрения, я поступил правильно. На высоте я и быстрее и лучше разберусь в обстановке и смогу принять правильное решение. А маршал недоволен именно этим.
Я никогда не обижался на замечания командующего фронтом. Они были всегда справедливы и уместны, и на этот раз я тотчас проанализировал свой поступок. На передний край я пошел не для того, чтобы побравировать перед солдатами своей храбростью. Со стороны командира корпуса это было бы просто легкомыслием. Уверенный в том, что маршал согласится со мной, я объяснил, что моего присутствия здесь требует обстановка и что до тех пор, пока мы прочно не закрепимся на высоте, я не уйду с нее.
- Хорошо, хорошо, товарищ Свобода, - уже другим тоном отозвался маршал Конев. - Но все же командиру корпуса не следует выступать в роли автоматчика.
В тот день гитлеровцы еще четыре раза пытались сбросить нас с высоты 534. Вражеское командование настойчиво и беспощадно бросало в бой все имеющиеся в его распоряжении резервы. Трижды наши воины были вынуждены отступить, но каждый раз, собравшись с силами, снова отбрасывали противника. Когда же мы в третий раз заняли высоту, ослабевшие гитлеровцы уже не смогли подняться на ее гребень и их четвертая контратака захлебнулась. К вечеру того же дня на высоту поднялись два наших танка. Их привел офицер-просветитель танковой бригады коммунист Ченек Грушка. Это было значительное подкрепление. Один танк несколькими точными выстрелами из пушки сразу же разбил вражеский дзот на южном скате, откуда немцы вели огонь по нашим боевым порядкам.
В этих невероятно сложных и тяжелых боях рождался массовый героизм. Наши воины совершали славные подвиги, которые никогда не забудутся.
Мне вспоминается подвиг рядового воина-героя по фамилии Мойжиш.
Контратаке противника, как обычно, предшествовал сильный минометно-артиллерийский налет. Разрывом одной из вражеских мин порвало кабель связи между наблюдательным пунктом и огневой позицией нашей минометной батареи. Времени на поиски и устранение повреждения не было; оставалось послать кого-нибудь на огневую позицию, чтобы передать команду: "Немедленно открыть огонь!". По пути на огневую позицию осколком мины Мойжишу оторвало правую руку. Потеряв много крови, он упал. Превозмогая страшную боль, сильно ослабевший, Мойжиш ползком добрался до огневой позиции. Передав команду об открытии огня, он потерял сознание.
Я описал этот случай так, как мне о нем тогда рассказали. И невольно запрашивается вопрос, откуда взялось у воина столько мужества и силы. Мне кажется, в основе того, что он совершил, лежит прежде всего чувство огромной ответственности. Рядовой боец Мойжиш хорошо понимал, что, если он не выполнит приказ, пострадают его товарищи. Сознание долга помогло Мойжишу преодолеть боль и слабость, подавить чувство страха. А это и есть подлинный героизм, который в бою проявляется в безусловном выполнении приказа. Так благодаря самоотверженному подвигу Мойжиша огонь был открыт вовремя и вражеская контратака отбита.
Героев, подобных Мойжишу, у нас было много. И с такими богатырями мы,, конечно, не знали поражений.
8. Вверх на Гирову гору!
Напряжение боев в Карпатах не ослабевало и в последующие дни. И не только в полосе наступления нашего корпуса, но и на всем фронте: каждый вершок карпатской земли, каждый населенный пункт приходилось брать с боем. Почти повсюду наше продвижение замедлилось. Причинами тому были и труднопроходимая гористая местность, и то, что в первые дни наступления нам не удалось расширить брешь в обороне противника. Кроме того, гитлеровское командование подтянуло и своевременно ввело в бой свежие силы.
Если на второй день после начала операции 38-я армия, в составе которой действовал наш армейский корпус, имела двукратное превосходство в живой силе, а количество танков и самоходных установок у обеих сторон было примерно равное, то уже на седьмой день гитлеровцам почти удалось ликвидировать наше превосходство в живой силе и добиться двойного количественного перевеса в танках и самоходных установках. Необходимо также учесть и то обстоятельство, что немцы надежно укрепились и окопались в горах, тогда как наши войска были видны как на ладони. Помимо всего, соединения 38-й армии и части нашего корпуса не имели опыта ведения боевых действий в горах. Нам, как командирам, так и солдатам, пришлось пройти трудную школу, чтобы научиться воевать в горно-лесистой местности. Для сна времени не было, можно сказать, совсем. Бои не прекращались ни днем ни мочыо. Атаки сменялись контратаками. Бойцы на переднем крае находились в постоянном напряжении.
Надежды, с которыми мы вступали в Карпаты - через пять дней войти в Прешов, не оправдались. Расчеты на то, что операция будет проведена быстро и для противника внезапно, также не подтвердились.
* * *
В то время когда мы вели кровопролитные бои за высоту 534 и разрабатывали планы предстоящих боев, чехословацкое эмигрантское правительство в Лондоне волновали другие заботы. Военный министр Ингр, скучая от безделья, сочинял депеши.
В одной из таких полученных нами телеграмм он писал следующее:
"Я снова обращаю Ваше внимание на необходимость точного исполнения утвержденных положений о представлении к награждению чехословацким Военным крестом 1939 года и чехословацкой военной медалью "За храбрость". Как я уже сообщал Вам в своей телеграмме 4-148/44, смерть или просветительная деятельность не являются основанием для награждения чехословацким Военным крестом и чехословацкой военной медалью "За храбрость". Ингр".
Да, наши взаимоотношения с эмигрантским правительством Бенеша были сложными и трудными. Оно старалось мешать нам во всем и как только было возможно. В Лондоне все еще не могли простить, что мы без их согласия выехали на фронт и плечом к плечу с Советской Армией принимали участие в боевых действиях.
Пока личный состав корпуса не щадя жизни сражался за быстрейшее освобождение чешского и словацкого народов, лондонское правительство вместо признательности засыпало нас телеграммами, унижающими человеческое достоинство и болезненно затрагивающими патриотические чувства воинов. По мнению эмигрантов из Лондона, я допускал ошибки, повышая в звании и награждая солдат и офицеров, достойных этого. Эмигрантское правительство предоставило мне право утверждать приговоры полевого суда корпуса вплоть до смертной казни, но не разрешало награждать и присваивать звания даже младшим командирам. По всей вероятности, господа в Лондоне просто не хотели, чтобы воины, отличившиеся в бою и способствовавшие достижению победы, были как-то отмечены. В связи с этим небезынтересно вспомнить, что раньше командир корпуса имел право от имени министра национальной обороны присваивать звания вплоть до штабс-капитана и от имени президента награждать орденами и медалями. Мне это право не было дано. И все же я и подчиненные мне командиры старались не отступать от данных нам указаний министра. Присвоение воинских званий или назначение на должности мы производили от имени министра национальной обороны, а награждения - от имени президента. Наши представления мы посылали в Лондон на утверждение. Но даже этот порядок не удовлетворял генерала Ингра, и он постоянно упрекал нас. Не зная, как избавиться от подобных провокаций, мы по-прежнему посылали в Лондон на утверждение представления к наградам и повышению по службе отличившихся воинов. Иначе действовать мы не могли, этого требовали существовавшие тогда взаимоотношения с эмигрантским правительством.
15 сентября корпус получил приказ командующего 38-й армией: во взаимодействии с 14-й гвардейской стрелковой дивизией овладеть высотами севернее Надоле и городом Дукля.
В тот день передовые части 1-го гвардейского кавалерийского корпуса вышли к границе Словакии и вступили на землю нашей родной страны.
Стремясь отрезать прорвавшиеся советские кавалерийские части и не допустить входа в прорыв других войск, противник подтянул к месту прорыва 1-ю и 8-ю танковые дивизии и закрыл брешь, образовавшуюся в его обороне. Советский кавалерийский корпус, вступивший на территорию Словакии, оказался изолированным от других войск, которые должны были войти в прорыв. И наша попытка прорваться на помощь сражающемуся словацкому народу не удалась.
Наступление нашего корпуса началось в середине дня 15 сентября. Фашисты, вначале оказывавшие упорное сопротивление, яростно контратаковали. До самого вечера нам не удалось сколько-нибудь продвинуться вперед. Не добились этого и соседние советские части.
В середине следующего дня части корпуса после мощной артиллерийской и авиационной подготовки возобновили наступление, но, встретив шквальный огонь противника, залегли. Советское командование решило нанести удар на левом фланге силами 4-го танкового корпуса. Однако и это не дало желаемого результата - прорвать оборону гитлеровцев не удалось.
Непрерывные изнурительные бои, не прекращавшиеся ни днем ни ночью, истощали физические силы людей, но не боевой дух. В сознании каждого воина росла уверенность, что дни гитлеровцев в Карпатах сочтены. И действительно, по нервозным, безрассудным контратакам противника чувствовалось, что он обречен.
"Физическое истощение личного состава достигло предела, - доносил командир 3-го батальона 1-й бригады. - Батальон шестой, а, точнее, седьмой день ведет непрерывные бои, ежедневно два-три раза атакует и все время находится под шквальным минометно-пулеметным огнем. Воины не отдыхали уже несколько суток".
Выдержать! Таков был приказ. И наступать! Как назло, против нас, казалось, действовал не только противник, но и погода. Начались осенние дожди. Почва в Карпатских горах превратилась в вязкое болото. Продрогшим и промокшим до костей солдатам часто приходилось лежать целыми часами в воде и грязи. Но сознание того, что до родной земли рукой подать, вызывало у нас прилив новых сил.
В напряженных кровопролитных боях мы теряли наших замечательных воинов - командиров и солдат, наши роты и батальоны заметно поредели.
19 сентября из Англии прибыли два генерала - Клапалек и Сазавский. Сазавский принял 1-ю бригаду, Клапалек - 3-ю.
На второй день после успешного прорыва вражеской обороны советскими танковыми частями, наступавшими слева от нас, в полосе действий корпуса создались благоприятные условия для наступления на Дуклю. 1-я и 3-я бригады атаковали гитлеровцев, укрепившихся в Дукле и на высотах, расположенных на подступах к городу.
Наступление наших и советских частей увенчалось успехом. К вечеру были освобождены Теодоровка и Надоле. Поздно вечером наши танковые и пехотные части при содействии советских войск овладели городом Дукля.
Любопытная деталь этого боя - гитлеровцы понесли значительные потери от огня собственной артиллерии. Боясь потерять важный узел своей обороны, противник обрушил на город, в котором еще находились его войска, массированный артиллерийский огонь.
После освобождения города Дукля нам предстояло преодолеть цепь высот: 694 (Гирова гора), 642, 696 и ряд других. Противник, оборона которого опиралась на эти высоты, имел приказ любой ценой задержать продвижение наших войск через Карпаты.
Мы предполагали, что основой обороны противника является Гирова гора. Разведка подтвердила наши предположения. Построив на Гировой горе много долговременных оборонительных сооружений, гитлеровцы рассчитывали на длительную оборону. Мы понимали, что предстоящий бой будет нелегким.
Усталые, насквозь промокшие, мы поздно вечером возвратились на командный пункт. В землянке было сыро. О том, чтобы лечь спать, не могло быть и речи. Завтра, 22 сентября, наступление будет продолжено. Я видел, что многие солдаты едва держатся на ногах от усталости. Однако, несмотря на это, они были полны решимости как можно быстрее достичь границы и перешагнуть порог родной земли, стонущей под гнетом оккупантов. Эти высокие патриотические чувства завтра помогут им превозмочь усталость, они поведут их в бой за правое дело.