Сухой щелчок, рывок, рельса прилажена к платформе, открыты резиновые уши, и — оп-ля! — получился самокат!
Даша в разные стороны повела головой так, чтобы разметавшиеся платиновые волосы уж точно весь день не давали бы покоя маленькому славному зайчику, вскочила на самокат и покатила.
Никита — будь оно всё проклято! — припустился следом за ней.
Даша отталкивалась ножкой и слегка повиливала передним колесом. Волосы развевались.
— Прикольная штука, — говорила Даша на ходу. — Кул! Мы все вскоре бросим наши «Мерседесы» и станем передвигаться только на великах и самокатах!
— Все — это кто? — пропыхтел рядом Никита. Он старался не отставать.
— Москвичи! Ты что, не в теме? У нас теперь сплошные велосипедные дорожки и ограничения движения! Мне нравится! Да всем нравится, кто в центре живёт! Замкадыши бузят, и всякие тёти Маши из Бирюлёва, которые на «Логанах» паршивых в центр прутся, а нам по приколу!..
Даша соскочила с самоката и деловито подёргала резиновые ручки-уши.
— Немного заедают, — объяснила она, оглядела взмокшего Никиту и спросила: — А ты на велике или на байке?
Никита, счастливый обладатель новенькой «Лады-Приоры», купленной в кредит, не нашёлся что ответить.
— Не, ну байк тоже клёво, но где на нём ездить? По «трёшке» или по МКАДу себе дороже! И по трассе тоже не в кайф, то дождь, то пылища! Хотя у нас в компании есть чел, тру байкер, без дураков. Он по Европе катается! Полицейским прикурить даёт!
— У нас в отеле тоже байкеры живут, — сообщил доверчивый маленький зайчик, обрадовавшись, что может столичный разговор поддержать, — из Германии на Чёрное море едут. Вот у них агрегаты!..
— Да наверняка старьё какое-нибудь!.. Они теперь в Европе все бедные, кризис же.
Никита подумал, что не отказался бы от такой бедности, как у этих немцев, путешествующих на байках к Чёрному морю!.. От их мотоциклов, курток, ботинок и комнат в лучшем отеле города! Он даже слегка обиделся за них.
— Ничего они не бедные, — сказал он и насупился. — Неделю с лишним живут и съезжать не собираются!.. Механик при них на «минивэне»! Байки на мойку гонял, на сервис!..
— Ты так говоришь, как будто их сто, этих байков! — фыркнула Даша. — Или десять!
— Два, но я тебе говорю — крутые!
— Может, дадут покататься? Или сами покатают?
Тебе-то точно дадут, подумал Никита, и покатают, и ещё с собой на море пригласят, а мне-то ничего не светит!..
«Минивэн», подумала Даша, живут больше недели. Интересно.
— А чего они так долго тут торчат, в вашем Тамбове? Где Тамбов, а где море?
— Может, им нравится.
Даша обидно засмеялась, опять повела волосами и распорядилась:
— Ты меня с ними познакомишь. Йес? Или ты работаешь сутки через восемь?
— Завтра я работаю, — пробурчал Никита и поклялся себе, что ни с кем столичную штучку-сучку знакомить не станет и вообще больше в её сторону не взглянет никогда.
Даша вскочила на самокат, сделала вокруг Никиты круг, сказала:
— Покедос! — помахала ручкой и покатила. На брусчатке самокат слегка потряхивало, тряска отдавала в локоть.
…После ранения этот локоть в лубках она ненавидела. Лубки означали, что она больше не сможет работать — никогда. Почему-то совсем скверно становилось часов в двенадцать дня. Она неотступно думала, что сослуживцы «в поле» на работе, а она здесь, в больнице — из-за какого-то проклятого локтя!.. От ненависти она выла, зубами грызла и рвала гипс, и однажды военврач, застав Дашу, заорал, что комиссует её за психопатство.
Всё обошлось, она осталась на службе, но локоть, который в любой момент может подвести, и его нужно уговаривать, чтоб не подвёл, время от времени напоминал ей о собственном слабодушии — как сейчас, — и она покатила ещё быстрее, чтобы в который раз доказать себе, что ей наплевать и она может не обращать на такие мелочи, как боль, никакого внимания.
Павел Лемешев по кличке Паша-Суета жил в особняке на улице Максима Горького — вроде бы исторический центр славного Тамбова, а вроде бы уже и загород. Точный адрес Даша, разумеется, знала, но ей хотелось себя проверить. Она была уверена, что дом местного авторитета узнает и без всякого адреса.
Напевая себе под нос про стальные руки-крылья и пламенный мотор, Даша катила по улице. Редкие прохожие провожали её глазами и даже восклицаниями вроде «Ты гляди, гляди!» — не все в Тамбове были в курсе столичных увлечений, и взрослая барышня на детской штуковине вызывала насмешливое недоумение. Даша понимала, что привлекает внимание, для этого всё и задумывалось.
Дома на улице Максима Горького были в основном одно- и двухэтажные, некоторые ухоженные, чистенькие, подновлённые, другие совсем запущенные, покосившиеся, как будто трухлявые. Время от времени попадались особняки в новорусском вкусе — ворота с орлами на столбах, дом непременно красного кирпича с колоннами и арками, перед домом стоянка на несколько машиномест, всё культурно. Даша особняки проезжала — не то, не то.
Наконец по правую руку начался подходящий забор — бесконечный, как Великая китайская стена, с квадратными выступами, похожими на сторожевые башни, на каждой башне камера. Ворота чугунные, литые, изнутри заделанные листовым железом, рядом калиточка с начищенной кнопкой домофона.
…Андрей Боголюбский, сынок князя Юрия Долгорукова, ушедший из Киева на Суздальские земли, умер бы от зависти, увидав такой великолепный забор — никаким докучливым татарам с ходу не взять!
Даша соскочила с самоката и стала поправлять ручки — опять заело, что ты будешь делать!..
Камеры простреливают через одну — эту сторону улицы и противоположную. Сразу за забором теремок красного кирпича, скорее всего домик охраны. Над забором торчит слуховое окно теремка, в нём — Даша ещё разок быстро взглянула, — как пить дать какая-то оптика. В глубине участка виднелась едва зазеленевшая липа, высоченная, роскошная, и на ней ещё камера. Хорошо хоть наблюдателя с биноклем не посадили!.. Впрочем, наверняка и наблюдатели есть.
Даша вскочила на самокат и проехала до конца забора, он был очень длинный и, по всей видимости, огораживал участок со всех сторон, на соседний домик выходила такая же укреплённая стена с башнями и бойницами. На перекрёстке она развернулась и покатила обратно. Возле самых ворот остановилась, извлекла из рюкзака фотоаппарат, прицелилась на забор и стала фотографировать.
…Раз, считала она про себя, два, три.
Она дошла до двадцати четырёх, когда наконец калиточка распахнулась и показалась бритая чугунная башка. Не очень-то они расторопны!..
— Девушка! — выговорила башка. — Вы зачем фотографируете? Не надо тут снимать!
— Почему? — удивилась Даша. — Может, я именно тут и хочу фотографировать!
Башка озадачилась, а потом тяжеловесно рассердилась.
— Сказано, нельзя, значит, нельзя! Давайте в другом месте фотографируйте!
— А я в этом хочу, — отозвалась Даша.
— Ты чего, слов, что ль, не понимаешь?! — окончательно рассвирепела башка. — Давай отсюда! Ну?! Или щас мыльницу твою разобью!
— А я полицию вызову!
— Да ты чё, дура, что ли?! Давай чеши отсюдова!..
…Двадцать восемь, считала Даша, начавшая заново, когда высунулась башка, двадцать девять, тридцать. Ну?! Скоро вы там проснётесь? Или хозяина дома нет?..
Охранник выбрался на тротуар, калитку за собой оставил открытой — вот какой профессиональный человек! — подскочил и рванул на себя фотоаппарат. Даша не отпустила, повалилась на него, — тот едва устоял на ногах, — и заголосила что есть мочи: