Продавщица воспряла духом. Нет, она, конечно, знает, что все мужики кобелюки и сволочи, у неё самой такой же, но этот!.. Она похлопала на него ресницами, осыпав ещё немного крупных чёрных хлопьев на щёки. В школе проходили: у всякого, мол, правила есть исключения!.. Этот как раз исключение, сразу видно — порядочный. А улыбается как, на щеке ямочка, м-м-м, так бы и укусила! И фигуристый, ни пуза, ни отвисшей задницы. И глаза весёлые. Или… невесёлые?
— Правда, возьмите йогуртовый! Свежий, утром только привезли. И низкокалорийный! Вашим девушкам понравится!
Хабаров еще раз окинул взглядом тортовое разнообразие и ткнул в самый кремовый, самый розовый, самый завитушистый.
— Вот тот возьму, как он называется?
— «Сказка», — сказала продавщица, доставая из-за стекла коробку. — В нём крема много, бисквита. Съела кусок, и сразу плюс два кило!..
— Вот чего я никогда не понимал, — сообщил Хабаров, — так это низкокалорийных тортов! Тут уж или торт, или худеть! Торт едят не для того, чтобы похудеть, а?.. Для того, чтобы похудеть, едят кабачки. Или я не прав?
— Вы, мужчины, всегда правы, — засмеялась продавщица. — Вам не объяснишь! А если и торта хочется, и худеть хочется, как быть?
Хабаров не знал ответа на этот вопрос.
С коробкой в руках он пошёл не прямо к библиотеке имени Новикова-Прибоя, а стороной, обходя небольшую соборную площадь с колокольней. Возле ограды толпились нищие и убогие, их было довольно много, как всегда в среднерусских городах. Во дворе под белой стеной стояла машина — как пить дать здешнего батюшки, — и два мотоцикла, заваленные на подножки. Мотоциклы увешаны цацками, бирюльками, хвостами, разрисованы рожами — в основном волки и драконы, всё как положено.
Хабаров остановился возле заскорузлого дедка с жёлтой бородищей и стал копаться в карманах, выуживая мелочь. Большая собака, лежавшая рядом, подняла замученную морду и с надеждой посмотрела на Хабарова.
— Как звать? — Мелочь всё никак не находилась.
— Дядь Сашей звать, дядь Сашей, — забормотал старик и стал в такт кланяться. — Дядь Саша, дядь Саша…
— А его как? — Алексей кивнул на собаку.
— Да никак, кому он нужен, звать его!.. Прибился, не прогнать его! За-ради Христа со мной просит, так и пусть просит, а то ведь гоню, не уходит, да и не мешает никому, лежит себе и лежит, не лает, не кусает, а прогоню, куда он пойдёт, я и то гоню-гоню, не идёт…
Хабаров ссыпал в стариковскую ладонь мелочь, которой оказалось довольно много. Тотчас со стороны собора подкатил бойкий желтоглазый инвалид на коляске и стал требовательно совать Хабарову сдёрнутую с головы кепку, и неопрятная краснолицая баба подбежала и заголосила:
— Подай на хлебушек, мил человек, а я за тебя помолюся, попрошу Господа, Господь меня послушает, а ты подай, подай!..
От бабы несло перегаром.
Хабаров ничего не дал, да и мелочи больше не было. Попрошайки утянулись за ограду, нисколько не огорчённые, видно, они и без него зарабатывали прилично.
— Дядь Саш, что за богомольцы на мотоциклетках приезжают? — Алексей погладил собаку по голове. Она вся напряглась и замерла.
— Да кто их разберёт, сейчас в церкву народ валом валит, просит душа-то, плачет без Господа, истомилась, видать, у народа душа без веры…
— Часто они приезжают?
— Так я за ними смотреть не поставлен, милый! — развеселился старик. — Когда приезжают, когда нет, кто разберёт, много их тут всяких.
— И вчера были?
— Вчерась не были. Вчерась какие-то на джипах заехали, много! И батюшка долго не выходил, может, вразумлял их, я сам не видал, не слыхал.
Хабаров ещё немного поизучал мотоциклы с рожами.
…Вчера в это самое время в него стреляли как раз с мотоциклов. Нужно дать задание Дашке проверить эти два — кому принадлежат, когда куплены, как давно в Тамбове катаются.
На библиотечном крыльце он уронил горшок с геранью, громко посокрушался и открыл стеклянную дверь. На этот раз в «абонементе» было тихо, Светлана Ивановна на месте отсутствовала.
— Девушки, — позвал Хабаров, — вы где?..
И прислушался.
На зов выскочила, разумеется, Галя.
— Что вы так долго, мы прямо заждались! — И покраснела, как маков цвет. — Нет, вы не подумайте, просто Юрий Григорьевич познакомиться хотел, и Настя приехала, а она до десятого не собиралась…
Тут Галя окончательно выбилась из сил, покраснела пуще прежнего, круто повернулась и исчезла.
Алексей Ильич вздохнул. Дамский угодник из него был никудышный, хотя женщинам он нравился и знал, что нравится, и умел, когда нужно, этим пользоваться.
Библиотекари сидели в закутке, отделённом перегородкой. Перегородка была оклеена картинками из календаря за 2006 год.
— Алексей Ильич, проходите, проходите! Мы только чай собираемся пить!
— А я вот тортик принёс, как обещал!
— Товарищ из Москвы, — представила его Светлана Ивановна и значительно посмотрела на остальных. — Министерство культуры прислало после наших… событий. Юрий Григорьевич, наш знаменитый земляк, писатель.
— Мурашов-Белкин. — Приподнявшись со стула, писатель потряс Хабарову руку. — Как там наше министерство? Администрируете потихоньку? Руководите культуркой?
— Я по хозяйственной части, — простодушно сказал Хабаров. — Фонды, каталоги, то-сё, пятое-двадцатое…
Незнакомая молодая женщина, расставлявшая на канцелярском столе чашки, тоже пожала ему руку, гораздо энергичней, чем писатель.
— Настенька детским абонементом заведует, — объяснила Светлана Ивановна. — В отпуске сейчас. Узнала про наши дела и вот… вернулась. Тут не то что в Москве, Алексей Ильич. У нас и горе общее, и радость общая, вместе жизнь живём, по старинке.
Хабаров, развязывая торт, мельком улыбнулся Настеньке.
Писатель выудил из портфеля плоскую бутылку с тёмной жидкостью и водрузил среди чашек.
— Помянуть Петра Сергеевича, — пояснил он, когда Светлана Ивановна закудахтала. — По русскому обычаю. А как же?..
— Вот вы там в Москве, — снова заговорил Мурашов-Белкин, когда помянули и закусили ломаной шоколадкой, — как считаете? Вы считаете, что библиотеки народу не нужны! Вы все с планшетами и девайсами и… как их? С гадами этими?
— Гаджетами, — подсказала Галя. Она отрезала здоровенный кусок торта, самый красивый, с зелёными розами, и поставила перед Хабаровым.
— Во-во-во! А книги вам ни к чему!.. До чего дошло, библиотекарей убивать стали, как в Средневековье книгочеев! Опасаются, выходит, библиотекарей-то?
— Кто опасается? — поинтересовался Хабаров, чайной ложкой подцепил розу и отправил в рот. Крем был холодный и сладкий, приятный.
— Как кто? Тот, кто народ оболванивает! Это же заговор против народа — библиотеки закрыть, книги пожечь, детей в школе физкультурным упражнениям учить, а больше ничему!