— Ты даёшь, твою мать!..
Тем не менее все её команды он выполнял. Они дошли до его мотоцикла, Алик завёл мотор, сразу оглушительно зарычавший, Даша взгромоздилась на сиденье и взяла самокат.
— Жми! — крикнула она Алику в ухо.
Тотчас же ветер ударил в лицо, её сильно качнуло, видимо, Алик-Борода завалил мотоцикл на повороте, проверяя, свалится незваная пассажирка или нет. Даша только уселась поглубже. Держаться было неудобно, тяжёлый самокат мешал, её кренило в сторону.
Двигатель взревел, наддал, они вылетели на шоссе и понеслись по осевой. Ветер бил в лицо так, что она захлёбывалась, чтобы вздохнуть, нужно было отворачивать голову от потока. И самокат, чёрт возьми!.. И раненый локоть, который в любую минуту мог подвести!..
— Долго еще?! — проорал сквозь вой мотора Алик-Борода.
— Чего?!
— Кататься долго ещё будем?!
— Мне нравится!..
Он должен делать всё, что она ему скажет!.. Пока что всё шло хорошо, и он был послушен.
Мелькнула стоянка с фурами, потом кафе с мангалом, над мангалом дым. Потом какой-то поворот.
— Давай сюда!..
Алик-Борода резко затормозил, Даша ткнулась носом в кожаную куртку с бахромой. От куртки крепко несло махоркой, машинным маслом и потом. Мотоцикл развернулся и съехал с дороги.
На обочине под голыми берёзками был врыт стол, по бокам две лавки. Вокруг, разумеется, помойка, но всё же не такая, как на берегу.
— А я бы, — заявила Даша, перенося ногу через сиденье и пристраивая к лавке свой драгоценный самокат, — всех, кто мусор под ноги швыряет, сажала бы в выгребную яму. Окурок швырнул, час сидишь, пакет — два сидишь, бутылку — три. Сортиров бы кругом наставила, чтоб было в чём сидеть-то. Сам дерьмо производишь, и потом сам же в нём отдыхаешь!
— Больно круто берёшь.
— Не люблю, когда гадят, — отрезала Даша. — А почему тебя звать Борода? У всех борода! Есть кто без бороды?
— Пацаны так называют. А чё тебе-то?
— Да мне ничё. Фантазии у вас нету.
— Всё ей не так, — удивился Алик. — В говно всех посадить, фантазии нету!.. Какое твоё дело?!
— А моё дело такое, — сказала Даша, — ты, говорят, знаешь, кто возле библиотеки ошивался, когда там директора мочканули.
— Чё-о-о?!
— Чё слышал.
Алик-Борода пришёл в такое изумление, что с размаху сел на лавку. Лавка скрипнула под ним и немного поехала в сторону.
Из-за буйной растительности на лице Даша никак не могла определить, сколько ему лет. То ли тридцать, то ли пятьдесят. Глаза голубые, водянистые, руки загрубевшие, все в шрамах и ссадинах. То ли он всё время дерётся, то ли работает с механизмами, и не слишком внимательно работает.
— Тебя Паша послал про директора библиотеки узнать?!
— Ага. Подвинься.
И Даша уселась рядом с ним. Лавка ещё немного наклонилась.
— Да ладно, не гони!
— Слышь, Борода, — произнесла Даша душевно. — Мне Паша сказал, что видел ты возле библиотеки кого-то. Давай говори, кого, и разойдёмся с Богом.
— Да на что Паше директор?!
— Он не Паше, а мне нужен. И ты не вникай, целей будешь. Ты на вопросы отвечай.
Алик вздохнул, почесал голову под банданой и сбоку посмотрел на неё.
…Ну, такая краля, прям жуть берёт и живот начинает болеть. На самокате детском рассекает!.. На тусу привалила, как будто в клуб на танцы, это ж надо!.. Про библиотекаря базарит, Паша, говорит, к тебе послал!.. А сама — прям жар-птица! Так бы и… эх!.. В животе сделалась судорога, и ниже тоже всё пришло в волнение. Что за девка такая, откуда взялась? Не разбери-поймёшь!..
— Ну чего? Вспомнил про библиотеку-то?
— Да не видал я там никого.
— Врёт, выходит, Паша-Суета?
— Да ладно, погоди. А чего ты говоришь про директора, будто мочканули его! Кому он нужен? Сам перекинулся.
— Ты тут не рассуждай, — посоветовала Даша. — Домой приедешь, там рассудишь. А сейчас рассказывай, долго ждать-то?
— Ну, крутился там мужик из ресторана. Живую музыку поёт, знаешь?
— Слыхала.
— У него тоже байк, только не такой, как мой.
— А у него какой?
— Ну, скоростной, полегче. И с нами он сроду не тусил. Так, сам по себе катался. Мы его не трогали, Паша велел не трогать.
— Только мужик из ресторана, больше ты никого не видел?
Алик-Борода опять посмотрел на неё.
— Чё ты пялишься? — спросила Даша. — Нравлюсь?
— А если нравишься, то чё?
— Я многим нравлюсь.