— Да ладно вам, Тамарочка, — потягиваясь, проговорил человек у монитора. — В следующем месяце опять позовёте! Кого ещё звать-то? Город у нас маленький, откуда гостей брать?
— Нет, нет, Богом клянусь, в последний раз!
Народ медленно расходился из студии, а Елизаветы Хвостовой всё не было.
Наконец она прибежала, запыхавшаяся и красная.
— Проводила, — выдохнула она. — Он мне до самой машины продолжал рассказывать!
И захохотала. Тамара Павловна захохотала вместе с ней, и Макс заулыбался.
— Главное, спрашивает: я хорошо выглядел? А сняли красиво? — И опять захохотала. — У меня, говорит, левый профиль рабочий, а правый нерабочий! У него! Профиль!.. Можно я пойду, Тамара Павловна? А то меня вот… Максим… ждёт.
— А вы знаете, откуда это пошло — рабочая сторона, нерабочая сторона? — спросил Макс, когда они выбрались на весеннюю улицу. — Этот ваш гость сказал — профиль.
— Нет, откуда?
— Когда кинематограф только начинался, очень сложным делом было поставить свет в студии так, чтобы не было теней. Никто не умел этого делать!.. И лампы были несовершенные, и плёнка, и киноаппараты. Человек в кадре мог стоять только определённым образом, ну, я не знаю, так, чтобы тень от его носа не падала на лицо партнёра! Вот это и называлось — рабочая сторона. Снимают только с этой стороны!
Елизавета слушала с большим интересом.
— По-моему, первых артистов так и гримировали, только пол-лица, которые предполагалось снимать. Но тут я не уверен. Куда мы пойдём?
— А куда мы пойдём?
— Туда, где красиво. Где у вас красиво? В городском саду? На центральной площади?
Елизавета Хвостова немного подумала.
— Пойдёмте к театру. Там есть чудный сквер, можно посидеть на лавочке. И сам театр мне нравится! Вообще мне кажется, у нас везде замечательно. Вы не смейтесь — мне так кажется, и всё тут!.. Я в Москве училась, в университете, мне там тоже нравилось, но домой хотелось страшно! У нас и зимой хорошо, и летом. А когда сады цветут!.. У родителей яблоневый сад, самый настоящий.
Теперь Макс слушал с большим интересом.
Он слушал и раздумывал, взять её за руку или не брать. И волновался от своих раздумий.
— Не просто пять деревьев, а именно сад. Тут в Тамбове всегда было принято иметь сады. Потому что всё растёт, что ни посади!..
— Антоновка? — спросил Макс, вспомнив, что он на службе. — Я знаю, покойный директор библиотеки занимался прививками, хотел возродить антоновку.
— Да, да, — подхватила Елизавета. — Он мне рассказывал и показывал даже!
— Вы были у него дома?
— Ну-у, нет, конечно. Но я в библиотеку часто хожу, и с Петром Сергеевичем мы дружили. То есть он со мной дружил, конечно! У него книг полно было именно про сорта яблок, и так интересно написано. И веточку он мне показывал, как прививать. Это непростое дело.
— Сейчас не модно ходить в библиотеки, — сказал Макс. — Сейчас модно ходить в антикафе. А в Тамбове библиотека популярное место, удивительное дело!..
— У нас книжные магазины не очень, — пояснила Елизавета. — И в последнее время так дорого книжки покупать!.. А читать хочется. Я без книги жить не могу, нет, не в том смысле, что сразу умираю, просто мне неинтересно. Книга… как человек, понимаете? Бывает друг, бывает враг. Бывает пустомеля.
— Пустомеля, — повторил Макс и взял Елизавету за руку.
Рука была тонкая и крепкая, в замшевой перчатке.
— В библиотеку много народу ходит! Мы с Никитой то и дело встречаемся, он в нашей школе учился, а сейчас работает в гостинице «Тамбов-Палас». Такое шикарное место!
— Я знаю.
— Вы там остановились?
Макс покачал головой.
— Я всегда звонила, на месте Пётр Сергеевич или нет, чтоб его застать. С ним было интересно!.. Он мне вашу книжку не дал! — Тут Елизавета улыбнулась. — Очень важно, когда есть человек, который посоветует, что почитать. И что читать не нужно!
— Я раздумываю, не обидеться ли мне.
— Да не-ет! — Она слегка покраснела и принялась всерьёз объяснять: — Когда в нужный момент читаешь нужную книгу, жизнь меняется к лучшему. А бывает всё наоборот: книга тебе не подходит, и ты книге не подходишь, ну, ничего у вас не совпадает! Получается ерунда, кажется, что книга плохая или слишком скучная, а ты просто до неё не дорос.
— Или перерос, — подсказал Макс.
— Конечно! — согласилась Елизавета. — В нашей библиотеке есть тётеньки, которые одни любовные романы читают, и Пётр Сергеевич над ними никогда не смеялся!.. Он всегда говорил: пусть что угодно читают, лишь бы читали! Так постепенно и привыкнут читать. А это очень важно — привычка к чтению.
Некоторе время они шли молча. Макс держал её за руку.
— Я несколько раз встречала в библиотеке одну такую расфуфыренную, — и Елизавета показала, какую именно. — Очень смешная, всё время в леопарде.
— Как?!
— Ну, наряды у неё такие, как леопард, пятнистые, это когда-то считалось модным. Она Петру Сергеевичу прямо с порога говорила: я за новой порцией! И ей выносили пять любовных романов. Там на обложке всегда корсар обнимает полуголую пастушку.
— Пастушку? — переспросил Макс.
— И девица в леопарде рассматривала обложки и говорила, что нарисовано прям с неё, и написано тоже о ней! — Елизавета засмеялась. — Пётр Сергеевич всегда с ней так уважительно разговаривал и всё о любовных романах! Он даже жалел её, говорил, что она ни в чём не виновата, а виноваты девяностые годы, переводная макулатура и школьная программа по литературе, Пётр Сергеевич считал, что она чудовищна! А потом оказалось, что леопардовая — подружка какого-то бандита, и я подумала: может, Пётр Сергеевич из-за бандита так вежливо с ней разговаривал? И вы знаете, — Елизавета посмотрела на Макса, — теперь мне стыдно.
— Ваш Пётр Сергеевич был большой оригинал, — пробормотал Макс. — И, должно быть, просветитель! Никогда не слышал, чтоб подружки бандитов ходили в библиотеку, хоть бы и за любовными романами!
— А вы многих знаете? Подружек?
Макс улыбнулся:
— Как вам сказать…
— Ну, эта, видимо, какая-то особенная. На мотоцикле катается. Однажды мимо меня пролетела, напугала до смерти! Они так ездят страшно, эти мотоциклисты!
Макс посмотрел на безмятежную Елизавету.
…Нужно быть аккуратным и хладнокровным. Ты ничего о ней не знаешь, и ты на службе! С каких пор тебе нужно об этом напоминать? С сегодняшнего утра?!