Севастополь. Военно-морской госпиталь.
— Тут такое дело, Юль… Я её нашёл, там в Москве… Мы приехали сюда вместе…
— И брат твой здесь тоже?
— Да. Только теперь, как видишь, мы с ним уже совсем не похожи…
— Ничего… До свадьбы заживёт. И где теперь эта девочка.
— Аня упала со скалы и сейчас лежит в этом госпитале. Она в коме…
— А я видела её… Симпатичная…
— Что с ней? Как она?
— С ней почти всё в порядке. Лежит твоя спящая царевна, спит… На, держи! Покури и успокойся. — она протянула мне сигарету.
— Я бросил…
— И правильно сделал.
Юля закурила новую сигарету…
— Я хочу её увидеть! Но мне сказали, что нельзя… А я не могу вот так сидеть и не иметь возможности увидеть её.
— Думаешь, что ты как принц из сказки, придёшь, поцелуешь спящую царевну и она проснётся?
— Нет. В сказки я давно уже не верю… Но я слышал, что человек в коме, всё чувствует. Если она почувствует, что я рядом, ей станет легче.
— Ты в этом уверен?
— Да. К тому же надо торопиться.
— Куда торопиться?
— Она уже второй день без сознания. Чем дольше она будет в коме, тем труднее будет до неё докричаться.
— Ты, что? Кричать собрался в реанимационном отделении?
— Ни в коем случае. Это образное выражение. Я просто возьму её за руку и буду с ней разговаривать. Тихо, в полголоса. Но она меня всё равно услышит. Я ей нужен.
— Странный ты парень… Ладно. Посиди здесь. Я скоро вернусь…
Юля ушла… А я сидел и думал? Что я тут только что ей наговорил? И ведь где-то в глубине души я был уверен на все сто во всём. Я сам поверил своим словам. И теперь, если это у меня не получится, то я могу разочароваться вообще во всём. Ну не может такого быть, чтобы всё оказалось не так… Я не просто в это верю. Я где-то когда-то про это читал или просто слышал от других людей. Многие из них имели непосредственное отношение к медицине.
Но самое главное — это вера. Вера в себя. Вера в то, что всё у меня получится…
Севастополь. Военно-морской госпиталь.
Ждать пришлось довольно долго. Я уж подумал было, что эта московская медсестра Юля в Севастопольском госпитале мне просто напросто привиделась… Ведь не бывает же таких совершенно случайных совпадений. Я даже попытался пощупать голову… Вдруг я не только руку сломал, но и головой где-нибудь ударился, и просто не помню этот эпизод. Но обошлось… В смысле, она всё-таки пришла…
— Везёт тебе, Сашка!
— Да, уж… — поднял я вверх загипсованную руку. — Везёт, как утопленнику.
— Не прибедняйся! Другие люди погибли там, где ты руку только сломал.
— Ну… Это да. — Примерно через час ты сможешь увидеть свою спящую царевну… Но на долго не рассчитывай. Минут пять, не больше…
— Юля! Ты просто волшебница!
— Я не волшебник, я только учусь… Я всего лишь поговорила с медсестрой из реанимации. Она сама меня попросила подменить её, пока та сбегает домой. Живёт недалеко…
Я так понял, что это наука психология помогает Юле находить с людьми общий язык. А те уж сами потом делают так, к чему их «подводит» психолог.
Таким даром обычно мошенники и аферисты обладают. Люди потом глазами хлопают и понимают, что сами добровольно отдали все свои деньги злодею, да ещё и благодарили при этом.
Короче… Юлия наказала мне подойти к реанимации примерно через час, не раньше…
Я снова в палате… Часов нет. Как мне считать высчитывать этот час… Время — это такая относительная вещь… Когда сидишь на скучной лекции в институте, и чтобы не заснуть, пытаешься считать секунды до окончания пары, то получается, что в минуте бывает примерно от семидесяти до ста секунд… А когда спешишь на встречу с любимой и опаздываешь, то всегда в минуте секунд получается меньше пятидесяти… И ты умудряешься придти на свидание раньше, чем надо… Парадокс…
Чуть не спалился… Причём дважды. В первый раз, когда почти нарвался на нашу дежурную медсестру, а второй раз, когда подходил к реанимации… Похоже, что это выходила та, кого должна была сменить Юля. Хорошо ещё, что она спешила домой и не обратила никакого внимания на блуждающую по больничным коридорам мою тень.
Когда передо мной распахнулась окрашенная вместе со стеклом белая дверь реанимационного отделения, моё сердце заколотилось сильнее. Казалось, что сейчас я разбужу всех больных всего лишь стуком своего сердца.
— Заходи! Только тихо, как мышка! — почти шёпотом позвала меня Юлия.
Я не заставил себя долго ждать, и тихо просочился в раскрытую дверь. В реанимации сильнее пахло больницей, чем на остальной территории госпиталя. Я шёл вслед за медсестрой по коридору, а за дверями, мимо которых я проходил было очень-очень тихо. Наконец мы остановились возле одной из них… Юля потянула дверь на себя, а моё сердце уже готово было выскочить из груди…
Со стороны казалось, что Аня просто спит. Но лицо её было белое, как простыня, которой она была накрыта. Я знал, что бесполезно тормошить находящегося в коме больного. Это не поможет вернуть его из царства Морфея. Поэтому сказка о мёртвой царевне и королевиче, который разбудил её поцелуем — это всего лишь сказка.
Я взял девочку за руку. Её ладонь показалась мне немного холодной…
— Привет! Как ты тут без меня?
Я знал, что она меня сейчас не услышит. Но решил просто поговорить с ней. Я ведь так давно с ней не разговаривал. Сколько уже? Два дня? Или уже три? Кажется, что прошла уже целая вечность. Столько всего произошло за это время? Уму непостижимо. И это всё в моей жизни произошло без неё. И всё это время она провела без меня…
— Зачем ты пошла без нас на тот пляж? Дождалась хотя бы Лёшку… Он раньше нас вернулся в тот день… Спрашиваешь, где были я и Маринка? Заблудились в горах и ночевали в какой-то пещере. Могу даже честно признаться тебе, как на духу… Да… Мы даже спали с ней вместе… Ревнуешь? Зря… Я тебя люблю. Потому и берегу… А она… Она просто девушка моего брата… И у неё низкие моральные принципы… Так что это, как спорт, а вовсе не любовь…
Юля пыталась прислушиваться, но я говорил очень тихо, всё время поглаживая холодную ладонь спящей девочки…
— Ты, конечно, не виновата, что так всё произошло, но после твоего падения всё пошло не по плану… Мы же хотели просто тихо-мирно отдохнуть на море перед началом нового учебного года. А теперь вот снова больница. И теперь уже гипс у меня на руке, а не у тебя. Но и ты тоже лежишь тут, в госпитале, и делаешь вид, что спишь… Не пора ли тебе проснуться, моя принцесса?
Не знаю, показалось мне или нет, но рука Анюты стала немного теплее.
Наверное, показалось. Или просто её маленькая ладошка стала теплее от тепла моих рук.
— Ты всё время переживала, что я могу куда-то пропасть из твоей жизни… А выходит, что это ты решила нас оставить… Как ты могла? Мне же трудно без тебя. Я постоянно думаю о тебе и очень переживаю. Я ещё никогда не чувствовал такого одиночества души… Несмотря на то, что в моей жизни есть брат Лёшка и даже его вздорная подруга Маринка… Но без тебя — я одинок. Сам не понимаю, как так произошло. Ведь ты в моей жизни появилась настолько случайно, что я и не ожидал даже… А теперь… Сижу вот и держу твою холодную руку.
Чёрт возьми! У меня уже скоро глюки начнутся… Вот снова показалось, что рука Ани шевельнулась. Я посмотрел налицо спящей девочки. Оно было спокойным и безмятежным…
— Саша! Пора уже уходить…
— Да, да… Я сейчас. Одну минуточку…
Я смотрю на Анюту. Почему-то мне всё время кажется, что вот прямо сейчас она откроет глаза, увидит меня и улыбнётся. У неё очаровательная искренняя улыбка.
Почему-то глупые американцы считают нас угрюмыми и неулыбчивыми людьми. Зато сами они скалятся направо и налево по поводу и без, демонстрируя всем окружающим успехи своих стоматологов.
Мы тоже умеем улыбаться. Улыбаться искренне и от души. И даже смеяться, если шутка смешная, а не там, где в сериале звучит закадровый смех, подсказывая в каком месте должно быть смешно. А ещё мы понимаем тонкий юмор, недоступный большинству цивилизованных западных умников… Для них комедия — это когда один клоун бьёт другого по морде или пинает ногой. А смешно — это когда показали голую задницу, сняв штаны прилюдно.
Нет. Похоже, что мне не скоро доведётся увидеть её улыбку. Спит девочка… Интересно, какие сны она видит сейчас? Есть ли я в её сне?
Пора уходить… Юля просила, чтобы я ненадолго… А я уже задержался тут.
Я поднялся с краешка кровати, где сидел всё это время. Бросил взгляд на Аню. И вышел из палаты…
Юля прикрыла дверь и повела меня к выходу.
— Можно я потом ещё зайду к ней?
— Не знаю. Сегодня вот получилось поменяться, а завтра ночью, что будет… Кто же знает…
— А где я тебя смогу найти завтра ночью?
— Ищи меня там же! Я всё никак не могу бросить эту вредную привычку.
— Спасибо тебе!
— Не за что… Ты забавный парень. С тобой интересно. Если был бы ты постарше… Или если я была бы помоложе…
— К сожалению или к счастью, но история не знает слово «Если»…
— Хорошо сказал…
— Это не я. Это кто-то из более умных…
— Да знаю я. Слова приписываю Карлу Хампе. Это немецкий историк. Только его точная цитата звучит чуть по-другому: «История не терпит сослагательного наклонения.»
— А есть разница?
— Да, нет, наверное…
Я рассмеялся.
— Ты чего?
— Иностранец никогда не поймёт русскую девушку…
— Почему? — удивилась Юля.
— Потому что у него взорвётся мозг, когда на простой вопрос: «Будешь ли ты кофе?», она ответит ему: «Да, нет, наверное…»
После небольшой паузы, Юля задорно засмеялась… Но быстро закрыла рот ладошкой. Громко смеяться в реанимации просто неприлично…
— Иди уже к себе! Шутник!..
Вернувшись к себе в палату, я заснул, вполне счастливый и довольный. Так что разбудить меня смогли только к завтраку…
Севастополь. Военно-морской госпиталь.
На завтрак я даже не хотел подниматься, но порядок есть порядок. Особенно в военном госпитале.
Невкусная каша и несладкий тёплый чай. А ещё один невыспавшийся мальчик. Вот и полная картина безрадостного утра.
Я хотел было после завтрака вздремнуть ещё, чтобы догнать количество недоспанных часов для нормы. Но больничный распорядок и тут меня нагнал, и погнал на перевязку. Моя левая рука уже местами начала покрываться корочками, но ещё много чего было красным и воспалённым. Меня снова намазали мазью и забинтовали. Радовало одно, что с каждым разом повязка на левой руке становилась всё меньше, Я уже мог использовать не только пальцы, но и всю левую ладонь.
А теперь можно и вздремнуть… Я давно уже привык спать в любой обстановке. Могу спать при свете, при громкой музыке, в машине, в поезде, в самолёте…
Но очень трудно заснуть, когда к тебе в палату вваливается майор особого отдела, Игорь Анатольевич Васин, собственной персоной.
— Ну, привет тебе, герой!
— Здравия желаю, товарищ майор!
— Откуда ты знаешь?
— Вы же сами говорили, что Вам пообещали майора после ликвидации банды. Ну, вот я и предположил, что уже дали.
— Дали… Как бы обратно не забрали, после ваших южных приключений…
— А мы-то тут при чём?
— Да. Вы с братом, как всегда ни при чём. Только вокруг вас всё время что-то стреляет и взрывается…
— Но мы же не виноваты, что так происходит…
— Ну, да, конечно… Беса только жалко. Хороший был специалист своего дела. Своеобразный, правда, человечек… был.
— Можно мне Аню иногда посещать?
— Зачем?
— Я с ней буду разговаривать. Где-то читал, что если человек в коме, то он всё равно всё слышит и чувствует.
— Ладно. Спрошу у врачей. Тут другое дело… Елена Николаевна со мною вместе прилетела… И, знаешь… Она почему-то решила, что это ты во всём виноват. Говорит, что видеть тебя не хочет, и чтобы ты и близко больше к её дочери не подходил никогда.
— Игорь Анатольевич! Объясните ей, пожалуйста, что меня-то как раз и не было тогда рядом с ней, когда она упала. Был бы я рядом, с ней бы такого не произошло. А потом, Вы же уже знаете, что эта Жанна Хмара подстроила ловушку не для Ани.
— Доложили уже и об этом. Тут вообще у тебя накладка вышла…
— Какая накладка?
— Не надо было трогать эту Хмару…
— Почему? Поясните!
— Всё равно бы дело замяли…
— Даже если она кого-нибудь убила бы?
— Может быть и так… Я же тебе говорил, что на базе отдыхают дети наших сотрудников. А подполковник Хмара — это начальник нашего Львовского особого отдела… И сейчас он очень зол, что его любимая дочка в машине сгорела… Не знаю только, он в курсе уже или нет, что его дочку подозревают в совершении уголовного преступления. И именно поэтому она оказалась в той самой машине, в которой и сгорела.
— И что мне теперь делать?
— Лечись, Саша! Лечись!
— А как же Аня?
— Я попробую поговорить с Леной. Постараюсь объяснить ей, что ты тут ни при чём. Но вот поверит ли она или нет… Этого я тебе пообещать не смогу. Женщины — это всегда большая загадка.
Кому ты это объясняешь, мальчик? На своём веку в своём прошлом будущем, я каких только женщин не встречал… Но в одном ты прав. Если женщине что-то в голову втемяшится, то хрен ты её когда переубедишь в обратном…
А то, что он маму Ани уже Леной называет — это неплохой звоночек о том, что он зря время не терял и мамашу охмурял…
Но как же мне убедить Елену Николаевну, что во-первых не по моей вине Аня пострадала, а во-вторых со мною рядом ей будет безопаснее…
Севастополь. Военно-морской госпиталь.
Неожиданно, сразу после обеда, ко мне пришли новые посетители. Один из них был капитан Журов, а другой, постарше, мне был и вовсе не знаком.
На голове у капитана красовалась повязка, на лице свежая ссадина, и он был похож на партизана после боя с фашистами. Но глазки у него подозрительно бегали… Создавалось ощущение, что он тщательно избегал любой возможности посмотреть мне прямо в глаза.
Второй человек мне кого-то напоминал… Мордатый здоровенный мужик, явно из деревенских. Ладонь, как лопата. Такой ладошкой, если лицо накрыть, то ушей уже видно не будет. Но глаза такие маленькие, как у свиньи… Неужели это и есть тот самый Хмара, отец Жанны.
Тогда возникает вопрос: Чего им от меня надо?
— Здравствуй, Саша! — издалека начал разговор Журов.
— Здравия желаю, товарищ капитан! Как здоровье?
— Д-да… Спасибо! Уже всё хорошо.
— Портфель с документами не сильно обгорел тогда?
— Н-нет…
Блин… Чего он так заикается? Он что боится этого Хмары? И чего он пришёл тогда ко мне?
— А Вы с майором Васиным разминулись? Он ко мне перед обедом заходил. Я ему уже всё рассказал. Или ещё что-то надо дополнить?
После моих слов капитан вообще как-то сник. А у мордатого рожа стала красной, как свёкла.
— А что ты ему рассказал? — грубым голосом спросил он меня.
— Всё как было, так и рассказал, от начала и до конца. А Вы, простите, кто такой? Я Вас не знаю.
— Это неважно. Теперь ты должен рассказать всё ещё раз под протокол…
— Это невозможно.
— Что?
— Поскольку мне ещё только тринадцать лет, то допрашивать меня можно только в присутствии родителей или опекунов. Я думаю Вам лучше обратиться к майору Васину или напрямую к полковнику Авдееву. Иначе любые показания полученные от меня не будут иметь в суде никакой силы.
На красном лице мордатого уже можно было печь пирожки и кипятить чай. Кажется, сейчас меня будут бить прямо тут в этой госпитальной палате.