Возможно, Храмову следовало бы не в национал-демократы, а в либертарианцы записаться. А я-то еще гадал, что значили его таинственные слова: «Мы либеральнее патентованных „либералов“»… Потуги Храмова оправдать и реабилитировать либерализм в России, чем он усиленно занимался не только в брошюре, но и в статье «Национализм и модернизация. Теория и перспективы либерального национализма» (ВН № 2, 2010), напоминают старания Баркашева по отмыванию свастики: демагогия чистой воды. Везет же нам!
Вторичная раса «метисов» к этому времени уже сложилась. Симон Боливар в 1819 г. высказался с острым пониманием этого собственного единства и своеобразия: «Следует вспомнить, что наш народ не является ни европейским, ни североамериканским, он скорее являет собой смешение африканцев и американцев, нежели потомство европейцев… Невозможно с точностью указать, к какой семье человеческой мы принадлежим. Большая часть индейского населения уничтожена, европейцы смешались с американцами, а последние — с индейцами и европейцами. Рожденные в лоне одной матери, но разные по крови и происхождению, наши отцы — иностранцы, люди с разным цветом кожи».
Испании, занятой войсками Наполеона, было в тот момент совсем не до колоний, и она не вмешивалась в их раздел.
Эти законы хорошо описаны этологами. См., например, в кн.: Дольник В. Р. Непослушное дитя биосферы (любое издание).
Из чтения своего кумира Бенедикта Андерсона Храмов мог бы почерпнуть и такой поучительный пример, как попытка переформатировать Австро-Венгерскую империю (чтобы спасти ее, продлить ей существование хотя бы в превращенном виде) в федерацию: Соединенные штаты Великоавстрии (СШВА). Но из этой затеи вышел пшик: национальные элиты, вызрев и дозрев до той стадии, когда могли взять управление на себя, разорвали страну без сомнений и жалости, действуя все по тому же Первому закону элит. Хороший урок для нас, если уж мы так глупы, что не способны учиться на собственном горьком опыте. Вообще, наличие нескольких государств, где большинство состоит из говорящих на немецком языке этнических немцев (Германия, Австрия, Швейцария), предупреждает нас о том, что может постичь единую нацию. Для нас, русских, сегодня аналогом является отпадение Белоруссии (отчасти и Украины, и Казахстана). А что будет завтра?
Точно так же раздробленная на феоды и провинции Франция не смогла противостоять поначалу экспансии более централизованной Англии, а раздробленная на княжества Германия на тридцать лет превратилась в «территорию охоты» для итальянцев, испанцев, французов, шведов и пр., грабивших, убивавших, насиловавших, терзавших…
Отравлена была чересчур самовластная Елена Глинская, но не ее сын, будущий царь Иван Грозный.
Кстати, единство Германии было обеспечено также не без военных успехов Пруссии, добившейся своей гегемонии среди немецких княжеств как дипломатией, так и вооруженной рукой. Я должен здесь напомнить, что обе главные европейские континентальные державы — Германия и Франция — сполна познали прелести «федерализма» (читай: феодальной раздробленности бывшей Империи Карла Великого, первоначально поделенной его тремя внуками, но продолжавшей делиться и впредь), за которые заплатили: Франция — Столетней войной, а Германия — Тридцатилетней. Тридцатилетняя война — прямое и очень убедительное следствие федерализации Священной Римской Империи, неуклонно набиравшей силу с конца XV века. Немецкие князья возжаждали полной самостоятельности и самовластия — вот и добились этого по Вестфальскому миру: Quius regio eius religio. Но добились через море крови и фактический автогеноцид немецкой нации. Последствия этих войн приходилось преодолевать еще столетия, Франции вплоть до возмужания Людовика XIV, а Германии вплоть до Бисмарка и Вильгельма I.
Конечно, приходилось в чем-то идти на компромисс, давая, например, штатам определенную свободу рук, в том числе в законодательной сфере, но такова была разумная плата за соединение, так выражался баланс сил того времени. Впрочем, идея единства и общей управляемости из центра все равно превалировала. За что и с какой стати должны идти на такие уступки и жертвы мы, русские?