С начала 1989 года В.И. Кочемасов стал настаивать на том, чтобы М.С. Горбачев приехал в Берлин для участия в торжествах по случаю 40-летия ГДР. Юбилеи восточногерманской республики обладали значением, несравнимым с годовщинами любой другой социалистической страны. Никто не мог поставить под вопрос существование Польши, Венгрии, Болгарии в случае смены в них общественного строя. Однако для ГДР смена строя, на которой настаивала оппозиция, немедленно вызвала бы сомнения относительно смысла дальнейшего отдельного существования республики. Гарантом самостоятельности ГДР был и оставался Советский Союз. Отсутствие лидера СССР на юбилее республики было бы сразу же истолковано как отказ поддержать ГДР. Приезд Горбачева – этот, казалось бы, совершенно понятный и необходимый жест солидарности СССР с его важнейшим союзником в Центральной Европе – потребовал тем не менее многих усилий со стороны посла и посольства. В конце июля Кочемасов смог информировать нас, что визит генерального секретаря ЦК КПСС в Берлин, предположительно, состоится, но только 16 сентября он сообщил: «Вопрос о визите М.С. Горбачева решен окончательно. Из Москвы просят материалы к визиту».
20 сентября побывавший в Москве посол был принят Горбачевым. По возвращении Кочемасов передал слова генсека: «ГДР сейчас для нас настолько важная страна, что ни при каких обстоятельствах нельзя позволить, чтобы ее расшатали». Посол добавил: «В Москве большое беспокойство по поводу обстановки в ГДР. Одна забота – удержать ГДР». В преддверии визита посольство постоянно информировало Центр о том, как развиваются события в республике. О тональности наших сообщений дают представление сообщения посла на утренних совещаниях дипсостава.
3 октября он говорил: «Оценка обстановки с беженцами [тревожная] – ошибка друзей в том, что они затянули принятие решения. […] Друзья несут существенные потери экономически и политически. Прогноз: за год будет более 100 тысяч «выездников». Их состав: молодежь (до 40 лет), рабочие, инженерно-технический состав. До возведения Берлинской стены уходило ежегодно 160 тысяч человек. Налицо нажим психологического порядка со стороны западных СМИ. Способны ли друзья выработать концепцию преодоления создавшегося положения?» 5 октября, то есть накануне приезда Горбачева: «Положение в республике – общество в состоянии напряженного ожидания. […] Есть подготовка к эксцессам в Берлине, в том числе у Бранденбургских ворот. Предсказать что-либо трудно. При политбюро ЦК СЕПГ действует штаб по поддержанию общественного порядка в республике. Подобного не было с 1953 года».
В ночь на 5 октября мне позвонил заместитель заведующего отделом международных связей ЦК СЕПГ Бруно Малов, входивший во «внутреннюю оппозицию», и попросил срочно передать в международный отдел ЦК КПСС для В.М. Фалина следующую информацию: «Советская делегация на 40-летии ГДР должна знать: ситуация здесь приобретает чрезвычайный характер. После того, как весь мир оповестили о согласии на выезд 10 тысяч граждан ГДР из Праги в ФРГ, Э. Хонеккер взял свое решение обратно. Сейчас идет экстренное заседание политбюро. Чехи боятся, что у них будут события типа пекинских. Важно учитывать: руководство [ГДР] недееспособно. Это происходит в момент, когда чрезвычайная обстановка требует чрезвычайных мер. Желательно, чтобы речь М.С. Горбачева [на торжественном заседании в Берлине] содержала развернутый тезис о том, что немецкие товарищи могут положиться на КПСС, на СССР. Это поможет тем здесь, кто еще колеблется. Изложенные выше оценки – это не отсебятина. Но никто не решается дать сигнал к действию». Я немедленно передал сообщение Малова по нашей закрытой телефонной линии ВЧ в Москву ночному дежурному международного отдела. Наутро выяснилось, что Хонеккера удалось-таки уговорить не менять решения о «выездниках» из Праги. Однако остальные проблемы не только остались, но и обострялись с каждым часом.
С учетом ежедневных информационных сообщений в Центр о развитии ситуации в ГДР (в Москву независимо от посольства шла также информация из представительства КГБ СССР при МГБ ГДР) поражает, насколько приблизительно представлял себе Горбачев остроту кризисного положения в стране, в которую он приехал. Отчасти это объясняется тем обстоятельством, что его окружение тщательно фильтровало поступающую информацию. Именно так следует, видимо, понимать следующий пассаж из мемуаров Горбачева: «Первого октября через Раису Максимовну работники Советского фонда культуры, только что вернувшиеся из ГДР, передали мне информацию о беседе в Культурбунде, вызвавшей у них большое беспокойство. Их собеседники из ГДР охарактеризовали сложившуюся в стране политическую ситуацию как «без пяти минут двенадцать». В обществе назрел политический кризис, население выражает недовольство. Представители интеллигенции выходят из СЕПГ. Обращение Культурбунда к руководству с выражением озабоченности происходящим остаются без ответа. Люди ждут, что во время празднования 40-летия будет открыто заявлено о существовании острых проблем в развитии общества и необходимости публичной дискуссии в стране. Если этого не произойдет, Культурбунд сразу после праздников намерен обсудить положение в стране и принять критическое публичное обращение к властям ГДР. Зная об авторитетности Культурбунда, я с большим вниманием отнесся к этой информации»[70]. Разумеется, Горбачев был волен считать свое посольство в ГДР и свою разведку менее авторитетными источниками информации, чем Культурбунд, но и сведения, полученные им от Культурбунда, никак не сказались на его поведении во время визита в Берлин.
Это и понятно, поскольку высокий гость был занят не поисками средств и путей поддержать союзника, переживающего опаснейший кризис, а желанием поскорей «отбыть номер». Горбачев вообще охотно не поехал бы на празднества 40-й годовщины ГДР, но отказаться оказалось невозможным. 5 октября его советник по внешней политике А.С. Черняев записал в своем дневнике: «М.С. [Горбачев] завтра летит в ГДР, на 40-летие. Очень ему не хочется. Два раза звонил сегодня: вылизал, говорит, текст (выступления) до буквы – в микроскоп ведь будут смотреть… В поддержку Хонеккера не скажу ни слова. Республику и революцию поддержу». Это происходило в момент, когда тот же Черняев констатировал: «Вся западная пресса полна статьями о воссоединении Германии»[71].
В ходе поездки в Берлин Горбачев воздержался от того, чтобы публично выразить безусловную поддержку ГДР. Уникальную возможность напрямую обратиться к гражданам ГДР в связи с 40-летием республики советский руководитель использовал не самым лучшим образом. В речи на торжественном собрании вечером 6 октября 1989 года в Берлине он совсем некстати процитировал часть стихотворения Ф.И. Тютчева, написанного в 1870 году под впечатлением победы Пруссии над Францией и подготовки первого объединения Германии:
Отсылка к известной формуле Отто фон Бисмарка, добившегося первого объединения Германии именно «железом и кровью», оставляла странное впечатление. Как будто Горбачев приглашал немцев к объединению их государств, но на этот раз без применения военных средств. К концу XX века, однако, экономические и политические методы воздействия вполне сравнялись по своей эффективности со столкновениями армий прошлых эпох. Если верить заключительному замечанию Горбачева в беседе с Кочемасовым перед возвращением в Москву относительно отрицательной реакции советского народа на возможную «утрату ГДР», такая перспектива его не устраивала. Генсек заявил тогда: «Народ нам не простит, если мы потеряем ГДР». Получается, что тютчевская цитата была очередной несуразицей в речах верховного вождя перестройки. Но кто может наверняка утверждать это?
В памяти у немцев от последнего визита Горбачева в ГДР осталось его высказывание на незапланированной встрече с группой журналистов днем 7 октября: «Когда мы опаздываем, жизнь нас наказывает»[73]. Эта в общем бесспорная сентенция, которую можно считать парафразой меткого народного словца «Кто не успел, тот опоздал», была воспринята в ФРГ как директива, как руководство к молниеносному действию[74]. Во время беседы с членами политбюро ЦК СЕПГ 7 октября Горбачев выразил мнение, что в ГДР будет легче начать перестройку, чем это было в СССР: «У вас нет такой напряженности в социально-экономической сфере[75]. Но принять решение о политических переменах – это тоже очень нелегкое дело. Вас ожидают времена, которые потребуют мужественных решений». Далее он повторил употребленную в разговоре с журналистами накануне формулу относительно «наказующего времени».
На пути в аэропорт вечером 7 октября 1989 года Горбачев счастливо избежал встречи с антиправительственными демонстрациями. Однако тот факт, что люди вышли на улицы в переполненном полицией и сотрудниками МГБ Берлине, показал, что кризис приобретает необратимый характер. После визита Горбачева в Берлин руки у посольства оставались связанными – перед отлетом генсек передал через Кочемасова указание: не надо подталкивать друзей; они сами за все отвечают; пусть обсуждают и решают.
В итоге приезд чрезвычайно популярного среди населения ГДР Горбачева не стал вкладом в стабилизацию обстановки в республике. На утреннем совещании дипсостава 9 октября посол констатировал: «Положение серьезное и продолжает ухудшаться. [Происходит] политизация оппозиционных выступлений. Друзья очень обеспокоены. В Дрездене [было] 4 тысячи манифестантов. У них [преобладало] агрессивное поведение. Понадобилось 7 батальонов внутренних войск, чтобы успокоить толпу. В Плауэне, Карл-Маркс-штадте начиналось с малого, а потом собрались огромные толпы. [Налицо] тенденция к консолидации оппозиционных групп. Набирает силу «Новый форум». Лозунги «Горби, Горби!» имеют двоякое значение. В ГДР самая серьезная обстановка с 1953 года». Отличительной особенностью этого совещания было то, что после сообщения посла слово неожиданно взял 1-й секретарь О.В. Юрыгин, заявивший: «Для СЕПГ поезд ушел. Ей придется делиться властью. Нам надо находить возможность выхода на людей, близких к новым оппозиционным структурам». Дискуссии не последовало. Присутствовавшие были несколько ошарашены непривычной прямотой этого заявления, но, по существу, согласны с высказанной точкой зрения. Посол тогда не стал возражать, но 11 октября последовало его указание: «Советов друзьям не давать. Слушать, но не комментировать. Жен в магазины [в городе] не пускать. Мы не вмешиваемся. Надо присмотреться к оппозиционным силам, знать точно расстановку сил. Нужно быть абсолютно точными в отображении и анализе положения. Никаких непроверенных фактов в Москву не сообщать». Правда, осталось неясным, каким образом можно «присматриваться» к оппозиционным силам, если ограничивались контакты даже с СЕПГ.
«Понедельничная» демонстрация в Лейпциге, состоявшаяся 9 октября, показала тщетность надежд на то, что обстановка успокоится «сама собой». Вечером на улицы Лейпцига вышли 70 000 человек. Ставший впоследствии премьер-министром Бранденбурга социал-демократ Матиас Платцек (в 1989 году он был одним из руководителей экологического движения «зеленых» в ГДР) вспоминал уже в наши дни: «Перелом в ситуации произошел не 9 ноября, а 9 октября. Именно тогда всем стало ясно, что народное движение остановить нельзя». В то же время Платцек подчеркивал, что он и его «зеленые» коллеги добивались не ликвидации ГДР, а ее преобразования в духе «социализма с западными деньгами». По оценке Платцека, лишь митинг с участием Гельмута Коля 18 декабря 1989 года в Дрездене вызвал поворот основной массы населения республики от сочувствия программе демократической оппозиции к поддержке сторонников присоединения ГДР к ФРГ[76].
16 октября в посольстве состоялось «референтское совещание», посвященное анализу сложившегося в ГДР положения, получившего единодушную оценку как чрезвычайно опасное. Я сказал на совещании следующее: «Ситуация перешла в новое качество: заговорил народ. У режима нет большинства в народе. Конфликт может обостриться в любой момент. А что будет, если большинство потребует воссоединения? Нам надо готовиться к этому моменту. Прошлое не вернется. Придется искать связи с оппозицией. От концепции «европейского дома» мы отказаться не можем. Имеются три возможности развития: а) неподвижность руководства ГДР или «китайский вариант»; предвидимый результат – крах в течение полугода; б) искренний диалог, глубокие реформы, появление национальной идентичности ГДР; предвидимый результат – взрыв оттягивается на неопределенное время; в) затягивание времени в расчете на крах СССР; предвидимый результат – взрыв очень скоро. Нам предстоит сосредоточиться на том, чтобы удержать ГДР как самостоятельное государство – совместно с западными державами, через Западный Берлин (в данном вопросе они не против нас)».
В.М.Гринин подтвердил опасность разрастания общегерманских настроений в республике и продолжал: «Это государство искусственное и очень молодое. Традиции слабы, гражданское самосознание имеет во многом идеологическую основу и подвержено колебаниям. Райнгольд [утверждает даже]: «ГДР = социализм». [Налицо] проблема национальной идентичности (самобытности). Режиссер развития – Бонн, а не ЦК СЕПГ. Надо договариваться с оппозицией по национальному вопросу, пока это возможно. Усиленно продвигать тезис о том, что [в случае объединения] жители ГДР навсегда останутся «немцами второго сорта». Не давать ГДР и ФРГ обгонять общеевропейский процесс – здесь [лежит точка соприкосновения] с западными державами». В выступлении О.В. Юрыгина содержались следующие тезисы: «В ГДР налицо внутриполитический кризис. Причины – долгосрочные (просчеты в организации экономики: страна проедала свое будущее) и краткосрочные (ситуация в ВНР и ПНР, «ошибки» с выборами 7 мая, открытие австро-венгерской границы). Изменения, возможные в краткосрочном плане (сменить руководство, организовать диалог), не решат проблемы. «Китайский вариант» приведет к немедленному краху режима. СЕПГ придется делить власть. Вопрос – с кем? Лучше бы с блоковыми партиями. Но нужно давать место и оппозиции. Свободные выборы могут привести к отстранению СЕПГ от власти. Однако главную проблему надо решать в экономике. Концепции такого решения нет ни у кого. Вероятнее всего движение в сторону рыночной экономики – и сближения с ФРГ. Темп может быть очень высоким. Воссоединение Германии уже идет – люди едут туда. Нам надо влиять на него. Вести дело к нейтральной Германии или к двум нейтральным Германиям».
В своем заключительном слове посол призвал внимательно изучать кризисные явления и не спешить с крайними выводами. Он сказал: «Все было бы хорошо, если бы у нас дела шли в гору. Но у нас трудности растут. Наша помощь ресурсами маловероятна. Выход у ГДР один – экономическая реформа + сотрудничество с Западом. Нужна также и политическая реформа: решительная перестройка партии (демократизация) + подлинное народовластие. Диалог с блоковыми партиями и неформальными организациями в рамках закона. Практика выездов должна быть приведена в соответствие с Веной. Нам нужно продумать концепцию нашей работы на ГДР. Как быть с «германским вопросом»?»
Ответ Горбачева на продолжающееся обострение кризиса в Восточной Германии состоял в отказе считать его поводом для принятия каких-либо решительных мер. При встрече с Брандтом 17 октября 1989 года в Москве он опровергал опасения ряда руководителей западных стран в отношении ожидаемых результатов политики Москвы в германских делах (они боялись, что СССР «станет «крестным отцом» воссоединения Германии»), но не скрывал своей обеспокоенности положением дел в ГДР («там теряют время»)[77]. Выводы, которые он из этого делал, сводились к призывам к Западу не расшатывать ГДР. 18 октября в Москву поступило долгожданное известие из Берлина: политбюро ЦК СЕПГ решилось, наконец, сместить Хонеккера. Однако радость Горбачева и его окружения, считавших, что кризис теперь преодолен, оказалась преждевременной. Конечно, посетивший СССР 1 ноября новый генеральный секретарь ЦК СЕПГ Эгон Кренц подтвердил готовность применять опыт советской перестройки. Однако одновременно он жаловался на неослабевающее напряжение в экономике ГДР. С советской экономикой дело обстояло еще менее благополучно, и поэтому, советуя Кренцу «действовать так, чтобы решения, касающиеся ГДР, принимались в Берлине, а не в Бонне», Горбачев не мог обещать каких-либо эффективных действий в поддержку союзника. Это был косвенный ответ на главный вопрос, с которым Кренц приехал в Москву и который он облек в следующую форму: «Хотелось бы яснее представить себе, какое место Советский Союз уделяет ФРГ и ГДР в общеевропейском доме? Это очень важно для нас. Мы исходим из того, что ГДР – это дитя Советского Союза, а ведь порядочные люди всегда признают своих детей, по крайней мере позволяют давать им свое отчество». Горбачев обещал продолжить линию на сосуществование двух немецких государств, добавив: «Сегодня вопрос об объединении Германии не актуален»[78].
Несмотря на довольно мрачные прогнозы экспертов посольства, никто из них не мог предполагать, что объединение Германии станет в высшей степени актуальным менее чем через месяц. 9 ноября 1989 года перестала функционировать Берлинская стена, которая в течение 28 лет служила своего рода мембраной, предохранявшей республику от ледяного дыхания Западной Германии.
Горбачев М. А. Жизнь и реформы. Книга 2. М., 1995, с.410-411.
Михаил Горбачев и германский вопрос. Сборник документов 1986-1991 гг. М., 2006, с. 204.
Первая половина стихотворения Тютчева, не вошедшая в текст речи Горбачева, гласила:Из переполненной Господним гневом чашиКровь льется через край, и Запад тонет в ней.Кровь хлынет и на нас, друзья и братья наши! –Славянский мир, сомкнись тесней…Из нее явствует, что Тютчев предвидел опасности для России, проистекающие из объединения Германии, и обращался с призывом достичь «спаянного любовью единства» к разобщенным славянам.
Михаил Горбачев и германский вопрос. Сборник документов 1986-1991 гг. М., 2006, с. 210-211. Немцы знают это высказывание в следующей редакции: «Того, кто опаздывает, наказывает жизнь». К 15-летию падения Берлинской стены сотрудница редакции «Франкфуртер алльгемайне» Улла Плог провела расследование с целью установить, когда и где Горбачев произнес свою знаменитую фразу. Выяснилось, что в беседе с журналистами 6 октября, на которую обычно ссылаются, он сказал: «Опасности грозят лишь тем, кто не реагирует на требования жизни». И только вечером 7 октября, уже после отлета Горбачева из Берлина, журналисты получили «классическую» формулировку из уст заведующего отделом печати МИД СССР Г.И. Герасимова, комментировавшего итоги визита – кстати, на английском языке: «Those who are late will be punished by life itself» (Cm. Ulla Plog, Wer zu spat kommt, den bestraft das Leben. Frankfurter Allgemeine Sonntagszeitung, 3. Oktober 2004).
Бонн действительно принялся ковать железо пока горячо. Поскольку все для ФРГ прошло удачно, германские политики с восторгом вспоминают эту горбачевскую фразу и сегодня.
Действительно, уровень жизни в ГДР был выше, чем в СССР, но восточные немцы сравнивали свое положение не с Советским Союзом, а с ФРГ, чей уровень жизни был самым высоким в Европе (тягаться в этом плане с ФРГ могла разве что Швеция).
Сообщение М. Платцека на конференции «Объединенная и разделенная. Германия двадцать лет спустя», организованной «Форумом Восток-Запад» в Зеддинерзее 6-8 марта 2009 года.
Михаил Горбачев и германский вопрос. Сборник документов 1986-1991 гг. М., 2006, с. 228-229.
Михаил Горбачев и германский вопрос. Сборник документов 1986-1991 гг. М., 2006, с. 237-240.