19 сентября в 21 час меня вызвал для переговора по телеграфу Сталин. Он спросил, прибыли ли к нам комиссар Военно-воздушных сил Степанов и заместитель начальника Главного автобронетанкового управления Мишулин, разгрузились ли направленные фронту две стрелковые дивизии и танковые бригады, перебазировалась ли из Ростова в Бердянск авиация.
Я доложил, что товарищи Степанов и Мишулин прибыли. Начали прибывать части стрелковых дивизий. Танковых бригад пока нет.
- Скажите, у кого теперь Геническ и станция Новоалексеевка? Значит, немцы закупорили Крым? Нет ли у вас планов о занятии Геническа и станции Новоалексеевка, чтобы открыть связь с Крымской армией? Много ли в этом районе немецких войск? - продолжал запрашивать Верховный.
- Геническ и станция Новоалексеевка у противника, - ответил я. - План по их освобождению наметили. Сегодня ночью отправим шифровкой. Перед нами противник имеет одиннадцать пехотных дивизий, одну кавалерийскую и двести двести пятьдесят танков.
- Здорово вы считаете у противника, - заметил Сталин. - Если бы точно так считали свои силы, тогда б лучше пошли дела. Скажите, эрэсы прибыли к вам? Эрэсы с людьми, конечно.
- Эрэсы прибыли к нам с людьми. Добавлю (к сказанному), что часть дивизий противника нами сильно потрепана и не представляет из себя прежней силы.
- Мы здесь изучили вопрос о Черевиченко и пришли к выводу, что сняли его несправедливо. Не следует ли вернуть его к вам в армию?
- Сейчас возвращать Черевиченко в эту же армию не следует. Это мнение Военного совета. Лучше послать его в другую.
- Мне передал Буденный, что комфронта Рябышев отказался от своего мнения о снятии Черевиченко и что он также считает неправильным снятие Черевиченко. Верно ли это? Если это верно, отчего вы не исправите ошибку? Я со своей стороны готов исправить свою ошибку.
- Когда обсуждался вопрос о снятии с должности Черевиченко, я колебался, о чем говорил Буденному... Возражать против мнения большинства считал неудобным... Сейчас посоветовались с товарищем Запорожцем, он считает, что можно вернуть... Я согласен...
- ...Меня интересует только то, что удобно для государства, а не для отдельных лиц. Скажите мне по чистой совести, кто лучше может руководить операциями армии - Черевиченко или Харитонов? Я вовсе не хочу брать под защиту Черевиченко или кого-либо другого. Хочу... узнать от вас правду... кто из этих двух товарищей больше способен руководить армией?
Такой вопрос Верховного озадачил меня. Видно, в связи с отступлением войск 9-й армии от Днепра у него появилось сомнение в способности генерала Харитонова руководить армией. Я был в большом затруднении, но отвечать надо было немедленно.
- Сейчас трудно определить, кто из них лучше будет руководить, отвечал я. - ...Товарищ Харитонов смелый, энергичный, оперативно грамотный генерал. Но большого опыта управлять боевыми действиями войск в таком крупном масштабе не имеет... В первые дни операции немного неуверенно чувствовал себя, в последнее время выправляется. Товарищ Черевиченко, безусловно, грамотный командир, но допустил непозволительную ошибку, отдав противнику Каховку. Если бы он был более требовательным и настойчивым, контролировал свои приказы, то противник не был бы на левом берегу Днепра. Совершенно ясно, что Черевиченко должен учесть допущенные ошибки... в дальнейшем он может руководить армией.
- Товарищ Рябышев, это ваше мнение о генералах Харитонове и Черевиченко, ваше личное мнение?
- Да, это мое личное мнение.
- В таком случае Черевиченко не вернется к вам. Ставка даст ему другое назначение. Всего хорошего{21}.
По-видимому, Верховный остался не доволен моим ответом.
В разговоре по высокочастотному телефону этой же ночью он снова выяснял мою точку зрения по данному вопросу и дал понять, что, являясь командующим, я сам должен принимать решения, а не соглашаться с предложениями членов Военного совета в случаях, когда эти предложения не совпадают с собственным мнением. Если же у меня не хватает для этого, как он выразился, духу, значит, я еще не созрел быть командующим. Верховный закончил разговор раздраженным тоном.
Здесь уместно сказать, как работал Военный совет фронта. В это время он состоял из пяти человек: командующего (председателе) и четырех членов. Первый член Военного совета занимался оперативными вопросами и вместе с командующим подписывал оперативные документы. Он руководил политическим управлением фронта, контролировал работу военной прокуратуры и трибунала. На других членов Военного совета возлагалось руководство материально-техническим обеспечением войск, транспортом, медико-санитарной службой и другими службами тыла. Они тоже готовили и подписывали некоторые оперативные документы. Вместе с командующим каждый из них персонально отвечал за решение боевых задач и моральное состояние личного состава. Все четверо, а если требовалось - каждый в отдельности, обязаны были систематически информировать ЦК ВКП(б) и Главное политическое управление Красной Армии о положении дел, входящих в компетенцию Военного совета.
В работе этого органа постоянно принимали участие начальник штаба фронта, его заместители - начальники оперативного и разведывательного управлений, начальники: артиллерии, военно-воздушных сил, автобронетанковых, инженерных войск, тыла, которые докладывали по своим вопросам, вносили предложения по обсуждаемым проблемам.
Во время боев заседания Военного совета проводились каждые сутки ночью. Докладывали перед большой картой с нанесенной на нее обстановкой по очереди: начальник разведки, начальник оперативного управления, начальники родов войск, начальник тыла и завершающий доклад делал начальник штаба фронта. Затем я задавал докладчикам вопросы, выслушивал предложения и принимал решение по обстановке.
Надо заметить, что первый член Военного совета армейский комиссар 1 ранга Александр Иванович Запорожец отличался властным характером и, внося то или иное предложение, добивался его принятия весьма настойчиво. Высокими деловыми качествами обладали члены совета бригадные комиссары Леонид Романович Корниец, П. Г. Бородин, Семен Борисович Задионченко. Каких-то особо запоминающихся черточек их характеров в моей памяти не сохранилось.
Начальник штаба фронта генерал-майор Алексей Иннокентьевич Антонов был высокообразованным военным, интеллигентом в полном смысле этого слова, начальником штаба по призванию. Он обладал аналитическим умом, свои выводы и предложения всесторонне обдумывал и аргументировал. Возглавляемый им штаб работал напряженно и вместе с тем слаженно, четко. Начальники управлений и отделов всегда вовремя получали от него конкретные задания и держали под строгим контролем выполнение отданных приказов. В деловых отношениях с ними, их заместителями и другими командирами штаба Антонов держался ровно, говорил не повышая голоса, и чувствовалось, что под его началом они служат охотно. В свои 45 лет он оставался холостяком, но, приучив себя к порядку смолоду, всегда был побрит, опрятен в одежде и аккуратен в делах. В общении со мной Алексей Иннокентьевич был корректен, спокойно отстаивал свою точку зрения, держался свободно. Единственным недостатком у него считаю стремление избегать неприятных разговоров с лицами, стоящими выше его по служебному положению, а ведь в ходе войны без таких разговоров не обойтись. Если предлагал ему в разговоре с начальником штаба направления или работниками Генштаба высказать просьбу о выделении фронту дополнительных сил и средств (на что слишком часто следовал отказ), он отвечал: "Товарищ командующий, об этом лучше вам самому переговорить". Тем не менее, другого начальника штаба я себе не желал.
Тем временем обстановка у нашего левого соседа - 51-й отдельной армии, оборонявшей Крым, резко осложнилась. Командующий 11-й немецкой армией генерал Манштейн, сосредоточив основные силы у Перекопа, начал наступление с целью захвата полуострова. Разгорелись тяжелые бои. Превосходство в людях и технике было на стороне противника. Воины армии с большим трудом сдерживали натиск гитлеровцев.
Командующий 51-й отдельной армией генерал-полковник Ф. И. Кузнецов обратился ко мне с просьбой оказать его войскам помощь в разгроме немецко-фашистских соединений, нависших над Крымом. Паша разведка установила, что гитлеровское командование наращивает там силы за счет переброски войск, противостоящих 9-й армии, а вместо них направляет в окопы румынские части.
Военный совет фронта пришел к мнению о необходимости проведения частной наступательной операции на левом фланге в полосе 9-й и 18-й армий. В случае ее успеха мы смогли бы оказать помощь войскам 51-й армии и упрочить свое положение. Начать операцию намечалось 23 сентября. 19 сентября план ее проведения был передан на утверждение в Ставку. До того как его утвердят, я решил помочь 51-й отдельной армии, приказав нанести бомбовые удары по скоплению вражеских войск в районе Крымского и Сольковского перешейков и выделив для выполнения этой задачи значительную часть фронтовой авиации.
Однако Ставка Верховного Главнокомандования нашла проведение частной наступательной операции на левом крыле фронта нежелательной и несвоевременной мерой{22}. Поэтому Военный совет фронта 25 сентября 1941 года решил, что 18-я армия в составе пяти стрелковых дивизий, противотанковой артиллерийской и танковой бригад должна обороняться на занимаемом рубеже и не допустить прорыва противника в направлении Михайловки, Большого Токмака. 9-я армия в составе шести стрелковых и одной танковой дивизий, обороняя занимаемый рубеж, должна не допустить прорыва противника в направлении Мелитополя. Во фронтовом резерве оставались небольшие силы: 136-я стрелковая дивизия в районе Трудолюбовки; 30-я кавалерийская дивизия в районе Терпение, Тамбовка; 15-я танковая бригада в районе Степановки; минометная группа майора Воеводина в районе Большого Токмака.
В связи с отступлением частей 38-й армии Юго-Западного фронта от Днепра на стыке фронтов образовался разрыв в 60 километров. Как уже упоминалось, в результате этого правый фланг и тыл 6-й армии генерала Р. Я. Малиновского оказались открытыми и пришлось принимать срочные меры по занятию обороны в полосе Юго-Западного фронта на реке Ворскла от Кобеляк до Переволочной силами армии Малиновского.
В течение 17 и 18 сентября противник усилил давление на правый фланг 28-й кавалерийской дивизии. Кавалеристы упорно обороняли свои позиции, но 18 вечером до трех полков вражеской пехоты и 40 танков обошли их правый фланг. Поэтому на исходе того же дня я отдал распоряжение командарму 6 в течение ночи на 19 сентября отвести правый фланг 273-й стрелковой дивизии на реку Орель, где занять оборону на участке от Царичанки до устья реки Орель. Участок Маяки, Царичанка приказал оборонять 28-й кавалерийской дивизии, один полк которой должен находиться в резерве. 26-ю кавалерийскую дивизию решил вывести в армейский резерв в район Котовки. На участке обороны 255-й стрелковой дивизии (против ломовского плацдарма) оставлял один стрелковый полк, остальные части соединения вывел в армейский резерв в район Клевцово...
Несмотря на все принимаемые нами меры, на правом крыле Южного фронта обстановка ухудшалась с каждым днем. Возникла угроза выхода немецко-фашистских войск в наши тылы. Связи с войсками Юго-Западного фронта не было. Очень беспокоясь за свой правый фланг, я по телеграфу обратился 20 сентября к начальнику штаба Юго-Западного направления генералу А. П. Покровскому с просьбой информировать меня о положении нашего правого соседа на красноградском направлении.
Генерал Покровский сообщил, что положение у генерал-полковника Кирпоноса чрезвычайно тяжелое. Две танковые группы противника, прорвавшиеся с севера из района Конотопа и с юга из района Кременчуга, вышли на тыловые коммуникации его фронта. Одновременно враг превосходящими силами наступает на Днепре. Сегодня в 17 часов, продолжал он, вражеский мотоциклетный батальон ворвался в Красноград с западной и юго-западной сторон. До наступления темноты с ним вели бой местные истребительные отряды и батальон аэродромного обслуживания. Подчеркнув, что все направления, ведущие из района Краснограда, являются чрезвычайно важными, Александр Петрович уведомил, что в качестве первоочередных мер в полночь 21 сентября туда направляется сильная подвижная группа для уничтожения прорвавшегося противника. Затем Покровский передал мне указание главкома Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко (решением Ставки он был назначен главнокомандующим войсками Юго-Западного направления 13 сентября 1941 года), чтобы я поставил задачу генералу Малиновскому о выделении из войск его правого фланга подвижного отряда в направлении на Красноград. В заключение Александр Петрович сообщил, что в ближайшие часы возвратится с фронта главнокомандующий и, по-видимому, будет принято решение по обеспечению стыка фронтов всеми силами и средствами, какие сумеют изыскать, и предложил мне подумать над тем, что конкретно считаю возможным сделать с этой целью. Попросил сообщить, какие указания даны Малиновскому в связи с появлением противника в Краснограде{23}.
Я доложил, что мы намерены выслать к Краснограду сильный подвижный отряд; завтра с утра проведем авиаразведку для уточнения сил противника; в Перещепино перебросим на автомашинах стрелковую дивизию, усиленную артиллерией; еще одну стрелковую дивизию перебросим в район Павловки, что в 40 километрах севернее Павлограда. Котовку, Бузовку занимает 26-я кавалерийская дивизия, которая уже ведет бой. В район Бузовки перебрасываем на автомашинах артиллерийское училище.
После разговора с генералом А. П. Покровским я по-иному оценил создавшуюся обстановку на своем правом фланге, где явно назревала опасность выхода вражеских сил в тыл войскам Южного фронта, и не ограничился ранее сделанным устным распоряжением генералу Р. Я. Малиновскому. В 2 часа ночи 21 сентября я уже подписал боевое распоряжение, согласно которому командарм б должен был перебросить на автомашинах в район Перещепино 275-ю стрелковую дивизию, чтобы занять оборону по левому берегу реки Орель и не допустить распространения противника в южном направлении. Для ликвидации неприятеля, прорвавшегося в район Краснограда, Малиновский должен был выделить сильный подвижный отряд. Сразу отмечу, что названные силы в эту же ночь были отправлены по назначению.
Выполняя другой пункт этого же распоряжения, командарм 12 генерал И. В. Галанин в течение суток сосредоточил 270-ю стрелковую дивизию в районе Павловки, расположенной в 40 километрах севернее Павлограда, где она заняла оборону по южному берегу реки Орель, чтобы не допустить прорыва противника в направлении Лозовая, Павлоград.
Таким образом, полоса Южного фронта увеличилась на 100 километров. Ее пришлось занимать с ходу силами трех стрелковых и двух кавалерийских дивизий, сводного отряда Днепропетровского артиллерийского училища, 671-го артполка и другими частями. Эта перегруппировка осуществлялась за счет ослабления 6-й и 12-й армий, а также фронтового резерва.
Увеличение разрыва с правым соседом
Тем временем 17-я армия противника продолжала теснить войска 38-й армии - нашего правого соседа и продвигаться на восток и юго-восток, создавая угрозу войскам Южного фронта. Большой разрыв между флангами нашего и соседнего фронтов к 22 сентября не был заполнен войсками. Захватив 20 сентября Красноград, враг мог выйти в глубокий тыл Южного фронта. Необходимо было спешить, чтобы не дать ему распространиться на восток и юго-восток от этого города.
С этой целью главком Юго-Западного направления выдвинул 12-ю танковую бригаду. С рассветом 22 сентября ей надлежало выступить из района Просяная и выбить немцев из Краснограда. Одновременно с этим командарму 6 было указано, чтобы 270-я и 275-я стрелковые дивизии с утра 20 сентября продолжали движение, вышли на реку Берестовая на участке Натальино, Зачепиловка и содействовали 12-й танковой бригаде в овладении Красноградом, а в дальнейшем выдвинулись на реку Орчик.
Принятые меры помогли задержать немецко-фашистские войска в районе Краснограда. Но освободить город и заполнить войсками разрыв между флангами фронтов не удалось. Пятидневные контратаки наших частей к успеху не привели.
24 сентября Военный совет фронта в целях создания более удобных условий управления войсками принял новое решение. 6-я армия в составе 270, 275 и 255-й стрелковых, 26-й и 28-й кавалерийских дивизий, Днепропетровского артиллерийского училища, двух артиллерийских полков и одного дивизиона корпусного артполка должна прочно удерживать рубеж по реке Орель на участке Котовка, Могилев и во взаимодействии с правым соседом - 12-й танковой бригадой овладеть Красноградом, затем выйти на реку Орчик на участке Карловка, Колпаковка. Штабу армии находиться в Павловке, что в 40 километрах севернее Павлограда.
12-я армия в составе 273, 15, 261, 230, 74 и 274-й стрелковых дивизий, 157-го полка НКВД, 2-го и 95-го пограничных отрядов, трех корпусных артиллерийских полков и артполка большой мощности должна оборонять восточный берег реки Орель на участке (иск.) Могилев, Чогарник и далее по Днепру на юг, не допуская расширения ломовского плацдарма у Днепропетровска и переправ в районах Башмачка, Запорожье. Штабу армии надлежало быть в Синельниково.
Командующим 6-й и 12-й армиями предлагалось передачу участков, соединений и частей, а также установление связи в новых командных пунктах закончить к исходу 26 сентября.
Однако реализовать это решение не удалось. Утром 26 сентября мотопехота противника при поддержке 200 танков прорвала оборону 28-й кавалерийской дивизии на участке Маячка, Царичанка и к исходу дня вышла на рубеж Магдалиновка, Чаплинка. Под угрозой окружения оказались 273-я стрелковая дивизия, часть сил 15-й стрелковой дивизии, и некоторые части 28-й и 26-й кавалерийских дивизий. Надо было спешно отвести войска фронта на новый рубеж, чего я не имел права делать без ведома Ставки. Поэтому в 22 часа 26 сентября я попросил к аппарату Маршала Советского Союза Б. М. Шапошникова и доложил, что мотопехота противника с танками быстро продвигается от Царичанки на Новомосковск, Павлоград. Резервов для удержания врага не имеем. Я высказал соображение о необходимости отвода частей, находящихся на реке Орель и на Днепре, до Днепропетровска на линию Перещепино, Губиниха, Новомосковск, Одинковка. Попросил, если есть возможность, оказать помощь танками и пехотой. Если это исключено, сообщил, что переброшу с левого крыла фронта 30-ю кавалерийскую дивизию, одну танковую бригаду и один противотанковый артиллерийский полк. Доложил и о том, что Малиновский связи со своими соединениями на реке Орель не имеет.
Шапошников ответил, что плохо, когда такие прорывы фронта происходят неожиданно и для командования армий, и для Ставки, хотя еще 24 сентября авиаразведка в районе Царичанки обнаружила скопление противника. За этим районом нужно было как следует наблюдать. Он выразил недоумение по поводу утраты Малиновским управления войсками. Ведь в передовых дивизиях есть радио. Сообщил, что в резерве Ставки для Южного фронта нет ни пехоты, ни танков. Затем маршал высказал предположение, что, по-видимому, прорвались итальянцы, которых нужно немедленно остановить.
Выразив свое сомнение в принадлежности наступающих танков итальянцам, я попросил сообщить, может ли маршал Тимошенко своими действиями с направления Полтавы замедлить продвижение этой группировки, а также считает ли он целесообразным отвод группы войск с реки Орель на указанный мною рубеж... Это позволило бы вывести часть войск из-под удара и сократить фронт обороны. В заключение я повторил, что для разгрома прорвавшейся танковой группировки противника резервов нет, не имеет их и Малиновский. Выделить для этого войска можно только за счет перегруппировки сил с левого крыла фронта.
Маршал Шапошников заметил, что отвод войск Южного фронта не окажет особого влияния на действия сил маршала Тимошенко при условии, что мы остановимся на этом рубеже. Сам же отход представляет известные трудности. Противник помимо развития действий царичанской группировки будет атаковать наши войска у Перещепино и из Днепропетровского предмостного укрепления. Поэтому, чтобы планомерно отойти, нужно не дать противнику выйти из Днепропетровска, удержать его к северу от Перещепино, насколько возможно замедлить движение вражеской танковой дивизии от Царичанки. Он дал согласие на перегруппировку сил с левого крыла фронта для противодействия прорвавшимся танкам противника{24}.
После разговора с маршалом Б. М. Шапошниковым Военный совет фронта в 2 часа 15 минут 27 сентября отдал боевое распоряжение командующим 6-й и 12-й армиями. Согласно распоряжению левое крыло 6-й армии следовало отвести на рубеж Залепиловка, Перещепино, где войска должны были перейти к обороне, не допуская распространения механизированных частей противника в восточном направлении, Одновременно с этим предлагалось занять указанный рубеж частями 28-й кавалерийской дивизии, чтобы обеспечить пехоте планомерный отход и занятие ею оборонительных позиций.
Этой же ночью правое крыло 12-й армии было отведено на рубеж Губиниха, Новомосковск, восточный берег реки Самара, где частям надлежало перейти к обороне, чтобы не допустить прорыва противника в направлении на Павлоград. В распоряжении предусматривалась необходимость переправы всей артиллерии усиления на восточный берег Самары. При этом командующему 12-й армией указывалось предварительно занять рубеж 130-й и 131-й танковыми бригадами, не имеющими танков, чтобы обеспечить пехоте развертывание на новом рубеже обороны. Военный совет также потребовал от командарма 12 не допустить вылазки противника с ломовского плацдарма на север.
Для ликвидации прорвавшихся подвижных частей врага в распоряжение генерала И. В. Галанина к утру 28 сентября перемещались в район Павлограда 30-я кавалерийская дивизия, 15-я танковая бригада и 330-й противотанковый артиллерийский полк из состава 18-й армии.