59467.fb2
Многоуважаемый Владимир Людвигович, запаздываю ответом на Ваше письмо по той причине, что сам только сегодня получил ответ от Маркса. Вот что он пишет мне: "Относительно предложения Дедлова (В. Л. Кигна, я пишу ему в Довск) я затрудняюсь сказать что-нибудь определенное, но просил бы во всяком случае прислать мне его сочинения, для ближайшего ознакомления, и сообщить мне условия".
Я продал Марксу свои сочинения за 75 тысяч; все, что я пишу теперь, я печатаю, получаю гонорар обычным путем и затем посылаю Марксу, причем получаю от него 250 руб. за лист в первое пятилетие и по 450 - во второе. Продал я навсегда. Продажа учинена в 1900 г., когда теперешних больших (горьковских) цен на литературные произведения еще не было.
Марки, посылаемые при сем, я нашел в книге, которую получил от Вас.
Вашему хозяйству, которым Вы занимаетесь и о котором упоминаете, желаю успеха самого настоящего, полного.
Крепко жму руку, будьте здоровы и благополучны.
Ваш А. Чехов.
4352. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
1 марта 1904 г. Ялта.
1 марта.
Кашалотик мой милый, вчера было у меня несколько деловых писем, писал, писал и надоело, так что и тебе не успел написать. Сегодня хороший, тихий день, вчера я зубы чистил, руки на ночь мыл, ужинал, сегодня обедал, ем по очень многу, за обедом не говорю ни одного слова, так как теперь Пост и я обедаю один; всем доволен. Платье чистят ежедневно, сапог же еще не чистили ни разу. Почему? Не могу сказать. В спальне у меня новые подсвечники: львы с собачьими задами, подаренные Стаховичем. Вчера я был на похоронах доктора Дмитриева, а сегодня прочитал о смерти Штрауха. Неужели это тот самый, наш Штраух? Зачем же он умер и отчего?
Вот если б можно было купить теперь же дачу и перевезти туда из вашей квартиры лишнюю мебель, то было бы как раз кстати. И Маша могла бы переехать, и кухарка Маша. Ведь теперь весна, наступает чудесное время; уже грачи, небось, прилетели.
Скажи Маше, что мать называет Шнапа так: Шварц. А он, т. е. Шварц, или гуляет в саду, или спит внизу около горячей печи и стонет.
Скажи также Маше, что приходил Бабакай и взял у меня 300 рублей.
Нового, дуся моя, нет ничего. Вчера по случаю воскресенья надевал новый костюм, сегодня - в старом. Кашляю я мало, меньше даже, чем в Москве. Должно быть, располнею, и тебе будет совестно, что у тебя толстый муж. Я очень жалею, что не вижу Левы; я хоть и плохой врач (по твоему мнению), но все-таки, быть может, нашел бы что-нибудь и успокоительное; небось, напугали мать.
Обнимаю мою дусю, господь с тобой. Вспоминай, думай обо мне, за это тебе будет от меня награда. Одеяла не присылай. Лучше скажи: не купить ли мне и другое такое же - для тебя?
Будь здорова, собака.
Твой А.
На конверте:
Москва.
Ольге Леонардовне Чеховой.
Петровка, д. Коровина.
4353. H. Д. ТЕЛЕШОВУ
1 марта 1904 г. Ялта.
1 марта 1904.
Дорогой Николай Дмитриевич, присланные Вами две тысячи я передал Благотворительному обществу на постройку Яузлара, о чем Общество не замедлит уведомить Софью Андреевну. Ваше поручение я исполнил с громадным удовольствием, так как Благотворительное общество со своим Яузларом мне чрезвычайно симпатично. Не ялтинское, а общерусское, куда стекаются чахоточные со всех концов, прекрасно устроенное и устраиваемое, в самом деле исцеляющее, - оно имеет превосходную будущность.
Когда увидите Бунина и Бабурина, то поклонитесь им пожалуйста. Вообще всем участникам сред шлю мой привет, а Вашей семье низко кланяюсь. Крепко жму руку и желаю всего хорошего.
Ваш А. Чехов.
На конверте:
Москва.
Его высокоблагородию
Николаю Дмитриевичу Телешову.
Чистые пруды 215.
4354. В. А. ГОЛЬЦЕВУ
3 марта 1904 г. Ялта.
3 марта 1904.
Милый Виктор Александрович, некий г. Каратаев, мне неизвестный, прислал мне из Уфы несколько рассказов. Так как на обложке написано "в редакцию "Русской мысли"", то я и посылаю их тебе. Я прочитал их, они все неудобны. Пьес при них не было, хотя на обложке они и указаны.
Что новейшего? Как поживаешь?
Крепко жму руку, желаю всех благ.
Твой А. Чехов.
4355. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
3 марта 1904 г. Ялта.
3 марта.
Милая моя, замечательная половинка, я жив, здоров как бык и пребываю в добром расположении и не могу пока свыкнуться только с одним -именно со своим монашеским положением.
К тебе просьба, дуся моя. Как я тебе уже говорил, я врач, я друг Женских медицинских курсов. Когда был объявлен "Вишневый сад", то курсистки обратились ко мне с просьбой, как к врачу, -устроить для их вспомогательного общества один спектакль; бедность у них страшная, масса уволенных за невзнос платы и проч. и проч. Я обещал поговорить с дирекцией, потом говорил, получил обещание... Перед отъездом Немирович объявил мне, что в настоящее время устраивать спектакль в Петербурге было бы не совсем практично, теперь война, можно остаться совсем без сбора; не лучше ли, спросил он, устроить в пользу медичек литературное утро, какое было в пользу Фонда? Я согласился с ним, и кончилось тем, что он обещал устроить литературное утро, только просил напомнить ему об этом в Петербурге. Так вот, родная моя, напомни ему теперь и в Петербурге, и вообще настой на том, чтобы утро это было. К тебе в Петербурге придут с Медицинских курсов, ты прими, посоветуйся и обойдись возможно любезней, научи, как и где можно застать Немировича.
Получаю от Маркса географический атлас. Жду сапоги, о которых ты писала. Думаю о Штраухе, отчего бы это он мог умереть. Царство ему небесное, человек он был очень хороший.
Наши побьют японцев. Дядя Саша вернется полковником, а дядя Карл с новым орденом.
Если ты остановишься па том, чтобы купить дачу в Царицыне, то тотчас же посылай устраивать там ватерклозет. Нужно такой ватер, как в Ялте, провести трубы двором, потом вниз и там, сделав яму, зацементировать ее, покрыть рельсами, засыпать, оставив отверстие величиной со сковороду, закрывать кружком, вроде сковороды и купить насос такой, как в Ялте, чтобы поливать жидкостью сад.
Поняла? Только делать это надо моментально. Осенью начну строить баню. Впрочем, все это мечты, мечты!
Какая температура у Левы? Отчего ты мне не напишешь? Дуся, лошадка моя, будь здорова, весела, счастлива. Боюсь, как бы не пришли гости. Уж очень скучный здесь народ, не литературный; говорить с ними не о чем, а слушать их в глазах становится тускло.