/Фелисити/
Никогда не понимала выражение “затишье перед бурей”.
Ну какое может быть затишье, если вот-вот должна разразиться всепоглощающая стихия и уничтожить все вокруг? Несколько раз я видела, как зарождаются торнадо. Они никогда не возникали на пустом месте, так же как и ураганы; они появлялись постепенно. У них были предвестники: нарастающий ветер, гром, молнии, гроза…
Наверное, именно таким предвестником мне показалась угроза Клары, потому что не смотря ни на что ее слова словно отпечатались в моей голове.
Она пообещала испортить жизнь мне и Адаму.
И пусть мой профессор заверил, что она ничего не сможет сделать, мне было очень боязно.
Дни шли своим чередом, и все внешне казалось будто бы идеальным.
Теплые объятия на ночь, нежный секс, завтраки в постель по утрам. Словно два влюбленных мы с Адамом проживали каждый день, но в моей голове постоянно всплывало чувство опасности из-за Клары.
Мне казалось, что однажды я проснусь, поеду в университет на вызванном Адамом такси, а там уже все знают о нашей с ним маленькой тайне. Потому что он мой преподаватель, а я студентка. И нам не положено быть вместе. По крайней мере, не сейчас, не до выпускных экзаменов.
Для себя я уже решила, что обо всем обязана сообщить Эштону и расторгнуть помолвку. Это было моим однозначным решением, и я несколько раз порывалась позвонить жениху по скайпу, но тут же откладывала, понимая, что расставание без разговора с глазу на глаз – это низко с моей стороны.
Нам нужно будет поговорить наедине, и я отдам ему кольцо, когда он вернется в Штаты.
Прошло пять дней, как я полностью и безраздельно жила у Адама. Это было странно, потому что начинало походить на почти семью. В своем доме я была лишь однажды. Адам отвез меня, чтобы я забрала кое-какие вещи. Телефон и немного одежды. Я надеялась, что еще и ноутбук, но его не оказалось на месте. Похоже, моя мать окончательно превратилась в спившееся чудовище, если посягнула на последнюю ценную вещь в доме.
Это бесконечно меня расстраивало, но теперь в жизни появилось новое светлое пятно – Адам. А в один из дней мне даже позвонила Мел.
Я была невероятно рада услышать ее голос. Сестра извинялась, говорила, как ей стыдно за свое поведение, и я наконец-то ей верила. Потому что звучало неподдельно искренне. Она жаловалась, как тяжело дается лечение, что организм с трудом воспринимает отсутствие наркотиков, но ломает уже не так сильно, как раньше. Под конец она даже передала трубку лечащему доктору, и этот мистер, пусть и с тяжелым вздохом, но признал, что динамика положительная, однако… Всегда остаются эти самые "однако", когда дело касается наркоманов.
В любом случае, разговор поселил в душе некую надежду на то, что все будет хорошо.
Этим субботним утром я просыпалась удивительно медленно. Солнце ласковыми лучами проникало в комнату и заставляло жмурить глаза, чтобы поваляться в постеле еще немного. Адам был рядом, судя по дыханию, он уже давно не спал, а просто тихо лежал рядом и невесомо поглаживал меня по обнаженному плечу.
Внезапная трель звонка разрушила нашу идиллию. Звонил мой телефон. Звук казался необычно резким и настораживающим, хотя мелодия была все той же, что обычно.
Наверное, я встрепенулась излишне резко, потому что рука Адама свалилась с меня.
Номер был не известен, и я на секунду засомневалась, стоит ли вообще его поднимать. С другой же стороны, это может быть Мелани, пусть и в столь ранний час.
– Слушаю, – произнесла я, приняв вызов.
– Мисс Фелисити Томпсон? – голос был женским, незнакомым. В меру приятным, что уже принесло некое облегчение. – Вас беспокоят из центральной больницы Нью-Джерси.
Сердце тут же пропустило удар.
– Что-то случилось?
– Ваша мать, – продолжила девушка. – Ее привезли сегодня ночью с четырьмя ножевыми ранениями. Операция только что закончилась. Вы бы могли приехать?
Телефон выпал из моих рук в мятые простыни…
– Мисс Томпсон… Мисс Томпсон? – раздавалось приглушенное из динамиков, и я дрожащими руками попыталась поднять аппарат и приставить обратно к уху.
– Как она? С ней все впорядке? – выпалила я, когда мне наконец удалось это сделать. Перед глазами стояла пелена слез, а пульс зашкаливал от беспокойства. Какая бы она ни была, но она мать…
– Сейчас сложно сказать, – неуверенно произнесла девушка. – Приезжайте, думаю, доктор сможет объяснить ситуацию лучше меня.
Я подскочила с кровати и принялась судорожно натягивать лежащие на стуле джинсы.
– Ты куда? – Адам приподнялся на локте. – Что случилось?
Вид у него был озадаченным, все же, похоже, я ошиблась с выводом, что он уже давно проснулся. Глаза все еще заспанные, а голос хриплый.
– Мама… Она в больнице, – голос дрогнул из-за комка, собравшегося в горле. – Кажется, на нее напали. С ножом. Я должна ехать!
Договаривала уже на ходу, натягивая на себя футболку и хватая сумочку. Адам поймал меня в коридоре, схватил за руку и впечатал в свое тело, одновременно встряхивая и заставляя остановиться хотя бы на мгновение.
– Фелс, выдохни и посмотри на меня, – четко произнес он, глядя мне в глаза. – Куда ты пойдешь в таком состоянии?
– В больницу, – я дернулась, но он держал крепко.
– Боюсь, ты даже до метро не дойдешь. Тебя собьет первая же машина, и тогда ты точно отправишься в больницу. Выдохни, успокойся и дай мне пять минут, чтобы одеться. Я отвезу тебя сам!
Аналитик до мозга костей. Даже сейчас. Когда я плохо соображала, он сумел быстро просчитать ситуацию и не отпустить меня, потому что окружающую обстановку я контролировала плохо.
– Вдох-выдох! – почти приказал он мне, и я подчинилась. – Вдох-выдох, Фелс! И считай до ста, пока я не буду готов.
"Раз, два, три", – медленно начала я.
"Сорок пять…" – именно на этом счете одетый Адам подхватил ключи от автомобиля со столика и подтолкнул меня к двери на выход.
Через час, изрядно потолкавшись по пробкам, мы подъехали к больнице. Я продолжала нервничать, Адам же сохранял ледяное спокойствие.
Каждую минуту мне казалось, что вот-вот зазвонит телефон и мне сообщат дурные вести. Но было тихо, давяще тихо, потому что Адам не включил в салоне даже радио, и я была благодарна ему за это.
Девушка на центральном ресепшн очень долго проверяла что-то в компьютере, когда я назвала имя матери, и лишь спустя пару минут выписала на бумажке номер этажа, палаты и имя врача.
Как поднималась на лифте, я фактически не запомнила. Мне казалось, что мое сознание сейчас работало рывками, отсекая все ненужную информацию.
Спустя пять минут я уже стояла у прозрачного окна и смотрела на больничную койку, где в окружении десятков приборов лежала мама. Я зажала себе рот руками, чтобы не завыть вслух.
Потому что ее избитое лицо, казалось мне похожим на месиво из гематом и ссадин, отекшие глаза-щели, трубка ИВЛ во рту. Писк датчиков, считывающих слабый пульс.
Сзади меня обнял Адам, прижал к себе ближе, не давая упасть, хотя ноги подкашивались.
Как же так?
Как она докатилась до такого? В какую заваруху попала, если выглядит, словно ее пыталось зажевать мясорубкой?
– Мисс Томпсон? – словно из другой реальности раздался незнакомый голос, а я даже не сумела обернуться на него вовремя. Адам с легким усилием отвернул меня от окна и заставил посмотреть на подошедшего мужчину в белом халате. – Доктор Фрэнсис Конор. Мы можем с вами поговорить?
– Да, можем, – вместо меня ответил Адам и помог отойти от палаты. Я была благодарна ему за это самовольное распоряжение, потому что сейчас вряд ли была способна на конструктивный диалог.
Через несколько минут мы сидели в холле на диванах, и я пыталась переварить все, что мне говорил доктор:
– Ее привезли во втором часу ночи с четырьмя ножевыми ранениями. Были задеты легкое, одна почка – ее пришлось удалить, – часть печени, которая и без того в жутком состоянии. Органы пищеварения не пострадали. Как правило, с такими повреждениями пациенты не выживают, но ваша мать боец, если сумела дотянуть до приезда скорой и больницы. Даже сейчас она в сознании, однако дышит только через трубку.
– Как это произошло? – я все же нашла в себе силы задать вопрос и заглушить слезы, рвущиеся наружу.
– Ее привезли не из самого благополучного района. Пьяная драка в одном из баров, но подробности вам лучше уточнить у полиции. Впрочем, скорее всего, они сами с вами свяжутся. В частности, один из офицеров с утра находится здесь и, думаю, сможет взять у вас показания, как у родственницы. Какой образ жизни мать вела, с кем общалась и так далее.
Я постаралась кивнуть. Вышло похожим на эпилептическое содрогание.
– А что с ней будет дальше? – неожиданно спросил Адам. – После выписки. Одна почка – это ведь инвалидность.
Доктор помрачнел, перевел взгляд с меня на профессора и очень скупо ответил:
– В мире миллионы людей, полноценно живущих с одной почкой, но в том, что миссис Томпсон пополнит их ряды, у меня уверенности нет. Не с ее образом жизни. Если и дальше продолжит пить, то организм просто не выдержит. Не знаю, возможно ли это в ее стадии алкоголизма, но даже малейшие возлияния ее очень быстро добьют. Просто откажут органы.
Эти слова будто плети отхлестали меня по лицу. Потому что звучали, как приговор. Как крест, поставленный на женщине, когда-то бывшей моей матерью. Сухо и прагматично.
Более того, я и сама понимала, что мать не бросит. Все это слишком далеко зашло, чтобы она могла остепениться. Ей даже на Мелани и проблему с наркотиками было плевать…
В этот момент к диванам подошел мужчина в полицейской форме.
– Мисс Томпсон, я могу поговорить с вами?
Я коротко кивнула и крепче сжала в руке ладонь Адама, как мою незримую поддержку. Офицер этот жест заметил и сухо добавил:
– Наедине. Простите, но протокол требует частной беседы.
Пальцы процессора выскользнули из моей хватки, хотя мне очень хотелось вцепиться в них и не отпускать.
– Я буду недалеко, малыш, – пообещал он. – Не переживай.
– Хорошо, – пробормотала я, а затем проследила взглядом, как Адам уходит по направлению к кофейным автоматам.
– Итак, мисс Топмсон, я бы хотел задать вам несколько вопросов. Это формальная процедура, потому что виновные в произошедшем с вашей матерью уже найдены, – начал офицер, отвлекая меня от взгляда на Брауна. – Где вы были вчера вечером?..
***
/Адам/
Все, что меня переполняло в момент, когда я увидел ее мать – злоба.
Нет, даже не на эту женщину, хотя и на нее я злился. А на алкоголь, который с ней это сотворил.
Конечно, вряд ли его вливали в нее насильно. Спивалась она сама, долго и целенаправленно. И вот куда это ее привело.
От семьи остались лишь одно название и брошенные на произвол судьбы дочери.
Так чему я удивлялся, когда Мелани подсела на кокс? Это было вполне предсказуемое течение обстоятельств, удивительно, что Фелисити еще держалась на плаву и стремилась к чему-то лучшему.
Ноги сами понесли меня к палате ее матери, я отворил дверь, прошел внутрь и сел на свободный стул. Видел, как эта женщина скосила на меня полуоткрытый заплывший глаз; второй же оставался плотно подернут гематомой.
– Врач сказал, что вы в сознании, а это значит, что слышите меня, – начал я, все еще решая, в каком порядке буду говорить все то, что высказать очень хотелось еще со дня, когда она выгнала Фелс. – Вы ужасная мать. По крайней мере, сейчас такой стали. И я не знаю, за какие иллюзии в отношении вас продолжает цепляться Фелс, но я не позволю вам затащить ее в то дерьмо, в котором вы погрязли сами. Посмотрите на себя. Во что вы превратились? Жалкая алкоголичка, способная за пару баксов продать последнее, что было в доме. За сколько вы заложили ноутбук дочери? Десять, двадцать долларов? Фелс рассказывала, что он старенький, вряд ли вам дали бы за него больше. Вы хоть думали в тот момент, что у нее экзамены через неделю? Что у нее хранятся там все работы: дипломная, курсовые?
Она едва заметно моргнула, хотя вряд ли это было знаком согласия. Скорее, механическим рефлексом.
– А я отвечу: не думали. И Фелс крупно повезло, что она девочка с прекрасными мозгами в голове, а не бесформенным серым месивом, пропитанным алкоголем. Почти все документы она хранила в облаке, именно это ее и спасло от судорожного написания диплома заново. – Я остановился всего на мгновение, чтобы перевести дыхание и тут же продолжить: – Вы на дне, мисс Томпсон. Ниже падать некуда. Доктор сказал, что, скорее всего, вы сдохните едва ли не после выписки, если и дальше продолжите бесчеловечно бухать. У вас одна почка, почти отказавшая печень, поврежденное легкое. И знаете что? Я действительно считаю, что лучше бы вы умерли, чем разрывали дочери сердце своим видом. Потому что она не может сдержать слез, глядя на вас, и постоянно думает, как вам помочь. Так имейте в виду: я не позволю ей этого сделать. Помогите себе сами! Наверное, кто-то наверху вас слишком любит, если не позволил сдохнуть сегодня и дал второй шанс! Вот и воспользуйтесь им! А к Фелс не лезьте.
Я встал со стула и быстро вышел из палаты.
Надеясь, что сказал все. Потому что это не мотивационная речь, вдохновляющая на сражение за жизнь, это всего лишь правда, высказанная в лоб.