- А тебе какая будет разница, если уже готов? Ты же все равно ничего не чувствуешь! Кусок тухлого мяса и все.
- А ты точно знаешь?
- Что?
- Что ничего не чувствуешь? Ты уже на том свете побывал, проверил?
- Хотя, если подумать, - будто и не услышав эту реплику, задумчиво сказал боец, который только что выступал в роли циника-атеиста, - Мамке надо куда-то прийти, поплакать. И корефанам - помянуть. О! - оживился он, - а ведь когда поминают, положено рюмку на могилке наливать?
- Ну да...
- Тогда обидно, если души нет. Пропадет продукт.
- Не пропадет. Алкашей видел, сколько на кладбище ошивается?
- Да ладно вы, завелись. Разговор такой чумной. Нашли тему. недовольно пробасил третий.
- По теме разговор.
Бойцы, оставив свои занятия, выжидающе смотрели на командира.
- Слышали? - покосившись на стоящую на столе рацию, спросил Шопен.
- Слышали.
В кубрик зашел Душман. Таинственно улыбаясь, он что-то нес, спрятав за могучей спиной. Бойцы от любопытства вытянули шеи.
- Вот. В разбитой музыкальной школе нашли. Ребята сразу про тебя вспомнили.
Взвизгнула молния. И из черного дерматинового чехла на свет явилась великолепная акустическая гитара.
У Шопена задрожали пальцы и перехватило дыхание. С полминуты он пытался справиться с комком в горле. Потом еле выговорил, стараясь улыбнуться:
- Спасибо, братишка.
- Спасибом не отделаешься. За тобой концерт, специально для моих орлов. - Серега хлопнул товарища по плечу. - Ладно, я пошел к своим. Они сейчас сидят думают. - Взглянул на часы, - десять минут осталось.
Чуть не столкнувшись в дверях с Душманом, вошел заместитель Шопена, направился к командиру:
- Поднимаем ребят? Говорить с ними будем?
- Да. На это дело я по приказу посылать не буду. Пойдут только те, кто сам решит.
Заместитель пошел по рядам, негромко окликая бойцов. Кубрик зашевелился, наполнился гулом голосов.
Шопен опустил голову и бережно погладил струны. Гитара откликнулась тихим звоном, будто радуясь, что после черных развалин и дерматинового плена вновь увидела свет и почувствовала руки настоящего музыканта. Прислушавшись к ее голосу, он удивленно вскинул брови и пробежался ловкими пальцами по тонким серебряным нервам. Гитара мелодично пропела в ответ. Она была почти идеально настроена.
- Ах ты, чертила бородатый, не можешь без сюрпризов! - улыбнулся про себя Шопен и чуть-чуть подстроив третью струну, взял первый, негромкий аккорд.
Эту песню его бойцы еще не слышали.
Мы придем на могилы братишек,
Как положено, стопки нальем,
И расскажем на веки затихшим,
Как без них мы на свете живем.
Как тоскуют их жены и мамы,
Как детишки растут без отцов,
И оставим под хлебом сто граммов,
И рассыплем охапки цветов.
Для салюта возьмем боевые,
Ведь они не боятся свинца...
Пусть увидят их души святые
Бога-Сына и Бога-Отца.
- Мои готовы. Что мы за мужчины будем, если друзей не сможем похоронить по-человечески? Любой нам в глаза сможет плюнуть. И прав будет. - карие глаза Дауда блестели дерзкой отвагой. - И еще: Ильяс очень хитрый. За ним сотни трупов. Будут и еще сотни. А сегодня мы можем поймать его в его же собственную ловушку. Такого случая еще сто лет не будет. Если вы не захотите рисковать, мы сами пойдем.
- Не горячись, - мягко осадил его комендант.
- Идем. Готовы все. - Коротко сказал Шопен.
- Без вопросов, - поднял кулак к плечу Серега.
Командир СВМЧ подтянулся, решительным жестом ремень расправил. Все на него глаза вскинули.
- Вот что, мужики. Как операцию проводить - вам решать. Вы опытней, обстановку лучше знаете. Но ту группу, что впереди пойдет - на себя огонь вызывать, я поведу. Я ребят потерял, мне их и доставать.
Комендант, пристально в глаза ему глядя, головой кивнул.
- Это твое право, командир.
Шопен ладонь на плечо положил, сжал ободряюще.
Душман засопел озабоченно:
- Ты только нашивки свои пообдирай. Или нет, мы тебе лучше камуфляж запасной дадим. А то ты, как елка на Новый Год. И каждый снайпер тебе будет Дедом Морозом.