Богомолов уже ждал. Золотистые лучи летнего солнца, проникая сквозь густую листву, освещали его стройную спортивную фигуру, поблескивавший на гимнастерке орден Красного Знамени, широкий волевой подбородок, высокий с залысинами лоб и гладко зачесанные назад светлые волосы.
Когда летчики замерли в строю, раздался сильный голос командира полка:
- Летим бомбить аэродром в Смоленске. Многие из вас бывали на нем, хорошо знают его сооружения. Это облегчит выполнение трудного задания. Полетим двумя группами. Головную поведу я, Григорьев - остальных. На цель зайдем с юго-запада со стороны солнца, чтобы затруднить зенитчикам вести прицельный огонь. Атака целей - одиночно с пикирования. Цели выбирать самостоятельно. При атаке не растягиваться, прикрывать друг друга. Выход после удара курсом на восток. Сбор групп на маршруте. Учтите, с нами будут взаимодействовать другие авиаполки и истребители. Будьте особенно внимательны. Вопросы ко мне?.. Штурман! - повернулся Богомолов к Серебряку. - Дайте свои указания...
3
Летом во второй половине дня воздух всегда неустойчив. От нагрева солнцем поверхности земли вверх устремляются теплые воздушные струи, вниз опускаются более холодные, но те и другие настолько мощные, что влекут за собой даже многотонные самолеты: их начинает болтать.
Болтанка сегодня была сильная, и Усенко все время приходилось быть начеку, чтобы удержать "семерку" в строю. Вспомнился родной Славянский индустриально-химический техникум и возникший среди учащихся спор о "воздушных ямах". Главным спорщиком, как всегда, был друг Ваня Еременко. Ваня утверждал, что ему доподлинно известно, что в атмосфере существуют невидимые ямы, вроде водоворотов на реке; аэроплан, попадая в них, проваливается. Он, Константин, тогда так и не смог объяснить Другу его заблуждения, хотя чертил ему схемы воздушных потоков, помещал в них летательные аппараты, доказывал. Еременко твердил одно:
"Ты пока еще только учлет аэроклуба, не летчик, не знаешь всех законов аэродинамики. Воздушные ямы есть!"
От воспоминания повеяло таким родным, что летчик растрогался: "Иван, милый, дорогой чудак мой! Три года прошло, как мы закончили техникум и расстались. Где ты сейчас? Жив ли?" Молодожены Еременко сразу после выпуска уехали на Урал. Первое время писали регулярно, и Усенко поздравил их с прибавлением семейства - рождением маленькой Оксаны. Потом Костя окончил авиашколу, уехал на границу, и переписка прервалась. Конечно, Иван теперь скорее всего на фронте - в этом Константин не сомневался. Может, Еременко тоже здесь, на Западном? Встретиться бы! Вот здорово!..
- Под нами Всходы! - вернул пилота к действительности голос Лопатина. Идем точно по маршруту.
В строю Усенко летел на обычном месте - справа от комэска, и ему хорошо были видны все самолеты. Их было пятнадцать - все, что осталось в действии. Часть машин ремонтировалась, многих уже не было. Поэтому группа Григорьева состояла из шести Пе-2. Впереди сборную девятку вел капитан Богомолов. Пикировщиков сопровождало пять "мигов". Но присутствие "телохранителей" почему-то вызывало одновременно чувство надежды и... тревоги. Ох и туго придется ястребкам, если навстречу им поднимутся два-три десятка "мессершмиттов"!
Бомбардировщики летели на большой высоте, и температура воздуха в кабинах постепенно понижалась. В безоблачном небе на юге, где за далью скрывалась Ельня, кустились кучевые облака. Густая знойная дымка скрадывала горизонт, и видимость не превышала десяти километров. Под самолетами находилась прифронтовая полоса, наполненная войсками, изрытая окопами и разными фортификационными сооружениями. Желтели поля спеющих хлебов, темнели пятна лесов. Небольшие деревни, попадавшиеся по маршруту, в большей части были уничтожены, На их местах чернели головешки, торчали закопченные печные трубы да развалины кирпичных зданий школ и церквей.
Воевать с каждым днем становилось все труднее. Фашисты непрерывно наращивали противовоздушную оборону своих войск. Где прежде стояла одна зенитная батарея, появлялись две, три новых. В Ярцеве, например, куда Константин летал все последние дни, их насчитывалось уже более десятка, и ему, разведчику, приходилось все внимательнее изучать противника, изыскивать новые тактические приемы, чтобы обмануть врага, проникнуть в район и добыть нужные сведения. Однажды над переправой под Духовщиной он пережил страх ожидания последнего удара. Да и позже это неприятное чувство не раз преследовало его. Но в конечном счете летчику удалось справиться с ним. В боях он заставлял себя работать, то есть меньше обращаться к своим эмоциям, а все внимание отдавать изучению складывающейся обстановки, поведению противника. Теперь при подходе к объекту разведки Костя прежде всего старался рассмотреть, где были укрыты зенитки, откуда и как они стреляли, как относительно "семерки" располагались разрывы их снарядов. Это позволяло ему маневрировать в зоне огня так, что "петляков" благополучно уклонялся от прямых попаданий. И летчик стал увереннее в себе. В нем укрепилось новое чувство: раскованность, свобода. Опасный боевой вылет становился будничным, работой. У него вдруг появилось свободное время в бою: он успевал наблюдать не только за поведением экипажа, за режимом работы моторов и приборами, за соседними самолетами, всей обстановкой в воздухе и на земле, но и присмотреться к действиям товарищей, командиров групп, противника, уловить в этих действиях новое для себя и запомнить. Теперь он избегал беспорядочных действий, все делал обдуманно и незаметно из слепой игрушки в руках случая сам становился руководителем событий, управлял ими. Мастерство Усенко как воздушного бойца росло с каждым боем.
Вот и сейчас Константин следил за тем, как Богомолов вел пикировщиков в бой. Василий Павлович давно нравился молодому летчику, еще с той довоенной поры, когда командовал первой эскадрильей, а потом стал помощником командира полка. Нравился своей энергичностью, скромностью, неистребимым желанием летать и тем, что не кичился служебным положением, а был доступен, общителен, умел строго спросить, но и похвалить за дело, пошутить и сплясать со всеми. А самое главное, за что ценили летчики командира полка, состояло в том, что он не уклонялся от боевых вылетов, а летал наравне с ними, рядовыми, и в боях дрался смело и храбро, так что ребята шли за ним в любое пекло и, не задумываясь, готовы были защитить его, закрыть собой. Но особенно Усенко проникся доверием и уважением к Василию Павловичу с того дня, когда после первого бомбометания с пикирования командир вместо разноса и наказания сразу ухватился за опыт и принял его на вооружение всего полка.
Сегодня Богомолов вел полк над территорией, контролируемой нашими войсками, - так было дольше, зато безопаснее, С таким расчетом и был избран маршрут полета.
Григорьев качнул крыльями, и Усенко подвел "семерку" к нему поближе. Тот оглянулся, кивнул: "Хорошо!"
В южной стороне показались столбы дыма, упиравшиеся в небо. Дымка там сгущалась, и сквозь нее на берегу Днепра за частоколом фабричных труб стали различимы купола многочисленных церквей, красные стены монастырских зданий, темные нагромождения городских кварталов - Смоленск!
На холмах, подступавших к городу с севера, шел бой: неровная паутина окопов искрилась выстрелами, вздымалась серо-желтыми фонтанами взрывов - все поле тонуло в пелене дыма. Над пеленой носились стаи самолетов, рвались снаряды.
Бомбардировщики прошли стороной город, потом широким маневром повернули на юг, пересекли витебскую, затем минскую ветви железной дороги, шоссе, Днепр.
- Перестроиться для атаки! - прозвучала в эфире команда Богомолова.
Впереди летящие Пе-2 начали маневр: из левого пеленга все машины перешли в правый и образовали длинную цепочку, истребители верхнего яруса приблизились к голове колонны, и командир полка начал разворот на северо-восток. За ним потянулись, будто связанные невидимой нитью, все "петляковы".
Усенко был предельно собран. Он выровнял свою "семерку" по григорьевской. Высотомер показывал 4200 метров. Потирая озябшие руки, летчик скомандовал:
- Слушать всем! Приготовиться к атаке!.. Товарищ лейтенант, почему не включаете ЭСБР{3}?
- Рано! Включу на боевом курсе.
Солнце уже склонилось к горизонту, его косые лучи светили сзади самолетов, и местность впереди хорошо просматривалась на многие километры. Над Смоленском было ясно. Константин в душе по-хорошему позавидовал умелому маневру командира полка: так точно вывести группу на цель мог только большой мастер. Вот бы ему так!
А цель все ближе. В дымке четче обозначились очертания древнего города. Немецких истребителей в небе над ним не было. Зенитки тоже молчали. "Петляковы" беспрепятственно приближались к аэродрому. Вскоре у черты города на огромном зеленом лугу проступила белая бетонная полоса, а за ней серые здания ангаров и служебных помещений, темные скобы капониров вокруг летного поля.
Но Константин вглядывался не в аэродромные сооружения, а в силуэты многочисленных самолетов, которыми был буквально забит аэродром. Большие и маленькие, группами и поодиночке они стояли в капонирах и рядом, на рулежных дорожках и у зданий, на замаскированных и открытых стоянках. Преобладали двухмоторные. Отдельной длинной цепочкой громоздились четырехмоторные. Повсюду сновали люди, машины.
- Ух, сколько же их тут! - не удержал возгласа удивления летчик. - Похоже, готовятся к полетам, не ждут гостей.
- Обнаглели!
Ведущий Пе-2 уже подлетал к границе аэродрома, когда перед ним в небе появились первые разрывы, а по летному полю пополз тонкий шлейф пыли - на взлет пошли дежурные "мессершмитты". Константин зло проговорил:
- Запизнылысь! Пока наберут высоту, проскочим! Количество разрывов впереди нарастало с каждой секундой. Бело- и серо-черные хлопья появлялись в небе тут и там, сливались друг с другом, образуя распухающее облако. Но стрельба зениток пока была беспорядочной и опасности для бомбардировщиков не представляла. Богомолов лег на боевой курс, и вот его зелено-голубой "петляков" уже взмахнул двухкилевым хвостом, пронзил полыхающее взрывами облако и опрокинулся в крутое пике, устремившись с нарастающей скоростью навстречу врагу. За головной машиной мелькнул хвост второй, потом третьей машины - атака началась!
Но и враг вводил в бой все новые и новые силы. Теперь на земле огрызались десятки батарей. Облако разрывов быстро накатывалось на "петляковых", обволакивало их со всех сторон. А на стоянках немецких самолетов уже взрывались авиабомбы. Вокруг них появились языки пламени, загулял огонь, и к небу потянулись дымные шлейфы горящих машин.
- Командир! Разрывы справа - пятьдесят метров! - подал голос Георгий Збитнев. - Теперь слева - тридцать!
"Семерку" тряхнуло. Усенко наблюдал за хвостом григорьевской машины. Она начала противозенитный маневр. Летчик стал повторять его.
- Включаю ЭСБР! - доложил Лопатин. - Угол пикирования сделаем семьдесят градусов. Слышишь, друг? Выдержи!
- Вас понял! Выпускаю тормозные решетки! В рев моторов вплелся резковатый шум, созданный открывшимися решетками. Пе-2 резко уменьшил скорость, будто кто-то схватил его за хвост и придержал.
- Потеряй еще двести метров! Так! Боевой! Пилот прекратил маневр, мельком взглянул вниз.
- Давайте по целям, что у ангара! - приказал он.
- Так и хочу! - Лопатин уже склонился над прицелом. - Влево - восемь! Еще чуть-чуть! Стоп! - Вывел он бомбардировщик на уцелевший ангар, рядом с которым особенно густо стояли двухмоторные "хейнкели". Бомбардиру были видны не только самолеты, но и мечущиеся фигурки людей, отъезжающие автомашины и рядом неистово стреляющая четырехствольная батарея малокалиберных пушек.
- Пошел!
Константин ждал эту команду. Он вмиг сложил губы трубочкой, протяжно свистнул и двумя руками с силой отжал штурвал. "Петляков" послушно опустил нос, голубое в дымах небо взлетело куда-то вверх, а зеленое поле аэродрома, серые рулежные дорожки с распластавшимися вдоль них чужими самолетами и кружочками рвущихся бомб, черная крыша ангара - все это встало перед Константином в прицеле и двинулось на него, стремительно увеличиваясь в размерах.
- Выводи! - раздалась команда Лопатина. Усенко вдавил кнопку в гнездо на штурвале, "семерка", дрожа, приподняла нос, выходя из пикирования, с держателей сорвались бомбы... "Петляков" с огромной скоростью помчался над аэродромными строениями и деревьями, над домами города. Справа и слева от него рвались снаряды, но он был уже далеко. Константин отыскал в небе григорьевскую машину и подвернул. "Петляковы" быстро собирались в общий строй.
Бомбы на аэродроме продолжали рваться, разгорались новые костры пожарищ, а сверху в пике срывались последние машины. Сбитых пикировщиков не было видно, и Костя вздохнул с облегчением.
- Видел: две бомбы попали в ангар. - Голос бомбардира был спокоен. Остальные легли рядом на площадку с самолетами. Молодец, Костя! Выдержал уголок! Я ж говорил, что люблю точность! Не торопясь, поспешим!
- Внимание! - ворвался крик радиста. - Справа сверху вижу четыре "мессера". Выходят на комэска.
Из синевы небес прямо на григорьевское звено падали две пары Ме-109. Стрелки передних Пе-2 встретили их дружным огнем, и вражеские истребители прервали атаку. Выпустив издали несколько очередей, они отвернули в сторону.
Но вражеских самолетов становилось все больше. Усенко прижимал "семерку" к ведущему, вертел головой по сторонам. С юго-запада наперехват группе мчалась четверка, за ней еще восьмерка "мессершмиттов". Дальше у самого горизонта виднелись еще какие-то черточки. Положение "петляковых" осложнялось: на каждый Пе-2 приходилось уже по три Ме-109!
- Командир! Командир! - Георгий не докладывал, а кричал. - Справа еще четыре "мессера"! А вон еще!
- Ты чего раскричался, Сгибнев? - спросил Лопатин стрелка. - "Мессера" летят? А что ж им делать? Пусть летят. Подойдут поближе, не волнуйся, поделюсь с тобой по-братски, будешь бить на выбор. А кричать зачем, Сгибнев?
"Ну и нервы у мужика! - с восторгом подумал Костя. - Тут такое! А он еще шутит!" Но удивительное дело - вовремя спокойно сказанное слово боевого товарища разрядило напряженность.