Президенту Академии наук СССР академику М. В. Келдышу
Глубокоуважаемый Мстислав Всеволодович,
Сейчас у нас создались нетерпимые условия для поездок за границу.
Вам, наверное, известно, что моя поездка в Данию, в Институт имени Нильса Бора, не могла состояться, так как разрешение на нее было получено на день позже назначенной даты отъезда. <...>
Как следует из телеграммы нашего посла в Копенгагене тов. И. Г. Егорычева, отмена за несколько часов до согласованной даты моего приезда привела к обиде датчан, поскольку они очень тщательно подготовили программу моего визита, что, конечно, было связано с материальными затратами, и пока они не возобновляют своего приглашения.
Естественно, я не могу не чувствовать себя тоже глубоко обиженным, так как не могу объяснить происшедшего иначе, чем пренебрежительиым отношением к себе. Я старый человек, ученый, и выполнял поручение, возложенное на меня Академией наук, и я мог бы рассчитывать на элементарное уважение.
Аналогичное произошло и с моим участием в происходящей сейчас в Брюсселе ассамблее по вопросам европейской безопасности.
Я член нашего комитета по европейской безопасности, и я весьма сочувствую его деятельности и рад помочь. За несколько дней до моей несостоявшейся поездки в Данию, 22 мая, я впервые узнал от чл. кор. Г. К. Скрябина, что я включен в нашу делегацию в г. Брюссель.
Если человека уважают и ценят его деятельность, то, естественно, заранее, когда формируется делегация, его спросят, хочет ли и может ли он поехать, и скажут, в чем предполагается его участие. Даже сейчас мне не ясно, рассчитывали ли на мои выступления на ассамблее в Брюсселе или я должен был быть там для декорума.
Опыт моих поездок на такие конференции показал, что обычно для меня они связаны с большой загрузкой. Поскольку я владею иностранными языками и меня знают, то ко мне многие обращаются, особенно журналисты, и ставят вопросы, на которые часто хлопотно отвечать. Поэтому для успешного участия нужна хорошая предварительная подготовка и тесная связь с руководством делегации, чего нет. Например, глава делегации тов. А. П. Шитиков ни разу со мной не разговаривал[217].
Я чувствую, что со мной обращаются, как с футбольным мячом, с мнением которого тоже не считаются, когда его забивают. Естественно, что при создавшихся условиях я не был в состоянии поехать в Брюссель, хотя и сожалею, что не могу помочь этому хорошему начинанию.
Как Вы, наверное, помните, только полгода тому назад Академия наук поручила мне представлять ее в Лондоне на мемориальной сессии Королевского общества, посвященной 100-летию со дня рождения Резерфорда, который был иностранным членом нашей Академии. Я подготовился к выступлению, но за несколько дней до отъезда моя поездка была отменена; как Вы мне тогда сказали, это делается в связи с дипломатическим недоразумением, связанным с высылкой из Англии сотрудников нашего торгпредства в Лондоне. До сих пор я не могу понять логической связи между этими двумя событиями. Почему из-за этого дипломатического
инцидента надо было лишать нас, ученых, возможности выразить свое почтение великому английскому ученому?
Из приведенных примеров явно следует, что условия связи с иностранными учеными не только ненормальны, но их осуществление часто сопряжено с обидным и граничащим с оскорбительным отношением к ученому.
Поскольку эта связь с иностранными учеными организуется Академией наук, то я, как член нашей Академии, считаю необходимым довести до Вашего сведения как Президента, о тех ненормальных условиях, при которых эта связь осуществляется. Прошу таюко сообщить мне, что мне надлежит предпринять, чтобы в дальнейшем оградить себя от подобного обидного отношения к себе, которое к тому же еще связано с большой трепкой нервов.
На сентябрь месяц с. г. у меня было запланировано несколько поездок за границу. Это Пагуошская конференция в Оксфорде, а также, как было Вами сообщено Французской Академии наук, поездка в Парииж в качестве представителя нашей Академии на 100-летие со дня рождения Поля Лашкевена. В декабре с. г. предполагается поездка в Дели по приглашению Индийского правительства. Все эти поездки внесены в план международных связей АН СССР.
Я не вижу, как после всего происшедшего, при теперешних условиях для поездок за границу, я могу взять на себя выполнение этих поручений, о чем и сообщаю Вам.
Я сожалею, что мне приходится беспокоить Вас, но хорошо известно, что интернациональные научные связи весьма нам нужны, так как они необходимы для успешного развития науки в любой стране так же, как и в нашей. При тех условиях, которые у нас имеют место, нормальное развитие этих связей невозможно, и это положение следует изменить.
Ряд наших академиков такого же мнения.
Уважающий Вас П. Капица
P. S. Хочу обратить Ваше внимание, что нужно как-то выправить создавшееся положение с датскими учеными. Институт им. Н. Бора написал Вам, что приглашает меня, как гостя, для научной связи и прочтения
лекций. Академия наук официально сообщила о своем согласии. Надо признать, что сейчас положение Академии наук выглядит весьма неприглядно.
Капица был членом бюро Советского комитета за европейскую безопасность. На одно из первых заседаний бюро он пришел за полчаса до назначенного времени — чтобы дать возможность председателю комитета А. П. Шитикову, если бы тот захотел, познакомиться с ним и поговорить с глазу на глаз до того, как соберутся остальные члены бюро. Петру Леонидовичу казалось, что председателю Советского комитета за европейскую безопасность будет интересно поговорить со старым академиком, тесно связанным с европейским научным миром. А. П. Шитикову это было неинтересно, и он поговорить с Капицей не захотел... Петр Леонидович рассказывал потом об этом эпизоде с некоторым недоумением. Он был обижен, конечно, и больше на заседания бюро не приходил.