Мелкая говорила: «У меня есть башни из слов. Выше облаков, прочнее стали… У меня есть заклинание, а в нем загадка. Дай ответ — и твое желание сбудется. Дай ответ, Ржавчина…»
Глупости болтала. Как и все девчонки. Я ей не верил, знал, что глупости, но каждый раз исправно отвечал… И странно было, что детское заклятие работало. Конечно, все лишь совпадение, даже в детстве я не верил в подобные глупости. Но почему-то не хотел огорчать мелкую…
Я помню день, когда она появилась в приюте. Такая чистенькая, в красивом платьице с кружевным передником, в бархатной накидке. С косичками до самого пояса и штормовыми глазищами, в которых застыла какая-то недетская грусть и немного — удивление.
Настоятели привели ее в общую комнату и оставили на растерзание приютских выкормышей. С девчонки мигом содрали бархатную накидку и красивый передник, отобрали мешочек с пожитками, распотрошили его. Вытащили вещички, кулек с конфетами, ручное зеркальце. Ну и стукнули, конечно, мелкую для острастки, чтобы место знала.
Я сидел, как и положено — наверху, глядя на копошащихся приютских крысят, роющихся в чужих вещах.
Девчонка на удивление молчала. Не орала, не ревела, не кидалась отбирать свои пожитки и платьица. Молчала, смотрела с каким-то нездешним удивлением, хлопала своими штормовыми глазищами. Зеркальце присвоила Корка. Ей, как и мне, исполнилось семь, и она уже оценила силу своего красивого личика. Передник глупые девчонки порвали, потому что поделить не смогли, так и тащили в разные стороны, пока ткань не треснула. Конфеты принесли мне. Кулек я взял, цыкнул на малышню, взирающую на сладости голодными глазами. Крысята притихли, отшатнулись. Я сунул руку в кулек, вытащил что-то яркое и сладко пахнущее, положил в рот. Причмокнул, не отрывая взгляда от пришлой девчонки. Чтобы знала, что все ее теперь принадлежит мне. Захочу — все отберу. Захочу — и стукнут ее уже не для острастки, а по-настоящему. Пусть знает, кто здесь хозяин! Знает и боится! Потому что страх — это сила. Единственная сила… Что-что, а эту истину я усвоил раньше, чем начал ползать… А новичков надо учить сразу, ставить на место, а то являются такие чистенькие, думают, лучше нас, приютских крыс…
Чистенькая новенькая таращилась без всякого страха. Лишь с изумлением, а еще… смехом?
Я поперхнулся непонятной конфетой, выплюнул на руку. Что это такое?
— Надо без бумажки, — пояснила девчонка. — И лучше вот эту, красную… она вкусная.
Пока я кашлял, выплевывая остатки размокшей во рту бумажки, мелкая забрала у меня кулек — невиданная наглость! И раздала конфеты крысятам. Тем, что не участвовали в дележке ее скудного имущества. А потом еще и осмелилась хлопнуть меня по спине, чтобы выбить из горла застрявшую там липкую бумажку!
Кашлять я перестал. Крысята притихли, судорожно пряча за щеками сладости — пока не отобрали. Уставились на меня, ожидая расправы. А пришлая глупышка и не понимала, что ей теперь каюк. Стояла и чуть ли не улыбалась, рассматривая меня!
Я вытащил кусок стекла, подкинул на руке. Штормовые глазищи стали круглыми. Поигрывая острым стеклом, я пошел к девчонке. Шел я медленно, зная, что каждый шаг — как приговор. И пора бы ей уже начать реветь да умолять о снисхождении. Только эта чужачка не ревела. Даже когда я срезал под корень ее косы. Держать только пришлось, но тут Плесень и Проныра помогли, как всегда… Без кос мелкая стала какой-то другой… Я сунул стекло ей под нос, повертел.
— Поняла? — весомо произнес я.
— Поняла, — фыркнула мелкая. — Дурной ты причесочник! Руки кривые!
Мор засмеялся, и я двинул ему кулаком. Хотя надо было треснуть девчонку. Но я двинул Мору. Мор двинул мне, а дальше понеслось… Конечно, прибежали настоятели, отправили меня в холодный сарай — остывать. Остыл я там изрядно, все ж конец осени был. Сидел на досках, думал, злился. И все пытался представить, какой вкус был у той красной конфеты…
И как зовут эту гадкую девчонку, которой я ночью обрежу не только волосы, но и уши! Обязательно обрежу! Вот только выйду из змеева сарая…
Я открыла глаза и долго смотрела на светлый квадрат окна, пытаясь понять, где нахожусь. Тяжелые синие портьеры, обрамляющие раму и стекло, оказались незнакомыми. Где я? Что произошло?
Молчащая память вдруг всколыхнулась и утопила в воспоминаниях. Напряженная спина Криса, стоящего перед дверью, яркий свет Мертвомира, бег… Нападение. Эфрим. Чудовища… Кольцо, упавшее к моим ногам.
Страх и непонимание сжали горло. Где Кристиан? Что с ним? Жив ли?
Я охнула, подняла руку. Попыталась поднять, потому что в теле разлилась вязкая предательская слабость. С трудом поднесла ладонь к глазам. Вот она — черная лента вокруг запястья. Значит, ничего не приснилось. Все было по-настоящему.
Я побывала в Мертвомире и вернулась… вернулась в полном смысле этого слова.
Осторожно, боясь дышать, взяла свою прядку, распрямила. И не сдержала всхлипа. Темно-каштановая и длинная. И зелень из моих радужек наверняка тоже исчезла. Ко мне вернулся мой истинный облик, облик Вивьен Джой. Но почему?
Меня захлестнуло отчаяние. Неужели таково действие Двери? И куча февров видели меня с этим клятым цветом волос и этими глазами! Тогда почему я лежу в довольно удобной кровати, а не сижу в каком-нибудь подвале? Хотя… верно, меня будут допрашивать. Чтобы узнать, как я решилась на столь жуткое преступление, где раздобыла документы Ардены и куда дела саму госпожу Левингстон.
Мне стало нечем дышать. А ведь я понятия не имею, где находится мой «подлинник». Ардена не говорила, где собирается провести этот год, как скрываться. Я даже не знаю, кто ее возлюбленный. Да даже если бы и знала… Ардена ведь предупреждала, что от всего отопрется. И отвечать придется лишь мне.
Я закрыла глаза. Впрочем, это справедливо. Я сплоховала, значит, мне и нести ответственность. Ардена дала мне шанс, а я… Надеюсь, меня казнят быстро и без пыток.
Стоило подумать о последнем, и стало зябко.
Я натянула на глаза приятно пахнувшее лавандой одеяло, тихо всхлипнула. Пыток не хотелось. Казни, впрочем, тоже.
Надо бежать! Хоть попытаться! Я не сдамся просто так, я буду бороться! Может, угнать транспорт, взять на таран ворота из Двериндариума, пролететь мост? Или переплыть залив, чтобы оказаться на большой земле! Одна загвоздка — я не умею водить транспорт, не умею ездить на лошадях, не умею плавать… У меня есть две ноги, которые неплохо работают, только в этот раз умение бегать не поможет.
С острова Двери не сбежать, если нет крыльев!
Вздохнув, я отвернулась от окна, откинула одеяло и села. И тут же из кресла напротив поднялась пышнотелая женщина в коричневом платье и белом переднике. На правой стороны груди был вышит зеленой нитью знак врачевателей.
— Проснулась? — Незнакомка потрогала мой лоб, заставила высунуть язык, внимательно осмотрела глаза и радужки.
Я громко сглотнула и дернулась в сторону, ссутулилась. И так ясно, что мне каюк, зачем это подчеркивать? Зажмурилась, зябко поджала босые ноги — от двери тянуло сквозняком. На мне оказалась длиннополая хлопковая сорочка. А комната очень напоминала лекарскую.
— Где я? — голос удивил хриплыми нотами. — Сколько прошло времени? Что с Кристианом?
— Успокойтесь. Хотите в уборную?
Я быстро кивнула и попыталась встать. Шатнулась, ухватилась за спинку кровати. И почему я такая слабая?
Женщина сунула мне под ноги бархатные домашние туфли и проводила за дверцу, где находилась уборная. Зеркала внутри не оказалось. А стоило вернуться, и меня тут же запихнули обратно в постель и сунули под нос чашку с каким-то варевом. Я сделала глоток, поперхнулась. Настой оказался ядреным — смесь трав и специй, меда и лекарств. Но горло иссушила жажда, поэтому я выпила все до дна. Закашлялась, и женщина стукнула меня по спине. Заботливая какая, надо же! Ну да, обидно будет, если жертва скончается раньше времени от удушья!
— Хватит! — от страха я рявкнула сильнее, чем хотела, и врачевательница обиженно поджала губы.
— Вам надо успокоиться, — несколько нервно произнесла она. — И еще поспать. Период слияния еще не закончился, любое волнение может дурно сказаться на вашем здоровье.
— Период слияния? Я не понимаю. Сколько прошло времени с того… дня? Один? Два?
— Почти неделя, — уронила женщина и тут же спохватилась, увидев мои вытаращенные глаза.
— Я проспала неделю? — Ничего себе! На всю жизнь выспалась, Вивьен. На мою оставшуюся короткую жизнь! — Что с Кристианом? Он жив?
— Вы не должны волноваться…
— Скажите мне!
— Февр Стит жив.
Я моргнула. Глаза слипались, тело налилось тяжестью. Клятый напиток! В нем было снотворное!
— Дайте мне зеркало, — попросила я, пытаясь побороть сонливость. Выходило плохо. Что бы ни добавили в настой, похоже, это могло свалить и эфрима. Ох, зря я о нем…
— Никаких зеркал…
Я не заметила, как уткнулась носом в подушку.
— Вам надо еще поспать…
Я провалилась в дрему раньше, чем женщина договорила.
Второе пробуждение вышло более успешным.
Стоило открыть глаза, как ко мне снова подошла врачевательница, только на этот раз, к моему удивлению, Саманта Куартис собственной персоной. За ее спиной маячила дородная фигура прошлой, так и не названной, женщины. Леди Куартис обхватила мое запястье, прикрыла глаза и довольно улыбнулась.
— Прекрасный, здоровый организм. И вполне удачное слияние, никаких отклонений и никакого безумия. Ее разум чист, несмотря на столь печальные обстоятельства! А ведь мы волновались, что будут последствия. Сухие травинки в волосах, вода, остатки мертвого древесного сока… Мелочи, конечно, но иногда могут повлиять и они… Но вам повезло. Вашу колыбель явно качал Божественный Привратник! Ваш разум остался чист. Хотя мы будем наблюдать, конечно… иногда последствия наступают после периода слияния. Но пока все прекрасно!
Я мало что поняла из ее пламенной речи. Лишь то, что леди не знает об уготованной мне судьбе, раз говорит о везении!
— Давайте снова проверим ее железом, леди Куартис, — тревожно прогудела пышнотелая. — А то мало ли…
— Я и без мертвого железа вижу, что все в порядке, — отмахнулась леди Куартис. — Прекрасный, сильный организм — замечательно! Мертвомир не заразил ее своим проклятием. Эта девушка выдержит любые испытания, уж поверьте моему опыту!
Я нервно выдернула свою руку. Что выдержит? Пытки каленой кочергой? Или что-то похуже?
И снова мой первый вопрос был:
— Где Кристиан?
Леди Куартис вздохнула и встала с края моей кровати.
— Милая, думаю, для начала вам стоит посетить купальню и поесть, вы слишком долго провели в наведенном сне, который создала Анна. — Она указала на топчущуюся рядом помощницу, и я глянула в ее сторону уважительно. Каждая лечебница империи мечтает заполучить себе заплетателя снов, или по-простому — плетуна. Анна вынесла из Мертвомира очень ценный и полезный Дар. — Такой сон исцеляет, но пора восполнить ваши ресурсы. А после вам надо поговорить с февром Квином, он ждет вашего пробуждения. А мы увидимся завтра, моя работа закончена. Анна, вы подготовили настой для пациента из двенадцатой комнаты? Меня беспокоит столь медленное возвращение его сил…
Леди махнула рукой и удалилась вместе с Анной. Я осторожно села на кровати, повертела головой. За синими портьерами плескался яркий осенний день, и невыносимо захотелось туда, на улицу. Вдохнуть горьковатый воздух Взморья, ощутить на щеках покалывания ветра! Увидеть дом на улице Соколиной Охоты, и чтобы внутри меня ждал Крис. Надеюсь, с ним все будет в порядке… и моя ложь не станет для него ударом.
Поежившись, я сунула ноги в домашние туфли и медленно двинулась в сторону купальни. Потянулась, размяла слегка онемевшее тело. Чувствовала я себя вполне сносно, только живот урчал, требуя еды.
В купальне я стянула хлопковую сорочку и залезла в чугунную ванну. Горячая вода приятно освежила и разогнала по телу застоявшуюся кровь. Волосы я мыла ожесточенно, терла и терла, словно все еще надеясь вернуть им золотистый цвет. Совсем недавно он меня раздражал, а сейчас я отдала бы что угодно, чтобы снова выглядеть, как Ардена!
Зеркала в купальне не оказалось, но почему-то я была уверена, что радужки моих глаз серые. От обиды захотелось расплакаться, но я лишь стукнулась лбом о край ванны, охнула от боли и вылезла, расплескивая воду. От сожалений и слез никакого толка, так что не стоит тратить на них свое время. Некоторое время я стояла посреди купальни — мокрая и дрожащая — и таращилась на свою руку, обвитую черной лентой. Поскребла ногтем — бесполезно, рисунок казался частью моей кожи. Впрочем, так оно и было. Я прислушалась к себе и не ощутила никаких изменений. Но ведь я получила Дар! Дар, ставший частью меня. Дар, возникший из железного колечка. Дар эфрима.
Сердце дрогнуло и заболело. Его словно проткнули шипом, да так и оставили — истекать кровью. Я сжала кулаки. Сейчас я не буду об этом думать. Я подумаю немного позже. Когда пойму, что со мной сделают и жив ли Кристиан. Потому что стоит вспомнить об эфриме, швыряющем на землю кольцо, и меня начинает трясти от ужаса и понимания.
Накрыла рукой шрамы на боку. Они выглядели так безобидно, всего лишь отметины на коже, но теперь я знала, что этот рисунок — нечто большее.
Торопливо обтеревшись, я натянула приготовленную для меня форму. Знакомую зеленую форму Двериндариума. Жесткий мундир лег словно панцирь, неожиданно успокаивая. Оказывается, я успела привыкнуть и к нему.
Завязав влажные волосы, вернулась в комнату.
Моя кровать оказалась уже застеленной, а на узком столике у окна ждал обед. Я облизнулась с жадностью, увидев тарелку ароматного супа и золотистую лепешку. Угощение умяла в два счета, а когда доедала, дверь открылась и вошел февр Квин.
Я икнула, порадовавшись, что обед уже съеден. Появление Верховного могло испортить аппетит.
«Смерти надо смотреть в лицо», — говорил Ржавчина. Я и смотрела. Приятное такое мужское лицо, слегка уставшее. Взгляд только острый, словно лезвие идара. Как будто февр Квин способен расчленить меня одним этим взглядом!
Я нервно сглотнула, ощущая, как затрепыхался в желудке куриный бульон.
— Как вы себя чувствуете? — Мужчина уселся напротив, внимательно рассматривая меня. — Слабость, головокружение? Леди Куартис сказала, что ваше состояние стабильно.
— Где Кристиан? — От страха я даже забыла про вежливость. Да и зачем она приговоренной? — Почему мне никто не отвечает? Он жив?
— Жив, — сказал февр, и я ощутила, что дышать стало немного легче.
Главное, что Кристиан жив… Значит, я смогла хоть немного искупить свою вину перед ним!
Я откинулась на спинку стула и потребовала:
— Дайте мне зеркало. Я хочу себя увидеть.
Верховный вздохнул, потянулся к моей тарелке и прикоснулся к ней. Матовая фарфоровая поверхность пошла рябью, словно крошечное озеро, а потом застыла отражающим серебром. Почти идеальное зеркало!
Верховный приподнял уголок губ, увидев мой взгляд.
— Не слишком полезный Дар для карателя. Хотя и ему мы смогли найти применение. Прошу вас.
Я осторожно повернула зеркальное блюдце. Тени под глазами, бледные губы. Темные прядки, выбившиеся из косы. И тревожные серые глаза, словно вода в полынье…
Моя последняя надежда сдохла в мучениях.
Рука дрогнула, и тарелка со звоном грохнулась на пол, разлетевшись осколками — обычными, не зеркальными. А я, не выдержав, закрыла лицо руками. Из глаз хлынули слезы. От страха, неизвестности и понимания, что мечты разрушены и надежды не сбылись. Меня затрясло. Хлопнула дверь, а на плечи вдруг опустилась теплая ладонь.
— Посмотрите на меня. Прошу.
Перед моим носом оказался белоснежный батистовый платок. Вытерев глаза, я глубоко вздохнула, ругая себя. Трусиха! Разревелась как маленькая, да перед кем? Своим палачом?
Вернее, палачами. Потому что пока меня трясло, в комнате появилась девушка — красивая, темноволосая и темноглазая, она была похожа на уроженку знойной Гранданы, родины Ливентии. Переглянувшись с февром, незнакомка присела рядом со мной.
— Меня зовут Лейта Скарвис. Послушайте, вы не должны плакать, — мягко сказала она. — Понимаю, сейчас вам кажется, что жизнь ужасна, ведь вы утратили часть себя. Очень ценную часть. Но поверьте, все не так плохо! И совсем скоро вы полюбите себя и такой. Примете и полюбите. Посмотрите на меня, — она ткнула пальцем в свое лицо. — Думаете, я родилась с такими глазами, кожей, волосами? Нет. Я подданная Колючего Архипелага, истинная бесцветная. Вьюга одарила меня белоснежными волосами и рубиновыми глазами, но Мертвомир это изменил. Такое случается, хотя и довольно редко. Это трудно принять. Очень трудно… Мой клан это так и не принял, хотя Дары Двери не обсуждаются… Но вы должны смириться.
Что?
Я застыла, непонимающе уставившись на говорящую. Нет, то, что она изменилась, пройдя сквозь Дверь, я как раз поняла. А вот все остальное… Они что же, решили, что мои изменения случились из-за Дара?! Меня не казнят?!
Слезы снова хлынули из глаз, только на этот раз от облегчения. Меня не казнят! И кажется, даже пытать не будут! Неужели правда? Или все это лишь злая шутка, и стоит поверить, как февр Квин наденет мне на руки кандалы и потащит в клетку?
Лейта Скарвис все еще говорила, но я ее не слушала. Мысли неслись сумасшедшим галопом, ускоряя ток крови и кидая меня то в жар, то в холод. Я боялась поверить. Нет, не может быть! Неужели повезло?
Впрочем, я ведь знала, что Дверь меняет людей! Именно этого так боялась Ливентия! Южная красавица больше всего опасалась, что Мертвомир заберет ее красоту! Как же я забыла? Хотя тут немудрено запамятовать и собственное имя! Хорошо, я хоть не ляпнула чего-нибудь непростительного!
О Божественный Привратник! Благодарю, что прикрыл полой своей мантии! Хотя скорее, благодарить надо Двуликого, верно, бог мошенников и лгунов взял меня под свою опеку! Только болтают, что за помощь Змея платить придется своей душой. Впрочем, невелика ценность.
Пока я тряслась, разрываясь между желанием снова разреветься или рассмеяться, Лейта Скарвис обеспокоенно повернулась к Верховному.
— Думаю, стоит позвать целителей, — зашептала она. — Похоже, все хуже, чем мы думали. Ей понадобиться время, чтобы смириться…
— Это всего лишь волосы! — недовольно буркнул февр Квин.
— Для вас, — упрекнула Лейта. — А для юной девушки — это ее красота. Да еще и такой невероятный золотистый цвет… Когда я утратила свой, белоснежный, то несколько месяцев думала, что лучше было навечно остаться за Дверью!
— Ну что за женские глупости! — Февр досадливо стукнул кулаком по столу, но тут же взял себя в руки. И постарался смягчить голос. — Госпожа Девингстон, мы позовем целителя, вам нужен успокоительный настой, хотя Леди Куартис уверяла, что вы пришли в себя. Видимо, не до конца…
Я еще раз шмыгнула носом, вытерла его белоснежным батистом и выпрямилась.
— Не надо целителя. Я… смогу это пережить. — Обвела взглядом встревоженные лица и добавила в голос дрожи: — Не сразу, конечно. Это просто… ужасно!
— Вашему здоровью ничего не угрожает, госпожа Левингстон, — хмуро сказал Стивен Квин. — И это самое важное. Вы в состоянии продолжить беседу?
— Как только вы скажете, что с моим братом, — оживилась я. Кто бы мог подумать, что обращение «госпожа Левингстон» станет моим целительным эликсиром! Я ведь уже распрощалась с жизнью, а оно вернуло мне будущее! Благодарю тебя… Двуликий!
— Стит все еще спит. Анна погрузила вашего брата в исцеляющий сон.
— Но он поправится?
— Он быстро восстанавливается, — сухо улыбнулся Верховный. — Левингстоны всегда были удивительно живучими. И так как февр Стит пока не может предоставить отчет, я жду его от вас, Иви-Ардена. Вы должны рассказать все очень подробно, не упуская ни одной детали. Сначала мне, затем Совету Двериндариума и архивариусу, который запишет ваш рассказ. Очень подробно. Вы понимаете?
Я кивнула. Что же тут непонятного? Конечно, расскажу. Хотя и не все… Врать я уже научилась виртуозно, у Двуликого хорошая ученица!
Лейта Скарвис ободряюще мне улыбнулась, шепнув, что я отлично держусь и мы еще увидимся. Мимолетно коснулась моих волос, и влажные пряди мгновенно высохли. Девушка снова улыбнулась и покинула комнату. А февр впился в меня взглядом, ожидая отчета. Но я уже взяла себя в руки.
Поначалу рассказ шел туго, я запиналась, вспоминая, как стояла перед Дверью, как открыла ее. Как увидела Мертвомир. Подробно описала крылатую статую, развалины Серого Замка и одежду из лопухов.
— Куда вы отправились на поиски? — поторопил февр.
— Налево, через лес, — слегка запинаясь, ответила я. Помолчала и мысленно попросила у Кристиана прощения за то, что выдам его тайну. Впрочем, сам Крис больше не может вынести из Мертвомира Дар, а мне сейчас важнее сохранить иллюзию правдивости. Я надеялась, что эта правда способна прикрыть то, о чем я умолчу. — Не знаю, как объяснить точнее. Там был старый, давно заброшенный дом. Крыша местами обвалилась, а стены заросли кустарником и плетущимися растениями. Со стороны кажется, что это обычный холм…
— Заброшенное строение? Сможете показать на карте? — оживился февр Квин и вытащил из кармана сложенный листок. На столе он развернулся несколько раз, приобретая реальный размер — еще одна вещь, сделанная двери-асом.
Я опустила голову, всматриваясь в совершенно реальные, хоть и крохотные развалины Серого Замка, копию Двери и шелестящий кронами лес. Это была карта Мертвомира!
Перевела взгляд и увидела тот самый холм — дом, внутри которого мы с Кристианом искали Дар. Сверху дрожала синяя точка. Я быстро скользнула взглядом по карте. Синие, красные и черные пятнышки усыпали изображение Мертвомира. Интересно, что они означают? Возле Двери почти все было черным, а вот дальше попадались и другие цвета. Может, это вероятность нахождения полезной вещи? Ясно, что чем дальше от Двери, тем больше шансов.
Понимая, что не стоит глазеть слишком долго, я ткнула пальцем.
— Мы были здесь.
— Уверены?
— Я не разбираюсь в картографии. — Я поджала губы. — Но этот холм очень похож. И я помню этот камень, я об него споткнулась и ушибла босую ногу! Могли бы и предупредить, что придется бегать в таком постыдном виде!
Верховный глянул на указанное место, не обращая внимания на мои возмущения. Его взгляд стал удивленным. Карту он свернул и снова спрятал в свой безразмерный карман.
— Значит, Дар вы нашли здесь? Удивительно, это место почти перешло в черный бесполезный сектор.
— Так и есть, потому что Дар я там не нашла. Я искала, пока мое время не закончилось. Кристиан велел возвращаться. Пришлось бежать обратно с пустыми руками. А возле родника на нас напал эфрим.
— Подробно! — вскинулся февр, и я поежилась. — Как он выглядел? Что делал? Как двигался? Рассказывайте!
Я нахмурилась, но Верховный даже не подумал извиниться за резкость. Острый взгляд стал стылым, словно Взморье, и таким же губительным. Я ощутила холодок, пробежавший по спине. Не стоит забывать, кому я вру. Этот человек не просто каратель, он Верховный Двериндариума. И я даже думать боюсь о его возможностях.
К счастью, среди них, очевидно, нет умения читать лживые мысли самозванок!
Так что я глубоко вздохнула и продолжила. Когда я вспоминала битву эфрима и Кристиана, голос дрожал и прерывался, даже изображать не пришлось. Мне и сейчас было жутко думать о той бойне. А еще страшнее — о том, с кем сражался мой мнимый «брат». Страх снова сдавил горло, и я запнулась, закрыла глаза, не в силах совладать с паникой.
Февр Квин недовольно вздохнул, но протянул мне стакан с водой.
— Выпейте. Я понимаю, что для вас случившееся большой удар. Но давайте продолжим…
— Никто не говорил о чудовищах, — слабым голосом произнесла я. — Никто не предупреждал!
— Вам говорили об опасности. Дары надо заслужить. Вы знали о риске.
— Но не о чудовищах! — не сдержалась я.
— Такова цена, — жестко оборвал Верховный. — Я понимаю, для вас это выглядит ужасно. Но Двериндариум не зря хранит свои секреты. Дары — сила империи, которая стоит даже жизни!
Я допила воду, опустив ресницы, чтобы скрыть взгляд. Стоит жизни, говорите? Не думаю… Ох, не зря и Ливентия, и Ардена пытались избежать похода за Дверь. Аристократы и богачи не желают таких Даров, не хотят рисковать жизнями — своими и своих детей.
— Все не так плохо, — мрачно произнес февр. — Нападения случаются крайне редко, последнее — несколько лет назад. Вам просто… не повезло. Напавший эфрим был один? Опознаете его?
Он снова засунул руку в карман — и на стол легло с десяток изображений эфримов. Я содрогнулась. С желтых листов скалились и рычали чудовища. Иногда хочется, чтобы работа двериасов была не столь… реалистичной!
Я опознала эфрима сразу же, хотя и пыталась отвести взгляд. Не смогла. Я снова видела рога, крылья, оскаленную пасть. И черные глаза, отливающие рыжиной, которой не было на изображении, но которую видела я.
Врать бессмысленно, Кристиан наверняка узнает чудовище.
— Этот, — прохрипела я и снова схватилась за воду.
Февр Квин заметно помрачнел. Похоже, ответ ему не понравился, хотя какая разница, что за эфрим напал? Но похоже, разница все же была. И не только для меня.
Я заставила себя расцепить пальцы, сжавшие стакан, еще немного — и раздавлю.
— Рассказывайте дальше, — приказал Верховный.
— А это почти все. Зверь ранил Кристиана. Мне пришлось тащить его обратно. А когда мы почти дошли, я внезапно увидела в корнях дерева кольцо. Я споткнулась, дерн откинулся… а там блеснуло. Схватила кольцо и открыла Дверь. Вот и все.
— А эфрим? — подался ко мне Верховный.
— Эфрим? — Я сглотнула. — Когда мы уходили, он остался лежать в траве. Кристиан его убил.
В глазах февра Квина мелькнуло что-то настолько лютое и опасное, что я отшатнулась. Но длилось это лишь миг. Или мне показалось?
Верховный кивнул и даже почти улыбнулся.
— Что ж… Отдыхайте, Иви-Ардена. Завтра повторите свой рассказ Совету. И постарайтесь вспомнить больше подробностей. Благо Двери!
— Благо Двери, — пробормотала я. И вспомнила: — Но февр Квин! Я ведь вынесла Дар! Почему я ничего в себе не чувствую? Ничего нового! Неужели мой Дар — это лишь новый цвет волос и глаз?!
— Возможно, и так. Дары бывают совершенно бесполезными. Отдыхайте. Если у вас появились новые способности, мы их найдем. Чуть позже, Иви-Ардена. Сейчас вам надо набраться сил.
— А Кристиан? Я могу увидеть брата? И вернуться домой?
— Вы покинете лечебницу, как только леди Куартис даст разрешение. А навещать Стита сейчас бесполезно. Он видит наведенный сон и вас не узнает.
И, не прощаясь, Верховный сгреб со стола листы, сунул их в карман и стремительно удалился.
А я осталась, кусая губы и пытаясь утихомирить отчаянный стук сердца.
Стивен Квин постоял, задумчиво рассматривая дом на улице Соколиной Охоты, который ничем не выделялся в ряду таких же аккуратных и уютных домов для обеспеченных учеников, февров и наследников старшего рода. Фасад из красного кирпича, белые ступени с резными перилами и навесным козырьком, строгие рамы окон, черепица на крыше и кусты остролиста вдоль стен. Красивый дом, красивая улица.
Февр раскрыл серебряную застежку своего левого браслета, чуть прищурился, выдохнул, и его зрение изменилось. Все изменилось. Дом окутался линиями и узорами изменения. Они были везде. Стекали по стенам, струились по крыше, извивались вдоль ступенек и ползли по стволам деревьев. Каждый предмет, каждый камень или растение, которого коснулась рука двери-аса, сохраняет этот след. След изменения. Люди не в силах видеть бесконечную паутину, которая оплетает империю, а вот февр Квин мог… Следы Мертвомира, вот что это было. Серые, словно пыльные нити, зависшие по углам заброшенного дома.
Стивен медленно шагнул на ступеньки дома. Паутина была и здесь. Изменения для долговечности, изменения для защиты. Последних было больше всего — Стит позаботился о безопасности своего жилища.
Правда, все его предосторожности были бесполезны против Верховного февра Двериндариума.
Этот Дар порой причинял Стивену истинное мучение. Проклятая паутина Мертвомира, которая опутывала и его, тянулась со всех сторон, сбивала с толка. Она окрашивала мир в пыльный серый цвет, гасила свет солнца и даже яркий летний день превращала в пасмурную тревожную хмарь. И с каждым днем этой мерзкой паутины становилось все больше. Иногда Стивену казалось, что она его душит — опутывает, пеленает, словно младенца, затягивается удавкой на шее. И даже запирающий браслет не всегда справлялся с проклятым Даром.
Но он же делал Стивена столь ценным февром. Вместе с картой Двериндариума Дар видеть следы Мертвомира сделал его Верховным.
Февр повел рукой, стряхивая тонкие нити защиты с двери дома. Кожу кольнуло, но и только. Вошел. Хмыкнул одобрительно — красиво. Уютно. Стивен редко бывал в гостях у Стита, хотя практически заменил ему семью. Он прекрасно помнил день, когда Кристиан-Стит впервые приехал на остров. Тогда он был совсем мальчишкой…
Но Стит не любил гостей и со своими печалями предпочитал справляться в одиночку. Даже тогда.
Верховный неторопливо осмотрел гостиную и поднялся на второй этаж. Толкнул ближайшую дверь — как он и думал, это была комната девушки. Об этом говорил и мягкий ковер на полу, и балдахин, и светлое покрывало. Служанка навела порядок, подготовив комнату к возвращению хозяйки, стерла пыль и развесила вещи, но Стивену хватало иных следов. Он обвел комнату внимательным взглядом. Так-так… Паутина изменения вилась вокруг светильника, вокруг стопки книг из Белого архива, занавесью висела на окне — защищала от вторжения. Не то…
А это что?
Над балдахином тоже покачивалась паутинка — тоненькая, почти незаметная.
Квин обошел кровать, пытаясь добраться до хитрого тайника. Пришлось встать коленями на кровать и просунуть руку между изголовьем и тканью. Пальцы нащупали острые грани — флакон? И что-то еще — округлое, шершавое.
Вытащив оба предмета, Стивен подошел к окну, чтобы рассмотреть находки. Небольшой флакон с жидкостью и тубус. Оба предмета оплетает паутина изменения, оба изготовили двери-асы. Верховный начал с флакона. Осторожно откупорил, понюхал. Посмотрел на свет, внимательно разглядел паутину-след. Флакон был изготовлен в этом году, а жидкость совсем недавно — ее срок не больше двух месяцев. Запах знакомый, февр знал, что это. Жидкость для изменения цвета радужек.
— Как интересно, госпожа Левингстон, — хмыкнул февр Квин безо всякого удивления.
Отложил флакон и поднял тубус. Эта вещь была гораздо старее. И паутина изменения на ней оказалась занятной. Настолько занятной, что февр поднял изумленно брови. И ощутил, как дрогнули пальцы — то ли от страха, то ли от предвкушения. Странное изменение…
Верховный рывком открыл крышечку, вытряхнул свернутый лист. И замер. Сердце остановилось. Он мог бы поклясться, что оно перестало стучать и целую минуту молчало, не в силах сделать живительный удар. И может, от этого так заболело под ребрами. Серый лист, такой хрупкий с виду, был надежно защищен от порчи и разрушения. И это изменение оказалось удивительно красивым, не паутина — серебряная сеть, покрывающая чужой портрет.
Лицо на портрете было повернуто полупрофилем и глаза смотрели вдаль. Словно видели что-то за туманной дымкой бытия, словно знали ответы. Словно совершенно не желали смотреть в лицо Верховного февра.
Стивен Квин постоял еще, заставляя себя не делать опрометчивых поступков. Медленно свернул рисунок и убрал обратно под надежную защиту тубуса. Вернул футляр и пузырек в тайник на балдахине.
И покинул дом на улице Соколиной Охоты. Его визит, конечно, остался незамеченным.
Некоторое время я бестолково металась по комнате, не в силах поверить, что опасность миновала. Постояла у окна, бездумно рассматривая внутренний двор и желтые листья опадающего клена. На Двериндариум опускалась ночь, Вестхольд зажигал фонари — один за другим. Желтые пятнышки вспыхивали сначала тусклым светлячком, потом разгорались, расплескивались рыжим светом…
Очнувшись, я вздрогнула и метнулась к двери. Была уверена, что створка заперта, и удивилась, когда она легко открылась. Коридор оказался пуст. Я постояла, соображая, в какой части Вестхольда нахожусь, и тихонько двинулась вперед. Но стоило пройти несколько шагов, как из-за угла показалась леди Куартис.
— Иви, что вы здесь делаете? — врачевательница подняла красивые брови. — Что-то случилось? Вам надо отдыхать…
— Мне надо увидеть Кристиана, — упрямо выдала я. — И я его увижу! Что вы скрываете? Что с моим братом? Он умирает? Не врите мне!
Леди тяжело вздохнула и поставила на пол свой саквояж врачевателя.
— Мы лишь хотели оградить вас обоих от волнений, дорогая. Вы не осознаете все полноту перемен, происходящих после слияния с Даром. Ваш организм принял часть иного мира, это меняет его. Любые волнения могут оказаться губительными…
— Я чувствую себя прекрасно!
— Февр Квин так не считает. Но… я понимаю вашу тревогу за брата.
— Позвольте мне его увидеть! — взмолилась я. — Прошу вас!
Леди Куартис качнула головой, сдаваясь.
— Хорошо. Возможно, это пойдет вам обоим на пользу. Тем более февр Стит постоянно вас зовет.
— Он зовет меня? — дыхание перехватило.
— Да, — мягко улыбнулась леди и вложила мне в руку свой шелковый платок. — Только лучше прикройте волосы, Иви. Стит находится в наведенном сне, между реальностью и грезой. Грань очень тонкая, порой пациенты не осознают, где они. К тому же лекарства дают побочные эффекты, ваш брат может вести себя не совсем разумно. Или совсем неразумно. Не пугайтесь, не возражайте и помните, что это лишь его сон. К счастью, пациенты не помнят того, что делают в таких чарах. Идемте. Побудете с ним до утра, в комнате есть вторая койка.
— Я все поняла! — Я торопливо повязала на голову платок. — Благодарю вас, леди Куартис!
Врачевательница кивнула, подняла саквояж и поманила за собой. Мы прошли узким коридором и оказались у темной двери.
— Можете дать вашему брату воды, если будет просить. И присмотрите, чтобы он лежал на животе, раны на спине не затянулись.
С замершим сердцем я вошла внутрь вслед за леди Куартис. На кресле в углу читала сиделка, которую леди Куартис отпустила. Врачевательница деловито осмотрела пациента, улыбнулась мне и тоже ушла.
А я осталась.
Кристиан лежал на животе. На нем были лишь серые полотняные штаны, тело опоясывали бинты. Полосы ткани пропитались его кровью. Словно безумный художник нарисовал на спине Криса узоры, положил алые мазки и забрызгал багряной краской. Живопись смерти…
Я осторожно присела на край кровати. И вздрогнула, поняв, что глаза Криса открыты. Только взгляд мутный и пустой.
— Воды…
— Конечно! — Я торопливо схватила со столика стакан, помогла Крису приподняться и попить. Придержала ему голову. Он пил мелкими глотками, а закончив, попытался откинуться на спину. Пришлось схватить парня за руку, не позволяя.
— Крис, тебе нельзя переворачиваться.
Он скинул мою ладонь, снова дернулся. Зашипев, я положила за его спиной подушку.
— Кристиан! Нельзя! Ложись на живот! Ты меня понимаешь?
Он не понимал. Кажется, он вообще не осознавал, где находится. Его глаза были широко распахнуты, но зрачки сужены в точку, а бирюзовая радужка затянута пеленой. Я сомневалась, что он меня видит.
Крис пошарил рукой по покрывалу.
— Идары… где идары?
— Кристиан, успокойся. — Я схватила ладонь парня, прижала к постели, не давая ему дергаться. Осторожно провела ладонью по его щеке, не в силах удержаться от нежности. Было больно смотреть на него такого — раненого, ослабленного, затуманенного наведенным сном и лекарствами. Смотреть и понимать, что это все из-за меня. Эфрим напал из-за меня, в этом я даже не сомневалась. Я помню, как зверь втягивал воздух, как принюхивался ко мне, ощущая чужой запах. Как рычал…
Снова накатила горечь, и я сделала глоток воды, пытаясь избавиться от тревоги.
И снова коснулась щеки Кристиана.
— Крис, ты ранен. Тебе надо просто полежать и дать возможность своему телу исцелиться. Ты меня понимаешь? Посмотри на меня.
Его взгляд — мутный, блуждающий, замер на моем лице.
— Иви?..
— Да, Иви! — обрадовалась я. — Я здесь. Все хорошо, ты меня спас. Спас, понимаешь? Закрыл меня собой. Закрыл собой…
Я захлебнулась словами и эмоциями. Перед глазами снова встала картина боя, и горечь подкатила к горлу. Закрыл собой… Закрыл.
— Останься. — Ресницы Криса опустились.
— Конечно. — Я нервно подергала прядь волос и, подумав, легла на бок, лицом к февру. — Поспи. Тебе надо поспать.
Но он вдруг снова посмотрел на меня.
— Кошмар… Тебя они тоже мучают, ведь так? Я так устал видеть тебя…
Я нахмурилась, не понимая. Кристиан бредит? Или говорит то, о чем думает? Он устал от меня?
— Видеть в своих снах… Это так мучительно, Иви…
Что?
Я вздрогнула и попыталась встать, но Крис тут же приподнялся, потянулся ко мне, заметался.
— Кристиан, я здесь, здесь, — забормотала я, пытаясь его успокоить и не дать причинить себе вред. — Я… с тобой.
Его губы исказились в злой усмешке. Крис замер на боку, глядя мне в лицо мутным взглядом.
— Кристиан… Ты знаешь, что я ненавижу это имя?
— Да, я знаю.
Он придвинулся ближе, безотрывно глядя на меня.
Слишком близко. Слишком.
— Я его полюбил. Это проклятое имя. Теперь.
Горло сжало удавкой. Мне не хватало воздуха. Словно весь закончился, сгорел от этих слов.
Словно Крис говорил совсем не об имени…
— Тебе надо поспать, — беспомощно пролепетала я.
— Я не хочу, чтобы ты приходила, — прошептала он. — В мои сны. Не приходи.
— Хорошо…
Он вздрогнул, лицо снова исказилось, как от боли.
— Крис, тебе надо поспать. Ты ранен.
Он придвинулся еще ближе. Его шепот теперь касался моих губ.
— Ошибаешься. Я убит.
— Кристиан…
— Проклятое имя… Ты ведь знаешь, чего я хочу. Не можешь не знать. Не замечать… Смеешься надо мной?
— Нет, я…
— Я хуже тварей Мертвомира. Я хуже…
— Это не так…
— Я хочу того, о чем нельзя даже думать… Хочу слишком сильно… Зачем ты здесь, Иви?
Я молчала, понимая, что Крис путает сон и явь, не осознает реальность. Ему снится сон, в котором он говорит со мной. Понимала, но от его слов меня кидало в жар. Он думал обо мне. И я ему снилась… Я и сейчас ему снюсь. В здравом рассудке Крис никогда не сказал бы мне подобных слов.
Он желает меня. И ненавидит себя за это. А я не могу сказать, что ему не в чем себя винить. Его кровь знает, что я чужая. Его нутро это знает, чувствует. Его душа это знает… Только разум не верит. Если бы все было иначе…
Это все лишь сон… один на двоих. И надо бы его оборвать, но нет сил.
И когда Кристиан положил ладонь на мою шею — я не шелохнулась. Он провел кончиками пальцев от ключиц до плеча. Его лицо так близко…
— Ежевика. И что-то еще. Я не знаю названия. Но это словно болезнь… моя болезнь. Я болен. Я хочу этот запах. Снова и… снова. И снова! Я ненавижу ежевику, Иви… я так хочу… хочу…
У него взгляд безумца. Пытаясь остановить это, я положила руку на его щеку. Остановить океан. Смешно…
Кристиан накрыл мою ладонь своей, передвинул. Прижал к губам.
— Я хочу… всего…
И холодная ладонь, которая обхватывают мой затылок. И горячие сухие губы, накрывающие мои.
Поцелуй…
Нет, иное.
Непозволительное. Запретное. Восхитительное прикосновение.
Он даже не целует. Его губы прижались к моим и замерли. Мы оба застыли, отдавая друг другу воздух и тепло. Мы так близко, что мне страшно. Я словно часть его — дышу его воздухом и держу его сердце. А он — дышит мной. Медленно. Тяжело, хрипло. Наверное, ему больно от ран и надо отодвинуться… Но стоило попытаться, и Крис вдруг перевернулся одним движением, прижав меня к кровати. Я снова увидела его глаза — лазурь под серым пеплом. Прорывающееся в реальность безумие сна… Кристиан, теряющий контроль над своими желаниями.
Мое имя на его губах. И вдох, который он слизал с моих губ.
— Так мучительно видеть тебя… слышать… чувствовать… ежевика и что-то еще… Это невыносимо, Иви… — Его прерывистый шепот сплетается с жаром тел. — Я ненавижу себя за это желание… И я нахожу оправдания. Это отвратительно — находить оправдание. Я — отвратителен… Почему? За столько лет… Из всех… Ты. Только ты.
И снова целует.
Дрожит от слабости и желания. И я знаю, что легко могу вывернуться, могу уйти. Но остаюсь на месте, теряя разум от его шепота, жара, прикосновения. От медленных движений языка и губ. У поцелуя Кристиана вкус лекарства и горькой рябины. Вкус его поражения. И мне нравится этот вкус… Мне нравится он слишком сильно, так, что нет сил уйти. Я знаю, что поступаю неразумно, преступно, ужасно, но остаюсь… Пусть у меня тоже будет этот сон. Всего лишь сон, о котором Крис не вспомнит.
Поднимаю руки, зарываюсь пальцами в его волосы. Мягкие… Удивительный контраст с жесткостью его тела. Он весь состоит из этих контрастов — сталь мышц и шелк языка, сила и слабость… Он снова называет мое имя. Нет, не мое — чужое. И так хочется, чтобы губы Кристиана произнесли «Вивьен». Мне хочется этого так сильно, что я едва сдерживаюсь, чтобы не попросить… Оказывается, в имени так много. А ведь раньше я не придавала этому никакого значения. Но почему-то сейчас до дрожи хочу, чтобы Кристиан знал, кого целует.
И снова прикосновение — сильнее, жарче.
Мне хочется ощутить его всем телом, но пальцы касаются повязки, и я… прихожу в себя. Что же я творю? Он ранен! Он даже не понимает, что происходит! А я…
Это я отвратительна! Я!
Разорвала поцелуй и увидела горечь в глазах Кристиана.
— Тебе надо поспать, — беспомощно прошептала я. — Прошу тебя.
— Я хочу тебя поцеловать, — четко произнес он. — Я хочу… все остальное.
— Нельзя, — сказала я.
Он закрыл глаза, тяжело втягивая воздух. Губы исказила усмешка.
— Нельзя, — повторил Крис.
Откатился и повернулся ко мне спиной. Я осторожно накинула на Криса покрывало, и он вздрогнул от моего движения.
Я покосилась в сторону второй койки в углу, не зная, как поступить. А потом вспомнила свои кошмары. И то, как Кристиан держал до утра мою руку, чтобы я не боялась. Медленно придвинулась ближе. Не прикоснулась, но так он будет чувствовать мое тепло.
— Уходи, — чуть слышно сказал Крис своему кошмару.
Но я осталась.
Открыв глаза, я некоторое время рассматривала лицо Кристиана, лежащего рядом. А потом поняла, что умудрилась уснуть на его кровати, боком. Осторожно отодвинулась и встала. От неудобной позы болела шея, да и жесткий мундир впился пуговицами в кожу. Я покосилась на другую койку, стоящую у стены, но за окном уже занимался рассвет, так что я решила больше не ложиться.
Стянула мундир, оставшись в рубашке с брюками, и отправилась в купальню. После быстрых водных процедур вернулась в комнату, вытирая лицо полотенцем. И замерла на пороге. Кристиан сидел на кровати. И увидев меня, вскинулся.
— Иви? Ты… с тобой все хорошо? Сколько прошло времени? Сколько я здесь провалялся?
— Достаточно, — несколько нервно ответила я, осторожно сдвигаясь в тень. В комнате горел лишь один светильник, да и тот в углу, а я стояла в тени, которая скрывала цвет моих волос. Покосилась с досадой на кресло — там остался платок, который должен быть на моей голове.
— Надо позвать врачевателей, раз ты пришел в себя… Я быстро!
Сделала шаг к двери, надеясь сбежать, но какой там!
— Стоять, — сказал Кристиан за спиной. — Иви. Посмотри на меня.
Я медленно повернулась, все еще оставаясь в тени. Февр смотрел совершенно ясными и слишком внимательными глазами.
— Подойди, — сказал он.
Я помялась, ругая себя. И зачем осталась после пробуждения? Надо было сразу уходить!
— Иви. Иди сюда.
Ну вот, не успел очнуться — уже командует! В беспамятстве Крис был не так уж и плох!
Сдавшись, я приблизилась и села на край кровати рядом с парнем. Он медленно поднял руку. Подцепил прядь моих волос и задумчиво намотал на палец. Выпустил, скользнул ладонью по моей щеке, повернул лицо к свету. И замер, рассматривая глаза.
— Что произошло?
— Ты ничего не помнишь?
— Я помню нападение и то, как ты тащила меня обратно. Выходит, в Мертвомире ты что-то взяла. Как тебе удалось?
Я незаметно перевела дыхание.
— Просто повезло… Споткнулась о корни дерева, а там — кольцо. Честно говоря, до сих пор не верю, что мы смогли уйти живыми.
— Способности проявились?
— Нет, я ничего нового не ощущаю.
Крис не моргая рассматривал меня, и я поежилась, отвернулась.
— Может, Мертвомир решил лишь испортить мою внешность, вот и весь его Дар! Не смотри на меня так. Я теперь выгляжу… ужасно.
Он снова повернул к себе мое лицо. В глубине топазовых глаз вспыхнуло ночное безумие.
— Ужасно? Ты ошибаешься. По мне, так гораздо лучше. Только теперь ни одного якоря, Иви. Ни одного, чтобы удержаться, — непонятно и хрипло произнес Крис.
Я моргнула. О чем это он? Может, снова бредит?
Кристиан провел ладонью по моей щеке, опустил взгляд. Из-под манжеты моей рубашки выглядывал черный рисунок. Кристиан расстегнул манжет, закатал рукав, обнажая мое запястье. Медленно провел большим пальцем по следу Мертвомира, и я вздрогнула. Отдернула руку, потому что от этих неспешных движений февра внутри что-то дрожало и дышать становилось все сложнее…
Ночное безумие снова оказалось слишком близко.
Кристиан молчал, и это тоже нервировало.
— Как ты себя чувствуешь? — пробормотала я, чтобы разрушить опасную тишину.
Он поднял голову, посмотрел в глаза.
— Иви…
Хлопнула дверь, впуская сиделку, и я обрадованно вскочила.
— Февр Стит! Вы пришли в себя! — всплеснула руками женщина. — Но вам рано просыпаться, надо позвать Анну, чтобы заплести новый сон…
— Никаких снов, — отрезал Крис. — С меня довольно!
— Но ваши раны…
— Заживут и без наведенной грезы. — Он схватился за изголовье кровати и встал. Пошатнулся.
Я дернулась, чтобы поддержать, но февр обжег взглядом.
— Принесите мою одежду, прошу вас. И сообщите февру Квину, что как только я приведу себя в порядок, буду готов дать отчет о произошедшем. Иви, ты уже говорила с Верховным?
Я кивнула, наблюдая, как Крис, покачиваясь, движется к уборной.
— Я рассказала про нападение, но плохо запомнила подробности. Слишком испугалась. Крис, мне кажется, тебе рано вставать…
Не дослушав, февр захлопнул за собой дверь уборной. Мы с сиделкой переглянулись, и женщина развела руками.
— Мужчины, — проворчала она. — Позову леди Куартис, раз уж так…
Врачевательница явилась как раз тогда, когда Крис закончил омовения и вернулся в комнату. Пока леди осматривала и перевязывала парня, я топталась в углу, размышляя, что делать дальше.
Впрочем, это февр тоже решил за меня, объявив, что мы немедленно возвращаемся домой. Леди попыталась возразить, но быстро сдалась — спорить с Крисом оказалось бесполезно. Поэтому нас просто снабдили мазями с настойками, велели являться на перевязки и отпустили.
Февр Квин был занят, так что визит к Верховному и доклад пришлось отложить.
Умытый, перевязанный Кристиан в серой лечебной рубахе и расстегнутой куртке выглядел почти привычно, только заострившиеся скулы и тени под глазами напоминали о ранении.
В дом на улице Соколиной Охоты нас довез друг Кристиана — Лаверн. Лицо февра пересекал грубый шрам, но обаятельная улыбка и добродушие быстро сглаживали первое пугающее впечатление. Он сразу полез к Крису обниматься, потом попытался проделать то же самое и со мной, но Кристиан не позволил. Глянул хмуро, и Лаверн сник. Правда, ненадолго. Рот у парня не закрывался, словно он был не февр вовсе, а уличный балаганщик!
— Ну и шуму вы наделали, Левингстоны! — хмыкнул Лаверн, усаживаясь за руль мехомобиля.
Кристиан едва уловимо поморщился, располагаясь рядом со мной.
— Весь Двериндариум на уши поставили! Не повезло тебе, красавица, первый вход — и нападение… последний раз твари Мертвомира задрали Карнуса Уита, так это было почти семь лет назад! Что же их приманило к Двери? Обычно не подходят, а тут на тебе! Стит, ты видел свою спину? Здорово зверь тебя разукрасил, на всю жизнь отметил! И волшебные мази леди Куартис не помогут, по себе знаю. — Лаверн хмыкнул и ткнул пальцем в свой шрам. — Хорошо, до горла не добрался, эти твари любят клыками в горло вцепиться…
— Лаверн! — оборвал друга Крис, и парень осекся.
— Извините, госпожа Левингстон, забылся! Хотя чего вам теперь бояться, вы с эфримом знакомы-то не понаслышке! То возле Вестхольда встретились, потом в Мертвомире… Не везет вам на эфримов, госпожа Левингстон!
Или наоборот — везет, похолодела я. И заметила внимательный взгляд Кристиана. Впрочем, он вообще всю дорогу смотрел на меня, снова и снова возвращаясь взглядом к моим волосам и лицу. Словно не узнавал.
Холода, ползущего по спине, стало больше.
— Значит, после нас Дверь не открывали? — спросила я, желая отвести от себя слишком пристальное внимание Кристиана.
— Почему же? — удивился Лаверн. — Послали отряд карателей, посмотреть-проверить, да только никого не нашли. Лишь следы крови и вытоптанную траву. Может, зверя утащили падальщики да и сожрали, кто этих тварей знает! Запретить выходы в Мертвомир все равно не получится, госпожа Левингстон. Так что дальше открывали по плану. Ученики из вашего набора и открывали, четверо, помимо вас.
— С ними все в порядке? — вскинулась я.
— Все живы, — бодро ответил Лаверн, сворачивая на знакомую улицу. — Подробностей не знаю, но нападений больше не было. Похоже, зверь мертв. Ты все-таки его прирезал, Стит!
Я вздохнула свободнее — все мои знакомые живы и здоровы. Интересно, кому-нибудь из них удалось найти Дар?
— Понять бы еще, как клятый эфрим проникал в наш мир! Кажется, Совет в этом так и не разобрался.
Я удержалась от искушения обернуться, чтобы бросить взгляд на черные стены Вестхольда. Совет не разобрался, а вот старый Харди Дэфф нашел отгадку. Не зря он нарисовал рисунок, такой же, какой белеет шрамами на моем боку. Может, он нашел это изображение в своих древних трактатах или рукописях с тайными знаниями Черного архива? И либо я сошла с ума, либо именно этот узор позволял зверю проходить сквозь каменные статуи на стенах. Узор на моем теле притягивал в этот мир эфрима.
Не просто эфрима…
То, о чем я старалась не думать, снова накатило волной и потащило на дно пропасти.
Я мотнула головой, выбрасывая мысли, хотя и понимала, что подумать об этом все равно придется. Подумать, осмыслить, принять. И решить, что мне делать дальше.
Но прежде надо набраться сил.
— Иви? — Кристиан положил ладонь поверх моей. На его запястье блеснул серебряными застежками браслет. — Не бойся.
Жаль, что я не могу объяснить, чего именно боюсь…
Крис отвел мои волосы от лица. Задержал прядь в ладони, словно не желал выпускать. И разжал пальцы недовольно, когда Лаверн притормозил возле нашего дома и объявил:
— Приехали!
Дом встретил нас тишиной, свежестью, запахом полироли и немного — сыростью. За неделю дождей стены успели напитаться влагой.
— Я разведу огонь, — сказал Кристиан, снимая куртку. — Посмотри, есть ли у нас еда. Похоже, я проспал слишком долго и сейчас готов съесть даже старую подошву!
— Тебе от моих сапог или свои будешь жевать? — хмыкнула я, открывая дверцу шкафа.
— Пожалуй, твои должны быть мягче, — отозвался из гостиной февр.
Я рассмеялась.
— Ну тогда мне повезло, ты не оставишь меня без обуви. У нас есть подсохший хлеб, сыр и бутыль молока.
— Настоящий пир. — Кристиан вдруг оказался за моей спиной, совсем близко. Заглянул через плечо в шкаф, ловко вытянул с полки сыр, развернул тонкий пергамент. Откусил кусок и протянул мне.
Я демонстративно подняла брови.
— Господин Левингстон, вы предлагаете мне грызть этот кусок, словно я голодная амбарная мышь?
— Нет? — Кристиан повторил мой трюк с бровями.
Я вздохнула, отобрала у него сыр и впилась в него зубами.
— Сухой и гадкий, — проворчала я, хотя угощение было вполне сносным. Закусила хлебом и снова отдала сыр Крису. Он все еще был слаб, поэтому недолго думая уселся на пол, привалившись спиной к шкафу. Фыркнув, я села рядом. Некоторое время мы молча жевали, передавая друг другу нехитрое угощение. Огонь в камине разгорелся, и от него потянуло теплом.
Выпив молока, Кристиан отставил бутыль и сказал:
— Ты меня спасла, Иви. А ведь это я обещал тебя защищать. Ты невероятно смелая. И самоотверженная. Я… не ожидал.
— Думал, брошу тебя умирать и сбегу?
Он глянул искоса. Да, похоже, именно этого он и ожидал.
— Ты совсем другая, — задумчиво произнес он, и я испугалась.
— Ты ведь отдал мне защиту, — пожала я плечами, пытаясь выглядеть беззаботно. — Если бы не отдал мне свой доспех, зверь не смог бы причинить тебе вред. Кстати, не подскажешь, как заиметь такой же?
Февр улыбнулся краешком губ и взял мою руку, отодвинул манжету, глядя на метку Мертвомира.
— Мне понадобилось два года, чтобы научиться придавать теням форму. Поначалу я умел лишь притягивать тьму.
Он снова улыбнулся, а я ахнула, потому что темные пятна, лежащие по углам, потянулись к нам и обвили наши ладони. Тень легла на мою руку, словно живая.
— Здорово! — восхитилась я, пытаясь не думать о том, что Кристиан так и не выпустил мою ладонь. И что прикосновение тени слишком похоже на ласку.
Я сглотнула и сама убрала руку. Кристиан вскинул голову, обжег взглядом.
— А мой Дар — это лишь гадкий цвет волос, — проворчала я, пытаясь разрядить обстановку.
— Мне всегда нравились темноволосые девочки, — насмешливо произнес февр. — Ты ведь помнишь.
Ну да, помню. Ливентия, например!
— Твой Дар, возможно, еще проявится, — утешил Крис. — Порой на слияние уходит много времени. А иногда выявить новые способности довольно сложно. Мои когти проявились сразу, как только я закрыл Дверь, а вот чтобы распознать умение притягивать и формировать тени, понадобилось несколько месяцев. Чтобы узнать, что у меня есть нечеловеческая скорость, надо было побежать. Так что теперь тебя ждут новые испытания, Иви.
— Ну вот, мало мне гадких волос и глаз, теперь еще и испытания, — буркнула я. Но тут же улыбнулась, не сдержавшись. И осторожно коснулась шеи Кристиана. — Это знак скорости, а на спине что? Тени?
Он кивнул.
— Это был обломок подсвечника, который я вынес из Мертвомира.
— А здесь?
Я коснулась места под сердцем.
— Медальон и пустышка, — пожал плечами Крис.
— А где когти?
— На ноге, — хмыкнул февр. — Мертвомир ставит метку в любом месте.
Я коснулась его запястья там, где из-под открытого браслета вился рисунок.
— А это что за Дар?
Крис посмотрел на мои пальцы, втянул воздух.
— Скажу, когда узнаешь, какой Дар получила ты, — чуть хрипло произнес он.
— Сделка? — улыбнулась я.
— Сделка. — Он склонился, не отрывая от меня взгляда. — У меня очень необычный Дар, Иви. Тебе понравится.
Подмигнул и наклонился еще, втягивая воздух возле моей шеи. В комнате стало ощутимо темнее, похоже, Крис неосознанно притягивал тени. А у меня перед глазами так явно встало ночное безумие. Шепот, прикосновения… удовольствие. Кровь забурлила в венах, мешать думать.
Тьма накрыла пологом, полностью отсекая дневной свет. И Кристиан тихо вздохнул, придвигаясь ближе.
Хлопнула входная дверь.
И все закончилось.
Я моргнула. Тени снова лежали в своих углах, Кристиан защелкнул застежки браслета. А в дверях стояла прислужница Силва с корзиной еды и… февр Квин.
Вот последнего мне видеть совсем не хотелось!
Мы поднялись и перешли в гостиную, позволив юной прислужнице наполнять шкафы.
— Госпожа Левингстон, — сухо улыбнулся мне Стивен Квин. И гораздо теплее — Крису. — Стит! Леди Куартис жаловалась, что ты в очередной раз проигнорировал ее наставления! Впрочем, я не удивлен. Как ты себя чувствуешь?
— Почти здоров и готов к работе, — уверил Кристиан.
Февр Квин скептически хмыкнул, но спорить не стал.
— Считай, у тебя незапланированный отпуск, февр. И никаких возражений! А вот твой отчет я жду с нетерпением. Но прежде кое-что для твоей сестры.
Верховный протянул мне кожаную полоску. Я взяла осторожно, тронула одну-единственную серебряную застежку.
— Как вы уже поняли, это браслет, запирающий Дар. Вы обязаны носить его постоянно, открывать будете только под присмотром наставников. Пока мы не выяснили, чем наградил вас Мертвомир. Позвольте, помогу надеть, Иви-Ардена.
Верховный снова улыбнулся и я, кивнув, протянула ладонь. Кожаная полоса обернулась вокруг запястья, щелкнула застежка. Но в отличие от браслета Криса, мой Верховный закрыл на крошечный замочек, а ключ убрал.
— Браслет «привыкнет» к вашему Дару, Иви-Ардена, и сможет его сдержать, если он проявится. К сожалению, изменения внешности браслет не меняет. Скажите, вы по-прежнему не ощущаете новых способностей или знаний? — спросил Верховный. Его пальцы на мгновение задержались на моей руке, а взгляд — на рисунке Мертвомира.
— Нет, — покачала я головой. — Видимо, мне не повезло, и никаких умений просто нет.
— Посмотрим. — Февр Квин отодвинулся и заложил руки за спину. — А сейчас прошу нас оставить, Иви-Ардена, мне надо поговорить с вашим братом.
— Спасибо за браслет, Верховный, — кивнула я. — Пожалуй, я прогуляюсь.
— Оденься теплее, — велел Кристиан.
Я кивнула и поднялась в свою комнату. Закрыв дверь, первым делом бросилась к своим тайникам. Пересчитала деньги, открыла старый тубус — мое единственное сокровище и наследие, которое я взяла с собой в Двериндариум. Вернула тубус на складку балдахина и вытащила пузырек с изменяющей цвет жидкостью. Подумав, сунула его в карман. Кажется, мне он больше не нужен, и от такой улики лучше избавиться.
Осмотрелась. Книги, которые я хранила под кроватью, перекочевали на полку. Видимо, Силва решила, что там им будет лучше. Я не могла не согласиться с прислужницей и лишь вздохнула, размышляя, что подумала девушка о сумасбродной хозяйке.
Скинув мундир, я натянула свитер и теплую накидку, подбитую рыжим мехом.
Когда покидала дом, Кристиан и Верховный тихо разговаривали в гостиной.
Стоило выйти, ветер швырнул в лицо горсть колючего дождя вперемешку со снегом. Но я ему лишь обрадовалась, соскучившись по свежему воздуху и движению. Ноги сами понесли меня в сторону Взморья. Миновав ярко освещенную кофейню, я свернула на узкую дорожку. Шла и шла, пока брусчатка не закончилась, а сапоги не увязли во влажном песке прибрежной полосы. Я дошла до самого моря, у его края уже лежала наледь. Пузырек швырнула в волну, размахнувшись посильнее. Потом присела, зачерпнула студеной воды, плеснула в лицо. И тут меня затрясло. С такой силой, что я упала на колени, прямо на влажный песок.
Не от холода.
Оттого, что я наконец впустила в себя осознание.
Рыжий взгляд, оскаленная пасть…
Клыки и когти.
Мертвомир.
Заклинание-считалочка…
И хриплое: «Вивьен».
Я коротко всхлипнула, закрыла лицо руками.
Этого не может быть.
Это есть.
Я не ошиблась.
…В ту ночь он был пьян и пах темнотой, смешанной с дешевым вином. Я уснула, но Ржавчина разбудил, закрыл мне рот ладонью и велел идти за ним. Мы выбрались из общей спальни, привычно юркнули в закуток под лестницей. Там стояли ведра и тюки с соломой, которой набивали тюфяки. На двери каморки висел замок, да только Ржавчина давно подобрал к нему ключ. Порой мне казалось, что ключи он подобрал ко всем помещениям приюта, даже к кабинету старшего наставника.
— Что случилось? — прошептала я, располагаясь на пахнувшем пылью мешке. Хотелось спать, но на днях моему другу исполнилось семнадцать, и он был сам не свой. Ходил напряженный и хмурый, погруженный в себя. Злился. И кажется — боялся, что настолько не вязалось с бесшабашным Ржавчиной, что пугало и меня.
Молчал. А теперь вот разбудил посреди ночи — взбудораженный, нервный, какой-то возбужденный.
— Ты знаешь о Двериндариуме, мелкая? — сипло прошептал Ржавчина мне в ухо.
— Кто о нем не знает? Это место, где раздают волшебные Дары!
— Раздают… Дары! — парень недобро рассмеялся.
Я слегка дрожала от холода в неотапливаемой каморке, и он придвинулся ближе, обнял. Я вздохнула, окунаясь в привычное тепло его тела. Губы Ржавчины скользнули по моей щеке к уху, и я поморщилась — мне не нравилось, когда от него пахло вином.
— Все вранье, мелкая… Ты ничего не знаешь. А я знаю. Только что мне теперь делать, что же делать… я должен… должен! Мне придется уехать, уехать… Змеево логово! Клятый Двериндариум! Ловушка… Какая же все это ловушка. Нет… капкан! Капкан на зверя. Но я должен, должен… Не бойся, мелкая. Ты слышишь? Понимаешь меня?
Я кивнула, хотя ничего не понимала. Язык парня заплетался, и он нес какую-то околесицу. Проклинал Двериндариум, шептал, что не хочет уезжать. Сжимал меня в объятиях. А потом вдруг начал целовать. У нас уже были поцелуи, но совсем легкие, дружеские. А теперь все изменилось. Он целовал по-настоящему, по-взрослому. И сжимал крепко, покрывая короткими поцелуями мое лицо и шею, дергая волосы. Снова прижался к губам, не давая мне вздохнуть, делая больно и не понимая этого…
Я вырвалась, оттолкнула, стукнула напившегося идиота по рыжей башке.
— Совсем сбрендил? — прошипела сердито. — Ты мне губу прокусил! Я не кусок пирога, чтобы меня жевать!
— Вив… — прошептал он, пытаясь снова притянуть меня к себе. Его глаза блестели в тусклом свете луны. — Моя Вив…
Хотел сказать что-то еще, но тут я чихнула от пыли, набившейся в нос. Зажала себе рот руками, пытаясь сдержать громкие чихи и успокоиться.
Ржавчина отстранился, закрыл лицо руками.
— Да что случилось? — не выдержала я.
— Я вернусь за тобой. — Он убрал руки от лица и выпрямился. Сквозь грязное окно лился бледный свет луны, вычерчивая контур лица и тела Ржавчины. — Вернусь. Ты должна мне верить.
— Я верю.
— И должна ждать.
— Хорошо.
— Скажи, что любишь меня.
— Очень люблю, — совершенно искренне прошептала я.
Но парень скривился недовольно.
— Не так.
Потер лоб, словно пытаясь сбросить хмельной туман. Поднялся.
— Времени нет, мне пора… Я тебя найду, мелкая.
И вышел. Я несколько ошарашенно посмотрела на дверь каморки, так ничего и не поняв. Снова чихнула. И отправилась досыпать.
Тогда я еще не знала, что утром моего друга в приюте уже не будет… Наставники скажут, что Дэйв Норман распределен для отработки еще накануне, а куда — мне знать не положено.
…Реальность вернулась холодными брызгами Взморья и визгливыми криками чаек, носящимися над серой водой. Я стояла на коленях, подол плаща намок, как и брюки. Меня все еще трясло, а лицо было мокрым — от моря и слез.
Там, за Дверью, я встретила своего друга.
Эфрим приходил за мной, потому что именно я его притягивала. Я и мой рисунок, который он же и оставил.
Ржавчина — эфрим.
Почему? Что случилось и как это вообще возможно? Как он оказался в Мертвомире, почему стал чудовищем? Я не понимала. Моя голова раскалывалась от этого непонимания и ужаса. Я искала Ржавчину четыре года, искала и ждала. А он все это время был там, за Дверью? Но как?
Раньше я считала, что все, сказанное той ночью, было лишь несвязным хмельным бормотанием, но неужели Ржавчина знал, что окажется в Двериндариуме? Приютский мальчишка и остров Двери? Как?
Я ничего не понимала!
Сжала виски ладонями, пытаясь сдержать бурю эмоций.
Пережитое тащило меня в бездну паники, и я скрипела зубами, пытаясь из нее выбраться.
И самый страшный вопрос.
Жив ли еще Ржавчина?
Я сказала Верховному, что эфрим убит, но надеялась, что он жив. Чудовище, которое едва не прикончило Кристиана. Я не знала, как к этому относиться. Любовь, ненависть, страх и непонимание смешались внутри и сплелись в единый тугой узел.
Отодвинула рукав и посмотрела на браслет. Под ним мое запястье обвивала черная лента. Подарок эфрима. Подарок Ржавчины…
Мне хотелось плакать.
— Что с нами случилось? — прошептала я. — Ты стал чудовищем, а я надела чужую маску. Разве об этом мы мечтали, мой друг? Мы хотели дом на холме, и сад. И еще собаку. Ты стал бы топить по утрам очаг, а я научилась бы готовить… Почему все пошло наперекосяк, Ржавчина? Я по тебе скучаю…
Бок вспыхнул, словно в меня воткнули раскаленную кочергу, и я вскрикнула.
Узор из шрамов пекло. А это значит… значит…
— Жив! — закричала я.
Чайки, подобравшиеся к самому берегу, разлетелись с недовольными воплями.
Я перевела дыхание, успокаиваясь.
Если мой шрам горит, значит, Ржавчина все еще жив. И возможно, пытается снова пробраться в этот мир. Между нами существует связь, ее природу я не понимаю, но связь реальна. Может, я смогу найти своего друга, если прислушаюсь к ней? Я должна его найти — для начала. А потом решу, что делать дальше.
Только если Ржавчина снова попытается проникнуть сквозь каменного эфрима на стене Вестхольда, дело может закончиться плачевно. Верховный ввел особое положение, теперь весь Двериндариум словно большой капкан.
Что же делать?
Шрам снова заныл, но уже не так больно. Я прижала ладонь к боку.
— Не смей лезть на стену Вестхольда, — приказала я, словно Ржавчина мог меня услышать. Я понимала, что это вряд ли, но отчаянно желала передать послание. И потому собрала всю свою волю, нарисовала в голове образ друга и сказала: — Не смей! Это слишком опасно. Надо найти иной путь. Мы встретимся. Мы встретимся, Ржавчина! Верь мне.
Шрамы отозвались легким жжением. И я решила, что это можно считать за ответ.
Умывшись ледяной водой Взморья и окончательно продрогнув, я наконец успокоилась.
Растерянность сменилась жаждой деятельности и решительностью.
Я жива, я побывала в Мертвомире и даже вернула свою внешность. Я все еще Ардена, и дома ждет Крис.
Подобрав палку, я разровняла влажный песок и вывела:
«Ржавчина. Найти, разобраться, вернуть!»
«Кристиан».
Имя осталось без действий. А потом я и вовсе покраснела и стерла имя рукой. И написала снова.
Внутри стало тепло и даже жарко. Но если думать о Ржавчине я могла, и даже принять то, что он эфрим — могла, то размышлять о том, что происходит между мной и молодым февром, было выше моих сил!
— Попала ты, Вив, — пробормотала я. — Ох, попала!
Дописала рядом с именем Криса: «Прекратить… все! Опасность!»
Посмотрела скептически, стерла свои глупые записи и поднялась. Стряхнула с колен песок и повернула в сторону дома. Пора возвращаться.
— И все же я недоволен твоим своеволием, — сказал Верховный, выслушав мой подробный отчет о походе в Мертвомир. Осуждающе покачал головой. — Тебе стоило остаться в лечебнице, Стит.
Я отмахнулся и сел в кресло, пытаясь не морщиться от боли. Возвращаться на койку врачевателей я точно не собираюсь, а вот пару пузырьков с обезболивающей настойкой стоит принять. Но точно не при Верховном.
— Упрямый, как и все Левингстоны, — сокрушенно пробормотал Стивен, усаживаясь напротив. Силва шустро разлила по чашкам чай, поставила корзину со свежей выпечкой, сообщила, что рада видеть меня живым, и удалилась готовить обед.
— Твоя сестра, кстати, отлично держится, — сообщил Верховный. — И довольно быстро взяла себя в руки. Она так плакала, когда очнулась, что я думал, это надолго.
— Иви плакала?
— Да. Женщины слишком много внимания уделяют своей внешности. Хотя на мой вкус, такой цвет волос и глаз идет твоей сестре гораздо больше. Удивительно, но теперь вы с ней действительно похожи.
Стивен сухо рассмеялся, я промолчал.
В моей чашке плавали, раскрываясь, чаинки, и я внимательно следил за их движением. И блокировал мысли об Иви. Насколько я знаю, Стивен не обладает даром ментального воздействия, но ему присуще отменное звериное чутье.
А я не хотел, чтобы он узнал то, что я скрываю даже от себя.
Совершенно не хотел.
— Рад, что вы нашли общий язык, — продолжил между тем мой гость. — Признаться, мне казалось, что у вас ничего не выйдет. Твоя неприязнь к сестре была такой… м-м… горячей. Я даже думал, что ты ее ненавидишь.
— Это не так.
— Но было весьма похоже, — хмыкнул февр. — Тем более отрадно увидеть вас мирно беседующими.
— Иви меня спасла.
— Да. Неожиданная сила и самоотверженность. Я благодарен не меньше тебя, Стит! Но ты ведь понимаешь, что несешь ответственность за эту девушку? Целиком и полностью? Все ее поступки отразятся на тебе, Стит. За все ее решения и действия отвечаешь ты. Ты ее куратор и наставник.
— Вы чего-то опасаетесь? — вскинулся я.
Верховный развел руками.
— Возможно, тебе есть что добавить об Иви-Ардене, Стит. Ты ведь знаешь, что можешь доверить мне любую проблему. Сомнения. И вопросы.
— Не понимаю, о чем вы, — отчеканил я, не мигая глядя на февра.
Тот демонстративно вздохнул.
— Не надо злиться, я всего лишь уточнил и предложил помощь. Однако… вижу, что сестра стала тебе дорога. Удивительно…
Верховный задумчиво повертел в руках чашку, отставил, так и не сделав глоток, и встал.
— Пожалуй, мне пора. Утром жду вас обоих на доклад в Совете. Потом у твоей сестры начнутся занятия по выявлению Дара, сообщи ей. И Стит… береги себя.
Я кивнул, проводил февра до двери и вернулся в гостиную. Выпил обезболивающее и снова вышел на порог, размышляя, где носит Иви. Над островом бушевала привычная непогода.
Мехомобиль Верховного февра уже скрылся за поворотом, а я все размышлял о его словах. Да, у меня были сомнения. И вопросы. Но я оставлю их при себе.
И снова нахлынуло… Ощущения, эмоции. Проклятая ежевика, ставшая такой желанной. И новая, незнакомая мне нота, к которой я, кажется, тоже успел пристраститься. То, что я пока не мог распознать. Этот запах был слишком сложным и незнакомым. Свежий, немного сладкий и слегка горький — все одновременно. Я пытался найти ему название, пытался ощутить его глубже, вдохнуть полной грудью. Напиться им, насытиться.
И не мог.
Легкая нота этого аромата терялась за горечью страха, сомнений и фальши. Их я тоже чувствовал рядом с Иви. И это ужасно злило.
Ложь… Я ненавижу ее.
Я задумчиво облокотился о перила, глядя в сторону Взморья. Зевнул. В клятое обезболивающее наверняка добавили лошадиную дозу снотворного — леди Куартис всегда добивается своего.
Иви что-то скрывает. Она соврала о змеевой траве. И врет о кольце, которое нашла в корнях дерева. Не было там никакого кольца. Так где она его взяла? Где можно найти украшение в краткое мгновение моей отключки? Почему ее пугает правда? И что случилось с эфримом, я ведь помню его тень, ползущую следом. Чем на самом деле закончился наш поход? Но стоит напомнить о Мертвомире — и страх Иви просто оглушает и причиняет мне боль. Я ее понимаю, подобное может подкосить и взрослого мужчину, не то что юную девушку.
Пугать ее еще больше я не хочу. Причинять боль — тем более. Но разобраться в страхах и тайнах Иви — обязан.
И я это непременно сделаю. Для ее же блага.
— Не ври мне, Иви, — сказал я, глядя на полосу Взморья, виднеющегося между домами. — Только не ври мне, и мы решим все проблемы.
Усмехнулся, подставляя лицо холодному дождю.
Свои чувства и желания я больше не отрицал.
Над островом ползли тяжелые низкие тучи, порой просыпая на Двериндариум колкую снежную крошку и дождь. Над черными шпилями Вестхольда ветер рвал флаги с сияющим золотым кругом. Но, несмотря на непогоду, прогулка доставила мне удовольствие. Ужас отступил, и я была полна решимости и желания действовать.
Стоило свернуть на свою улицу, и я заметила знакомую троицу. Ребята кутались в меховые плащи, надетые поверх формы Двериндариума, и озирались. Мелания, Итан и чуть в стороне — Ливентия. Завидев меня, друзья вытаращились изумленно, их лица выражали такую дикую смесь из недоверия и любопытства, что я рассмеялась.
— Это не она…
— Это она! Я ведь сказала, это — Иви! — завопила Мелания, толкая локтем Итана.
Парень хлопал глазами, глядя с изумлением и — кажется — страхом. Сходное чувство светилось и на лице южанки.
— Иви! Твои волосы! Что стало с твоими прекрасными волосами? — не сдержалась Ливентия. — О Плодовитая Матерь! А глаза?
— Они изменили цвет, — пожала я плечами.
— Что еще сделала с тобой эта ужасная Дверь! — заломила руки южанка. — У тебя вырос хвост? Твоя кожа покрылась наростами? Какой кошмар! Нет, я отказываюсь жертвовать своей красотой! Слышите! Отказываюсь!
— Зайдешь за Дверь и постоишь рядом полчаса, делов-то, — буркнул Итан. — Если нет Дара, то нет и изменения.
— Благодарю, сама догадалась, умник! — огрызнулась Ливентия.
— А мне нравится! — заявила доброжелательная Мелания. — По-моему, Иви стала еще красивее! Тебе очень идет такой цвет глаз и волос, ты какая-то… настоящая!
Я улыбнулась, глядя на добрую девушку. Знала бы она, насколько права!
— Мы за тебя переживали!
Итан подтверждающе кивнул, Ливентия, по своему обыкновению, высокомерно фыркнула.
— Расскажешь подробности? Какая она — Дверь? И что за ней?
— Не могу, — с сожалением произнесла я. — Вы сами все узнаете, потерпите.
Друзья переглянулись, но настаивать не стали.
— Мы знаем, что случилось с тобой и твоим братом, — сказала Мелания.
— И что же?
— За Дверью на вас напал эфрим. Вы оба едва не погибли, — понизив голос, произнес Итан.
Мелания округлила глаза, и даже южанка придвинулась ближе, блестя чайными глазами.
Я хмыкнула — вот вам и страшная тайна! Как, интересно, мои друзья обо всем пронюхали?
— На острове немало адептов святой Ингрид, — мило улыбнулась Мелания. — Прислуга, младшие врачевательницы, кухарки и ремонтники. Они многое слышат и видят, Иви.
Теперь глаза округлила я. Вот вам и наивная послушница! С сетью доносчиков и информаторов! А может, и… подельников? На миг мелькнуло сомнение и воспоминание о банте и букете распутницы. А ведь я сразу исключила Меланию из списка подозреваемых, решив, что ей это не по силам. Но оказалось, я ошибалась.
Нет, Мелания не могла! Только не она!
Нахмурившись, я отбросила неприятные мысли.
— Мы каждый день приходили к лечебнице, надеясь, что нас проводят к тебе и февру Ститу. Но увы! А сегодня нам сообщили, что вас отпустили! Как ты себя чувствуешь? Как твой брат? Выходит, тебе удалось найти Дар?
Я кивнула, не видя смысла скрывать очевидное.
— Все хорошо, мы оба живы. И пока у меня лишь одно изменение, то, которое вы сами увидели — я сменила масть. В остальном осталась прежней, никакого хвоста, Ливентия!
— А я посмотрел бы на девушку с хвостом, — задумчиво протянул Итан.
Мелания покраснела и возмущенно ткнула его в бок. И тут же кинулась меня обнимать.
— Я так за тебя рада, Иви! Что ты жива, и твой брат — тоже! Мы волновались! Вот только…
— Что?
Друзья переглянулись. Вернее, это сделали Итан и Мелания, Ливентия рассматривала свои руки в замшевых перчатках, поверх которых сияли кольца с изумрудными стрекозами.
— Да говорите уже! — не выдержала я.
— Эти простофили боятся тебя волновать, — отчеканила южанка, оторвавшись от созерцания украшений. — Ринг так и не очнулся. Он вышел из Мертвомира и провалился в забвение. Леди Куартис не знает, как его пробудить.
Я похолодела. Значит, вот о каком пациенте волновалась целительница!
— Мы не знаем, что делать, Иви! — жалобным шепотом оповестила послушница.
— А что мы можем сделать? — осторожно начала я.
Мелания снова переглянулась с Итаном и с жаром выдохнула:
— Мы должны ему помочь!
Ливентия презрительно скривилась и снова сосредоточилась на своих сверкающих кольцах, явно давая понять, что уж она-то точно ничего делать не собирается.
— Вообще-то я рассчитывала на беседу в тепле, Иви, — слегка обиженно сказала она, с намеком поглядывая на окна моего дома. — Хотела лично поздравить тебя и… февра Стита с благополучным возвращением из Мертвомира.
Я помрачнела. Что ж, теперь понятно, как Ливентия оказалась в этой компании. Не ради меня, ради Кристиана!
— А у меня есть чем согреться, — заговорщически произнес Итан, вытащил из-под плаща фляжку, отвинтил и сделал глоток.
Южанка изумленно всплеснула руками, Мелания снова покраснела.
— Ты притащил хмель и думаешь, мы будем с тобой пить? Да ты сбрендил, Итан, — отрезала Ливентия.
— А я не откажусь, — произнесла я скорее для того, чтобы поддержать сконфуженного парня. Хотя и согреться не мешало бы, за время прогулки я изрядно продрогла. И пока южанка и послушница таращились, не веря, я выхватила из рук Итана фляжку и сделала большой глоток.
Во рту взорвался огненный смерч и понесся, гудя, по венам. Я закашляла, из глаз хлынули слезы.
— Что это? — отдышавшись, с трудом произнесла я.
— Косорыловка, — усмехнулся Итан.
— Говорящее название. — Я откашлялась. И с удивлением поняла, что мне стало гораздо теплее, легче и как-то радостнее. Свинцовые тучи показались довольно красивыми, ветер больше не колол щеки, а серый день заиграл красками.
— Вот это да! Отличная штука! — воскликнула я. — Мелания, ты должна это попробовать!
— Да? — засомневалась послушница.
Мы с Итаном истово закивали.
Мелания вздохнула, осенила себя святым знаком и смело глотнула из фляжки. Откашлялась, вытерла слезы и широко распахнула глаза.
— Кажется, еще немного — и я воочию увижу святую Ингрид! Волшебный напиток!
— Идиоты, — прошипела Ливентия, кутаясь в белый мех своего плаща. — Даже не надейтесь, что я попробую эту гадость.
— Я думаю, нам надо спасти Ринга, — заявил Итан и икнул. — Он наш друг. Мы должны его… вернуть!
— Точно! — загорелась Мелания. — Идем! Я знаю, как незаметно попасть в лечебницу.
— Я возвращаюсь домой, — буркнула Ливентия, но почему-то пошла вслед за нами.
По дороге мы еще пару раз приложились к заветной фляжке, с каждым разом убеждаясь, что идея спасти Ринга — просто восхитительная. Ливентия плелась за нами, ноя, что мы совершенно утратили здравый смысл, разум и репутацию. И если на двух идиотов — Итана и Меланию — ей в целом наплевать, то от меня южанка не ожидала подобной глупости. Видимо, Мертвомир все же пагубно повлиял на мой разум!
Я отмахнулась от ее причитаний, велев вести себя тише. Мы как раз прошли узким коридором, миновали несколько рабочих помещений, поднялись по шатающейся лестнице и оказались в знакомом мне врачебном крыле. Густой аромат мазей, притирок и настоек уверил, что мы на верном пути.
Мелания вдруг встала посреди коридора и ахнула.
— Ой! Я не спросила, в какой палате находится Ринг!
Я схватила ее за рукав и потащила за собой:
— В двенадцатой. Шевелитесь!
Озираясь, мы пробежали по коридору и толкнули дверь с нужным номером. Нам повезло — сиделки внутри не оказалось.
Обстановка комнаты была аскетической — узкая кровать, пустой стол, стул, шкаф со стеклянными дверцами, на полках которого блестели пузырьки, склянки и белели бинты.
Ринг лежал совершенно неподвижно, с закрытыми глазами.
Его мощная грудь была наполовину прикрыта простыней и почти не вздымалась, словно парень даже не дышал. Загорелое раньше лицо казалось восково-бледным в свете единственной лампы на столе. Черные волосы кляксой выделялись на фоне серой подушки.
Мы застыли, пораженные. Ринг казался мраморной статуей самому себе. Ни жизни, ни движения, ни дыхания.
— Что нам теперь делать? — прошептала Мелания.
— Расходиться по домам, — мрачно буркнула Ливентия, которая почему-то все еще была с нами. — Я говорила, это дурная затея…
Веки Ринга дрогнули.
Мы замерли, напряженно всматриваясь в неподвижное тело.
— Вы это видели? — прошептал Итан. — Кажется, он пошевелился?
— Может, показалось, — тихо отозвалась я.
— Я тоже что-то заметила, — сказала послушница.
Ливентия презрительно закатила глаза.
— Это галлюцинации после вашей косорыловки. Я ничего не видела…
Ресницы Ринга снова дрогнули, и парень явственно пошевелился.
— Ливентия, — глухо произнесла Мелания. — Скажи еще что-нибудь. Кажется, он реагирует на твой голос.
— Ну он точно приятнее, чем ваши, — самодовольно произнесла южанка, поправляя бабочку на рукаве. — Только не надейтесь, что я стану рассказывать сказки этому мужлану. И мне наплевать, что он валяется тут, словно надгробный камень! В таком виде я хотя бы не слышу это мерзкое прозвище «Конфетка», так что даже к лучшему…
Белая меховая оторочка на манжете Ливентии зашипела и вдруг вспыхнула. Жутким черным пламенем! И тут же загорелся весь плащ!
Красавица завизжала, Итан шарахнулся в сторону, а мы с Меланией бросились сдирать с девушки пылающую ткань. Потустороннее пламя трещало и расплескивало неестественные голубые искры. Плащ удалось сорвать и отбросить, но тут же вспыхнул стол, стул, шкаф! Вся комната запылала черным пламенем без запаха и копоти, столб огня поднялся над кроватью Ринга, и сверху посыпались куски потолочных балок. Итан что-то орал, Мелания скулила, Ливентия визжала. Я пыталась сообразить, в какой стороне дверь, потому что вокруг было лишь черное пламя. Это было так страшно и как-то нереально…
— Хватит! Хватит! — орала Ливентия. — Ты нас убьешь, проклятый ты каторжник!
Пламя взревело, словно живое…
Что-то грохнуло, и в комнату хлынул свежий воздух и февры. Я увидела черные мундиры и злые глаза Верховного. Он шагнул прямо в пламя и защелкнул браслет на запястье Ринга.
И тут же все исчезло.
Черный огонь погас.
А Ринг сделал глубокий вздох и открыл глаза. Такие же беспросветно темные — без белков. Мелания и Итан сидели на полу, я тоже — но в другой стороне. Ливентия трясла опаленными волосами — часть ее прядей заметно укоротилась. И заметив это, красавица начала подниматься, сжимая кулаки и явно намереваясь отправить Ринга обратно в небытие.
Но ее пыл охладил февр Квин.
— Недопустимое своеволие и глупость, — сквозь зубы процедил он. — Вы едва не погубили его и себя! Во время слияния нельзя надевать браслет, пока легионер не очнулся, это может помешать принятию Дара! А ваше вмешательство могло привести к разрушению всего крыла и безумию парня! — он кивнул одному из мрачных февров и указал на нас. — За решетку. Всех!
— Я Каприс-Ливентия Осхар! — взвилась южанка. — Я не позволю…
— На нижний этаж, — добавил Верховный, и февры переглянулись. Стало ясно — что бы ни ждало нас на нижнем этаже, нам это точно не понравится!
— Уберите их с моих глаз! — рявкнул Квин. Глянул на меня недобро и отвернулся к Рингу.
Рядом встал незнакомый светловолосый февр. Его глаза казались сизым граненым хрусталем.
— За мной. Живо, — приказал он.
— Я не пойду… — начало было Ливентия. Светловолосый коснулся ее щеки кончиком пальцев, и на лице красавицы выросла хрустальная маска, запечатывая рот. Еще одно прикосновение к рукам — и запястья сковали граненые полупрозрачные кандалы. Но что-то мне подсказывало, что их хрупкость весьма обманчива.
Глаза Ливентии повлажнели от страха и злости.
— Будете сопротивляться, закую вас целиком, — отчеканил февр.
Мы дружно замотали головами. Я взяла Ливентию под локоть.
— Идем. Не надо сопротивляться, прошу тебя.
Южанка явно силилась что-то сказать, но хрусталь прочно запечатал ей рот. Я потащила ее за собой, Итан и Мелания понуро плелись следом. Позади встал еще один февр. На пороге я обернулась и увидела, что Ринг сел на кровати.
Что ж, мы можем собой гордиться. Парень все-таки покинул забвение!
Правда, на этом радостные новости закончились.
Спускались мы долго. Сначала пешком, минуя любопытствующих февров, целителей и работников, потом на жутко скрипучей и трясущейся платформе, которая будто направлялась прямиком в логово Двуликого Змея!
И чем ниже опускались, тем мрачнее и холоднее становилось. Февр, стоящий позади, зажег взятый с собой факел. Древние стены Вестхольда предстали в своем первозданном виде — без изящных панно, деревянных панелей и парчовых драпировок. Огромные черные камни, давящие и угнетающие сознание.
Мелания перестала всхлипывать и начала шепотом молиться. Ей никто не мешал. Февры вообще казались немыми статуями, а наша потрепанная компания явно решила, что заступничество хоть одной святой нам сейчас не помешает.
Платформа остановилась, и хрустальноглазый указал рукой в перчатке на темную решетку. Сопротивляться было бессмысленно, так что мы вошли внутрь. Решетка захлопнулась.
— Вы что же, оставите нас в темноте? — воскликнула я. — Мы просто хотели помочь нашему другу! И помогли, заметьте!
— Возможно, вы его погубили, — отозвался февр. Но, подумав, воткнул факел в кольцо на стене.
Платформа снова поехала вверх, увозя карателей и оставляя нас в пропасти. Хрустальные кандалы и маска раскололись, стоило их создателю скрыться с глаз.
Ливентия потерла руки и в сердцах ударила ногой по решетке. И взвыла, ушибив ступню.
— Я все расскажу отцу! Да он вас! Вас всех! Слышите? Мой отец — советник императора! Вам всем конец!
— Они в своем праве, — тихо произнесла Мелания. — И что-то мне подсказывает, твой отец не имеет власти в Двериндариуме, Ливентия. Так что не трать силы.
— И зачем только я пошла с вами, недоумками! Ведь знала, что добром все это не кончится!
— Надеюсь, мы не навредили Рингу, — прошептала послушница.
— Он нас чуть не спалил! Клятый выродок!
— Хватит! — рявкнула я, и все замолчали.
Некоторое время было слышно лишь пыхтение.
— Как думаете, здесь есть крысы? — поежилась Ливентия. — Терпеть их не могу… Итан, у тебя осталась косорыловка?
Парень с готовностью протянул фляжку. В молчании мы сделали по глотку. Все. Даже скривившаяся южанка.
— Здесь холодно, — огрызнулась она на наши красноречивые взгляды. — А мой плащ спалил этот недоу… ладно-ладно, молчу. Хотя зачем? Недоумок и есть!
— Ты невыносима, — простонала Мелания, отходя от нас. Задрала голову и ахнула: — Вы только посмотрите на это! Невероятно!
— Адептам святой Ингрид больше не наливать, — буркнула Ливентия.
— Нет, правда. Оглянитесь!
Мы задрали головы. И отшатнулись. Решетка отделяла нас от выхода и ниши, по которой двигалась платформа. Но внутри наша тюрьма оказалась довольно просторной. Ее стены терялись в темноте. Грубо говоря, это было подземелье, очень древнее и довольно мрачное. Земляной утоптанный пол, камни, плесень.
Я шагнула ближе к стене. И рваный свет факела выхватил рисунок.
— Что это такое? — изумилась Ливентия, подходя ближе.
Я тоже отступила из круга света во мрак, чтобы лучше видеть. И замерла, пораженная.
На черных влажных стенах подземелья были рисунки. Поначалу глаза не могли разобрать тонкие черточки, но присмотревшись, я поняла, что хаотичные линии складываются в огромное полотно цельного сюжета. Выпуклого, почти осязаемого! Прямо перед собой я видела гротескное и ломаное изображение людей. В их руках были копья, позади сплетались в жутком танце змеи. За спинами людей развевались плащи, а на месте их ртов были жуткие зигзаги, словно им толстой грубой ниткой зашили губы.
Их было великое множество — целая армия, наступающая на раскинувшуюся у их ног долину с невысокими домиками.
— Безмолвные люди, — негромко произнес Итан. Парень стоял к нам спиной, ближе всех к стене.
— Почему они так называются? — спросила Мелания. — В летописях о них слишком мало сведений…
Ответила, к моему удивлению, Ливентия.
— Безмолвные люди пришли из Красной пустыни. Она начинается за границей Гранданы — моего дома. Грандана — прекрасный плодородный оазис с висячими садами и белыми горными террасами, на которых вьют свои гнезда серебристые ласточки. За террасами лежит озеро — одно из красивейших в империи, а за ним — Арка Стойкости, сложенная из костей, камня и железа. В ясный день сквозь нее видны красные пески пустыни. Тысячу лет назад Гранданы не было. И террас не было, и ласточек, и Арки. Только пески. В них жили те, кого мы называем — сухие. Кочевники, проводившие свою жизнь за поиском еды и воды. У них были дома на колесах, огромные одногорбые верблюды, ручные пустынные змеи и хищные голодные кошки. Однажды сухие поняли, что пустыня не может их прокормить. И тогда они пересекли Красные пески, чтобы найти новые земли. Они их нашли. Горные склоны и долины, которые были заселены местными жителями. Те едва не сошли с ума от ужаса, увидев бесконечные караваны. Трава стала живой от змей, а воздух наполнился рычанием пустынных кошек. Но ужасней всего были сами сухие. Тощие, но сильные, лысые и бронзовокожие, одетые лишь в тряпки-плащи. Кочевники-воины закрывали нижнюю часть своего лица платком, на котором вышивали красные зигзаги — знак воинственности и силы. Так они защищались от песков, так понимали друг друга.
Они мало говорили. Но умели убивать.
Из-за этих платков жители долины назвали сухих «Безмолвные люди». Правда, тогда они еще не знали, что гости из пустыни истребят или поработят все население долины. Через десяток лет кочевники завоевали несколько долин и основали свое царство. Так начиналась история нашей империи. Это было очень давно, еще до открытия Двери.
— Ух ты, — с уважением глядя на южанку, протянула Мелания. — Откуда ты все это знаешь?
Ливентия смерила ее презрительным взглядом.
— Я наследница старшего рода. Я получила прекрасное образование. К тому же… Грандана будет помнить историю Красных песков, даже если остальная империя ее забудет.
Впечатлившись рассказом, мы отошли от сцены, изображающей завоевания Безмолвных людей, и двинулись дальше. На наших глазах выросли города, полетели ездовые альбатросы, вознеслись дома, дворцы, мосты. Кем бы ни был человек, потративший сотни дней на эти рисунки, он безусловно был талантлив.
Или — безумен.
Потому что чем дальше мы двигались, тем непонятнее становились картины. Четкие и ясные у решетки, они все сильнее походили на бред умалишенного — во мраке. Свет факела тоже становился тусклее, так что складывать черточки и рваные линии в цельное изображение удавалось с трудом. Словно и сам художник терял рассудок, оттого его рука дрожала и создавала нечто нереальное. Город, парящий над пропастью. Каскады шпилей, арок, мостов — то ли образец высочайшего искусства, то ли кошмар. Искаженные часы, капающие кровью. Странный корабль, плывущий в небе. Человек с занесенным над головой пылающим мечом. Лица у него не было: вместо глаз, носа и рта плелись незнакомые символы-буквы. Армия… Огромный Змей, обвивающий хвостом город и пожирающий его жителей… Огонь, разрушение, руины и смерть! Ужас — живой, реальный, осязаемый — разливался во мраке, заставляя нас тяжело дышать и почти выбивая из глаз слезы.
Еще шажок…
Оскаленные морды, когти, лапы…
Какие-то непонятные груды, кучи тел…
Эфрим.
Скалящееся со стены чудовище, тоже почти осязаемое.
Дальше… Девушка в развевающейся мантии и с крыльями за спиной… Она стояла вполоборота, казалось — миг, и покажет нам свое лицо, прячущееся за перьями. Из толстой косы выбились завитки волос. Такие реальные, что хочется поправить их рукой…
Я замерла, уставившись на последнее изображение. Очень похожая статуя встретила меня в Мертвомире.
Художник точно был безумен.
Но он, очевидно, тоже побывал за Дверью.
Остальная стена тонула во тьме, но ощущение, что оттуда на нас смотрят потусторонние глаза, ужас и тоска — не покидало.
— Как думаете, что все это значит? — глухим шепотом произнесла Мелания. Нервно выдернула из-за ворота звезду — знак своей святой, прижала к губам.
Почему-то говорить громко было страшно.
— Один из заключенных сошел в этой темнице с ума и начал бредить, — сердито и нарочито громко сказала Ливентия. Но все же отступила в сторону света. — Хотя не могу не признать — этот сумасшедший был настоящим гением. Никогда не видела таких… картин. Они же словно живые.
— Думаешь, он умер здесь? — вздрогнула послушница и обернулась, словно страшась увидеть сидящий в углу скелет. — Я слышала, что смерть художника наполняет его творения жизнью.
— Я думаю, что кто-то здесь слишком впечатлительный, — скривилась Ливентия, явно пытаясь не поддаваться силе рисунков. Но было очевидно, что красавице не по себе. Южную смуглость сменила неестественная бледность.
Сердито фыркнув, Ливентия отошла. Мелания торопливо бросилась за ней. Я посмотрела во тьму, за край света. На границе стояла крылатая девушка. Дальше скалился эфрим.
И он был почти живой…
Я поежилась и торопливо отвернулась.
Итан стоял неподвижно возле рисунка крылатой. Свет факела почти не достигал его, прятал в сумраке крылья. Парень поднял руку и медленно погладил нарисованные перья. Мне показалось, что его пальцы дрожат.
После увиденного всем было ощутимо не по себе, даже косорыловка не спасала от гнетущего впечатления. Странная стена пугала и в то же время — притягивала. Хотелось снова рассмотреть подробности, окунуться в нарисованный мир. Но что-то внутри сопротивлялось, кричало об опасности.
Не сговариваясь, мы повернулись к стене спинами, сбившись в тесную кучу возле решетки, поближе к факелу. Здесь была навалена подгнившая солома — хоть какая-то подстилка. Итан благородно отдал свой плащ замерзающей Ливентии и даже удостоился от нее благодарности.
— Поверить не могу, что сижу с вами в каком-то вонючем подземелье, — буркнула красавица, пытаясь разрядить обстановку.
— Ох, не начинай, — махнула рукой послушница, натянуто Улыбаясь. — Мы тебя с собой не звали. Кстати, если бы ты не пошла, Ринг мог и не полыхнуть! Ясно, что ты его раздражаешь даже в бессознательном состоянии!
— Его Дар — черное пламя! — тоже улыбнулась я. — Невероятно!
— Интересно, что он нашел в Мертвомире, — протянула Ливентия.
«И где», — подумала я. Но в то же время порадовалась, что Рингу удалось хоть что-то добыть!
— А что с остальными, они нашли Дары? Мелания, ты знаешь?
Девушка покачала головой.
— Надеюсь, Рейна получит в подарок рецепт яблочного пирога, — фыркнула Ливентия. — А Альф — полезное умение фигурно штопать носки!
Мы рассмеялись, сбрасывая напряжение. Со всех сторон посыпались предположения о том, что могли бы получить в дар наши друзья и недруги. Так мы развлекались ближайший час, прижавшись друг к другу, чтобы сохранить тепло. Потом переключились на сожаления о заканчивающейся косорыловке и мысли о том, чем бы мы сейчас отужинали. Голодные животы подпевали урчанием.
— Иви, может, тебе достался Дар создавать из воздуха сдобные булочки? Попробуй?
— Нет таких Даров, — фыркнула я и показала свой браслет. — К тому же мой, если он и есть, надежно заперт, как видите.
Факел чадил, и мы поглядывали на него с опаской — не погас бы. Остаться во тьме было страшно, так и чудилось, что жуткие рисунки оживут и сойдут со стены. Разум понимал, что это всего лишь линии — следы серого грифеля на камне, но нутро противилось этому пониманию и нашептывало, что безумие заключенного художника может быть опасно. Может свести с ума и нас…
Это ощущение было совершенно необъяснимым, но невероятно ясным.
И даже без обсуждения было понятно, что опасность рисунков чувствует каждый из нас.
Устав, друзья притихли.
Я куталась в свой плащ и думала о крылатой девушке и городе, висящем в воздухе. А вот об эфриме — нет, опасаясь своих мыслей. Потом я все-таки задремала, привалившись головой к влажной стене. А проснулась от скрипа опускающейся платформы и злого голоса Кристиана:
— Иви! Какого Змея ты снова натворила! Почему стоит тебе прийти в себя, ты тут же влипаешь в неприятности?
— Февр Стит! — пропела, вскакивая Ливентия. — Доброго вечера! Утра…
— Ночи, — буркнул Кристиан недовольно. Смерил нашу помятую и грязную компанию сердитым взглядом. Рядом ухмылялся Лаверн, поигрывая связкой с ключами. Мы уставились на нее с вожделением.
— Вы пришли нас освободить?
Ливентия поправила блестящий локон. Изумительно, но даже после ночи в подземелье южанка выглядела соблазнительно. Она улыбнулась, и меня кольнуло воспоминание о ее поцелуе с Крисом. Вдруг он пришел за ней?
— Нет, лишь сказать, что ужасно недоволен! Иви! Ты наказана! Поняла меня?
Я истово закивала головой. Наказана так наказана, только можно отсюда выйти?
Итан встал рядом, пытаясь меня поддержать, но это лишь вызвало новый приступ злости у моего «брата».
Я осторожно отодвинулась.
— Знаешь, Стит, что-то не вижу у этой компании раскаяния, — хмыкнул Лаверн. — Может, пусть еще посидят-подумают?
— Не-е-т! — дружно взвыли мы. — Выпустите нас!
— Радуйтесь, что я добрый, — широко улыбнулся Лаверн и подмигнул мне. — Не могу отказать красивым девушкам. Только за вами должок, так и знайте!
— Довольно, — отрезал Кристиан и указал напарнику на замок. — Открывай.
Лаверн снова подмигнул, но все же сунул ключ в скважину.
На ступени Вестхольда мы вывалились, с трудом сдерживая ликование. Утро лишь зарождалось у края земли, приглушая звезды в прорехах низких туч. У подножия лестницы, фонарей и вдоль стен стелился густой туман. Ночь в подземелье оказалась не самым приятным воспоминанием, и повторять этот опыт никто из нас не желал. В этом Верховный не ошибся. Стоило подумать о темнице безумного художника, и тело охватывала дрожь.
Попрощаться с друзьями я не успела, злой Кристиан засунул меня в мехомобиль и рванул с места.
«Будет орать», — поежилась я.
Остановившись возле дома, Крис открыл передо мной дверь. И, взглянув на лицо февра, я решила, что в подземелье было не так уж и плохо…
— Слушай, мы просто хотели помочь Рингу… — начала я, заходя в дом.
Кристиан развернул меня на пороге, схватил за плечи.
— Иви! — рявкнул он. — Тебя нельзя оставить без надзора даже на одну минуту? Какого Змея? Я искал тебя по всему Двериндариуму и возле Взморья, не понимая, куда ты пропала! Хорошо хоть, Лаверн сообщил, что вашу компанию отправили в подземелье безумия!
— Подземелье безумия? Ты видел рисунки? — оживилась я. — Не знаешь, кто все это нарисовал?
— Конечно, я видел! Бывший заключенный. И не переводи тему! Ну-ка… — Кристиан склонился и принюхался. — Иви, ты что, пила?
— Исключительно чтобы согреться! — развела я руками.
— Вы напились и пошли спасать своего друга? Божественный Привратник! У вас совсем нет разума?
— Есть. Вроде бы… — совершенно честно произнесла я. — Мы хотели помочь…
Сейчас затея вовсе не выглядела здравой. К тому же от клятой косорыловки и подземелья разболелась голова.
— Ты наказана! — разозлился февр.
— Угу, — поморщилась я. — Только можно говорить тише, кажется, мне нехорошо… Думаю, мне надо поспать…
— Нехорошо? — вкрадчиво произнес Кристиан. — Тогда сейчас станет еще хуже. Через час нас ожидает Совет. Мы должны еще раз поведать о приключениях за Дверью. И наш рассказ будет внесен в официальный отчет Двериндариума.
Я представила себе строгие лица, бесконечные вопросы. И застонала — мысленно.
— Через час? Да вы издеваетесь?
— Верховный знает, что делает, — буркнул Кристиан, но уже не так сердито. — В подземелье отправляют нечасто, но его посещение отбивает охоту к авантюрам. Говорят, рисунки безумца действительно сводят с ума, правда, на это надо больше времени, чем несколько часов. Но головная боль и нервное потрясение вашей компании обеспечены уже сегодня. И поверь, до кровати никто из вас в ближайшие часы не доберется.
Я застонала вслух. Мысли в голове путались, и я вдруг усомнилась, что смогу в таком состоянии врать и выкручиваться. Двуликий! Да я почти готова все выложить об эфриме-Ржавчине, лишь бы меня оставили в покое!
Кольнул страх — а вдруг Верховный этого и добивался? Вдруг не поверил моему рассказу?
Посмотрела на Кристиана. Он тоже выглядел не лучшим образом — запавшие глаза, еще сильнее обозначившиеся скулы, побелевшие губы. Тоже сонный и злой. Вместо того, чтобы отдыхать, он был вынужден искать меня по всему острову!
— Прости меня, — сконфуженно пробормотала я. Неловко взяла ладонь февра, сжала его пальцы. — Похоже, я сделала глупость.
Он опустил взгляд на наши соединенные руки. И я как-то остро ощутила тепло его пальцев, скрытую силу расслабленной ладони, легкую шероховатость кожи. Словно все чувства, все ощущения сосредоточились в месте прикосновения.
— Ты просишь у меня прощения, Иви? — медленно произнес Кристиан, все еще не поднимая взгляд.
— Да…
— Ты и правда изменилась. Раньше ты считала себя выше таких глупостей, как чужое прощение. Даже после смерти моей матери.
Я затаила дыхание. А Кристиан поднял голову и посмотрел мне в глаза. Так посмотрел, что я ощутила его губы на своих. Как ночью, как в том сне, что мы разделили на двоих. Я хотела бы сделать его реальностью.
Кристиан вздохнул и отпустил мою руку.
— Иди за мной, — слишком резко бросил он, направляя на кухню.
Там вбил в высокий стакан два яйца, добавил томатный сок, какую-то склизкую зеленую настойку, еще более мерзкую — черную, и несколько пилюль. Сосредоточенно перемешал, сунул мне в руки и приказал:
— Залпом.
Я посмотрел на искры насмешки в его глазах, на стакан с жуткой пузырящейся гадостью… И все выпила! Как и было приказано — в несколько глотков.
Одно мгновение ничего не происходило, потом внутри меня взорвались фейерверки. Из глаз посыпались разноцветные искры — в прямом смысле! Задыхаясь, я упала на колени и какое-то время просто пыталась вздохнуть. Похоже, Кристиан решил наконец избавиться от обузы в моем лице!
А потом все прошло. И фейерверки, и моя головная боль, и усталость! Полностью!
Шатаясь, я выпрямилась. Вытянула руки. Божественный Привратник! Даже мое зрение стало острее! Я ощущала мир четко, ясно, красочно! Великолепно!
— Что это такое? Я чувствую себя просто волшебно!
От избытка чувств я бросилась Крису на шею, встала на носочки и прижалась губами к его щеке.
— Благодарю!
— Эффект продлится часа три-четыре, — чуть хрипло произнес февр.
— Ты лучший брат на свете!
— Не думаю, — сказал Кристиан, притягивая меня ближе. Его ладонь скользнула по моей спине.
И он тут же отступил.
— У тебя есть время, чтобы привести себя в порядок, Иви. И ты все еще наказана.
— Вообще-то нечестно наказывать дважды за один проступок! — подбоченилась я. Хотелось начать приплясывать.
— Можешь написать жалобу на имя Верховного! — отбил Кристиан. — Я скажу Силве, что в следующий раз ты сама уберешь дом.
— Что?
— Ты слышала. И кстати, не спеши так радоваться. Действие напитка закончится раньше, чем ты вернешься домой. Сегодня у тебя начинаются тренировки по выявлению Дара. Уборку, так уж и быть, сделаешь завтра.
Я открыла рот, чтобы возмутиться, но бронзовые напольные часы глухо звякнули, открывая хрустальную дверцу. Оттуда высунулась бронзовая птичка и пропела о том, что отведенное мне время заканчивается! Так что я схватила со стола печенье, сунула в рот и понеслась к лестнице. Остановилась на ступеньке.
— Знаешь, Крис, после того, как я видела твой голый зад и тащила тебя из Мертвомира, я рассчитывала на большее понимание!
— Так и знал, что ты меня рассматривала.
— В следующий раз отдам тебя эфриму.
— Понравилось увиденное?
— Ты слишком высокого мнения о себе! И своем… тыле!
— Признаться, я тоже не могу забыть твой наряд из листьев.
— И кто кого рассматривал? — возмутилась я. — Даже не надейся, что я снова возьму тебя за Дверь!
— Даже не надейся, что я отпущу тебя с кем-то другим.
Наши взгляды встретились. И я кинула в февра печеньем!
— Все равно мне убирать!
И взлетела на второй этаж под смех Кристиана.
Я почти успела.
Пока торопливо мылась, пока переодевалась, пока носилась между купальной комнатой и спальней, пока запихивала в рот порцию булочек и сладкого чая — время неумолимо утекало.
В Малый Зал Совета я входила запыхавшаяся, потрепанная и взбудораженная. Словно подчеркивая разницу, Кристиан выглядел спокойным и собранным. Его черная форма была в идеальном порядке — от носков блестящих сапог до кожаных перчаток и ремней, скрещивающихся на груди.
Только вот оружие февру пришлось оставить снаружи.
Несмотря на ранний час, нас уже ждали. Насколько я знала, Малый Совет Двериндариума включал Верховного и пять старших февров. В Большой Совет входило два десятка самых влиятельных людей Империи во главе с самим императором.
Даже меньший состав нагонял на меня ужас и панику. Малый Зал оказался впечатляющим помещением. Три черные стены были украшены золотыми и серебряными символами: огромный герб наших земель, каноническое изображение Привратника и карта империи. Под потолком мерцала огромная хрустальная люстра, освещая единственный предмет мебели — полукруглый стол. За ним уже восседали шесть человек, одетые в серые мантии с капюшонами — напоминание о первом легионере, открывшем Дверь.
В стороне, на низком стуле, расположился сонный архивариус-запечатлитель, призванный сохранить все, что будет сказано на Совете.
Мы с Кристианом остановились в нескольких шагах от стола, и я едва сдержала желание поежиться. Вместо этого повыше задрала подбородок, не желая показывать страх.
Два лица я узнала. Верховного и — к моему удивлению — леди Куартис. Остальные места занимали незнакомые мне февры. Три седовласых старца и жутковатый одноглазый каратель. Вероятно, каждый из них обладал выдающимися способностями и имел заслуги перед империей.
Архивариус огласил наши имена и приступил к списку вопросов. К моему изумлению, каждое наше слово вспыхивало в воздухе красными и черными буквами, а потом в точности отображалось на бумаге. Даже мое мучительное мычание, когда я начала рассказывать о нападении эфрима! Каждый произнесенный звук отпечатывался на желтом листе!
Поначалу я говорила с трудом, вздрагивая от красных букв, которые вспыхивали перед моим лицом и плыли по воздуху. Но поуом освоилась, привыкла и даже нашла это забавным! Интересно, если мы начнем говорить одновременно, наши слова запутаются в воздухе или нет?
Совет слушал в основном молча. Пару раз вопросы задал один из старцев, один раз — леди Куартис.
— Вы видели, как умер эфрим? — прогудел одноглазый февр. Его звали Хвон Олдис, похоже, он был выходцем из южных земель. Коричневая кожа вокруг его черной повязки на глазу собралась складками, словно жженая бумага.
Кристиан рядом со мной чуть ощутимо напрягся, хотя его лицо осталось таким же серьезным и спокойным.
— Я видел, как он упал. Нанесенные мною раны едва ли совместимы с жизнью.
— Но вы тоже были сильно ранены, февр, — возразил одноглазый. Уставился на меня. Единственный белесый глаз резко контрастировал с коричневой кожей и прибавлял жути его облику. — А что видели вы, Иви-Ардена? Вы были в сознании и не ранены, ведь так?
Черные буковки мгновение повисели возле лица Хвона Олдиса и улеглись на лист. Я с трудом удержалась от желания вытянуть шею, чтобы рассмотреть строчки.
— Да, меня зверь не ранил, — красные буковки ниточкой вытянулись на пергаменте. — Кристиан отдал мне свою защиту-доспех.
— Февр Стит смог отдать свои тени? — леди Куартис тепло улыбнулась нам обоим. — Невероятно! Насколько я знаю, раньше вы подобного не умели! Это новый уровень владения вашим Даром, февр Стит! Примите поздравления!
Кристиан молча склонил голову. Я посмотрела на парня. Вот, значит, как. Раньше не умел…
— Но вы видели смерть эфрима? — поторопил одноглазый каратель.
— Я видела его раны, — медленно сказала я. Надо держаться как можно ближе к правде. — Он был весь в крови. Кристиан сломал ему крыло. И на груди… зверя были раны. Ужасные раны! Да. Он мертв. Я… почти уверена.
Хвон Олдис переглянулся с Верховным. Леди Куартис что-то чиркнула в листке перед собой. Мои слова сплелись лентой и утекли на бумагу.
Сохраненная в вечности ложь.
Одноглазый выглядел явно недовольным. Кто-то из старцев зевнул, и я с трудом удержалась, чтобы не повторить.
Меня еще поспрашивали по поводу того, что я видела за Дверью, и насчет найденного кольца, но, похоже, мой Дар интересовал Совет не столь сильно, как мертвый эфрим. И я задумалась, почему феврам так важна смерть этого зверя.
К счастью, через час февры решили, что ничего нового от нас не услышат, и объявили совет завершенным.
В коридоре я остановилась, чтобы перевести дух.
— Теперь так и кажется, что стоит открыть рот — и из него, словно пиявки, полезут живые буквы, — пожаловалась я.
— Это возможно только рядом с архивариусом, — улыбнулся Кристиан и посмотрел задумчиво. — Как ты себя чувствуешь?
— Отлично, — улыбнулась я. — Благодаря твоему волшебному напитку!
— Очень рад, — не спуская с меня взгляда, ответил парень. — Кстати, интересно, что вы вчера пили, раз вас потянуло на подвиги.
— Косорыловку. — Я сделала страшные глаза.
— Напиток рабочих кварталов, пиратов и отступников? Ты не перестаешь меня удивлять, Иви.
Легко притянул к себе и поцеловал. В лоб. Именно так, как заботливый брат целует сестру.
— Поторопись, у тебя скоро занятие, — сказал Кристиан и ушел.
Я посмотрела ему вслед и понеслась на урок.
В лекторную я влетела за пару минут до начала. И тут же наткнулась на уже знакомые взгляды. Недоверие, непонимание, высокомерное любопытство и ехидство — все это легко читалось на лицах присутствующих. Кроме меня, в помещении уже находились бесцветные близнецы и Альф Нордвиг. Все живые и на первый взгляд — здоровые. Альф даже присвистнул, обходя меня по кругу и с трудом удерживаясь от желания потрогать мои волосы.
— Вот так поворот, — хмыкнул он. — Интересно…
Я повыше задрала подбородок и прошествовала к столу, делая вид, что ничего не произошло. Киар не спускал с меня алых глаз, Рейна наклонилась и начала что-то торопливо шептать брату. Наверняка — гадости.
— Удивительно новая Ардена, — протянул Альф. — Как тебе прогулка в Мертвомире? Не замерзла?
Он ухмыльнулся, явно намекая на отсутствие за Дверью одежды.
— Говорят, в следующий раз мы пойдем группой. Если будешь хорошей девочкой, я тебя согрею…
— Закрой рот, — вскинулась я.
Киар начал подниматься, но тут створка двери вновь открылась, впуская Ринга. Парень заметно прихрамывал и был бледен, но в остальном выглядел сносно. Сейчас его глаза не пугали беспросветной чернотой. Ринг споткнулся, увидев меня, но ничего не сказал.
— Итак, все в сборе! — объявил вошедший наставник Бладвин. — Рад видеть вас в новом качестве, легионеры! Каждый из вас открыл Дверь и смог найти свой Дар. Вы везунчики! Давайте начнем. Раскроем ваши Дары!
Он подошел ко мне и щелкнул замочком на моем браслете. Потом то же самое сделал с Рингом и Альфом.
— Чей Дар уже проявился?
— Мой, — объявил лорд Аскелан. Рубиновые глаза самодовольно блеснули. Браслет на его руке, в отличие от моего, оказался без замка.
Я на миг ощутила укол тревоги. Выходит, не всех новичков «заперли»?
— И что ты нашел? — напряженно спросил Альф.
— Железо, — лорд Аскелан улыбнулся краешком губ, замахнулся. И в его ладони появился узкий клинок! Оружие!
Я восторженно ахнула, внезапно порадовавшись за Киара. А лорд Аскелан сделал плавный шаг и приставил острие к шее Альфа.
— Впредь не смей разговаривать в подобном тоне с Иви-Арденой, Нордвиг.
Альф вскочил, с грохотом роняя стул.
— Думаю, ты многого не знаешь об этой девушке, бесцветный! — рявкнул он.
Я похолодела. На что мерзавец намекает? Альф побледнел и тяжело дышал. На лбу парня вдруг выступила испарина, а глаза покраснели.
Взгляд сделался рассеянным, словно он смотрел на что-то внутри себя.
— Господин Нордвиг? — окликнул наставник. — Как вы себя чувствуете? Ощущаете свой Дар?
Я с возмущением уставилась на учителя. Останавливать конфликт он явно не собирался, похоже, ссора лишь на руку клятому февру. Поняв мой взгляд, Бладвин улыбнулся.
— Чем быстрее мы раскроем ваши новые способности, тем лучше, госпожа Левингстон. Сильные эмоции этому способствуют. Так как, господин Нордвиг? Что-нибудь ощущаете?
— Нет! — обозлился Альф. Отвел рукой клинок Киара, глянул с ненавистью. — Угрожаешь безоружному, лорд? Если не терпится опробовать свою палку, я готов к поединку. С оружием!
— Никаких поединков! — ударил кулаком наставник Бладвин. — Запрещено! За нарушение лишитесь возможности снова открыть Дверь. Ясно?
Киар мрачно кивнул и сел на свое место.
— Господин Нордвиг, что вы вынесли из Мертвомира? Материал порой позволяет определить Дар.
— Камень, — сквозь зубы произнес Альф, и Рейна насмешливо фыркнула.
Значит, Альф не смог найти ничего стоящего и решил вынести хоть что-то. Только камень — это почти гарантированная пустышка, хотя история Двериндариума и знает несколько исключений.
Наставник Бладвин заметно поскучнел.
— Но рисунок Мертвомира проявился, не так ли?
Альф рывком оттянул ворот рубашки, показывая черную кляксу под ключицей.
— Что ж, будем надеяться, что вам повезет, господин Нордвиг, и Дар все же пробудится. Леди Аскелан? Чем вы нас порадуете? Мне сообщили, что вы тоже уже раскрыли свои способности? Продемонстри руете?
— С удовольствием, — сказала Рейна, гибко поднимаясь. Переглянулась с братом и… окуталась серой дымкой.
— Это что, туман? — удивился Альф. И начал кашлять!
А следом — мы все, кроме наставника Бладвина, который предусмотрительно закрыл лицо рукавом мантии. Серое нечто расползалось вокруг Рейны удушливым облаком!
— Довольно, — негромко сказал Киар, и его сестра подчинилась. Ядовитый туман развеялся, но самодовольная улыбка на лице бесцветной — осталась.
Я уныло вздохнула. И почему этой высокомерной змее тоже досталось оружие? Нет, это просто несправедливо!
— Я нашла веревку, — Рейна попыталась говорить равнодушно, но было видно, что ее просто распирает от радости. — У самой Двери!
Я сжала кулаки. Веревка у Двери? Двуликий Змей! Да это же моя веревка! Та самая, на которой висело кольцо, которое мне всучил эфрим-Ржавчина! Рейна открыла Дверь третьей и нашла то, что осталось после меня! Ей даже бегать не пришлось! Вот же везучая гадина!
От обиды и несправедливости захотелось стукнуть бесцветную по белоснежной макушке. А еще — отобрать нечестно добытый Дар! Только вот, увы, это невозможно.
— Замечательно! Просто великолепно! Поздравляю вас с поистине бесценными Дарами! Оружие — самый желанный дар для истинного воина! К счастью, способность Ринга тоже успела проявиться. Что вы вынесли?
— Я точно не рассмотрел, — буркнул парень. — Стекло. Да, это было стекло…
— Стекло? Изумительно! Покажешь нам свой Дар?
Парень поднял взгляд и мотнул головой.
— Я не знаю, как это сделать. Вчера получилось само собой, но с тех пор — ничего. Я пытался уже сотню раз!
— Пожалуй, я сумею тебе помочь, Ринг, — подмигнул наставник и коротко звякнул в колокольчик.
В открывшуюся дверь, к нашему удивлению, вошли мои друзья по ночному несчастью: испуганная Мелания, сонный Итан и злая Ливентия.
Наставник Бладвин сделал приглашающий жест рукой.
— Присаживайтесь, прошу вас. Ночью кто-то из вас спровоцировал раскрытие Дара у Ринга, мы должны это повторить. Что вы сделали? Подошли к нему? Позвали?
— Мы просто заговорили, — подскочила Мелания. — Ринг! Я так рада, что с тобой все в порядке!
— Пока это неизвестно, — остудил Бладвин. — Дар неподконтрольный. Поэтому нам нужно повторить ваш вчерашний… м-м… визит. Что вы говорили?
— Ничего особенного, — пробормотал Итан, косясь на упрямо молчащую Ливентию. — Пожелали здоровья и скорейшего выздоровления.
— Госпожа Осхар? Что-нибудь добавите?
Ливентия покачала головой.
— И все же, — настаивал Бладвин. — Я уверен, вам есть что сказать. Вы тоже пожелали Рингу выздоровления?
— Я сообщила недоумку, что он — недоумок! — не выдержала Ливентия. И заорала, потому что листы бумаги рядом с ней вспыхнули черным пламенем!
Все вскочили, роняя стулья. Ринг бросился к девушке, но тут же загорелись панно и бархатные занавески. Его глаза снова почернели — сплошная тьма, без белков!
— Браслет! — заорал Бладвин, и Ринг щелкнул застежкой.
Пламя исчезло.
Тяжело дыша, Ливентия осела на стул. Остальные выглядели потрясенными, в глазах Альфа бесновалась откровенная зависть.
— Что ж, мы выяснили ваш активатор, Ринг. Очевидно, это прекрасная госпожа Осхар. Значит, все последующие тренировки по управлению Даром вы работаете в связке.
— Что? — заорали одновременно и южанка, и Ринг. Оба выглядели одинаково ошеломленными. А парень еще и пугающе — его глаза не утратили разлившуюся в них черноту.
— Вы хотите, чтобы он каждый день меня поджигал? Нет… это немыслимо! Я отказываюсь!
— Это приказ, — отмахнулся Бладвин. Глянул на Ринга почти с отеческой любовью. — Такой Дар необходимо развить и обуздать! Он уникален, госпожа Осхар!
— Я не хочу ее поджигать! И вообще… видеть! — обозлился Ринг, отворачиваясь и явно пытаясь спрятать жуткие глаза. Сгорбился, глядя на свои большие ладони.
— Не хотите — научитесь активировать Дар самостоятельно, — отрезал наставник. — Все, это не обсуждается. Господин Нордвиг, у вас все еще ничего?
— Нет. — Альф отвернулся.
— Госпожа Левингстон?
Я развела руками и коснулась своих волос.
— Похоже, я получила лишь один сомнительный Дар. Новый цвет.
Наставник Бладвин задумчиво пожевал губу, посмотрел в потолок и вдруг швырнул в меня тяжелый бювар. Повел рукой — и в меня полетели стул, книги, хрустальные перья!
Уклонившись от бювара, я юркнула под стол, тяжело дыша.
— Оружие? — вопрошал Бладвин. — Защита? Новое умение? Невероятное знание? Что-нибудь появилось?
«Да! — чуть не заорала я. — Осознание, что наставник — сумасшедший садист, готовый угробить своих учеников ради выявления Дара!»
Но вслух лишь завопила:
— Ничего!
Бладвин выглядел откровенно разочарованным. И принялся швырять все подряд в Альфа. Но и тот наставника не порадовал, лишь получил ушиб от прилетевшего стула.
Злые и уставшие, мы почти с ненавистью поглядывали на ухмыляющихся «друзей». Представление их явно развлекало!
— Жаль-жаль, придется заняться вами всерьез, — огорошил наставник. — Что ж… Закрыть браслеты и проследовать в тренировочный зал! И вы тоже, — он указал на Меланию с Итаном.
Пришлось подчиниться.
В коридоре меня догнала Ливентия.
— Я буду жаловаться Верховному февру! — яростно произнесла она. — Они не могут мне приказать… такое!
— Могут, ты и сама знаешь, — огорчила я девушку. — В Двериндариуме мы все становимся легионерами и подчиняемся приказам. Надеюсь, Ринг быстро освоит свой Дар.
Сам парень шел хромая и ни на кого не глядя. В отличие от близнецов, довольным он не выглядел и прятал глаза. Впрочем, Ринг всегда был хмурым и замкнутым, а после Мертвомира эти качества лишь усилились.
В тренировочном зале ждали остальные ученики. К нам бросились Майлз, неприметный Дерек и даже Сильвия, не сумевшая сдержать своего любопытства. Посыпался град вопросов, а на меня — очередная порция изумления при виде изменившейся внешности. Я стояла со скорбным лицом, надеясь, что выгляжу достаточно опечаленной.
После продолжительных охов, ахов, ощупываний, восторгов и переживаний вмешался наставник — и урок, наконец, начался.
Нас разделили на группы. Те, кто лишь готовился к открытию Двери, как обычно, тренировали выносливость и скорость. Ринга и мрачную Ливентию отгородили полупрозрачным щитом. Судя по тому, что там регулярно вспыхивало пламя, а девушка визжала и ругалась — южанке по-прежнему с легкостью удавалось доводить парня до воспламенения.
Киар под завистливыми взглядами учеников отрабатывал удары со своим оружием, а Рейне пришлось уйти во внутренний двор — ее туман в закрытом помещении был опасен.
А нас с Альфом принялись изводить всевозможными способами. Худой и жилистый наставник, Нейл, кажется, решил довести нас до обморока! Мы бегали, прыгали, отжимались, подтягивались, падали с высоты и ползали. В нас летели разные предметы, нас окуривали вонючим дымом и даже пытались поджечь, надеясь, что у кого-нибудь проявится дар дождя.
Через пару часов после начала садистских испытаний во мне закончилось действие волшебного напитка. И единственное, о чем я теперь мечтала — это получить Дар становиться невидимой.
Голова разболелась, все мышцы и кости ныли и стонали, протестуя против очередного испытания.
Так что когда наставник приказал попрыгать на одной ноге, я просто без сил сползла на пол и осталась лежать, словно выброшенная на берег рыба.
Альф справлялся лучше, все же он был крепким парнем, но ничего особенного так и не показал.
— Похоже, на сегодня стоит остановиться, — с очевидным разочарованием в голосе произнес наставник Нейл. — Пока никаких умений у вас не выявлено. Жаль. Очень жаль.
— Я ведь уже говорила, Дар изменил мой цвет волос и глаз! — буркнула я, поднимаясь. С трудом удержалась от стона. — Других способностей просто нет!
— Надо надеяться на лучшее, госпожа Левингстон! — бодро сказал наставник. — Поэтому завтра продолжим. Я подготовлю для вас полосу препятствий.
Я мысленно пожелала учителю провалиться.
— Если Дар не проявится, придется передать вас наставнику по выявлению знаний, — развел Нейл руками. — Хотя подобное легионеры обычно ощущают в себе сразу.
Он еще раз окинул нас скептическим взглядом и ушел к другим ученикам.
Альф отряхнул тренировочные штаны.
— Значит, твой Дар — это новый цвет волос и глаз?
— Да. — Я отвернулась.
Альф усмехнулся. И окинул меня долгим взглядом.
— Кстати, Ардена. Все хотел узнать, чем закончилась история с Вероникой. Значит, твоя подруга вернулась в столицу?
Я уже хотела было брякнуть «да», как насторожилась. Альф выглядел расслабленным, но взгляд оставался острым. Чувство опасности завопило внутри.
Я откинула на спину разлохматившиеся волосы и пошла прочь, бросив на ходу:
— Не знаю никакую Веронику.
И по злому удивлению в зеленых глазах недруга поняла — не ошиблась. Это была проверка. Альф что-то заподозрил. Или… или знает наверняка? Я едва не споткнулась, вспомнив, как он рассматривал мою руку на фрегате во время праздника. И тут же память подкинула картинку: Ардена в книжном магазинчике вдовы Фитцильям. Она берет чашку, и край перчатки обнажает запястье и пятнышко на руке богачки…
Шрам, рубец, ожог. Родимое пятно. Я не рассмотрела, что это было. Но Альф помнит ту отметину.
А у меня ничего подобного не было.
Я не выдержала — обернулась. Парень стоял на прежнем месте и смотрел мне вслед. Нехорошо так смотрел.
Да. Похоже, мне бы пригодилось умение становиться невидимой. Или стирать память недругам.
Домой я приползла совершенно обессилевшая. Такими же были и мои друзья по подземелью. Мы расстались на ступенях Вестхольда, даже не найдя в себе сил обсудить этот ужасно длинный день.
В доме на улице Соколиной Охоты горели окна, и я остановилась на ступеньках, пораженная незнакомым ранее чувством.
Я возвращаюсь домой. И там меня ждут. Ждет Кристиан.
В груди что-то сжалось. Несколько томительных минут я не могла сделать вдох, осознавая. Дверь распахнулась, и на пороге показался мой «брат». Босой, в одних штанах и с мокрыми волосами.
— Иви? Почему ты не заходишь?
— А почему ты вышел? — как-то сипло спросила я.
Он пожал плечами, словно и сам не знал ответ. И распахнул пошире дверь, пропуская меня.
Я сглотнула ком в горле.
В доме упоительно пахло горячим ужином, сдобой и хвойным теплом тлеющих в камине веток. И почти неуловимо — бушующим океаном. Я слишком привыкла к этим запахам. К дому. К Кристиану.
Привыкла и захотела большего.
Видимо, поэтому за ужином я была молчалива, а потом, сославшись на усталость, убежала к себе. И закрыла дверь на щеколду.
А спустя час встала, подкралась к двери и щеколду открыла.
И подумала: было бы неплохо, чтобы мне приснился кошмар. И Крис пришел меня утешать…
У ненависти вкус битого стекла, который хрустит на зубах, режет небо и глотку, раздирает горло. Не дает жить, думать, дышать. Клятое битое стекло.
Я хочу убить.
Вонзить когти и клыки в человеческое горло, вырвать с кровью и мясом. Я так истово этого хочу, что делаю больно себе.
Звери рычат… Их я тоже ненавижу. И себя. Не хочу открывать глаза, не хочу видеть то, чем я стал. Во снах все по-прежнему, все как в тот последний день. Приют, тесная каморка под лестницей, запах соломы, старой ткани и пыли. И мелкая сидит рядом, привалившись ко мне плечом. Что-то говорит — незначительное, я не слушаю. Мне хватает звука ее голоса. Ощущения ее тела рядом. Тепла.
Нет… не хватает.
Давно не хватает, но мелкая такая… мелкая!
Надо вернуться. Надо найти… Забрать!
И снова битое стекло ненависти крошится на зубах…
Я открываю глаза. Низкие своды пещеры, комок из косматых тел. Влага и бледные нити грибницы, коконом опутывающие меня с головы до ног. Тонкие, полупрозрачные стебельки дышат, насытившись эфиром смерти. Жутковатое, но весьма полезное растение Мертвомира питалось болью и, забирая ее, исцеляло живых.
Чудовища во тьме заворочались, ощущая, что я очнулся.
Я втянул воздух. Острый запах зверья. И засохшей крови — от меня. Значит, меня притащили сюда, когда я упал там, возле проклятой Двери. На меня смотрят, блестят во тьме красные, желтые, черные и белые глаза. Я бы сказал спасибо, но я могу лишь рычать. Мое горло больше не способно говорить. Только рык и вой!
Но меня понимают и так.
Мы переглядываемся. Я выползаю из кокона грибницы, отряхиваюсь. Ползу к сырой холодной стене, подальше от косматой кучи. Я хочу остаться один, несмотря на то, что стена пещеры почти ледяная.
Хриав приподнимается, глядя на меня, обнажает в рыке черные десна и желтые клыки. Обеспокоенно ворчит. Ему вторит агроморф, его длинные тонкие иглы встают дыбом. Ширва у стены тонко свистит и ухает, ее чешуйчатая голова с клювом проворачивается вокруг своей оси, словно у огромной изломанной и горбатой совы. Ширва тоже беспокоится.
Но я отворачиваюсь.
Не хочу никого видеть.
Я прижимаю лапу к своему боку. Туда, где на человеческой коже был рисунок из шрамов. Он и сейчас там. Скрытый шерстью, спрятанный, но вполне ощутимый. Пытаюсь провести лапой, но лишь царапаю когтем.
Ничего.
Вивьен будет со мной. Перед глазами вновь ее лицо в обрамлении испачканных светлых волос. Глаза другого цвета, в которых застыл ужас. Она изменилась, но я узнал бы ее под любым обличьем.
Ее страх режет не хуже битого стекла ненависти… Я помню свое отражение в ее глазах, и это сводит меня с ума.
Но я все исправлю.
И мы будем вместе. Я обещал.
А еще я разорву человеческое горло февра…
Спала я словно суслик, залегший в спячку, и ни один кошмар ко мне в гости не заглянул. Как и ни один февр. Я попыталась себя убедить, что последнему стоит радоваться.
Ночь и сытный завтрак из пышного омлета с копченой грудинкой, свежей сдобой и ароматным чаем принесли отдых и, пожалуй, успокоение. Пока я ела, Кристиан просматривал листы с какими-то схемами и карту острова, попивая свой горький кофе. Выглядел он тоже значительно лучше, видимо, волшебные мази и настойки леди Куартис делали свое дело.
А стоило нам выйти на порог, я замерла, пораженная. Ночью выпал первый снег. И весь остров укутался белым пологом — хрустким и мерцающим.
В воздухе танцевали крупные хлопья, и я, не выдержав, рассмеялась. Снеговье! Первый снег! Он знаменовал начало зимы.
И я как в детстве высунула язык, веря, что снежинки — это рассыпанная сладкая каша, которой можно наесться.
Именно это однажды наврал мне Ржавчина, и я заталкивала снег в рот, надеясь ощутить вкус и набить ворчащий живот. Но лишь колола и обжигала льдом язык. Гадкий мальчишка тогда хохотал и орал, что никогда не видел такой глупой девчонки. От злости, разочарования и немного — голода, я сбила крысеныша в снег и начал закапывать, не обращая внимания на его угрозы меня убить…
Я улыбнулась снова, вспомнив наше веселое детство.
Вот только Кристиан мой восторг не разделял. Стоило выйти на улицу, и февр помрачнел, сунул руки в карман пальто и молча устремился к Вестхольду. Я вприпрыжку неслась следом, испытывая непреодолимое желание запустить в черную шерстяную спину карателя хороший комок снега!
Удержалась, вовремя вспомнив о том, кто я и где.
На ступенях замка Крис махнул рукой и ушел. Я несколько растерянно посмотрела ему вслед. И какая муха его с утра укусила?
Но размышлять об этом было некогда, наставники скучать не позволяли.
До обеда у нас значилась теория. Скучный урок истории и попытки распознать Дар. Мы с Альфом что-то чертили, читали и зевали, пока остальные повторяли законы Даров.
Перекусив, мы переоделись для практики, и здесь стало веселее.
После разминки наставник вывел нас на полосу препятствий — всех. И тех, кто уже был за Дверью, и тех, кто лишь о ней мечтал. Суровый господин Нейл решил, что полоса будет полезна для каждого ученика. Впрочем, сегодня я чувствовала себя великолепно и была рада размяться на свежем воздухе и побегать наперегонки с Киаром. Остальные довольно быстро уступили нам первенство. Кто-то, как Ливентия и Сильвия, и вовсе плелся неторопливым шагом, рассматривая падающие снежинки и качающиеся еловые ветки. А вот мы с бесцветным устроили настоящее соревнование! Похоже, Снеговье напомнило парню его колючую родину. Потому что Киар казался вихрем, несущимся через белое поле! Но и я не отставала! Остальные ученики в итоге просто плюнули на урок и столпились у возвышения, свистя и подбадривая нас криками:
— Иви-Иви-Иви! — звенел тоненький голосок преданной Мелании.
— Киар! Киар! — вторили поклонники лорда.
На этот раз бесцветный и правда оказался быстрее, я коснулась ограды на несколько мгновений позже. И, обернувшись ко мне, бесцветный рассмеялся, блестя рубиновыми глазами. Его бледные щеки окрасились румянцем, губы порозовели, и благородное лицо стало неуловимо-притягательным.
— Снег, — выдохнул Киар мне на ухо, оказываясь почти вплотную. — Снег будоражит рубиновую кровь. Трудно сдержаться.
— Удивительные подробности, лорд Аскелан, — пытаясь восстановить дыхание, сказала я. — Надеюсь, тебе хватит запала на обратный путь?
— Не только на него, — неожиданно подмигнул лорд.
Сорвавшись с места, мы понеслись к зрителям, которые уже орали, улюлюкали и топали ногами, забыв о приличиях.
Даже наставник Нейл оказался впечатлен нашей пробежкой и расщедрился на две премиальные звезды для нас с лордом. И на штрафные для всех остальных, наглым образом забывших об уроке.
Зато следующая новость заставила всех снова завопить.
В честь Снеговья Верховный отменил особое положение на острове! И устроил праздник недалеко от фрегата, на котором всех жителей Двериндариума ждет угощение и развлечения.
Я на миг остановилась, осмысливая весть. Снеговье праздновали издревле, это традиция. Вот только вряд ли февр Квин обрадовался празднику. Скорее решил, что угрозы в виде эфрима больше не существует, потому и разрешил гуляния.
Мелания схватила меня за руку.
— Иви! Ну что ты стоишь! Идем скорее!
— Куда? — очнулась я.
Но послушница уже тащила меня к стенам Вестхольда, припорошенным снегом и тоже кажущимся светлыми.
— Скорее!
Мне едва дали посетить купальню и причесаться, накинули на плечи плащ и потащили в сторону Морской Гавани. Я пыталась отбиться, сообщив, что у меня есть другие дела, но, похоже, первый снег будоражил кровь не только бесцветных.
— Это же Снеговье, Иви! — рассмеялся Итан, глядя на почти приплясывающую Меланию. Простой шерстяной плащ взлетал при каждом шаге девушки, словно крылья серой пичуги. Ливентия в своем роскошном песцовом плаще поверх формы, золотой сеточке, накрывающей меховую шапку, и в пушистых перчатках, попыталась изобразить на лице презрение, но не смогла. В этот момент мы как раз свернули на главную улицу Двериндариума.
— Ого, — выдохнул за спиной Ринг, и я обрадовалась, что он тоже здесь. Нам пока не удалось поговорить, но то, что Ринг пришел на Снеговье — добрый признак. Его усилившаяся замкнутость, мрачность и молчаливость изрядно пугали. Ну и бесконтрольное черное пламя, чего уж там!
— Как же красиво! — восторженно захлопала в ладоши Мелания.
Морская Гавань преобразилась. Белый снежный покров сиял от тысячи разноцветных фонариков, опутывающих деревья, дома, лавочки и витрины. На пятачке у театра звенели расписные фигуры каруселей, от витрин несло сладким ароматом кренделей и цветной карамели. На расчищенных аллеях смеялись прогуливающиеся красавицы и сдержанно улыбались февры. А в стороне сияло льдом озеро! Над ним тоже расплескивали искры многочисленные фонарики, а румяная женщина предлагала прокатиться на ледяных полозьях.
— Но когда вода успела замерзнуть? — удивилась я и получила снисходительную улыбку Итана.
— Иви, ты что? Озеро просто застудили двери-асы. Охладители. И полозья делают они, вряд ли долговечные, конечно, но на полчаса катания хватит! Смотрите! Там фонтан из горячего вина со специями!
Я прикусила язык. Ну конечно. Это мы, приютские дети, ждали морозов, чтобы покататься по льду затхлого пруда, лежащего за приютом. А вот в городах катки делали те, кто умел обращать воду в лед. Этот полезный Дар особенно ценился жарким удушливым летом. Я слышала, состоятельные горожане нарасхват заказывали остудителей, чтобы соорудить в своих домах огромные глыбы нетающего льда. А богачи и вовсе любовались фигурными скульптурами и изящными статуями, от которых веяло прохладой.
Хорошо бы и мне досталось столь выгодное умение!
Мимо прошел юный прислужник, неся лоток с конфетами. Я поманила его и взяла целый кулек сладостей, попросив записать долг на имя Левингстонов.
Раздала шоколадные шарики друзьям. На миг мы застыли, восторженно мыча. Сладость лопалась на языке фейерверком вкусов, от удовольствия дрожали коленки.
— Эйфория! Никогда ее не пробовала! — с наслаждением выдохнула Мелания. Ее губы и щеки порозовели от волшебных конфет.
Ливентия фыркнула и начала рассказывать о невероятных сладостях и засахаренных фруктах ее любимой Гранданы, а я засмотрелась на бронзового ловкача, подкидывающего над головой разноцветные шарики.
И ведь ни одного не уронил! Удивительная ловкость для механической куклы! Пока я глазела на диковинку, Итан и Мелания унеслись в сторону каруселей, потащив с собой упирающегося Ринга. Ливентия застыла у магазина бархатных шляпок.
Я же, поколебавшись, направилась к озеру. Каток возвращал меня в детство.
У приютских детей мало развлечений и радостей, так что катка мы ждали особенно. И хоть в нашем прошлом не было никаких полозьев — ни серебряных, ни хрустальных, ни ледяных, не было фонариков и сладостей, но воспоминания были радостными. Я вспомнила, как по-девчоночьи визжал угрюмый Мор, впервые прокатившись по льду. Как танцевала Китти, позабыв о своей хромой ноге. Как хохотал Ржавчина. Как краснела и смеялась Корочка, отбросив глупые ужимки и злые шутки.
Отличное время!
Каток в Двериндариуме был нисколько не похож на тот серый замерзший пруд из моего детства. Здесь все сияло, мерцало и переливалось, а несколько веселых пар кружились на сверкающем льду, словно изящные статуэтки на крышке драгоценной шкатулки.
— Госпожа желает полозья? — улыбнулась мне дородная лавочница. Перед ней высился прилавок с горкой сладостей, рядом стоял огромный бочонок горячего чая. На боку торчал латунный кран, сверху пыхтел ароматный пар. Женщина пригладила белый передник, надетый поверх теплого ватного пальто. — Только протяните ножку, мигом прилажу лучшие полозья в Двериндариуме! Уж поверьте!
— Благо Двери, — растерянно отозвалась я. Подумала и качнула головой. Кататься на полозьях я не умела, а попробовать не рискнула. Хотя и очень хотелось! — Я, пожалуй, так…
Осторожно шагнула на лед. Сапог поехал по идеально отполированному зеркалу, я пошатнулась, взмахнула руками. Но устояла. И стало весело, захотелось разбежаться и покатиться, как тонкая девушка на середине озера. Присмотревшись, я узнала в ворохе разлетающихся тканей и мехов Дейту Скарвис. К ней подъехал смеющийся парень, закружил, разбрызгивая полозьями лед. И я порадовалась за бывшую бесцветную, от которой из-за Дара отказался родной клан.
Справа и слева чинно скользили взрослые февры и их спутницы, не хватало лишь ватаги шумных ребятишек. Но детей на остров Двери не пускали.
Растопырив локти для устойчивости, я сделала еще один скользкий шаг, проехав вперед. И еще! Тихонько рассмеялась. Я заслужила капельку этой радости, самую малую! Возможность почувствовать себя маленькой девочкой, возможность смеяться. Забыть на несколько мгновений ледяного скольжения о маске Ардены, о страхах и сомнениях.
Еще шажок! Эх, все-таки надо было рискнуть и согласиться на полозья!
— Иви?
Сдавленный голос заставил меня обернуться и улыбнуться. Кристиан! Он стоял рядом с резной скамейкой и смотрел на меня. Хотя его глаз я не видела, их прятали тени. Сумрак клубился возле февра, верно, Кристиан забыл закрыть браслет и неосознанно притягивал тени.
Я в два прыжка оказалась рядом и схватила парня за руку. Перчаток не было, и ладонь показалась мне ледяной.
— Что ты делаешь?
Я все еще не видела его взгляд. Тени менялись и вихрились, опутывая лицо февра.
— Снеговье! — радостно выдохнула я, ощущая смутную тревогу. Да что с ним такое? — Посмотри, как красиво!
— Ты стоишь на льду.
— Ну да.
Тени наконец развеялись, и в мерцании фонариков я увидела взгляд Кристиана. На миг показалось, что он такой же, как был в Мертвомире — бирюза под слоем пепла… но февр моргнул, и пугающее впечатление развеялось. Сейчас Кристиан выглядел смертельно уставшим. Лицо снова казалось болезненно бледным. Пожалуй, я поторопилась радоваться успешному выздоровлению парня!
Я потянула Кристиана на лед.
— Это весело! Ты любишь каток?
— Ты шутишь? — почти неслышно произнес февр. — Или издеваешься надо мной?
Я растерялась. Тревога снова вернулась, пробиваясь сквозь шоколадную эйфорию.
— С чего ты взял? Просто хотела немного развлечься.
С подозрением уставилась в лицо Кристиана. Он смотрел как-то странно. Может, смелый февр просто не умеет кататься? Странный он какой-то…
— Развлечься? Ну что же. Давай. Развлечемся.
Крис шагнул на лед. Тени вновь спрятали его глаза, так что я видела лишь сжатые губы и несвойственную смуглому лицу бледность. Пальцы февра в моей ладони ощутимо дрогнули и сжались, хватая мою руку. Почти до боли.
Шоколадная эйфория окончательно испарилась, и я ощутила опасность. Тревогу.
Что-то не так.
Кристиан вел себя странно. И над катком стало намного темнее, фонарики над нами не справлялись с мраком, тени сгущались. Несколько февров встревоженно оглянулись и ушли, Лейта Скарвис тоже побежала прочь. Замороженная гладь озера в несколько мгновений стала пугающей и темной.
Я передернула плечами.
— Кажется, это была плохая идея. Лучше вернуться.
— Почему же, — голос Кристиана казался чужим. — Давай повеселимся, Ардена.
Схватил меня за руки и плавно двинулся влево. То ли танец, то ли битва… я попыталась отдернуть руки, но Кристиан держал крепко. Тени развевались за ним, словно призрачный плащ.
— Весело? — спросил февр, наклоняясь ко мне. Его глаза ярко блестели. Океан в них бился о скалы.
— Нет! Хватит! — нахмурилась я.
— Мы ведь только начали? — Он положил ладонь мне на спину, закружил.
Лед захрустел под ногами, и я вдруг с ужасом подумала — насколько он прочный? Снеговье — это ведь лишь самое начало зимы, это хрупкая тонкая наледь на толще воды. А все остальное — искусственное, дело рук и Дара двери-аса. Но вдруг он был недостаточно силен?
— Довольно!
Я вырвалась, но Кристиан схватил меня за руку. И, не удержав равновесия, мы оба рухнули на лед. Я — сверху. Охнула и подняла голову. Февр тяжело дышал, неотрывно глядя мне в лицо. Из-под наших тел расползались в разные стороны узкие трещины — словно паучьи лапки.
Кристиан рывком перевернулся и прижал меня к холодной толще. Моя шапка слетела с головы и волосы растрепались. Февр нависал сверху.
— Еще? — выдохнул он.
— Прекрати! Ты сошел с ума? Кристиан, отпусти меня! Ты… ты меня пугаешь!
Он вдруг схватил мои пряди возле головы, наклонился, глядя в лицо. Выдохнул. Закрыл глаза. И снова открыл.
Так же рывком вскочил и поднял меня. Отряхнул мой меховой плащ, надел на мою голову шапку. Я хлопала глазами, ничего не понимая.
— Извини. — Кристиан не смотрел мне в лицо. — Извини. Глупая вышла шутка. Идем, ты совсем замерзла.
Шутка? Я изумленно смотрела на отворачивающегося парня. Не знаю, что это было, но точно не шутка!
— Спишем на твое ранение, — буркнула я. — Может, тебе в бою голову задели, а целители не заметили?
— Может, — хмыкнул Крис. — Хотя как можно было не заметить, да? Вот я и думаю, как…
Я уставилась на него с недоумением. Это тоже шутка?
— Прости, я просто не люблю Снеговье. И мыслительный процесс. Кажется.
Он вдруг резко остановился и махнул в сторону Итана и Мелании, направляющихся к нам.
— Повеселись. Мне надо идти. Увидимся.
И резко развернувшись, пошел прочь.
— Февр Стит все еще плохо себя чувствует? Выглядит бледным, — спросила запыхавшаяся послушница, выпуская облачко пара — к ночи заметно похолодало.
— Февр Стит нездоров на всю голову, — буркнула я, глядя на удаляющуюся фигуру и ничего не понимая. Кристиан не обернулся и быстро скрылся за деревьями. Смахнув с рукава снежинки, я отправилась за друзьями, которые наперебой рассказывали о ледяной горке высотой с дом, залитой за чайной, и предлагали прокатиться.
Но я покачала головой. Похоже, льда на сегодня достаточно.
Общий дом гарнизона встретил меня теплом, звуками шутливой потасовки, смехом, густым запахом мужских тел и тонким ароматом запрещенной выпивки. Здесь проживали младшие февры или те, кто не желал оплачивать отдельную комнату. Когда-то я тоже жил в этом доме — единственный мальчишка среди взрослых парней и мужчин.
— Эй, Стит! — махнул мне рукой Лаверн. — Ты что здесь делаешь? Что-то ты неважно выглядишь, друг…
Я окинул быстрым взглядом полураздетого напарника, похоже, он как раз вышел из купальни.
— Где Эйсон?
Но стоило спросить — и в нос ударил душный запах курительной травы и кислой кожи. Так всегда пах для меня Буран Эйсон.
— Стит? — удивился он, приближаясь. И тут же широкое лицо расплылось в ухмылке. — Заскучал в своем богатом домишке? Решил вспомнить былую жизнь? Ты смотри, надоест жизнь богача, так я тебе одолжу свою койку! Взамен на твой особняк, понятно!
И Эйсон расхохотался, ничуть не смущенный тем, что его шутки смешат лишь его.
Я сунул руку в карман пальто, сжал кресало.
— Сколько лет прошло с того дня, когда загорелся твой дом, Эйсон? — спросил я.
Буран свел густые брови.
— Да лет пятнадцать уже, а зачем…
Я резко выбросил вперед руку и черканул затвором кресала. Язычок пламени взметнулся перед лицом Эйсона. Тот шарахнулся в сторону. И тут же, заревев быком, двинул мне кулаком в челюсть. Я легко увернулся. Конечно, ведь мой браслет раскрыт и все Дары активированы. Я снова отклонился, без труда уходя от атак обозленного Эйсона. Жадно втянул воздух, вобрал запах.
— Кислый пепел — остаточный страх, тошнотворный запах горящего мяса, жар… Эхо воспоминаний и след пережитой паники. Все верно…
Бурану надоело плясать вокруг меня, и он остановился, тяжело дыша. Вокруг его коренастой фигуры начали закручиваться воздушные смерчи — сила его Дара. Остальные февры вскочили, и долговязый Ральф заорал:
— Только попробуйте устроить здесь беспорядок! Я вас обоих поджарю!
В смоляных волосах февра проскочили синие молнии, стекая на плечи и руки.
Эйсон припечатал меня взглядом.
— Эй, Лаверн, ты бы проверил своего напарника, он совсем сдурел! Все мозги в Мертвомире оставил!
Я похлопал Эйсона по плечу и пошел к выходу, зная, что февры недоуменно смотрят вслед. Но меня это не заботило. Волновало иное. Да так волновало, что я едва дышал.
Вышел из гарнизона и жадно втянул студеный воздух. Поднял руки. На ладонях все еще видна паутина тонких, почти незаметных шрамов. Рубцы сошли полностью, кожа заросла, но порой я все еще ощущаю в руках лед, который режет кожу.
Я был изрезан весь. Обморожен. Умирал. Нет. Я умер…
Тот день отпечатался в голове, словно его заключили в вечный лед. Семейное загородное поместье, начало зимы и тронутая льдом река, крупные хлопья снега. Тонкая фигурка на обледеневших досках причала. Нет, две фигурки. Моей матери и девочки. Очень капризной, злой, взбалмошной девочки. Внебрачная дочь отца Иви-Ардена. Ее мать умерла от болезни, и отец признал, удочерил и привез в наш дом сестру, о существовании которой я раньше не подозревал. Полноправная дочь, ставшая для нас посланницей бездны.
Отец просто оставил ее в доме и уехал, у него всегда было слишком много дел и слишком мало смелости, чтобы разбираться в собственных ошибках…
Моя бедная матушка даже пыталась принять озлобленную девочку и понять отца. Но это было сложно. Ардена оказалась отродьем Змея. Она с воплями носилась по дому, била посуду и вазы, рвала ценные древние книги. Швырялась вещами, ругалась словами, которых не должна знать восьмилетняя девочка.
А потом Ардена бросилась прочь из дома — в одном платье и бархатных домашних туфлях. Мама побежала за ней.
Я тоже.
И день застыл навечно в том ледяном плену.
Ардена потом говорила, что мама упала сама. Но я видел, что она ее толкнула. Изо всех сил толкнула со скользкого причала на тонкий лед. Мою хрупкую, тонкую, как тростинка, матушку. Лед раскрыл свою жадную пасть черным провалом. Заглотил ее и потащил на дно. Я бросился следом. Я ее не нашел, даже не увидел. Полынья осталась в стороне, вокруг был только лед. Я тоже почти умер в тот день. Так сказал отец, когда я открыл глаза. Мне повезло, меня вытащил наш врачеватель, он же заплел для меня сон, такой глубокий, что мое дыхание почти прекратилось, а сердце замерло. Был лишь один способ меня спасти. Двериндариум. Мое исцеление и вечная клетка.
Отец говорил, что Ардена сожалеет, раскаивается, ужасно испугана. Что она всего лишь одинокий и несчастный ребенок… Что произошедшее — трагическая случайность, несчастный случай. Он много чего говорил потом, когда я пришел в себя. Я слушал молча. И вспоминал лицо сестры, стоящей на причале. Сожаления на нем не было.
Я потряс головой, с ненавистью сбрасывая с волос хлопья снега. Сжал руку в кулак, а душу запечатал. Эксперимент с Эйсоном доказал, что у моей сестры должны остаться эмоции. Остаточный страх, эхо льда, его запах. Без этого никак! Я же ощущал сегодня лишь радость, умиротворение, смех. Ежевику, когда она тащила меня на каток. И эту свежесть, покалывающую мне губы…
Никакой паники. Никакой злобы, страха, обиды, мстительности, жестокости.
Ни-че-го.
Ни одного следа прошлого, словно его… не было.
Я поднял голову, позволяя мерзким снежинкам ложиться на мое лицо. Я смотрел в темное небо, спрятавшись за тенями.
Вспоминал.
На мой безмолвный вопрос был лишь один ответ. Лишь один.
Совершено невероятный, невозможный ответ.
Снеговье удалось на славу, хотя меня и грызла тревога из-за странного поведения Кристиана. Правда, несколько успокоили шоколадные конфеты и обжигающий чай из бочонка. Напиток пах лесом и приятно согревал губы. Итан и Мелания с хохотом катались на каруселях, я же предпочла остаться на террасе кофейни, глядя, как падает снег.
Ливентия куда-то испарилась, может, отправилась рассматривать модные платья или украшения в дорогой салон недалеко от фрегата.
А Ринг остался сидеть на скамейке под осыпающей снег липой.
Я взяла еще один стакан чая и направилась к парню.
Сунула напиток ему в руки, и Ринг вздрогнул, словно очнулся. Глянул на меня удивленно. Но к счастью, его глаза остались обычными, без пугающей темноты.
— А, это ты, Золотинка, — выдохнул он, и я уловила тень разочарования.
— Уже не Золотинка, — улыбнулась я, дергая темную прядку, выбившуюся из-под шапки.
— А при чем тут волосы? — совершенно серьезно сказал Ринг. Посмотрел на чай в своих больших руках так, словно не понимал, что это такое.
— Может, расскажешь, что с тобой происходит? — осторожно начала я. — После Мертвомира ты сам не свой.
— А может, ты расскажешь? Ты тоже не так проста, верно? — буркнул Ринг и сунул стакан обратно мне в руки. — У каждого свои тайны. Хочешь рассказать свои?
Я молча качнула головой, и парень усмехнулся. Встал, глянул с высоты своего роста.
— Держись от меня подальше, Золотинка. Все вы держитесь подальше.
Развернулся и скрылся за пеленой снега. Я задумчиво выпила чай — не пропадать же добру — и отправилась домой, размышляя над своим планом. Надо придумать, как завтра прогулять занятия и осуществить то, что я задумала. А главное, сделать так, чтобы Кристиан ничего не узнал.
Дома февра не было. Усталость взяла свое, и я уснула, так его и не дождавшись.
Утро началось как обычно.
Умывшись, я спустилась к завтраку. Крис уже ждал на кухне, тоже — как обычно. Но, услышав мои шаги, повернулся и смерил меня взглядом. Очень внимательно рассмотрел мои босые ступни, выглядывающие из-под полы бархатного халата, сонное лицо и распущенные волосы. Снова опустил взгляд, возвращаясь к очертаниям моей фигуры.
Сердце екнуло и забилось быстрее. Раньше Кристиан не позволял себе таких взглядов.
На миг я застыла, таращась на него. Кажется, за ночь я успела забыть, насколько февр красив. Какие яркие у него глаза, какая смугло-золотистая кожа и точеные черты лица. Раньше февр встречал меня по утрам в своей черной форме карателя, застегнутый на все пуговицы, а сегодня на нем были штаны и распахнутая рубашка — непривычно.
— Во сколько ты вернулся? — спросила я, желая разрушить неловкую паузу. Или она была такой лишь для меня?
— Поздно. — Крис улыбнулся. — И ужасно проголодался. Поможешь с завтраком?
Я? Обычно мы ели еду, приготовленную Силвой, или просто мазали маслом булочки.
— Что случилось с нашей прислужницей? — спросила я, подходя к столу, на котором лежала разделочная доска и сыр.
— У нее выходной. Кстати, разве одна наказанная особа не должна была вчера убрать наше жилище?
— Вчера было Снеговье! — возмутилась я.
— Да. Снеговье. Отличный праздник. — Крис указал на стол. — Нарежешь сыр?
Я взяла нож и отхватила кусок от круглого бока.
— Ты держишь нож так, словно собираешься кого-то убивать, — раздался над ухом голос февра, и я едва не воткнула лезвие в его бок. От неожиданности! Кристиан провел пальцем по моей руке. — Надо закатать рукава. Для начала.
Стоя за моей спиной, неторопливо подвернул бархатную ткань. Я могла бы сделать это и сама. Конечно, могла бы. Но я осталась стоять, позволяя это делать ему. Кончики его пальцев мимолетно скользнули по моей коже. И ладонь накрыла мою.
— Похоже, придется преподать тебе урок, — насмешливо сказал Кристиан. Его дыхание коснулось моего виска, и я ощутила, как вспыхнули щеки. Нет, это какое-то наваждение! Февр просто пытается научить свою никчемную сестру чему-то полезному. Да, именно так! И я не должна думать о том, что его ладонь покоится на моей, и что он стоит позади. Так близко.
— Тонкие полоски. Вот так. Не стоит… торопиться. У нас куча времени.
Мы ведь говорим о сыре?
Я ощутила, как встают дыбом волоски на шее. И как мало на мне одежды. Слишком тонкий шелк сорочки. Слишком мягкий бархат халата. Мне нужен панцирь моего мундира. И толща шерстяного плаща. И кирпичная стена с парочкой стальных пластин. Ров с хищными рыбами. Да, мне просто нужно оказаться подальше от этого вкрадчивого голоса, сильного тела и мужской притягательности!
И желательно — немедленно!
Но я продолжала резать сыр.
— Пожалуй, у тебя может получиться. Конечно, если будешь следовать моим правилам и указаниям, — протянул Кристиан.
— Я сейчас воткну этот нож в твой глаз. Без всяких указаний! — буркнула я и дернула рукой, сбрасывая его ладонь.
Он насмешливо фыркнул, взял с доски кусочек сыра и сунул в рот.
— Ммм, вкусно. Еще хочу.
Я вздохнула с облегчением, решив, что Кристиан отошел. Но когда обернулась, оказалось, что он по-прежнему стоит за спиной. Слишком близко!
Его присутствие нервировало. И заставляло ждать большего…
— Что-то не так? — брякнула я.
— Знаешь, я сегодня совсем не спал. — Кристиан неотрывно смотрел мне в глаза.
— Почему?
— Думал о нас. О прошлом. О семье. Вспоминал. Я столько лет гнал от себя эти мысли, не позволял себе думать. Но все изменилось, ведь так? Знаешь, я ведь очень хорошо помню тот день, когда отец привез сестру. Не поверишь, но тогда я подумал, что никогда не видел такой красивой девочки. Золотые кудряшки, невероятные зеленые глаза… словно Дитя Облачной Девы, спустившееся с небес. И я все еще вижу ту девочку в твоих чертах… вижу ее.
Кристиан медленно провел кончиком пальцев по моим бровям, скулам, тронул губы, обрисовывая их контур. Медленно переместил руку и сжал в ладони прядь моих волос.
— Даже сейчас. Даже с таким цветом. И все же… теперь ты совсем иная, ведь так, Иви?
Я как-то неуверенно кивнула. Почему-то поведение февра настораживало, мне чудился подвох. Обостренное чувство опасности вопило, что дело нечисто и стоит прекратить этот разговор. Вот только — как? Кристиан загораживал мне проход, почти припечатав к столу.
И я снова подумала об океане. На поверхности он ярко-бирюзовый, солнечный и прозрачный. Но там, под толщей воды, всегда скрывается вечная, непроглядная тьма.
Я поежилась от этого сравнения.
— Но Дитя Облачной Девы оказалось исчадием Бездны, — с усмешкой произнес февр. — Ты вспоминаешь тот день? Когда тебя привезли в наш столичный дом? С коробкой игрушек и няней, которая так смешно коверкала имена?
— Предпочитаю не думать о прошлом, — осторожно произнесла я.
Кристиан кивнул.
— Вот как? Скажи, почему ты вытащила меня из Мертвомира?
— Я уже отвечала, — вздернула повыше нос. — Той девочки больше нет, я изменилась. Хотя иногда ты ведешь себя отвратительно, и я жалею, что не оставила тебя на съедение эфримам!
Кристиан не улыбнулся.
— Ты буквально вытащила меня на себе.
— Ты готовишь мне завтраки и довозишь до Вестхольда, — беззаботно пожала я плечами. — К тому же мне не идет траурная вуаль.
Кристиан все-таки улыбнулся — краешком губ. И снова намотал на палец прядь моих волос.
— Я много думал. О нас. И решил, что ты права.
— В чем же?
— Нам надо стать ближе. Узнать друг друга лучше. Довериться.
Он снова улыбнулся — почти с предвкушением.
— Надо больше времени проводить вместе. Пожалуй, начнем с сегодняшнего дня. Ты согласна, Иви?
Я нахмурилась. Нет, не согласна. Категорически! Потому что мое чувство опасности уже выло внутри, убеждая держаться от Криса подальше.
— Я хочу узнать тебя, — вкрадчиво произнес он. — Узнать о тебе все. Каждую твою мысль.
Он отпустил мои волосы и сделал шаг назад. Улыбнулся.
— Тебе как обычно, чай?
Я с облегчением устроилась на стуле, подвинула к себе тарелку овсянки. Но тут Крис огорошил новым:
— Расскажи, как ты жила все эти годы.
— Как будто ты не знаешь. — Я сделала вид, что ужасно увлечена кашей, хотя она застревала в горле. — Развлекалась, танцевала, доставляла отцу кучу проблем. Зачем спрашиваешь?
— Интересно. — Он улыбнулся, не сводя меня взгляда. — О чем ты думаешь, когда бежишь? Тебе нравится бегать, я это видел.
— О чем? — Я задумалась и сказала правду: — О том, что убегаю от всего, что меня тревожит. От страха. Беспокойства. Проблем. Что чем быстрее я перебираю ногами, тем скорее все остается позади.
Я замолчала.
— Еще, — тихо сказал февр. — Расскажи еще.
Я все-таки подавилась и закашлялась. Крис любезно постучал меня по спине, а потом присел на стол прямо возле моей тарелки! Я чуть снова не подавилась. Какого склирза он делает?
Мне казалось, что раньше я видела океан сквозь круглое окошко корабля или смотрела с высокой башни и безопасного расстояния. А сейчас очутилась прямо в центре бушующей стихии. Одна и без одежды. Клятый океан кружил меня в водовороте, неумолимо затягивая на дно. И бесполезно молить о спасении. Океаны не знают жалости.
Я решительно сунула в рот ложку каши, проглотила, запила чаем.
— Кажется, я уже опаздываю.
— Не торопись, — почти нежно произнес Крис. И провел пальцем по моей губе, стирая капельку.
Я подняла на него взгляд. Вероятно, испуганный. Крис, напротив, улыбался, глядя на меня сверху вниз.
И почему мне его взгляд совсем не нравился?
Стук в дверь показался громом. И тут же в дом ввалился Лаверн. Похоже, этот парень не привык дожидаться разрешения войти.
— Доброе утро, красавица Иви-Ардена! — подмигнул он мне. Схватил из вазы печенье, сунул в рот и продолжил, жуя: — Вот лицезреть твоего мрачного братца я совсем не рад, но увы, жизнь несправедлива. Верховный объявил общий сбор, так что пошевеливайся, Стит.
— Что-то случилось? — встревожилась я.
— Всего лишь учения, мальчикам надо развлекаться. — Лаверн снова подмигнул.
Надо сказать ему, чтобы прекратил, а то заработает себе нервный тик!
— Иви, иди наверх, оденься, — приказал недовольный Кристиан. — Лаверн, если ты не прекратишь так на нее смотреть, я тебе нос сломаю. Снова.
Февр со шрамом присвистнул, но взгляд отвел. Я прихватила со стола булочку и побежала в свою комнату. А когда обернулась на лестнице, увидела, что вслед смотрят оба февра.
До Вестхольда мы доехали на мехомобиле. Уходя, Кристиан поцеловал меня в лоб. И показалось, что на этот раз его губы задержались дольше, чем того требовала братская забота.
Но, поднимаясь по древним ступеням замка, я постаралась выкинуть из головы все, связанное с Левингстонами. Сейчас мне стоило сосредоточиться на другом.
Стоило войти в лекторную, как я принялась натужно кашлять. Еще в коридоре я потерла щеки, вызывая нездоровый румянец, и капнула в глаза перцовую настойку, отчего они покраснели и заслезились. Увидев меня, наставник Бладвин буркнул что-то о последствиях Снеговья и отправил меня к врачевателям.
Поначалу я и правда шла в сторону лекарского крыла, но потом свернула. Хорошо освещенные коридоры сменились мрачными и сырыми — я была на верном пути. Несколько лестниц — и я оказалась возле знакомой мне платформы. Больше всего я боялась, что вход охраняется, но, видимо, февры здраво рассудили, что никто по доброй воле не сунется в пустующее подземелье безумия. Я вот тоже сомневалась в разумности своей идеи, но другой у меня не было. Так что я ступила на платформу и некоторое время пыталась сообразить, как заставить ее двигаться. Оказалось, легко — надо всего лишь потянуть за рычаг. Жуткий скрип заставил меня испуганно оглянуться, но вокруг были лишь каменные стены.
Платформа дернулась и медленно поползла вниз. Я вцепилась в железный выступ-ручку, молясь, чтобы ужасный механизм не заклинило по дороге. Или наоборот, чтобы заклинило. Все-таки перспектива оказаться одной в подземелье не радовала.
Внизу было темно так, что казалось, мои глаза исчезли. Я вытащила из пустоты своей сумки припасенную лампу, чиркнула кресалом. Мечущийся свет осветил древние камни и пляшущие тени. Платформа стукнулась о земляной пол и остановилась.
Я шагнула к открытой решетке подземелья. Темноты и подвалов я не боюсь с тех пор, как просидела два дня в подвале приюта за то, что мы подложили старшему настоятелю в постель внушительную кучу навоза. По правде, навоз источал такой запах, что слезились глаза. Только вот у нашего наставника был хронический непроходящий насморк, и подарка он не заметил, пока не залез под одеяло! А так как мы дружно кивали друг на друга, когда наставники приюта начали искать виноватых, то и в подвале оказались всей компанией.
На самом деле тогда мы весьма неплохо провели время.
Я улыбнулась, вспоминая страшилки, которыми мы пугали друг друга, сидя на грязных ящиках.
Теперь, оказываясь во тьме подземелья, я вспоминаю тот навоз и смешные истории о привидениях. И становится совсем не страшно.
Свет моей лампы выхватил из тьмы рисунки. Я осторожно пошла вдоль стены. Безмолвные люди, города, хаос… крылатая девушка, что вот-вот обернется. А вот и эфрим.
— Ну здравствуй, — сказала я, всматриваясь в оскаленную морду и угрожающую позу. Казалось — еще миг, и чудовище набросится, вцепится в горло.
Я со свистом втянула воздух.
— Надеюсь, я безумна меньше, чем тот, кто тебя изобразил, — прошептала я. Поставила лампу у стены и подошла вплотную. Что делать дальше, я не знала. Моя идея была проста и основывалась на предположении о том, что Ржавчина проходит сквозь статую эфрима на стене Вестхольда. Не просто статую, а изваяние, сотворенное двери-асом. Сотворенное Даром. А значит — Мертвомиром, ведь каждый Дар — это часть мира за Дверью.
Рисунки в подземелье безумия, безусловно, создал двери-ас. Талантливый и сумасшедший художник. А значит, есть шанс, что Ржавчина сможет пройти и здесь.
Надо лишь… позвать?
Хотела бы я знать — как!
Прижала ладонь к боку, туда, где под тканью был шрам.
— Эй, ты меня… чувствуешь? Ржавчина, это я. Вивьен. Ты… там?
Чувствуя себя неимоверно глупо, я положила руку на стену. Пальцы ощутили влагу и кажется — плесень. Вот же гадость! В трещинах камней виднелись тонкие бледные шляпки грибницы и парочка мокриц.
И все. Никакого присутствия моего друга.
— Советую тебе немедленно появиться, — сердито прошептала я. — Или я плюну и отправлюсь наверх. Тут недолго и правда подхватить лихорадку или простыть, знаешь ли! Ну же, Ржавчина, давай, это должно сработать!
Ничего.
Я потопталась на месте.
Посмотрела в сторону манящего выхода. И торопливо зашептала:
Камень под моей рукой нагрелся. Или мне чудится от волнения? Нет, он определенно стал теплее. А потом… нарисованная лапа эфрима обрела плоть, и когти расцарапали кожу. Я шарахнулась в сторону.
Я удержала вопль, хоть и с трудом. Нарисованная морда и верх косматого торса выдвинулись вперед, и чудовище жадно втянуло воздух. Раскрыло пасть.
Меня затрясло. Змей Двуликий! Что я наделала? А если монстр выйдет из стены и просто откусит мне голову? Вот удивятся февры, обнаружив мое тело в этом подземелье…
Из жуткой пасти с черными деснами и кривыми клыками размером с мой палец донеслось шипение, переходящее в тихий вой. В темных глазах эфрима плясало рыжее пламя.
Я глянула вниз — остальное тело так и не обрело плоть, там был лишь рисунок.
— Тебе не пройти, — догадалась я.
Подалась вперед, всматриваясь в ужасающую рогатую морду.
— Это ведь ты? — с отчаянием прошептала я. — Это ты? Прошу… прошу, ответь…
Еще ближе, почти вплотную. Он снова тихо зарычал. Он не мог говорить. Чудовище не умеет. Его гортань не способна издавать человеческие слова. То, что он сделал в Мертвомире, было за пределом звериных возможностей…
Я встала на носочки и положила руку на его морду.
И вдруг чудовище меня лизнуло. Темно-бардовый шершавый язык прошелся по моим пальцам, оставляя влажный след и слизывая кровь с царапин. Утешение… Так делал Ржавчина, пытаясь залечить мои раны…
И что-то случилось.
Рогатая голова эфрима исказилась, потекла, и вместо нее возникло изумленное лицо моего друга. Он стал старше. Он стал почти незнакомцем, лишь рыжие глаза по-прежнему спорили с пламенем.
— Мелкая, — словно не веря, прошептал он, протягивая ко мне руку. Руку! Человеческую!
Наши пальцы сплелись, и Ржавчина хрипло втянул воздух. Он выглядел ошарашенным и удивленным не меньше, чем я. Часто моргал, словно его глаза никак не могли привыкнуть к скудному свету. Притянул меня к себе, зарылся пальцами в волосы, всматриваясь в лицо. Жадно. Я тоже рассматривала его. Подбородок и щеки парня покрывала темно-рыжая щетина, на лоб падали отросшие пряди волос, черты стали резче и мужественнее. Линия подбородка обрела взрослую твердость, а взгляд — жесткость.
В моих воспоминаниях все еще жил подросток. Сейчас я видела молодого мужчину.
— Это ты? — я удержала предательский всхлип. — Это правда ты? Я так ждала… искала… кибитки эти… Четыре года… я ничего не понимаю! Скажи что-нибудь?
— Вив, — прошептал он. — Вив.
Кажется, на большее его не хватило.
Прижался лбом к моему лбу, тяжело и хрипло дыша.
— Соскучился… Моя… Вив.
Каждое слово ему приходилось сипло выдавливать. Он забыл, как говорить.
— Здесь… мало Мертвомира, мне… не хватает… сил. Статуи… Маяк. Найди… Не могу… без тебя…
И исчез.
На камнях остался лишь серый рисунок эфрима.
Я сползла на пол, тупо глядя на изображения безумного художника. Ржавчина сказал — маяк. Вероятно, там тоже есть древняя статуя. Одна проблема — как мне туда добраться?
В задумчивости я подобрала лампу и побрела к выходу. На миг задержалась возле нарисованной фигуры с занесенным мечом. Странные символы незнакомого языка заменили на лице рот, нос, глаза… Такие же непонятные знаки виднелись в других местах. Передернув плечами, я взобралась на платформу и дернула рычаг.
Общий сбор февров закончился, но Верховный решил этим не ограничиваться. Младший состав отправили на учения, а старший попросили задержаться. Я стоял в первом ряду — как всегда. Правда, мыслями я сегодня был далеко. Клятые мысли снова и снова возвращались в сегодняшнее утро. И к моим выводам.
Но древние клятвы карателей по-прежнему задевали что-то глубинное.
«Спокойные снаружи, жесткие — внутри. С истиной к свету. Стойко за слабых, бесстрашно — за праведных, безжалостно к проклятым… Наш Дар — во благо, наш нож — во имя справедливости. Наши кости принадлежат Двериндариуму. И до последнего вздоха…»
Лаверн едва заметно повел плечом, привлекая внимание к словам Верховного. Я сосредоточился. Стивен Квин выглядел как обычно — бесстрастным и сосредоточенным. Холодные серые глаза буравили вытянувшихся перед ним легионеров.
— …Орден Крови годами ведет свою преступную деятельность в надежде сокрушить империю и Двериндариум. Его последователи ведут охоту на наши секреты и наших воинов, а их цель — завладеть Дверью, чтобы единолично владеть ее Дарами. Легионы февров охраняют святыню уже пять веков, так будет и впредь. Легионы Двери несокрушимы. Передо мной стоит часть великого Ордена Карателей — лучшие из лучших, февры, давшие пожизненную клятву служения. Ваша сила, ваша мощь, ваши Дары защитят империю и Двериндариум от любой угрозы.
Верховный обвел замершие ряды суровым взглядом. Я знал, что он видел. Идеальные шеренги, идеальную форму, идеально бесстрастные лица. Идеальные легионеры. Мы стояли как один — ноги на ширине плеч, руки сложены за спиной.
Воздух в помещении сгустился от эмоций — ненависти, злости, жажды справедливости и отмщения. Мы все знали, как опасны ренегаты. Их черные кровавые ритуалы наводили ужас даже на закаленных февров. От их рук погибла в негасимом пламени семья Эйсона, от жуткого обряда обезумел старший брат Лаверна. Ему выпустили всю кровь, пытаясь заполучить чужой Дар. Мой напарник дал костяную клятву отмщения, теперь его шею обвивает удавка нерушимого обещания. Каждый из стоящих в этом зале всей душой ненавидел «кровавых». У каждого была история, связанная с Орденом Крови — проклятыми адептами Двуликого Змея, преступниками и отщепенцами. Они похищали людей для леденящих душу непотребств, а слухи о зверствах, учиненных мерзавцами, наводили панику. Наше Братство Кости и Ножа — Орден Карателей — было создано, чтобы защищать людей от ренегатов. Оберегать мир, свет, империю.
Мы все готовы были отдать жизни за это.
И пока мы побеждали.
Орден Крови удалось загнать в подполье. Но он все еще был жив.
— …мы защищаем империю от угрозы, которая вполне реальна. И у меня плохие новости. Проклятые ренегаты сумели пробраться на остров Двери, — продолжил Верховный.
Черные ряды февров не шевельнулись — все же наша выдержка была блестящей — но я ощутил усилившееся напряжение даже с закрытым браслетом. Верховный кивнул в подтверждение своих слов, его глаза блеснули, словно битые стекла.
— У меня есть неопровержимые доказательства проникновения ренегата в Двериндариум. К сожалению, установить личность проклятого не удалось. Его планы неизвестны, но несомненно, они несут угрозу и разрушение. Мы обязаны найти и покарать преступника. Во благо империи. Во благо Двери. Я призываю каждого из вас усилить бдительность и внимание. И о любых подозрениях докладывать незамедлительно.
Я по-прежнему смотрел в стену прямо перед собой. И лишь на краткий миг шевельнулся.
И тут же Верховный уставился в мое лицо.
— Февр Стит? Вам есть что сказать?
Я слегка повернул голову. Назвать Стивена по имени я мог лишь наедине.
Двериндариум — это мой дом уже многие годы, а старший февр почти заменил отца. И сейчас я собирался ему соврать.
— Нет, Верховный, — отчеканил я.
Вестхольд мы покидали вместе с Лаверном. Напарник совсем недавно перешел в ряды старших карателей и был неимоверно горд и собой, и Орденом, и вышитым на черном мундире знаком. Он говорил без умолку, не замечая, что я молчу, и, к счастью, не ожидая ответа.
Умолк, лишь когда навстречу вышла женская фигурка.
— Госпожа Осхар! — Лаверн подался навстречу девушке, но она не удостоила ловца вниманием.
— Февр Стит, мы можем поговорить? Наедине, — несколько нервно спросила Ливентия.
Я кивнул, хотя и хотелось отказать. Проигнорировал любопытствующий взгляд Лаверна и зашагал в сторону беседки, увитой вечнозеленым вьюнком и красным остролистом. У скамейки тлел в стеклянной колбе негасимый огонь, согревая небольшое помещение. И лишь войдя, я понял, что совершил ошибку. Надо было поговорить с девушкой там же, возле ступеней, а не вести в это замкнутое пространство беседки. Но отыгрывать назад было поздно, и я помрачнел.
— У меня мало времени, госпожа Осхар. — Заложил руки за спину и встал возле открытой арки.
Девушка смахнула с темного меха своей накидки снежинку и подняла на меня влажные глаза. С некоторым удивлением я отметил, что Ливентия очень красива. Истинная южанка — золотистая кожа, огромные темные очи, яркие губы. И выдающиеся формы.
Я отметил это краем сознания, просто констатируя факт.
— Госпожа Осхар, извините, но вы позвали меня, чтобы помолчать? Что вы хотели сказать?
— Февр Стит… Кристиан… — Она подалась ко мне, глядя снизу вверх. — Я думала над вашими словами. Я… я согласна на недостойное.
— Что, простите? — не понял я.
Щеки Ливентии окрасились румянцем, и это тоже невероятно шло девушке. Она положила руку в перчатке на мой локоть.
— Вы сказали, что ваша жизнь — это служение Двериндариуму, и вы не в силах предложить мне ничего достойного. Я… согласна.
Мне захотелось выругаться. В голос. Какого склирза?
Прочистил горло, совершенно не понимая, что говорить.
— Госпожа Осхар. Ливентия. Я боюсь, вы неправильно меня поняли. Я вам ничего не предлагал. Вероятно, обстановка Двериндариума затуманила ваш разум, Ливентия. Давайте просто забудем этот разговор.
Она прерывисто вздохнула, прекрасные глаза повлажнели. Ее рука все еще касалась моей. Я сжал зубы, чтобы ее не сбросить.
— Я родилась в Грандане, — негромко произнесла девушка. — Это оазис на краю Красной пустыни. Там поклоняются Плодовитой Матери. И она учит, что противиться чувствам — большая ошибка и преступление, Кристиан. Их нельзя отвергать.
— Я думаю, вам стоит найти более достойный объект для внимания, чем я. Обратите ваш взгляд на своих сокурсников. Поверьте, так будет гораздо лучше. А сейчас мне пора идти, извините.
Сбросил ее ладонь и ощутил облегчение. И почему этим скучающим девицам не посмотреть в сторону Лаверна или Эйсона? Вот кто всегда готов к подобному вниманию!
— Неужели я тебе не нравлюсь? — с таким искренним изумлением спросила Ливентия, что я обернулся на пороге. Змей бы ее побрал! — Но ты меня поцеловал! По-настоящему! Я могу отличить страсть и желание от банального любопытства, февр Стит! Ты меня поцеловал!
— Не тебя, — грубо ответил я, устав от этого разговора. — Я думал о другой девушке. Ты просто… подвернулась под руку. Извини.
Развернулся и вышел под медленно падающий снег. И уже через минуту забыл о Ливентии из Гранданы.
Все мои мысли были сосредоточены на другой девушке. На той, что пахла ежевикой. И мысли эти были темными.
Ржавчина говорил: если теряешься даже в трех столбах, держись подальше от лабиринтов. И это был не афоризм из украденной книги, а мудрое напутствие от друга, который хорошо меня знал!
К счастью, моей прогулкой так никто и не заинтересовался, вероятно, все февры были на общем сборе. В задумчивости и растерянности я остановила платформу и пошла узкими коридорами к выходу. И не сразу сообразила, что заблудилась. Очнулась, поняв, что со всех сторон лишь черные стены — одинаковые и извилистые, словно лабиринт! По моим расчетам, уже должна показаться лекарская, а нос — ощутить аромат мазей и притирок, но вокруг пахло лишь камнем и немного — плесенью. Кажется, я сошла с платформы не на том этаже! Ошиблась!
Повертев головой, решила двигаться вперед. В конце концов, я ведь в Вестхольде, здесь полно людей, прислужников и февров! Надо просто их найти!
Слегка касаясь рукой стены, я шла и шла, размышляя, можно ли потеряться в этом клятом замке. По всему выходило, что запросто!
В какой-то момент мне показалось, что я хожу по кругу, со всех сторон были одинаковые черные стены с крохотными лампами, дающими слабый рассеянный свет.
И когда я уже подумывала, не начать ли кричать и звать на помощь, послышался свист. А потом из-за угла показался прислужник, нагруженный огромными стопками серой ткани и мешковины. Они поднимались выше его головы, но это не мешало парню бодро насвистывать веселый мотивчик и довольно уверенно двигаться. Меня прислужник не заметил, так что я решила просто пристроиться за ним и не привлекать к себе ненужного внимания.
Петляя по лабиринту, мы дошли до неприметной двери, которую парень и открыл. Я, подумав, скользнула следом, рассчитывая попасть в какое-нибудь узнаваемое место.
Но увы! Вокруг высились коробки и ящики.
Может, мой нечаянный провожатый привел меня на склад? Ну конечно, куда еще можно было тащить такую гору тряпья!
Я втянула воздух и сморщила нос. К приятному запаху свежеструганных досок и чистой ткани примешивалась едва ощутимая терпкая нота. Неуловимо знакомая и почему-то тревожащая. Прислужник скрылся где-то в глубине тускло освещенного помещения, я осторожно двинулась вперед, размышляя, надо ли уже звать на помощь. Вдоль стен стояли большие ящики, накрытые темной тканью. Может, там хранят картофель и свеклу?
В глубине склада вдруг раздался грубый мужской голос и я, неожиданно для самой себя, юркнула в щель между ящиками. Затаилась за фалдами ткани. Ящик закрывал обзор, так что теперь я видела только начищенные воском доски пола. По ним прошли черные сапоги двух февров и остановились в нескольких шагах от меня. Я затаила дыхание, ругая себя на чем свет стоит. Вот зачем я сюда залезла и спряталась? Ардена ни за что бы так не поступила, она потребовала бы провожатого до своего дома, а вдобавок обвинила всех и каждого в том, что настроили таких темных и пугающих лабиринтов! Вот что сделала бы истинная Левингстон. А я спряталась! Всему виной приютское воспитание, страх быть застигнутой не в том месте и схлопотать очередное наказание. Ну что за дурость? Надо было просто спросить дорогу к выходу, а не лезть в эту щель! Если меня здесь найдут, то как я буду объяснять свои действия? И почему я вообще испугалась?
Февры негромко переговаривались и шелестели какими-то бумагами.
— Четвертого надо убирать, все бесполезно, — сказал тот, что стоял справа. — Мы испробовали все способы.
— Подождем немного. Еще есть шанс, — возразил второй. И крикнул в глубину: — Эй, Хвен, ты принес мой обед? Вот же дуралей, наверняка опять забыл! Когда в этот клятый зверинец пришлют расторопных прислужников? Этот вечно все забывает!
— Зато он немой, хотя неплохо свистит, — хмыкнул второй, и февры рассмеялись.
Голоса переместились, зашелестели бумаги, что-то звякнуло.
Я же зажала рукой нос. От пыли он начал невыносимо чесаться, еще миг — и начну оглушительно чихать! Придавив ноздри пальцами, я попыталась задержать дыхание. И вдруг увидела, что на меня смотрят звериные глаза. Край ткани отогнулся, обнажая не ящик, а прутья клетки. И того, кто сидел внутри. Желание чихнуть сменилось желанием заорать. Но я осталась сидеть, таращась на настоящего, живого хриава.
Чудовище из Мертвомира. Еще один монстр, сошедший со страниц страшной, очень страшной сказки!
У него были тонкие, ветвистые и острые на кончиках рога, которые казались короной из чертополоха. Вытянутая морда с багровыми глазами, плоскими ноздрями и вывернутыми черными деснами. Худое, но сильное тело, покрытое ядовитыми колючками, и мощные лапы с убийственными шипами. А еще шесть гибких хвостов, которые извивались за спиной хриава словно змеи!
Безобразное и пугающее порождение Двуликого!
И этот зверь смотрел прямо на меня. Не отрываясь, тяжело втягивая воздух. Тихо зашипев, подполз ближе, почти вплотную к прутьям. Мне очень хотелось отодвинуться, но было некуда. Я оказалась в ловушке между стеной и монстром, отгороженным от меня лишь прутьями клетки. И наконец поняла, что за знакомый аромат я ощутила на этом «складе». Запах чудовищ. Запах Мертвомира. Вот что это было!
Февры заговорили совсем рядом, похоже, они остановились возле моего убежища. Хриав открыл свою жуткую пасть. И неожиданно для себя я приложила палец к губам, призывая к молчанию.
Зверь моргнул. И пасть захлопнул. Я прислушалась к голосам — февры все еще были слишком близко. И теперь я точно не собралась показываться им на глаза. Что-то мне подсказывало, что лучше сохранить свой визит сюда в тайне.
Февры отошли, теперь грубый голос распекал прислужника за забытый обед. Тот в ответ посвистывал и возмущенно пыхтел.
Я смотрела на хриава. Зверь нервно вздрагивал и втягивал воздух, его хвосты извивались, то обнимая чудовище, словно диковинное одеяние, то распадаясь веером.
— Ты… понимаешь меня? — едва слышно прошептала я.
Хриав тяжело дышал, не реагируя.
— Кивни, если понимаешь.
Зверь поскреб доски лапой. И вдруг забился о прутья, угрожая снести клетку и меня. Его рев сотряс воздух. И тут же ему ответили слева и справа, из закрытых тканью ящиков. Жуткие звуки наполнили помещение.
Уже не думая, я вылетела из своего укрытия, пронеслась между рядами ящиков и ударилась плечом о дверь. Закрыто! Паника накрыла волной, но тут я догадалась повернуть ручку. Створка поддалась, и я вывалилась в коридор, к счастью, пустой. И тут же наступила тишина. Звуки зверинца не проникали за его пределы!
Я понеслась прочь, справедливо полагая, что темные лабиринты Вестхольда куда приятнее тесного соседства с хриавом.
В голове бились мысли. Что это за зверинец? Зачем держать в замке чудовищ из Мертвомира? Откуда они взялись и что с ними будет?
И почему меня это вообще волнует, у меня своих проблем целая куча!
Непонятно как, но поплутав по коридорам, я неожиданно оказалась у знакомой лестницы, ведущей в учебное крыло. Нервно поправив волосы и форму, я замедлила шаг. Но покинув замок, все же не сдержалась и со всех ног понеслась к Взморью. Оглядываться на черную громадину Вестхольда совершенно не хотелось.
Взморье лениво несло свои серые густые волны. В стороне тихо шелестели макушками огромные, припорошенные снегом ели, на прибрежном песке было пусто, холодно и безлюдно. Желающих прогуляться на ледяном ветру не оказалось. Что очень меня порадовало! Потому что некоторое время я яростно топтала песок, швыряла в воду мелкие камушки и пинала какую-то корягу!
Выпустив пар, я немного успокоилась и, усевшись на избитую мною корягу, задумалась.
Я видела Ржавчину! Поверить не могу! Я видела моего друга! Я нашла его! Я оказалась права! Вот только помимо радости теперь ощущала растерянность и тревогу. Вопросов не стало меньше, лишь добавились новые.
Как Ржавчина стал эфримом? И почему рядом со мной вернулся человек?
Я посмотрела на свой закрытый браслет. А что, если это действие моего Дара? Но ведь браслет заперт! Однако… Не все Дары можно запереть, говорил Бладвин. Поэтому некоторые сходят с ума, не в силах справится с подарком Мертвомира.
Отвернувшись от Взморья, я посмотрела в сторону маяка. С моего места было прекрасно видно белый каменный палец, торчащий на постаменте. Но вот как туда добраться? Маяк находится за лесом, лезть в который мне совершенно не хотелось! Вдруг февр Квин сказал правду, и в зарослях поджидают дикие звери?
Я передернула плечами.
Что же мне делать?
И стоило подумать о диких тварях, как в памяти возник образ хриава из клетки. Я с опаской глянула на черные башни Вестхольда. Но в той стороне все было тихо, лишь ветер рвал наверху флаги. И все же я вознесла молитву всем известным мне святым, чтобы сберегли. По правде сказать, я никогда в них особо не верила, предпочитая полагаться на собственные силы, но вот сейчас лихорадочно припомнила и Свирепую Вьюгу севера, и Плодовитую Матерь юга, и Связанных косами Сестер, и Потерянного Сына, которого чтут кочевники, и Слепого Старца, и святую Ингрид, и, конечно, Божественного Привратника.
В каждом уголке империи чтут своих покровителей, но я постаралась поблагодарить их всех.
И снова посмотрела на шпили Вестхольда.
Я совершенно не желала знать тайны Двериндариума! Ничего не хотела знать, лишь получить какой-нибудь полезный Дар, найти Ржавчину и вернуться к своей привычной жизни.
Почему же все покатилось кувырком? А я все глубже увязаю в трясине тайн и чувств?
Почему все так усложнилось?
— Вот что случается, когда слушаешь нашептывания Двуликого Змея и идешь по пути лжи и мошенничества! Неприятности случаются! И как теперь все это расхлебывать? — пробормотала я.
Обняла свои колени, согреваясь.
Потом подняла палку и вывела на песке:
«Кристиан».
«Ржавчина».
Зажмурилась, словно надеясь, что имена исчезнут вместе с проблемами, которые они несут. Но когда открыла глаза, все было по-прежнему. Два имени темнели на песке, словно споря друг с другом.
Я нахмурилась и стерла оба.
Посидела еще, снова пытаясь придумать, как мне добраться до маяка. Пешком? Через лес? На это понадобится целый день, да и то я не уверена, что дойду. А сколько времени займет обратный путь? Или мне придется ночевать в разрушенном маяке? И как я объясню Кристиану свою прогулку через заснеженную чащу?
Нет, надо придумать что-то другое.
Но как назло, ничего дельного в голову не приходило.
Сжав зубы и пытаясь отвлечься, я начертила на песке линию. Потом еще одну, и еще. И не сразу поняла, что пишу символы из подземелья безумия. Те самые, что были на лице без глаз и рта. На память я никогда не жаловалась, а странные знаки словно отпечатались в голове. Почему-то непонятные линии успокаивали, в их начертании я видела определенную красоту. Что-то внутри меня откликалось на эти знаки, возможно, это был мой Дар — часть Мертвомира.
А стоило дописать последний знак, как на песке прошелестели шаги.
Обернулась и вскочила, сжимая палку — навстречу шел Альф.
— Кого я вижу. — Он прищурился. Взгляд парня зацепился за мои темные волосы, и в глазах мелькнула насмешка. — Разве ты не сказала Бладвину, что заболела? Соврала, значит. Так я и думал.
— Что тебе надо? — насторожилась я.
Альф вдруг стремительно пересек расстояние между нами и схватил меня за руку. Я дернулась, пытаясь вырваться, но парень перевернул ладонь и уставился на запястье.
— Не показалось, — хмыкнул он. — Где твой шрам, Ардена?
— Я его свела! — Снова дернула руку, но Альф держал крепко. — Обратилась к двери-асу и убрала. Какое тебе дело? Отпусти меня!
— Врешь! — рявкнул парень мне в лицо. — Ардена говорила, что никогда не уберет эту метку, это был ее талисман, связь с матерью!
— Девушки переменчивы! Я передумала!
— А может, лживы? Или конкретно — ты одна?
— Не понимаю, о чем ты! Отпусти!
— Не понимаешь? — выдохнул Альф, неотрывно глядя мне в лицо. — А глаза испуганные. Все ты понимаешь. И я — тоже. Тебе не удалось обмануть меня. Ты — не Ардена.
— Альф, да ты сошел с ума! — рассмеялась я, пытаясь сдержать подступающую панику.
— Ты совсем другая. — Альф клещами вцепился мне в руку. — Поначалу я верил, что ты изменилась в монастыре, о нем ходят разные слухи. Но потом начал наблюдать. Ты иначе смотришь, ходишь, держишь голову. Смеешься и разговариваешь! Даже пахнешь иначе! У тебя нет шрама. Ты слишком изменилась. Слишком! Нет, не изменилась. Ты просто не Иви-Ардена Левингстон! И Дверь вернула тебе собственную внешность, не так ли? Ты можешь обмануть других, но не меня. Я целовал Ардену, у нас была близость. Мужчина не спутает любовницу с другой, уж поверь! Когда я тебя поцеловал, то ощутил незнакомку. Вкусная и другая.
Альф усмехнулся, глядя мне в глаза.
— Я не целовал тебя раньше. Я даже не встречал тебя раньше. Потому что ты самозванка.
Страшное слово, казалось, разнеслось по всему берегу. Так и чудилось, что его подхватят чайки и полетят к Вестхольду с криком: самозванка, самозванка!
То, чего я так боялась, свершилось.
Но я лишь выдернула руку — на запястье остались следы пальцев, выпрямила спину и изобразила на лице все возможное презрение.
— Ты просто жалок, Альф! Или безумен! Тебе никто не поверит.
На его лице возникло смятение, но лишь на миг. Зеленые глаза тут же стали злыми и насмешливыми.
— Если ты Ардена, это легко проверить, ведь так? Где мы стали близки? Ну же, отвечай!
— Я давно выбросила из головы эти воспоминания, — высокомерно отозвалась я.
— Ты не знаешь, — Альф недобро рассмеялся. — Ты не знаешь! Не знаешь, где мы познакомились, не знаешь, о чем говорили. Ты — не Ардена.
Мы уставились друг на друга. Я знала, что проиграла. Можно и дальше изображать презрительную аристократку, но это не имеет смысла. Если Альф пойдет со своими подозрениями к Верховному или Кристиану, мне конец.
Что же делать? Что делать?
Парень снова рассмеялся, понимая, что победил.
— Кто ты такая? — грубо бросил он. — Отвечай!
— Пошел ты, — процедила я. Мой разум бился, пытаясь найти хоть какой-нибудь выход.
Альф снова схватил меня за руку, притянул к себе.
— А вот дерзить не надо, — вкрадчиво произнес он. — Не поверишь, твоя тайна сводит меня с ума. Теперь я твой лучший друг, самозванка, и ты будешь делать то, что я скажу…
— Не надейся, — прошипела я. — Только открой рот, я тебя…
— Что ты меня? — Он наклонился, ухмыляясь. — Что ты сделаешь? Пожалуешься кому-то? Интересно, кому? А может, перережешь мне горло, а? Ты способна на это, самозванка? Хочешь, расскажу, что с тобой сделают каратели, когда узнают о незаконном проникновении на остров?
Я до боли прикусила губу. Знаю. Не то чтобы в подробностях, но воображение рисовало весьма впечатляющую картину!
— Что тебе надо?
— Для начала — спрячь свои коготки, кошечка. Пока мне интересно, у тебя есть шанс… все-таки твоя личность ужасно интригует. И знаешь… Ты нравишься мне куда больше истинной Ардены. В тебе есть характер и сила. Мы можем подружиться. Хотя нет, не так. Мы обязательно с тобой подружимся. Можешь считать, что я теперь твой самый близкий человек! И будешь делать все, что я скажу, поняла? А теперь…
Альф рассмеялся и притянул меня ближе, коснулся губами моих губ. Лизнул.
И я не выдержала.
— Да пошел ты!
Ударила Альфа кулаком в бок, поднырнула под его руку, развернулась и добавила. Парень ушел от моей атаки, выставил блок и… рассмеялся!
— Да, ты определенно мне нравишься, самозванка!
— Может, ты просто любишь, когда тебя бьют? — разъярилась я. — Так скажи, буду тебя колотить каждый день вместо ужина!
— Только если после будешь целовать! — обрадовался Нордвиг. — Скажешь, как тебя зовут?
Я обманчиво уклонилась и врезала ему в скулу. Удар прошел по касательной, не причинив большого вреда, но разозлив врага.
— Иви! — удар и поворот. — Ардена! — поворот и удар. — Левингстон!
Альф зарычал и поймал меня в захват, едва не задушив. Он понял, что я не играю, что бью по-настоящему, и улыбаться перестал. Я врезала локтем в его живот, вырвалась, и тут же сделала подсечку. Нордвиг рухнул, перекатился по песку.
Я встала в стойку, сжимая кулаки.
Но Альф почему-то все еще стоял коленями на песке и тяжело дышал. Его тело содрогалось.
— Эй, что это с тобой? — забеспокоилась я. Не то чтобы я переживала за этого мерзавца, но вел он себя пугающе и странно!
Не поднимая головы и не отвечая, Альф вдруг выдернул из-за голенища сапога узкий нож. Отлично. У него есть оружие против моих кулаков. Но на меня парень не смотрел. Он дернул рукав мундира, оголяя браслет. Всунул острие ножа в замок и сломал его. Рывком сдернул кожаную полосу, запирающую Дар. А потом, дрожа, опустил ладони на песок.
На символы, которые я там начертила.
Вот на что смотрел Альф!
Кончики его пальцев сначала покраснели, потом почернели, словно он опустил руки в краску. Цвет пополз выше — на ладони. Символы, казалось, впитывались в кожу парня, исчезая с песка и двигаясь под кожей. Выглядело это жутко.
Я увидела, как черные символы проползли по шее парня и отпечатались на белках его глаз. Закружили вокруг радужек.
Альф открыл рот, и я увидел, что на языке и губах Нордвига тоже чернеют символы Мертвомира.
— Утраченное возродится в крови любимых, — глухо произнес Альф. Его голова откинулась, воздух со свистом вырывался из горла.
— Что? — не поняла я, глядя со страхом.
Порыв ветра разлохматил мне волосы. Позади раздался звук — густой, гулкий, протяжный. Он шел из глубин Взморья, с его сердцевины. Словно там, на дне, пробуждалось огромное древнее чудовище.
— Альф! — обеспокоенно вскрикнула я. — Альф, что ты сказал? Что происходит?
Он невидящим взглядом смотрел на песок, где не осталось символов.
— Альф, надо убираться отсюда, — закричала я.
Звук нарастал и пугал. Да что там! Он наводил ужас.
— Скорее!
Я дернула парня за шкирку, потому что Нордвиг по-прежнему был не в себе. Самовлюбленный сердцеед исчез, на песке сидел дрожащий парень с перекошенным лицом. И кажется, он меня даже не видел. Я хлестко ударила его по щеке.
— Да приди ты в себя! Альф!
Зеленые глаза обрели осознанное выражение и расширились, глядя на что-то позади меня.
— Бежим! — заорал Альф.
Но было поздно. Гигантская волна поднялась и просто слизала нас с берега, словно крошечные песчинки. Ледяная вода накрыла с головой и потащила, обдирая о песок и камни. Нас с Альфом оторвало друг от друга и потянуло в разные стороны. Последнее, что я увидела — полные ужаса глаза парня.
Я оказалась в студеном водовороте, ничего не понимая и лишь пытаясь сделать хоть один глоток воздуха. Взморье — такое ленивое и спокойное час назад — бушевало и ярилось, закручивая смертельные ледяные воронки.
Меховой плащ, жесткий мундир и сапоги обернулись камнями и потащили на дно. Я забилась, отчаянно дергая завязки на горле. Удалось — и плащ утянуло течение, но помогло это мало.
Я не умела плавать!
Совершенно!
Бестолково забила руками и ногами, с ужасом понимая, что тону. Тону!
Воздух закончился. Меня кинуло вверх, и я вдруг увидела, что той береговой линии, на которой я стояла пять минут назад, больше нет. Везде бушевало Взморье. Со всех сторон! Но я не успела об этом даже подумать, меня потянуло на дно, швыряя в разные стороны. А сил было слишком мало для сопротивления. Я оказалась крошечной песчинкой, попавшей в бурю. И не было шансов на спасение…
В краткий миг осознания я вдруг открыла под водой глаза и увидела… Город. Я словно зависла в безвременье — тягучем ничто. Я смотрела в глубину, веками скрытую от людей, и видела дома, башни и шпили, корабли и мощеные улицы. Мне даже показалось, что могу рассмотреть в окнах развевающиеся занавеси и бледные силуэты горожан, населяющих древний Иль-Тарион. Это был город, который почти целиком ушел под воду, когда открылась Дверь.
Свет померк, дыхание оборвалось. Я падала на затонувшие корабли и дома, навстречу призракам древнего города. Они ждали и раскрывали прозрачные объятия, встречая новую жительницу своего подводного мира…
И тут меня что-то схватило, рывком выдергивая из мрака, толкая навстречу свету и воздуху. Лицо обжег ледяной ветер, и я закашляла, жадно и хрипло делая вдох. Обернулась.
— Кристиан? — с изумлением и радостью просипела я. — Неужели это ты? Я все еще жива? Но как…
— Не разговаривай, — приказал февр, поддерживая меня на плаву и делая сильные гребки. — Береги дыхание, Иви.
Я снова закашлялась и кивнула, пытаясь осмотреться. Иль-Тарион остался в глубине, а здесь со всех сторон была вода. Обжигающе холодная вода! Бушующая волна все еще тащила нас куда-то в сторону. В глубине ворчало и гудело. Я закричала, когда прямо перед нами вдруг выросла красная черепичная крыша затонувшего дома.
— Лезь! — Кристиан толкнул меня в сторону труб.
Кряхтя, я забралась на скользкий скат, оглянулась с изумлением. Разъярившееся Взморье билось волной о берег и выплевывало из воды морские дары — обломки кораблей и башен, печные трубы, утварь и сундуки. То, что веками лежало на дне и всколыхнулось сегодня.
И я совершенно не узнавала берег! Я не понимала, куда нас утащило море, даже башни Вестхольда скрылись. Повсюду были лишь волны!
Дрожа от холода, я прижалась к осколку кирпичной трубы. Мы стояли по пояс в воде, а до берега было по-прежнему далеко. Двуликий Змей и прислужник его склирз! Я даже с трудом понимала, где он — берег! Зато среди волн на миг мелькнул маяк, и сейчас он высился гораздо ближе. Я усмехнулась. Давно ли я думала, как до него добраться? Вот уж точно: «Желай тихо. Твои желания тебя слышат».
Кристиан встал рядом, всматриваясь в волны. Он оказался без мундира и сапог, в одной рубашке и брюках. Мы оба были насквозь мокрые и замерзшие. На черных волосах февра вода звенела льдинками.
— Что произошло? — стуча зубами, спросила я.
— Похоже, землетрясение на дне Взморья. — Крис рывком прижал меня к себе и принялся жестко растирать мои руки, плечи. Не спрашивая, он расстегнул мою рубашку, растер спину и грудь. Я ошарашенно молчала.
— Надо добраться до берега, — сказал Кристиан. — Тянуть нельзя.
— Я не смогу.
Бросила взгляд на полоску берега. Я не видела землю, лишь краешки сосновых макушек — единственный ориентир в мире ледяной воды. И как же деревья далеко!
— Сможешь! — жестко оборвал февр. — Сними сапоги, они мешают.
Я содрогнулась. Понимала, что он прав, мокрые насквозь одежда и обувь стали кандалами, но от мысли остаться лишь в тонком хлопке становилось еще холоднее.
— Иви! — Кристиан содрал с меня мундир, отшвырнул.
Я стряхнула сапоги и носки, встала на скользкую черепицу.
Февр сжал в ладонях мое лицо, посмотрел в глаза.
— Не бойся, — приказал Кристиан.
И так же — рывком — столкнул меня с края крыши. Мы упали в воду, и она выбила дыхание из груди.
— Просто дыши и старайся держать голову на поверхности, — сказал Кристиан.
Он тащил нас обоих, сражаясь с ледяной водой Взморья. Он тащил даже тогда, когда я думала, что эта вода никогда не закончится. Море не желало нас отпускать, швыряло в нас острые обломки и камни. Море бушевало. Мне казалось, что это длится целую вечность, что уже столетие мы мерзнем в этой воде и сражаемся за каждый вдох.
В какой-то момент Кристиану удалось схватить обломок доски и сунуть мне под руки. Так мы потеряли маневренность, но держаться на плаву стало немного легче. Иногда перед нами возникали мачты корабля или трубы дома, которые потом снова уходили в глубину. Это было жутко, но я так устала, что лишь молча уворачивалась от волн. И даже не поверила, ощутив под коленями камни и песок. Волна накатывала на берег, жадно его облизывала и отступала, норовя утащить нас обратно. Но Кристиан не позволил. Мы выползли на камни, кашляя и выплевывая горько-соленую воду, измученные и трясущиеся от холода, но все еще живые. Живые!
Немного отдышавшись, я оглянулась. Со всех сторон виднелись лишь заснеженные ели. Вестхольда не видно. Только лес и бушующее море!
— Надо согреться, — хрипло выдохнул Кристиан. На его лице тянулся глубокий порез. Парень стер с лица влагу и кровь. Встал, пошатнувшись. В его взгляде мелькнула растерянность, смешанная со злостью.
Я понимала чувства февра. Вокруг был ледяной берег и заснеженный лес. Ветер облизывал закоченевшие тела, забирая жалкие остатки тепла. На кончиках волос уже дрожали ледяные бусины замерзшей влаги. У нас не было ни кресала, ни огня, ни укрытия.
Ни сил, чтобы попытаться добраться до Вестхольда. Взморье отнесло нас слишком далеко. Мы ранены и бесконечно устали. Судя по темнеющему небу, на Двериндариум опускалась ночь.
Идти через лес в таком состоянии — просто самоубийство.
Но и оставаться на берегу — тоже.
Злости во взгляде Криса стало больше.
Я все еще стояла на коленях, и он рывком меня поднял, потащил в сторону елей. Вопросов я не задавала. Под кронами ветер стих и уже не так драл щеки. Снега здесь тоже было мало, у корней лежал влажный мох и наст из сухих иголок. Кристиан кружил между деревьев, и я не понимала, что он ищет. Но, кажется, нашел, потому что издал радостный возглас. Возле огромного поваленного дерева Крис остановился и принялся откидывать лапник. Я бросилась помогать. Руки я ободрала, но зато нам удалось добраться до полусгнившего ствола.
— Это гревограс, — хрипло пояснил Кристиан. — Дерево внутри полое!
Я кивнула, плохо понимая, как нам это поможет. Крис взмахнул рукой, выпуская свои железные когти, ударил по древесной коре. Почти рыча, он бил снова и снова, сдирая кору пластами, выбивая щепки и образуя отверстие. Внутри гревограс и правда оказался полупустым.
— Снимай одежду, — приказал парень.
Я, дрожа, стянула рваный хлопок рубашки и штанов, оставшись в одном мокром белье. Укрылась волосами — кажется, я начала ценить их длину! Зачерпнув мох, Кристиан жестко провел ладонью по моему телу, натирая кожу. От плеч до груди и живота, от живота — по бедрам и ногам.
— Нас скоро найдут, — сказал он. — Лаверн — лучший поисковик в Двериндариуме. Он говорит, что каждый человек оставляет след, который виден. Надо согреться и дождаться февров. Не бойся.
Я снова кивнула, соглашаясь. Колени и руки кровоточили, все же Взморье хорошо потаскало мое тело по камням и песку. От усталости и холода хотелось только одного — упасть и не двигаться. Но Крис не позволил, заставил несколько раз присесть и помахать руками. А после велел залезать в ствол. Я забралась в его темную глубину, обхватила себя руками. Февр накидал сверху лапник и мох, а после скользнул следом. Задубевшую рубаху он снял, а вот штаны оставил. Снаружи ствол виделся огромным, но внутри оказался тесным, и к счастью — сухим. Кристиан прижал меня к себе, оплел руками и ногами. Я жадно прильнула к его теплу, не думая о том, насколько это неприлично. Сейчас это было совершенно неважно. Все, чего я хотела — согреться. Да я готова была залезть даже в пасть Двуликого Змея ради вожделенного тепла! У меня так стучали зубы, что я боялась откусить собственный язык.
Кристиан прижал меня крепче, с силой провел рукой по моей спине. Я ощущала его дыхание на виске. Некоторое время мы лежали, согревая друг друга и прислушиваясь к звукам снаружи. Взморье все еще ревело и злилось, шумели деревья. И не было слышно ни одного человеческого голоса.
Как скоро нас начнут искать? Я надеялась, что уже… Но понимала, что у февров полно забот и без нас. Сколько разрушений принесло сегодня море?
Мысли вернулись к Альфу и тем словам, которые он произнес. Перед глазами мелькнули символы, впитавшиеся в пальцы Нордвига.
Жив ли Альф? Или остался на дне моря?
Думать об этом было страшно.
А еще страшнее оттого, что его смерть избавит меня от кучи проблем. Неужели я на это готова? Обрадоваться такому избавлению?
Я передернула плечами.
Нет. Не готова.
— Как ты оказался на берегу? — произнесла я, когда зубы перестали стучать.
— Я искал тебя, ты ушла с урока. Силва сказала, что ты около воды, разговариваешь с парнем.
— Прислужница? — удивилась я. А я-то считала, что на берегу меня никто не видел!
— Я заметил волну издалека, когда добежал, тебя уже утащило на глубину. Думал, не найду…
Я кивнула и уткнулась носом в выемку между плечом и шеей Криса. Он вздохнул.
— Ты меня спас, — тихо произнесла я.
— Не люблю оставаться в долгу, — чуть слышно ответил февр. — Ты все еще дрожишь…
Я промолчала, не видя смысла спорить. Закоченевшее тело никак не могло согреться, словно впитало весь холод Взморья.
— Леди Куартис убьет нас обоих, узнав, как ты соблюдаешь постельный режим, — прошептала я, и Кристиан тихо рассмеялся.
— Она привыкла, что я его не соблюдаю. Я ее самый нелюбимый пациент.
Мы полежали, вслушиваясь в завывания ветра и скрип сосен.
— Кристиан, — наконец решилась я, — думаю, твои штаны надо снять.
— Думаешь? — усмехнулся он.
— Они мокрые. Отвратительно мокрые. Я не могу согреться, пока ты прикасаешься ко мне этими мокрыми штанами.
— Тут некуда отодвинуться.
— Я об этом и говорю.
— Тогда тебе стоит избавиться от белья, Иви. Я… отвернусь.
— И отворачиваться тут некуда, — буркнула я. — Тем более после прогулки в Мертвомир нам уже нечего стесняться. Ну… почти.
Февр вздохнул и потянулся к пряжке ремня. Завозился, расстегивая. Я прижалась спиной к трухлявой коре дерева, давая Крису больше пространства. Правда, это мало помогло. Внутри дерева было слишком тесно. Влажная ткань прилипла к ногам февра, и он зашипел, пытаясь от нее избавиться.
— Почему ты не снял их снаружи? — возмутилась я. — Меня ведь заставил раздеться!
— Пытался соблюсти хоть какие-то приличия, — сквозь зубы процедил Кристиан.
— Мы едва не утонули и лежим в гнилом дереве. Какие уж тут приличия! — пробурчала я, и Кристиан тихо рассмеялся.
Я трясущимися руками стянула свое кружевное белье. Победив, наконец, штаны, Крис выпихнул мокрую ткань через отверстие, снова сложил еловые ветки и лег. Я тихо лежала рядом. Живые тени укрывали нас покрывалом, но не грели.
— Трухлявая кора дерева гниет и отдает тепло, — тихо сказал Крис. — Это не костер, но поможет согреться. Сейчас я жалею, что мне не достался в дар огонь.
— Или мне, — ответила я.
Неловко поерзала. Без тепла его рук и тела было холодно, но теперь я осознавала, что мы оба обнажены. И это как-то нервировало.
— К Змею! — обозлился февр и рывком притянул меня к себе. — Так мы оба замерзнем.
Я что-то невнятно промычала ему в шею. Руки Криса лежати на моей пояснице. Я грела губы о его кожу. Да, так было теплее.
Гораздо теплее.
К тому же тесное и сухое пространство внутри дерева тоже начало нагреваться.
Я нервно сглотнула.
— Ненавижу ледяную воду, — пробормотала я и услышала смешок Криса.
— Я тоже. Кажется, мне на нее особенно везет.
Ладонь Криса слегка переместилась. Вверх и вниз.
— Да? — мои зубы все еще стучали. — Почему?
— В детстве провалился под лед, — насмешливо произнес он. — Несчастный случай.
— Не повезло, — пробормотала я, и Кристиан почему-то рассмеялся.
И медленно погладил мою спину. Вверх и вниз. Вниз и вверх…
— Это в прошлом. И уже неважно… — чуть слышно произнес февр.
Верх и вниз. Он словно пересчитывал мои позвонки. И я гадала, что будет, когда его рука наконец дойдет до поясницы.
— Кристиан? — пробормотала я. — Что ты делаешь?
— Грею тебя? — его голос дрогнул.
— Ты меня гладишь.
— Тебе не нравится?
Я озадаченно замолчала. Не нравится? Нравится. Очень даже. В этом-то и проблема!
— Кажется, это тоже не совсем прилично.
— Мы лежим внутри гнилого дерева, — усмехнулся Крис. — И кажется, уже выяснили, что близость смерти заставляет наплевательски смотреть на приличия.
Я, подумав, кивнула. И рука февра снова прошлась по моей коже. Его ладони согрелись, и прикосновения доставляли удовольствие. Я поежилась, совершенно не понимая, как реагировать и вести себя. Разум твердил, что происходящее выходит за рамки дозволенного. Или нет? Интересно, что вообще позволено в подобной ситуации?
— Я говорил, что ты пахнешь ежевикой? — тихо сказал Крис. Его голос слегка изменился, обретая вкрадчивую бархатистость. Рука снова сползла до поясницы, помедлила и поднялась вверх, до шеи. Кончики пальцев погладили под влажными волосами, заставляя меня снова вздрогнуть. Только уже не от холода, а от искр, рассыпающихся под кожей. Странное чувство. Незнакомое, желанное… а еще пугающее.
— Кристиан… — начала я и осеклась, потому что парень обвел пальцем контур моей щеки и губ.
— Ты все еще дрожишь, Иви.
Дрожу? Да меня трясет, как лихорадочную! Только, кажется, уже не от холода!
Он вдруг приподнял мне подбородок, слегка отклонившись.
— Мне постоянно снится один сон. Или это не сон? Не знаю, но это мучает меня.
— Что же тебе снится? — прошептала я.
— Ты.
И его губы коснулись моих. Почему-то я так удивилась, что застыла, не в силах даже дышать. Или отодвинуться. Хотя здесь ведь некуда отодвигаться… Язык Кристиана едва коснулся моих губ, лизнул. И слегка надавил, пытаясь получить больше.
Краем сознания я успела подумать, что меня целуют второй раз за этой странный день. Вот только поцелуй Кристиана вызывал внутри волну сродни той, что разрушила берег. Этот поцелуй наполнил мое тело сладким жаром, от которого я моментально согрелась!
И в то же время — ужасом. Кристиан меня поцеловал. В здравом уме и в полном осознании. Поцеловал свою сестру!
— Это был не сон, — прошептал он. — Я помню твой вкус… И я хочу еще.
Я прерывисто вздохнула. Меня по-прежнему трясло, впрочем, трясло не только меня. Нас обоих.
В этом трухлявом дереве стало совсем темно, я почти не видела Кристиана. А он — меня. Но так, без зрения, все чувства усиливались многократно. Я ощущала каждое его прикосновение. Каждое… Скольжение губ. Прикосновение языка. Горячие ладони, прикасающиеся к моему телу. Сначала осторожно, потом все увереннее. Где-то внутри меня по-прежнему бился ужас от понимания происходящего, но его властно заглушило удовольствие. Я слышала, что у людей на краю гибели обостряется желание ощутить себя живыми и просыпается тяга к близости. Возможно, все дело в этом. Или в том, что мне слишком нравился Кристиан. Более чем нравился! Я хотела его прикосновений и его поцелуев. Хотела! И ужасно устала сопротивляться этому желанию.
Кристиан тяжело втянул воздух и перевернулся, накрывая меня с собой. Тяжелое тело опустилось сверху, прижимая меня к трухе. Поцелуй стал голодным и жадным, словно Крис порвал цепь, что держала его. Он целовал мои губы, прикусывал, ласкал язык. Снова и снова. Оторвавшись, сместился чуть ниже, на шею. Я неловко положила ладони на его спину, провела по лопаткам и вниз — до ямочек у поясницы. Твердый. Мощный. Горячий. Не сдержала тихий стон, и Кристиан встрепенулся, снова впился в мой рот, терзая опухшие губы. По пластинам его мышц прокатилась дрожь… Мы оба дышали так, словно все еще боролись с волнами Взморья.
Хотя то, что владело нами сейчас, могло поспорить с силой бушующего шторма. И не было сил сопротивляться или остановить.
И разума не было.
Ничего, кроме испепеляющей потребности ощущать друг друга.
И словно ожог — поцелуй в шею. Ключицы, выемка… и тяжелая рука ложится на мою грудь. Тело против воли выгнулось навстречу, словно пытаясь стать еще ближе. Хотя куда больше, мы и так почти вросли друг в друга… Я ощущала, насколько его тело крупнее моего, насколько сильнее и тверже. И как отличается некоторыми местами.
Я выросла в приюте и все отличия мальчиков от девочек, конечно, знала, но сейчас ощущала особенно остро. Желание Кристиана было так очевидно… И мое нутро отзывалось на него, дрожало и горело от потребности ощутить Криса полнее.
— Иви… — хрипло выдохнул он.
И тут совсем рядом завыли волки. Хор серых хищников оглушил и вернул мой проклятый разум!
Что я делаю? Что я делаю, раздери меня Двуликий! Поддалась желанию, потеряла страх… Еще немного — и мы соединились бы во всех смыслах! Наше помешательство можно объяснить чем угодно — инстинктом, моментом, потерей разума! Но как я объясню то, что Иви-Ардена Левингстон — девственна!
Ведь Кристиан точно знает, что его сестра давно утратила этот досадный атрибут!
— Кристиан, нет! — Я уперлась ладонями в его грудь. — Мы сошли с ума… Мы совершенно спятили! Оба!
Он втянул воздух возле моей шеи. Замер, дрожа.
И вдруг, откинув лапник, высунулся в дыру.
— Заткнитесь! — рявкнул хищникам февр.
К моему удивлению, стая смолкла. Крис какое-то время дышал, явно пытаясь прийти в себя. Потом залез обратно. Я вжалась в кору, пытаясь сделаться незаметной. Но февр рывком притянул меня к себе, обнял.
— Попытайся уснуть, — сипло пробормотал он. — Склирз! Никогда не думал, что однажды захочу по-волчьи завыть.
Словно в ответ на его слова, серая стая снова наполнила лес жуткими звуками. Я лежала, ощущая возбуждение Кристиана и свое собственное. И мрачно думала о том, что мы наделали. Что я наделала. И к чему все это приведет.
Может, легче выползти и самостоятельно скормиться зубастым хищникам?
Я хмыкнула, закрыла глаза и какое-то время просто лежала, слушая дыхание Криса. А потом мое измученное тело просто провалилось во тьму забытья.
— Иви, просыпайся.
Тихий голос живо выдернул меня из оков сна.
Я сонно моргнула, потянулась, но уперлась ногами в кору. И тут же все вспомнила. Знаки на песке, бушующее Взморье, Кристиан…
Зябко поежилась и открыла глаза.
— Доброе утро?
Поняв, что я проснулась, Кристиан отодвинул лапник, чтобы я могла выбраться наружу.
— Думаешь, доброе? — сипло проворчала я, когда в отверстие потек холодный воздух.
— Уверен, — рассмеялся февр. — Не только доброе, но и теплое! Солнце светит, и море успокоилось. Вылезай, Иви.
— Не хочу. Останусь в этом дереве и стану белкой, — буркнула я, выглядывая наружу. Яркий свет на миг ослепил. И снова я услышала смех Криса, похоже, у парня было хорошее настроение.
— В поваленных гревограсах частенько устраивают свои норы хищники, так что тебя мигом слопают. Вылезай.
— Сегодня ведь не слопали. Отвернись!
— Зачем?
— Отвернись, я сказала!
— Ну вот, а я рассчитывал на утреннее представление, — хмыкнул Кристиан. Но повернулся спиной.
Со вздохом я все-таки вылезла наружу, жмурясь от рассветного солнца. На стволе лежала моя одежда — к удивлению, почти сухая. Я торопливо ее натянула и замерла с занесенной ногой. Высушить одежду без огня невозможно. Если только…
— Крис! Ты что, сушил ткань на себе? — изумилась я. — И раз гревограсы так любят хищники… Ты держал над нами защитный купол? Всю ночь?
Обернулась, не веря, что он это делал. Сама я дрыхла, как сурок, а вот февр не спал, понимая, что вокруг стая волков и хищники почуяли нашу кровь. Удерживать тени Кристиан может — но только находясь в сознании. Значит, поспать ему так и не довелось.
Сумасшедший!
И почему меня так трогают его поступки? Нельзя об этом думать, нельзя восхищаться, нельзя, Вивьен!
Я обернулась и посмотрела ему в лицо.
Кристиан улыбнулся. Сам он уже был одет, только его штаны и рубашка выглядели влажными. Я прикусила губу, потому что ощутила желание обнять парня, прижаться щекой к его груди. Но, конечно, я этого не сделала, лишь отвела взгляд.
Кристиан указал на бревно, вертя в руках куски коры и куски ткани, оторванные от штанин.
— Сядь, попробую приделать это к твоим ступням. Выглядит жутко, но босиком ты далеко не уйдешь.
— А как же ты?
— Февров учат выживать в любых условиях, не переживай за меня. Хотя мне приятно твое волнение. — Он насмешливо улыбнулся и присел, растер мои ноги.
Я неожиданно смутилась от того, что они такие грязные, поджала пальцы. И почувствовала легкую дрожь в руках февра. Ему нравилось прикасаться ко мне. В горячих ладонях Криса ступни мигом согрелись.
А я снова вспомнила то, что было ночью. И покраснела.
— Мы пойдем через лес?
— Пойдем по берегу, я понял, в какой стороне Вестхольд. Сидеть тут не имеет смысла.
Кристиан сосредоточенно пытался приладить к моей ноге кору, а я смотрела на его склоненную голову. На темные волосы, аристократичные черты лица, тень ресниц на щеках. Вспоминала его прикосновения. И мучительно осознавала, что влипла. По самую макушку!
— Надо поговорить, — резко сказала я, и парень поднял голову. В свете утра его глаза казались невероятно яркими. Бесконечная бирюза!
— А я думал, ты так и будешь на меня глазеть, пыхтеть и молчать, — усмехнулся он.
— Я не пыхтела! И вообще! Ладно, неважно. — Облизала губы и поймала взгляд Кристиана. И вспыхнувшее в нем желание. Откровенное. Жадное! Его пальцы сжались на моих ступнях, словно еще миг, и февр притянет меня к себе. А после — продолжит с того места, на котором ночью остановился!
— Кристиан, то, что было ночью — просто какое-то помешательство! — в отчаянии произнесла я. — Это потребность ощутить себя живыми, я слышала, так бывает. Это ведь ничего не значит, ведь правда?
— Значит.
— Мы можем все забыть…
— И не подумаю.
— Сделать вид, что ничего не было…
— Было.
— Закрыть глаза…
— Я хочу продолжения.
— Ни за что! Надо жить, как прежде…
— Ничего уже не будет, как прежде! — Он резко выпрямился и сжал мое лицо в ладонях. — И то, что было ночью — не прихоть. Я понимал, что делаю.
— Это… это ужасно, Крис! — выкрикнула я. — Так ведь нельзя! Мы не должны! Я… я…
Сказать: «Я — твоя сестра» почему-то язык не поворачивался. Божественный Привратник, как же я устала врать!
— Доверься мне, — выдохнул Кристиан, по-прежнему глядя в глаза. — Просто доверься.
— О чем ты? — насторожилась я.
— Мы не всегда выбираем свою жизнь, — медленно сказал он. — И свою судьбу. Я не хотел становиться февром, но я здесь. И понимаю, что порой судьба к нам несправедлива и ставит перед трудным выбором. У тебя много тайн, но ты можешь мне доверять. Можешь мне поверить. Слышишь?
Я замерла, всматриваясь в его лицо. По спине пробежал холодок. О чем говорит Кристиан? О тайнах Ардены? Или… моих?
Нет, он не мог догадаться! Не мог! Или мог?
Но если бы каратель заподозрил обман, разве стал бы молчать? Это совершенно невозможно! Тот же Альф мигом решил обернуть ситуацию в свою пользу и сделать из меня на все согласную игрушку! Неужели, зная правду, Крис смог бы сдержаться?
«Нет никакого благородства, враки это, — говорил Ржавчина. — Есть только выгода. И если кто-то втирается тебе в доверие, значит, ему что-то от тебя надо. Уж поверь!»
Мне хотелось рассказать, до боли хотелось! Но я не верила, что, узнав о приютской нищенке Вивьен, Кристиан по-прежнему будет на моей стороне. Разве это возможно?
— Не ври мне. Просто не ври.
— Я не знаю, о чем ты говоришь, — непослушными губами прошептала я. И увидела мелькнувшее в глазах Криса разочарование. Оно укололо так, словно я только что совершила ужасную ошибку.
Нагнувшись, февр молча привязал к моим ступням кору и выпрямился, повел плечами. Я невольно засмотрелась на то, как красиво двигаются под тонкой тканью его мышцы.
— Пора убираться из этого леса. Я хочу кофе.
И мы двинулись к берегу. Моя древесная «обувка» цеплялась за камушки и корни и черпала песок, так что развить хорошую скорость было невозможно. От Взморья тянуло льдом, и я поглядывала на него с опаской. Но сегодня воды были спокойными, словно и не бушевали накануне! Яркое солнце тоже радовало теплом, и все же его было недостаточно.
Кристиан шел спокойно, не показывая, что замерз. Я тоже старалась держаться и не дрожать, хотя каждый порыв ветра заставлял морщиться. К холоду я была привычна, он вечный спутник приютских детей. Но, кажется, на этот раз я замерзла особенно сильно.
Но я улыбалась, слушая февра. Он рассказывал о Двериндариуме, своем отряде и приятелях. Развлекал меня веселыми историями и, к счастью, не требовал рассказов в ответ. Зато мы выяснили, что любим одни и те же книги, и некоторое время с увлечением их обсуждали. Это помогало отвлечься и забыть о ледяном ветре и ноющем желудке.
Если бы не угроза превратиться в сосульку, я бы решила, что это лучшая прогулка в моей жизни.
Забыть о вчерашнем шторме не давали дары моря, усыпающие берег. С изумлением и даже страхом мы обходили обломки кораблей и домов, груды камней, коряги и выброшенную на песок рыбу. Некоторая все еще билась, пытаясь вернуться в воду.
— От голода мы точно не умрем, — хмыкнул Кристиан, отбросив ногой дохлую рыбину.
— Похоже, я знаю, чем будут кормить в Вестхольде ближайший месяц, — фыркнула я. — Рыба жареная, вареная, печеная! Рыба на любой вкус!
— Звучит неплохо, — хмыкнул Крис, и в моем животе согласно заурчало. — Особенно если добавить картофель и коренья.
— И тот белый соус, что делает Силва! — подхватила я игру.
— И бокал легкого вина.
— Да вы гурман, господин Левингстон.
— Приятно слышать. Но я так голоден, что готов съесть кого-нибудь и сырым.
Он поднял за щупальце скользкого каракатоса. Серо-лиловая тушка обвисла грязной тряпкой.
— Фу-у! — скривилась я. — Какая гадость! Хотя…
И прислушалась к своему ворчащему животу.
— Нет, все равно гадость!
— Один кусочек? — тоном искусителя произнес Крис и выпустил железные когти. — Тебе левое щупальце или правое?
— Я не буду это есть!
— Это деликатес, Иви. В ресторанах империи кусочек каракатоса стоит кучу монет!
— Я не люблю морские деликатесы! Ни в каком виде!
— Тебе надо попробовать. — Кристиан мягко шагнул ко мне, блестя глазами и размахивая несчастным каракатосом. Я схватила за хвост пучеглазую рыбину и наставила на парня, словно держала в руке благородный идар.
— Не подходи, изверг!
— Ах так?
И тут рыбина в моей руке задергалась. От неожиданности я взвизгнула, уронила пучеглазую и отпрыгнула подальше. Кристиан начал хохотать как ненормальный. Я снова схватила рыбину и швырнула в февра. Он легко увернулся. Я не выдержала и тоже рассмеялась. Мы веселились, позабыв о том, что едва не погибли, что замерзли, устали и голодны.
Кристиан уронил на песок каракатоса и шагнул ко мне. Его глаза сияли.
— А у вас весело, я смотрю, — раздался возмущенный голос Лаверна. Парень стоял возле деревьев и наблюдал за нами. — Я их тут ищу, переживаю, а они развлекаются!
— Ну наконец-то! Сколько можно тебя ждать? Я уже начал сомневаться в том, что ты хороший поисковик! — парировал Кристиан, поворачиваясь к другу.
— Дорогу завалило, пришлось ногами топать! — возмутился Лаверн. — К тому же, я все-таки вас нашел!
— Еще кто кого, — пробурчал Кристиан, но в его глазах я заметила облегчение.
— К врачевателям? — спросил Лаверн.
Мы с Крисом переглянулись. И ответили одновременно:
— Домой!
Ловец широко улыбнулся.
— А я смотрю, вы спелись, Левингстоны! — сказал он, и я ощутила, как кольнуло в груди.
Лаверн доставил нас на мехомобиле домой, впопыхах рассказывая последние новости.
Взбунтовавшееся Взморье наделало бед. Часть берега — та, на которой мы разговаривали с Альфом — просто ушла под воду и исчезла. Часть была разрушена. Целая улица, стоящая ближе всего к воде, оказалась затоплена. Волна поднялась выше печных труб. Лекарскую Вестхольда заполнили раненые. О погибших пока не сообщалось, но несколько человек до сих пор не нашли.
А самое плохое — разрушение острова Двери повлияло на Верховного февра, он свалился от приступа ужасной боли.
Говоря это, Лаверн многозначительно посмотрел на Кристиана, и тот понимающе кивнул.
— Стивен связан с Двериндариумом, — тихо пояснил он.
Лаверн вошел с нами в дом, напросившись на чашечку кофе.
Едва переступив порог, Кристиан заставил меня выпить несколько горьких и противных микстур. Я попыталась отвертеться, убеждая, что чувствую себя прекрасно, но мучитель остался глух к моим уверениям. Влил в меня гадость и отправил в купальню.
От настоек внутри поселился огненный смерч, согревающий тело и выжигающий болезни. Согревшись и отмывшись, я спустилась в гостиную. Лаверн сидел на подоконнике, болтая ногами и, как всегда, улыбаясь во весь рот. Уже одетый Кристиан сообщил, что поедет с другом в Вестхольд.
— Надо узнать, насколько плох Верховный и сколько на острове пострадавших. Будь умницей, Иви.
Он прижал меня к себе, горячие губы задержались на виске. Он делал так много раз, но теперь все было иначе. Каждый взгляд, каждое мимолетное прикосновение возвращало нас в холодный лес и наполняло воздух ароматом древесной коры, хвои и… запретного желания.
— Веди себя хорошо, — насмешливо протянул Крис, уловив мою нервозность. — Увидимся вечером.
И ушел.
Я решила тоже не сидеть дома. Как сказал Лаверн — сейчас на счету каждая пара рук.
Жадно глотая пирог с мясом, я устремилась к берегу. Там уже работали жители Двериндариума — и прислужники, и ученики, и февры. Расчищали от мусора и обломков, собирали дохлую рыбу, косились на дома, облепленные тиной и водорослями. С печных труб затопленных вчера жилищ свисали гирлянды из морских обитателей. Взморье повеселилось на славу.
На влажном песке лежал кусок разбитого фрегата. Огромный деревянный эфрим скалился на его носу, и я вздрогнула, увидев эту черную фигуру. От нее тоже осталась лишь часть — расколотая голова, кусок торса и одно распахнутое крыло. Черные глаза, казалось, смотрели прямо на меня. От ушибов и ударов у меня ныло все тело, но бок со шрамом горел особенно. Я старалась не обращать на это внимания.
За останками корабля я увидела своих друзей. Мелания, Итан и Ринг помогали расчищать берег, а Ливентия сидела на коряге, подложив бархатную подушку и изящно расправив складки изумрудного платья. Но не успела я окликнуть приятелей, как меня Дернула в сторону сильная рука. И толкнула за угол дома, подальше от чужих глаз.
— Жива, значит, — выдохнул мне в лицо Альф.
— Ты тоже, к сожалению, — буркнула я, растирая запястье. Что за манера так хватать? А еще из благородных, называется!
— Жив и прекрасно все помню, — прошипел парень. — О том, кто ты.
Я сжала кулаки, испытывая сожаление, что это гад выплыл из бушующего Взморья. А еще мучилась угрызениями совести, когда думала о его гибели!
— Такие, как ты, не тонут. Понятно — почему, — хмыкнула я. — Что тебе надо? И если ты снова рассчитываешь на…
— Мне нужны символы, — жарко произнес Альф. Жарко и… жадно.
Я внимательнее всмотрелась в его лицо. Выглядел парень неважно. Бледный и какой-то взъерошенный. На щеке темнел наливающийся желтизной синяк. Похоже, и Нордвигу пришлось побороться с волнами. Но больше всего пугал его взгляд — отчаянный, злой, жаждущий.
— Знаки! — Он снова схватил мою руку. — Знаки, которые ты написала на песке! Это сделала ты, я знаю! Ты! Мне нужно еще. Еще, слышишь? Дай их мне. Дай, и я не расскажу, кто ты.
Я выдернула руку, испытывая желание снова врезать этому идиоту.
— Альф, очнись! — Я оглянулась, убедившись, что в темном закутке никого нет, и снова посмотрела на парня. — Это ненормально, ты что, не понимаешь? Вчера что-то случилось, и это что-то связано с теми знаками! А еще это что-то очень страшное, Альф! Те знаки, они впитались в твою кожу! А слова вызвали волну! Не бывает таких совпадений!
— Мне надо еще! — блестя глазами, прошептал Нордвиг. — Еще! Я ощутил в себе изменения, но не сразу осознал, что это Дар! Я чувствую эти знаки. Слышу. Это язык. Чужой язык… Язык Мертвомира. Я могу его прочитать! Понять! Он живой, понимаешь? У него есть вкус, форма, запах… Это… не объяснить. Не передать словами! Мне надо еще!
Я осторожно отодвинулась, потому что Нордвиг все больше напоминал безумца.
— Альф, эти слова вызвали землетрясение и шторм.
— Это могущество! — восторженно произнес парень.
Его губы сжались, а глаза блеснули лезвиями.
— Ты дашь мне эти знаки. Иначе… — угрожающе сказал он.
— Нет, — мотнула я головой. — Я не хочу, чтобы ты разрушил Двериндариум. Тебе надо обратиться к лекарю, Альф.
— Не смей говорить об этом! Не смей никому рассказывать! — взвился Альф.
Я нахмурилась, и он снова понизил голос:
— Я не буду произносить слова, — торопливо облизав губы, уверил Альф. — Я только прочитаю. Непроизнесенные слова не имеют разрушительной силы. Поверь мне. Поверь! Это безопасно.
— Но опасно для тебя, — тихо сказала я. — Ты разве не видишь? Что они сделают с тобой?
— Какое тебе дело? — грубо отрезал Нордвиг. — Ты была бы рада, утони я в море. Всем наплевать… Так какая разница? Дай мне новые буквы, и твою тайну никто не узнает. Слово Альфа-Стефана Нордвига.
Я прислонилась затылком к холодной стене.
— С одним условием, — медленно сказала я, и парень поднял брови. — Я дам тебе несколько букв. Ты не будешь их произносить. Но произойдет это… возле маяка. Отвезешь меня туда завтра, там и получишь эти змеевы знаки!
— Сегодня! — разъярился парень.
— Завтра, — твердо оборвала я. — И найди мехомобиль. Надеюсь, ты умеешь им управлять?
— Само собой, — поморщился Нордвиг. — Если обманешь…
— Не обману, — я твердо посмотрела в его глаза.
И Альф неохотно кивнул.
— Завтра утром. Иви.
Усмехнулся и пошел прочь.
Я еще некоторое время постояла, ощущая затылком холод камней. И размышляя, правильно ли поступаю. Я помнила несколько знаков из подземелья, но не сделаю ли хуже? Впрочем, какой у меня выбор?
Вздохнув, я отправилась на берег. Ко мне бросились Мелания и Итан, засыпали вопросами. Я улыбалась, отвечая, но мыслями была далеко.
С носа разбитого фрегата на меня смотрел черный эфрим.
— Уроки на несколько дней отменили, ты знаешь?! — с сожалением сообщила Мелания, а Ливентия закатила глаза, показывая, что думает о такой тяге к знаниям. — Даже мои уроки по целительству закрыли, представляешь, Иви?! А они мне так нравятся! Но самое главное, чтобы не запретили выход в Мертвом ир.
— Мертвомир? — вскинулась я, и Мелания с укоризной качнула головой.
— Иви, ты все пропустила. Конечно! Через два дня Дверь откроет новая группа. Я, Майлз, Ливентия и Дерек! А потом Киар и Рейна пойдут второй раз, у них выдающиеся показатели. Мы пойдем за Дарами, Иви!
От восторга и предвкушения послушница едва не приплясывала. Ее глаза сияли, щеки порозовели. И даже несмотря на скромный серый плащ и простую вязаную шапку, Мелания сейчас выглядела очень привлекательной.
— А я снова не прошел, — сконфуженно произнес Итан. — Не повезло. Ладно, пойду убирать мусор.
Парень отошел, а Мелания схватила меня за рукав, оттащила в сторону и понизила голос:
— Врет он все! — жарко выдохнула девушка и залилась горячим румянцем. — Итан мог пройти, но намеренно показал худший результат. Я знаю!
— Зачем ему это? — удивилась я.
Мелания прикусила губу, испуганно и в то же время восторженно.
— Из-за меня, — выдохнула она. — Он сделал это, чтобы я гарантированно попала в список Двери. Я плохо бегаю, ты же знаешь. Итан отдал мне свое место. Конечно, он мог передать его официально, но я бы ни за что на это не согласилась! И поэтому он схитрил!
— Вот как?
— Да! — Мелания потопталась на месте. — И еще… он меня поцеловал!
Последнее она произнесла едва слышно и покраснела, словно свекла.
Я хотела сказать: меня тоже кое-кто поцеловал, да как… Так, что узнай об этих поцелуях скромная послушница, ее бы удар хватил! Поэтому я просто улыбнулась.
— А тебе разве можно? Ну… целоваться? Ты ведь будущая монахиня.
— Пока я лишь послушница, обряд посвящения я пройду после Двериндариума. Должна пройти… — Мелания запнулась и мучительно сжала ладони. — Я всегда была уверена, что это мой истинный путь — путь служения и молитв. Но… Но все так усложнилось, Иви!
Я вздохнула, соглашаясь. Усложнилось. Да еще и как!
— Сама не понимаю, как это вышло, — теперь Мелания побледнела и едва не плакала. — Я всю ночь провела в молитвах, поставила вокруг изображения святой белые свечи, разложила освещенную ольху и голубиные перья, сожгла прядь своих волос, чтобы сделать подношение! — Девушка дернула себя за косичку, торчащую из-под шапки. — Я просила святую Ингрид дать мне знак и указать путь, но она так и не ответила… Вот. Посмотри!
Мелания вытащила обгоревшие перья, помахала ими в воздухе.
— Никакого ответа!
Я не стала говорить, что святые вообще не имеют привычки отвечать своим адептам. Видимо, там, за облаками, им плохо слышно глупости, о которых без конца молят смертные! Но я промолчала. Для Мелании ее вера — истинная. И кто я такая, чтобы ее разубеждать?
— Самое ужасное… мне понравился поцелуй. Очень понравился! Я… я, кажется, влюбилась, Иви! Ты меня осуждаешь?
Мелания нервно скомкала край плаща.
— Ну что ты, конечно же, нет! — Я дружески обняла девушку. — Я очень за тебя рада. Только будь осторожна, Мелания. Я не хочу, чтобы тебе было больно.
— О чем ты?
— Я не сильна во всех этих отношениях, но… — медленно произнесла я, глядя на Итана. Он оттаскивал с дороги коряги и мусор, помогая мужчинам. — Но знаю, что парни думают иначе, чем мы. Я надеюсь, что Итану ты по-настоящему дорога.
— Ты говоришь, как наша матушка-настоятельница! Она вечно твердит, что мужчинам от женщины нужно только… это! — Мелания сделала страшные глаза, а я снова мысленно перенеслась в холодный лес, где меня обнимал Кристиан. — Каждую проповедь матушка молила святую Ингрид дать послушницам силы, чтобы противостоять соблазнам и мужчинам! Знаешь, раньше я не понимала, о чем она. И что за страшное «это» так жаждут мужчины. А вчера Итан меня поцеловал. В губы. И еще в шею. И я все поняла! Про «это»!
Мелания уставилась на меня, я на нее. А потом мы не выдержали и начали хихикать. А я подумала: может, мне тоже выучить парочку молитв святой Ингрид? Тех самых, что защищают от соблазнительных мужчин!
— Будь осторожна, — предостерегла я послушницу.
— Я уверена, что у нас все по-настоящему, — прошептала Мелания. — Итан любит меня!
Я улыбнулась, понадеявшись, что Мелания права.
— Эй, о чем это вы там шепчетесь? — недовольно окликнула Ливентия. — Если обсуждаете меня, то можете сказать все в лицо!
— Размышляем, насколько удобна твоя подушка, — отозвалась Мелания, тайком мне подмигнув.
— Не так удобна, как диван в моем доме, — высокомерно произнесла южанка, кутаясь в белый мех своей шубы и сверкая многочисленными украшениями и брошками.
— Так и шла бы на свой диван, — буркнул Ринг, толкая огромную корягу.
— Тебя забыла спросить! — огрызнулась красавица. — Наставники велели всем присутствовать на уборке. Я и присутствую!
— Кажется, они подразумевали что-то отличное от бесполезного созерцания, — подхватил Итан, приближаясь к Рингу.
Парни с сомнением осмотрели огромное, засоленное до черноты дерево, которое вынесло на берег Взморье. Я тоже подошла, надеясь помочь. Мелания встала с другой стороны. Ливентия начала давать советы. Совместными усилиями мы утащили корягу в общую кучу.
Отдышавшись, я осмотрелась. Вокруг кипела работа. Часть берега исчезла, но взамен море подняло кусок некогда затопленной морской гавани Иль-Тариона. Словно ракушка на мокром песке, белела круглая беседка с витыми колоннами. Внутри стояли на удивление отлично сохранившиеся вазы с витыми ручками, а в центре — статуя женщины. Кусок затонувшего города сиял светлым камнем и притягивал взгляды. Вокруг уже сновали архивариусы, летописцы и исследователи, цокали языками и благоговейно осматривали подношение Взморья.
Я тоже с интересом подошла ближе, глядя на изваяние.
Высокая женская фигура, едва прикрытая короткой накидкой, летящие по ветру волосы, прекрасное даже в камне лицо. Руки женщины обнимали лебедя, длинная шея птицы обвивалась вокруг шеи человека, крылья были распахнуты.
— Какая тонкая работа! — Один из архивариусов едва не плакал от восторга, осматривая статую. Рядом топтался летописец, и слова архивариуса тонкой черной ниточкой утекали на бумагу. — Уникальный розовый мрамор, удивительная точность! А ведь это делали без Дара! Немыслимо! — Очень медленно мужчина прикоснулся кончиками пальцев к подножию статуи. — Это уникальная находка Темной Эпохи! Ах! Я вижу, как создавалась эта статуя!
— Вы видите прошлое? — изумилась я. Мои слова тоже возникли в воздухе и потянулись к бумаге, так что летописец с досадой от них отмахнулся, словно прогоняя назойливых мух. Глянул недовольно.
— Камень хранит обрывки воспоминаний, слова и мысли того, кто создавал статую… — не открывая глаз, кивнул архивариус. И зашептал торопливо: — Эйя… Крылья для дивной Эйи, моя прекрасная Эйя… Ты будешь летать, Эйя… Ах! Похоже, камнетес был влюблен!
— А почему та эпоха называется Темной?
— Потому что люди не ведали света Двери и жили во тьме! Не мешайте, пожалуйста! — Летописец снова помахал рукой, возмущенно прогоняя строчки моих слов.
Я отошла. А пройдя несколько шагов, оглянулась. Каменная девушка с насмешливой улыбкой взирала на бородатых мужчин в тяжелых мантиях, суетящихся у ее босых ног. В голове возникли слова: «Утраченное возродится в крови любимых».
Поежившись, я отвернулась.
Песок покрывали бурые водоросли, камни, коряги и части какой-то утвари, тоже принесенной водой. Иногда попадались сундуки, набитые сгнившими тряпками, иногда — остатки мебели. В стороне несколько февров убирали огромные куски разбитого фрегата, похожего на расплющенного каракатоса. Парни были без плащей, в одних мундирах. А некоторые и вовсе лишь в рубашках. И многие пользовались своими Дарами, что заставляло поглядывать в их сторону с интересом. Один — темноглазый и коренастый — поднимал тяжести с помощью воздушных вихрей, второй — красавец-блондин — легко двигал даже корабельные сосны и огромные засоленные мачты. Очевидно, что ему досталась в Дар невероятная сила. Невысокий февр разрушал обломки прикосновением, а под руками другого камни рассыпались тленом. Кто-то использовал свое оружие — хлысты и сети, кто-то — клинки. Ринг, освоившись, пытался коряги сжигать. Правда, пламя так и норовило переползти на Ливентию, так что красавица в очередной раз пожелала Рингу провалиться в Бездну и гордо удалилась.
К сожалению, без нее у Ринга не получалось вызвать свой черный огонь.
За неимением полезного Дара я орудовала граблями, собирая в кучу водоросли, мусор и дохлую рыбу, стараясь не морщиться от ее запаха. В очередной раз собрав горку, я распрямилась, чтобы передохнуть.
— Эй, ты что делаешь? — изумилась я, когда рядом присела худенькая некрасивая девушка, одетая в яркую малиновую накидку. Голыми руками она разгребла мусор и вытащила рыбину — с острыми плавниками и длинным узким носом.
Под ее ладонями рыбина забилась.
— Ты ее оживила? — изумилась я.
— Исцелила, — буркнула незнакомка. — Я слышу морских обитателей. И могу помочь. Если не слишком поздно.
И девушка понесла рыбину к воде.
Я проводила ее взглядом, изумляясь столь странному Дару. Потом пожала плечами и снова принялась за работу.
Итан и Мелания работали неподалеку, обмениваясь тихими словами, от которых у послушницы алели щеки.
К обеду на берегу развели костры, на которые поставили огромные котлы. Поплыл аромат острой мясной похлебки, печеного картофеля, дикого риса с травами, лепешек и булочек. На расчищенном участке прислужники споро установили длинные столы и лавки, накрыли их клетчатыми пледами. Несколько женщин, в хрустящих белых передниках поверх шерстяных платьев готовили еду и горячее питье, раздавали всем желающим. Проголодавшись, я тоже взяла ароматную тарелку и огромный ломоть свежего хлеба. Присела за стол, с удовольствием опустила ложку в густую похлебку. Еда оказалась невероятной! Густой суп обжигал язык и наполнял желудок приятной сытостью. Я едва не застонала от наслаждения, ощутив божественный вкус. Кажется, я в жизни не ела ничего лучше!
Напротив меня с улыбкой сел молодой парень в форме карателя. Это он владел вихрями.
— Приятного аппетита, госпожа Левингстон. Как вам стряпня матушки Фло? Она лучшая повариха во всем Двериндариуме. Я слышал, ее заманивали к себе лучшие рестораны столицы! Но матушка Фло любит этот остров.
Я обернулась на женщину в белом переднике и благодарно ей улыбнулась.
— Суп просто восхитительный, — искренне сказала я. — Это Дар?
— Это — талант, — рассмеялся парень. — Матушка Фло никогда не открывала Дверь, госпожа Левингстон. Она родилась с умением готовить!
— Разве мы знакомы?
— Наполовину, — дружелюбно улыбнулся парень. — Я вас знаю, а вы меня — нет! Я Эйсон Флиман, но все зовут меня Буран.
— Кажется, я понимаю — почему, — улыбнулась я. — Я видела ваши вихри! Но откуда вы знаете мое имя?
Рядом с Эйсоном сел еще один каратель — высокий блондин с Даром невероятной силы.
— Кто же не знает сестру Стита, — насмешливо произнес он. — Ваш брат скрывает вас, словно мифический дракон свои сокровища! Я — Брайн Дествин. Признайтесь, Стит вам угрожает и запрещает выходить по вечерам из дома?
Брайн заговорщицки наклонился над столом.
— Мы согласны вас спасти и вызволить! Только дайте знать, прекрасная госпожа! Мы спасем вас!
Я рассмеялась, глядя в улыбающиеся лица парней. Даже мой страх перед черной формой карателей почти прошел.
— Боюсь, мой брат слишком страшен в гневе, я не смею его ослушаться. — Я опустила глаза, изображая сожаление.
— Думаю, нам стоит преподать Ститу урок! — возмутился коренастый темноглазый Эйсон. — Он не имеет права скрывать от нас такую красивую девушку! Это совершенно возмутительно!
— Согласен! — подхватил блондин. — Главное, держаться подальше от его клятых когтей!
Эйсон слегка сник, но тут же подмигнул мне и рассыпал на столе соль. Повел рукой — и белые крупинки завертелись вихрем, а потом сложились в бутон. Я улыбнулась, оценив эту красоту.
— Ничего, когти мы ему укоротим! — воодушевился Буран. — Мы должны спасти прекрасную Иви-Ардену из заточения и показать ей «Белый Цвет». Это наша обязанность, Брайн!
— Эйсон, неужели ты решился снова выйти со мной на спарринг? — раздался позади меня вкрадчивый голос, от которого тело моментально обдало волной жара.
Я опустила голову, скрывая блеск глаз. Рядом на скамью опустился Кристиан, поставил на стол тарелку.
— Помнится, последний раз, когда ты пытался укоротить мои когти, я тебя здорово отделал.
— Это все потому, что раньше у меня не было стимула! — взвился Эйсон. — А ради прекрасных глаз Иви-Ардены я готов на подвиг! И даже пожертвовать парой ребер!
Не выдержав, я рассмеялась.
— Не надо жертв, прошу вас!
— Я готов за вас сражаться! — патетически выкрикнул Эйсон и прижал ладонь к груди. Блондин Брайн закатил глаза. Рядом сели и другие февры. Все молодые, привлекательные и явно заинтересованные происходящим.
— Буран прав, Стит, — ухмыльнулся парень с впечатляющим орлиным носом. В черных волосах вспышками проскакивали синие искры. — Жестоко держать такую красавицу в заточении!
— Да-да, он никуда меня не пускает, — пытаясь не рассмеяться, пожаловалась я. — Жуткий тиран! А еще… — Я наклонилась над столом, и февры замерли. — А еще заставляет убирать дом и готовить! Представляете? Держит меня за рабыню!
Кристиан фыркнул, глядя, как я изображаю несчастную жертву.
— Мерзавец! — возмутился Эйсон. — Иви-Ардена, только скажите, я вызову его на поединок и убью!
Крис снова фыркнул, явно сомневаясь в том, что Эйсон на это способен.
— Эй, Стит, у тебя нет совести.
— Просто бесчеловечная жестокость!
— Прекрати мучить сестру, она такая милая девушка!
— Иви-Ардена, вам больше по душе ландыши или фиалки?
Кристиан явственно скрипнул зубами.
Я не выдержала и рассмеялась, Брайн и остальные подхватили. Кристиан тяжелым взглядом окинул развеселившихся приятелей.
— Так уж и быть. Пожалею ребра Эйсона и отведу тебя в «Белый Цвет». Завтра. Если ты хочешь.
Наши взгляды встретились, и я отвернулась первая.
Буран Эйсон вскочил на лавку и заорал:
— Эй, все слышали? Я освободил эту девушку из заточения! И она пойдет танцевать! Требую называть меня Буран-освободитель!
— Буран-хвастун, — закатил глаза Брайн Дествин.
— Я ничего не говорила про танцы… — попыталась я возразить, но Эйсон уже не слушал, нахваливая себя. Кто-то снова заорал про фиалки.
Кристиан невозмутимо ел суп, словно происходящее его совершенно не трогало.
— Мы пойдем в этот… «Белый Цвет»? — шепотом спросила я, слегка обескураженная столь жарким вниманием февров. Хотя чему удивляться, парням просто скучно, на острове не так много развлечений!
— Зайдем ненадолго. Если ты хочешь, — ответил Крис. — К тому же, нам есть что отпраздновать, правда?
— Наше спасение?
Он не сделал ни одного движения ко мне. Лишь посмотрел. Но мне стало жарко.
— И его тоже.
Улыбнулся и взгляд отвел.
— Хватит болтать! — сурово одернул подошедший пожилой февр. — У нас еще куча работы! Пошевеливайтесь!
Каратели живо застучали ложками, а потом так же живо покинули стол. Эйсон напоследок улыбнулся, а красавец Брайн оторвал со своего мундира пуговицу, сжал в ладони и протянул мне… мотылька. Кружевные тонкие крылышки казались настоящими и слабо подрагивали.
— Я преобразую железо, — свернул белыми зубами Брайн. — Правда, лишь мелкие предметы.
— Благо Двери! — восхитилась я.
Кристиан нахмурился, но ничего не сказал. Лишь посмотрел на блондина. Но так, что тот предпочел за лучшее отправиться к остальным феврам.
— Значит, держу тебя за рабыню? — поднял он брови.
Я сделала вид, что не слышу вопроса и очень поглощена остатками своего кушанья.
Крис провел рукой по моей спине и обхватил пальцами шею. Погладил. Я вздрогнула от неожиданности и горячей волны, прокатившейся по позвоночнику.
— Ты что делаешь? Тут же люди!
— Они думают, что я едва сдерживаюсь, чтобы тебя не задушить. — Яркие глаза откровенно смеялись. Крис скользнул рукой по спине, делая вид, что поправляет мою шерстяную накидку.
— Прекрати меня трогать! — зашипела я.
— Моя рабыня, что хочу, то и делаю. Попробуй мне запретить.
— Кристиан!
— М?
— Ты… ты… хватит!
— Просишь?
— Требую!
— Попробуй попросить. Кстати, напомни, чтобы я купил тебе парочку ошейников. Тебе пойдет алый бархат.
Его глаза блеснули с предвкушением.
— И думать не смей! — зашипела я, отодвигаясь от ненормального февра.
— Стит, ты совсем запугал свою сестру! Иви-Ардена, держитесь, мы с вами! — возмутился пробегающий мимо Эйсон, и я опустила голову, чтобы спрятать улыбку. Ну да, поглаживая мою спину, Кристиан умудрялся сохранять мрачное выражение лица, словно был жутко мною недоволен.
— Пожалуй, я все-таки сломаю этому защитнику… что-нибудь, — задумчиво произнес Крис, и я, не выдержав, прыснула.
— Да ну вас всех. Меня рыба ждет. Дохлая!
И, выскочив из-за стола, сбежала. Но на берегу, не выдержав, обернулась. Кристиан по-прежнему смотрел на меня.
Сила моих собственных чувств так велика, что я почти не ощущаю чужие эмоции.
Сидя за общим столом, я слышу лишь ежевику, сладкую горечь и стук своего сердца. Меня накрывает волной эмоций, желаний и образов, слишком острых, слишком ярких.
Я теряюсь в этом водовороте, тону.
Теряю контроль.
Я превратился в магнитную стрелку, настроенную лишь на один ориентир.
Это выбивает почву из-под ног.
Желания лишают благоразумия.
Иви сняла накидку и сосредоточенно орудует граблями. Зеленая форма Двериндариума подчеркивает ее стройность, темные кудри узлом завязаны на затылке. Я хочу распустить их. Запустить пальцы в ее пряди. Я хочу… слишком многого.
Рывком поднявшись, отвел взгляд и пошел прочь, заставляя себя не оборачиваться. То, что собираюсь сделать, вызывает чувство гадливости, но я обязан понять, кто живет рядом со мной.
Дом встречает тишиной, теплом, легким запахом кофе и ванильных булочек. Силва оставила обед под льняной салфеткой, навела порядок и ушла. Медленно поднимаюсь на второй этаж, толкаю дверь в комнату. Не в свою. Рыться в чужих вещах — отвратительно и низко. Это противоречит моим принципам, поэтому какое-то время я медлю на пороге. И вхожу. Принципы… Надо было вспомнить о них в тот момент, когда я целовал обнаженное Девичье тело той, которая называется моей сестрой. Стоило подумать о том, что произошло в лесу, и дышать стало нечем, а клятые принципы сгорели и разлетелись трухой. От одной мысли об этой девушке желание воспламеняет кровь, и я лихорадочно пытаюсь удержать поток раздирающих образов. Таких обжигающих. Таких… невероятных. Ее тело в моих руках, ее дыхание, губы…
Почему она? Почему, Двуликий? Я прошу ответа у бога обманщиков, зная, что лишь он мог послать мне это запретное чувство. Чувство, выворачивающее наизнанку, которого я не знал раньше и от которого схожу с ума сейчас.
Сжал зубы, стряхивая наваждение.
Осмотрелся. Кто живет в этой комнате?
Аккуратно застеленная кровать, кресло, комод. Перед изящным зеркалом женские безделушки — гребень, костяные и серебряные шпильки в резной коробочке, заколки и ленты. Но нет дорогих украшений, которые так любит Ардена. Отец ежемесячно оплачивает ее счета из ювелирных лавок. Но я ни разу не видел драгоценностей на девушке, которая живет в этой комнате.
Дальше. На столе — книги из библиотеки, большая стопка. Я просмотрел корешки. История, звездология, геральдика, мироведение… Кто-то увлекся чтением и образованием? Совсем непохоже на Ардену.
Хмыкнув, я распахнул дверцу шкафа и минуту пялился на развешенные там платья. Открыл бельевой ящик, поморщился. Внутри лежало что-то атласное и кружевное. Подцепил это что-то. В руку скользнул шелк нижней сорочки. Сливочный, с прозрачной полосой под грудью… Змей проклятый! Нет, лучше этого не представлять. И не думать. С силой я захлопнул ящик, едва не отломав ручку, отвернулся. Снова вернулся к столу, пролистал книги. Что еще? Что я пропустил?
Снова осмотрел комнату, размышляя. И понимая, что помещение почти безликое. Здесь нет ничего, что способно рассказать о личности проживающей тут девушки.
Вернулся к шкафу. Учебная сумка темнела за чехлами с нарядами. Я вытащил ее и перевернул торбу, вытряхивая содержимое. На светлый ковер вывалилось два яблока, карамель в бумажной обертке, подсохшая булочка, плоский гладкий камушек, явно подобранный на берегу, воронье перо… Рядом упал ворох чистых листов, учебник по этикету и толстая тетрадь в кожаной обложке. В такой во время обучения писал и я.
Пару минут я с недоумением рассматривал содержимое сумки. Еда и камни? Она что, голодает? А где же дорогие духи, зеркало, краска для губ?
Усмехнулся и открыл тетрадь. И некоторое время смотрел на исписанные строчки.
Я знаю почерк своей сестры. Я видел письмо, которое она написала любовнику. Иви-Ардена Левингстон изрядная дрянь. Но у нее прекрасный, идеальный почерк хорошо образованной аристократки.
В тетради девушки, проживающей со мной в одном доме, были сплошные каракули. К тому же она пропускала буквы и делала ошибки. Очень много ошибок! Да как она вообще разбирается в своей писанине?
Эта девушка получила отвратительное образование. И, конечно, она не моя сестра. Я вообще не знаю, кто она.
Я ничего о ней не знаю!
Кроме того, как она пахнет. Как смотрит, двигается, смеется. Как склоняет голову, как отбрасывает волосы. Как ощущается ее обнаженная кожа. Как… как она целуется.
Я не выродок, я до одури желаю девушку, не имеющую никакого отношения к Левингстонам!
И с одной стороны это открытие сняло с моих плеч жуткий груз, а с другой… Кто же она? Необразованная самозванка, прикинувшаяся Арденой. Где на самом деле моя сестра? Что с ней? Я недобро прищурился, вспоминая и сопоставляя факты. Первое неприятие, когда я назвал девушку Арденой, страх, незнание этикета, оговорки, фальшь! Она врала с самого начала.
Обманщица.
Но в тоже время она знает детали и мелочи из моего прошлого. Те, которые могла знать лишь… настоящая Ардена.
Я выпрямился, невидящим взглядом уставился в окно.
Только Ардена могла рассказать о ежевичных корзинках или о том, что мне нравились в детстве темноволосые девочки. Я сболтнул это, пытаясь скрыть смущение перед золотоволосой сестрой.
Значит, не просто обманщица. А сообщница моей проклятой сестры? Зачем? Какова конечная цель? Чего она добивается? Чего ОНИ добиваются?!
До хруста сжал кулаки, собирая в голове крупицы сведений. Кто живет со мной рядом?
По всему выходит, что лживая и порочная дрянь, сообщница Ардены!
И все же… что-то здесь не сходится.
В голове кружил хоровод лихорадочных мыслей. Змеева трава, о которой говорила леди Куартис. Слова, недомолвки, тайны… Букет от неизвестного дарителя и бант на ручке двери… Чистые эмоции без ненависти и злобы… Обнаженное тело, дрожавшее в моих руках…
И слухи о проклятом ренегате, пробравшемся на остров.
Совпадение?
Противоречие разрывало душу на части. Я обязан доложить Верховному. Но знаю, что не сделаю этого. Стоит сообщить Стивену, и Иви начнут проверять. А когда найдут подтверждение обману… Закон суров с теми, кто пытается проникнуть в Двериндариум. У самозванки нет ни единого шанса. И моя клятая сестра — истинная Ардена — прекрасно об этом знает!
Вот только благодаря самозванке я все еще жив. Она вытащила меня из Мертвомира, хотя могла просто бросить.
Я втянул воздух, пытаясь успокоиться. Она скажет мне правду. Она скажет мне все, до последней мелочи! Скажет.
Иначе…
Сунул тетрадь и все остальное в сумку, убрал ее в шкаф.
Окинул комнату еще одним взглядом и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Внизу внимательно осмотрелся. Леди Куартис сказала, что видит в моей крови змееву траву. Она могла ошибиться. Или нет. Насколько я понял, действие снадобья должно быть регулярным. Что я пью каждый день?
Взгляд упал на изящный фарфоровый кофейник, расписанный цветами и птицами. Кофе в нем всегда оставался горячим и свежим. А еще кофе последнее время горчил!
Я перелил напиток в склянку и отправился в Вестхольд.
Леди Куартис нашлась там, где и всегда — во врачевательском крыле. В отдельной палате лежал Верховный, который все еще не пришел в себя. В общем зале койки были заняты пострадавшими от наводнения, вокруг суетились целители. К счастью, леди согласилась уделить мне минуту. Правда, выслушала с удивлением.
— Что ж, давайте посмотрим, февр Стит. Так-так… — Она обнюхала склянку, капнула на чистую салфетку, добавила раствор из другого пузырька. — Ох! Да, это, несомненно, она, змеева трава в концентрированном виде! Более того, настой приготовлен из сырых зерен, что вдвойне опасно! Вы это пили? Но это могло свести вас с ума! Почему столь опасное снадобье добавлено в кофейный напиток? Это немыслимо!
— Это досадная ошибка, — успокоил я встревоженную леди. — Нет, это никто не пил, не беспокойтесь. Я перепутал зерна с кофейными, но вовремя заметил разницу. И впредь буду гораздо внимательнее. Благо Двери, леди Куартис.
Врачевательница глянула с сомнением, но ее ждали пострадавшие, и ей было совсем не до моего кофе! Я повернулся к двери, но леди меня задержала.
— Февр Стит! Все хотела сказать… — Женщина вздохнула и, к моему удивлению, смутилась. — Будьте поласковее с вашей сестрой. Она прекрасная девушка.
— О чем вы, леди Куартис?
— Я слышала, что вы довольно строги с ней. Чрезмерно строги! Вероятно, все дело в россказнях, которые ходят по Двериндариуму. О том, что ваша сестра — девушка весьма… распущенных нравов. Признаться, даже до меня доходили подобные гнусности.
Крошечная врачевательница поправила рукав своего изящного платья. И твердо посмотрела мне в глаза.
— Вы должны знать, что это лишь отвратительные наговоры, февр Стит. Не знаю, кто и зачем распускает подобные слухи! Но ваша сестра не виновата. Она чистая и невинная девушка.
— Простите? — пробормотал я, ощущая, как пересохло в горле.
— Я ощущаю чужой организм, вы ведь знаете, — слегка улыбнулась врачевательница. — И я лечила Иви-Ардену после Мертвомира. Так вот… Ваша сестра никогда не знала мужчину. Поэтому все разговоры о ней — просто мерзкие сплетни, порочащие честь юной девушки! Не в моих правилах вмешиваться, но думаю, вы должны это знать. А сейчас прошу меня извинить — дела!
Леди Куартис стремительно удалилась, а я остался стоять, пытаясь удержать внутри себя бурю.
Когда я вернулась, в доме горел свет.
Кристиан сидел в гостиной с книгой. Он был без мундира, в брюках и рубашке с закатанными рукавами. Поднял голову, когда я вошла. Я скинула тяжелую накидку, обувь и прошла к лестнице.
— Иви?
— Хочу смыть с себя запах рыбы, — объявила я. — И забыть обо всем, что связанно с морем!
В купальне я стащила одежду, распустила волосы и залезла под горячую струю воды. Действие бодрящих микстур, выпитых с утра, прекратилось, и я ощутила, как болят мои порезы, ссадины и ушибы. Зеркало послушно отразило темно-фиолетовые разводы, покрывающие спину, плечи, бедра…
Фыркнув на эту «красоту», я сжалась в комочек, привыкая к воде.
Дверь открылась совершенно неожиданно, впуская Кристиана со стопкой полотенец.
— Я забыл сказать, что Силва не положила свежие…
Он осекся, глядя на меня.
— Выйди! — возмутилась я, стоя на коленях и прижимаясь грудью к еще холодному бортику ванны. — Кто тебе разрешил так вламываться?
— Я не думал, что ты уже разделась. — Уходить он и не подумал, положил полотенца и подошел ближе. Провел пальцем вдоль моего позвоночника, там, где цепочкой протянулись некрасивые чернильные пятна, и выругался сквозь зубы. — Какой же я идиот… Похоже, пытки на сегодня отменяются.
— Чего?
— Ничего. Я отвезу тебя к целителям. Сейчас же!
— Никуда я не поеду, это всего лишь синяки! — буркнула я. Вода уже набралась, согревая и лопаясь мыльной пеной. — Они пройдут сами, без всяких целителей! И хватит на меня глазеть! Уходи!
Его глаза стали темными, губы сжались в жесткую линию. Резко развернувшись, Кристиан вышел. Но не успела я вздохнуть с облегчением, как он вернулся, несся плетеную коробку, в которой звенели склянки и пузырьки.
Не слушая моих возражений, февр присел возле ванны. Я порадовалась, что все еще сижу, сжавшись в комочек и прикрываясь волосами.
— Почти всю свою жизнь я провел среди февров, — он вылил в воду содержимое синей склянки, и жидкость угрожающе зашипела, — и не привык заботиться о ком-то, кроме себя. Тем более о девушке. Ты такая… хрупкая.
Еще парочка склянок — и вода вокруг меня стала черной с синими разводами. Я ошарашенно подняла руку. С пальцев капали черные бусины.
— Я не хрупкая, — слегка испуганно пробормотала я, потому что черная жидкость стала вязкой, облепив тело, словно смола. — Что это за гадость? Ты решил меня утопить в этом отвратительном дегте?
— Леди Куартис обидится, если узнает, как ты назвала ее исцеляющий бальзам, — усмехнулся Крис. — Ложись в воду, Иви. Или ты хочешь, чтобы я помог?
— Отвернись, — нахмурилась я.
Кристиан глянул насмешливо, но послушно повернулся в другую сторону.
Я осторожно вытянулась в странной черной воде. Она закрыла меня плотным густым покрывалом.
— Пахнет приятно, — сообщила я, принюхавшись. — И долго мне так лежать?
— Пока вода не станет прозрачной. — Он посмотрел через плечо, снова присел рядом и потряс новой склянкой. — А это надо выпить. Открывай рот. Живо!
Я попыталась воспротивиться, но черная смола не давала пошевелиться, а мучитель легко нажал мне на щеки, и губы раздвинулись. Тут же на язык вылилась изрядная порция очередной целебной гадости. Мерзкой до икоты!
— Умница, — вкрадчиво произнес февр и провел пальцем по моим губам, стирая каплю настойки.
— Да ты издеваешься! — сквозь слезы выдавила я. Голова закружилась, словно я залпом выпила стакан крепкого вина.
— Жду тебя внизу, — с довольной улыбкой сообщил Кристиан и покинул купальню.
Я скривилась ему вслед. Но когда смола растворилась, а я подняла руку, то с изумлением обнаружила, что мои жуткие синяки побледнели! Высунула ногу и охнула — ссадины почти затянулись. Когда я вылезала из ванной, мое тело почти избавилось от царапин, а ушибы посветлели. Правда, я все равно напоминала какого-то пятнистого зверя, но уже золотисто-желтого, а не чернильно-фиолетового!
Я надела бархатный длиннополый халат, сунула ноги в домашние туфли и спустилась вниз, где пахло мятным чаем и можжевеловыми поленьями. Кристиан шлифовал бархаткой лезвия идаров. Блики света прыгали по стене при каждом повороте клинка. На миг я застыла в дверном проеме, любуясь красотой благородного оружия. И тем, кто его держал.
— Отец рассказывал, тебе нравятся ножи и кинжалы, — февр снова провел бархаткой по лезвию. Так нежно, словно прикасался к девушке.
Я что-то невнятно промычала, потому что не имела понятия, о чем он говорит.
— Ты даже просила отца передать тебе фамильные идары. Правда, они всегда достаются мужчинам. Думаешь, это несправедливо?
Он поднял голову.
— Наверное. — Я ступила на мягкий ковер, ощущая взгляд Криса. Прошла к столу и взяла чашку с чаем.
— Наверное? — Его голос прозвучал прямо за спиной, и я обернулась. Кристиан стоял в шаге от меня, сжимая рукоять идара. — Хочешь, научу тебя паре приемов? Тебе ведь нравится это оружие? Я вижу, как ты на него смотришь.
Он протянул мне клинок, и я как завороженная двинулась навстречу. Нравится? Еще как! Идары манили, мне всегда хотелось к ним прикоснуться, потрогать, ощутить тяжесть благородной стали.
Потянулась к клинку. И замерла.
Рукояти идаров светятся, признавая старший род. Они засветились бы в руке Ардены. Но не в моей!
Я отдернула ладонь и прижалась к столу.
— Пожалуй, в другой раз, — со всем возможным безразличием произнесла я.
— Почему не сейчас? — Кристиан поднял брови. — Тебе ведь хочется ощутить в руке это оружие. Я вижу.
— Мне хочется выпить чай и лечь спать, — буркнула я.
Кристиан улыбнулся, но к моему облегчению, настаивать не стал. Молча вложил идар в ножны и убрал на полку.
Я спряталась за чашкой с чаем, слишком остро ощущая присутствие парня. К тому же он снова стоял слишком близко. Пустой дом. И мы вдвоем. Надо было сразу отправляться в свою комнату!
Это оказалось сродни пытке! Все действительно изменилось.
Кристиан вдруг одним движением приподнял меня и усадил на стол. Я ойкнула от неожиданности.
— Ты что это делаешь?
— Бальзам помог? — Он отмахнулся от вопроса и стащил мягкие туфли с моих ног. Присел, осмотрел ступни, на которых еще темнели порезы и ссадины. Отвел полы халата и провел пальцем по голени.
— Со мной все в порядке! — Я нервно дернула ногой и вернула бархат на место.
Крис поднялся, но вместо ног решил рассмотреть мои руки!
— Я удивился, увидев тебя на берегу. Думал, ты теперь неделю проведешь в кровати.
— Ну да, и умру в ней же от скуки, — проворчала я, с надеждой покосившись на дверь. Может, кто-нибудь желает навестить Левингстонов? Сейчас я готова обрадоваться даже Верховному!
Кристиан был слишком близко. А напряжение между нами сгущалось, словно грозовая туча. До предела. Один неосторожный вздох способен высечь искру.
Вздох. Взгляд. Нечаянное прикосновение.
Или отчаянное?
И голова так странно кружится…
Что было в тех мерзких микстурах?
И почему от каждого легчайшего прикосновения внутри словно трепещут крылья бабочек?
Я отдернула ладони.
— Ты странно на меня смотришь.
— Пытаюсь решить, что с тобой делать. Ты невероятно упрямая.
— Не надо со мной ничего делать! — нахмурилась я, подумав, что он снова заговорит о врачевателях.
— Не надо? — В глазах февра плясали золотые искры. — Я не могу удержаться.
Я с сомнением умолкла, смутно ощущая, что говорим мы о разном. И еще, что Кристиан со мной играет.
— А я и не знал, что ты умеешь держать в руках грабли.
Он снова сомкнул пальцы вокруг моего запястья, внимательно Рассматривая бледные пятна синяков.
— Всех учеников заставили убирать мусор, — пробормотала я. — Даже лорд Аскелан не избежал этой участи!
— Да, я видел, — Кристиан улыбнулся, не поднимая глаз. — У тебя отлично получалось. Словно доводилось делать это раньше.
Я рассмеялась, изображая, что шутка удалась.
— Конечно, обожаю махать граблями на досуге!
Кристиан поднял голову, и я увидела его расширенные зрачки.
— Интересно, что еще ты любишь делать на досуге? Может, расскажешь?
Отвел влажные пряди моих волос, упавшие на щеку. Пальцы февра мимолетно скользнули по моей щеке и шее. Голова отчаянно закружилась, и перед глазами на миг оказалось два Криса.
— Чем ты меня напоил? — возмутилась я.
— Это заживляющая микстура. Правда, побочным действием выступает опьянение и желание рассказать свои тайны. — Он склонился, почти касаясь губ. — Расскажешь мне свои секреты?
— Что? Нет у меня никаких секретов!
— Да неужели? Ни одного? — со смешком переспросил февр.
Мы уставились друг на друга. Я моргнула, пытаясь сосредоточиться. И с паникой ощутила желание ляпнуть что-нибудь тайное. Вот же Двуликий Змей! Пора сматываться. И быстро!
— Ну разве что мелкие шалости, — слегка сконфуженно пробормотала я.
— Очень хочу узнать обо всех твоих шалостях. В подробностях.
Я слезла со стола и покачнулась.
— Похоже, наверх придется нести тебя на руках, — насмешливо произнес он, с интересом меня рассматривая.
— Я… иду спать! — сердито оттолкнула я его руки.
— А как же ужин?
— Я не голодна.
— Боишься меня? — Кристиан с деланым удивлением улыбнулся.
— Я боюсь твоих желаний.
Улыбаться Кристиан перестал.
Я попыталась проскользнуть в сторону, но февр преградил дорогу. Воздух исчез окончательно. Я аккуратно обошла напряженного парня и направилась к лестнице.
— Спокойной ночи, Крис.
Шла, стараясь не сорваться на бег. В доме резко потемнело, лестница и вовсе погрузилась во мрак. Тени сгущались до черноты, окутывая дом непроницаемым пологом. Кажется, Кристиан стянул тени со всего Двериндариума!
Я взлетела по ступням, но когда взялась за ручку двери, ощутила, что Кристиан за спиной. Просто почувствовала всей кожей…
— Иви.
Его голос изменился. Насмешка исчезла, оставив что-то мучительное и хмельное. Этот голос ранил сильнее, чем бушующее Взморье. Темнота сгустилась и стала бархатной. Она касалась меня, ласкалась, трогала…
— Я тоже их боюсь, — шепнул он. Его дыхание коснулось моего виска.
Я замерла, всем своим существом ощущая его присутствие за спиной. Напряженное ожидание. Искушение. Рваный ритм двух сердец.
Сплетающееся тепло наших тел.
Обнимающая тьма…
Стоит лишь развернуться.
Стоит лишь прикоснуться…
Мне хотелось этого.
Не отвечая, я скользнула в свою комнату и захлопнула дверь. Прижалась к ней лбом. За створкой было тихо, никаких шагов. Я знала, что Кристиан не ушел. Что стоит, тоже прислонившись к двери. Я почти ощущала тепло его ладони, слышала учащенное Дыхание. Если он пожелает войти, я не смогу его остановить.
И не захочу.
Полночи я вертелась на раскаленных простынях, не в силах уснуть. Вставала, трясла занавесями и покрывалом, прогоняя бессонницу, снова ложилась, но мои глупые ритуалы сегодня не помогали.
Дом погрузился в тишину, но казалось, что я слышу стук чужого сердца…
Мысли о Крисе не давали успокоиться.
И пришлось прибегнуть к последнему средству.
Я вытащила спрятанный тубус, открыла его и осторожно развернула портрет. Свет включать не стала, лишь отодвинула занавеску, впуская в комнату лунный свет. Да и не нужна была мне лампа, чтобы увидеть ту, что была нарисована на холсте. Тонкие черты женского лица я знала наизусть.
В моей памяти не сохранились первые дни в приюте Лурдена. Я не помнила ничего из своей жизни до него. Все, что связывало меня с прошлым — портрет в старом тубусе. Он был в моих вещах, когда меня оставили у дверей приюта. Женщина на холсте смотрела вдаль. И каждый раз мне хотелось, чтобы она повернула голову и взглянула на меня. Увидела. Улыбнулась…
Но это был всего лишь старый портрет.
Нарисованные черты я знала, как свои. Но не знала, кем мне доводилась эта женщина. Была ли она моей матерью? Ответа у меня не было. Но я хотела верить, что да.
Этот тубус я хранила всю жизнь, как свое единственное сокровище.
Прикосновение к нарисованному лицу всегда успокаивало и наполняло тихим умиротворением. Словно кто-то шептал мне ласково: все будет хорошо…
Так случилось и в этот раз.
Успокоившись, я наконец заснула.
Завтракала я в одиночестве. Кристиан ушел, когда я спала. Воспоминание о вчерашнем вечере отбивало аппетит, даже вкуснейшая каша с орехами и ягодами не могла его вернуть. Меня затягивало в океан, я тонула и совершенно не понимала, что с этим делать.
Поэтому Альфа встретила хмуро и неприветливо. Да и ненастная пасмурная погода с мелкой крошкой снега, покалывающего лицо, не способствовала веселью.
Не выспалась? — отметил Нордвиг мою мрачность, открывая дверцу мехомобиля.
Я буркнула что-то в ответ и сунула нос в воротник шерстяной накидки, подбитой мехом. Занятия отменили, так что вместо формы пришлось надеть теплое синее платье. Альф выглядел столичным модником: под длинной волчьей шубой виднелись бордовая рубашка, расшитый серебряными розами и золотыми птицами парчовый жилет и наглаженные брюки. Зеленый камень в мочке его уха перемигивался с родовым перстнем на пальце, массивной шейной булавкой и золотыми часами в нагрудном кармашке. Но щеголеватый вид не мог скрыть глубокие тени под глазами парня и нервную дрожь его рук, слишком крепко сжимающих руль.
— Едем к маяку, — напомнила я. — Ты ведь помнишь уговор?
— Не вздумай меня обмануть, — с угрозой произнес Альф. — Если ты не дашь мне новые знаки…
— Я не обману.
Несколько мгновений он смотрел с подозрением, потом резко нажал на педаль, и мехомобиль сорвался выпущенной стрелой. Я ойкнула, едва не прикусив язык, и вцепилась в сидение. Альф оказался бесшабашным водителем. Он гнал даже по бездорожью, не обращая внимания на камни, летящие из-под колес, и ветки, скребущие по кузову нашего транспорта. Глаза парня горели, волосы растрепались, и он снова выглядел слегка безумным.
Всю дорогу я вспоминала святых и размышляла, что с такой жизнью мне точно пора учить молитвы. Они мне пригодятся!
Зато доехали мы быстро.
Белый каменный постамент с маяком вырос как-то неожиданно. Мехомобиль взвизгнул колесами, когда Альф остановил его и повернулся ко мне.
— Приехали, выходи!
Я выбралась наружу, осмотрелась. Солнце едва поднялось над Взморьем, снег прекратился. Маяк, издалека казавшийся небольшим, вблизи выглядел весьма внушительно. Круглое здание без окон возвышалось на краю скалы, над темной верхушкой с криками кружили чайки. Некогда белые стены от времени пожелтели и облупились, красивый постамент пошел трещинами, на всем лежала печать запустения. Ленивые волны бились о берег и рассыпали брызги на песок.
Но самое главное, здесь и правда было изваяние эфрима — совершенно целое, выполненное в полный рост! И черное, что странно контрастировало с белыми, облупившимися стенами маяка. Чудовище было изображено над входом. Казалось, миг — и зверь спрыгнет со стены. По бокам от эфрима скалились другие чудовища Мертвомира, цепью окружая круглое здание.
— Альф, почему вокруг так много изображений этих тварей? — вдруг спросила я. — Они повсюду, разве это не странно? По всей империи!
Даже за Дурденом у заброшенных склепов высились статуи эфримов и хриавов.
— Думаешь отвлечь меня глупыми вопросами? — проворчал Нордвиг, оглядываясь. — Бестиарий чудовищ создали в назидание потомкам. Изваяния запрещено уничтожать. Мы должны помнить о тварях и остерегаться их.
Я окинула маяк задумчивым взглядом. Бояться? А может, все наоборот? Может, кто-то изобразил этого хриава, потому что тот был ему… дорог? Может, это памятники тем, о ком кто-то скорбел?
— Хватит глазеть! Давай знаки! — одернул меня Альф, не дав додумать мелькнувшую в голове мысль. Его глаза возбужденно горели.
Я обернулась к парню.
— Альф, это опасно… — попыталась я его образумить и отшатнулась, когда лицо Нордвига исказилось в злом оскале.
— Значит, соврала? Соврала мне? Ты не знаешь? Врунья!
— Я знаю. Ладно… только не произноси их. Ты обещал!
— Я не самоубийца, — огрызнулся он. — Рисуй! Живо!
Со вздохом я подобрала палку и вывела на земле единственный знак, который помнила. Альф встал на колени — прямо в грязь своими выглаженными брюками.
Я отошла в сторону, со страхом поглядывая на море. Надеюсь, оно не взбунтуется и не слижет нас снова. Заметно дрожа, Нордвиг опустил ладонь на исчерченную землю. И я снова увидела, как почернели его пальцы, а символ заполз под кожу. Альф с хрипом втянул воздух, откинул голову. Шея его побелела, я видела, что парень изо всех сил сжимает зубы, чтобы не произнести ни звука. В широко распахнутых зеленых глазах застыли боль и наслаждение.
Черный символ покружил вокруг радужки и… пропал. Шатаясь, Альф поднялся. И развернулся ко мне.
— Это невероятно, — прошептал он. — Такая сила… Мне надо еще!
— Эй, мы так не договаривались! — возразила я.
Альф стремительно преодолел расстояние между нами и схватил меня за плечи.
— Еще! — рявкнул он. — Все, что ты знаешь! Сейчас же!
— Это все!
— Врешь! Рисуй еще!
Краем глаза я заметила, как шевельнулась фигура эфрима.
— Мне нужны все знаки! — заорал Нордвиг, не замечая, что черная фигура бесшумно спрыгнула со стены маяка. Одно смазанное длинное движение — и на голову Альфа опускается тяжелая лапа. Нордвиг свалился кулем к моим ногам, я вскрикнула. Эфрим схватил парня за ногу, собираясь швырнуть его со скалы.
— Ржавчина, нет! — заорала я, хватаясь за Альфа. — Ох, святые… Ты что же, убил его?
Эфрим зарычал, обнажая черные десны и изогнутые клыки. Дернул Альфа, и я, не удержавшись, плюхнулась на землю. Платье обнажило колени в шерстяных чулках. Эфрим моргнул. Выпустил ногу неподвижного Альфа. Опустился на четыре лапы и двинулся ко мне, лихорадочно принюхиваясь. Я задом попыталась отползти.
— Ржавчина? — неуверенно произнесла я. — Это ведь ты? Не пугай меня, прошу!
Чудовище приблизилось. Длинные когти оставляли на песке борозды. Одно крыло эфрим подволакивал. То самое, которое сломал в Мертвомире Кристиан.
— Ржавчина! — снова позвала я, протягивая вперед ладонь.
Зверь втянул воздух. Рыкнул на мой закрытый браслет. И царапнул кожу клыками, выпуская каплю крови. Слизал. И тут же его тело потекло, меняясь. Миг — и меня поднимают уже человеческие руки. Заключают в объятия. Прижимают с силой к обнаженному торсу…
— Мелкая… — хрипло произнес мой друг. — Твоя кровь возвращает меня! О святые, какое счастье тебя обнимать! Чувствовать… кожей! Руками! О-о… Как же хорошо!
Я обхватила его шею и тихо всхлипнула. Как же я рада его видеть! Мой дорогой друг, мой самый близкий человек! Тот, кто был рядом со мной в самые трудные моменты мои жизни. Тот, кто оберегал, защищал, закрывал собой. Ржавчина…
— Только не говори, что собираешься зареветь, — запинаясь, но с привычной ухмылкой произнес он. — Не поверю, что ты стала плаксой, пока меня не было!
Я подняла голову и рассмеялась сквозь слезы.
— Просто я ужасно по тебе скучала!
— Я тоже.
Он обхватил мое лицо руками, в светлых глазах вспыхнуло наслаждение. Посмотрел на мои губы и со вздохом прижался лбом ко лбу. Как делал в детстве. И я вдруг осознала… что на моем друге ничего нет. Что он совершенно голый! А мои ладони лежат на его спине!
Вот же склирз!
Ржавчина увидел мой взгляд и рассмеялся без доли смущения. Стеснительностью он никогда не страдал. Развернувшись, парень легко вытряхнул Альфа из шубы и накинул мех себе на плечи.
— Он ведь жив? — Я с беспокойством шагнула ближе.
Ржавчина коротким резким движением повернул голову. По-звериному. И я застыла, внезапно испугавшись. Волчий мех покрывал тело парня, словно эфрим все еще был здесь. Он никуда не ушел. Лишь на время сменил обличие. Ржавчина больше не человек.
— Жив, — с отвращением протянул он, глянув на Альфа. — И в его крови бьется язык Мертвомира.
— Отнеси его в мехомобиль, и мы сможем поговорить. — Увидев, что мой друг недовольно нахмурился, я подошла ближе. — Прошу тебя.
Не слишком церемонясь, Ржавчина оттащил Альфа в сторону и запихнул на сидение машины. Захлопнул дверцу. Я нервно сжала ладони, глядя, как он идет обратно. В черной шубе и босой. Высокий. Широкоплечий.
Другой.
Теперь он иначе двигался и смотрел. На его лице и теле появились шрамы, которых раньше не было. А в голове — мысли, которых я не знала.
Теперь все было иначе.
Остановился в шаге от меня, окинул жадным взглядом — от носов ботинок до макушки. И обратно.
— Ты повзрослела.
— Ты тоже, — тихо сказала я. — И изменился. Что произошло? Как ты попал в Мертвомир? Зачем вырезал на мне этот знак? Почему я… притягиваю тебя? Что происходит, Ржавчина! Отвечай немедленно!
— Кое-что осталось прежним — твой упрямый характер, — рассмеялся он, и ржавые глаза вспыхнули озорными смешинками. — Я ужасно этому рад.
— Не вздумай увильнуть от ответа! — Я ткнула в свой бок. — Что это за знак?
Он коротко раздвинул губы, и это тоже больше напоминало оскал, чем улыбку.
— Ты ведь слышала истории про ключ в Мертвомир? Некоторые даже верят, что этот предмет зашифрован в сложенных пальцах Божественного Привратника. Ты помнишь, что он показывает?
— Конечно, — я нахмурилась. — Это знает каждый ребенок.
Я сложила ладони и соединила пальцы, не понимая. Ржавчина поднял мои ладони и слегка меня развернул, чтобы руки попали в луч солнечного света.
— Посмотри на тень.
Я перевела взгляд на стену маяка. Там виднелась тень от моих РУК. Линии складывались в узор.
— Но это же… это рисунок! Тот самый, что ты вырезал на Мне! — едва не закричала я.
Да, это был он. Рисунок, который был у всех на виду. Который разгадал Харди Дефф и кто-то еще до него.
— Неужели это на самом деле ключ? — не в силах поверить и оторвать взгляд от рисунка теней, пробормотала я.
— Для меня это скорее маяк, — усмехнулся парень. Слова уже давались моему другу легче. — Для него нужен артефакт Мертвомира и два человека. Их душевная близость. Горячее желание встретиться. Цельное изображение, напитанное Даром. А главное — кровь…
Я резко опустила руки и развернулась к парню. Он смотрел на меня — горячо, не отрываясь. А я внезапно осознала многие пугающие вещи.
— Артефакт Мертвомира? Ты говоришь о ноже, которым вырезал рисунок? Волшебный нож… Но я ведь думала, что это лишь байка! Сказка, придуманная мальчишкой для собственного успокоения! Но ты… ты ведь знал? Уже тогда? У тебя был нож, и ты знал, что рисунок поможет меня найти… но откуда?
Я поперхнулась.
— Как у приютского мальчишки мог появиться такой нож?
Внезапно стало страшно.
Мой друг, которого я так ждала и искала. Друг, которому верила, как себе. Друг, которого, как оказалось, я совсем не знала.
У него были страшные секреты, у моего Ржавчины. И он не спешил делиться ими со мной.
Я смотрела на незнакомца. У него был жесткий звериный взгляд и тело хищника. Эфрим в человеческой коже.
Перед глазами возникло воспоминание, как легко эфрим отбросил Харди Дэффа…
Стало зябко, и я обхватила себя руками.
— Кто ты?
Он шагнул ко мне, сгреб в объятие. И я ощутила, как дрожит его тело.
— Виви, это я, — голос парня тоже мучительно дрогнул. — Это я! Не надо так на меня смотреть… я не чудовище! Я этого боялся… Боялся! Прошу тебя, прошу… только не смотри так! Это все еще я!
Его лицо исказилось, и я снова увидела того Ржавчину, что сидел у окна приюта и с тоской глядел на облетающий клен. Где-то внутри повзрослевшего парня все еще был тот мальчишка.
— Но я не понимаю… и мне страшно! Во что ты ввязался?
— У меня не было выбора. — Он тяжело втянул воздух, глядя на меня сверху вниз. — Ты должна знать, что очень дорога мне, Вив. Ты самое важное, что есть в моей жизни. Ты ведь понимаешь? Я… — Он нахмурился, размышляя, что мне сказать. — Ты права, у меня была тайна, о которой я не мог тебе рассказать. И дело, которое я обязан был сделать. Ты помнишь зиму, когда я заболел стылой болезнью?
Я торопливо кивнула.
— Ты говорила, что за нами приходил эфрим, но тебе никто не поверил. Но он действительно приходил. Более того, он меня вылечил. Я почти умер, Вив. Я был почти мертв. Когда я окреп, он пришел снова.
— Что?! — опешила я. — Но кто он?
Ржавчина помрачнел. Взгляд снова стал серьезным и жестким.
— Я не могу рассказать тебе, Вив. И не могу назвать имя. Поверь, это для твоего же блага! Он меня вылечил, но взамен взял с меня клятву отплатить этот долг. Осталось совсем немного. Все получится!
— Что получится? — нет, я ничего не понимала!
— Слушай меня внимательно, — он сжал мои плечи. На лбу Ржавчины вступила испарина, хотя на скале было ветрено и холодно. — Время заканчивается, мне нужно возвращаться.
— Что? Но я думала…
— Что я просто выйду через эту статую и останусь? Если бы все было так просто… — Он горько усмехнулся. — Я — тварь Мертвомира, мелкая. Я больше не могу дышать этим воздухом. Моих сил хватает лишь на короткое время. Теперь этот мир отторгает меня и причиняет боль. Чтобы снова стать его частью, мне надо вернуться, пройти через Дверь. Но я не могу ее открыть. Никто из нас не может.
— Из нас?
— Ты ведь нас видела, — глаза парня зло блеснули. — Ты ведь догадалась, кто мы? Вив! Для многих уже слишком поздно, мы меняемся. И это так страшно… Ты должна выпустить меня. Ты поможешь?
— Но как?
— Надо как можно скорее оказаться за Дверью. Я буду тебя ждать. Это очень важно, понимаешь? У тебя все получится, я знаю! Помоги мне остаться человеком, Вив!
— Я все сделаю, — прошептала я. Голова кружилась. Я мало что поняла, лишь осознавала, что Ржавчина снова уходит. Но я не хотела его отпускать!
Вцепилась в ладонь парня — горячую.
Он приложил мою руку к своей щеке, глядя с нежностью и болью.
— Мы мечтали о другой жизни, да, мелкая? Попроще. — Он усмехнулся, и горячие губы прижались к моей раскрытой ладони. Слегка отодвинув браслет, Ржавчина поцеловал черный рисунок, оставленный на моем запястье Мертвомиром. — Я носил это кольцо четыре года, — прошептал он, подняв взгляд. — Я не сошел с ума лишь потому, что вспоминал о тебе. Когда все закончится, мы сядем рядом, укроемся одним пледом и возьмем одну кружку чая на двоих. Как раньше. Я буду рассказывать тебе о Мертвомире. Обо всех его чудесах и опасностях, о том, как он красив и ужасен одновременно. Обо всем, что успел увидеть. А ты… ты расскажешь мне о себе. Все-все. А потом… Потом я скажу и сделаю то, о чем так долго мечтал.
Он тяжело втянул воздух. Испарины стало больше, лицо побледнело. Только в глазах по-прежнему бушевало рыжее пламя — как было всегда.
Ржавчина легко прикоснулся к уголку моих губ. Лишь на миг — и сразу отодвинулся.
— Мне надо возвращаться. Будь осторожна, мелкая, прошу тебя. И еще.
Его глаза стали злыми, пугающими.
— Держись подальше от февра!
Волчья шуба упала на землю.
Губы Ржавчины сменились клыками и угрожающе придавили мою кожу. Словно миг — и оттяпают руку вместе с браслетом! Я отшатнулась, уставившись на эфрима. Человек снова исчез, рядом стояло чудовище. Одним прыжком оно запрыгнуло на стену маяка и слилось с каменным изваянием.
Некоторое время я стояла, глядела то на маяк, то на море, кусала губы и думала.
А потом потащилась приводить в чувство Альфа, хотя голова гудела от новых сведений и сомнений.
Альфу, который пришел в себя и теперь ошалело тряс головой, я без зазрения совести соврала, что он свалился без чувств от силы знаков. Нордвиг смотрел с недоумением, явно пытаясь понять, что произошло.
— А впитаешь новый знак, еще и уши отвалятся, — пригрозила я. — Или еще что-нибудь важное!
— Врешь ты все, — простонал Альф, потирая затылок.
Всю обратную дорогу Нордвиг пытался меня разговорить, но я молчала, уткнувшись носом в воротник. Перед глазами все еще стоял Ржавчина. Незнакомый и родной одновременно. Я пыталась осознать изменения и понять, что испытываю, когда думаю о давнем друге. Мы выросли — и все изменилось. Совершенно все.
Когда мы подъехали, Нордвиг не вышел, чтобы открыть мне дверь. Лишь глянул мрачно:
— Завтра дашь мне новый знак. Я тебя найду.
Поняв, что спорить бесполезно, я молча покинула мехомобиль. И удивилась, увидев стоящую на пороге Силву.
— Госпожа Левингстон! — поприветствовала она. — Ну наконец-то! Я давно вас жду! Февр Стит велел помочь вам с волосами и платьем!
— Зачем? — не поняла я.
— Так ведь вы идете в «Белый Цвет»! — Силва простодушно похлопала глазами. — Вы идете танцевать! Надо постараться и сделать вас самой красивой, потому что февр Стит был ужасно сердитым!
Я мысленно застонала, совершенно забыв про обещание сходить в «Белый Цвет»! У меня не было никакого желания веселиться, даже хотела притвориться заболевшей, но Силва уже тащила меня на второй этаж. А войдя в комнату, я ахнула: на кровати лежало платье. Да какое!
Увидев мое ошарашенное лицо, юная служанка рассмеялась:
— Правда, оно прекрасно? Платье привезли из лавки господина Венканса, из «Золотой Иглы»! Вы знаете, что Дар этого господина позволяет ему шить одновременно несколькими иглами? Они сами вышивают и делают стежки! Он умеет создавать на ткани живые узоры, как знаменитый столичный мастер Бердес! И поверьте, живые узоры господина Венканса даже лучше! Они просто волшебные! Изумительный наряд, вы согласны? В «Белый Цвет» принято приходить в светлом! Ваш брат такой заботливый, правда? Госпожа Левингстон?
Я молчала, ошарашенно рассматривая платье. Светлый шелк с каплей лилового цвета. Узкий корсаж и широкие рукава. Фасон почти простой, но главное не это. По ткани снизу доверху плелись цветные узоры, и они были живыми! На шелке порхали птицы, вспыхивая искрами камней на крыльях, бушевало море, танцевали сказочные существа и росли деревья. Рисунок вышивки менялся и двигался, создавая все новые и новые картины. Это было произведение искусства, а не платье!
— У вас десять минут на купель! — оторвала меня от созерцания Силва. — Поторопитесь, госпожа Левингстон!
Я молча ушла, чтобы освежиться.
Когда вернулась, одетая в халат, прислужница раскрыла деревянный ящичек, расписанный цветами. Внутри лежали кисти, баночки, граненые флакончики и костяные маски. На последние я посмотрела с особенным удивлением. Эти маски любили обсуждать престарелые подруги вдовы Фитцильям. «Благородная госпожа гордится всеми своими морщинами, а не скрывает их под маской двери-аса!» — изрекала вдова и осуждающе поджимала губы. Но я замечала в ее глазах блеск интереса.
Маска, выполненная из тончайших костяных пластин, стоила Дорого. Умелые мастера разукрашивали ее, рисуя живой румянец и яркие губы. Стоило приложить маску к лицу, и она врастала в кожу, полностью скрывая изъяны живого лица и делая его свежим и юным. К сожалению состоятельных красавиц, эффект маски был недолговечным.
Силва уловила мой взгляд и улыбнулась.
— Маска вам ни к чему, госпожа Левингстон, ваше лицо прекрасно и без нее.
— Откуда у тебя все это? — удивилась я.
— От прежней хозяйки. Она была очень внимательна к своей красоте. Но садитесь, прошу вас! У нас мало времени. Сначала прическа!
Я молча опустилась на стул. Силва щебетала, рассказывая о невероятном мастере иглы и причесочнике с улицы Извилистая Канавка.
— Он умеет делать из волос букеты, представляете? И даже корабли! Идете, а на вашей макушке плывет целый фрегат!
— Я не хочу на голове фрегат! — очнулась я, и Силва хихикнула.
— Не переживайте, госпожа Левингстон. Я просто сделаю локоны и уложу их серебряными шпильками. Будет очень красиво!
Я глянула в зеркало, как ловко Силва перебирает мои пряди, и испытала неловкость. Девушка каждый день готовит в этом доме еду и убирает, а ведь я ни разу с ней не поговорила!
— Ты приехала в Двериндариум в поисках работы? — спросила я, глядя в отражении на Силву. — Или тоже мечтаешь открыть Дверь?
Шпилька уколола мне затылок, и я подпрыгнула.
— Ох, простите, госпожа Левингстон! Я случайно! Нет, я не хочу войти в Мертвомир, да и вряд ли заработаю это право. Оно даруется самим Верховным февром за заслуги перед Двериндариумом. Но я вполне довольна своей жизнью и служением Левингстонам. Мне повезло попасть в вашу семью.
— Откуда ты приехала?
— Из маленького городка. Вряд ли вы о нем слышали.
Еще одна шпилька едва не проткнула мою голову. Я покосилась на Силву. Кажется, девушка не расположена отвечать на мои вопросы. Настаивать я не стала, возможно, прислужнице неприятны воспоминания о прошлом. Да и мне было о чем подумать.
— Готово, госпожа Левингстон! — объявила Силва, и я снова глянула в зеркало.
— Очень красиво! — восхитилась я.
Локоны ниспадали на левое плечо, сверху мерцала серебряная сеточка, украшенная камнями. Она закрывала половину лица, придавая таинственный вид. Мои глаза Силва подвела темной краской, а губы — красной. Кожу лица, шеи и груди покрыла мерцающая пудра.
— Платье, госпожа Левингстон!
Выскользнув из халата, я протянула руки к наряду. Слои шелка стекли по телу. Талию Силва обхватила широким и жестким поясом, на котором тоже золотились узоры. На плечи опустилась короткая меховая накидка. Присев, прислужница сунула мои ступни в мягкие светлые сапожки.
Я повернулась к зеркалу. Я никогда не была такой красивой.
— Вы покорите «Белый Цвет», госпожа Левингстон! Вы так прекрасны! — радостно объявила Силва. И прислушалась. — Мехомобиль подъехал! Февр Стиг уже ждет вас! Днем он был зол, словно Двуликий Змей, так что лучше не испытывать его терпение!
— И почему же он был зол? — пробормотала я, спускаясь по лестнице.
Вариант ответа у меня, конечно, был, но я предпочла бы знать наверняка!
— Ох! Кажется, кто-то сказал вашему брату, что вы уехали на прогулку с господином Нордвигом. Боюсь, февру Ститу это не понравилось.
Я споткнулась на ступеньке. Вот же склирз! Может, отменить эту глупую затею с выходом в свет? Но сидеть с Кристианом в одном доме наедине еще хуже! Нет уж, лучше пойдем туда, где полно людей.
Подняв голову, я вышла на порог. Крис повернулся, услышав звон дверного колокольчика. Окинул меня взглядом — от макушки до носков. И снова. Я так же жадно рассматривала его. Потому что на февре был белый мундир! Белый! С двумя рядами серебряных пуговиц и золотой шейной булавкой.
Кристиан молча открыл дверцу мехомобиля и помог мне сесть.
В дороге он тоже молчал и прилагал усилия, чтобы не смотреть в мою сторону.
А мне словно сам Двуликий нашептывал в ухо, так и хотелось дерзить и подначивать! Мои страх и волнение искали выход.
— Я плохо выгляжу?
— Ты красивее всех, кого я когда-либо видел, — процедил февр, упрямо не глядя в мою сторону.
Я умолкла, не ожидая услышать подобную откровенность. И смутилась.
— Это из-за платья. Оно великолепно.
Кристиан бросил на меня быстрый взгляд. И снова отвернулся.
Дорога, к счастью, оказалось недолгой. «Белый Цвет» располагался в ряду кофеен и ресторанов, и с фасада здание выглядело совсем небольшим. Белые стены украшала благородная лепнина и витые колонны. Но стоило войти внутрь, как я поняла, что здесь поработали талантливые двери-асы. Помещение оказалось в разы больше, чем виделось снаружи. Пол устилал туман, словно весь «Белый Цвет» расположился на облаке. Богато сервированные столы парили в воздухе, как и кресла с атласными спинками. Стены оплетали белоснежные цветы, испускающие тонкий аромат. На синем куполе потолка сияли тысячи крошечных звезд-светильников.
Изумительное место!
Мою меховую накидку забрал прислужник. Ступив на «облако», я поневоле схватилась за руку Кристиана. Ноги по щиколотку провалились в туман. Февр сжал мою руку.
— Не бойся. «Белый Цвет» создан по подобию Белого Императорского Двора. А его называют самым красивым местом во всей империи.
Мы прошли к столику на двоих, парящему над небольшим постаментом. Усевшись, я смогла перевести дух и осмотреться. Просторный зал оказался забит посетителями. Здесь были февры, наставники и их спутницы. Женщин гораздо меньше мужчин. Все посетители и правда были одеты в светлые и дорогие одежды, на многих сияли драгоценности. Я заметила и знакомых — удивленную Ливентию, мрачного Альфа в углу, бесцветных близнецов за столиком на верхнем ярусе. Похоже, в «Белом Цвете» действительно собирались избранные Двериндариума.
Февры, сидящие за круглым столом, двигали по расчерченному полю костяные фигурки, кто-то разговаривал, кто-то обедал или танцевал. Негромкая музыка лилась с круглого балкончика, где расположились музыканты. Блестел хрусталь, столовые приборы и камни. Клубился туман. Раздавался смех. Молодые февры, заметив нас, оживились, некоторые подняли бокалы, приветствуя.
А я хлопала глазами, ощущая, насколько неуместна в этом обществе богачей. Маска Ардены вдруг оказалась неимоверно тяжелой. Захотелось уйти. Отправиться к маяку и попытаться снова увидеть Ржавчину. После встречи с ним я не могла спокойно смотреть на изысканные закуски и дорогие блюда на столах «Белого Цвета». Я знаю, что такое голод. Ел ли сегодня Ржавчина? Чем вообще он питается в Мертвомире? Где он спит? В норе или на голой земле?
Острая жалость терзала сердце.
Кристиан наклонился ко мне:
— Потанцуем? Ты ведь хотела.
Он встал, не отпуская моей руки. Положил ладонь на мою талию, легко потянул в сторону.
Я с волнением прислушалась к мелодии. Кристиан сжал мою ладонь и легко повернулся, увлекая за собой. Никаких сложных фигур, шаги и иногда — повороты. Поняв, что танец совсем простой, я расслабилась. Шаг и поворот! И снова! Откинула голову и увидела лицо Кристиана. Он рассматривал меня, между бровей залегла складка.
— Кристиан…
— Иви…
Мы начали одновременно, и оба осеклись.
— Зря мы сюда пришли. Так больше не может продолжаться, — сказал он. — Нам надо поговорить.
Нервная дрожь прошла по позвоночнику.
Музыка сменилась другой, и мы остановились.
— К Змею все! Возвращаемся домой.
Февр решительно сжал мою ладонь, разворачиваясь к выходу, но тут что-то изменилось. Над белым залом сгустились серые хлопья. Кто-то вскочил, уставившись на них, кто-то вскрикнул. Я знала, что это. Пепел. Ко мне он никогда не прилетал, мои родные погибли давно или не смогли при жизни заплатить мастеру ритуала. Но я видела пепел, прилетающий к вдове Фитцильям.
Серые хлопья закрутились воронками, собираясь над белым туманом. Посетители вскакивали, напряженно всматриваясь в его очертания. Пепел — не просто прах почивших родственников. Пепел — это их последнее послание. И сейчас каждый гадал, кому оно адресовано.
— Почему его так много? — испуганно спросила незнакомая девушка рядом с нами.
Ей не ответили, но возгласы начали раздаваться со всех сторон. «Белый Цвет» наполнился пеплом, который кружил, стекал струйками, разлетался. И снова собирался, образовывая фигуры.
— Божественный Привратник! — выдохнул кто-то позади. — Да их не меньше десятка!
Я ощутила, как окаменел Крис.
Пепел формировался в фигуры. Мужчин и женщин. Серые хлопья складывались в лица, богатые наряды, меховые накидки и украшения. Порой пепла не хватало — и страшные силуэты зияли провалами там, где должен быть нос или глаз.
И их было много.
Приземистая и пузатая фигура мужчины в дорогом парчовом сюртуке замерла перед Ливентией.
— Позаботься о маме, милая, — прошелестел призрачный голос. — И помни о Грандане, дочь!
Пепел разлетелся, осыпался в туман на полу.
— Папа? Нет! Ты не мог умереть! Папа! — Бледная до синевы Ливентия вскрикнула и начала оседать. Ее подхватил Киар Аскелан, усадил на кресло.
Фигуры из пепла двигались, ища тех, кому были отправлены. Статная женщина с диадемой в темных волосах остановилась перед Брайном Дествином:
— Помни свои корни, сын! — И фигура тоже осыпалась.
— Будь сильным, брат, — прошелестело сбоку от тонкой девушки, с печалью глядящей на Бурана Эйсона. Тот застонал, кто-то из друзей схватил февра и закрыл его браслет, опасаясь, что парень не сдержит свой разрушительный Дар.
— Помни обо мне…
— Не забывай…
— Я люблю тебя…
— Прощай…
— Прощай…
— Прощай!
Фигуры из пепла все шептали и шептали. Рядом с нами пепел закружил вихрем и собрался в сутулого старика. Он тяжело опирался на трость. Черты испещренного морщинами лица казались смутно знакомыми.
Кристиан до хруста сжал зубы.
— Дядя?
— Прости, Стит, не хотел тревожить твоего отца, — призрачная фигура закряхтела. — Так что мое последнее наставление придется услышать тебе. Слушай свое сердце.
Старик рассыпался. Я прижала ко рту ладонь. Что происходит? «Белый Цвет» потемнел от прощального праха. Светлые одежды испачкал тлен. Кто-то тихо всхлипывал, остальные стояли, пораженные.
— Ренегаты подожгли Синий Дворец столицы! — закричал, врываясь в зал, запыхавшийся февр. — Множество жертв среди старших родов! Мы должны быть сильными, господа!
Зал всколыхнулся, кто-то закричал. Посыпались проклятия, крики, стоны!
— Кристиан, — прошептала я. — Мне так жаль…
— Жаль?
Он смотрел вокруг потемневшими, злыми глазами. И вдруг с силой дернул мою руку.
— Живо иди за мной!
Моя меховая накидка осталась в гардеробе «Белого Цвета», но я о ней даже не вспомнила. Домой мы неслись, как безумные, из мехомобиля февр меня просто выволок, втолкнул в дом.
— Крис, ты меня пугаешь…
— Это я — тебя? — На его щеках залегли белые пятна. — Игры закончились! Ты знала о нападении? Ты связана с ренегатами? Что ты задумала?
Его пальцы впились в мои плечи, сжимая.
— Говори!
— Что?
От непонимания и страха пересохло в горле. Белый мундир Кристиана был покрыт серым пеплом. Как и мое платье.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь…
— Кто ты такая?
— Твоя… — начала я и осеклась.
— Ну что же ты замолчала? — со злой насмешкой произнес он. — Продолжай.
— Твоя сестра, — упавшим голосом сказала я.
Понимание оглушило.
— Сестра? — Он вдруг впился в мой рот — со злостью, которой я никогда в нем не видела. С отчаянием. С обжигающей жаждой. — Сестра? Знаешь, что я сейчас с тобой сделаю, дорогая сестра?
Я изо всех сил его оттолкнула, обхватила себя дрожащими руками. Понимание ударило хлесткой пощечиной. Нет, не сестру целовал Кристиан. А ведь меня ломало от ужаса, что он мог желать Ардену. А он…
— Ты знаешь… знаешь!
— Думаешь, я такой же порочный, как и младшая Левингстон? — рявкнул он. — Настолько, что способен вот так целовать девушку, с которой связан кровью? Так? Кто ты такая? Отвечай! Отвечай — или я не знаю, что сделаю с тобой!
— Приютская нищенка, — прошептала я. — Просто нищенка, которая поверила, что чудо возможно. Я ничего не знаю о ренегатах! Клянусь тебе!
Он с силой втянул воздух. Злости в темных глазах стало немного меньше.
— Говори! С самого начала. Я жду.
Я подняла голову.
— Все просто, — усмехнулась я, сдерживая дрожь. — Мы с Арденой похожи. Однажды она нашла меня…
Рассказ получился коротким и сухим. Я выложила все. О том, что росла в приюте, о книжном магазинчике, о своей встрече с богатой аристократкой, приготовлениях к подмене. Умолчала лишь о Ржавчине. Словно почувствовав, что я сказала не все, Кристиан снова разозлился.
— Ардена упоминала ренегатов?
— Нет! Я ничего о них не знаю…
— Почему я должен тебе верить?!
— Я говорю правду, — голос охрип то ли от страха, то ли шока.
Крис одним шагом оказался рядом, схватил мой подбородок, поднял. Я замерла под его взглядом, боясь даже дышать. У карателей есть право единолично вершить судьбу людей. И отнимать жизни.
Мой кошмар сбылся.
Я сглотнула сухим горлом.
— Куда ты ездила утром с Нордвигом? — внезапно спросил он.
— Что? — опешила я. — Да какая разница…
— Отвечай! — снова вспылил Кристиан.
— На прогулку! — выкрикнула я.
— Врунья!
Я вырвалась из его рук, но Крис толкнул меня к стене, прижал собой.
— Убеди меня, — прошептал он.
Я качнулась навстречу, даже не осознав смысла. Это было просто притяжение. А когда поняла… рука взлетела сама, и Крис дернулся от пощечины.
— Если думаешь, что я буду тебя ублажать ради молчания… — голос сорвался. Я вывернулась из держащих меня рук. — Никогда! Я иду к Верховному.
— Никуда ты не идешь, — февр схватил меня за руку.
Я снова вырвалась.
— Отпусти! Я все расскажу сама! Как же я устала от всего этого! Отпусти меня!
Кристиан снова меня дернул на себя, лихорадочно прижимая к стене, хватая за руки.
— Пусти-и!
— Никуда ты не пойдешь! — рявкнул он. Темные глаза казались безумными. — И ничего никому не скажешь? Поняла?
— Но…
— Ты не сказала, как тебя зовут.
— Вивьен, — прошептала я.
И он повторил. Медленно, почти слизывая звуки с моих губ.
— Ви… вьен.
И резко отстранился, даже руки за спиной сложил.
— Я верю, что ты говоришь правду, — сухо произнес Кристиан. — Я знаю Ардену, она что-то задумала. Я не расскажу о тебе, я сам во всем разберусь.
— Ты не скажешь Верховному? — опешила я.
— Нет.
— Значит, я могу сейчас просто уйти в свою комнату?
— Да, — сквозь зубы процедил февр. И отвернулся, словно даже смотреть на меня ему было невыносимо.
Я сделала шаг в сторону лестницы. И еще один. А потом три шага обратно.
— Нет, — выдохнула я.
Он глянул жадно.
— Почему?
И еще один шаг — навстречу.
— Я поняла, какой Дар ты от меня утаил, — сказала я, глядя в темные глаза Кристиана. — Ты ощущаешь мои чувства. Чувствуешь меня. А раз так… ты знаешь ответ.
Короткий вздох. И его губы — на моих. Сразу жадно, обжигающе горячо! Мы так желали друг друга, так жаждали, что не было сил медлить. Губы соединились, и мысли вылетели из головы — все до единой. Остались только чувства — невыносимо прекрасные.
Кристиан зарылся пальцами в мои локоны, беспощадно разрушая прическу. Серебряные шпильки с тихим звоном посыпались на пол, но мы этого не заметили. Его язык коснулся моего, погладил. И это движение отозвалось внутри жаром. Поцелуи стали откровенно ненасытными, порочными. Больше не было сдерживающих оков, мы были открыты друг другу.
Кристиан целовал меня — Вивьен.
Ви-вьен.
Такое нежное имя. Мне нравится произносить его. Мне нравится она.
Больше, чем нравится.
Шелк ее платья трещит под моими руками, и Вивьен тихо вскрикивает. Но в ее голосе и чувствах нет страха. Мой браслет открыт, и я жадно глотаю ежевику — острую, пряную, сладкую. Упиваюсь чувствами Вивьен и схожу с ума от своих собственных.
Я совершено забыл, что в этом доме есть кровати. Нет сил их искать. Я желаю больше ее поцелуев, ее кожи, волос. Тонкие пальцы девушки тянут мой мундир, пока я освобождаю ее от платья. Путаюсь в кружевах и пуговицах, злюсь. Обрываю ткань… Вивьен отступает и легко ведет плечами. Шелк соскальзывает с ее тела, и я на миг замираю. В мягком свете камина ее тело мерцает. На плечах и бедрах еще видны ссадины и синяки, и мне хочется тронуть губами каждый из них.
Так я и сделаю.
Не отрывая от нее голодного взгляда, освобождаюсь от своей одежды. Педантичность мне изменила, брюки, рубашка, сапоги — все летит на пол. Мы замираем обнаженные, рассматривая друг друга. Я уже знаю вкус ее кожи, знаю ощущение изгибов ее тела. И в то же время не знаю ничего. А хочу все. Раздирающее и новое желание — присвоить, сделать своей…
Я больше не могу ждать.
Главное — не сорваться и не кинуться на нее, словно оголодавший зверь.
Но если на этот раз кто-то осмелится нам помешать, я не удержусь от убийства.
Я не впервой видела Криса без одежды, но на этот раз все иначе. На этот раз мы пойдем до конца. И я рассматривала его с живым интересом, скользила взглядом по широким плечам, загорелому торсу, рельефному животу. Опустила глаза ниже и сглотнула сухим горлом.
Кристиан потерял терпение и рывком прижал меня к себе. Его руки погладили мою спину, очертили выступы позвоночника. Потом легли на мою грудь, мягко надавливая и сжимая. Поцелуй сместился ниже — на шею. Подтолкнув меня, февр опустил нас обоих на ковер перед камином. И я вдруг осознала, что не испытываю ни стыда, ни смущения, ни страха. Только желание и наслаждение. От прикосновений Кристиана, от срывающегося дыхания, от откровенного восхищения во взгляде. От совершенно очевидного возбуждения.
Когда его губы сомкнулись вокруг моего соска, я вздрогнула и заерзала, ощущая странное тянущее жжение внутри. Ахнула от этого влажного прикосновения, выгнулась навстречу Кристиану. Я подставляла себя под его жадные ласки, хмелея от запредельных эмоций. Шея, грудь, ямка пупка, линии ребер… И внутренняя поверхность бедер, оказавшаяся слишком чувствительной. Кристиан поцеловал везде. Испробовал на вкус. Языком и пальцами он рисовал на мне символы страсти, и я захлебывалась всхлипами, пытаясь удержаться на грани. Но не удерживалась и снова срывалась в омут наслаждения.
Нахмурившись, он тронул шрам под моими ребрами. Обвел пальцем, но я отвела руку Криса, и расспрашивать о шраме он, к счастью, не стал. Рисунок из рубцов не болел, напротив, кожа вокруг него словно замерзла и лишилась чувствительности. Но я не хотела об этом думать. Потянулась к Кристиану, неумело целуя жесткие губы, и февр снова расслабился. Я зарывалась пальцами в темные волосы, изучала ладонями литое тело. Жесткое, сильное, такое желанное… С наслаждением очерчивала ладонями рельеф спины и плеч. Тихо рассмеялась, когда сжала пальцы на его ягодицах, и теперь уже Кристиан не сдержал стона.
Он просунул ладонь между нашими телами, провел по моему животу и ниже. Смех замер на губах, и я горячечно втянула воздух, ощутив невозможное и слегка пугающее прикосновение между ног. Закусила губу, но это не остановило февра.
— Кристиан, — простонала я, хватая открытым ртом воздух.
Внутри было жарко и пусто. Словно тело стало сосудом, который жизненно необходимо наполнить. Словно только с ним я буду живой.
И почувствовав это, Кристиан прижал меня к ковру своим весом, вклинился между ног. На миг я увидела себя в его потемневших глазах — растрепанную, раскрасневшуюся. Такую красивую… Но тут Крис качнулся ко мне, соединяя наши тела. Тяжело дыша. Осторожно. Давая мне время привыкнуть и принять его. Лишь бешенно бьющийся под моими губами пульс и срывающееся, рваное дыхание выдавали его нетерпение.
Я обхватила его шею руками и резко потянула Кристиана на себя, не желая продлевать минуты страха. Боль заставила зашипеть сквозь зубы. Кристиан застонал, и в этом звуке сплелось его наслаждение и болезненный отголосок моих чувств. И это было так восхитительно, что я забыла о минутном страхе. Наши губы соединились, и тела снова качнулись навстречу друг другу. Руки Кристиана сжались на моих бедрах. Неуверенные, осторожные движения сменились сильными и глубокими. На лбу февра выступила испарина, волнистые пряди упали ему на лоб. Он дышал хрипло, снова и снова соединяя наши тела. Сплетая пальцы и взгляды. Смотрел мне в глаза — жадно, истово, горячо. И это казалось таким правильным. Это было настоящее и живое…
Ощущения накатывали, словно потоки лавы, выжигая и боль, и разум. Оставляя наслаждение. Горячее — оно било изнутри, выгибало тело, с хрипом царапало горло. Незнакомый поток нес меня куда-то вверх, выдергивал из привычных ощущений и забрасывал к звездам. И я уже ничего не видела — только тьму и бирюзу, только сияние. Тугие толчки внутри моего тела, ласкающие руки и губы, горячая кожа… Все сплелось и смешалось, толкая меня ввысь. Или все-таки — в бездну?
Я уже не замечала своих сиплых стонов. Еще один толчок — и наслаждение прошило меня гигантским стежком, нанизало на золотую иглу тело, разум, душу. Я услышала хриплый стон Кристиана, ощутила, как пульсирует и вздрагивает его тело. Февр тяжело опустился сверху, уткнулся лбом в ковер. Его тяжесть тоже воспринималась совершенно правильной и желанной. Какое-то время мы лежали, вслушиваясь в дыхание друг друга и треск поленьев в камине.
А потом я вспомнила:
— Мы ковер испачкали.
В ответ раздался смешок, и Кристиан поднял голову. Лазурь в его глазах могла бы затмить собой небо!
— А еще я хочу есть, — закончила я.
— Кто бы сомневался. — Он рассмеялся и легко встал, потянулся.
Я завороженно облизала взглядом его тело и тут же увидела, как изменился взгляд парня.
— Еды! — скомандовала я. — И воды!
Он хмыкнул и отправился за указанным. Я посмотрела на свои бедра, испачканные кровью. Осторожно поднялась, пытаясь понять, что чувствую. Голод и удовольствие. Странное сочетание, но ощущала я себя именно так. С сожалением глянула на свое платье — рукав оказался оторван. Вздохнула и отправилась в купальню. Назад вернулась в халате. Кристиан сидел на полу в одних штанах, потягивая из запотевшего стакана клюквенный напиток. Рядом стояло блюдо с нарезанным мясным пирогом и сыром.
Я осторожно приблизилась.
— Наверное, я с самого начала подозревал, что ты не Ардена. — Крис поднял голову. — По твоим эмоциям. И еще — по шагам. Ты всегда крадешься, как бездомная кошка, пробравшаяся на чужую кухню!
Он дернул край моего халата, усаживая меня рядом с собой. Обхватил лицо, глядя в глаза.
— Не жалеешь? — спросил чуть хрипло, и я мотнула головой, понимая, о чем он спрашивает.
— Ни капли.
— И это правда, — выдохнул он и улыбнулся.
Я откусила кусок пирога, прожевала.
— Что теперь будет?
Он слегка помрачнел.
— Ничего не бойся. И никому ничего не рассказывай.
— Ты меня не осуждаешь?
— Я уже говорил — мы не можем выбирать свою судьбу, Вивьен. И зная мою сестру, уверен, что ты всего лишь ее жертва.
Он помолчал, глядя в огонь.
— Я не верю, что Ардена испугалась Дара. Она лживая и порочная, но точно не трусливая.
— Тогда зачем эта подмена? — удивилась я, и Кристиан нахмурился.
— Пока не знаю. Но я в этом разберусь, обещаю тебе. Иди ко мне.
Он обнял меня одной рукой. Прижался губами к виску. Сидеть в его объятиях оказалось невыразимо приятно. Я нежилась в руках Кристиана, в его тепле и мягких поцелуях. Хотелось, чтобы это длилось вечно. И чтобы исчезло все, что разделяет нас. Просто Вивьен и просто Кристиан… Просто парень и девушка, нашедшие друг друга в хаосе жизни.
Шрам на боку больше не болел, напротив, казался безжизненным. Но я постаралась об этом не думать.
Я чувствовала себя счастливой. И это было странно и немного стыдно — ощущать счастье в день общей скорби.
— Твой дядя… — осторожно напомнила я. — Вы были близки?
Кристиан покачал головой.
— Я не видел его много лет. Да и отца вижу раз в год. Я… привязан к Двери, Вивьен. И не могу покидать остров надолго. Меня соединили с ней, чтобы спасти жизнь.
И, увидев мой ошеломленный взгляд, усмехнулся. И сухо рассказал мне, как провалился под лед. Я прикусила палец, осознав, какую ошибку совершила на Снеговье. А Кристиан продолжил:
— Понимаешь, Дверь по своей сути является мощнейшим артефактом. Исследователи Двериндариума до сих пор не могут выяснить ее истинную природу, лишь сходятся на том, что Дверь создана человеческими руками. Вероятнее всего, тем, кого мы называем Божественный Привратник. Когда я… умирал… отец не нашел иного выхода, кроме как связать мою жизненную энергию с энергией Двери. Такие случаи уже бывали, правда, немногие пережили привязку. Но мне повезло. Иногда я выезжаю на Большую Землю — как каратель. Но ненадолго. Чем дальше от Двериндариума, тем я слабее.
Кристиан задумчиво погладил мою спину.
А я сердито скривилась. Повезло, как же! Стать пленником этого острова! Просто насмешка судьбы — быть наследником одного из богатейших людей империи, но не иметь возможности покинуть Двериндариум!
Но жалости к нему я себе не позволила. Кристиан ее точно не желает.
— А я не видела ничего, кроме Дурдена. Это крошечный городок, там нет ничего интересного. И поверь, он гораздо хуже этого острова! Вокруг тянутся лишь болота, никакого моря.
— Тогда мне повезло, что меня привязали не к Дурдену, — рассмеялся февр. Повернул голову и поцеловал меня. Скользнул языком в рот, раскрывая губы, слизывая капли клюквенного напитка. — Вивьен… — хрипло прошептал он мне в губы. — У меня есть заживляющая мазь. Помогает при любых… повреждениях. Мы могли бы?..
Я тихо рассмеялась, обвила руками его шею.
— Могли бы. Только чур на кровати! Этот ковер не такой уж и мягкий!
Он рассмеялся, поднял меня одним движением и понес наверх.
Проснувшись, я некоторое время с удивлением рассматривала знакомую и незнакомую обстановку. А потом очнулась — ночью Кристиан принес меня в свою комнату. Воспоминания заставили покраснеть и улыбнуться. Но было радостно.
— Проснулась? — февр подгреб меня под бок и зевнул.
— А ты?
— Нет еще, — пробормотал февр, не открывая глаз. — Буду спать до весны.
— А я-то думала, мы займемся чем-то очень важным… — невинно протянула я.
Ресницы Криса дрогнули, и он открыл глаза.
— Чем же?
Я придвинулась ближе, к самому уху парня.
— Спрячем испачканный ковер, пока не пришла Силва!
Февр моргнул. Картинка в его голове явно не совпадала с озвученным мною образом.
— Чего?
Не выдержав, я рассмеялась. И оказалась со вздернутыми руками прижата к кровати.
— Крис, стой! Я серьезно! — Извиваясь и хохоча, я попыталась выползти из-под решительно настроенного февра. — Надо спрятать ковер! К тому же ты меня… замучил!
Он прикусил мочку моего уха, потянул. По телу прокатилась волна удовольствия.
— Совсем замучил?
— Кристиан!
— Ладно, — он выпустил меня со вздохом сожаления, слез с кровати и потянулся. Мой взгляд скользнул по черной вязи, обвивающей его позвоночник, опустился ниже.
— Замучил, значит? — с насмешкой произнес февр, глянув через плечо, и рассмеялся, когда я слегка покраснела. — Ладно, идем, посмотрим на улики.
Ковер мы свернули и засунули в шкаф. Влезать он не хотел, норовя вывалиться на голову. К тому же ситуацию сильно осложнял наш дикий хохот и поцелуи. Почему-то необходимость спрятать ковер безумно веселила! С трудом, но мы все-таки засунули упрямый сверток. И лишь когда заперли дверцу на замок и выдохнули, в голову Кристиана пришла блестящая идея:
— Слушай, а зачем мы вообще его прячем? В кладовке наверняка есть пятноочиститель.
— Ты не мог вспомнить об этом раньше? — возмутилась я.
— Ты меня отвлекала! — хмыкнул Кристиан и выразительно посмотрел на мои голые ноги, торчащие из-под короткой сорочки — все, что я впопыхах нашла в своей комнате. Качнулся ко мне, словно привязанный, и вздохнул.
— Но ты права, Силва скоро придет. Мне надо с ней поговорить, а ты пока оденься. Надо узнать, будут ли сегодня занятия.
Взлетая по лестнице, я услышала, как хлопнула входная дверь.
Силва — румяная с мороза и улыбающаяся — повесила шерстяную накидку на вешалку, остановилась посреди комнаты и осмотрелась с недоумением.
— Доброе утро, февр Стит! Что случилось с вашим ковром?
— Я случайно вылил на него кофе, — произнес я, наблюдая за прислужницей. Браслет я не закрывал со вчерашнего вечера. — Так что тебе придется заварить новый. И сделай покрепче, у меня была… м-м… насыщенная ночь.
— Конечно, февр Стит! Я мигом!
Девушка прошла на кухню, поставила на корзину с продуктами.
— Что приготовить на обед, февр Стит? В мясной лавке сегодня прекрасная телячья вырезка, я взяла целый кусок! Из нее получится великолепное рагу с печеным картофелем и сладким перцем! Как вы любите! А булочки только с жаровни, вы посмотрите! Госпожа Амина из пекарни сегодня превзошла саму себя! Эти булочки могут поспорить с теми, что ест император, вот увидите! Я взяла как обычно — с мясом, яйцами, и сладкие, с повидлом, орехами и маком. А из оранжереи доставили свежий латук и сочные томаты, я сделаю подливу к мясу! А кофе я сварю, конечно, сварю!
Я прислонился к дверному косяку, слушая болтовню девушки и наблюдая за ее точными и спорыми движениями. Силва всегда хорошо справлялась со своими обязанностями. Образцовая прислужница — умелая и быстрая.
Разложив продукты, Силва насыпала в мельницу кофейные зерна. Повертела ручкой, и кухню наполнил бодрящий аромат. Высыпав смолотое в кофейник, прислужница поставила его на огонь.
— Мне кажется, ты забыла добавить кое-что важное, Силва, — негромко произнес я, останавливаясь за спиной прислужницы. — Змееву траву.
Ее страх — резкий, воняющий гнилью — ударил мне в нос с такой силой, что я отшатнулся. Но повернулась Силва с невинной улыбкой и недоумением во взгляде. Разница между ее эмоциями и выражением лица была разительной.
— Не понимаю вас, февр Стит! Вы хотите, чтобы я добавила что-то к напитку? Сахар или сливки?
— Я хочу, чтобы ты сказала мне правду. — Я говорил тихо, не сводя глаз с ее лица.
— Но я не понимаю…
— Ты добавляла мне в кофе опасное снадобье. Поначалу немного, а последний раз — убойную дозу. Видимо, ожидая вполне определенного результата.
— Это какая-то ошибка, февр Стит…
Теперь лицо ее скривилось, глаза наполнились слезами. А страха стало еще больше. К тому же появилась горечь поражения.
— Разве? Думаю, сейчас мы прогуляемся до Вестхольда, Силва. В северном крыле проживает февр Джет Венсон, и он способен увидеть чужие воспоминания. Если ты не виновата, тебе нечего бояться.
Она вскрикнула и закрыла лицо руками. Страх сменился еще более отвратительно воняющим ужасом. И на миг стало жаль девушку. Но лишь на миг. Моя жизненная энергия связана с энергией Двери, вероятно, это спасло меня от губительного воздействия змеевой травы. Но Силва не знает таких подробностей. Никто не знает, кроме отца, Верховного и… Вивьен.
Имя отозвалось внутри сладкой дрожью, на миг выдергивая из реальности. Имя плавилось в крови и растягивало губы столь неуместной сейчас улыбкой. Имя делало меня счастливым и слабым…
И я тряхнул головой — не время.
— Змеева трава сводит людей с ума, — жестко произнес я. — Усиливает агрессию, злобу, ненависть! Под ее воздействием я мог убить…
Осекся, глядя на трясущуюся служанку. Ну конечно! Убить. Именно это я и должен был сделать! Убить ту, которую так ненавидел!
Свою сестру.
Вот только тот, кто это затеял, не знал о моей связи с Дверью и о том, что ненависть станет чем-то совершенно иным. Змеева трава усиливает чувства, но не создает их! А моя ненависть к Иви давно закончилась, заменившись иными эмоциями.
— Хватит реветь, говори! — я грубо дернул Силву.
Кофе закипел и выплеснулся на огонь.
— Я ничего не знаю… я не хотела дурного… простите меня! Я не знала, что это за настойка! И к чему она приведет…
— Кто тебе ее дал?
— Прислали посылкой… с запиской! Мне угрожали! На Большой Земле осталась моя сестра и брат, у них никого нет! Мне написали, что о них позаботятся, но я должна каждый день наливать в ваш кофе эту настойку. Я не виновата, февр Стит!
— Где эта записка?
— Она сгорела! Как только я ее прочитала! Вспыхнула, едва не спалив мои пальцы! Простите, февр Стит! Я очень боялась! Моя семья…
— Довольно! — оборвал я, поморщившись. — Что еще тебе приказали? Это ведь не все, так?
— Ссорить вас с госпожой Левингстон, — прошептала девушка. — Рассказывать другим о… мужчинах, которые ее навещают. Везде — в лавках, в оранжерее, в доме прислужников… А еще повесить на дверь багровый бант, как… как…
Лицо Силвы покрылось красными и белыми пятнами.
— Пощадите, февр Стит! Умоляю! Моя семья… я не хотела дурного!
— Замолчи.
Я отошел к окну, хмуро глядя на падающий снег. Ненавижу зиму. Хотя кажется, теперь немного меньше. Раньше зима была для меня темной, стылой и пустой. А теперь…
И, видимо, это «теперь» дурно влияло на мои решения февра и карателя. Выгонять Силву нельзя, это отпугнет того, кто присылал записки. Но и допустить, что девушка и дальше будет входить в мой дом — невозможно.
Порывшись в ящиках, я вытащил узкий флакончик зеленого стекла. Вылил несколько капель в стакан с водой, сунул хлюпающей девчонке в руки.
— Пей. Да не смотри так, не собираюсь я тебя травить. Ну, почти. Твое состояние ухудшится, будешь ощущать озноб, возникнет кашель. Старшему по прислужникам скажешь, что я дал тебе выходные дни, чтобы выздороветь. Запрись в своей комнате и не высовывайся. Если получишь новую записку с указаниями — немедленно принесешь ее мне. О нашем разговоре не должна узнать ни одна живая душа. Сделаешь что-нибудь неправильно — и тебя ждет суд Двериндариума. Или мой личный, что еще хуже. Ты все поняла?
Раздался еще один задушенный всхлип.
— Да, февр Стит…
Горький, вонючий страх сменился робкой надеждой. Так пахнет скошенная осенняя трава.
— Поможешь мне найти тех, кто все это затеял — и я отправлю тебя домой.
— Вы… вы… Февр Стит!
— Убирайся. Пока я не передумал.
Схватив свою накидку, девушка вылетела из дома.
Я посмотрел на телячью вырезку и вздохнул. Похоже, я остался без рагу.
Намочив тряпку, вытер кофейные разводы.
Вонь чужого ужаса до сих пор забивала ноздри, и больше всего хотелось подняться наверх, вдохнуть ежевику и то особенное, свежее, чем пахла Вивьен и чему я все еще искал название.
То, что змеева трава и все остальное — дело рук Ардены, я уже не сомневался. Она прислала сюда свою копию для того, чтобы… чтобы я ее убил. Я не видел иных вариантов.
Отшвырнул тряпку и сжал зубы.
Я всегда знал, что сестра меня ненавидит, хотя не понимал причину такого чувства. Но она была. Ардена желала то, что было у меня. Счастливое детство, семью и отца. А еще — наследство.
Старший Левингстон тяжело болен, его сердце стучит с перебоями уже много лет. Я каждый день со страхом ожидаю увидеть его пепел и радуюсь, когда он не появляется. Каждый новый приступ приближает отца к грани. Не потому ли клятая Ардена с такой радостью влипает в неприятности?
Но после смерти отца именно я стану полноправным наследником и опекуном Ардены, вплоть до ее замужества. Именно я буду распоряжаться всем имуществом семьи и жизнью моей сестры. А еще ее будущим, ведь я смогу выбрать ей мужа. И я не мягкосердечный отец, готовый потакать всем прихотям избалованной девчонки.
Я даже могу решить, что Орвинская обитель — лучшее место для проживания строптивицы.
Но убить меня недостаточно, отец составил слишком хитрое завещание. Моя смерть сделает наследство недоступным, оно отойдет в казну императора. А вот мое безумие может решить эту проблему! Или открытое нападение на сестру. Тогда Ардена станет жертвой, и наследство достанется ей. Только ни меня, ни Вивьен в живых уже не будет.
Я похолодел, напряженно собирая куски головоломки. Ардены нет на острове. Но кто-то должен поддерживать слухи среди знати, кто-то рассказывает о моей жестокости по отношению к сестре и о ее распущенности. Даже Лаверн уже смотрит на меня с подозрением, не говоря об остальных!
Кто-то заказал дорогой букет. Кто-то привез на остров редкую и запрещенную змееву траву. Кто-то должен позаботиться о том, чтобы погибшую Иви-Ардену признали лишь смертельно раненой, ведь оригинал должен «ожить». Кто-то должен спрятать труп Вивьен, хотя рядом со Взморьем это совсем не сложно… Кто-то посылает Силве указания.
Кто-то достаточно сильный, жестокий и циничный, чтобы проделать все это.
И этот кто-то совсем рядом.
— Вот же гадина, — пробормотал я.
Уж чего-чего, а смелости и хитрости Ардене не занимать! Почему-то понимание, что сестра желает меня убить, не вызывало ненависти, лишь глухое сожаление.
Невыносимо хотелось кофе, но что-то у меня пропал аппетит пить его в этом доме. К тому же, пора собираться в Вестхольд.
А жаль.
Мне хотелось просто подняться наверх, закрыть дверь в спальню и остаться там на ближайший месяц.
С Вивьен.
Свежий и сладкий запах погладил мягко, осторожно. И я улыбнулся — снова крадется, как кошка!
Гнев испарился, губы сами собой сложились в улыбку.
— Мне показалось, что Силва плакала. Все хорошо? — пробормотала Вивьен, обнимая меня сзади.
Я сжал ее ладони. Наши браслеты зацепились застежками, и мы рассмеялись.
— Я выяснил кое-что неприятное. — Обернулся, прижал девушку к себе, качаясь на волнах ее чувств. Коротко рассказал о прислужнице.
Вдохнул изумление Вивьен.
— Силва… вот уж не думала. Хотя она ведь следила за мной. Постоянно. Именно она рассказала тебе, что я на берегу с Альфом, помнишь? Хотя за это, кажется, стоит ее поблагодарить. Если бы ты не пришел, Иль-Тарион пополнился бы новой подводной жительницей!
Она постояла, лукаво глядя в мое лицо.
— Нам обязательно выходить из дома?
— Я хотел бы сказать «нет», — усмехнулся я. — Но увы. Скоро приедет Лаверн.
В подтверждение моих слов с улицы раздался торопящий сигнал рожка.
Вздох, полный сожаления, послужил мне хоть каким-то утешением.
Зеркало отражало все ту же Вивьен. Может, лишь глаза сияли по-новому да нацелованные губы казались слишком яркими. Пока Кристиан одевался, я задумчиво щипала булочку, пытаясь осмыслить произошедшее ночью. Правда, мыслей в голове было немного. Тем более разумных!
И еще я так и не рассказала Кристиану о Ржавчине.
Прикусила от беспокойства палец, нахмурилась. Врать надоело, но разве могу я рассказать о моем друге? Как поступит февр, когда узнает о чудовище? Крис пощадил меня, но не эфрима. Что сделают с ним каратели? Засунут в клетку, как тех несчастных из зверинца? Наденут ошейник и цепь? К тому же… мой друг так и не сказал, как очутился за Дверью. И зная Ржавчину, я была уверена, что он пробрался в Мертвомир незаконно! Да его наверняка казнят, если поймают!
Только не это!
Шрам на моем боку по-прежнему ощущался ледяным и безжизненным, и это наполняло душу ужасом. С моим другом что-то случилось. Что, если он уже…
Я мотнула головой, запрещая себе думать о худшем. Ржавчина жив! Он не может сдаться!
Но что же мне теперь делать? Как поступить? Как помочь Ржавчине и не подвести Кристиана?
Я мечусь между двух огней, куда ни пойди — всюду обожжет…
От раздумий голова пошла кругом, настроение окончательно испортилось.
Но спустившегося Кристиана я встретила улыбкой, не желая показывать свои переживания. А через минуту в дом постучал уставший ждать Лаверн — вопреки обыкновению хмурый и мрачный. Сегодня над шпилями замка угрюмо плескался на ветру лишь один флаг — черный. На дверных ручках, флюгерах и козырьках над порогами домов появились черные ленты. В окнах горели красные лампады — империя объявила траур.
— Основную часть гарнизона переправляют в столицу, — сообщил Лаверн, пока вез нас к замку. — Надеюсь, я буду среди них. Проклятые ренегаты!
Парень в сердцах ударил по рулю.
— Надеюсь, им всем уготована вонючая яма под хвостом Двуликого Змея! И поверьте, я лично отправлю туда с десяток ублюдков! Никакой пощады! Только смерть и кровь, которую они так любят! С удовольствием выпущу из этих сволочей всю, до последней капли! Во благо Двери!
Лаверн выдохнул, мы с Кристианом переглянулись. И февр незаметно сжал мою ладонь, сплетая пальцы.
Над Вестхольдом пролетел тревожный, протяжный звук горна.
— Верховный объявил общий сбор, — сказал Лаверн.
— Стивен пришел в себя? — спросил Кристиан.
— Да, этой ночью. Он еще слаб, но чудовищно зол! Двериндариум объявляет охоту на ренегатов!
Я прикусила губу, глядя на красные огоньки траурных лампад и развевающиеся черные ленты.
— Я должна навестить Ливентию, — сказала я, когда мы подъехали к замку.
— Передай ей мои соболезнования, — произнес Кристиан. И рывком притянул меня к себе. — И будь осторожна, Вивьен.
— Не называй меня так, — прошептала я, вырываясь.
В холле замка возле статуи Божественного Привратника как обычно толпились люди — ученики, февры, наставники. А Крис меня откровенно обнимал!
— И прекрати так смотреть! — зашипела я. — Кристиан, ты слышишь? Отпусти меня!
— Это слишком трудно. — Он усмехнулся, но руки разжал.
Посмотрел мне в глаза, словно хотел добавить что-то еще. Но вокруг толкались люди, выла сирена горна. И Крис отступил.
— До вечера.
Поцеловал мой лоб и скрылся в коридорах Вестхольда.
Я постояла некоторое время, глазея на сложенные руки мраморного изваяния. Под ногами привратника плелись буквы на староимперском, и это заставило вспомнить о других неприятностях.
Альф!
Надо было рассказать о нем Кристиану! Обернулась, но февр уже скрылся в глубинах замка. А Нордвиг ждать не станет. Не получив желаемое, отправится к Верховному, чего доброго!
Вот же Двуликий! Я едва не застонала, не зная, как выбраться из паутины опутавших неприятностей.
— Надо было все-таки утопить паршивца в море, — в сердцах пробормотала я.
По всему выходило, мне нужен еще хоть один знак, чтобы Альф на сегодня от меня отстал. А значит — придется снова спуститься в подземелье. Я поежилась, представив эту прогулку. Что, если я снова заблужусь?
Передернула плечами.
И тут мой взгляд упал на высокую фигуру, ссутулившуюся в углу за статуей Привратника.
— Ринг! — Я подскочила к парню, осененная блестящей идеей. Здоровяк заморгал, глянул удивленно. — Ринг, мне нужна твоя помощь!
— Иви? Что случилось? Почему ты не на занятиях?
— Из-за траура оставили лишь самоподготовку, успею, — я махнула рукой на стену, где висело объявление. И вспомнила: — Ой, сегодня ведь Мелания должна войти в Мертвомир. И… Ливентия… Только она, наверное, не пошла.
— Пошла. — Ринг рассматривал свои огромные руки с обгрызенными ногтями. — Она сказала, что теперь сделает все, лишь бы найти Дар. Самый смертоносный из возможных.
Я потопталась на месте, испытывая чувство вины. Какой бы ни была Ливентия, ее надо поддержать.
— Ты видел ее вчера? Ну, после того… как прилетел пепел?
— Да. Она пришла ко мне.
— К тебе?
От изумления я даже рот открыла. Высокомерная южанка отправилась за утешением к Рингу? Я что же, сплю?
Здоровяк коротко глянул на меня и снова отвернулся. А я так и застыла с открытым ртом. В черных глазах парня я увидела что-то живое, бьющееся, пламенеющее, мучительное… Божественный Привратник и вся святая рать! Да ведь Ринг влюблен! По-настоящему! В Ливентию… Ох!
Парень усмехнулся, верно истолковав мой взгляд.
— Что, сильно заметно? Не отвечай, сам все знаю. И она знает. Для Конфетки это было лишь временным… развлечением. Постыдным, к тому же, — он невесело усмехнулся. — А я… волнуюсь за нее. Мертвомир — гадкое место. Лучше бы Конфетка отсиделась в кустах, чем гонялась за Даром. У меня дурное предчувствие. С утра кишки ноют и за левыми ребрами болит так, что мочи нет! Что-то грядет, Золотинка, вот чую своей побитой шкурой!
— Ты рассказал Ливентии, что ее ждет за Дверью?
— Показал. Как смог. — Он рассмеялся, на миг становясь очень привлекательным, но тут же снова опустил голову и сгорбился. — Каторжники говорят: ничего за спиной. Это значит, что нечего терять, кроме своей паскудной жизни. И некого. Никаких привязанностей. Так проще, теперь я знаю. Так что у тебя за дело, Золотинка?
— Хочу, чтобы ты проводил меня в еще одно гадкое место, — сообщила я. — В подземелье Вестхольда!
— Сырая и гиблая дыра глубоко под землей? Где нет ни света, ни свежего воздуха? — с кривой улыбкой протянул Ринг. — Кажется, это как раз то, что мне сейчас нужно. Идем!
Дорогу к платформе мне найти удалось. Вот только, к моему удивлению, рычаг оказался на замке. Но не успела я расстроиться, как Ринг достал один из своих ножей, поковырял в скважине, и запор щелкнул, открываясь.
Парень презрительно прицокнул языком, а я не стала уточнять, когда и где он приобрел столь полезные навыки.
Без малейшего скрипа платформа двинулась вниз. Сегодня нижние этажи оказались неосвещенными, мы спускались во мрак, и я в очередной раз порадовалась, что пришла с Рингом.
Достигнув подземелья, платформа дернулась и встала, а мы осторожно двинулись к решеткам. Я вытащила из сумки крошечный светильник, включила и размыла тьму бледным пятном света.
— А ты умеешь выбирать места для прогулки, Золотинка, — хмыкнул Ринг, с интересом осматриваясь. Со стены взирали Безмолвные люди.
— Не спросишь, зачем мы тут?
— Захочешь — сама расскажешь. Я в чужие дела нос не сую, а то можно и без носа остаться.
Я тихо рассмеялась, оценив его мудрость, и подняла светильник выше.
— Постой здесь, мне надо кое-что найти, — велела я, двигаясь вдоль рисунков безумного художника. — Это быстро.
Ринг кивнул и остался во тьме, но похоже, парня она совсем не беспокоила. Я же торопливо миновала нарисованную крылатую девушку. Луч света скользнул по перьям и лицу, и почудилось, что красавица шевельнулась, глянула из-за плеча. Я вздрогнула, внимательно всматриваясь в стену. Кажется, или рисунки слегка… изменились? Безмолвные люди вскинули копья, крылья девушки распахнулись, а парящий в небе корабль развернулся.
Или все это мне лишь кажется?
Поежившись, я торопливо двинулась дальше.
А вот и человек без лица.
Символы Мертвомира плясали вокруг него, и их стало… больше! Я готова была в этом поклясться! Словно за время моего отсутствия змеевы буквы размножились!
— Ладно, мне же лучше, — пробормотала я. Вытащила листок и быстро перерисовала несколько знаков. Сунула лист в сумку, и тут… из темноты раздался стон!
Шарахнувшись в сторону от стены, я испуганно подняла светильник, пытаясь отогнать тьму. Что это было?
— Ринг? Ты слышал? Эй, ты где?
Там, где я оставила своего сопровождающего, темнела какая-то куча. Может, парню стало плохо возле этой клятой стены?
Забыв про страх, я бросилась к нему.
— Ринг! Ринг, что с тобой?
— Не подходи… Сейчас это пройдет… — то ли стон, то ли рычание едва напоминало голос моего приятеля. — Стой там, Золотинка… я сейчас…
Куча ворочалась, меняя очертания. Во мраке, лишь едва разбавленном светом моей лампы, двигалось что-то большое и пугающее. И казалось — нечеловеческое…
Я застыла, боясь пошевелиться.
— Отойди…
Прикусив губу, я сделала два шага назад.
— А я думала, ты любишь подземелья, — как можно беспечнее произнесла я, нащупывая в кармане кусок стекла. Так себе оружие, но хоть что-то! — Похоже, это не пришлось тебе по вкусу? Недостаточно сырое, а, Ринг? Ладно, обещаю, что в следующий раз найду что-то получше.
Темная куча угрожающе заворочалась. Фигура парня казалась жуткой, изломанной…
— Не помогает… — глухо проговорил-простонал Ринг.
— Тогда, может, вспомнишь Ливентию? — тихо произнесла я. — Она сейчас в Мертвомире, Ринг. И ей нужна поддержка, даже если она никогда в этом не признается. Она нуждается в тебе. Так что возьми себя в руки! Немедленно! Ты меня слышишь? Постарайся ради Конфетки!
— Не вер-р-р-рю…
Куча тяжело осела на пол, согнулась. Тихо застонала. Какое-то время я слышала лишь тяжелое хриплое дыхание. Крадучись, подошла ближе.
— Ринг?
Он поднял голову — бледный, взъерошенный, отчаянно моргающий.
— Я нашел в Мертвомире не стекло, Золотинка, — уже нормальным голосом произнес парень. — Мой сопровождающий наставник лишь кивнул на лес, мол — ищи, парень. Но Змеев хвост! Там ничего не было! Я переворачивал камни, раскидывал коряги, рыл ногтями землю! Ничего! А потом под ладонью что-то мелькнуло. Я подумал — стекло! Повезло! Вытащил. А там не стекло, Золотинка… Но я хотел верить. У меня было лишь мгновение на решение. Я просто не мог выйти без Дара! И я ее взял. Это была кость. Знал, что нельзя ее брать, но время заканчивалось. Кость… Условно живое, так? То есть почти мертвое! Я верил, что мне повезет. Молился святому Айвису — покровителю земляных недр… и все же знал, что кость брать нельзя. Знал… И теперь вот это. Иногда внутри что-то рвется — и я теряю себя… А еще я вижу сны наяву — они сводят меня с ума. Странные жилища, непонятные предметы и вещи… Чужой мир и чужие воспоминания!
Он вдруг вскочил и ткнул пальцем в нарисованный город, зависший над бездной.
— Вот смотри, смотри, Золотинка! Это Криаполис, один из Парящих городов! Здесь Мост-Во-Везде, здесь Воздушная гавань, здесь Рассветная башня. А это площадь Великих, на ней солнце целует статуи из розового и черного мрамора. Тринадцать Двуединых, тринадцать Первых! Крылатая Дева, Мечедержец, Гривоносный, Неуловимый! Ты видишь?
Ринг обернулся на меня и осекся. Снова посмотрел на стену, но там был лишь рисунок серым грифелем — непонятный и безумный. Я не видела того, о чем говорил парень.
Здоровяк дернул себя за черные пряди, словно пытался оторвать свой скальп.
— Вот снова… Я думал, что ЭТО прошло, но подземелье пробудило чужие воспоминания. Иногда мне кажется… что я становлюсь кем-то иным.
Ринг тяжело облокотился о стену.
— Ты сказал феврам?
Он покачал головой, и я усмехнулась. Ну конечно.
— Мне предлагают остаться в легионе Двериндариума и служить на благо империи. Правда, для начала надо овладеть черным пламенем. Вот только оно принадлежит не мне!
Ринг снова взъерошил волосы, глянул хмуро. Но взгляд стал почти нормальным.
— Может, оно того, пройдет? Как думаешь?
— Может, — с сомнением произнесла я.
— Вот и я о том… может, это Дар такой, трудный! Никак во мне не приживется. Рядом с Конфеткой ЭТО утихает, вот я и думал… Ладно, извини, Золотинка. Что-то я сегодня сам не свой.
— Это точно, — пробормотала я, и Ринг ухмыльнулся.
— Только вот того… По правилам Эхверского Ущелья мне надо бы тебя закопать в том углу, чтобы не разболтала мои тайны.
Я крепче сжала стекло, почти порезав пальцы.
— Но ты ведь этого не сделаешь?
Ринг моргнул. И вдруг широко ухмыльнулся и подмигнул.
— Конечно, нет. Я же пошутил, Золотинка! Ты не из болтливых, так?
Развернулся и потопал к выходу. Даже насвистывать начал!
Я поплелась следом, раздумывая, не стукнуть ли шутника по башке. И решила, что воздержусь. Потому что боюсь не допрыгнуть!
Когда мы с Рингом вошли в лекторную, почти все места уже были заняты учениками, которых сегодня оказалось удручающе мало. Я покосилась на пустые столы, где должны были сидеть Мелания, Ливентия, Майлз и Дерек. Все они сегодня испытают свою удачу в Мертвомире. Альфа, к моему удивлению и немного — радости, тоже не было.
Я заняла свой стул у окна. На подиуме за столом наставника сидел седовласый архивариус, время от времени окидывая лекторную сонным взглядом поверх очков. Нам раздали учебники и отметили главы для изучения. Но пользуясь отсутствием февра Бладвина, ученики либо дремали, либо шепотом обсуждали нападение в столице, либо играли в бумажный бой. Лишь бесцветные близнецы погрузились в изучение скучного учебника, кажется — даже миновали заданные главы.
Я снова приложила ладонь к боку. Шрам леденел под пальцами, и это повергало меня в отчаяние. Что случилось с Ржавчиной? Вдруг он ранен? Или и вовсе…
От страха сдавило горло.
Мне необходимо попасть в Мертвомир! Вот только как?
Открыть Дверь повторно мне разрешат лишь через месяц, я ведь не принадлежу к семейству Аскеланов и не грызу денно и нощно гранит змеевой науки!
Сердито глянула на одинаковые белоснежные затылки северян. Словно почувствовав мое внимание, Рейна обернулась и обожгла злым рубиновым взглядом. И эта алая ненависть заставила подскочить. Потому что в мою голову пришла идея!
«Когда не могут помочь друзья, вспомни о врагах!»
До перерыва я сидела, как на иголках, рассматривая белые затылки и обдумывая пришедшую в голову мысль. И когда архивариус наконец звякнул колокольчиком, отпуская учеников на обед, я подхватила сумку и подошла к столу Рейны Аскелан.
Северянка подняла голову и уставилась на меня со смесью злости и удивления. Ее брат глянул с интересом.
— Иви, я рад видеть тебя в добром здравии, — произнес он. — Мы слышали, что ты пострадала при наводнении. Я хотел выразить тебе свою поддержку и участие, но февр Стит дал понять, что я нежеланный гость в вашем доме.
— Ты приходил? — удивилась я, и Киар кивнул.
Глаза Рейны угрожающе сузились, и я подумала, что моя нелепая идея вполне может сработать!
— Стит иногда слишком суров, ты прав. Но и он может передумать. — Я небрежно смахнула с рукава пылинку, краем глаза наблюдая за бледной Рейной. На снежном лице ни единой капли румянца, мраморная глыба, а не девушка! Лишь глаза алеют, словно похоронные лампады!
— О чем это вы? — процедила Рейна. — Насчет чего передумать?
Киар с интересом рассматривал мое лицо, словно пытаясь добраться до мыслей.
— Но вообще-то я хотела поговорить не с тобой, Киар, а с твоей сестрой.
Лица близнецов стали одинаково удивленными. Я безмятежно улыбнулась.
— О своем, о девичьем. Ты ведь позволишь?
— Конечно. — Лорд несколько обеспокоенно глянул на Рейну. В его глазах мелькнул угрожающий огонек, словно северянин предупреждал сестру не давать наедине со мной волю эмоциям. За нее он явно не переживал!
Забрав учебники, лорд Аскелан покинул лекторную. Мы с Рейной остались вдвоем.
— Что тебе надо? Говори, — грубо бросила девушка.
Краем глаза я заметила клочки тумана, появившегося возле ее рук.
Я вскинула подбородок, в упор глядя в алую тьму ее глаз. «Врагам и бешеным собакам надо смотреть в глаза. Не моргая», — так говорил Ржавчина.
— Повежливее, — насмешливо произнесла я, пытаясь меньше дышать. Серого ядовитого тумана стало больше. И я с ужасом поняла, что в одежде Рейны проделаны сотни мелких дырочек — незаметных глазу, но позволяющих выпускать ядовитые испарения ее кожи! Вот же Змей Двуликий, почему этой гадине разрешено ходить с открытым браслетом?
— Повежливее, ты ведь не хочешь расстроить свою будущую родственницу? М-м, как зовется жена брата? Кажется, я пропустила этот урок…
— Что ты несешь? — зашипела Рейна, однако на ее лице мелькнул испуг.
— Так и знала, что Киар тебе не сказал.
От ядовитых испарений дышать становилось все труднее, но я делала вид, что чувствую себя прекрасно.
— Твой брат предложил мне… скажем так — узнать друг друга получше, прежде чем объявить об официальной помолвке. Он сказал, что я полюблю Колючий Архипелаг. Потому что он сделает все, чтобы мне там понравилось.
Горло сдавило призрачной удавкой тумана, но даже сейчас я не моргнула.
— Нет… нет! — Рейна отшатнулась с ненавистью. — Ты врешь! Да я убью тебя! Я выпущу твою кровь и оставлю навеки в ледниках! Только посмей!
Туман укутал тело Рейны целиком, а потом начал раскрываться лепестками смертельного цветка. Сердцевиной была бледная до прозрачности алоглазая северянка. Лепестки тумана распались и стали щупальцами, потянулись ко мне. Из цветка Рейна превратилась в гигантскую отвратительную медузу!
— Убьешь? — Я шагнула прямо в ядовитые щупальца, которые расползались вокруг северянки, делая ее жутким монстром. — Ты, кажется, забыла, кто я! Я — Иви-Ардена Левингстон, я принадлежу не только старшему роду, но и одному из богатейших семейств империи! А мой брат — каратель Двериндариума. За мою смерть он сотрет тебя в порошок, Рейна! Или еще раньше это сделает сам Киар?
Я прищурилась со злой насмешкой.
— Так что не смей мне угрожать, ясно? Но мы могли бы договориться.
Щупальца тумана обвили мои руки и ноги, заползали в рот, уши, ноздри, глаза… Они убивали меня! Алые глаза Рейны сияли мертвым светом, белые косы шевелились, словно медузы. Ее лицо стало серым, как та гадость, которую она создавала. Мое дыхание заканчивалось, я это понимала. Кожа покрылась каплями ледяной испарины, мундир стал невыносимо тяжелым. Горло раздирал кашель. Еще миг — и я упаду на пол, раздирая ногтями шею, чтобы сделать хотя бы глоток воздуха!
Всего лишь миг и…
И Рейна отступила.
Ядовитые щупальца поползли по полу обратно к своей хозяйке.
— Чего ты хочешь? — процедила девушка.
— Киар получит отказ, если ты мне поможешь. Мне нужно твое место в очередности списка Двери. Завтра в Мертвомир войду я, а не ты.
— Что? — северянка недоуменно моргнула. — Но зачем тебе это? Ты и так откроешь Дверь, просто несколько позже!
— Я не собираюсь объяснять! — надменно бросила я. — Я хочу войти в Мертвомир завтра! Считай моей прихотью. Но благодаря этой прихоти ты никогда не увидишь меня рядом со своим ненаглядным братом!
Рейна нахмурилась, мучительно пытаясь найти подвох. Щупальца рассеянного тумана уже жались к ее сапогам, словно скулящие щенки.
— Но как я объясню это брату?
— Придумай что-нибудь, Рейна!
— Если я официально передам тебе свое право на вход, ты навсегда забудешь о Киаре, так?
— Даю слово Левингстонов, — торжественно произнесла я.
— Хорошо, — выплюнула бесцветная. Торопливо достала бумагу и написала официальное подтверждение. Прижала к листу родовой перстень-печатку, и под строчками возник скалящийся белоснежный волк. С зубов зверя капала кровь, морда была испачкана алым. — Моя сопровождающая — Лейта Скарвис. Я передаю тебе право на вход в Мертвомир. Надеюсь, тебя там сожрет какая-нибудь тварь!
Швырнула бумагу на стол, развернулась и скрылась за дверью.
Я бросилась к окну, распахнула створки и вывалилась наружу, с жадностью глотая морозный воздух. Перед глазами плыли алые круги, горло саднило. Но я победила. Победила!
Надышавшись, вернулась и аккуратно сложила листок. Завтра я открою Дверь. Но что найду за ней?
Ледяной шрам на боку не давал дышать и думать. С моим другом что-то неладно!
На обед я не пошла, так и просидела возле окна, рассматривая падающие снежинки и черные ленты, плещущиеся на ветру. После перерыва вернулись ученики, расселись. Только Аскеланов среди них не было. А когда архивариус начал урок, дверь снова распахнулась, впуская двух февров. Я их помнила — один светловолосый и хрустальноглазый, с которым когда-то ругалась Ливентия. Второй — Эйсон Флиман по прозвищу Буран.
Февры вошли в лекторную — и ученики начали подниматься, озадаченно переглядываясь.
— Что-то случилось, господа? — поднял свои очки архивариус.
— Ринг, подойдите, — отчеканил светловолосый каратель. — Это приказ.
Ученики встревоженно переглянулись. Ринг затравленно сжал кулаки, но потом молча шагнул в сторону незваных гостей. Я подскочила к Эйсону, тронула его локоть.
— Буран, вы ведь помните меня? Что происходит? Ринг — мой друг, он ничего не сделал…
— Конечно, я вас помню, госпожа Левингстон, — суровое лицо карателя смягчилось. — У нас приказ проверить вашего соученика мертвым железом.
И, увидев мой непонимающий взгляд, пояснил:
— Очень редко при проходе через Дверь предметы из Мертвомира не сливаются с человеком. В нашем мире они обладают уникальными свойствами. Например… Помогают выявить начинающееся безумие или опасный бесконтрольный Дар. Или… нечто еще более страшное. Это очень опасные явления. У нас есть подозрения, что Ринг не справляется со своим Даром.
Я похолодела, беспомощно уставившись на молчащего здоровяка. Он смотрел в пол и не пытался отрицать.
— Если мертвое железо не изменится, мы просто покинем лекторную, — кивнул хрустальноглазый февр. Протянул руку. На его ладони лежал самый обыкновенный с виду гвоздь.
— Ринг, просто сожмите железо в руках.
Здоровяк обреченно взял гвоздь. Миг — и железо в его ладони покрылось бурым налетом, едва не закипев. Гвоздь со звоном упал на пол, а светловолосый февр одним прикосновением заковал Ринга в хрустальную броню. Лицо парня закрыла граненая маска, руки и ноги соединились кандалами, вдоль спины выросла прозрачная ось и множество ободов, обхвативших тело Ринга. Ученики испуганно вскочили, роняя стулья.
— Эйсон, это какая-то ошибка! — закричала я.
— Мертвое железо не ошибается, — сурово оборвал Буран. — Извините, госпожа Левингстон. Мне и правда жаль. Такой сильный Дар… Но Мертвомир в вашем друге берет верх. Его слишком много. Ринг, вы признаны опасным для окружающих и будете изолированы.
Здоровяк дернулся, черные глаза затравленно смотрели из-под упавших на лицо прядей.
— Мы что-нибудь придумаем, — отчаянно зашептала я. — Не сдавайся, Ринг!
И обернулась к феврам.
— Но как вы узнали об… опасности?
— Нам сообщила госпожа Осхар, — ответил светловолосый, имени которого я так и не узнала. — Сегодня, перед походом в Мертвомир. Она проявила похвальное благоразумие. Кстати, госпожа Осхар благополучно вернулась с Даром, вы можете за нее порадоваться.
— Ливентия сказала вам о Ринге? — не веря, произнесла я. После того, как провела с ним ночь? Вот же зараза!
Я увидела, как потухли глаза парня. Мне хотелось закричать, что все будет хорошо, что я помогу. Но лишь сжала кулаки, наблюдая, как Ринга уводят. Кандалы не давали ему нормально двигаться, спина казалась неестественно выгнутой, руки скованы за спиной. Как у каторжников… Я моргнула и со злостью впилась ногтям в ладони.
Мне хотелось ободрить Ринга, но я не могла.
Я не знала, что случится со мной завтра.
Я не знала.
Арест Ринга испортил и без того невеселое настроение учеников. После ухода февров даже архивариус выглядел удрученным — он то и дело протирал свои очки и бубнил что-то в бороду.
А когда на башне Вестхольда прозвучал горн, а под окнами промаршировали шеренги февров, всем и вовсе стало не до занятий. Все прилипли к стеклу, рассматривая идеальные ряды черных мундиров, клинков и плащей, подбитых белым мехом. На каждой груди сиял золотой знак Двериндариума. Я залюбовалась красивыми защитниками империи, высматривая среди них знакомые лица.
Поняв, что с уроками покончено, архивариус велел нам готовиться самостоятельно и удалился, что-то бурча под свой длинный нос о «разлагающейся дисциплине». Его уход отправил эту самую дисциплину под хвост Змею, и ученики просто высыпали на улицу — глазеть на февров. Я вышла вслед за всеми, отмахиваясь от медленно кружащих снежинок и любуясь парнями в черной форме.
Торжественно гудели барабаны, вторя горну на башне Вестхольда, развевались флаги Двериндариума. С толпой любопытствующих я проводила отряды до самого моста и замерла на площадке.
— Смотрите, смотрите! — восторженно воскликнул долговязый ученик, показывая на дозорную башню. Из бойниц выдвинулись зеркальные сферы, вокруг них возникло бледное сияние.
— Это же лунолучевые разрушители! Последняя разработка военных двери-асов и самого Верховного февра! Теперь со стороны Большой Земли к нам без разрешения и птица не подлетит! Сгорит на подлете! Вы видите? Это удивительно мощное оружие! До возвращения гарнизона остров в полной безопасности. А внутренних резервов Двериндариума хватит на многие годы!
— Впечатляет, — кивнула я, рассматривая сферы и вспоминая Дар Верховного создавать зеркала.
Но парень уже отвернулся и принялся живо обсуждать с другими учениками особенности военной стратегии. Лица парней горели воодушевлением и гордостью, в глазах читалось откровенное желание однажды пополнить ряды февров и тоже надеть форму с золотым знаком на груди.
Полюбовавшись на подъехавшие грузомобили — огромные и пузатые, вмещающие сразу три десятка мужчин — я потихоньку пошла обратно к Вестхольду. От февров мысли неизбежно вернулись к моим собственным проблемам.
Снова и снова я пыталась составить план действий, но ничего не Получалось. Я не знала, что скажу Кристиану, не знала, как помогу Ржавчине и не знала, как выкрутиться из сложившейся ситуации. Лишь понимала, что время заканчивается. Я ощущала это всем своим нутром и холодом в боку.
Я должна помочь своему другу, вот только что мы будем делать потом? Если все получится и я смогу выпустить Ржавчину из Мертвомира, что делать дальше?
Я вздохнула, потерла озябшие руки.
Одно радовало — со мной пойдет Лейта Скарвис, бывшая бесцветная, утешавшая меня после принятия Дара. Она показалась умной и не злой девушкой, и я надеялась, что могу рассчитывать на ее помощь. Если Лейта увидит, что Ржавчина — человек, она встанет на нашу сторону! По крайней мере, я хотела в это верить. И уж лучше пусть мой друг попадет под суд в нашем мире, чем потеряет разум за Дверью!
Вот только как все объяснить Кристиану? Предстоящий разговор вызывал у меня панику. До самого вечера я подбирала слова и репетировала речь, способную умаслить наследника Левингстонов. В том, что услышанное ему не понравится, я не сомневалась.
Только все это оказалось напрасно!
Здраво рассудив, что готовиться к трудному разговору лучше на полный желудок, я отправилась в кафе «Мышиная погоня». Улыбчивая хозяйка принесла мне тарелку каши, хлеб с сыром, ароматный чай и пудинг, щедро политый черничным повидлом. Но, несмотря на то, что блюда выглядели очень аппетитно, я лишь вяло ковыряла в тарелке. Со стены неодобрительно глядел нарисованный кот — полосатый и толстый, явно недовольный таким неблагодарным едоком!
Так что когда в дверь вошел Лаверн, стряхивая снег и стуча сапогами, я обрадованно махнула рукой. Февр выдал свою странную улыбку, растягивающую губы лишь с одной стороны, отдал заснеженное пальто и сел напротив.
— Красавица Иви-Ардена! — пропел он, сверкая глазами. — Как хорошо, что я тебя нашел!
— А зачем ты меня искал? — удивилась я.
— Стит велел передать, что появится только утром, Верховный отправил твоего брата в дозор. И меня, кстати, тоже, так что мне стоит хорошенько подкрепиться!
— Кристиан не придет ночевать? — огорчилась я. Кот на стене по-прежнему таращил круглые желтые глаза. — Но это значит, что вас обоих оставили в Двериндариуме?
— Не слишком-то я этому рад, — буркнул Лаверн, запихивая в рот изрядный кусок пудинга. — Пока другие будут выпускать кишки из ренегатов, я буду торчать на дозорной башне и смотреть на Взморье! Скукотища!
Парень сердито воткнул в принесенные блинчики вилку.
— Меня уже тошнит от этого острова! Я надеялся, что смогу вырваться на Большую Землю. Хотя бы на несколько дней!
— У тебя там семья? — с сочувствием улыбнулась я. Лично мне очень нравился Двериндариум, но я выросла в маленьком городке и никогда не видела ни шумной столицы, ни других прекрасных городов империи.
— Угу, — Лаверн кивнул с набитым ртом. — Но с тех пор, как меня поставили в связку со Ститом, выбраться с острова удается все реже. Твоего брата почти всегда оставляют в Двериндариуме.
Я промолчала, потому что знала причину таких решений. Но, конечно, говорить о ней Лаверну я не буду. Расстроенно скривившись, февр быстро доел свой обед и поднялся.
— Ничего, скоро наступит и мой праздник! Недолго осталось! И тогда — прощай, Двериндариум, здравствуй, Рутрием! И… ты не будешь доедать?
Лаверн кивнул на хлеб с сыром и, увидев мою улыбку, подхватил угощение, подмигнул и снова ушел под снег. Я вздохнула. Выходит, поговорить с Кристианом я смогу лишь утром. Как же все не вовремя!
Но увы, и утром «брат» не пришел.
Спала я плохо — всю ночь вертелась на горячих простынях, не в силах избавиться от беспокойства и дурного предчувствия. Задремала под утро, а вскочила невыспавшаяся и вялая. Даже умывание холодной водой не помогло. Есть не стала — аппетит так и не вернулся. И, одевшись, вышла из дома.
За ночь выпало столько снега, что возле порога образовался сугроб. Улицы казались замершими и почти безлюдными, по дороге мне встретилось лишь несколько учеников, прячущих носы в толстые шарфы и меховые воротники.
Низкую арку и два смежных двора, ведущие к Двери, я прошла со смешанным чувством, идти сюда без Кристиана казалось неправильным и странным.
Что, если Рейна соврала и не поменяла свое имя в списке на мое?
Что, если меня просто не пустят в башню-невидимку?
Почему такая возможность вызывала скорее облегчение, чем досаду…
Но когда я почти обрадовалась этой мысли, из пустоты возник незнакомый бородатый февр. Глянул строго:
— Иви-Ардена Левингстон? Следуйте за мной.
Я поднялась по уже знакомым ступеням к железной двери башни, вошла. И снова ощутила древность этих стен, сырой воздух и особый запах, присущий этому месту. И — Мертвомиру.
Меня оставили в уже знакомом помещении, чтобы я сняла одежду и накинула белый плащ. Справилась я быстро, ощущая нервную дрожь и волнение. Морщась от холодного пола, снова скользнула в коридор и под охраной дошла до Двери.
На этот раз знаменитая створка произвела на меня еще меньше впечатления. Самая обычная дверь, ничем не примечательная. И все же… от нее веяло некой силой. Чужеродностью.
Я поежилась, осмотрелась. Где же Лейта Скарвис? Надеюсь, она не сильно огорчится тому, что сопровождает не леди севера, а меня.
В проеме двери возник силуэт, и я вскинулась.
— Госпожа Скарвис…
Но тут человек вошел в проем и застыл напротив, сверля меня гневным взглядом.
Кристиан.
— Ой, — сказала я. — А что ты тут делаешь?
— Что ТЫ тут делаешь? — рявкнул он. — И почему с утра я получаю приказ сопроводить тебя в Мертвомир? Какого Змея? Твой следующий выход планировался лишь через месяц!
— Я все объясню, — начала я и осеклась. Из коридора заглянул высокий бородач в форме и напомнил про время.
— Стит, поторопитесь! — буркнул он. — У нас на сегодня пять «открытий», надо успеть до захода солнца. Темнеет нынче рано. Так что пошевеливайтесь! Благо Двери!
Мы привычно повторили и снова уставились друг на друга. Я растерла озябшие руки. Совсем рядом, в коридоре, находились и другие февры, здесь невозможно поговорить откровенно!
— Я все объясню, но чуть позже, — повторила я. — Я хотела сказать, но тебя отправили в дозор! Рейна отдала мне свое место.
— Северянка? — удивился Кристиан, снимая свой черный плащ. — Мне показалось, она тебя недолюбливает.
Я фыркнула, освободилась от белой накидки и повернулась к февру. Его взгляд скользнул по моему телу, в глазах появилось уже знакомое выражение. То самое, что рождало внутри меня целую стаю радужнокрылых бабочек!
— Давай поговорим, когда вернемся, — осторожно сказала я. — Я расскажу тебе все-все, клянусь. Но сейчас… сейчас просто проводи меня за Дверь!
Кристиан качнулся с носка на пятку, глядя с недоверием и непониманием. Но со стороны коридора снова постучали, и февр кивнул.
— Хорошо. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
— Поверь мне, — прошептала я. Хотя сама никакой уверенности не чувствовала. Но там, за этой невзрачной створкой, находился Ржавчина. Живой ли? Я осторожно тронула шрам на боку и снова не ощутила никакого отклика.
Тяжело втянула воздух. И повернулась к Двери.
У меня все получится! Божественный Привратник, помоги мне!
Вознеся молитву, я взялась за ледяную ручку Двери и вошла в Мертвомир.
На этот раз день лишь зарождался. Солнце висело на далекими скалами и казалось сиреневым, как и горизонт под ним. Неподалеку темнели развалины и камни, теплый воздух пах хвоей. Серебристые травы перекатывались волнами до самого ущелья, крылья безголового изваяния золотились в свете зарождающегося дня. Никакого снега здесь не было, возможно, в Мертвомире не бывает зимы. Редкие тонкие облака лениво ползли по светло-голубому небу. Уже знакомый пейзаж во второй раз не вызвал трепета, меня снедали совсем другие мысли.
Я с отчаянием осмотрелась. Где же Ржавчина? Неужели мой друг погиб?
Кристиан тоже остановился, оглядываясь.
— Снова будем делать одежду из листьев? — бодро произнесла я, отгоняя тревогу.
— Нет, — все еще хмуро сказал февр. Повел ладонью — и меня окутали тени, дрогнули, создавая защитный доспех от лодыжек до самой шеи. Часть тьмы собралась вокруг Кристиана, облачая его в подобие набедренной повязки.
— Два полноценных доспеха пока не выходят, — сказал он, осматривая меня с довольной улыбкой. — Но это точно лучше, чем листья!
— Ого! — восхитилась я. — Ты научился удерживать тени на двух объектах?
— На двух движущихся объектах, — улыбнулся Крис. — Надеюсь, на полчаса меня хватит. Куда пойдем? Склирз! Я не продумал наш путь, Вивьен! В прошлый раз все получилось не слишком удачно. Можем посмотреть вон те камни, я слышал, там что-то нашли… Или двинуться в сторону деревьев, в корнях порой тоже находят какие-то предметы…
Я глянула в указанную сторону, делая вид, что меня волнует Дар. Где же Ржавчина? Он придет. Обязательно придет!
— Давай посмотрим возле елей, — вздохнула я.
Но не успела сделать и пары шагов, как из-за камней показалась фигура. И тут я широко распахнула глаза. К нам шел человек.
Человек?
— Верховный? — с неменьшим удивлением воскликнул Кристиан. — Стивен! Что ты тут делаешь?
— Неужели мне не рады? — с насмешкой сказал Стивен Квин.
Мы с изумлением уставились на Верховного февра. На нем были штаны! Штаны в Мертвомире! Из ткани! Правда, торс остался обнаженным, а ноги босыми. Но штаны! Где он их взял? Да это ведь целое богатство!
Правая часть мужского лица и шея выглядели жутко — потемневшая, испещренная шрамами кожа. Верховный заметил мой взгляд и тронул лицо кончиками пальцев.
— Все еще не оправился, простите за столь непривлекательное зрелище, — с иронией произнес он. — Ну и за мой наряд. Хотя в данной ситуации штаны — настоящая роскошь, ведь так? Думаю, у Верховного февра должны быть хоть какие-то привилегии, верно? Хотя бы возможность не разгуливать за Дверью нагишом!
Он улыбнулся и тут же болезненно поморщился.
— Но что ты здесь делаешь? — снова спросил Кристиан. Он выглядел не менее удивленным, чем я.
Стивен Квин дернул плечом:
— Думаю, что здесь отличное место для приватной беседы. С вами обоими.
Мы с Кристианом переглянулись. Я поежилась. Дурное предчувствие усилилось во сто крат и стало невыносимым. Захотелось сбежать в свой мир, но я понимала, что это уже не поможет.
— Иви-Ардена, — Верховный снова улыбнулся. — Вы так стремились попасть сегодня за Дверь, что я не мог пропустить этот факт мимо своего внимания. Хотя, думаю, пора перестать называть вас этим именем. Ведь оно вам не принадлежит. Думаю, для начала вам стоит представиться.
Кристиан неуловимо переместился, закрывая меня собой.
— О чем ты говоришь, Стивен… — начал он.
Лицо Верховного исказилось, шея напряглась. И он рявкнул:
— Верховный февр, Стит! Я запрещаю тебе обращаться ко мне по имени! Ты разочаровал меня! Разве я учил тебя врать мне и покрывать преступников? Ты забыл обет карателей? Забыл клятвы своих братьев по братству кости и ножа?
— Я ничего не забыл. Вивьен — не преступница. — Кристиан слегка побледнел, но смотрел решительно. И по-прежнему закрывал меня.
— Вивьен, значит. — Верховный довольно улыбнулся. — Что ж, вот и познакомились. Хотя вряд ли наше знакомство продлится долго, вы знаете, что ждет тех, кто нарушает законы Двериндариума. Но прежде вы расскажете, для чего так стремились попасть за Дверь. Ну же, Вивьен, говорите! У вас не так много времени в этом мире! Зачем вы так стремились сюда? Отвечайте!
Кристиан нахмурился. Ответить я не успела.
Движение за спиной я скорее почувствовала, чем услышала. Опустила взгляд — рядом с моей тенью выросла другая. Рогатая и крылатая. Тень эфрима.
Он бесшумно опустился рядом, спрыгнув с развалин Серого Замка.
Февры отреагировали мгновенно: в руке Стивена Квина возник длинный хлыст, Кристиан выпустил когти.
— Вивьен!
Кристиан оттолкнул меня, замахиваясь когтями. Железные кончики прошли совсем рядом с телом зверя. Эфрим отклонился, зарычал.
И я бросилась в его сторону.
— Не надо! — закричала ошарашенному Кристиану.
Февр смотрел непонимающе. Зато Верховный снова улыбнулся, словно ждал чего-то подобного.
— Ну вот и ответ, не так ли? — произнес он. — Выходит, вы все-таки соврали, Вивьен. И этот эфрим не умер. Вы об этом знали. Конечно, знали!
— Вивьен, отойди! — Кристиан тяжело дышал, неотрывно глядя на зверя за моей спиной.
— Не надо, Крис, — тихо сказала я и увидела, каким ошарашенным стало его лицо. — Верховный прав. Это ответ.
Не поворачиваясь, протянула назад руку. И дернулась, когда кожу пробили клыки. По пальцам потекла кровь. Глаза Кристиана расширились, и он выругался:
— Какого Змея? Что тут происходит! Вивьен?
— Заткнись, тварь, — рявкнул позади меня знакомый хриплый голос. Я испытала одновременно и облегчение — Ржавчина все-таки жив! — и отчаяние. Потому что в этот момент с пугающей ясностью поняла: ничего уже не будет как прежде. Никто из нас уже не будет прежним.
— Как интересно! — Серые глаза Верховного радостно заблестели, кажется, он был чрезвычайно доволен. — Невероятное везение! Кровь, способная возвращать утраченное. Удивительный Дар! Жаль, что у самозванки.
Очень медленно я повернула голову и посмотрела в рыжие глаза Ржавчины. Злые глаза. Пустые. Пламя в них сегодня не горело. Лицо выглядело осунувшимся настолько, что резко обозначились скулы, а губы побелели. Гладкая обнаженная грудь моего друга была покрыта порезами и синяками, костяшки обеих рук разбиты до мяса. А шрам на боку… срезан. О святые, он был срезан! Мне стало плохо, когда я увидела рваные раны, обезобразившие кожу! Парень поднял с земли сверток — там оказалась пыльная темно-серая ткань — обернул холстину вокруг своих бедер. Ткань закрыла ноги юбкой.
— Я знал, что ты придешь, — усмехнулся он. — Подготовился.
— Я обещала, — с трудом произнесла я. Взгляд Кристиана сводил с ума. Наверное, этот взгляд я теперь буду видеть в своих кошмарах. Конечно, если моя жизнь не закончится казнью Двериндариума в самое ближайшее время.
— Я тебя ждал, — еще одна кривая улыбка, так не похожая на веселую ухмылку моего друга. Скорее — на оскал чудовища. Ржавчина ткнул в жесткую ткань, закрывающую его до ступней. — Видишь, решил поберечь твое целомудрие и раздобыл одежду. Или тебя уже не смутить голым пахом, мелкая?
Он рассмеялся, словно сказал смешную шутку, а я нахмурилась. Происходящее мне совсем не нравилось.
— Вивьен? Что происходит? — напряженным голосом спросил Кристиан, и кулаки Ржавчины сжались.
— Не поверишь, но я рад, что ты жив, Дэйв! — встрял Верховный.
— Да неужели? — мой друг недобро прищурился. — Ручных зверушек стало слишком мало, Стивен?
— О чем ты говоришь? — моргнула я. — Что происходит? Вы знакомы с Верховным февром?
Кристиан сделал плавный шаг в мою сторону, не сводя глаз с эфрима в человеческой коже.
— Конечно, знакомы, — со злостью хохотнул Ржавчина. — Вивьен, дорогая, как ты думаешь, я попал за Дверь? Пробрался каким-то волшебным образом в надежде заполучить клятый Дар? — Он снова рассмеялся. — Что бы ты ни думала о моих способностях, поверь, это почти невозможно. Нет, я здесь с высшего позволения и одобрения Совета Двериндариума. Ведь именно он сделал меня эфримом.
— Что? Ты врешь, ублюдок! — зарычал Крис. — Да какого Змея!
— О, ты, видать, мелкая сошка, февр, раз ничего не знаешь, — сказал Ржавчина. Правда, смотрел он в лицо молчащего Верховного. — Тебя не посвятили в главную тайну братства, которым ты так гордишься? Наверное, потому что эта тайна не очень красивая! Паскудная такая тайна! Братству Кости и Ножа не говорят о том, против кого они сражаются и что за чудовищ ловят! Так я расскажу. Слушай внимательно, урод! Это богатеи приезжают в Двериндариум на имперском экспрессе и в удобных мехомобилях. А таких, как я — приютских крысят, достигших семнадцати лет — привозят в закрытых железных коробках. Нас приводят в зал без окон и обещают иную жизнь. Обещают деньги и почет. Кормят сладкими сказками о прекрасном будущем. Им нетрудно поверить. И чтобы получить эту новую жизнь, надо сделать всего ничего. Войти в Мертвомир и вынести оттуда живое. Птицу. Мелкое животное или рыбу. На худой конец — перья или шкуру. То, что было рождено и дышало. Или часть того, что было рождено и дышало. Нам даже говорят куда идти и где искать, показывают карту. Учат, как поставить силки и из чего их сплести. Хорошо кормят и дают дорогое вино. Улыбаются. И обещают, обещают!
Ржавчина откинул голову и расхохотался. Поднимающееся солнце подсвечивало его кожу багрянцем. Резко оборвав смех, парень ссутулился и оскалился. За человеческой внешностью явственно проступил зверь.
— Приютских крыс нелегко обмануть. Мы чуем подвох. Мы приучены к осторожности. И мы не хотим открывать эту гребаную Дверь. Но быстро понимаем, что у нас нет выбора. Никакого! И однажды мы все-таки делаем это. Задыхаясь, приходим сюда. Ищем живое. И возвращаемся. Чтобы стать чудовищами. Это хуже смерти, февр. Потому что проклятая Дверь соединяет нас с тварью Мертвомира — и мы становимся ею. Эту тайну ты хотел узнать?
— Зачем? — бледный Кристиан обернулся к Стивену Квину.
Тот выглядел спокойным и задумчивым. Ничто из услышанного не было для него откровением.
Верховный пожал плечами и легко улыбнулся.
— Ты ведь уже понял, Стит. Все дело в Дарах, их стало слишком мало. Люди больше не могут находить их самостоятельно, слишком мало времени на поиск, слишком далеко надо идти. А империи жизненно необходимы февры и двери-асы! Мы искали способ продлить время нахождения в Мертвомире, найти новые лазейки, мы испробовали многое! Но выход был лишь один.
— Создать тех, кто может здесь жить. И сможет приносить Дары прямо к Двери, — прошептала я. Страшная правда Двериндариума ужасала. Я вспомнила Киара, который нашел железо, и задумалась. Возможно, к лордам и наследникам старших родов Двериндариум был более щедр, чем к таким парням, как бедняга Ринг. И возможно, это тоже было делом рук Малого Совета. Власть империи держится на аристократах, на первых родах, на наследниках имен и состояний. И так должно оставаться и впредь. А значит, эти наследники должны находить свой Дар.
Все так просто. Ужасающе просто…
— Архивариусы смогли расшифровать древние тексты, — продолжил Верховный. — Когда сквозь Дверь прошли первые легионеры, многие из них вынесли из Мертвомира живое. И все обратились в… нечто иное. Эфримов. Хриавов. Агроморфов и бесхов. Память об этой ошибке запечатлели в бестиарии той эпохи. Да, все эти твари когда-то были людьми. А их изображения — это надгробные изваяния, пугающие потомков. Сотни лет спустя мы решили повторить опыт прошлого на благо будущего. Мне жаль, но у Совета не было иного выхода.
— Вы делали чудовищ из приютских детей, которых никто не будет искать? — ужаснулась я.
— Или из преступников, — Верховный снова пожал плечами. Сожаления в его глазах не было. — У всего есть своя цена! Такое решение — невеликая жертва ради всеобщего процветания. Меньшее зло ради блага всей империи. Цена благополучия порой высока, но мы готовы ее платить.
— Чужими жизнями! — с горечью воскликнула я. — Чужими!
— Вы посылали нас убивать чудовищ, которые на самом деле были… людьми? — задыхаясь, спросил Кристиан. Его взгляд метался между Стивеном Квином и Ржавчиной. — Мы убивали подростков, которые просто пытались вернуться?
— Вы убивали тварей Мертвомира, Стит! — жестко произнес Верховный. — Мало кто из вынесших живое сохранил разум! Большинство стало чудовищами, жаждущими крови! Слияние с живым делает из людей монстров, к сожалению. Дэйв — один из немногих, кому удавалось сохранять человеческие мысли на протяжении нескольких лет. И он прекрасно послужил на благо империи!
Ржавчина дернулся так, словно его ударили. Склонил голову, словно зверь перед прыжком. Но остался на месте.
— Только вы забыли сказать, Верховный, — хриплый голос моего приютского друга звучал почти ласково. — Забыли предупредить, что вернуться в свой облик невозможно. Что никто не вернулся обратно. Живое делает нас чудовищами. Навсегда. Все ваши обещания были враньем.
— Малый Совет знает, что происходит? Весь? И леди Куартис? — сипло спросил Кристиан.
— Конечно, — раздраженно бросил Стивен.
Взгляд Верховного остановился на мне, и я непроизвольно попятилась.
— Леди Куартис годами пыталась найти способ возвращать вас, Дэйв. Но все было напрасно, древние манускрипты нас лишь запутывали! Обещали возвращение утраченного, но не объясняли, как этого добиться! Но похоже, Божественный Привратник нас услышал и подарил необходимый ингредиент. Что ж! Ваш уникальный Дар и ваша кровь продлят вам жизнь, Вивьен.
— Только тронь ее, — сквозь зубы произнес Кристиан. Он выглядел ошеломленным. Но решительным.
Верховный с досадой поморщился:
— Мне жаль, что ты узнал об этом таким образом, Стит. Но рано или поздно я рассчитывал ввести тебя в Совет, так что ты стал бы частью этой тайны. Так что прекрати так смотреть, не разочаровывай меня еще больше! И вспомни, кто ты. Каратель! Февр Братства Кости и Ножа! Я рад, что мы все выяснили. А сейчас забирай девчонку, ее время в Мертвомире заканчивается. Ах, да! — Квин взглянул на Ржавчину. — Надеюсь, ты одумаешься, Дэйв. Я дам тебе еще один шанс послужить империи. С твоей помощью мы выясним, как действует Дар Вивьен и на сколько хватает ее крови. Навещу тебя завтра, не уходи далеко. К тому же нам необходимо обсудить новые поставки Даров…
— Поставки Даров? Ты так ничего и не понял, Верховный? — Ржавчина рассмеялся.
Я отступила назад, к Двери, ощущая дрожь, сотрясающую тело. Во рту пересохло, дышать становилось все труднее. С раненой ладони капала кровь. Мне казалось, что она течет слишком сильно. На этот раз Ржавчина оставил слишком глубокие укусы. Верховный был прав — мое время в этом мире заканчивалось. Давление воздуха усиливалось, пригибая тело к земле. Я дрожала — от потрясения и влияния Мертвомира.
Зато Стивен Квин, кажется, вообще не ощущал неудобства, выглядел бодрым и даже довольным. Лишь слегка озадаченным.
— Что еще ты придумал, Дэйв? Смирись, парень, ты служишь на благо великой империи, это должно тебя вдохновлять! Это твоя судьба, прекрати сопротивляться. Принеси мне новые Дары и сможешь рассчитывать на ответные благости от Совета. Со мной лучше сотрудничать, Дэйв!
Мой приютский друг глянул на меня, стоящую почти вплотную к заветной створке.
— Судьба? Не судьба сотворила из меня монстра! — рявкнул Ржавчина.
Кристиан молчал, глядя на меня.
Ржавчина облизал сухие, потрескавшиеся губы.
— Сделай то, что обещала, мелкая. Знак, — он указал на свой обезображенный бок, — ты его знаешь. Нарисуй.
Верховный сделал шаг вперед, в серых глазах мелькнула обеспокоенность. Пока еще не слишком сильная. Он явно не воспринимал Ржавчину как серьезного противника. К тому же рядом стоял Стит…
— Что это вы задумали? Эй, отойди от Двери, девочка. Сейчас же!
Приказ заставил меня дернуться. Властные нотки голоса Верховного так и требовали им подчиниться.
— Вивьен, — с хрипом сказал мой приютский друг. — Прошу тебя.
— Стой! — Стивен сделал шаг ко мне, но Ржавчина преградил ему путь. Безоружный, он казался слабым соперником. Но Верховный замешкался. — Вивьен, не делай глупостей. Я лично посодействую твоему помилованию, в конце концов, все получилось на благо империи… Ты обрела очень полезный Дар, девочка! Из тебя может получиться прекрасный февр, поверь моему опыту! Дурную кровь твоей матери еще можно исправить.
— Что? О чем вы говорите? — изумилась я. Голова шла кругом. Перед глазами плыло. Ручка Двери то двоилась, то снова сливалась в одну.
Время заканчивалось.
— Портрет в тубусе, который ты прячешь, Вивьен, — жестко произнес Верховный. — Я знаю, кто на нем изображен. Ее звали Ливанда Ардис. Она принадлежала Ордену проклятых. И у тебя ее глаза, ее улыбка… Я расскажу, что с ней случилось, Вивьен. А теперь… иди к нам.
— Не слушай его, мелкая. Он врет, они все врут. Всегда, — перебил его Ржавчина.
Я прижалась к створке спиной. Голова кружилась, а с пальцев все капала и капала кровь.
— Вивьен, не делай этого, — напряженным голосом произнес Кристиан. — Я не ощущаю его чувств, он не человек. Но я ощущаю опасность. Что-то не так.
Не так? Я невесело усмехнулась. Да все не так!
Совет Двериндариума годами делал из беззащитных подростков чудовищ, что здесь может быть так?
Лицо Ржавчины исказилось, под кожей словно прошла рябь. Еще немного — и он снова станет чудовищем!
Крис даже не повернул головы. Он смотрел лишь на меня.
— Вивьен, поверь мне. Посмотри на меня. — Я смотрела. Смотрела изо всех сил, не отрываясь. Голос Кристиана стал тише. — Ты говорила, что если я угадаю, кто ты, то мое желание сбудется.
— Что?
— Считалочка, которую ты шептала в наш прошлый раз. Я вспомнил ее. Ты сказала, что это заклинание, надо угадать ответ — и мое желание сбудется. Я желаю, чтобы ты доверилась мне. Просто доверься мне, и я найду выход. Я знаю, кто ты, Вивьен. Ты Дождь. Я всегда чувствую этот запах, когда ты рядом. Летний дождь, свежий и сладкий одновременно. Им пахнет твоя кожа и твои слезы. Все еще можно изменить.
— Это всего лишь детская считалочка, Кристиан, — прошептала я.
Ржавчина невесело усмехнулся.
И я посмотрела в его осунувшееся, бледное лицо. На израненное тело. На шрам, который он сам с себя срезал. Срезал, потому что я сделала ему слишком больно. Потому что все стало слишком сложным…
…Все мы здесь. И вот вопрос:
Кто за всех в ответе?
Вот и вся моя семья.
Угадай же, кто здесь я?
«Ты в ответе за нас, мелкая!» — говорил Ржавчина. А я отбрыкивалась — почему я?
Потому что ты сильная. Умная. Смелая. Потому что умеешь разговорить нелюдимого Мора. И догнать неуловимый Ветер. И утешить Серого Пса. Потому что научила Третьего понимать буквы и спасла Тень, когда она неделями отказывалась от еды… Потому что, когда ты рядом, я верю, что приютский крысеныш однажды может стать человеком.
Помоги мне остаться человеком, мелкая.
Помоги мне остаться…
Почему же так больно?
Я обхватила себя руками.
Люди говорят, что все заслуживают второго шанса. Приютские дети знают, что второй шанс дается лишь счастливчикам. А мы никогда ими не были.
И если Ржавчина не выйдет из Мертвомира сегодня, он не выйдет из него никогда. Я знала это. Потому что сама погасила огонь, горевший в моем друге. Погасила, полюбив другого человека.
Ничего Ржавчине не обещая, кроме преданной дружбы, я все же предала его.
Так разве могу я выйти за эту Дверь и оставить его здесь?
По его лицу снова прошла рябь. Эфрим был совсем рядом.
— Вивьен, я прошу тебя, — сказал Кристиан.
Он тоже уже понял слишком многое. Увидел взгляды, сопоставил слова. В его глазах тоже жила боль. В его, в моих, в рыжих…
Лишь Верховный наблюдал за нами холодно и слегка раздраженно. Его не интересовали наши глупые чувства.
Ржавчина молчал. И это молчание било меня сильнее кулака. Он сделал шаг назад — к развалинам. Прочь от меня. Прочь от Двери.
И, подняв ладонь, я кровью нарисовала на деревянной створке знак. Тот самый, что был вырезан у меня на ребрах. По рассохшимся доскам Двери муравьями поползли знаки-глифы, такие же, какие были в подземелье безумия. Их становилось все больше и больше, они кружились вихрем, пока не заполнили чернотой всю Дверь. Контур вспыхнул и загорелся мертвенным синим светом. Верховный что-то закричал, замахнулся хлыстом, решив уничтожить меня. И я увидела, как плеть встретилась со спиной Кристиана, меня заслонившего…
Дверь распахнулась.
— Наконец-то, — сказал Ржавчина.
И я обернулась, пораженная его голосом. Жестким. Злым. Никакого смирения. Никакого понимания.
И тут серебристые травы всколыхнулись, а земля вспучилась. Зашатались деревья, а небо потемнело. В один миг все пришло в движение, отовсюду хлынули чудовища. Эфримы, хриавы, рогатые ширвы! Легионы чудовищ! Все это время они таились под землей и прятались в развалинах и кронах деревьях. Прятались так умело, что люди не ощутили опасности!
— Не может быть! — изумленно озираясь, не веря своим глазам, закричал Верховный. — Это невозможно! У вас нет разума! Вас нельзя сплотить! Вы всего лишь звери!
Покрытый чешуей безобразный бесх бесшумно возник за спиной Верховного февра и вспорол ему горло. Тело Стивена Квина упало на землю без единого крика. Лишь в серых глазах осталось застывшее навеки недоумение.
— Нет! — Я закричала, увидев, как две шивры схватили Кристиана. Тот отбивался, оставляя на телах чудовищ следы своих когтей. Но чудовища обхватили февра, не давая ему двигаться.
— Вы, февры, так жаждете Даров, — с усмешкой произнес Ржавчина. Наклонился и вытащил из развалин нож. Улыбнулся. Вы так хотите железа — снова и снова. Так вот тебе железный Дар Мертвомира! Вот тебе мой Дар!
Сталь вошла в грудь Кристиана, прямо напротив сердца. Там, где чернела звезда. И звери швырнули тело через проем Двери.
Я даже не закричала.
Все случилось так быстро, что мой разум не успел осознать ужасающую действительность…
Оглушенная и обездвиженная, я смотрела, как Кристиан упал с другой стороны Двери. Мой теневой доспех исчез. Задохнувшаяся, ошеломленная, я вывалилась следом и упала на колени. И тут через Дверь хлынули чудовища. Рогатые, косматые, покрытые шерстью, перьями и чешуей! Они потекли сквозь светящийся проем рычащей и воющей рекой! Меня толкали, пинали, откидывали прочь лапами, цепляли крыльями и царапали когтями. В коридорах башни воцарилась смерть и хаос, крики февров и звон оружия. Я ничего не замечала, на коленях ползая по полу в поисках того, кого здесь не было.
Кристиана не было! Но я ведь видела, как он упал!
Я поползла дальше, пытаясь хоть что-то понять.
Куда исчез Кристиан? Его тело не могло просто испариться!
— Он жив! — забормотала я, облизывая сухие и соленые губы. — Жив! Дверь… она его защитила! Так и есть! Надо его найти… найти… Надо найти…
Я не ощущала ударов и порезов.
Я очнулась, когда наступила тишина.
Израненная, грязная и избитая подняла голову.
В маленькой комнатке возле Двери осталась лишь я и… Ржавчина. Ссутулившись, он стоял у стены и смотрел, как я ползаю по полу. Наши взгляды встретились. На парне была все та же темная ткань-юбка. Значит, вот как в нашем мире появлялось мертвое железо. Его тоже выносили чудовища. Те, кто взял живое, не принимают мертвый Дар.
А еще Ржавчина мне соврал. Он больше не хотел быть просто человеком. Он желал большего.
Со стороны коридора вполз агроморф, и Ржавчина кивнул на меня.
— Присмотри за ней.
И отвернувшись, ушел.
Его ждал Двериндариум.
Вскрикнув, я попыталась вывернуться из хватки чудовища. Но агроморф крепко держал меня когтистыми лапами. На его пупырчатой шее гневно раздувались полоски-жабры — вероятно, эти монстры способны жить и под водой. Длинные колючки, покрывающие зеленовато-серое тело, выглядели устрашающе, так что я старалась держаться от них подальше. Сам агроморф шипел и рычал, черный гребень-нарост, тянущийся от его лба до самого хвоста, угрожающе наливался багрянцем. На толстой пупырчатой шее болталась грязная веревка с каким-то обломком. Присмотревшись, я увидела маленькую железную крышечку с проделанной в центре дыркой, но не успела поразиться этому факту — босые ноги поскользнулась на крови в коридоре. Опустила взгляд и сглотнула сухим горлом. У стены лежал февр. Вернее — то, что от него осталось.
Спереди раздавались вопли и звуки битвы и, заслышав их, агроморф радостно взвыл.
Кровь… повсюду была кровь!
И проклятая тварь куда-то меня тащит, как же от нее избавиться?
Я тоже взвыла, а потом изо всех сил сжала ладонь. Рана от клыков Ржавчины уже начала затягиваться, но от резкого движения снова открылась. Я сложила ладонь лодочкой и с воплем сунула прямо в клыки агроморфа! Мгновение ничего не происходило, а потом жуткое тело чудовища поплыло и изменилось. И посреди коридора на месте монстра очутилась худая до торчащих ребер, грязная и косматая девчонка с дырявой крышечкой на шее!
Не веря своим глазам, я уставилась в знакомое лицо.
— Хромоножка? Хромоножка Китти! Это действительно ты?
Девушка ошарашенно посмотрела на свои тощие руки. И принялась ощупывать тело.
— И-и-и-и! — завыла она. Из расширенных карих глаз потекли слезы. Дрожа как в лихорадке, Китти стерла их с лица, посмотрела, сунула грязные пальцы в рот и облизала. И снова завыла, не вынимая пальцы изо рта: — И-и-и? И-и?
Похоже, других звуков она издать не могла. Не давая девчонке прийти в себя, я схватила Китти за грязные волосы и приложила головой об стену. Девчонка кулем свалилась к моим ногам, и я оттащила ее в сторону.
— Прости! Но я не знаю, как быстро ты снова станешь чудовищем. Так что отдохни пока здесь.
Я с силой втянула воздух и осмотрелась. Мне нужна хоть какая-то одежда. А главное — оружие. Звуки битвы звучали совсем рядом, над Вестхольдом тревожно гудела сирена.
Прокравшись вдоль коридора, я нашла дверь, видимо, здесь жили февры, охраняющие башню. Хозяев в комнате не оказалось, зато в узком шкафу нашлись штаны, рубашка, безрукавка и сапоги. Оружия, к сожалению, не было. Быстро натянув и подвернув вещи, я выскочила обратно в коридор и понеслась к выходу.
Вывалилась на порог и остановилась, ошеломленная.
Солнце разливало багрянец на сцену битвы. Добавляло красного разлитому алому.
Кровь… Везде была кровь!
И тела. Февров и чудовищ. Прямо под моими ногами пустым взглядом смотрел в небо светловолосый парень, один из тех, кто сидел со мной за столом во время уборки. Я не знала его имени…
Рядом булькал пеной умирающий крофт — полосатая шкура зверя слиплась и стала красной.
С трудом подавив тошноту, я подобрала изогнутый клинок воина, вытерла краем рубашки скользкую рукоять. И осторожно двинулась вниз. От увиденного в животе завязался узел, дышать стало тяжело. В воздухе повис тяжелый сладковатый запах смерти. Начавшийся снег прикрывал ужасающую картину саваном.
Стараясь не смотреть на погибших, я миновала внутренний двор и выбежала к главному зданию Вестхольда. И тут царил настоящий ужас! Растянувшись цепью, февры пытались сдержать атаку чудовищ. Надо отдать должное выучке стражей — на бледных лицах мужчин застыла отчаянная решимость, страха в их глазах не было. А ведь воющий, рычащий легион Мертвомира мог внушить панику кому угодно! Армия чудовищ выла, ревела, скулила! Блестели клыки и когти, косматые тела казались порождением Бездны. Или они и были этим порождением? Рычащая волна надвигалась на Вестхольд, угрожая утопить его в крови. Но звери наступали хаотично и неорганизованно, а среди февров царила жесткая дисциплина.
Среди черных мундиров мелькнули белоснежные волосы бесцветных близнецов — Киара и Рейны. Их алые глаза горели одинаковой кровожадностью.
Я с отчаянием всматривалась в лица, ища лишь одно. Кристиан… Он должен быть где-то здесь! Надо его найти!
Я отказывалась думать о других вариантах…
Февры выстроились перед Вестхольдом треугольником, на флангах мерцали защитные барьеры, созданные Дарами, а острый угол ощетинился клинками.
— Во имя Двери! Во имя жизни! — закричал седовласый легионер, и треугольник двинулся вперед, врезаясь в тела чудовищ. Со стен посыпались огненные шары — там тоже засели защитники замка. В воздухе тошнотворно завоняло паленой шерстью и плотью. Чудовища взвыли и ринулись в атаку, напарываясь на сталь, вспыхивая рычащими факелами, воя, но продолжая идти вперед. Словно у монстров Мертвомира напрочь отсутствовал инстинкт самосохранения.
Словно им нечего было терять.
Живая стена неслась на защитников Вестхольда, в воздух взлетели тела в черных мундирах. Грудь седовласого февра с ревом пробил когтями эфрим и, развернувшись, швырнул тело на стену Вестхольда. И сразу взлетел, устремляясь туда, откуда сыпались огненные шары. Одно крыло зверя разворачивалось под неправильным углом…
Ржавчина.
Я сжала рукоять оружия, наблюдая, как за тем, кого я считала другом, устремляется еще несколько крылатых чудовищ. В воздух взвился рой снарядов, некоторые нашли свою цель. Один из эфримов тяжело рухнул вниз, снося своим телом и своих, и чужих. Внизу атака февров захлебнулась, наткнувшись на чудовищную свирепость монстров. Треугольник распался. Огромный, покрытый каменной броней щитобрюх раскидывал февров как игрушки, невзирая на град снарядов и острые мечи. Словно таран, он шел вперед, оставляя за собой кровавый след. От жуткого воя, криков и ударов звенело в ушах.
Никогда в жизни я не видела столько оружия! Мечи и сабли, идары и хвиги, цепи и ножи, горящие хлысты и топоры! Сталь пела свою губительную песню.
Никогда в жизни я не видела столько чудовищ. Крылатых, рогатых, хвостатых! Одни стояли по-человечьи, на двух лапах, другие — ползли, прыгали, извивались и взлетали! Жуткие и безобразные монстры атаковали со всех сторон, словно их тела не ощущали боли!
Я увидела Лейту Скарвис. Она сдувала с ладони мелкий песок, и он превращался в рой железных смертоносных ос. Каждая находила свою цель, пробивала тела, жалила! Рядом, в испачканной белой мантии, бился наставник Бладвин. Он кружил словно смерч, орудуя одновременно мечом и стальной сетью. Звери вокруг него выли и скулили, пытаясь добраться до вожделенной добычи.
Правее Бладвина сражался темноволосый февр с молниями в волосах. И молнией — в руках. Синяя, изогнутая змеей плеть звенела в воздухе, расшвыривая наступающих и оставляя на косматых телах глубокие ожоги. Студеный воздух вокруг февра нагрелся и искрился, снег кипел.
В стороне кружили вихри Бурана Эйсона, воздушные силки подхватывали зверей и швыряли об землю и в стены. Рядом бились спина к спине бесцветные близнецы, и я на миг поразилась мастерству обоих. Белый меч лорда рассекал воздух с такой силой и скоростью, что превратился в сияющую ледяную дугу. Рейна вертелась белоснежной смертью с идаром, хотя щеку девушки заливала кровь из рваной раны. А когда идар выбил когтями босх, северянка с рычанием запрыгнула на спину чудовища и окуталась ядовитым туманом, убивая монстра.
Звенели топоры, мечи и секиры, пели плети и хлысты, шипел огонь! Со всех сторон лилась кровь — человеческая и звериная. Но февров было слишком мало! Основные силы гарнизона ушли в столицу, оставив Двериндариум на попечение лишь малой части войск. Значит, и это было спланированно…
На ступенях Вестхольда застыла тонкая женская фигура с поднятыми руками. И в живую плоть вдруг врезались бронзовые фигуры, которые на Снеговье развлекали толпу жонглированием и танцами! Сейчас в железных руках угрожающе поблескивали тяжелые топоры! Подчиняясь Дару Лилианы Эхруст, бронзовые воины кинулись в атаку. Бледное лицо женщины посерело от усилий, ее руки дрожали, но губы были решительно сжаты. Атака железных воинов воодушевила февров, с криком они снова кинулись в бой. Чудовища бесполезно царапали когтями железные бока и головы, ломали клыки и когти о невиданных воинов. Лилиана качалась на ветру, но продолжала посылать свои творения в бой. Подчиняясь ее Дару, механические существа врезались топорами в плоть чудовищ, рубили лапы и тела.
— За жизнь! Во благо Две… — закричала Лилиана, когда сверху бесшумно обрушился харкост. Две пары узких серых крыльев летающей твари на миг закрыли женщину, жало на кончике хвоста взлетело вверх… А когда зверь снова взлетел, Лилиана осталась лежать на мраморе…
Ее бронзовые фигуры застыли с занесенными топорами или упали безжизненными и уже бесполезными поделками.
Я кинулась вперед, ища в хаосе сражения знакомое лицо:
— Вы видели февра Стита? Стит Левингстон? Вы видели? А вы?..
Мне никто не отвечал. Иные качали головами.
Рядом зарычал зверь, я инстинктивно присела, загребла горсть земли, швырнула в глаза серой твари… Вскочила и снова побежала, уворачиваясь от лап и крыльев!
Рогатый хриав вцепился в плечо невысокого парня и отшвырнул его в мою сторону. Февр рухнул спиной на брусчатку, застонал. Из разорванной раны хлестало багровым. Я бросилась к нему, на ходу отсекла от рубашки кусок. Черная тень закрыла бледное солнце.
— Берегись! — выдохнул парень, переворачиваясь. В его руках возникли лезвия.
Черные когти чудовища просвистели рядом с моим лицом, в нос ударило зловоние. Я отшатнулась, упала, инстинктивно вскинула свой клинок. И он вошел прямо в черный глаз зверя! Что-то отвратительно хлюпнуло, и хриав рухнул сверху, придавив меня собой. Из раскрытой пасти потекла слюна и кровавая пена.
Тяжело дыша, я с трудом выползла из-под туши.
Главное — не думать.
Не думать о том, кем было это чудовище.
Не думать о том, что это мог быть тот, с кем я выросла.
Не думать!
Я задышала короткими сухими глотками, сглатывая желчь и смаргивая слезы.
Постанывая, с земли тяжело поднялся раненый февр. Посмотрел на меня — согнувшуюся от приступа тошноты. Качнул головой.
— Первый раз всегда так. Пройдет.
И поковылял обратно на поле битвы. Сверху что-то ухнуло, загудело — и стены содрогнулись. Посыпались камни — сначала мелкие, потом огромные куски, угрожая похоронить всех живых. Вскрикнув, я бросилась прочь от стен, закрывая голову руками. Обломок зацепил спину, сдирая кожу. Краем глаза я увидела метнувшуюся ко мне черную фигуру, уклонилась. Жуткие когти зацепили край моей безрукавки, и одним движением я вывернулась из нее, сбросила. Перекатилась по земле и вскочила. И тут же снова упала — сбитая с ног чешуйчатым существом. От него шел ядовитый смрад, от которого щипало в глазах и горели легкие. Я не знала, как называется это создание. Но точно знала, что оно хочет моей смерти. В его глазах не было ни капли разума, ни одной мысли. Лишь жажда крови!
Вцепившись в скользкую рукоять, я ударила снизу. Неудобно, криво. Но все же в Двериндариуме были отличные наставники по бою… Сталь легко разрезала шею твари, на меня хлынула черная кровь. Взревев, чудовище ударило в ответ, распоров мне плечо. Я заорала, хотя боли почти не почувствовала. Вывернулась, снова ударила и ощутила, как клинок погружается в плоть. И зверь упал — скуля и воя.
Сверху снова посыпались огненные шары, я отскочила. Отчаянно моргая и размазывая по лицу кровь, бросилась в сторону. Со всех сторон что-то выло и скрежетало! Сильный удар в спину — и я лечу головой вперед! Падаю, перекатываюсь, ползу, взмахиваю клинком, отшатываюсь…
Снова бегу! И налетаю на Альфа. Мгновение мы смотрели друг на друга — оба грязные, раненые. Нордвиг сжимал обеими руками идар, из оторванной мочки его уха текла кровь. Зеленый камушек исчез.
— Ты видел Кристиана?
— Какая-то тварь сожрала мой изумруд! — заорал парень, вскидывая оружие и бешено сверкая глазами. — Убью! Всех убью!
Юркий харкост спланировал сверху и, оставив на руке Альфа глубокие кровавые борозды, выбил идар. Нордвиг покачнулся, но устоял, выхватил из ножен короткий кинжал. Металл сверкнул в луче солнца и, молниеносно развернувшись, Альф всадил лезвие под серое крыло твари. Харкост беззвучно упал в грязь, две пары крыльев обмякли, словно жухлые листья. Но к нам уже ползли змеевидные тела, угрожающе выпуская смертоносные жала и колючки.
Я присела возле ног парня и торопливо начертила на земле знак из подземелья. Дернула шатающегося Нордвига за рукав, привлекая его внимание. Альф увидел знак, и зеленые глаза вспыхнули предвкушением.
— Давай! — заорала я. — И пусть это будет что-то убийственное!
Он встал на колени, положил ладонь на знаки. С хрипом втянул воздух.
— Твердь нестабильна… — произнес он, глотая глифы, чернеющие на его языке и губах.
Сразу несколько чудовищ ринулось к нам, окружая.
Бесконечное мгновение ничего не происходило, а потом… от ладони Альфа поползли трещины. Все расширяясь и углубляясь! Земля дрогнула, словно изнутри кто-то ударил молотом! Меня подкинуло в воздух, и на какое-то время я зависла между небом и землей. Все взлетело — люди и твари Мертвомира, камни и обломки, железные бойцы и брошенные топоры, выпавшие из их безжизненных рук, свинцовые снаряды и пустые ножны… На земле остался лишь Альф, словно поглощенные им знаки притягивали его к брусчатке. Грязные руки парня сжали кинжал. Бесконечное мгновение притяжение тверди не действовало.
— Сейчас! — крикнул Альф, и все рухнуло. Сталь пронзила одного падающего змея и в развороте — второго.
Мой клинок нашел горло черной изломанной и покрытой струпьями твари.
— Беги! — заорал Нордвиг. — Беги к мосту! Скорее!
Я кинулась в сторону, озираясь. Но в хаосе сражения не было того, кого я так искала. Надо это признать. Кристиана здесь не было!
Но как же так? Где он?
— Иви!
Я оглянулась на голос. Из-за рухнувшего осколка башни выглядывала перепачканная и заплаканная Мелания. Я проскользнула к ней и уставилась на тело, лежащее возле сидящей на корточках послушницы. Две косички, малиновая накидка, острый носик… И рана на боку.
— Когти… у него были такие жуткие когти… Он просто отбросил ее, как куклу, и пошел дальше… Это Янта, она из Светлой Долины…
Мелания коротко всхлипнула и вытерла слезы, оставляя на лице грязный след.
Я прижала пальцы к шее девушки.
— Янта еще жива!
Сверху снова посыпались горящие шары и камни, совсем рядом тяжело рухнул убитый ширв. Но я смотрела лишь на Меланию.
— Она еще жива, слышишь! Мы должны ей помочь!
— Но как? — глаза послушницы широко распахнулись. — Я не нашла Дар, Иви! Ничего не нашла, понимаешь? Все было напрасно! Я ничего не могу!
— Но ты ходила на эти клятые уроки целительства!
— Слишком недолго…
Я жестко сжала плечи послушницы и заорала:
— Ты всю жизнь хотела лечить, так действуй! Эта девушка спасала рыб, каракагосов и даже гребаных морских звезд! Кто-то должен попытаться спасти ее! Кто-то должен! Понимаешь? И в Бездну гребаный Дар!
Мелания задохнулась. И бросилась к умирающей. Я отодрала еще кусок своей рубашки. Споро перевязывая Янту, послушница забормотала:
— Ингрид, святая и ясная, открой глаза заплутавшей во тьме дочери, укажи путь во мраке, исцели тело и укрепи дух. Дай силы на новый глоток воздуха, дай стойкости. Ингрид, святая и мудрая, не оставь милостью своей. Помоги рукам, помоги разуму!
Бормотание перешло в крик. Руки Мелании порхали по телу девушки, сжимая и надавливая, уговаривая сердце не останавливаться. Сверху сыпались камни. Звон стали и вопли раздались совсем рядом.
— Ингрид, бесконечная и небесная, помоги мне! — закричав, Мелания ударила открытыми ладонями по груди Янты. Девушка содрогнулась и… застонала.
Не веря, что у нее получилось, чумазая послушница уперлась ладонями на землю, ошеломленно глядя на кашляющую Янту.
— Возможно, у тебя всегда был Дар, Мелания, — устало сказала я, дрожащей рукой вытирая с лица грязь. — Твоя вера. А теперь убирайтесь отсюда! Скорее!
Поддерживая стонущую девушку, послушница повела ее прочь. Но сверху упал хантл. У этого зверя тоже были крылья — не кожистые, как у эфрима, а с узкими синими перьями. Идя на двух ногах, хантл кутался в крылья, словно в накидку, скрывая под ними худое тело. Птичья голова с горбатым клювом казалась слишком маленькой для его фигуры.
— Прочь! — я замахнулась клинком.
Заклекотав, хантл распахнул крыло, и край перьев бритвой резанул мой бок. Увернулась я лишь благодаря тренировкам приюта и Двериндариума.
— Бегите! — завопила я застывшим девушкам, отвлекая внимание хищника от раненой Янты. Ударила клинком, но сталь лишь звякнула, встретившись с перьями. Да это же настоящая броня! Хантл отпрыгнул, растопырил кривые ногти на нижних лапах. И бросился на меня! Узкие перья снова оставили полосу на моем теле — уже более глубокую. Краем глаза я заметила удаляющихся девушек, Мелания тащила Янту на себе.
Но отвлеклась я зря, с клекотом-воем хантл ударил зазубренным клювом. Увернулась я в последний миг, но, не удержав равновесия, рухнула на землю и выронила клинок. Смертельные бритвы-крылья хантла распахнулись, показывая тонкое тело, скорее звериное, чем птичье. Синий всплеск — и перья украсили мое плечо еще одним красным росчерком. Я отползала задом, швыряя камни, чтобы хоть как-то замедлить атаку монстра. Окровавленные пальцы безнадежно искали на земле хоть какое-то оружие. Мелькнула мысль попытаться напоить чудовище своей кровью, но я не смогу подобраться так близко…
Перья-клинки мелькнули рядом с моим лицом и… из груди хантла вырос белый меч. Птица-зверь рухнул беззвучно, сминая перья.
— Цела? — Киар протянул мне руку, помогая подняться. Потом невозмутимо стер со своего оружия черную кровь. — Лучше найди более безопасное место, Иви.
Рядом рухнуло со стены тело изрезанного на куски чудовища.
— Думаешь, оно есть, такое место?
Киар усмехнулся и, одним движением оттолкнув меня, воткнул меч в очередного монстра. Я подобрала с земли нож и метнула его в ползущего на нас гада. Змеиное тело с оскаленной мордой забилось в конвульсиях. Вытерла с лица кровь — свою и чужую.
Со стены замка спрыгнул февр. Его тело пылало призрачным светом, обжигая всех вокруг.
— К мосту! — закричал он. — Все отходите к мосту! Эвакуация! Скорее!
— Поторопись, — Киар развернул меня в указанном направлении.
— А ты?
Он качнул головой, глядя на хаос сражения.
И неожиданно Киар рывком прижал меня к себе и поцеловал в губы. У его поцелуя был вкус снега и немного — крови…
— Выживи. А Аскеланы никогда не отступают.
И кинулся в самую гущу звериных тел, клыков и крыльев. Белый меч сиял небесным светом, разрезая тьму сражения. Я проводила бесцветного взглядом, надеясь, что Рейна не видела наш поцелуй, иначе она разорвет меня быстрее чудовищ. И надеясь снова увидеть снежного лорда. Живым.
Отмахиваясь своим клинком, я побежала. Рядом кто-то закричал, кто-то упал. Я споткнулась о труп, вскочила, ударила какую-то воющую тварь… Снова побежала. И увидела Меланию с Янтой. Послушница тащила раненую, но ее сил явно не хватало. Я подхватила Янту с другой стороны.
— Надо отнести ее к мосту, — выдохнула я. — Там ей помогут.
Бледная до синевы Мелания молча кивнула.
Двери пропускных башен оказались сорваны с петель. Миновав холл, мы вышли на широкую подъездную площадку. Впереди блестела стрела железного моста. Здесь уже толпились почти все оставшиеся в живых люди. Эмилия Сентвер торопливо рассаживала их по мехомобилям.
— Скорее! Скорее!
Я обвела взглядом толпу. Грязные, перепуганные лица прислужников, фермеров, садовников, учеников… В основном здесь были женщины, мужчины все еще сражались, пытаясь остановить атаку чудовищ. Но и воины уже отступали. Я поискала глазами знакомых. Где Сильвия, Дерек, Майлз? Где Ливентия? И ахнула. Южанка нашла Дар, а значит, сейчас находится в лечебном крыле Вестхольда, пытаясь его принять.
А Ринг в подземелье!
Попятилась с отчаянием. Я так надеялась увидеть здесь тех, кого потеряла…
— Не задерживайте отправление! Скорее!
Хромой старик подхватил Янту, помогая Мелании.
Первый мехомобиль, набитый людьми, заурчал и понесся через мост.
В толпе мелькнуло знакомое лицо — Итан. Глаза парня блестели, губы были крепко сжаты. А лицо показалось чужим. И я уже хотела крикнуть, позвать его, но Итан отвернулся и скрылся в толпе.
И меня что-то кольнуло.
Чутье.
Что-то не так.
Что-то совсем не так!
Второй мехомобиль устремился вслед за первым.
Чудовищный взрыв подбросил первый мехомобиль, разрывая железо моста. Волна сжатого воздуха ударила по людям, разметав нас, словно горстку щепок. Меня приложило боком к стене, выбив весь воздух. Ребра и кости левой руки хрустнули. Жар опалил щеки. Небо раскалилось добела, а потом погасло. Моргая и пытаясь хоть что-то увидеть в дыму и копоти, я уставилась на мост. Его больше не было. Арки погнулись и рухнули в воду, словно сомневаясь, каменная опора качнулась, а потом с раздирающим душу скрежетом обвалилась. Остался лишь кроткий огрызок, торчащий со стороны большой земли. Между ней и Двериндариумом теперь ревело Взморье, принимая железное подношение.
Остров оказался отрезан от земли.
Я оперлась спиной на каменную кладку башни, тряся головой — оглушенная и раненая. Уши заложило, звуки доходили словно сквозь вату. Плачь, вой, крики, скрежет…
Кто-то вырвал из моих ослабевших пальцев клинок, отбросил.
Знакомое лицо заслонило картину разрушения.
— А ты везучая. — Лаверн присел рядом на корточки. Только сегодня на таком знакомом лице со шрамом не было привычной улыбки. Лаверн сплюнул на землю и как-то буднично вытащил из голенища сапога короткий нож. — Все планы мне испортила. Впрочем, это уже неважно.
Он оглянулся на мост и снова сплюнул.
Я подняла взгляд. В голове звенело, мысли ворочались вяло. Хотелось привалиться к стене и закрыть глаза. Хоть на пару мгновений. Но у меня их не было.
Лаверн смотрел с сожалением.
— Мне жаль, Вивьен, — мягко сказал он. — Правда жаль.
— Значит, это ты помогал Ардене, — поняла я. — Надо было догадаться. Ведь ты всегда был рядом! Ты каратель. Ты мог говорить обо мне гадости, делая вид, что заботишься о друге. И рассказывать другим о жестокости Кристиана. И ты… мог не только убить меня, но и подтвердить безумие своего напарника. Всегда поблизости. Вхож в дом… Как же мы были слепы! А Кристиан думает, что ты его друг.
Лицо Лаверна на миг исказилось.
— Если бы Ститу пришлось выбирать между тобой и мной, он бы тоже забыл о дружбе. И не смотри так, я давно понял, что ваши чувства далеко не родственные. Никогда не думал, что Стит способен так влюбиться. Да в кого! Это казалось совершенно нереальным! Я же говорю — весь план под хвост Змею… А ведь хороший был план. Хитрый!
— Где вы познакомились? — Я незаметно глянула за спину Лаверна, но на нас никто не обращал внимания. Вокруг было полно раненых плачущих людей…
— В Эльбусе. Я не такой затворник, как Стит. — Февр сжал рукоять ножа.
— Но… зачем? — выдохнула я.
— Ардене необходимо наследство Левингстонов, — хмуро произнес Лаверн. — А мне… Свобода. Спокойная жизнь. Любимая женщина.
Я рассмеялась.
— И ты надеешься обрести это с Арденой? Дурак. Она просто использует тебя, Лаверн. Как и меня. Как и всех вокруг! Что бы ни пообещала тебе эта девушка, она соврала. И никогда не будет с тобой! Одумайся! Неужели ты не понимаешь? Еще есть шанс…
Шрам на лице карателя побагровел, неподвижная часть лица выглядела серой.
— Нет никакого шанса! Не для тебя. Я дал клятву, Вивьен. Я обязан ее выполнить. Это особое обещание. — Он коротко втянул воздух и с силой оттянул воротник. На шее темнела тонкая полоска, словно след от удавки. Костяная клятва… — Я не могу отказаться. Иначе сдохну сам. Феврам даже пришлось сказать, что это обет отмщения за брата.
— Но ты не сможешь покинуть остров! Мост разрушен!
— Верховный что-нибудь придумает! Мы отстоим Двериндариум. Но уже без тебя. Это стало слишком опасным, сейчас лучшее время для… окончания. Возможно… мне еще удастся обставить все правильно…
Я не сдержала смешок. Правильно?
Здесь случился клятый конец света, а Лаверн все еще надеется отыграть свою партию! Не понимая, что спектакль давно закончен, а театр сгорел!
— Знаешь, а ты мне даже нравился. Несмотря на то, что февр.
В его глазах мелькнуло что-то живое. Сожаление? Но тут же погасло. И пальцы сжали нож.
— Ладно. Закончим с этим.
Падал снег. Кричали люди. Никому не было дела до сжавшейся у стены фигуры и парня рядом.
— Отвратный день…
Короткий замах снизу. И кровь, брызнувшая на мои щеки. Лаверн качнулся. И упал. За ним выросла фигура эфрима, на окровавленных когтях болталось человеческое сердце. Эфрим сунул морду к моему лицу, нервно обнюхивая и слизывая с моих ресниц кровь и слезы.
Ржавчина.
Мой разум решил, что это уже слишком. И отправил меня в темноту.
Мне было мягко, уютно и тепло. Сломанные ребра и рука не болели, лишь немного ныли. Пахло лекарствами и ванилью.
Лечебница.
Может, все лишь сон? Вернее — кошмар. Я очнусь и окажется, что я только что вынесла из Мертвомира свой Дар, а в соседней палате лежит Кристиан.
Я открыла глаза.
— Очнулась?
— Леди Куартис? — Я с удивлением осмотрела целительницу. На миг даже поверила, что все по-прежнему. А потом увидела темные круги под глазами леди, ее испачканное платье с оторванным рукавом. Растрепавшиеся волосы. Маленькие детали, говорящие о том, что кошмар все-таки произошел наяву.
— Леди Куартис! С вами все в порядке?
— Как видишь, — она с достоинством улыбнулась. — Хотя за это надо поблагодарить твое ранение. Иначе мне пришлось бы разделить судьбу Малого Совета. Но этот… хм… парень… Он пожелал, чтобы тебя лечила я. Лично. Все-таки я самый сильный целитель империи.
— Парень?
Врачевательница поджала губы.
— Он велел называть себя Ржавым Королем.
Я уставилась на женщину, но никакой улыбки не последовало. В памяти возникло воспоминание: мне семь лет, Ржавчина нашел в овраге погнутый железный обод, покрытый оранжевыми пятнами и дырами. Водрузил себе на голову, схватил палку, словно скипетр. «Зовите меня Ржавым Королем! — крикнул он. — Я повелитель мира! Император земли и неба! На колени, прислужники, целуйте мои ноги!»
Мор тогда двинул новонареченному повелителю под дых и расквасил его нос — эти двое вечно соперничали.
А теперь Ржавый Король захватил Двериндариум.
— Что случилось с Малым Советом? — опомнилась я и, увидев взгляд леди, осеклась.
— Давай осмотрим твои ребра, — мягко сказала госпожа Куартис.
— Леди Куартис! — Я схватила ее руку. — Вы видели Кристиана? Кто-нибудь его видел?
Она покачала головой.
— Мне жаль. В лекарских февра Стита нет. А дальше меня не выпускают.
Я сжала кулаки до следов от ногтей, пытаясь понять. Крис — жив. Иначе я просто сойду с ума…
Пока женщина прощупывала мои кости, я молчала. Вспоминала, что она была одной из тех, кто посылал в Мертвомир подростков. Бездна и хозяин ее Двуликий! Я не понимала, как мне к этому относиться.
— Много людей погибло?
Леди молча кивнула, и мне захотелось закрыть глаза и снова провалиться в беспамятство.
Дверь отлетела в сторону, и в комнату ворвался рыжий ураган.
— Она очнулась? Если она все еще не очнулась, я вас…
Ржавчина запнулся, глядя на меня. И на мою оголенную грудь, под которой были навязаны бинты. Леди Куартис поджала губы и накрыла меня покрывалом.
— Моей подопечной гораздо лучше. Она…
— Выйдите, — коротко бросил Ржавчина.
Леди Куартис вскинула голову, словно желая возразить. Но промолчала. И молча ушла.
Парень по-прежнему стоял посреди палаты, не сводя с меня глаз. И он снова был одет лишь в кусок ткани, привязанный к тяжелому кожаному поясу и закрывающий ноги до босых ступней. Похоже, Ржавчина отвык от нормальной одежды.
Правда, его тело было чистым, раны залечены, а отросшие рыжие волосы заплетены в косички и связаны в узел на макушке. Обе руки от запястьев до локтей обвивали какие-то тряпки с пятнами грязи и крови. И сглотнув, я узнала ткань рубашки, что была на мне. Видимо, Ржавчина отрезал полосы, когда притащил меня сюда, и намотал на свои руки.
Ненормальный.
Он выглядел странно. Такой родной. И такой чужой.
Некоторое время мы молча друг друга рассматривали, ощущая пропасть между нами. Прошлое и настоящее сплелись то ли удавкой, то ли связующей цепью.
Ржавчина вырос и возмужал. Его тело стало сильным и по-звериному быстрым. Рельеф мышц, линии и впадины притягивали взгляд, узор шрамов лишь добавлял притягательности. Он выглядел опасным.
— Как ты себя чувствуешь?
— Ты снова человек, — сказала я, игнорируя вопрос.
— Да. Пришлось тебя укусить. Твоя кровь возвращает утраченное, но потом Мертвомир берет свое. — Он несколько смущенно пожал плечами. И показал полоски ткани на руках. — Это помогает. Немного.
Он постоял, нахмурившись. Сел на край моей кровати и потянулся ко мне.
Я отодвинулась подальше.
— Я тебе не враг! — с обидой вскинулся Ржавчина.
— Но и не друг, — хмуро отбила я. — Уже нет.
— Ты ошибаешься! Вивьен, я лишь хотел вернуться! Хотел, чтобы мы снова были вместе!
— Только забыл сказать, что я должна выпустить не только тебя, но и легион чудовищ, желающих уничтожить всех на своем пути! — заорала я. И задохнулась, ребра снова заныли. Ржавчина качнулся ко мне, я отодвинулась еще дальше.
— Это справедливость…
— Брехня! Вот что это! — закричала я, отбросив необходимость подбирать слова. Потерла сухие глаза. — Брехня и месть! О которой ты не сказал мне ни слова!
— Ты тоже о многом промолчала, не так ли? — рявкнул он.
Я облизала губы. Обсуждать с ним Кристиана я не буду. Просто не могу!
— Месть? — Он сжал кулаки. — Думаешь, мы должны были просто улыбнуться и все простить? Забыть эти годы? Забыть, что с нами сделали? Ну уж нет! Мне еще повезло, я стал эфримом. А представь чувства тех, кто превратился в нечто склизкое, ползучее, не имеющее конечностей! Представь, если однажды ты проснешься и поймешь, что твои кишки отныне могут принять только вонючую гниющую падаль? Ты хоть представляешь, что значит быть заключенным в теле отвратительного чудовища?! Порой мне хотелось содрать свою шкуру, вывернуться наизнанку, лишь бы только снова вернуть себя! Ощутить свою кожу, руки, лицо! Ты говоришь — месть? Нет, мелкая. Справедливость! Самая что ни на есть справедливость!
— Но большинство февров даже не знали о том, что с вами сделали! — закричала я.
— А нам насрать! — рявкнул в ответ Ржавчина. — Черные мундиры — наши враги! Все!
— Они не заслужили смерти!
— А я заслужил? — Он встал коленями на кровать, сжал в ладонях мое лицо. — Посмотри мне в глаза и скажи, что я заслужил гребаную смерть, Вивьен! Что я должен был сдохнуть ради процветания империи! Ну? Я и все мы! Мор, Хромоножка, Лисий Нос! Скажи!
Я задохнулась от его ярости.
И промолчала. Это Верховный мог утешать Совет словами о меньшем зле. А мы знаем, что кто-то всегда умирает. Если не ты, то тебя — несложная арифметика.
Некоторое время мы лишь сверлили друг друга злыми взглядами. И я отступила.
— Мне нужны ответы, — пробормотала, насупившись. — Как ты попал в Двериндариум?
— Как и все приютские, — процедил он. — В железном фургоне без окон.
— Но ты знал, что с тобой сделают?
— Я не знал способ.
— Но знал остальное! Эфрим, который спас твою жизнь в детстве, кто он такой? Он ведь потребовал взамен именно это, не так ли? Стать чудовищем, согласиться на условия февров. Выжить. Выполнять требования и ждать. А потом захватить Двериндариум. Изнутри! Это был единственный способ, ведь подобраться снаружи просто невозможно! Значит… Значит, он знал и обо мне?
Я нахмурилась, пытаясь сложить кусочки расползающейся правды.
— Но как… Ты верил, что я смогу открыть для вас Дверь. Почему?
Он склонил голову, глядя на меня. Резко встал.
— Твой Дар возвращает утраченное. Благодаря твоему знаку мы смогли войти и дышать воздухом этого мира.
— Но не стали людьми?
— Для этого нужна твоя кровь, — буркнул Ржавчина.
— Уже были такие, как я? — осенила догадка.
— Давно. Но тогда тварей Мертвомира было слишком мало, они были слабы и глупы. За четыре года я сумел объединить почти всех и заставил себя слушаться. Я сумел то, что не смог… он.
— Он?
— Глава ордена ренегатов, Приор Истинной Крови, — медленно произнес Ржавчина. — И… эфрим. Единственный эфрим, способный самостоятельно возвращаться в человека. Когда-то он тоже был в Мертвомире, он такой же, как я. Как все мы! Он знает, что с нами сделали.
— И это он велел отдать мне кольцо, ведь так?
— Замкнутый круг, — с трудом произнес парень. Его голос стал более низким и рычащим, порой Ржавчина задумывался, пытаясь подобрать слово. — Дары тоже подчиняются системе. Совпадения не случайны. Влияет предмет, материал, но и чувства человека. Ты очень хотела вернуть меня. А кольцо — это круг без конца и начала. Это… возвращение утраченного. Да, Великий Приор предполагал такую вероятность.
— Вот же хитрозадый гад, — подвела я итог, и Ржавчина насупился. Втянул воздух. И ухмыльнулся.
— Есть такое. Но он оказался прав.
— И теперь ты ждешь прибытия своего хозяина? — ехидно произнесла я, и парень снова помрачнел. — Чтобы вручить ему Двериндариум?
— Приор уже прислал своего советника.
— Вот как? И кто же он?
Но Ржавчина не ответил, лишь усмехнулся.
Я откинулась на подушки, напряженно размышляя. Ренегаты. Орден Крови. Проклятые. Вот, кто стоит за всем этим. Дворец в столице взорвали, чтобы основная часть гарнизона Двериндариума покинула остров.
Мне стоило догадаться…
А Ржавчина — один из них. И уже давно.
А я? Кто же теперь я?
Кристиан…
Имя укололо внутри, обожгло. И я отвернулась к окну, чтобы бывший друг не видел моего лица. Я верила, что Кристиан жив. Его тела не было возле Двери. Не было!
Но возможно, его просто утащили с собой чудовища. Разорвали на куски, не оставив ничего, что можно оплакать.
Я содрогнулась от ужаса, запрещая себе думать об этом. И вздрогнула, когда жесткие ладони сжали мои щеки, разворачивая к себе мое лицо.
— Всадить нож было мало, да? — рявкнул Ржавчина. — Что еще надо сделать, чтобы ты больше не думала о нем?
— Всадить нож и в мое сердце, — сказала я.
Провела рукой по ткани на его ноге, нащупала на бедре парня ножны. Конечно, даже в детстве у Ржавчины всегда была в кармане заточка!
Я тронула лезвие.
— Осмелишься?
Ржавчина втянул воздух возле моих губ. В его глазах плясало разрушительное пламя. На миг показалось, что да — осмелится.
Покрывало сползло, обнажая верх груди. Но я не стала его поправлять, с вызовом глядя в слишком родные глаза. И увидела, как резко расширились зрачки, как дернулось его горло.
— Уже не мелкая, да? — тяжело выдохнул он. Придвинулся ближе: — Меня не было слишком долго. Но я верил, что ты меня дождешься.
— Я ждала тебя! И искала!
— Только сейчас предпочла бы видеть на моем месте февра, ведь так?
— Ты жесток!
Я отвернулась и сжала дрожащие пальцы.
— Ты тоже жестока, Вивьен.
Ржавчина прижал ладонь к изголовью кровати, пристально глядя в мои глаза.
— Злишься? Но почему? Что с тобой случилось? Ты ведь была одной из нас, Вивьен! Ты забыла, как мы голодали? Как пытались выжить? Обо всем забыла и теперь защищаешь февров? Знаешь, что делали так любимые тобой черные мундиры? За принесенное железо они выталкивали в Мертвомир девчонок. Воровок, мошенниц, иногда тех, кого обвинили в связях с ренегатами. Юных. Не старше нас с тобой. Сказать, зачем?
Ржавчина лизнул мои губы. Темно-рыжие волоски на его руках встали дыбом, дыхание участилось.
— Это была награда нам. Чудовищам. Мы могли делать с ними все, что пожелаем. Понимаешь… Даже в теле зверя у нас остаются человеческие желания. Разум. Мысли. Мы не понимаем, что стали монстрами… И другие звери нас совершенно не привлекают. Только люди.
Я задохнулась, осознав его слова.
Он снова провел языком по моим губам. И спросил тихо:
— Хочешь узнать, сколько девчонок досталось мне?
— Катись ты под хвост Змея, Ржавчина.
Он рассмеялся, смех вибрацией прошелся по моей коже. Погладил мою щеку и рывком отстранился.
— Тебе пора решить, на чьей ты стороне, Вивьен.
— А что, если я выберу не ту сторону?
Он ухмыльнулся.
— На этом острове теперь полно чудовищ разной степени безумия. Но те, кто еще не утратил разум, жаждут твоей крови. Китти смогла донести, что твоя кровь способна вернуть человеческий облик. Только не пояснила, сколько крови требуется и что надо делать. Так что некоторые предпочтут съесть тебя целиком, чтобы уж наверняка. И только я способен их удержать.
Он встал так же рывком, по-звериному. Черная юбка схлынула по сильным ногам потоком ткани. Ржавчина пошел к двери. На пороге помедлил. Мышцы спины обозначились жгутами.
Обернулся.
— Через час жду тебя внизу, оденься. Детство закончилось, мелкая. Ты ведь понимаешь.
Он вышел, а я некоторое время задумчиво смотрела на закрывшуюся створку.
О да. Я понимала.
Закрыла глаза и сжала кулаки.
Ничего! У меня еще есть друзья!
Итан, Мелания, Киар! И Ринг — я верила, что здоровяк жив. И возможно, даже Ливентия! Мы что-нибудь придумаем. Все вместе.
Вернувшаяся леди Куартис помогла мне добраться до купальни и смыть с кожи запах лекарств. Мои кости почти срослись, а раны затянулись, но тело было слишком слабым. Когда я натягивала темно-бардовое платье — форму Двериндариума мне не дали — колени дрожали, а руки тряслись. Но от дальнейшей помощи я отказалась. Заплела волосы и вышла в коридор. И подпрыгнула. Возле двери топтался хриав. На его правой лапе была намотана веревка, на которой болталась желтая бусина. Глянув на меня, зверь мотнул рогатой башкой, показывая направление. Я двинулась вперед, поглядывая по сторонам и размышляя, смогу ли сбежать.
Но даже если мне хватит сил — куда бежать? И зачем…
Так что я молча шла за чудовищем.
Лекарское крыло оказалось почти не тронуто. А вот стоило спуститься по лестнице, и я содрогнулась. В главном зале Вестхольда теперь возвышалась искалеченная статуя. Божественному Привратнику откололи голову и руки. Прекрасные витражные стекла оказались разбиты, гобелены сорваны, а изящные стеллажи — уничтожены. В некогда красивом зале остались лишь каменные стены да разбитое изваяние.
Пространство возле окон и дверей занимали чудовища. От влажной шерсти остро пахло зверьем. У стены стояла кучка людей. В изорванной одежде, грязные, раненые, со следами засохшей крови на лицах. Февры. Ученики. Несколько архивариусов. Летописцы. С облегчением я увидела растрепанную Эмилию Сентвер. Бесцветных близнецов с горящими алыми глазами. Испуганную грязную Меланию и растерянного Майлза. Альфа с перевязанной рукой и коркой крови на шее и ухе. Угрюмого и избитого февра с молниями в волосах, который поддерживал Лейту Скарвис. Едва стоящего на ногах Бурана Эйсона.
Но здесь не было красавца Брайна Дествина, который подарил мне железного мотылька.
Не было пухлощекой Сильвии, молчаливого Дерека, наставника по рукопашному бою, парня с хрустальными глазами…
Не было наставника Бладвина.
Здесь не было… многих.
Сопровождающий хриав впихнул меня в нишу за единственным уцелевшим гобеленом. Отсюда был прекрасно виден зал, но я оставалась в тени.
Я коротко втянула воздух и обернулась к пятну света возле статуи. Там поставили бархатное кресло, которое раньше возвышалось в кабинете Верховного февра. На него с ухмылкой уселся Ржавчина, поставив одну ногу на старинный глобус, тоже позаимствованный у бывшего хозяина Вестхольда. Грязная ступня парня встала как раз на золотые очертания нашей великой империи.
Февры дернулись от ярости.
Ржавчина оперся локтем о голое колено, показавшееся в разрезе его странной юбки.
— Начнем. — Ржавый Король обвел насмешливым взглядом напряженные и злые лица. — Здесь находятся те, кто еще может держать в руках оружие и все еще мнит себя защитником Двериндариума. Как видите, вас осталось немного. Прислужники, лекари и рабочий люд смогут вернуться в свои дома. Их и ваши жизни зависят от общего благоразумия, если оно осталось в этих тупых головах.
Ржавчина сплюнул на грязный пол, и я увидела, как дернулись несколько февров. Парень, одетый в странную юбку, босой и на первый взгляд — безоружный, казался им легкой добычей. Но лишь до того момента, как навстречу молниеносно не скользнуло несколько чудовищ, показывая клыки.
Февры замерли, и Ржавчина укоризненно цокнул языком.
— Я же говорю — идиоты. Повторяю для тугодумов: Двериндариум теперь мой. Остров отрезан от большой земли и только от меня зависит, сожрут оставшихся людей мои мохнатые друзья или удовлетворятся на ужин говядиной. Поверьте, они предпочли бы полакомиться мясом февров.
Несколько чудовищ угрожающе зарычали, и люди отхлынули испуганной волной. Ржавчина хмыкнул и кивнул:
— Вот так-то лучше.
— Кто ты такой? — произнес Киар Аскелан. Он выглядел спокойным, в отличие от Рейны, лицо которой искажала бессильная ярость. На щеке девушки змеился рваный шрам.
— У меня не было звучной фамилии или титула, бесцветный. Но я изменю этот мир и восстановлю клятую справедливость. Так что зови меня ваше величество, Ржавый Король.
— Ты отступник! — закричала Эмилия Сентвер. — Чудовище!
Ржавчина рассмеялся.
— А еще — приютский крысеныш. Грязь на подошвах благородных господ. Отброс, мусор, ничтожество. Я слышал все, что ты можешь сказать. А еще я тварь Мертвомира и ночной кошмар! И тот, кто с радостью оторвет твою башку вместе с болтливым языком!
Его голос стал ниже, плечи опустились, и в человеческом облике вдруг проскользнуло чудовище. Словно рябь прошла под кожей парня.
Я напряглась, с испугом глядя на госпожу Сентвер и мысленно умоляя ее замолчать.
— Я эфрим. И таким меня сделал ваш проклятый Совет! Ваш Верховный. Все эти монстры, все эти чудовища — дело рук империи. Мы стали такими с одобрения Большого Совета и самого венценосного правителя. Так что вините их, а не нас! Мы всего лишь хотели выжить!
— Что за чушь? Ты бредишь? Да он сумасшедший! — испуганные возгласы и взгляды, непонимание.
Усмешка Ржавчины больше похожа на оскал. Он рассказал, как приютских детей заставляли выносить живое. То, чем они становились, очень наглядно рычало у стен.
Февры переглядывались и сжимали кулаки, но браслеты у всех были заперты.
Кто-то по-прежнему не верил. Киар выглядел задумчивым. Мелания прижала к губам грязную ладошку и отчаянно озиралась, словно надеялась найти в толпе еще одно лицо. Наверняка искала Итана. Последний раз я видела парня на мосту и боялась думать, почему его нет в этом зале.
— Так что я всего лишь восстановил справедливость, — закончил мой бывший друг, завершив рассказ.
— Ты проклятый ренегат! И не думай, что мы поверим твоим сказкам! Убийца! — воскликнул архивариус Белого архива. Левый глаз мужчины заплыл и не открывался. Было видно, что стоять архивариусу трудно. Но голову он держал высоко.
Губы Ржавчины тронула улыбка.
— Надеешься меня оскорбить, старик? Мне плевать на звуки, которые вылетают из твоего рта. Оскорбления я слышал и похлеще. К тому же я и правда ренегат. А теперь заткнитесь и слушайте. С этого дня каждый ваш вздох зависит от моего хорошего настроения. Кто его испортит — станет кормом. Остальные смогут понаблюдать, как их приятеля рвут на куски чудовища. Мужчина это будет или женщина — мне тоже наплевать, я уничтожу вас всех. Так что закройте ваши пасти, дышите тихо и не злите меня. Никого из нас. Ну и последнее на сегодня объявление. Я хочу представить вам свое главное сокровище. Девушку, которая выпустила нас из Мертвомира! Вивьен, иди сюда.
Я вздрогнула, услышав свое имя. Вот же склирз! Я надеялась, что просто постою в углу.
Но у Ржавчины явно были другие планы.
Он безошибочно нашел взглядом гобелен, за которым я стояла, и протянул руку. Понимая, что деваться некуда, я вышла на свет.
Краем глаза я заметила, как вытянулось лицо Киара, как распахнулись глаза Мелании и Альфа. Осторожно подошла и встала рядом с креслом Ржавчины.
— Иви? Что происходит? — растерянно спросила послушница.
— Ее зовут Вивьен! — вдруг разозлился мой приютский друг. Его кулаки сжались, а по коже снова прошла рябь. Чудовище было совсем рядом. — Вивьен Джой! Никакой Иви-Ардены Левингстон на острове нет и не было! Только Вивьен! Моя Вивьен! И да. Сейчас вы скажете ей спасибо. Ведь именно она открыла нам Дверь — нам всем.
— Это правда? — спросила Эмилия Сентвер.
— Правда, — сказала я, поднимая голову. — Я вам лгала. Я самозванка. И я открыла Дверь для чудовищ.
Ржавчина легко поднялся и сжал мою ладонь. Твари Мертвомира зарычали. Зал наполнился воем, скрежетом когтей о камень и хлопаньем крыльев. Чудовища приветствовали свою освободительницу.
Люди молчали.
Я увидела ярость в глазах Рейны и Киара. Непонимание и презрение во взгляде февров. Осуждение и отвращение на лицах остальных.
Мелания на меня больше не смотрела, она разглядывала свои грязные руки, плечи девушки дрожали.
Я прикусила губу, чтобы сдержать эмоции. Что ж… У меня больше не было друзей. Ни одного. Никто не простит мне того, что я сделала.
Я взглянула в глаза Ржавчины.
— Больше никакой брехни. Как ты и хотела, — тихо произнес он.
Я знала, что на нас смотрят десятки глаз — со злостью, ненавистью, болью. Я ощущала их взгляды кожей, они прожигали во мне дыры. Убивали. Меня сейчас ненавидели больше, чем весь легион чудовищ и Орден проклятых.
И я кивнула. А потом повернулась лицом к тем, кого стала считать друзьями.
Рейна подняла руку и медленно провела пальцем по шее.
— Пошли вон, — сказал Ржавчина, и чудовища заворочались, сгоняя людей в кучу и выводя из зала. Когда помещение опустело, я прислонилась спиной к холодному мрамору искалеченного Божественного Привратника. И вздрогнула, услышав за спиной знакомый голос.
— Думаю, нам стоит познакомиться еще раз, Вивьен. На этот раз без выдуманных имен и чужих масок.
Обернулась. Рядом со Ржавчиной стоял Итан. Вместо мундира Двериндариума на парне было длинное черное облачение, на боку — ножны с изогнутым мечом.
И вроде сменилась лишь одежда, но выглядел он иначе. Мягкая улыбка бесследно исчезла, взгляд стал жестким, спина выпрямилась, выдавая годы суровых тренировок.
Тот, кого я знала, как Итан Клейт — исчез. А незнакомец с его лицом слегка поклонился.
— Айрон, советник Ордена Истинной Крови. И сын его главы — Великого Приора. Ты прекрасно справилась со своей непростой ролью, Вивьен. Мой отец будет тобой доволен.
— Это ты взорвал мост, — догадалась я, и Айрон кивнул. — И ты не хотел входить в Мертвомир! Намеренно тянул! То болел, то плоховал! Но зачем?
— Ты ничего не знаешь, Вивьен, — ренегат прищурился. — Мне и таким, как я, опасно входить в Мертвомир.
— Таким, как ты? — нахмурилась я. — Ренегатам?
Айрон сухо улыбнулся.
— Адептам истинной крови. Империя скрывает правду о забытом, о том, что на самом деле случилось с Мертвомиром. О том, кто мы такие. Если ты станешь одной из нас, я все тебе расскажу.
Я сжала кулаки, размышляя. Ржавчина ведь не слишком удивился моему присутствию в Двериндариуме. Неужели мой приезд сюда — нечто большее, чем план коварной Ардены? Что за паук плетет свою паутину за чужими спинами?
— А как же Мелания? — тихо спросила я.
Итан-Айрон отвел взгляд.
— Мелания никогда не примет ренегата. Мне очень жаль.
Я посмотрела на битое стекло витражей, усыпающее пол. Вспомнила мехомобиль, слетевший с железной опоры, и покачала головой. Больше всего мне хотелось двинуть кулаком в красивый нос этого вруна Итана! Но… чем я отличаюсь от него? Я тоже носила чужую маску и тоже врала тем, кто считал меня другом. Каждый из нас делает то, во что верит. Каждый из нас пытается выжить.
А врагов стоит знать лучше, чем друзей.
— С удовольствием послушаю твои истории о забытом, Айрон, — сказала я. И с удивлением увидела в глазах парня короткую вспышку радости.
Бросила быстрый взгляд на молчащего Ржавчину. Он смотрел пристально, не мигая. Оценивал каждое мое слово, каждое движение. Наши взгляды снова скрестились, словно оружие. Он пытался разгадать, кем я стала. Несколько мгновений безмолвного поединка — и плечи Ржавчины расслабились. А напряженные губы улыбнулись. Он медленно кивнул и качнулся ко мне навстречу.
Но я развернулась и пошла к лестнице.
У меня больше не было друзей. Не было Кристиана. Мне было некуда идти. И я совершенно не понимала, что делать дальше! Из тьмы коридоров на меня смотрели монстры. Шуршали крылья. Когти царапали камень Вестхольда.
По щекам покатились слезы, и я сердито стерла их рукой.
Тяжелая лапа вдруг толкнула меня в плечо. Я подпрыгнула от неожиданности и страха, обернулась. И увидела звериные глаза хриава, пасть с рядом жутких клыков, ветвистые рога. Чудовище застыло, рассматривая меня. А потом снова тронуло лапой, едва не разодрав мою щеку. Перед моими глазами качнулась бусина на веревке.
И я вдруг поняла, что монстр меня… утешает! Похлопывает по плечу, как делают люди в знак ободрения! Как делал один мой давний приятель!
Снова посмотрев в глаза чудовища, я неуверенно произнесла:
— Мор?
Хриав тихо рыкнул. И снова кивнул.
Я ошарашенно кивнула в ответ и двинулась вперед. Хриав бесшумно пошел рядом.
Что ж, пожалуй, надо сказать Ржавчине спасибо. Потому что пора посмотреть правде в глаза и принять ее такой, какая она есть. Горькой, гиблой, больной. Но единственно верной.
Я не Ардена Левингстон, богатая и подлая аристократка.
Я не Дождь, девочка из приюта на краю Дурдена.
Я — Вивьен Джой.
Нищенка, обманщица, нечаянная пособница ренегатов. Я не знаю, кем были мои родители, не знаю, сказал ли Верховный правду о моей матери. И была ли женщина с портрета моей матерью? Я потеряла свое сердце, друзей, и даже себя. Я совершила страшные ошибки. Я запуталась в паутине лжи и предательств.
Но я готова начать сначала. Я все еще верю в лучшее.
Я — Вивьен Джой. И сегодня я сделаю первый шаг навстречу новому будущему.
Я так много времени провел во тьме, что осела пыль моего мира, разрушенного до основания.
Я так много времени провел во тьме, что сросся с нею. И забыл свет.
Когда я открыл глаза, то увидел ее — тьму. И она была живой. Она двигалась и дышала. Пульсирующее голубое мерцание плесени освещало каменные стены и низкий сырой потолок — подземный лабиринт Двериндариума. Я медленно оперся на локти, всмотрелся.
Рядом со мной двигались темные силуэты. Они сплетались и распадались, словно черви в банке. И заметив мое движение, силуэты склонились надо мной.
— Кто вы?
Вопросов было много, и этот — не главный. Но я задал его.
Глаза привыкли к полумраку, и я стал видеть в тенях различия. Первое ничто было отвратительно уродливым. Чудовище с изломанным гниющим телом и сотнями пауков, ползающих по нему.
— Ты больше не испытаешь страх… — сказало оно и рассмеялось гниющим беззубым ртом. — Но его испытают другие.
Вторая фигура пылала, словно огонь. Черное тело менялось, оплывало, рассыпалось искрами, собиралось снова. У него были рога и хвост, обнаженное тело рваными лохмотьями прикрывал пепел. Лицо казалось то невероятно прекрасным, то невыносимо отвратительным. То мужским, то женским, то звериным. То всем одновременно. И голос этого ничто опалял меня изнутри.
— Ты больше не испытаешь ярость. Но ее испытают другие.
Третий силуэт приблизился, танцуя. Гибкое, грациозное, губительное. У ничто была лисья морда и змеиные повадки. Тело покрывали вороньи перья.
— Ты больше не испытаешь боль, — прошептало оно, касаясь перьями моей щеки. — Но ее испытают другие…
У четвертой вместо лица был обглоданный череп, а вместо рук — загнутые ножи. Ее волосы венчала корона из костей и звезд, а костлявое тело обвивали мерцающие шелка. Она молча прикоснулась к моим губам ледяным поцелуем.
Я решил, что никогда не стану называть ее имени.
Я снова закрыл глаза.
Страх, Ярость, Боль и Безымянная.
Тени.
Те, которые я призвал. Напоил своей жизнью. Мой Дар.
Очень медленно я положил руку на грудь. Туда, где тело еще помнило боль удара. Сталь, легко разрезавшую кожу и мышцы, пробившую их насквозь. Раны не было. Пальцы нащупали тонкий шрам — все, что осталось от смертельного удара. Медальон, который я когда-то нашел, оказался не пустышкой. А исцелением от смертельной раны.
Вот только вместе с ножом мое тело приняло новый Дар. Или Дары?
Сталь, деревянная рукоять и веревка оплетки. Память запечатлела нож в мельчайших подробностях.
Даже пять Даров было слишком много.
Шатаясь, я поднялся. Тени кружили вокруг, свиваясь, сплетаясь, танцуя и смеясь. Касались меня бархатными пальцами, холодными губами, зубами и перьями. Приветствовали меня. Ждали. Торопили.
Порождения темной стороны. Исчадия Бездны. То, что не должно существовать в этом мире. То, чего никогда в нем не было. То, что я воплотил…
Я ощущал их своей кожей и стылой кровью.
— Они все тебе врали, — шептала Боль. — Все врали… Везде ложь. Твой отец врал — и потому погибла твоя мать… Верховный февр врал и прикрывал свои преступления… Леди Куартис врала… Малый Совет… Вивьен…
— Заткнись!
— Она тоже врала… Больше всех… Столько лжи… Все врали…
— Ложь… Ложь… Только ложь. Ничего настоящего…
— Притворство…
— Убить… убить…
Я закрывал глаза. Облизывал сухие, потрескавшиеся губы.
Ложь. Я ненавижу ее.
Мир стал бы лучше, если бы каждое слово и обещание выжигало на коже клеймо. Или стягивало горло удавкой.
Мир стал бы лучше, а люди научились не врать.
Или вымерли.
— Скорее… Скорее… — торопили мои спутники. Распадались нитями тьмы, собирались снова. — Иди, иди! Рвать… Пылать… Убивать… Дай нам всех. Дай, дай, дай…
Спотыкаясь и скользя руками по влажным стенам, я пошел. Сначала медленно. Потом — быстрее. Тени стонали и выли. Еще, еще…
Но меня это совсем не трогало.
Я шел долго. Иногда снова проваливаясь во тьму. Иногда растворяясь в ней. И возвращаясь снова. Снова видел живые тени. Снова шел.
Подземелье Вестхольда тянулось нескончаемым лабиринтом.
— Как я здесь оказался?
— Мы принесли тебя, господин… здесь древняя тьма… здесь мы сильнее…
Я сжимал зубы и шел дальше. Стараясь не думать. Не вспоминать. Память ранила, делала слабым.
Идти. Дышать. Не думать.
Когда впереди забредил тусклый свет, я протер глаза, думая, что это снова плод моего воображения. Так уже случалось не раз в этой тьме.
Но свет не исчез. И в глотку полился свежий воздух.
Я все-таки выбрался.
Шатаясь, дошел до низкого проема и выполз наружу. Над Двериндариумом высился звездный купол ясной морозной ночи. Полнобокая луна качалась на бархате неба. Я стоял на присыпанной снегом земле — без одежды, обуви и запирающего браслета. Недалеко от полуразрушенной сторожевой башни Вестхольда. А на посту, где обычно караулил дозорный, топтался ширв. И увидев меня, он бросился в атаку.
Тень выплыла из-за моей спины и прошла сквозь зверя. Тот рухнул на снег без единого звука. А тень обернулась — блеснула корона из костей и звезд. Блеснул череп вместо лица. И Безымянная слегка поклонилась.
— Никто не причинит вреда, господин, — шепнула Боль.
— Никто из живых больше не прикоснется, — подтвердил Страх.
— Я не просил… — собственный голос показался сиплым и больным.
Безымянная рассмеялась, скрещивая изогнутые ножи вместо рук.
А потом тьма расплескалась и опустилась на мои плечи плащом.
Страх обвил черным наручем левое запястье. Боль — правое.
Ярость сдавила шею торквесом. Тени разорвались за спиной крыльями, легко подняли меня в воздух и опустили на ледяные камни разрушенной башни.
Я смотрел сверху на обрушенное крыло Вестхольда, на обломок железного моста, на пустые дома и темные окна.
Чем стал Двериндариум?
Чем стал я?
Усмешка раздвинула губы. Потому что мысли больше не вызывали чувств. Ни страха, ни боли, ни ярости.
А смерть?
Она — мои крылья.