Кристиан говорил: «Мы не всегда выбираем свою судьбу. А еще — порой жизнь несправедлива и ставит нас перед трудным выбором».
Сейчас я добавила бы, что этот выбор может быть фатальным, ранящим или даже губительным…
Но убиваться о нем — лишь напрасно терять время, которое можно потратить на то, чтобы хоть что-то исправить.
Я тряхнула головой и вышла на порог. На миг зажмурилась от снега, слепящего глаза — день выдался ярким и солнечным. Вчерашний снегопад укрыл Двериндариум покрывалом, таким чистым и сияющим, что хотелось рухнуть на белую перину и как в детстве раскинуть руки-ноги!
Но, конечно, я не стала этого делать.
Лишь натянула варежки и сжала рукоять корзины.
— Вр-хх-ррр? — слева возник темный силуэт и угрожающе заворчал.
Я покосилась на своего неизменного спутника. Тело, покрытое шерстью, жуткая звериная морда, багровые глаза, шипы на боках и предплечьях, несколько гибких хвостов, и в качестве главного украшения — ветвистые и острые рога, способные легко пробить тело человека! Хриав поднялся на задние лапы, хотя чаще передвигался на четырех, и снова заворчал.
— Мор, надо сходить в овощную лавку. Может, сегодня удастся купить хотя бы салат. У меня живот болит от жареного мяса! — пояснила я, отворачиваясь от своего стража. Поправила шапку и решительно шагнула в снег. Дорожку никто не почистил, так что я поморщилась, провалившись по щиколотку.
Мор зарычал, выражая несогласие. Его рацион Двериндариума вполне устраивал! В Вестхольд ежедневно поставлялись куски свежего, отборного мяса. Местное население прекрасно понимало, что чудовищ надо кормить сытно и часто. А вот людям приходилось не так сладко. Во время битвы огненные заряды попали в крышу оранжереи, и часть прозрачной кровли обвалилась. К сожалению, ночью ударили морозы, отчего большая часть растений погибла. Но в те дни никто не сожалел о розах и апельсиновых деревьях. Мы подсчитывали совсем иные потери. И лишь спустя несколько дней, когда жизнь в Двериндариуме хоть как-то упорядочилась, люди бросились спасать растения.
— Вхррр! — Хриав затряс головой, скидывая с рогов снег. Куча плюхнулась с ветки дерева прямиком на макушку зверя, приведя того в бешенство. Мотая башкой, Мор подпрыгнул, выбрасывая вверх задние лапы.
Я фыркнула от этого зрелища.
— Рррр!
— Ой, перестань! — я осторожно обошла нагромождение камней и обломков — все, что осталось от разрушенной стены. — Это же просто снег! Да-да, я поняла, что тебе он не нравится, но мог бы остаться в замке, никто тебя не просит постоянно таскаться следом за мной!
— Ррр!
— Ладно, хорошо. Ржавчина приказал, я поняла. Но ты мог бы сделать вид, что не заметил, как я ушла!
— Вхрр!
— Ничего он тебе не сделает. Вы слишком его боитесь…
На это хриав промолчал, лишь вздернул верхнюю губу, показывая жутковатые черные десна и кривые клыки. Зрелище впечатляло, но я уже так к нему привыкла, что впечатляться перестала. Некоторое время мы шли молча. За развалинами показалась улица — пустая. И я снова ощутила укол в сердце. Совсем недавно здесь кипела жизнь, спешили по своим делам ученики, наставники и февры, работали уборщики… а сейчас жители Двериндариума предпочитали не высовываться. Хотя надо сказать Ржавому королю спасибо — жертв больше не было. Рабочий люд вернулся в свои дома. Пленников поместили в общее здание, туда, где раньше располагался гарнизон февров, и насколько я знала — исправно кормили. Те, кто был ранен, получили лекарскую помощь.
Я тайком покосилась на длинное здание. Вылазка в овощную лавку была лишь предлогом. За каменными стенами находились Мелания, Альф и Аскеланы, и я упрямо пыталась найти способ с ними увидеться. Хотя Ржавчина и сказал, чтобы я держалась от здания бывшего гарнизона подальше. Но возможно, сегодня мне повезет и удастся поговорить хотя бы с Меланией… Мне не хватало друзей. Мне хотелось убедиться, что с ними все в порядке!
Из двери ближайшего дома вышел прислужник с лопатой и, покосившись на меня с Мором, принялся чистить ступеньки. И почему-то это зрелище меня приободрило! Вздернув подбородок, я пошла быстрее, поглядывая по сторонам. Снег укрыл следы разрушения и битвы, делая Двериндариум почти прежним. Почти… Я привычно всматривалась в каждый камень, каждое окно, надеясь увидеть того, кто снился мне каждую ночь. Мор недовольно порыкивал и тряс башкой, следуя за мной. Желтая бусина покачивалась на его лапе, говоря о том, что за звериной мордой все еще таится человек. Такие «знаки человечности» были у многих чудовищ. Звери цепляли на себя бусины, украшения и мелкие бытовые предметы, наматывали на лапы и крылья веревки и ленты. Там, в Мертвомире, это помогало им помнить о том, кто они такие. Как сказал Ржавчина, чудовищ, на которых нет лоскута или какой-нибудь мелочи, лучше обходить десятой дорогой! Эти монстры были по-настоящему опасны и слушаются лишь своего Ржавого короля.
Кстати, последний факт и сейчас вызывал у меня удивление. Как этому приютскому крысенышу удалось сплотить и подчинить чудовищ? Ответа я не знала, Ржавчина умел хранить свои секреты. К тому же я сама старалась держаться от него подальше. Пока Ржавый король мне это позволял. Но я часто ощущала его взгляд — задумчивый и внимательный.
Размышляя каждый о своем, мы с хриавом свернули в глухой проулок и двинулись мимо невысоких строений.
На голову Мора упала еще одна снежная плюха, заставив хриава зарычать и боднуть ствол дерева, едва его не сломав.
— Мы почти пришли. Вот и овощная лавка.
Впереди были ступени, засыпанные снегом. Я быстро оглянулась, но тупиковая улочка порадовала пустотой. Глянула на Мора — тот фыркал и тряс башкой, не подозревая, что я задумала каверзу. Крошечные и темные окна строения его тоже не обеспокоили, сейчас такими были большинство окон в Двериндариуме. Шумно ступая, я поднялась на порог и распахнула дверь.
— Господин Атвуд! Я пришла за свежей зеленью и овощами! Надеюсь, вы меня сегодня порадуете?
Мор, порыкивая, втиснулся следом, я прижалась к стене, пропуская хриава. Фыркнув, зверь вошел в темный коридор, втягивая запах сырых дров. В этом низком каменном здании хранили запасы для каминов и очагов, и никакого лавочника со своим латуком тут не было! Но не успел Мор это осознать, как я вихрем вывалилась обратно на порог, швырнула корзину в снег, хлопнула дверью и опустила железную перекладину. Внутри помещения взревел зверь, последовали глухие удары и обиженное рычание. Привыкнув к моей покладистости, Мор не ожидал такого обмана!
— Прости, — сказала я, торопливо оглядываясь. — Но ты не даешь мне навестить друзей! А мне это необходимо! Понимаешь? Ну не рычи, тут все равно никто не услышит. Я выпущу тебя через полчаса, обещаю!
Выпалив последнюю фразу, я подобрала подол длинного платья и со всех ног припустила обратно к зданию гарнизона. Если я правильно рассчитала время, то сейчас пленников выпустят в тренировочный двор. Такая прогулка — еще одна уступка со стороны Ржавого короля. Бывшему приютскому мальчишке нравилось изображать благородного правителя.
К тому же все понимали, что бежать пленникам некуда. А за попытку побега или бунта расплачиваться придется мирным жителям острова.
Возле высокого каменного забора росла старая вишня, на которую я и вскарабкалась, обдирая ладони о кору. Добравшись до толстых веток, находящихся почти вровень с забором, выдохнула и повисла на одной из них. Раскачалась и плюхнулась на край каменной стены. Гладкой и скользкой, как стекло! Едва не рухнув вниз, зацепилась ногтями, подтянулась. Закинула на край ногу. Полежала несколько мгновений, переводя дыхание, и спрыгнула с другой стороны в сугроб.
Шапка слетела с моей головы еще во время «древолазания», коса разлохматилась. Ободранная ладонь саднила, но я лишь протерла ее снегом. Огляделась. И услышала такой знакомый голос, от которого сердце застучало быстрее:
— … для таких случаев лучше использовать настойку чертополоха и лаванды, — негромко произнесла Мелания. — Главное, соблюдать дозировку, это очень важно…
Словно зачарованная, я пошла на голос. Сердце стучало все быстрее, угрожая и вовсе выскочить из груди. Я обогнула нагромождение камней и оказалась перед опешившими девушками. Мелания и Янта чертили на снегу какие-то формулы и, увидев меня, разом побледнели и отпрянули.
Я остановилась, словно наткнулась на стену. Радости на лицах девушек не было. Скорее, недоумение, боль и какая-то обидная жалость…
— Янта, рада, что ты поправилась, — чуть хрипло произнесла я, хотя смотрела лишь на Меланию.
— Что ты тут делаешь? — послушница отвела взгляд.
— Решила узнать, все ли у вас в порядке.
— Все в порядке, как видишь. Благо Двери, — сухо ответила девушка, по-прежнему не глядя на меня.
Я сжала кулаки, до боли впиваясь ногтями в ладони. Вот вроде и знала, что мое появление никого не обрадует, но… надеялась? На что? На понимание? Вряд ли они смогут понять… Сочувствие? Мне оно не нужно.
А что нужно?
От отчаяния хотелось закричать.
— Я пришла, чтобы объяснить…
— Не надо, Иви, — Мелания побледнела еще сильнее, казалось, немного, и девушка лишится чувств. — Ах, не Иви, это все было обманом.
— Это не так! Мелания, послушай меня! У меня не было выбора! Вернее, был, но… Двуликий Змей, это все очень сложно! Понимаешь? Я хотела бы, чтобы все было иначе! Я сожалею и скорблю! Мне тоже больно! Но…
— Но твоя скорбь никого не вернет, НеИви, — неожиданно жестко сказала Мелания. — Ни скорбь, ни сожаление.
Янта переступала с ноги на ногу и хмурилась. Ей явно хотелось уйти, но она не желала оставлять Меланию наедине с предательницей. Со мной.
— Я знаю. Я потеряла не меньше всех вас… Мелания, просто выслушай меня! Я не хотела тебе врать. Я не хотела, чтобы так случилось! И моя дружба — не вранье, она настоящая! Поверь мне! Ты ведь знаешь меня. Знаешь меня настоящую! И неважно, каким именем называться, ты меня знаешь! Я не знала о вторжении, я лишь хотела открыть Дверь для друга, с которым выросла в приюте. Для моего самого близкого человека! Я хотела помочь ему! Это, конечно, не оправдание, я не прошу меня простить. Просто позволь мне все рассказать, а потом можешь судить и ненавидеть. Я пойму, если так и будет, но хотя бы выслушай!
Послушница прикусила губу, в ее глазах мелькнуло смятение. Я сделала шаг навстречу, но тут из-за угла показались другие люди. Февры, ученики, наставники… выглядели они как оборванцы, потому что на всех была та же одежда, в которой они сражались за Двериндариум. Кто-то даже кутался в одеяла, пытаясь согреться. Похоже, Ржавый Король подстраховался и лишил пленников теплой одежды!
— О, кто у нас тут? — хрипло произнес невысокий парень в грязной форме февра и черной повязке, закрывающей левый глаз. — Да это ведь сама «Освободительница Чудовищ»! Какая честь! Решила еще раз посмеяться над нами?
— Я пришла не для этого, — я окинула взглядом хмурые лица.
Альф стоял в стороне. Его ухо зажило, но кусочек мочки отсутствовал. Киар Аскелан даже в рваном мундире выглядел высокомерным лордом, а вот Рейна рядом с ним казалась воплощением богини ненависти. Щеку бесцветной пересекал рваный шрам, обезобразивший идеальную симметрию ее лица. В алых глазах девушки плескалась губительная злость, а пальцы сжимались в поиске оружия. Я поежилась, понимая, что в лице бесцветной заполучила непримиримого врага.
Впрочем, мне их и без нее хватает.
— Зачем же ты тогда явилась, Великая Освободительница? — глумливо произнес все тот же февр. — Здесь тебе не рады.
— Я хотела объяснить… — начала и осеклась. Со всех сторон я видела хмурые, отстраненные лица. Во взглядах жила ненависть.
— Совсем не рады! — Рейна шагнула вперед. — Клятая предательница! Это все ты! Ты виновата! Получай, гадина!
В один миг она загребла снег пополам с мелкими камнями и швырнула мне в лицо. Я инстинктивно увернулась, но следом полетел новый снаряд! И камней в нем было гораздо больше, чем снега! К Рейне присоединился одноглазый февр, и снарядов стало в два раза больше.
Или в три… Или в пять?
— Вот тебе наш горячий прием, Кровавая Освободительница! Нравится?
Камень зацепил щеку, оставив царапину.
— Рейна, довольно! — кажется, это Киар… я уворачивалась от града камней и снега, закрывая голову. Кто-то что-то кричал, кто-то приказывал успокоиться.
— Хватит, прекратите! — пробился сквозь хаос голос Мелании.
Яростный рык разорвал тишину, и передо мной тяжело приземлился спрыгнувший со стены хриав. Мор колотил себя по бокам всеми пятью хвостами и рычал, пригнув рогатую голову к земле. На его шерсти остались щепки и труха, похоже, зверь просто снес дверь склада! Из оскаленной пасти текла слюна. Толпа отхлынула назад, оставив на передовой лишь Рейну. Ее ярость могла поспорить со звериной!
— Убирайся обратно к своим вонючим монстрам, Вивьен. Среди людей тебе делать нечего! — насмешливо крикнула бесцветная.
Киар сжал плечо сестры, тихо что-то сказал, и девушка осеклась, сникла. Но тут же дернулась, выкручиваясь из хватки брата.
— Тебе лучше уйти, — бесцветный лорд посмотрел на меня. В глазах Киара ненависти не было, впрочем, за алой завесой вообще не было эмоций. Как всегда, лорд прекрасно владел собой.
Я кивнула и стерла с губы каплю крови. Да уж, попытка объясниться явно провалилась. Осталось выяснить лишь одно.
— Почему здесь нет Ринга? — уже не обращая внимания на злобные взгляды, я внимательно осмотрела толпу людей. — Разве его не держат со всеми пленниками?
— Какое тебе дело… — начал кто-то, но я лишь отмахнулась.
Глянула на Киара, и тот покачал головой.
— Ринга среди нас нет. И Ливентии — тоже.
Мор толкнул меня к выходу. Из-за угла уже показались и другие чудовища — ширвы и харкосты. Звери зарычали, отделяя людей от меня. Или меня — от людей. Высоко подняв голову и распрямив плечи, я пошла к выходу.
Что ж, главное я узнала. Мои друзья живы и здоровы. А с остальным я как-нибудь справлюсь.
Теперь надо найти Ринга и Ливентию. Я покинула тренировочный двор, ощущая взгляды, буравящие мне спину.
Но оборачиваться не стала.
В здание гарнизона люди возвращались подавленные и хмурые. Звери, рыча, затолкали всех внутрь и захлопнули дверь.
— Ну вот, еще и прогулки лишились, — проворчал одноглазый февр.
— Ох, лучше помолчите, Вутсон! — в сердцах воскликнула Эмилия Сентвер. — Мне стыдно, что я знаю вас! Кидать камни в безоружную девушку! Нападать толпой! Какой стыд…
— Из-за этой девки я лишился глаза! — заорал парень. Его лицо покраснело и стало выглядеть совсем неприятно. — Мы потеряли друзей и братьев! Едва живы остались! Мы потеряли Двериндариум!
— А вместе с ним — нашу честь, — Эмилия отвернулась. — Вы — легионер, Вутсон. Все мы — легионеры. Кажется, нападение чудовищ лишило кого-то разума! И человечности.
Поджав губы, она гордо удалилась на женскую половину длинного помещения. Оскорбленный Вутсон оглянулся в поисках поддержки, но люди тихо разошлись. Тогда он повернулся к той, кто первой кинула камень, но высокомерный северянин властно сжал плечо сестры и повел ее в тесную уборную — поговорить наедине можно было лишь там. Когда тяжелая дверь захлопнулась, Рейна вывернулась из хватки брата, отошла к ряду каменных умывальников, вздернула подбородок и сложила на груди руки, всем своим видом демонстрируя непокорность.
— Ты меня расстраиваешь, сестра, — негромко сказал Киар.
Рейна задрала подбородок еще выше.
— И что? Я расстраиваю тебя с тех пор, как мы приехали на этот клятый остров! И каждый раз, когда я приближаюсь к этой клятой твари!
— Рейна.
Киар не повысил голос, но девушка ощутила холодок, пробежавший по спине.
— Ты ведешь себя отвратительно. И глупо. Ты забыла, чему нас учили в Ледяной Цитадели? Разум всегда главнее чувств. Врагов надо знать лучше, чем друзей. А чужие знания обращать в свою силу.
Киар отошел к маленькому оконцу, за которым был виден тот самый тренировочный двор.
— Ты позволяешь эмоциям управлять твоими поступками, и это делает тебя слабой. Нас обоих. Вивьен нужна нам. Она сейчас единственное связующее звено. Она нам поможет.
— А может, она нужна не нам, а тебе? — прошипела Рейна, прищурившись. — Не заговаривай мне зубы, брат! Она тебе нравится. С первого взгляда! Я ощутила это, почувствовала! Я видела ваш поцелуй! Она нравится тебе настолько, что ты закрываешь глаза на ее преступление! Это отвратительно. И кто из нас идет на поводу у чувств? Мною управляет ненависть, а что движет тобой, мой снежный лорд?
Рейна сделала шаг к брату, сжимая кулаки. Киар не отвечал, и от этого глаза Рейны стали темно-багровыми, страшными.
— Скажи, что я не права! Скажи!
— Тебя поглотила злость, — бесцветный раздраженно тряхнул головой, отбрасывая за спину волну белоснежных волос. Даже в столь стесненных условиях и без рубиновых украшений он выглядел безупречно. — Это опасный путь, сестра.
Рейна рассмеялась. И насмешливо повела рукой.
— О, Свирепая Вьюга и муж ее Сумрак! О чем ты, брат? Посмотри, где мы! Мы разговариваем в грязной уборной, рядом с чужими испражнениями! Опасный путь? Да мы в полном дерьме, брат! Наследник Колючего Архипелага вынужден делить одну комнату с безродными чужаками! Ниже падать некуда!
— Довольно, — тихо сказал Киар. — Спесь и злоба — плохие друзья, Рейна. Я расстроен. По твоим делам судят обо мне. По моим делам будут судить Север. Ты недостойная дочь Вьюги.
От спокойных слов Рейна побледнела еще сильнее, став воплощением ледяной статуи. Снова сжала кулаки. И разжала беспомощно. Шагнула ближе, заглядывая в алые глаза Киара.
— Недостойная дочь? И плохая сестра, ведь так? Плохая, потому что не могу молчать, видя, что теряю тебя! Киар! Мы ведь всегда были вместе! Мы были единым целым, и лишь по недосмотру Вьюги родились в разных телах. Вместе! С первого вздоха, с первого крика! Спина к спине. Ты помнишь? Две льдинки в одной ладони, два луча на одной снежинке, два белых волка в Ледяной Пустоши… А сейчас? Я теряю тебя. Твои мысли стали иными, я не понимаю их… Мы были отражениями друг друга! Я твое. А ты — мое. Я смотрелась в тебя, словно в лед на Скале Памяти. А сейчас осталась одна.
Рейна невольно коснулась зигзагообразного шрама на своей щеке. Сжала губы и отдернула руку.
— Теперь я одна. И я больше не твое отражение, брат.
Киар несколько мгновений смотрел на ту, с которой разделил утробу матери и жизнь от рождения до этого дня. А потом открыл кран, пуская воду.
— Дай мне осколок, который прячешь в сапоге, Рейна.
Девушка нахмурилась, не понимая. Вздрогнула.
— Нет! Я не хочу! Не смей!
— Ты не можешь мне приказывать, — губы Киара изогнулись в легкой улыбке. — Я твой лорд. И я старше.
— На девять минут, — прошептала бесцветная, доставая осколок стекла и протягивая брату. Снова вздрогнула, когда их пальцы соприкоснулись.
— На вечность, — спокойно сказал Киар.
Потом отвернулся к зеркалу и поднес осколок к лицу.
Мор топал сзади, царапая когтями каменный пол Вестхольда, шумно выдыхая в мой затылок и едва не бодая головой. Что говорило о чрезвычайной раздраженности хриава, потому что когда хотел, он шел совершенно бесшумно.
Не выдержав, я обернулась.
— Ну не злись, — виновато посмотрела в налитые яростью звериные глаза. Виноватой я себя не чувствовала, по крайней мере за сегодняшнюю выходку. Но Мору об этом знать не обязательно.
Зверь осуждающе рыкнул. Удивительно, но привыкнув к чудовищу, я стала видеть в нем человеческие черты. Узнавать их. Даже в шкуре Мор остался таким же бесхитростным и предсказуемым, каким был в нашем приютском прошлом. От него точно можно не ждать удара в спину или подлости, на любое оскорбление Мор сразу отвечал ударом кулака в нос, но обдурить его было проще простого. Это знали все девчонки приюта. Мор не выносил девчоночьих слез и готов был на все, чтобы их избежать. Я никогда не плакала, но в детстве успешно изображала готовность зарыдать, если того требовали обстоятельства.
Ржавчина и Мор составляли странный тандем, а их дружба удивляла многих. Первый даже в семь лет был мастером интриг и пакостей, а второй отличался преданностью и острым чувством справедливости. Благодаря рыжему провокатору друзья ежедневно влипали в неприятности, и Мор стоически выносил наказания, которые им щедро отвешивали наставники. Правда, потом бил Ржавчину в нос. Тот не обижался.
А теперь оба они чудовища.
Зверь тихо зарычал, облизнул клыки. И снова шумно втянул воздух. Его голодный взгляд прилип к моей треснувшей губе и рукам, измазанным кровью. Снова жадно облизнувшись, хриав придвинулся, низко зарычал.
По моей спине прошел холодок страха.
— Мор, эй, ты что? Это все еще ты? Мор?
Зверь оскалился, тряхнул головой и, резко отпрянув, прижался к стене. Сейчас, мотая башкой и фыркая, он напоминал огромную собаку. Я торопливо стерла с губы кровь, глянула на руки, покрытые ссадинами. И снова на рогатое чудовище.
— Ржавчина запретил пробовать мою кровь. Ты ведь помнишь об этом?
Зверь кивнул и отодвинулся еще дальше, в угол.
Запрет Ржавый король озвучил в тот день, когда был взят Двериндариум. И это понятно. Любое чудовище быстрее, страшнее и смертоноснее, чем человек. До прибытия на остров Великого Приора Ржавый король должен сохранять здесь власть и преобладание силы. Потому что бывших приютских крысят одолеет любой февр, даже без оружия. Конечно, Ржавчина этого не допустит.
Мор тяжело выдохнул, высунув язык. Поднялся. Похоже, человек в нем снова одержал победу.
Я показала ободранные ладони.
— Мне надо в лекарское крыло, руки перевязать. Проводишь или мне можно сходить одной?
Мор фыркнул, и когда я двинулась к лестницам, потащился следом. Ну кто бы сомневался! А я порадовалась, что нашла повод навестить врачевателей.
За прошедшие дни я исходила замок вдоль и поперек, без конца придумывая поводы «прогуляться». Я даже спускалась в подземелье, несмотря на недовольное ворчание Мора! Но того, кого я надеялась увидеть в коридорах Вестхольда, так и не встретила.
Нигде.
И это приводило меня в отчаяние.
Сейчас я шла, осматривая то, во что превратился Вестхольд. Совсем недавно сияющий чистотой замок сейчас стал грязным и мрачным. По нижнему этажу гуляли все ветры зимы, потому что половину стекол разбили. Красивые полы из наборного паркета удручали мусором, выбоинами и трещинами, мебель в общих залах моментально пришла в негодность, из старинных кресел торчала ватная набивка, о красное дерево узорчатых панелей кто-то поточил когти! Мне, выросшей в нищете, было невыносимо смотреть, во что превратились парчовые занавеси, дорогая мебель, изящные декоративные фонтанчики в коридорах и пейзажи, некогда украшавшие стены. Все это испортили клыками, когтями, шипами и крюками. Изодрали и разломали! И от этого тоже было больно. Впрочем, с болью я уже срослась.
Дивная лестница, ведущая из главного зала на второй этаж, зияла глубокими царапинами и была изгваздана комьями грязи. Звери не церемонились и не жалели Вестхольд. Эфримы влетали в разбитые окна и качались на хрустальных люстрах, пока те не падали с грохотом. Агроморфы катались на изысканных коврах, сбивая снег со шкуры. Хриавы точили рога и когти об антикварные шкафы, а бесхи и крофты драли диваны, вытаскивали обивку, а потом устраивались в углублениях, словно в мягких норах. Прислужники, раньше наводившие здесь порядок, теперь боялись даже приближаться к ступеням замка.
Всего за несколько дней изысканные интерьеры, так восхищавшие меня, превратились в свалку. Я сжала кулаки, вгоняя ногти в израненные ладони. Боль и сожаление сменились злостью. Да какого склирза!
Кипя от негодования, я ускорила шаг и вздохнула спокойнее лишь в лекарском крыле. Здесь хотя бы было чисто! Чудовища обходили это крыло десятой дорогой, а врачеватели быстро смекнули, что зверей отпугивает запах спиртовых настоек и едких мазей, чем и пользовались.
Вот и Мор за моей спиной издал жалобный рык, стоило ему почуять едкий «аромат» лекарств. Я же ощутила почти счастье, когда навстречу вышла миниатюрная леди Куартис.
— Госпожа Левингстон? — женщина приподняла изящно очерченные брови. Сегодня она вновь была безупречна и собрана, фиолетовое платье с белым воротничком и накрахмаленным лекарским передником подчеркивало тонкую фигуру и осанку леди. — Вы меня напугали. Ох! Простите, я слегка забылась… Госпожа Вивьен Джой.
Я откинула на спину свою растрёпанную косу и посмотрела леди в глаза. Забылась, как же! Вот уж не думаю, что знаменитая леди Куартис, эталон изысканности и учтивости, а также один из самых цепких умов империи, способна забыть мое новое имя! Скорее, это просто способ поставить выскочку на место.
Я выпрямила спину, пытаясь в своем грязном платье выглядеть хоть немного респектабельней и уверенней. Брови леди приподнялись чуть выше.
— Я могу вам помочь, госпожа Джой?
— Мои руки, — я показала ладони. — Им нужны бинты и немного заживляющей мази.
Врачевательница глянула на мои ссадины. Потом на меня. И на Мора, недовольно сопящего за моей спиной.
— Идемте.
Она повернулась к дверям лекарской. Мор двинулся следом, недовольно втягивая запахи настоек и эликсиров и раздражённо отбивая хвостами свои бока. Насколько я помнила, мой давний друг до одури боялся лекарских.
— О нет! — воскликнула леди Куартис, когда хриав попытался втиснуться в двери. — Даже не думайте войти! Ваша шерсть — это жуткий рассадник заразы! Только после ванны с обеззараживающим раствором!
Хриав зарычал, показывая клыки, но леди даже с места не сдвинулась.
— Я впущу вас в подобном виде только после личного распоряжения нашего Ржавого Величества! — сказала леди Куартис. Ее лицо выражало почтение, но я была уверена, что женщина насмехается. Зверь это тоже понял и зарычал.
— Мор, подожди снаружи, пожалуйста, — вздохнула я. — Прошу тебя! Я никуда отсюда не денусь. К тому же, мне надо спросить у леди кое-что… по женской части. Ты меня понимаешь?
Хриав моргнул, и на его морде возникло такое ошарашенное выражение, что я тоже едва не фыркнула. Мор попятился назад в коридор. Леди Куартис захлопнула дверь и указала мне на кушетку возле дальней стены.
Пока я устраивалась, она вытащила несколько пузырьков.
— Вы хотели о чем-то поговорить, госпожа Джой? Ваши ссадины не смертельны, а вы не из тех, кто боится ссадин. Вряд ли вам действительно нужна моя помощь.
Я приложила палец к губам.
— Говорите тише. У зверей отличный слух, — я поёрзала на кушетке, не зная, как начать. И решила — без церемоний. — Вы ничего не слышали о… нем?
Леди покачала головой, в ее глазах мелькнула жалость. Я задавала этот вопрос уже не первый раз. Промокнув мои ладони, она наложила мазь и забинтовала. Нахмурилась, словно размышляя. Вздохнула.
— Вы плохо выглядите, Вивьен. У вас расширенные зрачки, слишком частое сердцебиение и дыхание. У вас истощение, панические атаки и опасный уровень активных настоек в крови. Вы ведь что-то принимаете, не так ли? Что-то бодрящее. Вам надо прекратить это делать и выспаться. И возможно… поплакать. Вашему организму это жизненно необходимо. И вашей душе тоже.
Я выдернула руку из ладони леди Куартис.
— Я не просила рассматривать меня изнутри.
— Простите. Это происходит без моего желания. Даже закрытый браслет не в силах блокировать мой Дар.
Леди сухо улыбнулась.
— Так зачем вы пришли?
— Я ищу своих друзей. Ринга и Ливентию.
Я рассказала, что незадолго до нападения моего друга забрали февры, и леди встревожилась.
— Его наверняка поместили в Звонкую Башню, ту, на которой расположен сигнальный горн! Но стену Башни разрушили во время битвы. Раненых доставили сюда, но Ринга среди них нет.
— Вы уверены?
— Этого парня трудно перепутать с кем-то другим. У него весьма внушительные габариты!
Я потерла ноющие виски. И подумала, что мне нужна еще одна бутыль бодрящей настойки. Главное, чтобы у нее не было кофейного запаха… Где же Ринг? Неужели и его мне придётся причислить с тем, кого я потеряла?
Моргнула несколько раз, возвращая зрению четкость.
— А Ливентия? Я знаю, она у вас.
— Госпожа Осхар еще не пришла в себя, — быстро произнесла врачевательница.
Я встала.
— Проводите меня к ней.
— Опасно тревожить легионера, не слившегося с Даром! Вы прекрасно это знаете. Хотите подвергнуть риску и эту ни в чем не повинную девушку? Может, довольно, госпожа Джой?
Я поморщилась.
— Если вы ищете в моих глаза груз вины, то посмотрите в зеркало, леди Куартис. Ведь вы виновны не меньше меня.
Врачевательница пошатнулась, схватилась за спинку кресла.
— Я согласилась на предложение Совета лишь для того, чтобы иметь возможность помогать… помогать всем этим детям… я искала способ вернуть их, сохранить человечность! Я искала способ! Годами! Отказалась от назначения в столицу, лишь бы… Но…
— Но наших благих намерений оказалось недостаточно, — тихо завершила я. — А теперь отведите меня к Ливентии. Божественный Привратник! Я ничего ей не сделаю, я лишь хочу узнать, что с ней все в порядке!
Леди снова нахмурилась, нервно сжала край своего накрахмаленного передника.
— Странно, но я вам верю. Я не могу заглянуть в вашу душу, но ваше тело… Оно просто кричит от боли. О тщательно скрываемой, но почти невыносимой боли… Вы казните себя сильнее, чем могли бы сделать другие люди. Да, я вам верю, Вивьен. Идите за мной, вы все увидите сами.
Врачевательница быстро пересекла комнату и потянула завиток настенной лампы. Стенная панель отъехала, за ней оказался проход.
Пройдя узким внутренним коридором, мы оказались в потайной комнате. Занавеси были опущены, а единственная лампа на комоде давала мягкий рассеянный свет. На бархатном покрывале спиной ко мне лежала девушка, одетая в светлую ночную сорочку. Кажется, она спала.
Я оглянулась на застывшую в дверях врачевательницу и осторожно двинулась вперед.
— Ливентия?
Фигура пошевелилась, приподнялась. На миг мне стало страшно. Почудилось, что девушка сейчас обернется, и я увижу… что? Еще одно чудовище? Сердце подпрыгнуло в груди.
Девушка села на кровати.
И на меня уставились знакомые черные глаза разозленной южанки! Это невероятно, но кажется, она стала еще красивее! Взъерошенные волосы потоками черной лавы стекали на точеные плечи и спину, глаза сияли звездами, а яркие губы кривились от негодования. Сорочка сползла, обнажая верх груди и плечо Ливентии. Под левой ключицей красовался знак Мертвомира, принявший образ черной лилии.
— Во имя Плодовитой Матери! — воскликнула Ливентия, сонно моргая. — Неужели нельзя оставить меня в покое! Я хочу спать! Выйди вон и закрой дверь!
Мои ноги сами собой сделали разворот и вынесли меня из комнаты. Рука поднялась и закрыла створку. Некоторое время я ошарашенно на нее таращилась, пытаясь осознать, что произошло. Посмотрела на свои ноги-предатели, потом на руку, которая пару мгновений мне не принадлежала. А потом развернулась к насмешливо улыбающейся леди Куартис.
— Что это было?
— Очень редкий Дар. И очень ценный. Им обладал один из легионеров-завоевателей Люциус Смертьнесущий. Впоследствии он стал императором. В хрониках такой Дар зовется Призывом или Гласом Сирениты. Вы ведь слышали сказание о существе с волшебным голосом? Проще говоря, приказам Ливентии теперь невозможно сопротивляться.
Я открыла рот, желая спросить: какого склирза! Какого склирза мне досталась отравленная кровь, а девушке, которая и так не знала ни в чем отказа — Дар подчинять любого смертного своим голосом! Нет, это как минимум гадко!
— К сожалению, госпожа Осхар не отличается кротким нравом, — леди с улыбкой поправила фартук. И тут же стала серьезной. — Слияние с Даром причинило ей немало боли. Я даю Ливентии сильные успокоительные настойки, поэтому она пока не осознает реальность. Думаю, она вас даже не узнала, Вивьен.
— И на ней нет браслета, — вспомнила я пустые запястья южанки.
Врачевательница кивнула.
— Да. Запирающие браслеты хранятся в кабинете Верховного февра. Я не знала, как проникнуть туда. Или как попросить браслет, не вызвав подозрения.
— Кто еще знает?
— Пока никто. Ливентия очнулась два дня назад, но все еще не до конца пришла в себя. Я спрятала ее здесь и никого к ней не пускала. Госпожа Осхар пока не понимает, какой силой теперь обладает. Но ее состояние улучшается с каждым часом, у Ливентии сильный и молодой организм. Думаю, к утру она придет в себя окончательно.
Я кивнула и снова посмотрела на закрытую створку. Кажется, люди на этом острове подучили нежданный подарок! Одна проблема: достался он взбалмошной и капризной южанке, с которой и в лучшее-то время было сложно договориться! А что будет теперь?
Я задумчиво почесала макушку, вытащила из волос веточку и сухой лист, вздохнула.
— Я загляну к вам завтра, леди Куартис. Если Ливентия придет в себя, постарайтесь ей… все объяснить.
Врачевательница кивнула. Мы вернулись в ее комнату и, подумав, леди протянула мне маленький пузырек.
— Вам надо поспать, Вивьен. Это вам поможет. Прошу, возьмите.
Я пожала плечами и опустила склянку в карман платья.
— И… ради всех святых — поешьте!
Снова кивнув, я вышла в коридор. Мор точил рога о деревянную панель и, увидев меня, издал недовольный рык.
— Ничего не долго, не ври, — буркнула я, направляясь к лестнице. В животе заурчало, и я решила, что стоит последовать совету леди Куартис. Дар Ливентии внушил мне надежду и несколько приободрил. Главное — придумать, как его грамотно и осторожно использовать. И Двуликий Змей! Куда подевался Ринг?
И… Кристиан.
Имя отозвалось внутри болью. Я гнала от себя это имя, понимая, что могу сломаться, если впущу его. Имя стало обоюдоострым клинком, раз за разом проворачивающимся внутри меня. Я не понимала, куда делся Крис. Я отказывалась верить в его смерть.
Я не знала, во что теперь верить.
Голову и грудь сдавило стальными ободами, меня затошнило. Есть перехотелось. Но мы уже достигли кухонь, так что я решила все же взять хоть кусок хлеба.
Огромное помещение, в котором раньше готовились вкусные кушанья и бурлила жизнь, сейчас пустовало. Лишь на одном очаге кипел небольшой котел. Рядом стояла девушка в платье прислужницы и помешивала ароматный бульон. Мор, увидев ее, неожиданно попятился, а потом и вовсе сбежал. Проводив его удивленным взглядом, я вошла в кухню. Услышав шаги, девушка обернулась, и я вскрикнула:
— Китти! Ты здесь! И ты все еще человек?
Она торопливо вытерла руки и радостно мне улыбнулась.
— Дождь!
— Не зови меня так, — я прислонилась к краю стола. — Это имя осталось в прошлом. В приюте.
Китти понимающе улыбнулась. В детстве она была большеглазой и застенчивой девочкой, которую дразнили из-за хромоты и кроткого нрава. Разговаривала она редко, предпочитая возиться с какими-то корешками и веточками, которые собирала на улице. Сейчас на меня смотрела девушка, и довольно привлекательная. Хотя она по-прежнему была худенькой и невысокой. Карие глаза Китти сверкали лукавством, а короткие, неровно обрезанные волосы были аккуратно перевязаны лентой. Платье — явно позаимствованное в одной из комнат — мешком висело на тонкой фигурке, но выглядело чистым. На шее болталась все та же железная крышечка на веревке. Правда, когда Китти сделала шаг, я увидела, что обуви на ней нет.
— Но как тебе удалось остаться человеком? — снова изумилась я. — Ржавчине моей крови хватает лишь на пару дней, а потом он снова обращается в эфрима!
— Леди говорит, все дело в этой… аг… агр… ну как же ее!
— Агрессии?
— Да. И еще — страхе. Это… Необходимость… защищаться. Или защищать. Быть сильным. Сильнее… человека.
Я стянула из корзины на столе сухарь и сунула его в рот. Подержала, чтобы хоть немного размягчить, прожевала. Живот отозвался ворчанием.
— Мне все еще трудно… говорить. Я забыла почти все… слова. — Китти сдула со лба темную прядь и весело рассмеялась. — А некоторые я и не знала! Но леди меня учит. Понемногу. И наблюдает. Она говорит, что надо изучить этот фе… фено…
— Феномен?
— Точно!
— Выходит, чем больше в организме агрессии или необходимости защищаться, тем быстрее заканчивается действие моей крови? А ты и в детстве была спокойной и доброжелательной, редко на кого-то злилась. Поэтому ты до сих пор человек?
Китти радостно кивнула.
— И давно ты общаешься с леди Куартис?
— Так с того самого дня, — простодушно улыбнулась девушка. — Когда я очнулась, то могла только мычать и… ничегошеньки не понимала! А еще вернулась моя хромота, а я ведь успела… забыть о ней. Я шла, падала, потом снова шла. А потом меня увидела леди и отвела в свою комнату, дала одежду… и еду.
Бульон в котле закипел, и Китти бросилась к нему, кинула в воду нарезанную морковь. Я сглотнула, когда по кухне поплыл аромат овощного супа.
— Что ты готовишь?
— Агроморфы питаются… сырой рыбой. Но я больше никогда не возьму в рот то, что плавало или дышало! Ни за что! Здесь только фасоль, пшеничные зерна и… овощи, я нашла их в подполе. Будешь?
Еще как! Китти разлила суп по тарелкам и осторожно поставила одну передо мной. Я вытащила еще один сухарь и принялась за еду. Звери ели сырое мясо или рыбу, а мне Ржавчина приносил обжаренные на углях куски, от которых меня тошнило. Но так как аппетита у меня все равно не было, я не жаловалась.
А вот сейчас, наворачивая простой, но вкусный суп, поняла, насколько проголодалась. Проглотив несколько ложек, подняла голову.
— Да у тебя талант! Это невероятно вкусно!
— Леди тоже так говорит. Но я думаю, это больше заслуга тарелок, улучшающих вкус, — слегка покраснела довольная девушка. — Леди разрешает мне готовить для раненых. Или помогать, когда готовят другие врачеватели. И еще у меня есть комната, тут рядом. И одеяло с подушкой. И платье. Это немного… странно. Мне слегка неудобно в одежде, но я почти привыкла. Только вот обувь раздражает. Как только надеваю… так сразу чувствую приближение той самой агр… агрессии! Она жесткая, и еще шнурки! Кошмар! Так что лучше пока босиком!
— Я так рада за тебя. Скажи, Китти, ты не встречала в замке крупного темноволосого парня? Ростом почти как… эфрим! Или… парня с глазами словно бирюза?
Китти покачала головой, и я огорченно вздохнула. Доела суп, подумала и вымакала остатками сухаря последние капли.
— Сюда приходит только Айрон, ему тоже нравится мой суп. Других парней я не видела, но… я заметила кое-что странное… Хочешь посмотреть?
Она вскочила и, хромая, бросилась к темному углу, где стояли ящики с песком. В таких обычно хранят корнеплоды. Присев возле стены, Китти протянула руку.
— Вот, посмотри.
Я опустилась рядом. Некоторое время я таращилась на стену, не понимая, на что смотреть.
— Но здесь ничего нет! Только паутина! Обычный паук-крестолап, помнишь, как нас пугали ими мальчишки?
— Конечно, помню! Я их ужасно боялась! Пауков. Ну и мальчишек… немножко. Но разве ты не замечаешь… странности? — Китти снова сдула с лица челку и ткнула меня в бок. — Ну же, Вивьен, посмотри! Конечно, я много лет провела в Мертвомире, но… с каких это пор пауки плетут ТАКУЮ паутину?
Я снова уставилась в угол. И ахнула. Вместо привычной колесообразной сети серые крестолапы выплетали нечто невероятное. Паутина раскинулась диковинной восьмилучевой звездой — сложной и удивительной.
— Похоже, эти крестолапы забыли, как должна выглядеть их паутина, — задумчиво сказала Китти.
Кухню я покинула слегка растерянная. Странное поведение пауков, конечно, добавило озадаченности, но и без этого было о чем подумать. В конце концов, я ничего не знаю о пауках! Может, это какой-то особый вид, плетущий такую вот странную паутину!
Выбросив из головы насекомых и их сети, я направилась к лестнице. Надо проникнуть в Звонкую Башню, вдруг мне удастся найти следы Ринга? Это сомнительно, но хоть какая-то зацепка! В голове зашумело, я сонно моргнула. Леди Куартис не ошиблась — я почти не спала. Боялась. Стоило погрузиться в дрему, и я снова оказывалась на поле битвы. Снова шла сквозь строй чудовищ, видела клыки, когти, крылья! Видела кровь и падающих на землю людей. У многих было лицо Кристиана… в этом сне я бросалась к февру, пыталась спасти, перевязать раны, но мои ладони проходили сквозь его тело, словно я стала бесплотным призраком. Бирюзовые глаза закрывались, и Кристиан исчезал. Чтобы возникнуть снова и снова упасть с раной в груди. А потом начинали падать остальные люди. Я никому не могла помочь. Я бросалась от одного убитого к другому, но меня даже не видели. Я металась между окровавленными телами, кричала и плакала, просила их не умирать. Но все было бесполезно. И я знала, что виновата в их смерти… Во всех этих смертях.
Жуткий сон стал моей пыткой, а бодрящие настойки — спасением. Правда, я не знала, как долго смогу на них продержаться. После горячего бульона по телу расползлось сытое тепло, и спать захотелось с особой силой. Но нет, нельзя. Надо дойти до Звонкой Башни.
Я зевнула, потерла глаза.
Позади раздалось шуршание, и я махнула рукой, не глядя.
— Мор, а ты, оказывается, боишься Китти? Вот уж удивил! Видел, какой красавицей она стала? Мор…
Шуршание сменилось шипением, и я обернулась. И попятилась. В узком коридоре стоял не знакомый мне хриав, а чужой харкост. У него было тонкое тело, покрытое серой шерстью, две пары узких крыльев, свисающих до пола. А еще — крошечные темные глаза, пасть, полная острых клыков и жало на кончике хвоста. Не успела я открыть рот, как харкост бросился на меня. Я шарахнулась в сторону и налетела на сложенные в коридоре пустые ящики, обрушив их. Лапа харкоста с тонкими, как иголки, когтями прошлась совсем рядом с моим лицом, едва не распоров щеку. Вскрикнув, я снова отпрянула, потеряла равновесие и упала спиной на ящики. Харкост прыгнул сверху, щелкнул зубами. И отлетел от удара мощной лапы хриава! Мор зарычал, вцепился в ногу харкоста, оттаскивая его от меня. Но чудище вывернулось, словно угорь. На миг взлетев и раскрыв полупрозрачные серые крылья, харкост снова обрушился на меня. Острые мелкие клыки впились в мое плечо, и чудовище сделало жадный глоток крови. Охнув от резкой боли, я попыталась стряхнуть тварь. Рядом тут же очутился Мор, его рога пробили тело харкоста! Но юркое летающее чудовище успело взметнуть свой хвост и кончиком ужалить рогатого зверя. Мор взревел, замотал головой, зашатался.
Я тяжело опустилась на пол, ощущая, как тело наливается тяжестью. Потерла дрожащей рукой глаза. Окровавленный харкост привалился к стене, с трудом перевернулся на живот и замер. Его тело поплыло, меняясь. И через миг на полу очутился незнакомый парень! Крылья и хвост пропали, являя человека. Он был худым, почти тощим, с волосами чайного цвета и такими же глазами. Сжавшись в комок, парень зажал ладонью рану на боку. Дышал он с хрипом, но выглядел невероятно счастливым. И улыбался во весь рот, хоть уже терял сознание от боли!
Мор взревел, пошатнулся и упал. В его звериных глазах возникло отчаяние. Я метнулась к хриаву. Он снова зарычал, словно пытаясь что-то сказать. Посмотрел на мое разодранное плечо. Фыркнул и отвернулся.
Я наклонилась ниже.
— Мор, тебе надо вернуться в человеческий облик. Слышишь?!
Хриав помотал рогатой башкой. Его глаза подернулись мутной пленкой.
— Мор! — закричала я. — Харкост тебя ужалил, это наверняка яд! Мы не знаем, как лечить хриавов! Но умеем лечить людей! Тебе надо вернуться!
Зверь шумно выдохнул. И потянулся мордой к моему плечу. Осторожно лизнул — раз, другой.
А когда я снова посмотрела на зверя, он исчез. На каменном полу лежал Мор-человек. У него были все те же пепельные волосы, торчащие непослушными вихрами, крупный нос и ясные голубые глаза, только вместо мальчишки я теперь видела молодого мужчину.
— Ну здравствуй, — прошептала я давнему другу.
— Бу… бусина… упала! Найди! — с трудом выдохнул он.
Я поискала на полу желтый кругляш на веревке, нашла его между каменных плит и намотала на руку Мора.
— Вот она, не беспокойся. — И заорала на весь Вестхольд: — Китти! Сюда! Немедленно!
— Что здесь происходит?
Девушка перебралась через груду пустых ящиков, держа в руке увесистую сковороду. Посмотрела на меня, потом на Мора и бывшего харкоста. Сглотнула.
— Позови леди Куартис! Скорее!
— Держитесь! — понятливо кивнула Китти и убежала, подволакивая хромую ногу.
Я кивнула, не очень понимая, за что держаться. Но раз велено — сжала ладонь Мора. Его голубые глаза затуманились, и я склонилась к лицу парня:
— Мор, ты слышал, что сказала Китти?! Надо держаться! Ты понял?
Он кивнул, тяжело дыша. И отключился.
Но ящики уже отлетали в сторону, а рядом оказалась леди Куартис и еще несколько крепких врачевателей с носилками.
— Скорее, кладите их, вот так! Вивьен, как вы? Вы ранены? Дайте посмотрю!
— Я точно лучше, чем эти двое, — я поморщилась, когда врачевательница осматривала рану.
— Порез неглубокий, задеты лишь верхние слои. Нужна заживляющая мазь и чистая повязка.
— Со мной все в порядке, — уверила я.
За людьми в коридор явились и звери. Топталась у стен парочка любопытных бесхов, тяжело сопел щитобрюх, на потолочной балке повисли трое ладавров, похожих на испуганных птиц. Чудовища не мешали и не помогали, но вытягивали шеи, чтобы лучше видеть. Свет от окна на миг закрыл крылатый силуэт и через разбитое стекло влетел эфрим. Упал рядом, закрывая меня распахнутыми крыльями. Выпустил когти и зарычал. Я осторожно тронула его плечо.
— Уже все хорошо! Со мной ничего не случилось! — воскликнула я, пытаясь успокоить Ржавчину.
Леди Куартис склонила голову.
— Ваше Ржавое Величество! Мое почтение! Если вы не возражаете, я заберу раненых в лекарское крыло. Им нужна помощь.
Эфрим оскалился, но кивнул. Врачеватели унесли парней, Китти убежала следом, все еще сжимая сковороду. А эфрим вдруг сгреб меня и прижал к себе, обнимая лапами и крыльями. Я оказалась в темном коконе, полностью скрытая от внешнего мира. Прижалась щекой к груди чудовища. Под короткой коричневой шерстью быстро-быстро колотилось его сердце. И несмотря на свою опасную силу, эфрим обнимал меня бережно.
Я закрыла глаза, слушая чужое сердце. Было ли оно сердцем друга?
Рассерженно рыкнув, эфрим обхватил меня и устремился к окну. Я охнула, но полет длился совсем недолго. Ржавчина лишь вывалился наружу и поднялся к верхнему этажу. Там тоже не было стекол, так что уже через миг мы оказались в другом коридоре. Поставив меня на пол, эфрим осторожно ткнулся мордой в мое расцарапанное плечо. И замер, шумно втягивая воздух.
— Тебе все равно придется меня кусать, — сказала я.
Эфрим мягко лизнул кожу. И уже через миг я увидела его человеческие глаза.
— Чтобы ты ни думала, мне это совершенно не нравится, — тихо сказал Ржавчина.
Я кивнула, отвернулась и пошла в сторону комнат, в которых жила со дня битвы. Хотя назвать эти апартаменты просто «комнатами» язык не поворачивался! Пять помещений с шикарной мебелью, хрустальными люстрами и такими изящными напольными вазами, что я боялась дышать, проходя мимо них.
Первая комната — это гостиная, в ней перед камином расположились уютные кресла и круглый столик для еды. Здесь же стоял холодильный шкаф и горячая плита, на которой можно согреть чай. Вторая комната была кабинетом и библиотекой, здесь стены закрывали шкафы с хрустальными стеклами, внутри которых поблескивали золотым тиснением корешки ценных книг. Третья являлась роскошной уборной с огромной ванной и позолоченными кранами. И еще две комнаты были спальнями. В моей стояла огромная кровать, накрытая мехом и бархатом, стены оплетал живой вьюнок и остролист. Они же скрывали дверь, ведущую в последнюю, смежную комнату. В которой и поселился Ржавчина.
Как выглядела эта последняя комната, я не знала, потому что никогда в нее не входила. Но подозревала, что стекол в ней не осталось, потому что из-под двери постоянно тянуло холодом. Если в той спальне и были растения, они наверняка погибли.
Роскошный интерьер восхищал, огорчала лишь пара фактов. То, что эти комнаты принадлежали Верховному февру Двериндариума и раньше в них жил Стивен Квин.
И что теперь тут обитал Ржавый Король. И я.
Промыв царапины и переодевшись, я вернулась в гостиную. У огня уже сидел Ржавчина, в своей привычной одежде — юбке до пят. Надевать что-то более подобающее своему новому положению он так и не научился.
Я поставила на горячую плиту чайник и насыпала в чашку скрученные листья.
— Что случилось внизу? — Ржавчина остановился за моей спиной, вдохнул, принюхиваясь к аромату чая. И потянулся к жестяной коробке с леденцами, которую нашел здесь еще в первый день. Она была огромной и доверху наполненной конфетками со вкусом мяты и корицы. Сейчас их осталось на дне — Ржавчина слопал все леденцы.
Сунув конфетку в рот, он блаженно прищурился.
— Хотя можешь не объяснять, Фыр напал на тебя!
— Его зовут Фыр?
— Ну, это единственный внятный звук, который издают харкосты. А в ином виде я этого парня никогда не видел! — подумав, Ржавчина сунул в рот еще один леденец. Хрустнул, раскусывая. И добавил: — Убью гада!
— Мор почти это сделал, — я осторожно сняла с плиты чайник, разлила воду по кружкам. — Этот Фыр… Он выглядел таким счастливым! Когда стал человеком. Ты знал, что нападение случится, поэтому приставил ко мне стража, ведь так? А я думала, что…
— Что я хочу знать, где тебя носит? — ухмыльнулся Ржавчина. — И это тоже, мелкая. Но… да, я беспокоюсь. Если бы не твоя выходка с Китти! Мы могли бы сохранить тайну твоей крови! А так…
Он в сердцах стукнул кулаком по столу, блюдца подпрыгнули. Схватил чашку с чаем и сделал шумный глоток. Мертвомир испортил и без того плохие манеры приютского мальчишки, превратив их в ужасающие!
— С Фыром я разберусь, если он очухается, конечно! А вот без Мора придется туго, надо найти тебе нового стража. Или… или лучше тебе посидеть в комнате, пока я что-нибудь не придумаю. Здесь очень удобно!
— Даже не думай запереть меня в этих клятых стенах, Ржавчина! — воскликнула я, разворачиваясь. — Только попробуй, и я выберусь через окно!
— И наверняка грохнешься вниз, кажется, крыльев у тебя нет, мелкая.
— Вот именно! Поэтому не стоит рисковать!
— Ну, — новый правитель Двериндариума хитро прищурился. — Я могу приказать заложить окна кирпичами. И дверь заодно!
Я задохнулась от негодования. А ведь и правда может. И тогда я стану пленницей не только острова, но и этой клятой комнаты. Только не это!
— Ты здесь король, делай, что хочешь.
Наверное, я побледнела, потому что Ржавчина вздохнул, поставил чашку на стол и осторожно сжал мою руку.
— Мелкая, ну зачем ты так? Я никогда не причиню тебе зла, я просто пошутил. Мор ходил за тобой, потому что я переживаю. Не смотри так, словно я — чудовище. Я… я лишь хотел освобождения. Для всех нас… А теперь ты меня ненавидишь.
Он убрал руку и сел в кресло, уставился безжизненным взглядом в огонь камина. Я осталась стоять, сжав кулаки. И не знала, что ответить. Рядом со мной остался легкий запах леденцов — мята и корица. В приюте нам давали такие раз в неделю, Ржавчина их обожал. Но я об этом не знала, ведь каждый раз он отдавал конфеты мне, делая вид, что терпеть не может эти «стекляшки». Лишь спустя несколько лет Мор рассказал мне «страшный секрет». И этот леденцовый запах до сих пор пробуждал внутри невыносимую нежность.
Часть меня все еще любила этого парня. Дождь любила Ржавчину. Дождь нуждалась в его присутствии, поддержке, улыбке. Дождь плакала и тосковала о своем друге. Ржавчина был частью меня, моего прошлого, моей жизни. Да, я все еще его любила.
Но другая часть меня — его ненавидела. Так сильно, что было больно дышать.
И я не знала, как соединить две половинки столь разной себя!
Отставив чашку, села в кресло напротив. Парень глянул искоса. Несколько минут мы рассматривали друг друга, заново узнавая. Мы расстались, будучи подростками, а сейчас все стало иначе. И новый Ржавчина тоже был иным. У него изменился взгляд. Порой я боялась заглядывать в эту рыжину, не зная, что обнаружу на дне. Человека или чудовище? Лишь улыбка у Ржавчины осталась прежней — широкой, лукавой и мальчишеской. Но улыбался он редко.
А еще я не могла не заметить его привлекательности. Темно-рыжие волосы отросли и спускались ниже плеч, тело приобрело идеальный рельеф и даже в расслабленном состоянии излучало силу. Его движения и реакции стали иными — нечеловечески быстрыми, гибкими и точными.
Сейчас он выглядел несчастным и подавленным, но я не спешила обманываться. За лисьей усмешкой моего друга таился хитрый и расчетливый манипулятор.
Но и я научилась выживать, так что…
Чуть подавшись вперед, я заглянула в его глаза.
— Я тебя… не ненавижу.
Пламя камина отразилось в рыжих глазах, зажигая их яркими бликами.
— Я пока не уверена в том, что чувствую, — добавила я осторожно.
Ржавчина заинтересованно склонил голову.
— Чтобы разобраться, мне надо время. И… ты можешь мне немного помочь.
Он понимающе хмыкнул, но слегка улыбнулся.
— Чего ты хочешь?
— Надо перевести в замок пленённых женщин. Меланию, Янту, госпожу Сентвер, Лейту Скарвис и других, — выпалила я.
— Нет! Они легионеры. Их место — под замком!
— Не все! — жарко возразила я. И видя, что парень начинает хмуриться, торопливо добавила: — Ну хорошо, хотя бы Меланию. Ой, брось, она всего лишь слабая девушка! У нее даже Дара нет! И еще — Янту. У нее есть Дар, но он исцеляет морских обитателей! Эти девушки совершенно не опасны!
— Но опасны звери, мелкая. Что, если кто-то решит закусить этими девчонками? Прикажешь мне и их охранять?
Я осеклась. Об этом я как-то не подумала… Выходит, в гарнизоне людям просто… безопаснее?
— Они могут жить в лекарском крыле и помогать леди Куартис. И Китти на кухне! Мне нужна нормальная еда, а не плохо прожаренное мясо, которым ты меня кормишь. Кстати, ты не говорил, что Китти все еще человек.
— Да забыл как-то, — Ржавчина зевнул и почесал рыжую макушку. Глянул лукаво. — Ладно, уговорила. Поцелуй, Вив. И можешь хоть сегодня забирать этих двух девчонок.
Он не успел договорить, а я уже соскользнула с кресла и быстро чмокнула парня в щеку. И так же быстро вернулась на свое место. Играть в эту игру я научилась еще в приюте! Главное — выполнить условие до того, как последуют уточнения! Ржавчина обиженно насупился, но потом рассмеялся.
— Змей с тобой! Делай, что хочешь.
— И ты не будешь запирать меня в комнатах?
Он снова помрачнел, на этот раз гораздо сильнее.
— Мелкая, тебе опасно разгуливать по Двериндариуму. Я не могу контролировать каждого зверя, пойми. Они почуяли свободу, и держать их в узде становится… все сложнее.
Ржавчина помрачнел, и я подумала, что и ему непросто дается «правление».
— Значит, мне нужен страж, — я подалась вперед, едва не сложив пальцы в знак удачи, как делала в детстве.
— Боюсь, кроме Мора, я никому не могу доверять. Звери хотят твоей крови, мелкая. Поэтому…
— Страж, но не зверь, — перебила я. — Мне нужен страж-человек. И такой, который способен одолеть любое чудовище. Мне нужен… Киар Аскелан!
— Да что б я сдох!
— Послушай! — я снова соскользнула с кресла и села на пол у ног Ржавчины. Осторожно сжала его пальцы, глядя снизу вверх.
Его зрачки резко расширились, горло дернулось. Он посмотрел на мою руку, лежащую поверх его. И безотчетно склонился ниже.
— Северный лорд — непревзойдённый воин, ты видел его в бою.
Есть лишь один человек, сумевший превзойти Киара Аскелана. Был… Но о нем я думать не буду… не могу…
— С идарами в руках он одолеет любого зверя. С ним меня никто не тронет!
— Мелкая, ты рехнулась? — голос парня слегка охрип. — Хочешь, чтобы я дал этому белобрысому северянину его ножички и отпустил с тобой погулять? Да он прирежет тебя раньше, чем я успею крякнуть!
— Эфримы разве крякают? — улыбнулась я. — Буду знать! А лорд Аскелан — человек чести. Он не тронет меня, зная, что в отместку ты уничтожишь других людей! К тому же, — я мстительно улыбнулась. — В гарнизоне останется его сестра, Рейна. Киар никогда не осмелится ей навредить. Он ее любит. Поверь мне. Она его часть. Если со мной что-то случится, Рейне не поздоровится. Скажи это, и бесцветный будет беречь меня, словно бесценное сокровище!
Ржавчина склонил голову, безотрывно глядя мне в лицо. Моих губ коснулся запах леденцов. Я чуть-чуть подалась навстречу.
— Это великолепное решение, ты ведь согласен?
— Угу…
— Лорд Аскелан теперь мой страж?
— Да…
Ржавчина потянулся ко мне, но я выскользнула и уселась обратно в свое кресло.
— Отлично. Ты пообещал!
Парень закрыл глаза и понимающе хмыкнул. Потом распахнул их и посмотрел на меня так, что внутри все перевернулось. И захотелось сбежать. Слишком откровенным и красноречивым был этот взгляд. Он словно провел черту между Ржавчиной — мальчишкой, и Ржавчиной — молодым мужчиной.
Да, все изменилось…
— Пусть будет так, как ты хочешь, Вив, — тихо произнес он. И подумав, добавил: — Пожалуй, сделать высокомерного лорда стражем Освободительницы Чудовищ — и правда отличная идея.
Он улыбнулся на мой удивленный взгляд, показывая, что знает о прозвище, которым меня наградили люди. И что просто позволяет мне себя дурить!
— А пока твоя кровь действует, и я могу говорить — объявлю о своем решении. Надеюсь, ты будешь осторожна.
Ржавчина со вздохом поднялся, юбка схлынула по его ногам. Удивительно, но Ржавый Король спокойно разгуливал в таком виде и по снегу, лишь иногда накидывая сверху длиннополую волчью шубу, но кажется, он делал это, чтобы походить на человека, а не опасаясь холода. Эфрим под его кожей не давал парню замерзнуть.
— Что-то случилось? — вдруг забеспокоилась я.
Ржавчина обернулся у двери.
— Ночью пропал один дозорный, ширв. Мы не можем его найти, весь остров облазили! Не представляю, куда он делся!
Посмотрел на меня, ожидая каких-то слов. Но поняв, что их не последует, усмехнулся и стремительно вышел.
Я задумчиво потерла переносицу. Куда же исчез ширв? Может, сбежал в лес — поохотиться на зайцев?
А потом подошла к окну и распахнула створку, чтобы избавиться от леденцового запаха мяты и корицы.
Несмотря на желание броситься на поиски Ринга и посетить Звонкую Башню, я осталась в Вестхольде. Нападение Фыра все-таки меня напугало и дало понять, насколько я уязвима. Я всего лишь человек среди легиона чудовищ.
Но я решила провести время с пользой. Помявшись на пороге, коснулась дверной ручки кабинета Верховного. Если гостиная и даже спальни были достаточно безликими, то эта комната хранила ауру Стивена Квина. И входя сюда, я ощущала холод, ползущий по спине. Так и чудилось, что переступив порог, встречу призрак Верховного февра.
— Не трусь, Вивьен, — прошептала я, входя в кабинет. — Если хорошенько подумать, то призрак человека — далеко не самое страшное в Вестхольде!
Кабинет встретил меня бликами на хрустальных дверцах книжных шкафов, запахом древесины и полумраком — тяжелые шторы были задернуты. Мягко ступая по пушистому ковру, я двинулась к окнам, чтобы впустить в комнату яркий зимний день.
«Вивьен…»
Тени дрогнули, и на миг почудилось, что в комнате и правда обитает призрак. Вздрогнув, я одним прыжком оказалась у окна и дернула шнур, распахивая занавеси. Поток света сожрал сумрак и осветил пустой кабинет, в котором не было никого, кроме меня. На массивном столе лежал тонкий слой пыли.
— Трусиха, — обругала я себя. При свете дня страх тоже испарился, я осмотрелась. — И где же здесь лежат запирающие браслеты?
Кабинет хранил множество удивительных и ценных предметов. Я осторожно прикоснулась к большим напольным часам, циферблат которых сиял серебряными звездами, а стрелок был целый десяток! Потрогала комод из черного дерева и позолоченной бронзы. Одна из стен была увешана клинками: ножи, мечи, идары и плоские полупрозрачные кинжалы. Другую закрывал древний гобелен, изображающий сражение.
Отвернувшись от вытканной битвы, я прошла к книжному шкафу и распахнула хрустальную дверцу. Запах кожи и пергамента на миг перенес меня в магазинчик госпожи Фитцильям. Но, конечно, скромная коллекция почтенной вдовы не шла ни в какое сравнение с собранием Верховного Двериндариума. Я готова была поклясться, что книги, хранимые здесь, стоят целое состояние! Осторожно вытащила тяжелый том в кожаном переплете. «Сопряжение материального и эфирного». Подивившись на диковинное название, из которого я мало что поняла, я поставила талмуд на место и осторожно вытащила другой — с золотой короной и замочной скважиной. На обложке было одно слово: «Двериндариум». Я прошлась пальцами по другим корешкам, шепча названия: «Наука магического преобразования», «Теория слияния», «Форма и миропорядок».
Далее были две полки книг с почти одинаковыми названиями:
«Теория о дарах Эльштасса», «Теория о Дарах Берга Монта», «Истинная теория о Дарах Лукаса Одаренного», «Единственная и верная теория о Дарах А.Вогра».
И еще с десяток теорий от разных авторов! Я хмыкнула, развеселившись.
На многочисленных полках кабинета была собрана удивительная коллекция знаний. Исторические талмуды, рассказы о жизни святых, философские трактаты древних мыслителей, научные атласы и всевозможные справочники. Ряды книг издевательски поблескивали корешками, словно намекая, что тайны, хранящиеся на их страницах, предназначены не для глупой приютской девчонки!
Закрыв шкаф, я перешла к столу. Подергала ящики и обрадованно вскрикнула, когда они поддались. Внутри лежали стопки бумаг — счета, расходники, продуктовые списки и годовые отчеты — здесь была вся жизнь Двериндариума, облаченная в сухие цифры, в которых я мало что понимала. Разочарованно убрала отчеты и открыла последний ящик.
— Нашла!
В нем лежали запирающие браслеты, и я спрятала один в карман. И уже хотела закрыть ящик, как заметила большой кожаный конверт. Вытащила его и охнула — раненое плечо отозвалось болью. От неловкого движения конверт выпал из рук, из него высыпались желтые листы. С верхнего на меня смотрел портрет Ржавчины. Я села на пол и подняла бумагу. Глаза выхватывали слова и буквы, но смысл ускользал.
Дэйв Норман, сирота, полных семнадцать лет. Здоровье — отменное, отклонений не обнаружено. Вероятность сопряжения… суть поддается влиянию… эмоциональная стойкость… слияние допустимо…
Пропустив несколько абзацев, я глянула ниже. И хмыкнула, увидев описание характера: «Быстрый и расчетливый ум, яркие задатки лидера, способность легко и быстро приспосабливаться к новым обстоятельствам и условиям… Самопожертвование и жестокость в одинаковых пределах. Уровень опасности — высокий. Рекомендованы водные обитатели, насекомые и мелкие травоядные. Слияние с хищником запрещено».
Лист вывалился из ослабевших пальцев, и я прижала ладонь к губам. С вороха рассыпанных листов смотрели серьезные лица — юношей и девушек. Это был архив измененных — тех, кого отправили в Мертвомир за Живым Даром.
Сжав зубы, я заставила себя дочитать.
Лист пересекала резкая черта, стояла дата четырехлетней давности. И ниже: «Слияние завершено, предел опасности превышен! Дар — живой, дышащий хищник, предположительно — крылатый лис (разновидность не изучена, слияние почти всегда приводит к смерти человека. Уровень опасности — максимальный. Контроль — маловозможен. Наиболее вероятная форма после слияния — эфрим. Потеря человеческого разума — неизбежна. Доступная характеристика приведена в сборнике „Старина мест“ Люцианы Фаркост)».
Дальше следовал перечень непонятных цифр, символов и слов. Иногда попадалась запись, отмеченная несколькими восклицательными знаками: «Человеческий разум все еще доминирует!»
Под чертой темнели резкие, словно сомневающиеся строчки: «Вероятность Двуединого. Перевести в секретный архив Двериндариума».
И ниже, под датой моего первого посещения Мертвомира, приписка: «Утерян (данные необходимо подтвердить)».
Я опустила лист и задумалась. Двуединый? А ведь я уже слышала это слово! От Ринга, в подземелье безумия! В краткий миг его видений! Как же он тогда сказал? Я потерла лоб, пытаясь вспомнить слова, казавшиеся бредом — «…здесь площадь Великих, на ней солнце целует статуи из розового и черного мрамора. Тринадцать Двуединых, тринадцать Первых! Крылатая Дева, Мечедержец, Гривоносный, Неуловимый…»
Неужели то, что говорил Ринг — правда? Почему в отчетах Верховного февра тоже написано это странное и пугающее слово? Двуединый… Две сущности в одной? Человек и… зверь Мертвомира? Или все сложнее?
Я торопливо перебрала листы, пытаясь найти это слово в других отчетах. Перед глазами мелькали лица и строчки, сухие факты чьих-то судеб. На многих виднелась печать Двериндариума — золотой сияющий круг. И надпись — утрачен. Но слова «Двуединый» я больше не видела. Или… или искать надо не здесь, а в секретном архиве. Видимо, Верховный просто не успел отправить туда лист Ржавчины.
Торопливо собрав листы, я сунула их обратно в ящик и снова подошла к шкафам. Искать пришлось долго.
— «Старина мест»… Где же ты? А, вот!
С верхней полки я вытащила тяжелый талмуд. Он был настолько древним, что вдыхая запах сухого пергамента, я ощущала запах веков. Обложку украшали затейливые вензеля, осколки ракушек и бронзовая пластинка с названием. Но к моему безмерному удивлению, это оказался не научный справочник, а… сборник сказаний и удивительных рисунков! «Старина мест» напоминала потрепанную книгу сказок из приюта. За хорошее поведение нам читали историю, в которой маленький мальчик попал в удивительную страну, где обитали волшебные существа.
Талмуд, который я держала в руках, был похож на ту сказку.
С желтых страниц на меня смотрели загадочные, пугающие и забавные создания: серебряный олень с короной из рогов и пятью хвостами, крошечные ядовитые стрекозы, пучеглазые летучие ящерицы, огненные птицы, живые кустарники или водяные лошади с рыбьими хвостами.
Я перевернула несколько хрупких страниц. На меня скалился темно-коричневый, почти черный зверь, напоминающий лиса. На картинке он сидел на задних лапах, угрожающе растопырив когти передних. У него была лоснящаяся шкура, загнутые назад рога и пара знакомых кожистых крыльев. На хитрой морде поблёскивали черные глаза.
Я сосредоточилась на тексте:
«Рассказ одного из первых легионеров — Дугальда из Предгорья. Переписано настоятелем Авинской Обители, в которой Дугальд провел свои последние дни.
… Оглядываясь назад, на деяния рук своих, я испытываю горечь и скорбь, как испытывает их человек, стоящий на краю гибели и сумевший осознать свои ошибки… В краткие мгновения отступающего безумия я лишь стремлюсь рассказать об удивительных событиях, коим я стал свидетелем и участником…
… Возле корней огромного дерева я увидел зверя и принял его за темного духа плутовства и гибели, о коем рассказывают в моем родном Предгорье. Но шагнув ближе, я увидел существо из плоти и крови. Это был крылатый черный лис, довольно крупный. Земля все еще содрогалась, а небеса плакали. Зверь был ранен, иначе мне не удалось бы подойти к нему. Он истекал кровью и тихо скулил. Я присел рядом с ним, держа наготове камень. Хищник распахнул свои крылья, но они были сломаны и не могли поднять зверя в воздух. С удивлением я смотрел на него. Крылатый лис умеет прятаться так, что даже самый зоркий глаз не сможет опознать его в зарослях. Он нападает как с земли, так и с неба. Он совершенно бесшумный, стремительный и смертоносный, долго обходится без еды и воды, быстро исцеляется от ран… Он обладает удивительными свойствами.
Не знаю, что двигало мною, когда я решил помочь ему и забрать в наш мир.
Теперь я ощущаю его присутствие, словно зверь всегда рядом… И самое удивительное — мою новую способность влиять на своих братьев, которые тоже побывали за Дверью и изменили свой человеческий облик… Это влияние трудно объяснить. Это живая мысль, которую улавливают иные звери. Это открытие — пугает и удивляет меня. Мы изменились, но лишь я стал таким особенным…
Зная, что мое время заканчивается, я спешу записать все на бумаге, хотя мои лапы с трудом удерживают уголь… В последний раз нам хочется подняться в небо…»
Запись прервалась.
Я оторвалась от строк и обвела кабинет рассеянным взглядом.
Выходит, похожего зверя вытащил из Мертвомира Ржавчина? Но как ему это удалось? И надо ли рассказать самопровозглашенному королю о том, что я сегодня нашла? Или это лишь сильнее его разозлит?
Я снова уселась на пол, торопливо листая книгу. Страниц было много, но описания оказались сухими и скудными. И как я поняла — недостоверными. Люциана Фаркост собрала под одной обложкой множество противоречивых и странных воспоминаний первых легионеров, посетивших Мертвомир. И большинство из них были лишь пересказами, сделанными другими людьми спустя десятилетия.
Вернув книгу на место, я сняла с полки одну из теорий о Дарах и в задумчивости вернулась в гостиную. Перед глазами все еще стоял крылатый лис. Я почти видела умирающего зверя, прячущегося в корнях дерева. Что же случилось с Мертвомиром? О какой ошибке сожалел Дугальд?
Устроившись на диване в гостиной, я решила как следует все осмыслить.
… Я снова стояла посреди битвы. Вокруг меня гибли люди, но звуков не было. Ни криков, ни стонов — совершенное безмолвие.
— Вивьен…
Я обернулась.
Он шел ко мне, словно тоже не видел сражения вокруг. В черной форме карателя, улыбаясь. Кристиан. Мое сердце едва не выпрыгнуло из груди, забилось так стремительно, что стало больно.
Рванула навстречу и поняла, что не могу сдвинуться с места. Ноги увязали в земле, словно в болоте. Я кричала, но звук пожирала тишина. Кристиан остановился и нахмурился, глядя на меня. Его яркие глаза потемнели. Со всех сторон к нему устремились чудовища, но февр словно не видел их. Вестхольд пропал, сменившись серебристыми травами Мертвомира. Мы снова стояли за Дверью, на которой я только что нарисовала кровавый знак… И я знала, что произойдет дальше…
Я снова закричала.
— Тише, тише, не надо… — успокаивающе произнес родной голос. Сильные руки обняли меня, прижали к горячему телу. И на миг почудилось, что мы дома, я и Крис, мне снова приснился кошмар, и февр меня успокаивает. Сонная радость и облегчение взметнулись внутри. Я открыла рот, чтобы произнести его имя.
И ощутила запах мяты и корицы. Никакого океана…
Меня обнимал Ржавчина. И это было даже смешно, если вспомнить, что когда-то меня утешал каратель, отгоняя сны об эфриме.
Ржавчина погладил мою спину, волосы.
— Я здесь, мелкая, я с тобой… Ничего не бойся. Я никому не позволю тебя обидеть, слышишь?
Я моргнула, прищурилась. Похоже, все-таки уснула. Но как оказалась на своей кровати?
— Я тебя перенес, — подсказал Ржавчина. — Хотел снять твое платье, но боялся разбудить. Поэтому стянул только ботинки. Ты кричала во сне, Вив.
— Кошмар приснился, — чуть сипло со сна произнесла я.
— Как в детстве, — прошептал Ржавчина и снова погладил мои волосы.
Я моргнула, просыпаясь. В комнате было темно, лишь не зашторенное окно тускло светилось лунными бликами. Ржавчина лежал рядом, обнимая меня. И конечно, на нем снова была только его странная юбка. Зато сверху нас обоих укрывала волчья шуба!
Парень вздохнул.
— Вив, я знаю, что тебе снится битва. Я не хотел, чтобы ты… видела.
Я пожала плечами. Горячая ладонь осторожно прошлась по моей спине и поднялась выше — к шее. Замерла на миг. И Ржавчина провел рукой, очерчивая линию моего лица, щеку, губы. Я слегка отодвинулась, и Ржавчина зарылся пальцами в мои волосы. Его дыхание участилось, а тело окаменело. Темнота стала предательской ловушкой. Она множила шепот и стук сердца, усиливала близость и так красноречиво выдавала чужое желание.
Мне хотелось сбежать.
— Такие длинные волосы, — прошептал Ржавчина мне на ухо. Его губы скользнули по моей щеке. Я уснула с заплетенной косой, но лента куда-то исчезла и сейчас мужские руки перебирали пряди. — Они никогда не были такими длинными.
— Конечно, не были. Ты сам срезал мои косички. Несколько раз! — буркнула я, пытаясь свести все к шутке.
— Я был мелким идиотом, — тихо рассмеялся Ржавчина. — Меня так раздражали твои волосы. И уши. Я хотел их отрезать вместе с косами. А еще твои глаза. Такие мятежные. Серые. Словно в них всегда шел дождь…
— Так и знала, что это ты наградил меня дурацким прозвищем.
Я снова попыталась отодвинуться, но парень перебирал мои волосы и не отпускал.
— Длинные. Мне… нравится. Ты стала такой красивой, мелкая.
— Послушай… — я подняла голову, но он лишь прижал меня крепче и не дал сказать.
— Помнишь ту каморку, в которой мы прятались? Там всегда пахло пылью и подгнившим сеном. Ты помнишь?
— Да.
— Ты никогда не плакала. Даже в тот день, когда оказалась в приюте. Меня это жутко злило, — я услышала в его голосе улыбку. Ржавчина провел рукой от моей шеи до груди. — Тогда я не знал, что ты плачешь внутри. Вот здесь. — Ладонь замерла напротив моего сердца. — Двуликий Змей! Как же ты меня бесила! Постоянно хотелось тебя ущипнуть, толкнуть, дернуть за платье!
— Ты все это и проделывал, — сонно проворчала я. — Я даже придумала отличный план, как тебя прибить. Задушить подушкой и закопать в лесу, под засохшей липой. Я готовилась и стащила у наставников лопату.
— У тебя бы ничего не вышло, мелкая, — хмыкнул Ржавчина, медленно выпутывая пальцы из моих прядей. Но лишь затем, чтобы переместить ладонь на спину. — В семь лет я уже был в два раза больше какой-то девчонки. К тому же прекрасно знал о твоем глупом плане! Мне пришлось перепрятать лопату, чтобы ее не нашли наставники.
— Ах ты! Мог бы сказать! — возмутилась я. Тайна исчезнувшего инвентаря мучила меня долгие месяцы.
Он снова рассмеялся, и смех пощекотал мою щеку. И снова тронул пряди. Ржавчина наматывал на руку мои волосы, снова и снова.
— Зато потом все изменилось, ты помнишь? У нас была та каморка. И старое одеяло, в которое мы заворачивались. Прятались от всего мира.
— Так и было, — слегка растерянно сказала я. Мои чувства двоились, обманывали. Мы и раньше лежали так — тесно прижавшись друг к другу. И раньше болтали во тьме, шепча на ухо всякую ерунду, близко-близко, чтобы нас не услышали. Ржавчина и раньше приходил меня утешать. Все было как раньше.
Все было по-новому.
Слова, действия, тьма. Прикосновения и дыхание.
Теперь в них был иной смысл.
Теперь я всей кожей ощущала, что меня обнимает мужчина. Чувствовала его желание, его голод. В каждом порывистом вздохе, в каждом движении. В напряжении, пахнущем корицей и мятой.
— В детстве я думала, что ты меня ненавидишь.
— Нет, — он потерся носом о мой висок. — Я никогда не ненавидел тебя, Вив. Даже когда отрезал твои косички. Я толкал тебя, щипал и дергал, потому что… потому что хотел, чтобы ты меня заметила.
— Тебя трудно было не заметить, Ржавчина! Ведь в приюте ты тоже провозгласил себя королем!
Он снова рассмеялся.
— Видишь, эта дурная привычка у меня с самого детства, ничего не могу с ней поделать. — Он помолчал, прижавшись губами к моему виску. И добавил едва слышно: — Как и с привычкой любить тебя.
— Ржавчина…
— Я не умею тебя ненавидеть. Даже злиться толком не получается. Даже когда мне больно настолько, что хочется уничтожить этот мир. Я мог бы, ты знаешь? Уничтожить всех ради тебя… Но проклятие! У меня не выходит тебя ненавидеть! А мне хочется.
— Тебе хочется меня возненавидеть?
— Угу… — он потерся носом о мою щеку. Коснулся губами губ. Мимолетно. Невесомо. Замер на миг. И отстранился. — Так было бы проще. Но ничего не выходит… И что мне теперь делать, Вив?
Я молчала, совершенно потерянная. Склирз, я не знала, что ему сказать. Выходит, не только меня разрывает противоречие.
— Ты помнишь мои слова о девушках, которых отправляли в Мертвомир, словно подарок для чудовищ?
— Я не хочу об этом знать…
— Иногда мне хотелось к ним прикоснуться, — упрямо продолжил Ржавчина. — Ощутить волосы. Или… коснуться кожи. Иногда хотелось иного. Я смотрел на них как человек, понимаешь? Некоторые были очень красивыми. И… без одежды.
Я пошевелилась, но сильные руки сжались крепче, не отпуская. Его губы коснулись моей щеки, уха.
— Я задал вопрос: сколько из них досталось мне. Ты помнишь?
Я неохотно кивнула. Такое трудно забыть!
— Никого. Никогда, — горячо выдохнул парень. — Я ни к кому не прикасался. Я… всегда хотел, чтобы все случилось с тобой. Только с тобой. Узнавание. Поцелуй. Чтобы первый раз был наш общий. Я думал о том, как это случится. Конечно, не в приюте. Не там, где нам могут помешать. Не на этих узких сырых кроватях. Я думал, что это будет как-то красиво… Я хотел этого для тебя. Чтобы тебе… понравилось, — в его голосе возникла горечь, и Ржавчина резко сжал кулак, дернул мои волосы. Склонился к губам, и я ощутила его дыхание. Его желание и злость.
И тут же отпустил, отодвинулся. Тяжело, со вздохом.
— Больно, мелкая.
Я ахнула. В груди что-то дернулось и забилось — жарко и страшно. Меня разрывало от желания сбежать. Меня мучило желание остаться. Успокоить его, сказать, что все будет хорошо. Утешить… Мы были утешением друг друга. Мы так невыносимо запутались…
Ржавчина вдруг выругался и снова прижал меня к себе. Он что-то шептал, гладил мои волосы и плечи. Говорил, что все будет как прежде. Нет, все будет гораздо лучше. Обещал весь мир. Он и раньше обещал мне его, но в детстве я считала это просто словами.
Уткнувшись в его плечо, я молчала, понимая, что есть чувства, которые невозможно изменить, даже если очень хочется.
— Я останусь здесь, — пробормотал Ржавчина, закрывая глаза. — В моей комнате холодно.
— Не надо было выбивать стекла, — проворчала я.
Ржавчина уснул первым. Положил голову на край подушки и обмяк, все еще обнимая меня. Я осторожно выбралась из его рук, сползла с кровати. За окном покачивалась полнобокая луна. Яркие колючие звезды рассыпались на небосклоне.
Сон испарился. Я смотрела на темный Двериндариум, на серебристую полосу Взморья, которая виднелась за крышами.
Я знала, что делать.
Вот только моему рыжему другу-недругу это вряд ли понравится.
Ржавчина раскинулся на покрывале, волчья шуба сбилась в его ногах. Я тихо вытащила из шкафа свои вещи, обернулась. Рассвет очерчивал рельеф мужского тела, золотил волосы парня и линию его челюсти. Сейчас Ржавый Король был совершенно беззащитен. Я могла бы его связать, ударить или даже убить… Он спал так спокойно, вольготно раскинувшись на моей кровати. Несмотря ни на что, он все еще верил мне и доверял свой сон. Доверял мне.
Покачав головой, я отвернулась. Чужое доверие — порой слишком тяжёлая ноша.
За остаток ночи я успела прочитать несколько глав из книги о Дарах. Они рассказывали об истории открытия Двери и первых легионерах. Основное я и так знала по урокам наставника Бладвина. Стоило подумать о старом преподавателе, как сердце тоскливо сжалось. И я уже привычно поместила его образ в просторную комнату в своей голове, а потом крепко закрыла туда дверь.
Если воспоминания причиняют невыносимую боль, лучше от них избавиться.
«Ви-вьен…» — снова шепнули мне тени.
Я вздрогнула, обернулась. Но, конечно, никого не увидела.
Когда лучи рассветного солнца разогнали ночную тьму, я уже была умыта, причёсана и одета. В первый же день Ржавчина притащил мне целый ворох одежды, самой разной, и свалил все в одну кучу. Где он ее взял, я спрашивать не стала, как и просить принести мои вещи. Я не хотела, чтобы Ржавчина или Мор заходили в дом на улице Соколиной охоты. Среди чужих нарядов были и юбки прислужниц, и роскошные бархатные одеяния, украшенные самоцветами и золотым шитьем. Все это богатство я засунула в пузатый шкаф, занимающий добрую часть моей новой спальни. Сегодня платья я отвергла и выбрала узкие замшевые штаны, рубашку и синий мундир Двериндариума. Девушкам положено носить зеленое, но я решила не привередничать. Волосы заплела в косы и короной уложила вокруг головы. Из кабинета взяла узкий кинжал с костяной рукояткой и пристегнула его к поясу. Натянула сапоги, глянула в зеркало и прищурилась. Кивнула одобрительно. Я выглядела бледной, но решительной. Я должна быть именно такой.
Ржавчина еще спал, когда я прихватила шерстяной плащ и вышла в коридор.
И удивленно остановилась. Каменную стену подпирал Киар Аскелан. Его белоснежные волосы были собраны в высокий хвост. На его мундире сегодня не переливались каскады рубинов, лишь на руке матово блестел перстень с волчьей мордой да глаза сверкали багрянцем. Из-за плеча виднелись ножны клинка. А на щеке зигзагом змеился шрам — точно такой же, каким битва за Двериндариум украсила лицо Рейны. Только в зеркальном его отражении.
Я сглотнула, уставившись на эту отметину. Странно, но шрам не испортил ледяную красоту Киара. Скорее добавил ему опасности.
Спрашивать о том, какого склирза этот шрам вообще появился на щеке бесцветного, я не стала.
— Моя госпожа.
Я обомлела, когда Киар склонил голову, приветствуя меня, словно королеву.
— Я в вашем распоряжении.
— Издеваешься? — выдохнула я.
Конечно, он издевался. Но ни в алых глазах, ни на равнодушном лице не было ни единой эмоции. Лишь белая бровь слегка приподнялась, выражая удивление.
— Не понимаю о чем вы, госпожа.
— Хватит! — оборвала я. Попыталась повыше задрать подбородок, чтобы бесцветный не увидел страха и слабости. — Я знаю чувства, которые ты ко мне испытываешь! Ненависть, отвращение, презрение. Я знаю, и твои издевки ничего не изменят. Если собираешься воткнуть нож мне в спину, ты понимаешь, чем и кем рискуешь.
Белая бровь поднялась чуть выше.
Я подняла голову, глядя в мерцающие алые глаза. На мою речь Киар не отреагировал, даже не моргнул. Похоже, о бесстрастности бесцветных лордов не зря слагают легенды!
Так что я просто прошла мимо. И услышала:
— Аскеланы не бьют в спину.
Повернув голову, я всмотрелась в лицо с рукотворным шрамом.
— Я знаю. Поэтому я тебя и выбрала.
В алых глазах появилось какое-то новое выражение, но я уже отвернулась и пошла к лестницам. Киар беспрекословно устремился следом и, когда мы покидали Вестхольд, вдруг произнес:
— А я уж решил, что все дело в поцелуе.
Я обернулась и в изумлении воззрилась на бесцветного, пытаясь понять — шутит он или говорит серьезно. Или это тоже издевка? Но понять это мне так и не удалось, лицо Киара по-прежнему напоминало снежную маску. Кивнув, словно подтверждая свои слова, лорд добавил:
— Любопытство. То, что я чувствую к тебе — любопытство.
Я затянула завязку накидки. Что ж, любопытство — это, пожалуй, лучше, чем откровенная ненависть.
— Не отставай, — велела я, спускаясь по ступеням Вестхольда. — У нас на сегодня куча дел!
И решительно свернула на улицу Соколиной охоты.
Мне пора навестить дом.
Ширв по-прежнему лежал на снегу, и я не придумал ничего другого, кроме как затащить его в лаз подземелья. Чутье подсказывало, что лучше его спрятать. Оттянув чудовище как можно дальше, вернулся. Закрыл решетку, присыпал лаз снегом и посмотрел на сияющие звезды. Мои страшные спутники не появлялись, и знает Божественный Привратник, я хотел бы подумать, что они мне привиделись! Но я видел черные полосы на своих руках и ощущал крылья тьмы за спиной. Они начинались у плеч, спадали вниз и волочились по земле, словно дырявый плащ, сотканный из вечной темноты. Они были довольно тяжелыми. И я понятия не имел, как ими управлять… и как от них избавиться. О том, как они подняли меня в воздух, я пока старался не думать. Это было слишком странно.
Двериндариум выглядел пустым. Я не слышал голосов, не видел людей. Лишь нескольких чудовищ на дозорных башнях.
— Какого дохлого склирза тут происходит? — пробормотал я, пытаясь понять, что случилось.
Последнее, что я помнил — это Мертвомир. Дверь, вспыхнувшую призрачным голубым светом… и Вивьен. Упавшего на траву Стивена. Легионы чудовищ. И нож, пробивший мою грудь.
А дальше — тьма и пробуждение в подземелье.
Меня трясло от холода и голода, голова мучительно болела, сознание путалось.
Шатаясь, я побрел в сторону дома. Ступни мигом заледенели. Клятые крылья волочились по земле и путались в ногах.
— Ненавижу Снеговье, — пробормотал я, озираясь и стараясь держаться во тьме. — Ненавижу Мертвомир. Ненавижу… все.
Газовые фонари вдоль улиц не горели, единственным освещением оставались небеса. Благо, ночь выдалась ясной, с полнобокой луной и россыпью ярких звезд. А еще отвратительно холодной. Меня трясло как в лихорадке, бросало то в жар, то в лед. Мысли путались, руки дрожали. Неудивительно. Судя по всему, я довольно долго провалялся в подземелье, странно, что вообще жив.
Впрочем, это ненадолго.
Дар исцелил меня, но Дар же и убьет. С каким-то отстранённым равнодушием я вспомнил тот нож, который всадил в меня рыжий ублюдок. Железное лезвие, деревянная рукоять, оплетка на ней. Да, то, что я все еще живу и двигаюсь — удивительно. Человек не в силах принять так много Даров. Тело не выдерживает. Меня спасает связь с самым сильным артефактом нашего мира — с Дверью. Но разум она не убережет, и меня настигнет безумие.
Остался лишь один вопрос — как скоро. И что я успею сделать до того, как обезумею.
Понимание близкого конца ничего не пробудило в моей душе. Я по-прежнему ощущал лишь жуткий холод и голод.
Крылья тьмы совершенно не грели.
Змей Двуликий, как же холодно!
Память подбросила теплое воспоминание. Когда я был таким же замерзшим, но невероятно счастливым. Потому что она была рядом.
Вивьен-Ви-вьен-Вивьен-Ви-вьен.
Сердце отбивало стаккато в ритме ее имени.
Сердце стучало ради ее имени.
А горло сдавливало от горечи и злости.
Я пока мало что понимал, но помнил, что она сделала.
Вивьен-Ви-вьен…
Свернув несколько раз, я ускорил шаг и вышел на улицу Соколиной охоты. Споткнулся, увидев темные окна. Где-то в душе я надеялся рассмотреть в них свет. Но его не было. Ни огонька в рожке у дверей, ни отблеска каминного огня. Дом был пуст и тих.
Сжав зубы и почти не чувствуя окоченевшее тело, я пошарил ладонью под горшком с вечнозелёным деревцем, нашел ключ и провернул его в скважине. Внутри дома было почти так же холодно, как и снаружи. Свет я включать не стал, прекрасно ориентируясь и во тьме. Мои глаза тоже изменились, сумрак теперь не помеха. А привлекать к себе внимание раньше времени точно не стоит.
Сдернув с дивана в гостиной покрывало, я завернулся в него и прошел на кухню. Зубы стучали с такой силой, что я боялся откусить язык. На столе лежали пропавшие продукты — в последний день перед походом в Мертвомир никто не убрал их в холодильный шкаф. Мы думали, что вернемся раньше, чем еда успеет испортиться…
Почти рыча от голода, я схватил кусок засохшего сыра и лепёшку, сунул в рот. Язык ощутил кислинку плесени, но я с жадностью проглотил всё, что было, и потянулся за добавкой. Ветчина безнадежно протухла, и даже в моем состоянии трогать ее я не решился. Доел все сухари и сыр, закусил горстью орехов и сушеных персиков. Открыл кран, подождал, пока струя нагреется, и сунул под воду закоченевшие руки.
Вода оказалась едва теплой. В стороне от жилых домов находились нагревательные котлы, откуда по трубам поступала горячая вода. Но в котел необходимо ежедневно подбрасывать дрова и уголь. Похоже, последний раз это делали почти неделю назад.
Но даже едва теплая вода показалась мне благословением Великого Привратника! Напившись, я наконец ощутил, как отпускает сковавший меня холод. Прихватив со стола нож, тихо поднялся по лестнице. Но мои опасения оказались напрасными. В доме действительно было пусто.
Я толкнул дверь в комнату Вивьен. Обвел взглядом. На кресле забытые перчатки, на вешалке — меховая накидка. Книги, одежда, перья. Все выглядело так, словно хозяйка комнаты вышла на пару минут и вот-вот вернется.
Но самой Вивьен тут не было.
Рот наполнился горькой слюной. Где она? Жива ли? Сжав кулаки, чтобы успокоить эмоции, я прошел в свою комнату. Здесь тоже все оставалось нетронутым.
От скудной еды полегчало, но меня по-прежнему шатало. Я ощущал дикую слабость, мышцы казались ватными, а тело беспомощным. В таком состоянии я точно не смогу помочь Двериндариуму.
Вытащил ящик с лечебными настойками и эликсирами, осмотрел. Выдохнул и влил в себя сразу несколько. Сердце сделало бешеный скачок, кровь забурила, застучала в висках. Голова перестала кружиться, а комната расплываться. Но холод не ушел, видимо, я слишком долго пролежал в подземелье. Удивительно, что вообще жив. На этой мысли сознание снова споткнулось.
Жив ли?
Пока я чувствовал лишь смертельную усталость, головокружение и холод. Последний впитался в меня так, что казалось — никогда не согреюсь.
Спотыкаясь, я прошел в купальную, залез в ванну и открыл кран. Чуть теплая вода ударила в плечи. От настоек снова начало трясти, но я упрямо тер себя жесткой мочалкой, пытаясь избавиться от запаха подземелья и крови. И от крыльев, которые были со мной, несмотря на мыльный раствор. Темные и рваные, они по-прежнему свисали за моей спиной и чернильными кляксами плавали в воде.
Вытащив себя из ванны, я завернулся все в то же одеяло и побрел обратно в спальню.
Не дошел. Упал в коридоре…
Второй раз я очнулся перед рассветом. Сколько пролежал на полу — не имел представления, но тело успело одеревенеть. Возможно, я спал лишь час, а может — несколько дней. Я снова был ужасающе голоден, горло пересохло. Зато настойки и эликсиры подействовали, и ощущал я себя гораздо лучше!
Дрожь и холод покинули мое тело.
В своей спальне я вытащил белье, черный мундир карателя, брюки и сапоги. Быстро оделся и снял с подставки идар. Рукоять слабо засветилась, соприкоснувшись с ладонью. Признала. И это слегка успокоило. Идары все еще узнают меня. Значит ли это, что я все еще… человек?
Одевшись и пригладив волосы, оглянулся. Чернота по-прежнему вилась за моей спиной. То ли крылья, то ли плащ.
Сжав зубы, двинул кулаком в стену. И еще раз — сильнее. Спокойно, почти равнодушно. Ободранные костяшки окрасились теплой влагой, но прояснили сознание. Некоторое время сидел, раздумывая, что делать дальше.
Надо найти февров.
Понять, что произошло с Двериндариумом и кто сейчас правит островом.
Разобраться, чем я стал.
А потом… Надо найти Вивьен.
Ви-вьен… Ежевика и капли дождя…
Я сунул в ножны на голени кинжал натянул на разбитые руки перчатки и спустился вниз. Сквозь закрытые шторы пробивались лучи рассветного солнца, значит, ночь закончилась. И меня это обрадовало. Схватил еще один кусок засохшего сыра и пошел к двери.
Легкий аромат вдруг коснулся моего лица. Легкий, свежий, дразнящий. Так пахнет летний дождь — в нем обещание и награда. В нем соль и мед, цветы и мягкая горечь.
Я знал этот запах. Конечно, я его знал.
Остановился, жадно втягивая воздух. Неужели показалось?
Нет, не показалось.
Вивьен. Совсем рядом. Вероятно — на пороге дома. Мое восприятие чужих эмоций усилилось, теперь я ощущал чувства острее, чем раньше. Или я так ощущал ее?
Тьма за моей спиной встрепенулась, крылья распахнулись.
— Живые… Рядом, — прошипел Страх. — Отдай мне! Посмотри, что я с ними сделаю!
— Мне… мне! — захохотала Боль. — Открой дверь! Впусти их! Насладись их болью!
— Рвать… Рвать! — тихо проскрежетала Ярость.
Безымянная молчала, но я ощущал ее голод. Тьма вокруг собралась ртутными сгустками, цепляясь за меня. Облепляя руки, ноги, стекая чернильными каплями по лицу.
— Останься здесь, — услышал я тихий голос за дверью.
— Там может быть опасно. Я войду с тобой, — глухо прозвучало в ответ.
— Нет. Останься.
Кровь забилась в висках, горло пересохло. Меня качнуло, словно кто-то врезал кулаком под дых — со всего размаха!
Я не ошибся. Это была она. Вивьен. И с ней был мужчина.
— Отдай… отдай… скорее! — шипели тени.
Бронзовая ручка двери медленно поползла вниз. Словно девушка с другой стороны сомневалась, стоит ли входить.
И за мгновение до того, как дверь открылась, я скользнул в узкую комнату под лестницей, предназначенную для прислуги. Здесь Силва могла переодеться или отдохнуть. Возле окна стояла низкая кушетка, рядом комод.
Но я не стал рассматривать обстановку. Я закрыл дверь и задвинул железный язык замка.
Прислонился лбом к сворке.
«Уходи, Вивьен! Уходи!» — произнес я беззвучно, когда услышал снаружи шаги.
Киар нахмурился, рассматривая темные окна дома.
— Я пойду с тобой.
— Нет, останься, — я посмотрела на дверную ручку, ощущая неожиданное волнение. Свет над порогом не горел, ступени замело снегом. И конечно, Кристиана тут нет. Но я должна в этом убедиться.
Киар вдруг схватил меня за руку.
— Мне не нравится этот дом, — его алые глаза потемнели, ноздри раздувались, словно лорд пытался учуять какой-то запах. — У меня дурное предчувствие.
Я осторожно освободила свою руку.
— Брось, все звери обитают в Вестхольде, им запрещено заходить в жилища людей. А кроме них нам бояться нечего. Это просто пустой дом. Я заберу свои вещи и вернусь.
Отвернулась от Киара и толкнула дверь.
Постояла, привыкая к полумраку. И крадучись двинула вперед.
— Эй, — тихо позвала я. — Есть кто-нибудь?
Дом отозвался полнейшей тишиной. Внутри царил полумрак, сквозь задернутые портьеры едва пробивались тонкие полоски света. Вздохнув, я пошла свободнее. С легкой улыбкой погладила кованую подставку для зонта и заглянула в гостиную. Здесь все было по-прежнему. Дом, в котором я была счастлива, пусть и совсем недолго. Тронув резные перила лестницы, я поднялась на второй этаж. И остановилась. Посреди коридора валялось покрывало. Подлетев к нему, я пощупала ткань — влажная.
Здесь кто-то был.
Или все еще есть?
Вихрем ворвалась в свою спальню — пусто. Толкнула дверь в комнату Кристиана, закружилась. Дверца шкафа распахнута. Край постели примят, словно кто-то присел на нее, задумавшись. На столе стоит ящичек с лекарствами и валяются пустые пузырьки. С подставки исчез идар.
А это что?
Шелковые обои испачканы кровью. Словно кто-то в ярости ударил кулаком по стене.
— Кристиан, — прошептала я, задыхаясь. — Кристиан!
Дрожащими пальцами я провела по следу. Кровь уже засохла, на моей ладони ничего не осталось.
Едва дыша, я выбежала из комнаты. Куда? Где? Толкнула дверь купальни. Ванна полна холодной и грязной воды. Я снова бросилась вниз, озираясь, как безумная. Он был здесь. Он был здесь!
— Кристиан! — жалобно пробормотала я. — Крис!
В гостиной оказалось пусто. Ушел? Был, но ушел?
Я чуть не завыла.
Ни на что не надеясь, дернула дверь в комнату прислуги. И остановилась. Она была заперта изнутри. Потому что снаружи на этой двери просто не было замка!
Силы внезапно закончились, и я прислонилась лбом и ладонями к холодным доскам.
— Крис, я знаю, что ты там, — голос прозвучал слишком жалобно. С другой стороны царила тишина. Может, я просто свихнулась. — Ты ведь там? Скажи хоть что-нибудь. Ответь мне. Прошу тебя. Умоляю! Просто скажи, что с тобой все в порядке.
Слезы, которые так долго не шли, вдруг хлынули из глаз. Я сползла на пол, царапая ногтями дверь.
— Пожалуйста, ответь мне. Я знаю, ты меня ненавидишь. Я знаю… просто скажи, что ты жив! Кристиан! Крис!
Я снова вскочила и ударила кулаком по двери. Колотила снова и снова, не понимая, что кричу. Я просто сошла с ума. Я хотела выбить эту проклятую створку, но в этом доме были слишком добротные двери.
И вдруг тени дрогнули. Потянулись ко мне. И обвили запястья, лодыжки, шею! Я открыла рот, глядя на них. В один миг стало еще темнее, тусклые полосы света стремительно таяли. Вокруг расползалась тьма — живая, злобная и жадная. И она же ползла ко мне, хватала щупальцами!
— Крис! — закричала я.
— Уходи отсюда! — услышала я голос того, кого так отчаянно звала.
Двери между нами больше не было. Но я не узнавала человека, стоящего в проеме. Я видела черный силуэт, вокруг которого кружила живая тьма. Она распалась на четыре части, и Тени обрели форму. Странную и страшную. Одна устремилась ко мне, и я увидела узкую морду и тонкое тело, покрытое перьями. Мне показалось, что Тень хочет меня обнять!
Но Кристиан не позволил.
— Не смей! — рявкнул он. От его голоса — чужого и холодного — стало совсем не по себе.
Кристиан зачерпнул темноту и накинул на Тень с перьями, которая плясала около меня. Словно веревку! Тень зашипела, отпрянула. Но с трех сторон ко мне бросились другие Тени!
От ужаса и непонимания я упала на пол, поползла в сторону. Хлопнула входная дверь, и темноту разрезал белый свет. Моргая, я увидела Киара со светящимся клинком.
— Вивьен! — крикнул он.
И споткнулся, уставившись на Кристиана, который держал на поводках уже три Тени. Те извивались и рычали, словно чудовища! Их тела и морды менялись, то оплывая, то снова собираясь чернильными кляксами. Смотреть на них было невозможно, начинала болеть голова, а перед глазами — вертеться разноцветные пятна.
— Февр Левингстон? — неуверенно произнес бесцветный лорд, и эта неуверенность в голосе северянина меня поразила.
Одна из Теней — горбатая и лысая — сорвалась с поводка и прошла сквозь Киара. Лорд согнулся пополам, его лицо исказилось от дикого, неконтролируемого страха.
Тьма снова всколыхнулась, забилась. Тяжело дыша, Киар рубанул белым мечом, и Тени шарахнулись в сторону. Но лишь на мгновение. И снова бросились на нас с лордом!
И тут Кристиан сорвал с окон портьеры. Одну за другой он обрывал тяжелые бархатные полотнища и швырял их на пол. Яркий солнечный свет наполнил комнату. Тени взвыли и съёжились, тьма забилась в углы. А потом вся стеклась к телу Кристиана, облепила его, словно он был источником мрака. И взвилась за его спиной крыльями из Теней!
— Февр Стит?! — снова крикнул Киар.
— Забери ее. Сейчас же! — Крис глянул через плечо, и наши взгляды встретились.
Черные рисунки плелись по его вискам угловатыми линиями. Словно колючие ветви, они сползали со лба на щеки, пересекая глаза февра. Бирюзовые радужки на их фоне стали еще ярче. Они стали нечеловеческими…
И все же это был он. Кристиан. Живой!
Я вскочила с пола и рванула к нему. Мне нужно было к нему прикоснуться. К ладони. К плечу. Или лицу с этими черными знаками Мертвомира! Кожа к коже. Мне нужно было ощутить, почувствовать, убедиться, что он жив! Хоть на миг. Потому что одно прикосновение может стать ответом и исцелением.
Я так хотела прикоснуться к нему!
Кристиан качнулся навстречу, жадно втягивая воздух.
В один миг Тени разбухли, пожирая свет. Тьма словно взбесилась и устремилась ко мне.
— Уходите! — зарычал Крис.
Одним движением Киар Аскелан закинул меня себе на плечо и рванул прочь из дома. Я брыкалась, но у бесцветного лорда оказалась железная хватка. Тени цеплялись за наши ноги и руки, словно лорд бежал сквозь запутанные силки. Даже за порогом они висели паутиной.
Внутри дома скрежетало и выло, пару раз что-то ударило в стену.
Не останавливаясь, Киар пронесся до конца улицы, сбросил меня на снег у корней ели и прислонился к стволу. Некоторое время мы лишь тяжело дышали, пытаясь осознать случившееся.
А потом я вскочила и понеслась обратно!
Убежать далеко не получилось.
Уже через несколько шагов Киар снова закинул меня на плечо, оттащил к ели и сбросил в снег.
— Пусти! — взвилась я. — Там Кристиан! Живой! Я ведь думала… я думала…
— Ты не понимаешь! — обозлился Киар. Его лицо было бледнее, чем обычно, хотя это и казалось невозможным. — Я не уверен, что это февр Стит, Вивьен.
— Конечно, это он! И он живой! Я должна поговорить с ним!
— Только встань, и я стукну тебя по голове, а потом отнесу в Вестхольд, — процедил Киар. На миг он закрыл глаза. Потом открыл и вдруг сжал ладонями мое лицо. — Вивьен! Февр Стит призвал Тьму. Такие Дары слишком опасны. Я даже не уверен, что это Дар. Никогда не слышал о подобном. Скорее, это нечто более глубинное и древнее. Темная и злая материя самого мироздания! Я ощутил это, когда Тень прошла сквозь меня. Ощутил страх, которого я никогда прежде не испытывал. Не думаю, что Кристиан Левингстон все еще человек.
— Ты ошибаешься!
Киар покачал головой, убрал руки от моего лица и сел рядом. Зачерпнул снег и сжал его в кулаке, словно находя в успокоение в его холоде.
Я сдавила виски, пытаясь прийти в себя. От понимания, что Кристиан жив, я словно воскресла. Внутри бурлили эмоции, столь сильные, что мне хотелось кричать, бежать, плакать и смеяться одновременно! Вернуться к нему. Увидеть снова. Сказать хоть слово!
Чтобы успокоиться, я тоже загребла снега и жестко протерла лицо. Щеки закололо, но дышать стало легче.
Бесцветный все это время молча наблюдал за мной. Я посмотрела в алые глаза Киара. Использовать лорда втемную не получится, так я сделаю его своим врагом. А их у меня и так слишком много. Мне отчаянно нужен если не друг, то хотя бы союзник. Но гордый северянин не потерпит лжи и не простит ее. Ему нужна правда, только правда, какой бы гадкой она не была.
В этом они с Кристианом похожи…
В груди заболело, словно там провернулся острый нож. У этого лезвия даже было имя — предательство.
Внутри стало холодно, словно на раскаленные угли моих чувств плеснули ледяной водой. О том, что Кристиан меня не простит, я думать не буду. Не сейчас. Он жив, это самое главное. Он жив!
Я отбросила с лица влажные завитки волос и решительно повернулась к молчащему лорду.
— Киар, у меня плохие новости. Ты думаешь, что захват Двериндариума — это конец, но это только начало. Это план, в котором все мы лишь пешки, и когда сюда явится тот, кто переставляет фигурки, нас просто сметут с доски. Я хочу помочь, хочу попытаться сохранить жизни. А для начала нам всем надо объединиться.
Пока я рассказывала о событиях в Мертвомире и о главном ренегате Империи, северянин смотрел бесстрастно.
— Значит, Приор Истинной Крови. Так я и думал. Когда он появится? Как? Остров отрезан от большой земли, — Киар не выглядел удивленным, он и сам уже догадался, что за Ржавым королем стоит кто-то более могущественный.
— Этого я не знаю, — качнула головой. — Да и сам Ржавчина, похоже, не знает. Надо поговорить с Айроном, но я не видела его уже несколько дней.
— Итан, — с опасной интонацией процедил Киар. — Думаю, я знаю, где его искать.
Я кивнула. Внутри стало теплее от понимания, что северный лорд стоит рядом, и он на моей стороне.
— Нам надо объединить людей. Надо найти Ринга и действовать сообща! Но прежде мы еще раз поговорим с Кристианом.
Северянин нахмурился, и я схватила его рукав.
— Киар, пожалуйста! Это ведь февр Стит! Нам надо поговорить с ним! Сейчас же!
Бесцветный лорд смерил меня багровым взглядом. От растрепанной макушки и заплаканного лица — до сапог. Потом обратно.
— Ты туда не пойдешь, — лорд встал, снова обретя привычное высокомерие. — Оставайся здесь, Вивьен. Сиди здесь и не двигайся. Если ты сделаешь хоть шаг…
— Ты стукнешь меня по голове и отнесешь в замок, я поняла! — нетерпеливо произнесла я, едва удерживаясь от того, чтобы подтолкнуть Киара к дому на улице Соколиной Охоты. — Иди, ну же! Я не двинусь с места, обещаю!
Бесцветный покачал головой, но все же развернулся и направился к двери дома. На ступенях он вытащил клинок и вошел. От волнения я прикусила щеку и ощутила на языке вкус крови. Но Киар вернулся уже через несколько минут.
— Дом пуст, Вивьен. Февра Стита там больше нет.
— Кажется, у нас сопровождающий, ладавр, — шепнул Киар, когда мы подходили к зданию гарнизона. — Идет за нами от самой Морской Гавани.
Я осторожно обернулась, делая вид, что рассматриваю заснеженное дерево. Ладавры казались мне почти безобидными, потому что у этих измененных не было ни когтей, ни шипов. Их тела были тонкими и хрупкими, их покрывал мягкий белый пух. Пыльно-серые крылья не могли долго держать ладавров в воздухе, и существа передвигались по земле короткими прыжками. Ночами ладавры кутались в эти крылья, словно в одеяла, и предпочитали проводить время где-нибудь под крышей на деревянных балках, посматривая вниз испуганными круглыми глазами. Ладавры отдаленно напоминали мне больших мотыльков.
Сейчас один такой мотылек-переросток прятался за кустами. А стоило нам пересечь улицу — ладавр бесшумным прыжком снова оказался поблизости и затаился на ветке дерева.
Киар ловко пропустил меня вперед, закрывая своей спиной. Но ладавр не нападал, лишь тащился следом, стараясь спрятаться. А возле гарнизона и вовсе исчез.
После недолгого рычания и шипения стоящий у дверей гарнизона бесх все-таки отправился внутрь и привел Меланию и Янту. Девушки кутались в серые шерстяные накидки и выглядели одинаково испуганными.
— Лорд Аскелан! — выдохнула Янта, увидев Киара. Глаза девушки зажглись восхищением и восторгом. — Вы пришли за нами! С вами все в порядке? Я беспокоилась!
Киар глянул на Янту с легким недоумением и кивнул.
— Вас переводят в замок, — сказала я, пытаясь поймать взгляд Мелании. Но послушница упрямо его отводила. Вздохнув, я велела девушкам следовать за мной и отправилась к Вестхольду.
В коридорах замка было почти пусто, чудовища или спали в своих норах из одеял и мехов, или охотились в лесах Двериндариума. Нам встретился лишь один щитобрюх, растянувшийся посреди коридора, да парочка агроморфов. Так что до кухни мы добрались без происшествий. У плиты топталась Китти, напевая веселую песенку и помешивая в котелке крупу.
Увидев нас, Хромоножка просияла:
— Вивьен, ты привела ко мне друзей? Я так рада вас видеть! Хотите кашу? А лепешку с маслом? А еще у меня есть чай и конфеты, целая коробка! Называются эйфория, вы когда-нибудь их пробовали? Я съела вчера несколько штук и чуть не умерла от восторга — настолько это вкусно! Шоколад, орехи и ягоды! Да это просто волшебство!
— Я ела шоколадную эйфорию на Снеговье, — тихо сказала Мелания. — Со вкусом клубники.
— А я люблю с корицей, лимонной стружкой и южным перцем! От нее горит язык, а на душе становится теплее! — подхватила Янта. — Да, пожалуй, нам всем нужна хорошая порция эйфории!
Друзья рассмеялись, даже Киар улыбнулся. Напряжение спало, противиться простодушному обаянию Китти оказалось невозможно. Девушка мигом усадила нас за стол и поставила перед каждым тарелку, исходящую ароматным паром.
Я вздохнула с облегчением, увидев, что Янта и Мелания улыбаются новой знакомой и с радостью отвечают на ее вопросы. Уже через десять минут девушки болтали и шутили, подобно старым приятельницам. Китти приняли за одну из прислужниц Вестхольда, и я не стала никого разубеждать, за что получила благодарный взгляд Хромоножки. На меня Мелания и Янта не смотрели, словно меня и вовсе не было в этой кухне, но улыбались и выглядели почти счастливыми.
И разве это не главное?
Не поднимая глаз, я торопливо доела свою порцию сладкой каши и отодвинула тарелку. И наткнулась на внимательный взгляд Киара. Он наблюдал за мной, но как обычно — без всякого выражения.
— Вы можете помогать Китти на кухне, — произнесла я, коротко глянув в сторону девушек. — Если хотите, конечно. В лекарском крыле лежат раненые, им нужны горячие обеды. Кухарки сбежали и спрятались в домах на окраине Двериндариума. Они боятся возвращаться в Вестхольд. А одна Китти не справляется.
— Мы поможем, — сказала Янта, Мелания кивнула.
— Вот и замечательно.
От меня по-прежнему отворачивались, и я ощутила, как съеденная каша комом встает в желудке. Поэтому торопливо встала.
— За кухнями полно пустых комнат, в которых можно жить. Там есть все необходимое — одежда и одеяла… Главное — держитесь подальше от главного зала Вестхольда, а на ночь запирайте двери. Китти вам все расскажет. И… мне пора идти.
Кухню я покидала в молчании. А когда за мной закрылась дверь, внутри тут же раздался щебет девичьих голосов и даже смех. Я прикусила губу, убеждая себя, что это совершенно неважно. В груди снова проворачивалось лезвие, кроша мою душу на куски. А когда я подняла голову, то вздрогнула, наткнувшись взглядом на скучающего Киара. Он подпирал стену и рассматривал свой перстень с таким видом, словно мог заниматься этим ближайшие сто лет!
Я украдкой смахнула с ресниц влагу, повыше задрала нос и потопала к лекарскому крылу. Бесцветный следовал за мной бесшумно, но не отставал ни на шаг. Подходя к двери, я посмотрела на Киара.
— Если я начну делать глупости, разрешаю все-таки стукнуть меня по голове.
— Глупости?
Белые брови северянина удивленно взлетели вверх, но нас уже встречала леди Куартис. После короткого обмена приветствиями врачевательница сообщила, что Мор и Фыр все еще без сознания, но оба живы. А потом кивнула в сторону внутренней двери.
— Она очнулась, вы можете поговорить. Недолго!
Киар окинул помещение оценивающим взглядом и первым прошел в тайную комнату. И остановился, глядя на Ливентию.
Девушка сидела возле окна, кутаясь в сиреневую шаль. Ее волосы густыми черными волнами спадали до самой поясницы. Светло-розовое платье подчеркивало золотистый цвет ее кожи, нежный румянец и густую темноту глаз. Если кому и пошел на пользу Мертвомир, то это Ливентии. По ткани платья и шали порхали драгоценные бабочки и стрекозы — кажется, южанка нацепила всю свою коллекцию. Возможно, блеск самоцветов ее успокаивал.
Когда мы вошли, она изящно повернула голову.
— Не могу поверить в то, что мне рассказала леди Куартис, — без приветствия произнесла красавица. Ее губы капризно изогнулись. — Я просто не могу в это поверить! Разве это возможно?
— К сожалению, — осторожно сказала я, гадая, как много успела поведать Ливентии врачевательница. И знает ли девушка о своем Даре?
Южанка накрутила на палец прядь волос, рассматривая нас из-под ресниц.
— Лорд Аскелан! Я так рада видеть тебя в добром здравии. Присядь в это кресло.
Киар молча сел напротив Ливентии, в его алых глазах на миг вспыхнуло недоумение. Но девушка уже повернулась ко мне. На ее губах появилась нежная улыбка.
— Не могу сказать того же о тебе. Хм, как там тебя зовут? Вивьен? Гадкое имя.
Выходит, леди Куартис рассказала достаточно. Я открыла рот, но Ливентия меня опередила:
— Молчи! Не смей говорить со мной! Не смей открывать рот! Врунья! Обманула меня, прикинувшись наследницей старшего рода, втерлась в доверие! Ты погубила всех! Погубила Кристиана! А ведь я… молчи! Если бы не ты! Ненавижу тебя!
Я бесполезно пыталась что-то сказать, язык прилип к небу.
— Я велела тебе молчать!
— Мне тоже велишь, Ливентия? — спросил Киар. Голоса он не повысил, но в нем прозвучала такая ярость, что южанка осеклась.
Очень медленно, словно преодолевая груз неимоверной тяжести, лорд встал с кресла. Его глаза потемнели почти до черноты, на бледном лице выступила испарина. Но он встал, несмотря на Призыв!
Глаза Ливентии, да и мои тоже, удивленно округлились.
Сбросив силу чужого Дара, Киар неторопливо приблизился и склонился над девушкой. Та испуганно вжалась в спинку кресла.
— Ты приказала мне, не так ли? Использовала Дар против лорда Колючего Архипелага. Против рубиновой крови. Королевской крови. Ты только что нарушила закон, Ливентия. И я вправе тебя наказать, ты ведь знаешь это?
— Я случайно! — пискнула девушка. — Я просто пока не научилась пользоваться Даром!
— Ты врешь, — почти ласково произнёс Киар. — И если закончила свое представление, то предлагаю начать заново. А если ты еще раз применишь ко мне Дар, я за себя не ручаюсь.
Ливентия надула губы и насупилась. Я молча вытащила из кармана запирающий браслет, и Киар защелкнул его на запястье южанки.
— Что ж, я рад, что ты получила столь сильный Дар, Ливентия, — произнес он, словно ничего не случилось. — Призыв, надо же. По одной из теорий о Дарах, легионеры получают от Мертвомира то, чего больше всего жаждет их душа. Вероятно, в твоем случае так и есть. Но для нас твой Дар — большая удача.
— Я не собираюсь участвовать в сражениях! Война для мужчин, оставьте меня в покое! — возмутилась Ливентия, с отвращением глядя на широкий кожаный браслет. Подумав, она прицепила к нему пару драгоценных стрекоз.
— Будешь прятаться здесь до самой старости? — покачал головой лорд. — О тебе все равно узнают.
— Я буду находиться здесь, пока Двериндариум не освободят. Уверена, все это… недоразумение… скоро закончится! — заявила Ливентия.
Я открыла рот. Закрыла и показала на него пальцем. Красавица южанка со злостью щелкнула замком браслета:
— Ой, да говори уже!
Я выдохнула, оказывается, ощущать себя немой — ужасно неприятно!
— Все только начинается, Ливентия. Скоро в Двериндариум прибудет глава Ордена Крови. Тот, кто отдал приказ сжечь дворец в столице. Тот, кто виновен в смерти твоего отца. И поверь, он найдет тебя. Он найдет нас всех. Нам надо придумать, как его победить. Иначе… иначе всему наступит конец. Кто владеет Двериндариумом, тот владеет Империей. Мы все это знаем.
Губы Ливентии задрожали, словно она едва сдерживала слезы. На миг я ощутила к ней жалость. Эту девушку учили выбирать наряды, картины и цветы для гостиной, музицировать и улыбаться. Она не желала воевать.
Впрочем, кто из нас об этом мечтал?
— Чего вы от меня хотите?
— Помощи. Любой, которая потребуется, чтобы защитить людей. Мы должны знать, что в нужный момент ты не спрячешься, а станешь сражаться.
Южанка поправила бабочку на шали. И произнесла недовольно:
— Хорошо. Я сделаю, что смогу. Но не ждите от меня слишком многого! А теперь уходите, я больше не хочу разговаривать!
Я кивнула и встала, отметив про себя, что Ливентия так и не спросила про Ринга. Да и про остальных тоже. Ее интересовал лишь один человек.
Уже у двери я обернулась и тихо сказала:
— Кристиан жив. Сегодня мы его видели.
Лицо Ливентии озарилось таким счастьем, что мне стало невыносимо больно. Я отвернулась и вылетела из комнаты. Киар догнал меня уже возле тренировочного зала, все-таки бегать я действительно умела. Влетев под каменные своды зала, я схватила со стены широкий изогнутый клинок. Он оказался слишком тяжелым для моей руки, но я не обратила на это внимания. В пустом помещении никого не было, а мне казалось, что стоит обернуться — и я увижу учеников и февра Стита, наблюдающего за нашими спаррингами. Размахнувшись, я ударила по висящему тюфяку с соломой. Раз, другой, третий! Я кромсала тюфяк-чучело, пока он не превратился в ошметки, а мои руки не заболели.
Но когда обернулась, Киар рассматривал меня, не мигая.
— Что? — рявкнула я, все еще ощущая желание убивать.
— Ты потратила слишком много сил на солому. У тебя неправильная стойка и хват. Ты не работаешь ногами.
Я со свистом втянула воздух. Перехватила рукоять. И встала так, как нам показывал Кристиан.
— Научи меня, — попросила я, сбрасывая мундир.
Лорд занял позицию напротив, одним плавным движением обнажив свой белый клинок.
— Я амбидекстр, — спокойно предупредил он. — Но правая все же немного слабее. Это может стать твоим преимуществом, если ты сумеешь им распорядиться.
Левую руку он убрал за спину.
Я замахнулась… и мой меч вылетел из руки. Подобрав его, напала снова. И вновь оказалась безоружной. В одно мгновение! Но упрямо бросилась к оружию. Мы повторяли это снова и снова, из разных позиций, но сколько я ни старалась — не смогла нанести хоть сколь-нибудь впечатляющий удар. Я взмокла и запыхалась, а Киар по-прежнему выглядел невозмутимо-отстраненным. Еще и успевал меня наставлять, скользя по полу и легко блокируя мои отчаянные выпады.
— Ты тратишь слишком много сил, Вивьен. И действуешь слишком прямолинейно. Твои намерения и удары очевидны. Ты смотришь на мое плечо, думаешь, а потом туда бьешь. Не замечая, что я уже закрыл всю правую сторону. Научись врать.
— Я это умею! — невесело расхохоталась я, делая выпад. Сталь встретилась со сталью, от силы удара загудело все тело. — Разве ты не понял? — снова удар. Еще сильнее, еще яростнее. — Ливентия права, я проклятая врунья! Это все, что я умею!
Удар, разворот, удар! Скрежет стали, звучащий набатом. Моя ярость и боль, вложенные в сражение… И снова разворот — еще быстрее, на пределе сил, на пределе себя! Я не умею врать? Еще как умею… и это вранье будет стоить мне самого лучшего в моей жизни. Удар, удар… Тело вибрирует и дрожит, руки онемели, но я не могу остановиться. Внутри меня что-то рвется, и нож проворачивается снова и снова. Сталь в руках уже не поет, она воет, она жаждет крови.
Левая нога, правая… Разворот! Я вижу Кристиана, танцующего в этом зале с идарами.
Я вижу Кристиана с крыльями Тьмы за спиной.
И с ножом в груди. Этот нож убил нас обоих. Я все еще чувствую его в своей груди.
И снова удар!
Врунья-и-предательница-врунья-и-предательница — издевательски поют клинки. Я больше не могу удержать чувства внутри себя. Меня разрывает на куски от вины и беспомощности. И все, что я могу — это бить. Снова и снова поднимать клинок, выплескивая свою боль.
И Киар уже не просто выбивает мое оружие, он нападает, теснит меня к стене. Загоняет в ловушку. Его зрачки расширились, оставив лишь алую кайму радужек, на бледных скулах проступили мазки румянца, делая северянина больше похожим на живого человека.
— Ошибка, — сказал он, проведя кончиком клинка по краю моей рубашки — от груди до пояса штанов. — Нападай.
— Некоторые ошибки смертельны, — процедила я, имея в виду вовсе не наше сражение.
— Ошибки выявляют разницу, — Киар легко блокировал мой яростный выпад и коснулся краем лезвия моего живота. Еще удар — и его клинок прошелся по моим плечам и спине. — Ошибаются все, Вивьен. Садовники, лекари, лорды. Даже короли. Сильные и слабые. Ошибки показывают, кто ты есть.
— Как? — я уже с трудом выдерживала град его ударов. Киар был слишком стремительным. Сталь в его руках насмехалась надо мной — неумехой.
Обводной маневр, удар — и я полетела на пол. Меч вывалился из рук и со звоном откатился в сторону. Лорд наступал, еще миг — и я окажусь зажата между ним и камнями. Мое оружие улетело слишком далеко, оставив меня беззащитной. Только Киар и не думал останавливаться. Он снова сделал выпад, оставив на моем плече крошечную царапину. Глаза Киара стали совсем темными и какими-то голодными. На миг почудилось, что он и правда готов меня прирезать. Ну уж нет! Перекатившись, я вскочила, рванула к стене и схватила с подставки два одинаковых узких меча. Вскинула скрещенные клинки, принимая в крестовину удар Киара. Блокируя его!
— Сильные ошибаются, падают, но не сдаются, — слегка хрипло ответил бесцветный на мой вопрос. — Они всегда сражаются до конца.
Но смотрел он не на мое лицо, а на две белые рукояти в моих ладонях. Белый рог морского чудовища слабо светился, угасая. В пылу битвы я схватила клинки, к которым раньше даже прикоснуться боялась. Идары. И они признал меня, как признают лишь наследников старшего рода!
Мой первый год в Двериндариуме оказался запоминающимся. Я был единственным ребенком среди взрослых легионеров и с первой минуты возненавидел остров и февров. Большинство из них просто отмахивались от мешающего мальчишки. Меня не учили и не тренировали, наставники вообще не знали, что со мной делать. Я оказался предоставлен сам себе и попытался сбежать, что бы вернуться к отцу в поместье. Тогда я все еще верил, что если хорошо постараться, можно вернуть прежнюю жизнь. К лету я понял, что никто не отвезет меня на большую землю, а выезжающий транспорт тщательно проверяется. Тогда я решил добраться до берега вплавь, хотя от вида черной затягивающей глубины едва мог дышать. Но этот страх пришлось преодолеть. И снова я едва не утонул. Но спустя несколько дней после того, как меня откачали ругающиеся февры, попытался опять. Со всех сторон Двериндариум защищало Взморье, его бурные воды и черные пики скал раз за разом учили меня послушанию. Потерпев несколько неудач, я научился не только тонуть, но и плавать. И сообразил построить парусник. Я прочитал все книги по судостроению, которые смог достать в Белом Архиве. Я раздобыл ткань для паруса и нашел полые бревна гревограса, которые должны были стать основой моего плота. Изучил коварные изменяющиеся течения Взморья и составил морской путь.
Я все подготовил. Но смог доплыть лишь до второго грядного барьера. Непотопляемый гревограс напоролся на каменное лезвие, и плот разлетелся щепками. Я снова оказался в воде, но на этот раз самостоятельно добрался до берега. Там меня уже поджидали ухмыляющиеся февры, которые делали ставки на то, сколько скальных барьеров сможет преодолеть «этот глупый щенок». Победил Стивен Квин. Он же сунул мне в руки фляжку с чем-то горячим и горьким.
- Πей. И иди за мной, — велел февр.
Я глотнул залпом — внутри взорвался огненный шар, а февры одобрительно засвистели. И пошел — стуча зубами от холода и злости. Шел и уже составлял в голове новый план побега.
Стивен привел меня в свой кабинет и достал пачку серых листов, перевязанных бечевкой.
Я покосился на них, не решаясь взять — с моей одежды текла соленая вода Взморья.
— Это карты подземного Двериндариума, Стит, — сказал Верховный февр, рассматривая меня. Он смотрел так, как никто — остро, едко. Словно светлые глаза февра рассматривали не тело, а саму душу. — Лабиринта, который построили ещё жители Иль-Тариона, древнего города, некогда стоящего на этой земле. Когда открылась Дверь, часть города ушла под воду. Но туннели остались. И говорят, среди многочисленных подземных ходов есть тот, что ведет на большую землю. Найдешь его — сможешь вернуться, Стит.
Он подвинул листы в мою сторону.
И я их взял.
Πервый вход в подземелья я нашел спустя месяц. Всего я обнаружил около десятка лазов — в разных концах острова. Карта оказалась запутанной и местами едва различимой. Одни ходы заканчивались тупиками, другие обвалились или грозили вот-вот это сделать. Но многие туннели были в отличном состоянии, а когда я нашел главные залы… То не поверил своим глазам.
На изучение подземелий у меня ушло два года. Пожалуй, никто лучше меня не знал тайный город под Двериндариумом. Большинство вообще не подозревали о его существовании.
Под землей я проводил больше времени, чем наверху. А потом… я просто привык. К новой жизни, острову, феврам и Стивену Квину. Меня увлекли новые знания и возможности.
Когда я понял, что никакого подземного выхода на большую землю нет, то смог принять это почти спокойно. Вероятно, именно на это рассчитывал Верховный февр. Стивен с самого начал знал, что я не смогу покинуть остров. Но он дал отчаявшемуся мальчишке направление и цель. Смысл, которым я смог заполнить образовавшуюся пустоту.
Один из ходов внутрь подземелья начинался под домом на улице Соколиной Охоты. Как только Вивьен и Киар оказались за порогом, я рванул в купальню, где не было окна. От яркого солнечного света кожа горела, словно с меня ее сдирали. Я включил воду и сунул под струю голову, смывая воспоминания. А потом поднял взгляд на зеркало. Из серебряной тьмы стекла на меня смотрел незнакомец. Мое лицо покрывали черные рисунки. Моргнув, я снова плеснул в лицо водой.
— Убиваешь нас — убиваешь себя… — зашипел Страх, приплясывая рядом.
— Тьма — это суть, — прошептала на ухо Боль. — Наша суть, твоя суть…
— Нельзя быть любимцем света и тьмы одновременно…
— Рвать, рвать!
— Отдай нам живых!
— Заткнитесь!
Я обернулся. Вода стекала по подбородку и капала за воротник мундира. На моем языке все ещё был вкус чужих чувств. ЕЕ чувств. Отчаяние, надежда, боль. Прелое, соленое, горькое. И счастье, когда она меня увидела. Мимолетное, но такое яркое, расцветающее сладким запахом земли, травы и ежевики.
И тоска, накрывшая меня с головой.
Тени отшатнулись, когда я посмотрел на них. Я усмехнулся. Отлично, теперь я пугаю даже этих исчадий бездны. Стер с лица капли и вернулся в комнату. Яркий свет снова обжег кожу, и я торопливо перевел рычаг, спрятанный в завитках каминной полки, и опустился на колени. В углу щелкнуло, и часть пола съехала вниз, открывая ступени.
Спускаться пришлось долго. Но чем ниже я уходил, тем лучше себя чувствовал. Здесь, среди мрака, мне было спокойно, холодно и легко. Чувства, вызванные появлением Вивьен, отступали, словно им не было хода сюда — в древние лабиринты и склепы Иль-Тариона, которые тоже находились под землей.
— Здесь твоя колыбель, — шептали Тени. — Здесь ты рожден заново…
— Мы не любим свет… Ты — не любишь свет…
— Мы часть тебя… Ты и мы — едины…
— Здесь твои силы…
— Во тьме…
— В пустоте…
— В вечности…
Я их не слушал, размышляя о своем.
Первый вывод был самым неприятным: мне опасно приближаться к людям. Сегодня мне удалось сдержать Тени, но пока я слишком слаб, что бы это повторить. Я даже не уверен, что мне снова это удастся.
Второе — яркий солнечный свет, который я так любил раньше, стал моим врагом. На свету слабеют Тени, но вместе с ними и я. Проклятие! Я напоил их своей жизнью, я связан с ними. Чем меньше солнца, тем я сильнее, это ощущалось с каждым шагом вниз. Значит, вылазку придется отложить до темноты.
Третье. Вивьен жива и здорова. Она исхудала и побледнела, но свободно перемещается по Двериндариуму. Она — не пленница. Пожалуй, это хорошая новость.
То, что Двериндариум захвачен, я уже понял. Надо выяснить — кем. Хотя и тут у меня есть догадки. В краткий миг перед темнотой я увидел, как хлынули через Дверь Чудовища Мертвомира. Ρыжий ублюдок, всадивший в меня нож, вот кто сейчас обитает в Вестхольде. Рыжий и легион измененных людей. Ширв, занимавший на башне место дозорного — тому доказательство.
И я помнил слова и чувства Вивьен. Рыжий был ей по-настоящему дорог.
Кто он ей? Точно не родственник.
Внутри поднималась разрушительная волна. Она словно стирала меня, уничтожала все, чем я когда-то был. Все, во что я верил.
Я шел во тьме, сжимая кулаки и прокручивая в голове события, случившиеся перед моей смертью. Снова и снова. Ложь, ложь, ложь! Сколько же ее было в моей жизни! Внутри меня с жутким грохотом рушились идеалы. Они падали со своих пьедесталов и разбивались на куски.
Я верил Верховному февру и Малому совету, но меня обманывали и использовали.
Я хотел быть хорошим сыном и хорошим братом, но в ответ получил ложь и отраву, подсыпанную в кофе.
Я поступал благородно и честно, но меня предали.
Я служил свету, а сейчас у меня есть лишь тьма. Тьма снаружи и тьма внутри.
Леди Куартис говорила, что настойка из Змеевой травы — это тропа на сторону темноты, из которой уже нет возврата. Когда нож пробил мое сердце, я осознал, что тьма — единственное мое спасение. И она откликнулась, ожила, спасла меня…
В черноте подземелья я ощущал себя лучше, чем наверху. Здесь было спокойно и тихо. Мне хотелось остаться здесь навечно.
Мои спутники замолчали, словно ощутив во мне перемену. Они больше не шептали и не шипели, они растворились, став просто тенями и лишь беззвучно скользили рядом.
Туннель, по которому я шел, то сужался до пары локтей, то превращался в широкие округлые пещеры и комнаты. В большей своей части подземный лабиринт облицован серым камнем — гладким и прочным. Местами по стенам и потолку вились растения, испускающие слабый свет. Здесь, внизу, все было черным и серебряным, мертвым и давно забытым.
Я шел, пока не уперся в развилку. Вспомнив карту, свернул налево и через полчаса увидел ступени. Вздохнул с облегчением — все же в последний раз я изучал подземный лабиринт много лет назад. Но память, к счастью, не подвела. Ступени вели к люку, который открывался в один из продовольственных складов Двериндариума. Выполненные двери-асами болты и шарниры не заржавели с годами и легко сдвинулись в пазах. Я выбрался наверх и осмотрелся. Окон здесь не было, лишь несколько узких отверстий-воздухоотводов под крышей. Света от них мне вполне хватило, что бы рассмотреть помещение. Впрочем, тут ничего не поменялось.
Вдоль стен высились аккуратные ряды ящиков с запасами, теснились бочонки с засоленным мясом, квашеной капустой и мочеными яблоками. Тут же были сложены мешки с сушеными сливами, орехами и ягодами, туески с медом и колотым сахаром, запасы трав, чая и кофейного напитка. На всем сияла скважина — знак двери-асов, а значит, продукты могли сохранять свою свежесть годами. Тряхнул рукой, вызывая свои когти, и вскрыл ближайший ящик. Он был набит полосками вяленого и копченого мяса, ветчиной и кольцами колбас. Сунув в рот сочный кусок, я отыскал мешок побольше и принялся складывать в него продукты. Прихватив одеяло и кресало, я снова спустился под землю, аккуратно закрыв лаз. Постоял, вспоминая карту, и двинулся налево. Туннель резко пошел вниз. Подземный город располагался на нескольких ярусах, сейчас я направлялся к нижнему — самому древнему. И там же находилось пресное озеро, из которого наверх поступала вода. Доедая кусок мяса, я размышлял, как воспользоваться этим знанием.
И замер. За грудой осыпавшихся камней что-то шевельнулось. Бесшумно уронив на землю мешок с припасами, я вытащил нож.
— Живое… — почти беззвучно шепнул Страх. — Отдай…
Я сжал зубы и сделал шаг, всматриваясь во тьму. Может, в подземелье забралось животное? Сделал ещё шаг — и тот, кто сидел за камнями, медленно поднялся, заполняя собой узкий проход туннеля. Неужели это кто-то из измененных? Чудовище Мертвомира?
И вдруг я услышал сиплое:
— Не подходи. Если ты человек — не подходи!
Я вытащил свободной рукой кресало и чиркнул, зажигая огонек. Из тьмы на меня глянули совершенно черные глаза на бледном осунувшемся лице.
— Февр Стит? — изумленно сказал здоровяк.
— Ринг? — выдохнул я. — Какого Змея ты тут делаешь?
К моему удивлению, парень дернулся в сторону, словно размышляя, как сбежать.
— Я провалился в туннель под Звонкой Башней, — сипло произнес он. — Выход завалило, а найти другой я так и не смог.
— Постой, — нагревшееся кресало обожгло пальцы, и я переложил его в другую руку. Тени у моих ног завертелись клубком змей, словно я попал в черный водоворот. — Сколько ты уже под землей?
— По моим подсчетам дней пять, — пробормотал Ρинг, снова пятясь назад. — Не беспокойтесь, февр Стит, здесь внизу полно живности. Крыс и ящериц… Вполне съедобные. Хотя я предпочитаю земляные орехи, они хотя бы не пищат, когда их… хм. Но… февр Стит! Вам лучше держаться от меня подальше! Не подходите ко мне!
Я хмуро посмотрел на тени у своих ног. Пока они не нападали и словно принюхивались.
— Могу сказать тебе то же самое, — произнес я, всматриваясь в фигуру парня и его странные глаза. — Что с тобой случилось?
— Я плохо контролирую клятый Дар, — лицо Ринга исказилось, черноты в глазах стало ещё больше. — Февр Стит! Вам надо уйти! Сейчас же! Я могу причинить вам вред! Уходите!
Он сделал еще шаг назад. Мои Тени, не выдержав, сорвались вперед. И тут Ρинг вспыхнул, словно факел, черным неестественным пламенем! Я откатился в укрытие из камней, затылок обожгло жаром. Черное зарево на миг осветило туннель, и снова наступил мрак.
— Февр Стит? Вы живы? — в хриплом голосе Ринга отчетливо проступил страх.
Я посмотрел на свои Тени. Они расползлись по стенам, став чернильными кляксами на серых камнях. Похоже, огонь Ринга им не понравился.
- Φевр Стит!
— Я жив, — выбрался я из укрытия и кинул в сторону парня свой мешок. — Там еда, Ринг, возьми.
По той жадности, с которой здоровяк схватил сыр и ветчину, я понял, что земляных орехов ему было недостаточно. И пока Ринг торопливо глотал куски мяса, я мрачно размышлял о том, что нам делать дальше.
Тяжело дыша, я посмотрела на Киара. На шее бесцветного билась тонкая голубая вена.
Моя ярость улеглась, схлынула и осталась лишь растерянность. Почему засветились идары? Что происходит?
Пальцы разжались, клинки с тихим звоном упали на пол.
Киар молчал, но взгляд стал острым, словно грань рубина.
— Ерунда какая-то. Ничего нe понимаю. Это все… невозможно! — пробормотала я. — Мне… мне надо умыться!
Торопливо вернула идары на подставку, стараясь не прикасаться к рукоятям. И сбежала в купальню, которая находилась за тренировочным залом. Повернула латунные ручки крана и сунула руки под фыркающую струю воды.
Что происходит?
Кажется, я уже ничего не понимаю! Почему засветились идары? Неужели это значит, что…
Что именно это значит, я додумать побоялась. Подняв голову, я некоторое время таращилась на свое отражение в зеркале. Отметила слипшиеся от слез ресницы, выбившиеся завитки волос и пятнышко грязи на носу. Всмотрелась внимательнее в серые и растерянные глаза. Но сколько я ни вглядывалась, ничего особенно не увидела. Потому что ничего особенно не чувствовала.
Попав в приют, я какое-то время надеялась, что появится потерянный родственник и заберет меня из Лурдена. Я ждала, несмотря на то, что настоятели качали головами и твердили, что у Вивьен Джой никого не осталось. Что я круглая сирота. А потом Ржавчина толкнул меня в сугроб и сказал: «Никто за нами не придёт, мелочь. Никто. У тебя есть только мы».
И ему я поверила больше, чем наставникам.
Я свыклась с мыслью, что моя семья — это сироты из приюта на краю Лурдена. Я даже не слишком задумывалась о том, кем были мои родители. Зачем? Я не желала испытывать сожаления о той жизни, которая могла бы у меня случиться, будь судьба более благосклонна. Я смотрела вперед и мечтала о спокойной жизни после выпуска из приюта.
И сейчас мысли о засветившихся идарах поставили в тупик.
Устав таращиться на свое отражения и искать внутри себя эмоции, я пожала плечами.
— Это какая-то ошибка, — убежденно прошептала я. — Наверное, мне достались сломанные идары. Это ничего не значит!
A даже если и значит… у меня есть дела и мысли гораздо важнее своей туманной родословной! Подышав на зеркало, я вывела на стекле букву «К».
И сразу внутри взметнулся шторм! Радость и боль, горечь и счастье… Я сжала зубы и решительно стерла букву с зеркала. Плеснула в лицо водой, поморгала. И замерла. Капля воды сползла с моей ладони, но вопреки закону мироздания не упала на пол, а устремилась вверх, медленно покачиваясь. Вслед за ней полетели и другие капли, вытекающие из незакрытого крана. Очень медленно я запрокинула голову и уставилась на потолок.
— Киар!
Дверь распахнулась моментально, и в купальне появился бесцветный. Почему-то у него в руках был все еще обнаженный клинок. Киар увидел меня — спокойно стоящую посредине комнаты — и убрал оружие, подняв белую бровь. Я ткнула пальцем вверх.
— У нас лужа на потолке! Ты когда-нибудь видел подобное?
Северянин уставился на быстро разрастающуюся водную кляксу. Капли воды продолжали взлетать и сливаться между собой. Лужа набухала, становясь все больше.
— Странно, — сказал Киар.
Я посмотрела в его лицо.
— Странно? Ты шутишь? Киар! У нас на потолке лужа! И вода течет не вниз, а вверх! И все, что ты можешь сказать — это странно? Тебе уже говорили, что своей невозмутимостью ты способен довести до помешательства?
Губы бесцветного дрогнули, но улыбка на них так и не появилась.
— Думаю, никто не осмеливался сказать мне подобное, Вивьен. Ну и потом… лорды севера высоко ценят холодную отстранённость рубиновой крови. Чувства мешают разуму. Но ты права. Лужа на потолке — это м-м-м… более чем странно.
Я открыла рот, но тут брови бесцветного взлетели еще выше, он рявкнул:
— И эта странность сейчас обрушится на нас!
И дернул меня в сторону! Не удержав равновесие, мы рухнули на пол, а вода перестала незаконно собираться на потолке и вернулась туда, где ей и положено быть. На пол! Окатив нас с Киаром каскадом холодных брызг.
Большая часть досталась северянину, потому что он закрыл меня своей спиной. Алые глаза вдруг оказались близко-близко. С некоторым удивлением я даже смогла увидеть, как стремительно расширяются в этих глазах зрачки.
— Что это было? — изумилась я, имея в виду загадочное поведение воды.
— А? — Киар моргнул, словно не понимая вопрос. Потом еще раз моргнул, рывком встал и подал мне руку. Пол в купальне теперь был мокрым, а на потолке осталось пятно. — Не знаю, — нахмурился северянин. — Я такого никогда не видел.
— А на кухне пауки сплели звездчатую сеть, — задумчиво пробормотала я, все еще с опаской косясь на струю воды из крана. Но она больше не шалила и исправно текла в каменную чашу.
— У меня есть предположение…
Договорить Киар не успел, потому что дверь распахнулась, едва не слетев с петель. В проеме возник Ржавчина и со злостью уставился на бесцветного лорда.
— Я велел тебе защищать Вивьен, а не сражаться с ней! — рявкнул он. — Так почему я узнаю, что ты пытаешься ее зарезать?
— Он не пытался меня зарезать! Ржавчина, я сама его попросила! — скользнула я между парнями. — Попросила научить меня сражаться!
Ржавчина рывком притянул меня к себе. Снова босой, одетый лишь в юбку. Я ощутила едва слышный сладкий запах леденцов и более сильный — мяты.
Покосилась на Киара, взглядом умоляя промолчать.
Парни были одного роста, но почему-то казалось, что лорд глядит свысока. Впрочем, так оно и было! Киар смотрел, как истинный аристократ смотрит на безродного самозванца, возомнившего себя королем. Красные глаза потемнели, а лицо бесцветного, наоборот, полностью утратило краски.
Ржавчина недобро прищурился, и меня охватило дурное предчувствие. Если мой вспыльчивый друг потребует от Киара какой-нибудь гадости, например, преклонить колени перед новоявленным правителем — кровопролития не избежать. К сожалению, Ржавчина на это способен. Более того — он этого хочет! В воздухе разлилось напряжение, и я торопливо схватила ладонь Ржавого короля.
— Что ты тут делаешь?
Он взглянул на меня — и напряженные плечи слегка расслабились.
— Соскучился. Идем, у меня для тебя есть подарок. — Снова недобрый взгляд в сторону Аскелана. И высокомерное: — На сегодня ты свободен, бесцветный. Я сам присмотрю за моей Вивьен. А ты посиди в каком-нибудь углу и не шатайся по замку, мои друзья не любят людей с оружием. Могут ненароком оттяпать тебе что-нибудь важное! Уяснил?
Рассмеявшись, Ρжавчина повел меня к выходу.
Я не рискнула обернуться на Киара Аскелана, который так и не произнес ни слова.
— Куда мы идем?
Миновав несколько узких коридоров, мы вышли на открытую галерею. Погода испортилась. Со стороны Взморья ледяной ветер нес холод и колючую снежную крошку. Я поежилась, а вот босоногий Ржавчина даже бровью не повел. Вытащив из мешочка на поясе ленту, он завязал мне глаза.
— Увидишь. Это сюрприз.
И он повел меня вперед. Я ступала осторожно, крепко сжимая сухую ладонь Ржавчины. Запах мяты стал отчетливее.
— Леди Куартис посоветовала мне жевать успокаивающие пастилки, — объяснил мой спутник, заметив, что я принюхиваюсь. — Они горькие и гадкие, леденцы мне нравятся гораздо больше! Но они успокаивают мою агрессию и позволяют дольше оставаться человеком. Даже когда я увидел тебя с этим белобрысым, то сумел остановить обращение.
— Киар всего лишь меня охраняет, — быстро сказала я. — И учит сражаться. Согласись, мне это пригодится!
Ржавчина над моей головой как-то странно хмыкнул, но не возразил.
Колючий ветер сменился прохладой, а потом теплом и даже… влажным жаром! Я втянула воздух и ахнула. Пахло нагретой землей, травой и цветами. Нежный аромат щекотал ноздри и волновал душу.
— Где мы?
Мой спутник убрал повязку, мимолетно погладив щеку. Я с удивлением оглянулась. Мы стояли в оранжерее! Когда я приходила сюда последний раз, стеклянный купол был разбит, а деревья мертвы. Но сейчас все изменилось. Крышу починили, наверху белели заплатки нового и пока слишком светлого купола. Я как-то видела работу стеклофакторов. Двери-асы с подобным Даром просто выращивали под своими ладонями прозрачные пластины! Опустила голову и заметила вскопанную землю, из которой уже ползли хрупкие и колкие травинки. А прямо возле меня возвышалось живое апельсиновое дерево, густо усыпанное белыми восковыми цветами и оранжевыми плодами!
Под ним лежали плед и подушки. Я с изумлением обернулась к Ржавчине и увидела его довольную улыбку.
— Ты так расстроилась из-за этой поляны с кустами, что я решил навести здесь порядок. Нравится? — слегка смущенно произнес он.
— Но как? — изумилась я.
— Подумаешь, делов-то! — самодовольно фыркнул парень. Но не удержался от подробностей: — Нашел рабочих, что бы починить крышу, садовников и этих, как их… ускорителей двери-асов! Они могут вырастить дерево за несколько часов, представляешь? Правда, впятером они сумели поднять лишь один росток, но это уже здорово, да?
— Это потрясающе, — рассмеялась я. — Но как ты уговорил двери-асов вернуться в Вестхольд?
— Пытки и убийства, — серьезно сказал Ржавчина и хмыкнул, увидев мое вытянувшееся лицо. — Фу, мелкая, я пошутил. Они не смогли отказать моему прекрасному величеству. К тому же устали болтаться без дела и трястись в своих темных норах. И это ещё не все. Завтра рабочие приступают к починке Звонкой Башни, она портит вид из моего окна.
Ржавчина лукаво подмигнул.
— И люди согласились? — открыла я рот.
Ржавчина многозначительно хмыкнул, но не выдержал и улыбнулся.
— Ладно, я им заплатил.
— Чем?
— Вот этим.
Он сунул руку в кожаный мешочек, прикрепленный к поясу, и вытащил горсть какого-то мусора. Сломанные иглы, мелкие бусины, осколки и обломки.
И мне хватило одного взгляда, что бы отшатнуться. Я знала, что держит в ладони Ржавчина. Это ощущалось даже без прикосновения.
— Мертвое, — прошептала я. — Это все принадлежит Мертвомиру. Ведь так?
— Здесь это считается артефактами, — Ржавчина пожал плечами и небрежно высыпал находки обратно в мешочек. — За каждую такую ерундовину люди готовы биться до крови. Этот мусор стоит баснословных денег, мелкая!
— Когда ты был там? — резко спросила я.
— До того, как вернулся в человеческий облик. Без крыльев за Дверью тяжело. И там полно этого добра. Если знать, где искать, конечно. А я знал и припрятал достаточно. Так что…
Ржавчина снова пожал плечами и нахмурился. Повернулся в сторону башни, где располагалась Дверь. На миг его взгляд изменился. Но я не поняла, что возникло в нем. Это было похоже на боль. Плечи парня согнулись, а лицо исказилось. Он торопливо сунул в рот мятную пластинку, прожевал. И посмотрел уже посветлевшими глазами.
— В замок людям лучше не соваться, но на острове полно ресторанов и кофеен. Я наведался в «Белый цвет» и велел приготовить для нас королевский ужин. Знаешь, всегда хотел попробовать что-нибудь эдакое! Всяких там морских гадов или шоколадные пирожные. Хотя несколько лет за Дверью я мечтал лишь о кислом капустном супе, которым нас кормили в приюте… Представляешь?
Я кивнула, и парень потянул меня на одеяло под апельсиновым деревом. Сев, я запрокинула голову, рассматривая цветы и яркие шары фруктов. Сквозь узкие листья виднелся стеклянный купол и бушующая над ним метель.
Ржавчина растянулся рядом и закинул руки за голову.
— А еще я приказал открыть булочные и лавки, — лениво произнес он. — Думаю, нам понравится гулять по Морской Гавани и любоваться огнями. Может, даже потанцуем. Мы ведь это заслужили, правда?
Я посмотрела в лицо Ржавчины.
— Ты, верно, шутишь, — тихо сказала я.
Танцевать? И пить чай с пирожными, притворяясь, что все прекрасно? Что по улицам не бродит толпа измененных чудовищ, а на камнях Вестхольда нет написанных черным грифелем имен. Имен тех, кто погиб в битве, чей пепел все ещё кружит над островом. Кто нанес на камень имена — мы не знали, но когда Ржавчина их увидел, велел принести грифель и добавил ещё несколько слов, которые и вовсе были ни на что не похожи: Ых, Ρр, Бу, Мас, Глот…
Все они теперь красовались на серой стене замка среди остролиста и вьюнка.
Нет. Я точно не собиралась танцевать.
— Я думал, ты обрадуешься, — с обидой сказал парень.
Я покачала головой и не стала объяснять. Ржавчина всегда был таким. Легко принимал все на свете. Жизнь. И смерть — тоже. Он не любил сожаления и запросто отбрасывал их, словно грязную ненужную тряпку. Он всегда смотрел лишь вперед и учил этому меня.
Но в этот раз я не могла поступить так.
Ржавчина бесцеремонно устроил голову на моих коленях и прищурился, глядя снизу вверх. На его длинных рыжих ресницах плясали лучи света.
— Знаешь, а мне нравится быть королем, — его губы изогнулись в улыбке. — Столько возможностей! За Дверью у меня припрятан целый мешок барахла. И я знаю, где взять больше. Десятки, сотни мешков с Дарами! Да за такое меня сделают императором! Я могу все изменить. Весь этот клятый мир!
— Я думала, в Мертвомире не осталось Даров, что их все вынесли.
Ржавчина зевнул.
— Глупости! Там полно мусора. Просто людям до него не добраться. А вот я смогу. Я стану неимоверно богат!
— Если выживешь, — тихо произнесла я, но Ржавчина лишь насмешливо фыркнул.
— Зачем меня убивать? Я могу принести мешки с Дарами. Я теперь самый ценный человек во всей Империи!
— Значит, теперь ты станешь носить Дары для ренегатов? Для Великого Приора и его Ордена проклятых? В чем тогда разница, Ржавчина? — уточнила я, рассматривая апельсины. Признаться, я впервые видела такое дерево.
Парень промолчал, и когда я взглянула в его лицо, заметила, что он хмурится.
— В том, что теперь Дары будут не для аристократов, мелкая. Они будут для таких, как мы с тобой!
Я покачала головой. Что-то не верится мне в благородство ренегатов. И в Дары для всех — не верится, не бывает такого! К тому же, легионеры не отдадут просто так Двериндариум, наверняка на берегу уже стоят имперские войска.
Я поежилась.
Ржавчина потянулся и погладил мою щеку.
— Не бойся, мелкая, я о тебе позабочусь. Теперь у нас все будет отлично. Я столько лет ждал этого дня! Хочешь, покажу кое-что?
— Покажешь?
— Ну да. Правда, я никогда не делал подобного с людьми, но в тебе тоже есть часть Мертвомира, так что должно получиться. Смотри мне в глаза.
Я пожала плечами и сделала, как он приказал. Пальцы Ρжавчины на моей щеке были тёплыми и шершавыми. Некоторое время ничего не происходило, я лишь рассматривала коричневые и золотистые крапинки в радужках парня. И уже хотела отодвинуться, как вдруг…
… у меня болит спина. Тянут плечи и крылья кажутся слишком тяжелыми, неловкими. Вокруг белесое марево — бесконечный и густой туман. Лететь в нем слишком опасно. Надо найти место и переждать… Надо отдохнуть…
… обломок скалы и каменный козырек над ним. Я вижу свои лапы и когти, когда приземляюсь. Я — зверь. Эфрим…
Засыпаю на холодном камне…
Рассветное солнце согревает шкуру, и я открываю глаза. Оглядываюсь. Задыхаюсь. То, что я принял в тумане за скалу, оказалось башней. Я смотрю с ее высоты и вижу разрушенный город. Руины, затянутые бурым мхом, вьюнком и серебристыми травами. Но даже сейчас я вижу неповторимую красоту этого места. Я замечаю обломки изящных строений, башен и дворцов, остатки кружевных мостов и переходов, каскады подвесных галерей и некогда широкие проспекты, на которых кое-где сохранились изваяния из белого и черного камня. У некоторых статуй есть крылья — птичьи с перьями или кожистые, как у эфрима. Но остальное тело при этом совершенно человеческое, одетое в ниспадающие свободные накидки.
Меня это удивляет…
Там, внизу, лежит древний город Мертвомира. Над круглой, как монета, площадью, густо поросшей травами, виднеется арка. На светлом камне чернеют символы неизвестного языка… я долго смотрю на них, словно пытаюсь осознать тайный смысл, угадать послание древности… Мне хочется понять, почему этот город погиб…
… моргнув, я вернулась под апельсиновое дерево. И в полнейшем изумлении уставилась на довольно улыбающегося Ржавчину.
— Я видела твои воспоминания? Но как?
— Подарок с той стороны, — со смешком произнес парень. Погладил мою щеку, коснулся губ. — Понравилось?
— Это невероятно!
Он улыбался, рассматривая меня. Моих губ коснулось его мятное дыхание, но я не обратила внимания, все еще мысленно гуляя по развалинам древнего города. И почему мне виделась в нем некая неправильность? Какое-то несоответствие…
Догадка царапнула и исчезла, потому что Ржавчина потянулся ко мне.
— Ви, я думаю, нам надо пожениться. Можем сделать это прямо сегодня.
И не давая мне опомниться, зарылся рукой в мои волосы, притягивая к своему лицу. Своим губам. Одним ловким движением перевернул, и я оказалась на одеяле, а Ржавчина — сверху. И я ощутила не только запах мяты, но и ее вкус.
Почему-то поцелуй Ржавчины меня ошеломил. Я словно разделилась — и одна часть меня ощущала его тяжелое литое тело, его руки, перебирающие мои волосы, его губы, касающиеся моих. Его запах — мята и немного корица… а вторая часть изумленно наблюдала за всем этим. Я словно не хотела принимать тот факт, что Ржавчина меня целует. Я даже глаза не закрыла и сейчас слишком близко видела щеку парня и темно-рыжие пряди, упавшие на его лоб. Происходящее было настолько неправильным, что мое тело словно окаменело, а разум застыл. Но когда Ржавчина коснулся моего языка своим и жадно, хрипло втянул воздух, мое оцепенение взорвалось. Я с силой отпихнула от себя парня. Вернее — попыталась, потому что он оказался неимоверно сильным! И даже не дернулся!
У меня закружилась голова. Но вовсе не от радости! На меня в один миг нахлынуло все, что довелось пережить: Мертвомир и его Дары, битва, летящие в лицо камни, осуждение и презрение…
Ну все. С меня хватит!
И отстранившись, я рявкнула:
— Дэйв Норман! Немедленно убери от меня свои лапы! Живо!
Ржавчина моргнул и удивленно уставился на меня. Этой заминки хватило, что бы я вывернулась и вскочила. Мой друг тоже поднялся — медленно и слишком плавно, не спуская с меня взгляда и как-то враз утратив способность двигаться по-человечески. И я поняла, что каждый раз рядом со мной парень прилагает усилия, что бы ходить медленно и сдерживать свою силу.
Чтобы я забыла, что он — не человек. Он эфрим, возможно, даже больше, чем я думала.
Так же медленно Ржавчина достал из мешочка на поясе мятную пастилку и положил в рот. Склонил голову набок — тоже совершенно по-звериному.
— Вот значит как? — тихо произнес он. — Убери свои лапы? Знаешь, я ожидал другой реакции на свое предложение…
Я нервно отбросила за спину растрепавшиеся волосы и топнула ногой.
— Какой реакции? Ржавчина, довольно! Ты прекрасно знал, что я отвечу «нет»!
— Я надеялся. — Он сунул в рот еще одну пастилку. — Мы ведь мечтали быть вместе, Вив. Вместе всегда. Я люблю тебя. Я хочу на тебе жениться. И сделать это как можно скорее.
— Но я не хочу за тебя замуж! Ни сейчас, ни потом! Никогда. Этого никогда не будет.
— Ты говорила, что любишь меня.
— Люблю, конечно! Как самого близкого человека! Как своего друга! Но забери меня Двуликий… Ржавчина! Когда мы расстались, мне едва исполнилось пятнадцать лет!
— Я принял решение о нашей свадьбе, когда мне было и того меньше, — сквозь зубы процедил парень.
Я видела, что удерживать обращение ему все сложнее. Эфрим отчетливо проступал сквозь человеческие черты.
— Вот именно! Это ты решил. А я была почти ребенком. И никогда ничего не обещала! — я облизнула сухие губы и сделала еще один осторожный шаг. — Ржавчина, ты застрял в прошлом. Мы уже не дети, живущие в приюте. Мы повзрослели и изменились, пора двигаться дальше…
— Это ты изменилась! — зарычал парень. Его плечи ссутулились, за спиной появились наросты, быстро формирующиеся в крылья. Тело содрогнулось. Слова стали почти неразличимым звериным рыком: — Ты изменилась, Вив! Забыла меня! Но даже не надейся, что я просто с этим смир-р-р-рюсь… Ты — моя! Моя!
— Ржавчина, ты мой лучший друг! — отчаянно закричала я.
Он шагнул вплотную — напряженный, разъярённый.
— В зад Двуликому такую дружбу! Я не хочу быть твоим другом! Когда я смотрю на тебя, я вижу желанную женщину! И знаешь, что я хочу с тобой сделать? Каждый раз, Вивьен!
— Но…
— Я хочу сделать с тобой все, что делает мужчина со своей женщиной! Все и даже больше, поглоти меня Бездна! Я хочу тебя целовать, пока не онемеют губы. Хочу трогать тебя, везде. Хочу брать тебя снова и снова! На кровати, на полу, на земле. Где угодно! Я хочу это, когда смотрю на тебя, ясно? Я хочу это, а не быть твоим другом, Вивьен!
Я задохнулась от жадного желания, что билось в его глазах.
Ржавчина обхватил ладонями мое лицо. Его кожа стала слишком горячей, почти раскаленной. Неудивительно, что парень не чувствует холода… внутри него живет неумолимое пламя…
Я снова ощутила на своих губах вкус мяты. И шепнула:
— Пожалуйста, не надо…
Он яростно зарычал. У Ржавчины появились клыки, на его руках вылезли когти.
И в этот миг небо над куполом прорезала ярко-синяя молния. Изумленно вскинув голову, я увидела, как за куполом сплетается сотканная из вспышек сеть.
— Что это такое?
— Нападение имперцев, — глаза почти эфрима полыхнули торжествующим злым огнем. — Как раз вовремя, я уже заждался. Благо Двер-р-р-ри!
Сорванная с бедер ткань полетела на землю. Крылья на миг закрыли тело парня, а когда распахнулись — на меня смотрел эфрим. Злой, словно исчадие самой Бездны! Рыча, зверь шагнул ко мне. Оскалился, словно намеривался сожрать! В звериных глазах не было и намека на человеческий разум, одна жуткая и лютая свирепость! Но я не позволила себе отступить, стояла, стиснув кулаки и глядя в глаза чудовища.
Снова зарычав, эфрим легко оттолкнулся и взмыл в воздух. Миг — и он пробил свеженарощенный купол оранжереи. Я хмуро посмотрела на падающие в дыру снежинки и бросилась прочь.
Когда я выбежала из Вестхольда, то увидела людей и чудовищ, толпящихся во дворе. Краем глаза заметила Меланию, Китти и Янту, нескольких врачевателей и даже двери-асов — видимо, из тех, что чинили купол зимнего сада.
В стороне порыкивали измененные.
А над головами сплеталась сеть! Ее узлами были ярко-синими точки, между ними едва заметно мерцала сизая пелена.
— Что это такое? — воскликнула я.
— Воздушная защита Двериндариума, — невозмутимо ответили рядом, и я увидела стоящего позади Киара. Бесцветный показал на сторожевые башни.
— От кого?
Лорд не ответил. Но это было и не нужно. В небе возникли точки. Они росли и росли, а потом кто-то закричал, потому что стали видны огромные белоснежные крылья, желтые глаза и мощные клювы. Над островом кружили императорские альбатросы. Огромные птицы, на спинах которых сидели февры. Легионеры!
Киар схватил мою руку и потянул в сторону.
— Идем, Вивьен. Ну же!
Я побежала за бесцветным. Обгоняя ветер, мы снова влетели в замок и понеслись по ступеням. Все выше и выше! Я не знала, куда ведет меня Киар, но вопросов не задавала. И когда мы оказались на открытой площадке, ошарашенно охнула. Отсюда открылся потрясающий вид на остров. Площадь перед Вестхольдом, сторожевые башни, огрызок моста за ними — все лежало как на ладони. Киар поманил меня к длинной бронзовой трубе, составленной из множества гладких цилиндров.
— Это «приближающий глаз». Смотри!
Я прильнула в линзе и ахнула. Прямо передо мной оказался альбатрос. Божественный Привратник, я никогда не думала, что воочию увижу эту легендарную птицу, способную поднять в воздух взрослого мужчину, да еще и в боевом облачении! Об Имперских Всадниках слагали легенды! И сейчас я ясно видела их перед собой! Их было около трех десятков — птиц и восседающих на них февров. В «приближающий глаз» я видела их форму — светло-дымчатую, почти сливающуюся с перьями птицы и облаками. Один из всадников дернул головой и посмотрел в мою сторону. Я увидела суровое лицо воина, его темные настороженные глаза. А потом всадник пронзительно свистнул, дернул поводья, и альбатрос резко рухнул вниз, прямо к сети! Норовя пройти между двумя синими вспышками. Мое сердце упало вместе с всадником. На миг показалось — что все получится, что всадник преодолеет преграду. Но тут крылья альбатроса вспыхнули! Издав болезненный клекот, птица снова взмыла в небо. Я увидела, как всадник торопливо провел ладонями по перьям альбатроса, и огонь пропал.
Но всем стало очевидно, что сеть не позволит нарушить воздушную границу Двериндариума. Она закрывала весь остров — от моста, до края Взморья!
Однако это не значило, что февры сдадутся без боя.
Короткий пересвист — и еще несколько всадников упали с неба, пытаясь одновременно пробить сеть. И так же вспыхнули! Я сжала зубы. Прекрасных белоснежных альбатросов почему-то я жалела больше, чем людей.
Раненые птицы с клекотом унеслись в сторону берега, оставшиеся снова закружили над Двериндариумом. Потом выстроились сложным многогранником, и в сеть полился дождь из болтов, свинцовых шаров и даже огня! Каждый из всадников был не единожды о-даренным воином. От вспышек и всполохов пламени у меня зарябило в глазах. Но сколько имперцы не старались, снаряды сгорали, соприкасаясь с сетью.
— Ничего не получится, — негромко сказал за моей спиной Киар. — Защиту создали лучшие военные двери-асы Империи. Насколько я знаю, ее невозможно пробить. Только распустить плетение, а это можно сделать лишь оттуда.
Он кивнул на одну из сторожевых башен.
— Думаю, именно там теперь обитает Итан. И, похоже, он отлично разбирается в защите острова!
— Его зовут Айрон, — я снова прильнула к линзе «приближающего глаза». И увидела, как возле башни часть сети вдруг исчезла — и в небо поднялся… эфрим! Ржавчина! Сеть снова сомкнулась за его спиной. Но зачем он там? Что он делает?
Словно в ответ на мой вопрос, эфрим напал на ближайшего всадника. Поднялся выше, а потом обрушился сверху, вырывая февра из седла и тут же отбрасывая его прочь!
Я до боли вцепилась в бронзовые цилиндры «глаза».
— Твой друг сумасшедший. Его убьют, — с каким-то странным выражением произнес Киар. Словно он одновременно злился и восхищался безрассудным поступком Ржавого короля.
Сразу несколько всадников устремились в сторону эфрима. И напали одновременно! Я вскрикнула, на миг потеряв Ржавчину из виду. Показалось, что его просто разорвали! Но тут сразу два альбатроса с клекотом рухнули в воду Взморья и исчезли, а эфрим взмыл в небо, легко уходя от нападения и летящих в него болтов. Почти черный, с кожистыми крыльями, которые заканчивались когтями, с устрашающими рогами и оскаленной пастью — эфрим казался ожившим кошмаром! Он скрылся за низкими тучами, а потом бесшумной смертью снова упал вниз, выдергивая из седла еще одного февра. Его в полете перехватил другой всадник, но это лишь сильнее разъярило эфрима. Даже мне был слышен его рык.
— Хватит! Прекрати! Не надо! — закричала я, хотя и понимала, что Ржавчина слишком далеко. Но эфрим дернул головой в мою сторону. И черным смерчем снова умчался за тучи.
Всадники тут же сгруппировались, вскинули оружие, высматривая зверя. Я с трудом перевела дыхание.
Наш разговор разозлил друга, но поглоти меня Бездна! Я не хотела его смерти! А сейчас он в небе один против десятков вооруженных февров. Да что он творит?!
В ответ на мои мысли эфрим вывалился из туч и помчался над сетью. Всадники устремились за ним. Они были совсем рядом! Еще чуть-чуть — и кто-то из февров сумеет коснуться лапы зверя! Я видела взведенные арбалеты и огнестрелы! Эфрим опускался все ниже, почти задевая крыльями синие узлы-вспышки. И тут часть сети раскрылась, и Ржавчина провалился под нее. A защита засияла снова! Альбатросы, не успев остановиться, попали в сеть и вспыхнули факелами!
Всадники закричали, пытаясь погасить пламя. Некоторым это удалось, но я увидела, как одна птица рухнула в воду, и ее накрыло волной. Всадника подхватили февры, но не птицу. Альбатрос тяжело забил обгоревшими крыльями, пытаясь вырваться из морского плена. Но у него ничего не получалось.
Отпрянув от «глаза», я понеслась к лестнице.
Киар — за мной.
Слетев по ступеням, я бросилась к башне, за которой торчал кусок моста. В небе все ещё пылала сеть, которую пытались пробить февры. Кто-то закричал, когда мы с лордом пробегали мимо, но я не остановилась. Выскочив на узкий каменный пятачок, я уставилась в темные воды Взморья. И вскрикнула — альбатрос боролся с течением, распластав крылья. Но его неумолимо отбрасывало к острым зазубренным скалам.
— Его надо вытащить! Надо помочь! — закричала я, пытаясь сообразить, как достать птицу из воды. Даже если я прыгну в море, у меня ничего не выйдет. Я не умею плавать. К тому же альбатрос гораздо крупнее и тяжелее меня. Птица уже даже не билась, лишь беспомощно лежала на воде, погружаясь все глубже.
— Птица ранена, Вив. Перья сожжены, — негромко сказал Киар. — Мы ей уже не поможем.
— Ее надо вытащить! — упрямо повторила я и оглянулась. За спиной топтались любопытствующие чудовища. Я всмотрелась в их морды. — Тому, кто вытащит из воды альбатроса, я немедленно верну человеческий облик. Обещаю!
Один из бесхов сунулся к воде и отпрянул, когда его окатили холодные брызги. Зато парочка агроморфов, переглянувшись, без всплеска скользнули в волну. Я вытянула шею, пытаясь их увидеть, но Взморье снова ударило волной и ледяными каплями, отгоняя нас от края воды.
Зато альбатрос начал двигаться в нашу сторону! Агроморфы толкали его к берегу! Когда птица оказалась рядом, я встала на колени, помогая его вытаскивать. Киар тянул рядом, агроморфы толкали. Хватая за ремни на теле альбатроса, мы с трудом вытащили его на уступ. Птица слабо щелкала клювом, не понимая, чего мы добиваемся. A когда альбатрос распластался на камне, Киар покачал головой. Желтые глаза птицы затянулись серой дымкой, на крылья было невыносимо смотреть.
— Надо найти какую-нибудь повозку, — вскочила я. — И врачевателей! И… кто-нибудь знает, чем питаются альбатросы?
Мокрые агроморфы сунули ко мне чешуйчатые головы, облизнулись. Вздохнув, я протянула им руку. Укус, второй… И на камне свернулись две худенькие девушки. Светловолосые, совсем юные и удивительно похожие. Сестры.
Киар сорвал с себя плащ и мундир, закрыл обеих.
— Проводите их в лечебное крыло, — велела я топчущимся рядом чудовищам. И увидев, что никто не двинулся с места, повысила голос: — Живо выполняйте! А потом найдите что-нибудь для переноса птицы. Ну? Вперед!
Бесх в ответ тихо рыкнул, но остальные подчинились и повели сестер к замку. Девушки шли с трудом и все цеплялись друг за друга, словно боялись разомкнуть руки.
Мы с Киаром остались возле раненого альбатроса. Я присела рядом и осторожно провела по мокрым взъерошенным перьям. Тело птицы сковывали ремни с закрепленным на спине седлом. Я щелкнула застежками, чтобы их снять. И поняла, что птица меня рассматривает. Взгляд янтарных глаз оказался на удивление разумным.
С трудом отвернувшись, я подняла голову. Всадники, поняв, что не могут пробиться, отступили. Белые птицы устремились к большой земле, постепенно становясь размытыми точками. Защитная сеть медленно погасла.
Храм Всех Святых был хорош хотя бы тем, что в нем любили крылатых созданий.
Правда, подозреваю, что не всех. И широкий зазор между крышей и стеной создавали для голубей и ласточек, а вовсе не для эфримов.
Но, как говорили наставники в приюте — это детали, не имеющие значения. Обычно эту фразу произносили, когда раздавали наказания — всем, кто попадался в поле видимости, вне зависимости от степени вины.
Стая испуганных птиц вспорхнула со стены, когда я на нее приземлился. Бок болел — все-таки чей-то болт меня достал и прочертил на шкуре кровавую полосу. Ничего. Заживет… клятые имперцы получили от меня отличную взбучку!
Я вцепился когтями нижних лап за узкий парапет, повис вниз головой, рассматривая пустой двор перед храмом. Прислушался. Похоже — и внутри никого. Ну а если кто-то не вовремя решил почтить своего святого — это его проблемы. Разор-р-рву!
Качнувшись, я плотно прижал к спине крылья и скользнул в проем. Моргнул — привыкая к полумраку святилища. И упал со стены вниз — прямиком в священный круг.
Внутри храма по сути ничего и не было, кроме этого круга.
Изваяния святых возвышались плотным кольцом. Возле каждого была наполненная подношениями ритуальная чаша. Большинство святых представали в виде людей, но некоторые традиционно изображались в виде их тотемных животных. Я перевел взгляд с Божественного Привратника на Потерянного Сына, а с него — на Плодовитую Мать, осмотрел Связанных-Косами-Сестер, Старца, Навеки-Уснувшего, Непорочную Деву и Святую Ингрид. Глянул в сторону Белой Волчицы Севера и Красного Ворона Предгорья.
А потом вытащил из ритуальной чаши лепешку и нахально сунул ее в пасть.
Позади раздалось осуждающее покашливание.
— Ваше Величество, какая радость снова видеть вас, — негромко проскрежетал служитель.
Рад он, как же! Брехня! Я ощущал это своей драной шкурой, несмотря на учтивые слова.
Дожевав хлеб, обернулся к служителю. Широкая серая ряса целиком скрывала фигуру, текла словно не ткань, а вода, меняющая очертания тела. Под широким капюшоном клубилась сизая муть, полностью скрывая лицо. Обычное одеяние для тех, кто посвятил свою жизнь храму и святым. «Надеть серую рясу» — означает отречься от всего земного и телесного. Свой наряд храмовники никогда не снимали перед посторонними. И даже после смерти открывать их лица считалось на редкость дурной приметой. Каждый знает — сними со служителя серую рясу, и святые навеки отвернутся от такого глупца. Поговаривают, что под капюшоном и вовсе нет лиц, что посвящение стирает их, делает безликими. Может оно и так, проверять я не хотел. Жизнь служителей проходила в ритуалах, наполнении чаш да оттирании каменных изваяний от птичьего помета.
Но мое звериное нутро точно знало, что под туманной завесой, созданной двери-асом, скрывается мужчина. Я ощущал его запах. Он определенно был старше меня, но не так дряхл, как пытался показать. Говорить я не мог, поэтому на приветствие лишь непочтительно рыкнул.
Служитель молча зажег в центре круга ритуальный огонь и склонил голову, глядя на него. Ну, по крайней мере, мне казалось, что он смотрит в пламя, потому что лица я не видел, лишь капюшон и клочья тумана под ним.
— Как я понимаю, брачного ритуала не будет, Ваше Величество? Я не вижу подле вас невесты.
Я зарычал в голос и яростно махнул лапой, сбивая одну из ритуальных чаш с постамента. Она покатилась со звоном, рассыпая зерно.
Служитель молча приблизился и вернул посудину на место. Из-за одеяния создавалось впечатление, что он скользит по воздуху.
— Что ж, видимо, не сегодня. Уверен, что ритуал состоится, повелитель. Позже. Порой девушки несколько… пугливы. Вам надо набраться терпения.
Я выпрямился во весь рост эфрима, распахнул крылья и снова зарычал, испытывая желание полоснуть когтями по этой текучей рясе и посмотреть на живую кровь, которая из-под нее брызнет. Но почему-то снова этого не сделал.
«Всегда верь тем, кто назовет мое имя», — сказал Великий Приор, когда я видел его в последний раз.
Служитель из Храма Всех Святых имя знал и шепнул его, проходя мимо. Увы, на мои вопросы о планах Приора или времени, когда тот соизволит явиться на остров — не говорил ни слова. Клятый прислужник святых вообще предпочитал делать вид, что не слышит моих вопросов. А когда я впадал в ярость и начинал сбивать ритуальные чаши и медные курительницы — лишь молча за мной убирал. Ну а после начинал рассказывать о святых, чьи каменные лица укоризненно глазели на меня с постаментов.
Примерно так же игнорировал мои вопросы клятый Айрон!
Иногда я задумывался, сколько в Двериндариуме людей, знающих имя Приора.
Каждый раз мне хотелось служителя убить. Но потом я как-то привык к его неспешному голосу. Ну и тому, что он меня совершенно не боялся! В его запахе не было и малой толики страха. И почему-то мне это нравилось. Теперь в храм меня влекли не мертвые каменные изваяния святых, а живой человек.
— Это Святая Ингрид, — шелестящий голос из-под капюшона действовал успокаивающе, словно целая дюжина мятных пастилок.
Я плотно прижал крылья к спине и сел на постамент.
— При жизни ее называли Голубкой — за тихий нрав и покорность судьбе. Она прожила короткую и печальную жизнь, но сделала много добрых дел. В ее честь принято сжигать голубиные перья, приносить зерно и воду. Ингрид — покровительница обездоленных и невинно страдающих, целителей и заболевших.
Я покосился на статую девушки за моей спиной и фыркнул. Вряд ли эта кроткая девица обратит свой благочестивый взор на того, кого называют отродьем Бездны.
— Голубка обладала великим умением ждать и смиряться, — продолжал служитель, словно и не замечая моей оскаленной пасти. — Это то, чему учит нас святая. Терпение — качество неочевидное для правителя, но меж тем необходимое для человека. Горячий нрав слишком часто ведет к глупой смерти. Ваш нрав слишком горяч. Усмирите его.
Поклонившись, служитель отошел. Взял метлу и принялся счищать с земляного пола грязь. Внутри меня снова взметнулась звериная ярость. Захотелось разодрать когтями служителя, расколотить статуи всех святых и перевернуть их чаши. Кровь кипела, застилая глаза пеленой. С того дня, как я обрел облик эфрима, эти желания становились все ярче и сильнее. Я хотел крови.
А больше всего я хотел вернуться в Вестхольд и найти Вивьен. Затащить ее в комнату, захлопнуть дверь. И забыть о том, что я — человек. Мне очень этого хотелось.
Невыносимо.
И потому я завернулся в крылья, сел в темный угол и стал слушать, как служитель шаркает метлой по полу. Вжик-вжик, шорх-шорх. Я впитывал размеренный ритм этих движений. Втягивал горьковатый дым благовоний и трав, что чадили по углам храма. Рассматривал трещинки и сколы на камнях и статуях.
Успокаивался и думал.
«Ты застрял в прошлом, Ржавчина», — сказала мелкая.
Хотелось зарычать. Но я заставил свою пасть оставаться закрытой, несмотря на внутреннее сопротивление. Как ни гадко, но девчонка права. Я не знаю, как все исправить и разрушить стену между нами. И я не понимаю Вивьен. Я злился!
И от этого хотелось крушить, рвать, рычать и убивать! Злость кипела внутри, толкая на безумства! Выше, ярче, острее! Р-р-вать! Кр-р-ровь! Вр-ррр-раг!
Я заставлял себя неподвижно сидеть на камне, ощущая, как дрожит от усилий тело.
Шорх-шорх.
Вжик-вжик.
Хорошо бы святые действительно существовали и хоть немного помогали заблудшим смертным.
Но я ни капли в это не верил.
Через пару поворотов Ринг начал насвистывать веселый мотивчик. Мои Тени скользили по каменным сводам и стенам, но к парню не приближались, и я слегка расслабился. Похоже, тьме не нравился огонь, который бурлил под кожей здоровяка.
— А ты весьма неплохо чувствуешь себя под землей, — заметил я, когда Ринг уверенно обогнул очередной завал.
— Я вырос под землей, февр Стит. В шахтах Эхверского Ущелья, — пожал мой спутник плечами. — Вряд ли вы там бывали. Лазы там узенькие, как бутылочное горлышко, и ненадёжные, как гнилые подпорки, на которых держатся. В любой миг могут обвалиться. Воздуховоды частенько заливает сточными водами, а ещё из-под земли поднимаются гнилые испарения, словно само ущелье гневается на людишек, что ползают в его брюхе. Поганое местечко, скажу я вам. A здесь — красотища! — Ринг восхищенно присвистнул. — Натуральный дворец! И дышится легко, и идти можно, не сгибаясь! А лестницы? Вы видали? Коридоры широкие, и все камнями выложено. — Он погладил гладкие стены. — Вы посмотрите, какая работа! Это ж кто такую красоту вылепил да под землю спустил? Это ж как?
Ринг снова присвистнул. После перекуса настроение у парня улучшилось, да и обретённая компания явно радовала.
— Точно не знаю, но читал, что это работа древних. Тех, кто жил здесь ещё до потопа, смывшего город. До Двери.
— Видать, толковые мастера были! Это ж как они породу обтесали, что гладенько так? А эти растения, вы посмотрите! Светятся же! И не коптят, как лампы на дрянном жире, не воняют! И ровненько все — красотища!
— Рад, что ты доволен, — хмыкнул я, и здоровяк слегка смутился. — И думаю, место, куда мы сейчас войдем, порадует тебя ещё больше.
Ринг не ответил, потому что мы как раз сделали очередной поворот, протиснулись в лаз и оказались в пещере. Или это был зал? Зал, способный поспорить красотой с тронным!
Мой спутник застыл, пораженный. На миг мне показалось, что он снова вспыхнет — настолько потрясенным у парня стало лицо. На всякий случай я отошел подальше и тоже осмотрелся.
Изумление Ринга было вполне понятным, я и сам потерял дар речи, впервые попав в это место. Высоченные своды пещеры сверкали множеством острых граней. Искры на них преломлялись и дробились, вспыхивали и гасли. Словно попав в плен хрусталя, свет начинал жить своей жизнью, независимой от источника. Белое сияние вспыхивало на гранях золотым, красным и синим, множилось и снова сливалось в белое. Я поднял повыше лампу, которую держал в руке. Тусклый огонек расцветил свод яркими всполохами и показал изображения.
— Что это такое? — хрипло от потрясения выдавил Ринг.
— Карта звездного неба. Созвездия и солнца. Фазы луны от новорожденного месяца до полнолуния и обратно. И… куча чего-то непонятного. Это завораживает.
— Но как? Как древние люди могли создать все это? — Ринг ткнул пальцем в свод, в стены, в пол, на котором тоже были рисунки.
— Я не знаю, — покачал головой я и указал на небольшие углубления в стенах. — Могу лишь сказать, что вся эта красота создана в качестве… усыпальницы. Надеюсь, тебя не пугают духи мертвых.
— Чего? Древние хоронили людей в земле? Не сжигали? Какая дикость! — возмутился Ринг, и я с трудом удержался от смешка.
— Если тебя это утешит, то не целиком. В тех углублениях хранятся лишь черепа.
Здоровяк процедил ругательство, странным образом переходящее в молитву, а я повел рукой, предлагая располагаться.
— Древние считали, что надо сохранить часть человека, что бы в день Великого Возрождения он мог вернуться к жизни. Я думаю, что это зал для древних правителей и аристократии. Но по сути весь подземный город создан для мертвых.
— Я и говорю — дикари! Такая красота — и для черепов! — проворчал Ринг. — Но строить они умели!
Продолжая сокрушаться, парень отошел за сложенные прямоугольные плиты, напоминающие широкие скамьи. В центре зала стоял трон из черного оникса. Возможно, когда-то сюда приходил правитель Иль-Тариона, чтобы пообщаться с духами своих предков.
Наступление ночи я ощутил всей кожей. Даже здесь, глубоко под землей, тени стали гуще и глубже, словно отступившее солнце освободило тьму. Уничтожив значительную часть съестного мешка, Ринг уснул, где сидел. Просто привалился боком к камням и засопел, беспомощно уронив руки.
Я же, напротив, ощутил, как тело наполняется силой. Тени скользили вокруг меня вихрем.
Самое время действовать.
Оставив спящего Ринга, я вышел из зала древних правителей. Наверх вело несколько лестниц, и одна из них позволяла подняться буквально за несколько минут. Это была еще одна загадка подземной усыпальницы. Коридоры и ступени здесь не подчинялись законам мироздания. Я бы подумал, что древние обладали Даром сокращать или увеличивать пространство и расстояния, но ведь у древних не было Даров.
Впрочем, сейчас меня больше волновало настоящее, а не загадки давно почивших людей.
Выбравшись недалеко от гарнизона, я втянул морозный воздух. Тени молчали, снова став браслетами, торквесом и крыльями. Прищурившись, я посмотрел на последние. И как ими пользоваться? Но стоило лишь представить полет, как Тени раскрылись, отрывая меня от заснеженной земли. Покачнувшись, я приземлился на обледенелый скат крыши, напротив гарнизона. В окнах горел свет.
Опустившись на колено, я негромко засвистел, подражая голосу ночной птицы. Некоторое время висела тишина, но потом раздалось ответное уханье! Я усмехнулся, узнав голос Бурана Эйсона.
Быстро задал несколько вопросов и нахмурился, разобрав ответ на птичьем языке. Итак, Двериндариум захвачен.
Потери?
Пауза и быстрые короткие уханья-ответы.
Я ощутил, как сжимаются мои кулаки, а Тени рвутся на волю. Усмирил их и себя. Внутри разрасталась пустота — бесконечная, как тьма.
Еще одна пауза, словно Эйсон не знал, как сказать. И еще одно имя. Лаверн.
Я на миг прикрыл глаза, с силой втягивая колючий воздух.
Эйсон снова подал голос.
«Ренегаты, — сказал он, — активировали защиту острова. Знают, как ею управлять. Знают о воздушной сети и зеркальных сферах. С большой земли к нам не подобраться, придется своими силами. Но наши Дары запечатали, ренегаты подготовились! А Рыжий гад угрожает расправой над людьми, если надумаем взбунтоваться. Проверять не хочется. Копим силы. Думаем. Рады тебе!»
Я кивнул и быстро ответил:
«Всех работников и прислужников я спрячу. Дайте мне два дня. Сколько людей осталось в замке?»
Эйсон снова заухал. Но тут его голос оборвался, а внутри гарнизона кто-то вскрикнул и зарычал. Похоже, стражам не понравилось ночное развлечение Бурана.
«Жив?» — коротко спросил я.
Ответил мне Ральф, сообщив, что с нашим ухающим другом все в порядке, но чудовища забеспокоились.
«Нам сказали, что тебя убили в Мертвомире, Стит», — добавил февр по-птичьи.
Я не стал отвечать.
Выпрямившись, осмотрелся. Внизу снова зарычал зверь, хлопнула дверь, и все стихло. Я осмотрел темные окна Вестхольда. По словам Эйсона, внутри остались врачеватели и лекари. А еще… Вивьен. Даже в совином уханье Бурана я уловил злобу, когда он говорил о девушке-самозванке. И о том, что она живет с тем, кто сейчас называет себя в Двериндариуме королем.
Внутри стало так холодно и пусто, что показалось — я снова умер. В очередной раз.
Тряхнул головой, сбрасывая с волос клочки снега. И пытаясь так же отбросить мысли о Вивьен. Но внутри билось ледяное и злое, толкало, не давало дышать…
Я до хруста сжал кулаки.
Надо спрятать жителей Двериндариума под землей. Найти входы без карты — нереально. Перенесу в тайный город запасы еды и тем самым лишу ренегатов приоритета. Главное — сделать все тихо и быстро. Одна проблема — мои Тени. Я опасен для живых не меньше, чем чудовища, что бродят сейчас во тьме. Значит — нужно для начала найти исполнителей, тех, кто сможет сделать часть работы за меня.
Я быстро прикинул варианты и выбрал госпожу Бордуль — хозяйку «Волчьей норы» и ее сына. Этим двоим хватит ума и благоразумия, чтобы тайно увести людей в подземные пещеры.
Но прежде надо осмотреть замок и придумать, как уберечь от расправы врачевателей.
Осмотревшись, я снова распахнул крылья и перелетел на соседнюю крышу. И снова, на этот раз преодолев по воздуху сразу несколько домов. Шагнул на узкий карниз, опоясывающий Вестхольд, замер, прижавшись к стене. От высоты слегка кружилась голова. Стоит рухнуть на камни внизу и в моем теле не останется целых костей. Но за спиной по-прежнему трепетали крылья тьмы. И я снова взлетел — еще выше! На миг внутри забурлило какое-то новое чувство — желания забраться так высоко, что бы коснуться звезд, ощутить их холодный свет, ласкающий кожу. Напиться им до хмельного забытья…
Усилием воли я заставил себя вернуться. Сложил крылья и рухнул вниз. Раскрыл уже над шпилями Вестхольда, перевернулся в воздухе. Упал на стену замка, вцепился в сухие стебли остролиста, расцарапывая руки. Выдохнул. И уже спокойно прошел по узкому — в ладонь шириной — краю. Остановился у светлого окна. Штора оказалась не задёрнутой, подтверждая, что я не ошибся — за стеной находились покои Верховного февра. А значит, и кабинет с запирающими браслетами. Я надеялся, что их силы хватит, что бы сдержать Тени.
В одном из окон не было стекла, и я шагнул внутрь Вестхольда.
Альбатроса устроили в низком строении, где хранили сено для конюшен, ветошь и обернутый тканью садовый инвентарь. Ширвы по моему приказу притащили врачевателя из Вестхольда, но возмущенный старик лишь окинул меня негодующим взглядом:
— Я лечу людей, а не птиц, дорогуша! Мой Дар для февров!
— Хотя бы посмотрите! — едва не взмолилась я, но лекарь лишь поджал губы. Я видела в его блеклых глазах неприязнь. Такая же светилась во взглядах многих людей, стоило им завидеть меня. И хорошо, если там была всего лишь неприязнь, а не желание меня прикопать под ближайшим деревом!
— Даже не подумаю, — врачеватель демонстративно сложил на груди сухие ладони. — Зовите этого мальчишку, что мнит себя королем, пусть он попытается мне приказать!
Ширвы угрожающе зарычали, но я лишь вздохнула и махнула рукой, отпуская упрямого лекаря. Можно попытаться найти другого, но что-то подсказывало — помогать мне не будут. Разве что обратиться к леди Куартис, но у нее и без птицы полно забот.
И пока я беспомощно стояла над обожжённым альбатросом, тот самый ладавр, который в последнее время ходил за мной, бочком подобрался ближе и начал обкладывать птицу пучками соломы. Я бросилась помогать, Киар, подумав, тоже. С фырканьем к нам присоединилось несколько чудовищ. Птица казалась безжизненной, и несколько раз я с беспокойством прикладывала ладонь к обугленному пуху на ее груди, пытаясь уловить биение сердца. И вздыхала с облегчением, когда мне это удавалось.
Ладавр на время исчез, а вернувшись, сунул мне в руки лекарский ящичек. С таким врачеватели приходят домой к заболевшим. И тихо закурлыкал, словно убеждая им воспользоваться.
Я лишь кивнула. Назначение большинства бутылей я не знала, но сумела распознать заживляющую мазь и восстанавливающий эликсир. С трудом влив в полуоткрытый клюв альбатроса воду пополам с лекарством и обработав ожоги, я присела рядом, не зная, что еще можно сделать для столь необычного пациента.
— Надо оставить немного сырого мяса и воду, — посоветовал бесцветный, рассматривая подобие гнезда, которые мы соорудили. Ладавр все еще крутился рядом, заботливо поправляя солому и курлыкая.
Я осторожно провела по перьям на шее птицы. Пальцы коснулись узкого ошейника, на котором висела тонкая бронзовая пластинка.
— «Грискиф», — прочитала я имя птицы. — Как думаешь, он выживет?
Киар пожал плечами.
— Императорские альбатросы — существа удивительные, Вивьен. И очень благодарные. Ты знаешь, что они не отбрасывают тени? Скользят в небе и не отражаются на земле? Идеальные охотники. По легенде, тени белых птиц живут в ином мире. Я надеюсь, этот летун сможет снова расправить крылья. — Помолчав, он указал на дверь. — Солнце садится, тебе надо вернуться в замок до темноты. Идем, я провожу.
Я молча поднялась. Все верно. Ржавчина запретил людям появляться на улице после заката. Все же большинство чудовищ — ночные хищники.
Заперев дверь, мы двинулись к Вестхольду. Морозные сумерки кололи щеки и расчерчивали Двериндариум фиолетовыми полосами. Ночь опустилась резко, как всегда бывает зимой. Возле замка зажглись редкие и тусклые фонари. Когда мы поднимались по ступеням, на улице окончательно стемнело.
На кухне хлопотали Китти и Мелания, но сегодня девушки оказались рассеянными и неразговорчивыми. Обе хмурились. Мелания поставила передо мной тарелку с густой похлебкой и застыла, словно хотела что-то сказать.
— Надеюсь, не отравишь, — пошутила я, погружая ложку в варево.
Послушница вспыхнула, прикусила губу и отошла, комкая в ладонях фартук. Но сегодня мне не хотелось разбираться в настроениях Мелании, так что я молча ела суп — вкусный и вполне съедобный. А потом ополоснула свою тарелку, поблагодарила за ужин и отправилась в свои комнаты, спиной ощущая пристальный взгляд.
Киар довел меня до дверей и кивнул, прощаясь.
— Где ты теперь ночуешь? — спохватилась я.
— Тут рядом, — бесцветный рассматривал меня своими невозможными алыми глазами. — Совсем близко. Если тебе понадобится помощь…
Я с улыбкой покачала головой — ну что может со мной случиться за этими стенами? Пожелала лорду доброй ночи и закрыла дверь. К моему удивлению, ни в гостиной, ни в спальне Ржавчины не было. Я обошла комнаты, размышляя, куда подевался мой несносный друг. Наш разговор в оранжерее оставил неприятный осадок. Но, может, Ржавчина наконец поймет, что мы всегда будем лишь друзьями? Поймет и смирится? Ох, хотелось бы мне в это верить!
Подхватив тяжелый том «Теории о Дарах», я толкнула дверь кабинета. Верну талмуд на место и поищу более захватывающую историю!
Книга вывалилась из рук, глухо стукнувшись о деревянный пол. Во тьме комнаты двигался силуэт — крылатый и черный… Ржавчина? Нет. Не эфрим бесшумно обернулся на мой вздох.
Свет из комнаты боязливо лизнул мрак кабинета и торопливо отступил. Словно не решался осветить тьму внутри. И того, кто стоял в этой тьме.
Кристиан.
Внутренний голос настойчиво посоветовал поступить также. Но, конечно, я не послушалась и вошла в кабинет, оставив дверь открытой. Моргнула, пытаясь лучше рассмотреть человеческую фигуру и крылья за его спиной. О, все святые во главе с Божественным Привратником! Мои глаза не обманули, у Кристиана были крылья! Черные, рваные, изменяющиеся. Словно их соткали в самой Бездне! Человек, стоящий во тьме, казался чужаком. Незнакомец с бирюзовыми глазами, яркими и колючими, словно лед.
Мы застали, безмолвно впитывая друг друга. Образы, дыхание, тепло.
Он смотрел так, словно никак не мог выбрать способ моего убийства.
Я была так рада его видеть, что согласилась бы на любой.
Тишина стала слишком громкой.
И я шагнула ближе, не в силах отвести взгляд от лица, покрытого маской черных рисунков. Мне хотелось прикоснуться к каждому из них. Февр втянул воздух.
— Кристиан…
— Не подходи, — его голос отозвался бешеным стуком моего сердца. А взгляд остался ледяным настолько, что целый легион бесцветных лордов мог бы обзавидоваться, увидев такой взгляд! Двуликий Змей, да они бы выстроились в очередь, умоляя научить их ТАК смотреть!
Я издала нервный смешок, понимая, что нахожусь на грани, а в голову лезет всякая чепуха. Мне хотелось закричать. Сказать что-то. Спросить многое. Хотелось говорить, захлёбываясь словами. Как он выжил, что с ним случилось, почему он стал таким!
Хотелось просто подойти и уткнуться носом в его шею. Ощутить океан, качающий меня на волнах.
Но все, что я смогла, это выдавить:
— Я так рада, что ты жив, Кристиан…
Он усмехнулся, словно я сказала несмешную шутку.
— Твоя вина пахнет сырой землей и раскаленным железом. Ее так много, что ежевики совсем не осталось.
— Что? — я моргнула, потерла глаза. О чем он говорит?
Кристиан снова с силой втянул воздух и резко защелкнул на правой руке запирающий браслет. А потом такой же — на левой.
Значит, он явился за ними.
A не потому, что хотел меня увидеть.
Его крылья исчезли, и февр вздохнул с облегчением. Но с места не двинулся, так и стоял в тенях, словно не желая входить в тусклый луч света, ползущий из соседней комнаты.
— Я тоже рад, что с тобой все в порядке, — сухо произнес Крис. — Несмотря ни на что. Кажется, я тебя недооценивал.
— Почему ты так говоришь? — пробормотала я. И осеклась. Конечно. Освободительница Чудовищ. Тавро, выбитое теперь на моем лбу. Или скорее топор палача, зависший в воздухе.
— Не спросишь — почему? — сипло пробормотала я.
— Я знаю ответ, Вивьен.
Да. Все бесцветные лорды Колючего Архипелага только что бесславно посрамлены этим ледяным равнодушием.
Внутри меня медленно закипала злость. Или гордость, которую так старательно топтали последние дни.
Я вскинула голову и с вызовом бросила:
— И какой он, этот ответ? Скажи, почему я так поступила!
Он отступил назад, ближе к окну.
— Как ни странно, из-за любви, — в его голосе появилась какая-то новая нота. Она звучала, как приговор. Как ритуальная симфония по умершим чувствам. От нее у меня ломило виски и щипало в глазах.
— Ты не понимаешь…
— Я понимаю. В Мертвомире на мне не было браслета, Вивьен. Я ощущал твои чувства. К тому парню, ради которого ты рискнула всем и всеми.
- Ρжавчина — мой друг, — хотелось закричать, но слова вышли тихими. — Мой единственный друг. Я не хотела, чтобы кто-то погиб. Я просто хотела освободить его!
— У тебя получилось, — глухо произнес он, отворачиваясь. — Мне пора.
— Что? Просто уйдешь? Вот так? — Святые, я не могла в это поверить! Он что же, просто развернется и исчезнет?
Тьма рядом с февром казалось густой и плотной, как разлитый деготь. Казалось, что рисунки на его лице двигаются и едва уловимо смещаются, мешая рассмотреть выражение лица.
— Держись подальше от чудовищ, Вивьен. И от февров.
Развернулся и открыл окно. Морозный воздух лизнул мою кожу, разметал по столу ворох бумаг и сквозняком захлопнул дверь в соседнюю комнату, отсекая тусклый свет. И я поняла, что Кристиан сейчас действительно уйдет. Распахнет свои клятые крылья и растворится в своей клятой тьме. Уйдет, унося с собой пустоту, ту самую, что звучит ритуальной симфонией.
Я не успела подумать.
Я просто в два шага преодолела разделяющее нас расстояние и стукнула Кристиана по спине!
— Не смей уходить! — заорала я. — Не смей так делать! Накричи на меня, скажи, что чувствуешь! Но не смей вот так уходить, понял? Не смей, Кристиан!
Он развернулся, и я увидела его глаза. Изумление в них. Ошарашенные синие звезды…
Миг — и он оказался совсем близко, припечатал меня к стене, склонился. Совсем близко. Между нами сейчас едва можно было просунуть ладонь.
— Нет больше Кристиана, Вивьен, — с убийственным равнодушием произнес он. — Он умер в Мертвомире. А от того, кто остался — лучше держаться подальше.
— Я тебе не верю…
Усмешка исказила сжатые губы, но глаза по-прежнему пугали пустотой. И я больше не чувствовала запах океана…
— Я ведь просто просил сказать мне правду.
— Правду? — внутри так горько… — И что сделал бы с этой правдой февр-каратель?
Кристиан мотнул головой, его челюсть напряглась.
— Ну вот видишь. С самого начала все было ложью. Ты не была Арденой, а теперь и февр Стит остался за Дверью.
— Кое-что было настоящим. И плевать на имена, — тихо сказала я и коснулась его лица. Черных рисунков. Ощутила кончиками пальцев их холод. Словно тепло живой кожи соседствовало с замерзшим камнем.
Кристиан втягивает воздух. И в нем словно что-то ломается — резко, отчаянно. И холодные губы накрывают мои. Жадно. С таким лютым голодом, что подкосились колени. Я не знала таких поцелуев. Беспощадных, ненасытных… Словно, все что в нем осталось — это желание, способное разорвать и уничтожить нас обоих.
Тьма вокруг смыкается бархатной ловушкой неизбежности.
И в этой тьме все становится слишком острым. Прерывистое дыхание, влажность рта и языка, горячие ладони, скользящие по моей шее и затылку — сильно, с нажимом. Слегка влажные от растаявшего снега волосы. Твердое тело, вжимающее меня в стену с лихорадочной, одержимой горячностью. Выпуклые вены над браслетами Криса, там, где закатаны рукава рубашки. Поцарапанные ладони. Я цепляюсь за эти руки и сама не понимаю, что делаю — сдерживаю или умоляю о большем… Поцелуи — неистовые, горячие, почти болезненные. Безумие, накрывающее с головой…
С моей рубашки разлетаются пуговицы, когда Кристиан ее дергает. Он подтягивает меня выше, вдавливает лопатками в стену, прижимается губами к шее и короткими рывками опускается ниже. Каждое прикосновение его рта жалит и обжигает. От каждого останутся следы… Я и правда не знала Криса таким. Словно внутри сдержанного февра рухнули какие-то заслоны, исчезли запреты…
И это немного страшно.
Подхватив меня, Кристиан развернулся, одной рукой смел все со стола, прижал меня к крышке. Обхватил затылок и снова поцеловал. Глубоко. Сильно.
Сжал пряди волос и рывком вклинился между моих ног. Холодный ветер из окна лизнул мою обнаженную и разгоряченную кожу. Глаза Кристиана сейчас кажутся темными омутами, никаких звезд…
Браслет на руке февра тихо зашипел, словно латунные застежки закипели. Я даже не поняла, что произошло, лишь увидела, как две кожаные полосы упали на пол. И в то же мгновение тьма взорвалась злым водоворотом.
Кристиан отшатнулся, а я прижала ладонь ко рту. Губы саднило, словно их натерли камнем. Тьма разлетелась тенями и собралась в изломанные фигуры, кружащие рядом с Кристианом. Они рванули ко мне — все одновременно, и февр зарычал, удерживая живую тьму на поводках.
— Уходи. Уйди, я сказал! — рявкнул он мне.
Скатившись со стола, я рванула в соседнюю комнату и захлопнула дверь. Перед глазами плыло, сердце стучало так яростно, словно пыталось пробить грудную клетку. Схватив со стола нож для фруктов, я обернулась к двери.
Некоторое время я напряженно вслушивалась в тишину кабинета, а когда осмелилась снова распахнуть дверь, поняла, что он пуст.
Кристиан ушел.
Киар Аскелан внимательно осмотрелся, потом закрыл глаза и некоторое время стоял, вслушиваясь в звуки. Шуршание ветра, скрип сосен. На пустоши за Вестхольдом никого не было.
Киар скинул на снег лисью шубу, оставшись лишь в синем мундире Двериндариума. Потянувшись всем телом, постоял, впитывая в себя холод и сияние луны. Зима набрала силу, проморозив землю и замедлив древесные соки. Север стал ближе, а рубиновая кровь — горячее. На миг Киар пожалел, что рядом нет Рейны. Кровь сестры усиливала Аскелана.
Многие жители Империи почему-то считали, что бесцветные лорды Колючего Архипелага не чувствуют холода. Но это было заблуждением. Киар ощущал, как зимний мороз кусает его кожу и забирается в жилы. Но он умел с ним договариваться и приветствовал как друга, а не как врага.
Постояв ещё немного, лорд размял шею. И принялся за дело.
Он нагреб кучу снега и слепил вытянутое тело, четыре лапы, хвост и морду. Закончив, Киар поднялся и внимательно осмотрел то, что у него получилось. Снежная фигура мало напоминала волчью, но полное сходство было и не нужно. Главное — впереди.
Снова опустившись на корточки, лорд Колючего Архипелага разрезал ладонь и кровью вывел алые глаза волка и звериный оскал. А затем снял с руки массивный перстень и вдавил в снежную морду — как раз посередине волчьего лба.
— Алое на белом, мертвое на алом, силой Вьюги зову! Силой крови и снега приказываю! Отзовись! — забормотал Киар, разбрызгивая по снежной фигуре свою кровь.
Уродливая фигура вдруг шевельнулась. Плохо слепленные снежные конечности выпрямились, и волк встал на ноги. Встряхнулся, сбрасывая с серебристой шерсти капли крови и ледяную крошку. Миг — и вместо гротескной фигуры на пустоши оскалился живой белый волк с яркими кровавыми глазами и перстнем посреди лба. Его голову венчала железная корона с тремя рубинами в центре.
Киар одним движением опустился на колено и склонил голову.
— Ваше Величество, — выдохнул он.
Волк некоторое время не двигался. Его кровавый взгляд осмотрел пустошь и затянутые дымкой снега стены Вестхольда и лишь после переместился на застывшего коленопреклонённого лорда. Из открытой пасти донесся приглушенный расстоянием голос:
— Киар, наконец-то. Вьюга сберегла тебя. Я рад.
— Хвала Вьюге, Ваше Величество, — Киар не поднимал головы, приветствуя того, кто на далеком Севере мог говорить с ним через снежного голема.
— Посмотри на меня.
Киар рывком поднял голову, встречая алый волчий взгляд.
— Ты не ранен? — поинтересовался король Колючего Архипелага. В его голосе не было эмоций, но даже сам вопрос дорогого стоил.
— Со мной все в порядке, благодарю, Ваше Величество. С Рейной тоже.
Волк остался безучастным к здоровью сестры Киара.
— Ледяной Круг будет счастлив услышать столь прекрасные новости, Киар. Но ты использовал мертвый артефакт, — в глухом голосе едва уловимо проскользнула озабоченность. — Это запрещено законом Двериндариума. Верховный февр может…
— Верховный февр мертв, — глухо произнес бесцветный. — Как и весь Малый Совет — за исключением леди Куартис.
— Вот как, — после короткой паузы продолжил волк. Эмоций в голосе короля по обыкновению не было. — Какая потеря для Империи. Мы не могли поверить, что Двериндариум действительно захвачен. Однако… Расскажи, что произошло.
Киар сухо и без подробностей поведал все, что знал. Вот только упоминать о Вивьен он почему-то не стал…
— Ржавый Король? — легкое недоумение в бесстрастном голосе. — Кто он такой?
— Пособник ренегатов. Негодяй и наглец!
Серебристый волк оскалился, его глаза влажно блеснули.
— Я слышу в твоих словах чувства, Киар. Это ненависть?
Бесцветный замер, коря себя за проявленную слабость. Выказать чувства для лорда Колючего архипелага — дурной тон. Проявить их в присутствии короля — непростительная глупость.
Но волк повел мордой, словно понимая и разделяя эмоции одного из своих наследников.
— Пожалуй, я соглашусь с тобой, Киар. То, что сделал этот мальчишка — невиданная наглость. Но в и смелости ему не откажешь. Степень его опасности?
— Низкая. Он захватил Двериндариум за счет силы чудовищ и неожиданности. Но парень не сможет его удержать. У него нет ни тактики, ни стратегии. У него есть… слабости.
— Как и у всех. Как и у тебя, — кровавые глаза волка мигнули. — Твоя сестра. Не так ли? К тому же на острове находятся другие люди, которых ренегаты могут использовать словно живой щит, — мгновенно оценил обстановку король и магистр военных искусств Севера. — Твоя позиция?
— Выжидать.
— Разумно, — кровавые глаза волка потускнели — время заканчивалось. — На большой земле уже стоят наши войска, Киар. Мы ищем способ попасть в Двериндариум. Имперские легионы заняли весь берег. Главная опасность — это Взморье и зеркальные лучевые установки на сторожевых башнях. Если ты найдешь способ их отключить…
Продолжать король не стал.
Киар склонил голову, показывая, что понял.
— Есть еще кое-что, Ваше Величество, — бесцветный помедлил и нахмурился, тщательно взвешивая свои ощущения и наблюдения.
Король Севера молчал и не двигался, лишь поблескивали кровавые глаза и рубины в короне.
— Я думаю, равновесие нарушено.
Волк ощерился и тихо зарычал. И это говорило о волнении короля.
— Думаешь? — рявкнул он громче, чем было нужно.
— Уверен, — на этот раз голос Киара прозвучал твердо. — Тот, кто именует себя Ржавчиной — не понимает, чем является Дверь. Глупый, необразованный наглец! Он нарушил главный закон Двери. Провел легион существ за короткий промежуток времени. И у многих были при себе части Мертвомира. Бусины, ткань, камни, железо… слишком большой поток! Они нарушили равновесие. Я вижу признаки, Ваше Величество. Мертвомир слишком близко. В теории это приведет к изменению или исчезновению всех Даров.
Серебристый волк снова зарычал. Мотнул головой.
— В Великой Северной Пустоши родился горячий источник, от которого тает ледник, — глухо, словно через силу произнес король севера. — Мы обеспокоены. Ты прав, Киар, происходят тревожные изменения. Это необходимо остановить!
Бесцветный кивнул, показывая, что понимает опасность. Но потом в упор глянул на серебристого волка.
— Думаю, мне понадобится сила рубиновой короны, Ваше Величество. И право на ее использование.
Волк сверкнул глазами и оскалился.
— Ты просишь о многом.
— Не больше, чем необходимо, — властно ответил Киар. — Вы знаете, что стоит на кону.
Волк щелкнул зубами.
Двериндариум. Кто владеет им, тот владеет Империей.
И это понимали оба собеседника. Король смотрел внимательно. Киар Аскелан был не первым в списке претендентов на престол севера. К тому же он был «разделенным» — так называли тех, кто разделил свою силу и кровь с близнецом. Киару не повезло поделиться ими с сестрой.
Но новое положение дел могло все изменить. Кардинально.
— Север будет с тобой, Киар. И сила короны — тоже. Делай то, что должен.
— Благодарю, Ваше Величество, — отозвался Киар.
И рухнул на оба колена, когда его лоб сдавил обод. Три рубина, некогда вынесенные из Мертвомира и меняющие всех наследников рода, вспыхнули на голове бесцветного алым огнем. Кровавыми камнями завладел первый король севера, а лучшие двери-асы Архипелага вставили их в железную оправу. И сейчас Киару казалось, что венец слишком тяжел для него, что он не выдержит, а голова треснет, как переспелая ягода. Его жилы раскалились жаром, тело пронзила острая боль.
Надеть рубиновую корону и направить силу артефакта мог лишь наследник короля, потому север всегда был обособлен от остальной Империи.
Стиснув зубы и не позволив себе ни малейшего стона, Киар встал с колен. Невыносимое давление обода уменьшилось, а потом и вовсе исчезло. Как и сама корона. Она стала невидимой, но лорд все ещё ощущал ее тяжесть на своей голове.
Серебристый волк кивнул.
— Вьюга согреет и направит тебя.
— Да будет она милостива, — отозвался бесцветный.
Но зверь уже рассыпался, оставив после себя лишь кучу грязного снега.
…От буйства красок кружилась голова. Я шла по прекрасному саду, наполненному цветущими растениями, которым не знала названия. Куда ни посмотри — повсюду цветы, листья, стебли… я опустила взгляд на узкую дорожку под ногами и мимолётно удивилась, что стою на ней босиком. Но холода не ощущала. Напротив! Мягкое тепло окутывало тело, одетое в тонкую светлую накидку.
Мягко ступая, я двинулась дальше. Легкая серебристая дымка окутывала сад. Я коснулась крупного цветка, склонившегося над дорожкой. Пальцы ощутили плотность и прохладу лепестков, каплю росы на живом бархате. Улыбнувшись, двинулась дальше.
И вдруг поняла, что нахожусь не в саду. Это был город. Ρастения расступились, и я вышла на каменную террасу с резными перилами. Осторожно положила ладони на гладкое, полированное дерево. Посмотрела вниз. И замерла, пораженная открывшимся видом. Тысячи золотистых шпилей, красивые здания с карминовыми крышами, сияющие купола и зависшие в воздухе каскады висячих садов, мощеные белым камнем улочки и множество, множество арок…
Самый прекрасный и невероятный город, который только можно вообразить.
В глубине моего сознания шевельнулось сомнение. Где я? Неужели каким-то странным образом я оказалась в Ρутриеме — столице Империи? Но… что-то подсказывало, что сейчас, в разгар зимы, даже в Ρутриеме нет таких садов. И таких шпилей, крыш, хрустальных витражей, бесчисленных каскадных ярусов, взбирающихся под облака — тоже нет.
Этот город был слишком похож на сказку о потерянном мире вечного блаженства и немыслимых чудес.
Внутри меня снова заворочалось сомнение, и город подернулся серебристой дымкой. Словно пробуждающийся во мне страх набрасывал на видение шифоновый шлейф.
Я прищурилась, вглядываясь в переплетение улочек и окна домов. Кто живет в таком прекрасном городе? Кто любуется на эти цветы и здания? Почему-то до дрожи хотелось увидеть жителей…
Рассветное солнце отражалось в бесчисленных витражах и золотило проспекты. Мягко расплескивало драгоценные брызги света, плясало лучами на блестящих арках. На миг солнце исчезло — его заслонила тень. Я подняла голову. Прямо на меня наползало облако. Оно было совсем близко. Еще миг — и облако пройдет сквозь меня, этот город, эти шпили и эти сады, оставляя на упругих бутонах капли влаги. И поплывет дальше, потому что для этого города облака — обычное дело…
Ведь все эти здания, арки и шпили находились не на земле. Они зависли в небе! Словно огромный блин, на котором располагался город, просто взяли и подвесили в облаках!
Я ахнула в серебристом видении и…
…проснулась. Открыла глаза и некоторое время бессмысленно таращилась в потолок. Самый обыкновенный такой потолок, с паутиной в углу и парочкой трещин! Невероятный город мне просто приснился. Или?…
Меня кольнуло воспоминание, то, которое показал в оранжерее Ржавчина. Арки, мосты, разбитые здания… Город из сна! Только сейчас он лежит в руинах! В оранжерее мне показалось, что в этом месте было что-то неправильное, а теперь я знала, что именно! Город был построен не на земле. Когда-то он висел в небе! И в воспоминаниях Ржавчины он выглядел так, словно рухнул с высоты!
«Это Криаполис, — вспомнила я слова Ринга. — Один из Парящих Городов…»
Ахнув, я повернула голову и… взвизгнула. Прямо у моего лица находилась оскаленная морда чудовища. Клыки влажно поблескивали, черные ноздри тревожно сопели, втягивая воздух возле моей шеи.
В одно мгновение меня сдуло с постели. Перекатившись на другую сторону, я схватила с комода тяжелую лампу.
От моего вскрика морда стала обиженной, и Ржавчина — конечно, это был он — рыкнул. Пока я спала, он сидел на полу возле моей кровати, положив голову на покрывало.
Моргнув, я поставила лампу на место и выдохнула.
— Божественный Привратник и все святые! Ржавчина! — воскликнула я, прижав ладонь к заполошно колотящемуся сердцу. — Ты меня ужасно напугал! Какого склирза ты на меня таращился?
Эфрим глухо заворчал и выпрямился.
Я потерла лицо, пытаясь отойти от странного сна и вернуться в реальность. И тут все вспомнила. Темный кабинет, распахнутое окно. Кристиан…
Когда он ушел, меня начала колотить дрожь — то ли от холода, то ли от пережитого. И почти час я провела, сидя в ванной. Вот только вода текла едва теплая, так что согреться мне, к сожалению, не удалось. Дрожа, я выбралась из чугунной ванны на когтистых ножках и посмотрела на себя в зеркало.
Из отражения глянула тонкая и дрожащая девушка с бездной в глазах и красными пятнами на груди и ключицах. Я коснулась кончиками пальцев этих отметин. Следы его злых поцелуев… Я все ещё ощущала его прикосновения. Его силу и желание.
Отвернувшись от зеркала, вытерлась и торопливо натянула фланелевую длиннополую сорочку с ворохом желтых кружев у горла. Ночное одеяние было огромным и несуразным, оно наверняка принадлежало кому-то, кто был раз в пять больше меня. Зато сорочка отменно согревала!
Ρжавчина так и не явился, но ночью я этому лишь порадовалась. Уснула лишь под утро, так и лежала, глядя в темный квадрат незашторенного окна.
А потом — город во сне и такое вот пробуждение!
Ржавчина снова рыкнул. Обиженно!
— Да я чуть не поседела от ужаса! — буркнула я в ответ и снова потерла лицо. Посмотрела на эфрима, вздохнула и протянула ему ладонь.
Чудовище нервно ее обнюхало, снова рыкнуло. Но прикусило осторожно, даже нежно. Слизнув кровь, Ржавчина отступил назад. Я отвернулась, когда посреди комнаты оказался не зверь, а обнаженный парень.
— Где ты ночевал? — осторожно спросила я.
— Еще скажи, что беспокоилась, — усмехнулся мой друг.
— Но я и правда беспокоилась.
Ржавчина мотнул головой, отметая мои слова. Выудил из вороха тканей, сваленных в углу, подходящий кусок, обернул его вокруг бедер. Пристегнул к ноге ножны и — к моему удивлению — обулся. А потом молча ушел.
Я посмотрела на захлопнувшуюся дверь, вздохнула и отправилась умываться.
Когда я покинула комнаты, в коридоре привычно подпирал стену Киар. Сегодня он показался как никогда отстранённым, лишь алые глаза на бледном лице блестели особенно ярко. Словно в них жила вся сила рубиновой крови Колючего Архипелага. Хотя, возможно, дело было в красном рассветном солнце, расплескивающем свои лучи сквозь стекло.
Из кухни плыли упоительные запахи сладкого теста, и я вдруг ощутила, сколь сильно проголодалась. В теплом помещении у плит вертелись девушки. Китти, Мелания, Янта и две новые кухарки. Обе в серых платьях и белых передниках, с заплетенными косичками и… босые.
Я моргнула, узнав сестер-агроморфов, которых напоила своей кровью за спасение альбатроса.
— Прекрасное утро! — вежливо сказала я, присаживаясь за стол.
Китти улыбнулась и указала на молчащих девушек.
— Это Мира и Мая, они пока не говорят. Но умеют печь восхитительные ватрушки с изюмом и повидлом! Попробуешь?
Я истово закивала, и на столе передо мной тут же появилось блюдо с горой выпечки и огромная кружка, исходящая ароматным паром. Одна из девушек — я пока не поняла, кто из них Мира, а кто Мая — смущенно улыбнулась и снова убежала к плите. Я сунула в рот ватрушку и зажмурилась от удовольствия. Давно я не ела такой потрясающей сдобы! Киар молча пил кофе, не притрагиваясь к булочкам.
— А я сегодня видела потрясающий сон! — с набитым ртом сообщила я.
— Дай угадаю! — повернулась ко мне Янта и лукаво подмигнула улыбающимся девушкам. — Ты гуляла по удивительному городу?
Китти тихо рассмеялась и добавила:
— И трогала чудесные яркие цветы?
— И таращилась на все эти шпили и хрустальные мосты? — подняла брови Янта.
— Серебряные! — поправила Китти.
— Хрустальные! — не согласилась Янта.
— Мне кажется, это было стекло, — вдруг произнес Киар.
Я подавилась ватрушкой, и лорд любезно похлопал меня по спине.
— Откуда вы знаете? — вытаращилась я, когда смогла откашляться.
— Мы тоже видели этот сон, Вивьен, — неожиданно громко сказала Мелания. — Похоже, он приснился всему Двериндариуму! Один и тот же сон. Один и тот же город Мертвомира. Мы все его видели. И не спрашивай, как это возможно. Мы не знаем.
Послушница развела руками и указала на мою кружку.
— Налить тебе еще чая?
Я молча кивнула, пораженная и любезностью Мелании, и одним на всех сном. Дверь открылась, и в кухню ввалились два парня — Мор и Фыр. Оба лохматые, но одетые в простые штаны, рубашки и безрукавки. Правда, ноги у обоих остались босые. Похоже, у измененных какая-то особая нелюбовь к обувке!
— Мор! Ты исцелился. Я так рада тебя видеть!
Мой старый приятель рассмеялся, когда я бросилась его обнимать. Девушки завертелись рядом, Китти покраснела и залепетала что-то о сгоревшей каше. Фыр неприкаянно топтался рядом, смотрел исподлобья и скалился, но Мор несильно стукнул его по загривку и указал на скамью. Мор пока тоже почти не говорил. Вытащив бумажку и огрызок грифеля, он нацарапал несколько слов. Продравшись сквозь кучу ошибок, я разобрала, что леди Куартис отпустила парней лишь на час, но велела измененным беречь горло и не болтать понапрасну. «Эта леди злее десятка склирзов!» — мой приютский друг округлил глаза и насмешливо фыркнул.
Также через эти жутко безграмотные записки мы выяснили, что и парням сегодня снился город в цветах.
— Фыр! — тихо сказал Фыр и ткнул пальцем в потолок. — И… фы-ы-ыр!
Мол, город был в небе. А потом упал.
Я кивнула.
Не успели мы допить чай, как дверь снова распахнулась, впуская нечто воздушно-розовое с сиреневыми всполохами и блеском бесчисленных украшений.
Мор открыл рот, словно ребенок, увидевший чудо. Фыр вытаращил глаза. Девчонки застыли, забыв о кипящих кастрюлях. Один Киар глянул равнодушно и продолжил невозмутимо пить свой кофе.
— Ну и что вы застыли. Хоть кто-нибудь в этой дыре подаст мне чай с липовым медом? Нет, это все совершенно невыносимо! — капризно произнесла Ливентия, осматривая живые статуи, в которые превратились люди. Поправила тщательно завитый локон, выбившийся из-под золотой сеточки, и поплыла к столу — в сиянии драгоценностей и пене кружев.
Я спрятала улыбку за чашкой чая. Ливентия осталась верна себе и явилась сюда словно королева, соизволившая навестить своих подданных!
Грациозно опустившись на скамью, красавица расправила складки розового шелка и осмотрела нас надменным взглядом. В глубине темных глаз плескалось удовольствие, Ливентия явно наслаждалась произведенным эффектом.
— Кто… это? — громким шепотом спросил Мор. Кажется, блеск драгоценностей и яркая красота девушки его заворожили.
— Госпожа Ливентия-Каприс Осхар, — южанка томно глянула из-под ресниц, и бедняга Мор едва не лишился чувств.
Я закрылась кружкой, пытаясь не рассмеяться.
— Похоже, ты собралась на бал, о котором нас забыли предупредить, — сухо произнесла Мелания.
Южанка окинула послушницу в ее простом коричневом платье презрительным взглядом.
— Девушке не стоит забывать о своей внешности ни при каких обстоятельствах, дорогая Мелания. Если попросишь, я дам тебе пару уроков, чтобы хоть немного оживить твое невыразительное лицо. Ах. Боюсь, тебе это не поможет…
Фыр вдруг зарычал. Совершенно по-звериному. Пригнул голову, оскалился… Янта ойкнула и выронила тарелку с кашей.
— Прекратить! — холодный голос Киара ударил плетью, и все послушно замерли. Лорд окинул нас взглядом, от которого захотелось втянуть голову в плечи и спрятаться под столом. — Ливентия, довольно.
Красавица вспыхнула, закусила губу, но потом кивнула.
— Подумаешь… — капризно пробормотала она и мечтательно улыбнулась. — A я сегодня видела такой невероятный сон. Вы не представляете, что мне приснилось…
— Дай угада-а-даю… — ехидно протянула Янта.
Грянувший смех заставил Ливентию осечься. Она переводила изумленный взгляд с одного смеющегося лица на другое и ничего не понимала! А мы хохотали, как ненормальные, обрадовавшись неожиданной возможности повеселиться. Мор даже прихрюкнул от смеха, смутился и едва не свалился с лавки. Китти тихонько всхлипывала и вытирала глаза уголком передника, сестры Мая и Мира приплясывали на месте.
Ливентия ничего не понимала, но была готова взорваться.
Я улыбалась, чувствуя, как оттаивает заиндевевшее сердце. Было так радостно видеть их всех — Мора и Китти, Киара и даже Ливентию. Видеть вот такими — смеющимися и подшучивающими друг над другом. И пусть это лишь короткая передышка в череде тревог, нам всем она так необходима.
Янта поставила перед южанкой кружку с чаем и милостиво объяснила причину нашего веселья. А рядом со мной тихо опустилась Мелания. Я перестала улыбаться, не зная, чего ждать от бывшей подруги.
— Вивьен, — Мелания побледнела, стиснула в ладонях передник. — Я… хотела поговорить с тобой.
Я молча кивнула, показывая, что слушаю.
— Китти многое рассказала, — девушка нахмурилась. — Я не знала… не понимала… — Она выдохнула и посмотрела твердо. — Я не считаю тебя виноватой. Возможно… На твоем месте я могла поступить так же. Я должна была тебя выслушать. Должна была! Но я струсила, Вивьен. Оказывается, я ужасная трусиха. Янта жива только благодаря тебе. А я… я просто глупая послушница, неспособная увидеть дальше собственного носа! Ливентия была права, когда называла меня никчемной курицей. Мне ужасно стыдно. Ты меня… презираешь?
Мелания снова скомкала свой фартук, на ее лице залегли некрасивые пятна. Я покачала головой. Я лучше всех знаю, что все мы лишь люди. А люди совершают ошибки.
Девушка качнулась ко мне, словно хотела обнять, но не решилась и, вскочив, бросилась к плите, пытаясь найти успокоение среди кастрюль и котелков.
И тут дверь снова открылась, и в кухню вошел светловолосый парень. На нем был черный мундир, высокие сапоги, плащ, подбитый белым мехом, и ножны с идарами. Итан — Айрон.
Он окинул помещение внимательным взглядом и улыбнулся.
— Вот вы где. Приятно увидеть старых друзей, — сказал он. И посмотрел на белую до синевы Меланию. — Может, угостите чашкой чая?
Повисшую напряженную тишину разорвал стук вывалившейся из рук Мелании чашки. Чай выплеснулся на деревянный пол, чашка прокатилась и замерла, воткнувшись ручкой в щель между досками. И даже не разбилась!
— Ты! — выдохнула послушница.
Но ее перебила Ливентия. Южанка подалась вперед и рявкнула:
— Мы тебе не друзья, проклятый ренегат. Да как у тебя совести хватило сюда явиться? Ты пожалеешь об этом. Я велю тебе…
Я наступила Ливентии на ногу. А если учесть, что на мне были сапоги, а на красавице южанке — атласные туфли, неудивительно, что Ливентия подпрыгнула и осеклась. Я посмотрела ей в глаза, безмолвно приказывая прикусить свой длинный язык. Дар девушки — это тайна, которая может помочь в будущем. Не стоит выкладывать ее Айрону при первой же встрече!
— Я тоже рад тебя видеть, Ливентия, — с усмешкой произнес незваный гость.
Несмотря на показное нахальство и дорогую одежду, которая явно ему не принадлежала, выглядел парень неважно. Он был бледный и какой-то осунувшийся. Айрон потянул носом в сторону блюда с выпечкой — словно бродячий пес. Губы лже-Итана изгибались в саркастической усмешке, говорящей, что плевать ему и на нас и на наше мнение, но глаза блестели тревожно и немного тоскливо.
Видимо, в дозорной башне, где он проводил время после битвы за Двериндариум, было не так уж и весело.
Ливентия вскочила, сжимая кулаки. Мор и Фыр тоже поднялись, не понимая, что происходит, но встревоженные. Янта прикусила губу и попыталась положить руку на плечо Мелании, но та сбросила ее ладонь с неожиданным гневом и шагнула ближе к парню.
— Убирайся отсюда. Слышишь? Пошел вон! — выдохнула она.
— Не такая уж и трусиха, — тихо пробормотала я.
— Уходи! — выкрикнула робкая послушница.
— Или что, Мелания? — взгляд Айрона оторвался от сдобы и вцепился в девушку. На миг в его глазах мелькнуло что-то иное — грустная нежность, но так же быстро исчезла. Он снова усмехнулся. — Неужели целительница сумеет ударить? Может, ты даже готова воткнуть в меня вон тот кухонный нож?
— Она не сможет, но это вполне могу сделать я. — Киар оказался рядом с Айроном одним гибким и плавным движением. Кончик светлого клинка уперся в грудь парня. — И с большим удовольствием, кстати.
Мелания выдохнула тихое «нет», и Айрон рассмеялся. На острие, продавливающее его мундир, он не посмотрел, сосредоточившись на алых глазах бесцветного. И бросил сухо:
— Можешь меня прирезать, Аскелан, но это уже ничего не изменит. Только смертей станет еще больше. И первой будет твоя сестра. Но эти жертвы тебе ничем не помогут, они будут напрасными.
Он качнул головой, глядя почему-то не на северянина с оружием, а на Меланию. Киар лишь сильнее вжал острие в грудь Айрона. Кончик уже продырявил жёсткую ткань мундира.
— Как и когда на остров прибудет Приор? Отвечай!
Итан помрачнел, и в его глазах мелькнула тревога.
— Я не знаю. Можете меня пытать, я все равно ничего не расскажу. Я выполнил свое предназначение, но не знаю, что будет дальше. Могу лишь сказать, что начались изменения, которые невозможно остановить.
Вскочившая Ливентия нахмурилась.
— О чем ты говоришь? Киар, о чем это он?
Айрон хмыкнул, а Киар к нашему удивлению убрал оружие. Ρенегат лишь понимающе кивнул.
— Лорд понимает, о чем я, не так ли, Аскелан? Все же образование, полученное в Ледяной Цитадели, считается лучшим в Империи. Киар знает, что равновесие было нарушено. Маховик начал движение.
— Равновесие? — Ливентия сморщила идеально гладкий лоб. И медленно, словно вспоминая давно забытый урок, протянула: — Главный закон существования и стабильного функционирования Двери — это соблюдение возможного предела существ, проходящих сквозь нее за одну частицу времени.
Южанка оглянулась, словно не верила, что произнесла это.
— Иногда ты меня поражаешь, Ливентия, — хмыкнул Айрон. — Когда обнаруживается, что под красивым фасадом скрываются еще и зачатки разума. Удивительное открытие!
— Ах ты гад! — южанка снова сжала кулаки, но остановилась. — Предел нарушен. И что это значит, ренегат? Отвечай!
— Лишь то, что уже свершилось, — неожиданно серьезно сказал Айрон. — Изменения. Вы ведь видели сегодня сон, не так ли? Это начало. Сон- воспоминание о давно утраченном прошлом.
Мы неохотно кивнули. Соглашаться в чем-либо с Айроном ужасно не хотелось.
— Я могу рассказать вам больше, — миролюбиво продолжил ренегат. — О Мертвомире. И о ренегатах. Вы ведь все умираете от любопытства, верно? Конечно, расскажу не просто так, а получив взамен чашку чая и несколько булочек. Чай я предпочитаю с вишневым вареньем. Но об этом ты и так знаешь, правда, Мелания?
Послушница неожиданно покраснела, словно парень упомянул нечто неприличное. A отступник уселся на лавку, правда, поглядывая на нас с легкой тревогой.
Ливентия рассерженно оглянулась.
— Вы что же, позволите ему тут сидеть и пить чай?!
Мелания смотрела в пол. Измененные вообще ничего не понимали. Парни просто переводили взгляды с одного лица на другого, Фыр тихо порыкивал. Сестры Мая и Мира и вовсе сбежали. Китти хмурилась, а Янта нервно стучала ложкой по краю стола.
Я вздохнула и села на свое место.
— Раз убивать Айрона никто не собирается, мы можем его выслушать. Мне действительно интересно узнать про Орден Проклятых.
Лже-Итан улыбнулся мне с благодарностью и потянулся к блюду с выпечкой. Янта пробормотала ругательство и поставила перед парнем чашку. Чай в ней был едва теплый и почти бесцветный. Вряд ли вкусный. Но Айрон не стал возражать и с жадностью сделал глоток.
— Проклятыми нас назвали февры, — жадно глотая куски горячего теста, произнес он. — А мы зовем себя Орден Истинной Крови. Мы прямые потомки чародеев, когда-то живших в Мертвомире.
Китти поперхнулась чаем. Остальные вытаращились на невозмутимо жующего Айрона.
— Неужели вы никогда не задумывались, почему мусор Мертвомира становится Даром? Или артефактом, если не сольется с человеком, — продолжил ренегат. — В Империи нет ничего ценнее мертвых артефактов, все это знают. Их обладатели передают такие вещи из поколения в поколение. Потому что каждый предмет обладает уникальными свойствами. Самые известные мертвые артефакты находятся в сокровищнице императорского дворца, и об их свойствах остается только догадываться. Но вы наверняка слышали про императорский жезл из цельного куска бронзы и мантию, вышитую белой нитью. Говорят, они даруют правителю безусловную защиту. Мантию невозможно пробить никаким оружием, она защищает, словно волшебная броня. A жезл светится, стоит кому-то рядом с правителем задумать недоброе. В серебряной кадильнице, которая висит под куполом главного храма Рутриема, уже пять веков пылает неугасимый огонь. Его невозможно потушить — ни водой, ни лютыми морозами, ни ветром. Он горит в ней всегда. А кубок, которым владеют правители Предгорья, ежедневно наполняется родниковой водой, что бодрит и молодит тело. Судостроитель Клаус Брус, тот самый, что построил самый большой корабль в Грязном море, владеет синим камнем по имени «Вздох». Как вы понимаете, он позволяет человеку дышать под водой. Самый известный изобретатель Анвест Бирк, по слухам, каждую ночь видит волшебные сны. Их посылает ему глиняная чашка, из которой он пьет свой вечерний чай. И лишь благодаря этим снам господин Бирк придумал Погодную Башню, Имперский Экспресс и книгу, которая сама себя читает! A еще есть лира со струнами, на звук которой слетаются птицы. Есть арбалеты со стрелами, которые сами возвращаются к хозяину, и кинжал, отсекающий воспоминания. Есть часы, что показывают, сколько лет жизни отпущено человеку, исцеляющий пергамент и железный ключ, открывающий любой замок. Есть артефакты целебные и разящие насмерть. Загадочные и пугающие, но все невероятно ценные. Это волшебные предметы, которые стоят дороже золота и даже человеческой жизни. А все потому, что впитали в себя чародейскую силу Мертвомира.
Айрон обвел взглядом наши напряженные лица.
— Мертвый мир некогда носил название Нев-Ард. Парящие города… А Орден Истинной Крови основали те немногие, кто выжил после крушения этого мира. Мертвые артефакты и живая кровь — вот единственное, что имеет значение.
Некоторое время в кухне висела тишина. А потом Китти дернула худеньким плечиком.
— Хочешь сказать, что все ренегаты — потомки жителей Мертвомира?
— Не все, конечно, — Айрон с намеком заглянул в свою пустую чашку. — Лишь основатели и их потомки. Но они сумели сохранить древние знания об этом мире. Правду, которую тщательно скрывают имперцы. Вас ведь учили, что Мертвомир погиб задолго до того, как открылась Дверь. Но это не так. Это ложь.
— A что правда? — тихо произнесла Мелания.
Ренегат подвинул к ней чашку.
— Нев-Ард погиб не раньше и не позже. Он погиб потому что. Потому что открылась Дверь. И Парящие Города рухнули с небес на землю.
Остаток дня в моей голове все звучали слова Айрона. Узнать у ренегата больше ничего не удалось, он заявил, что мы слишком много хотим за чашку мутного чая. Но если Мелания предложит ему еще что-нибудь вкусное…
Мелания предложила и даже осуществила. Вылила на голову лже-Итана ведро с отходами. Просто подошла и перевернула на его темечко! И пока ренегат ошалело моргал и стирал с лица вонючие потоки, Мелания пригвоздила:
— Вот тебе вкусненькое! Как захочешь добавки — обращайся!
Янта прыснула в кулак, а Ливентия откровенно расхохоталась, по-новому взглянув на скромную послушницу. Айрон вскочил, схватил Меланию за руку и потащил в сторону чулана. Мы проводили взглядами мокрого и злого парня и краснеющую послушницу.
— Как вы думаете, Меланию уже надо спасать? — неуверенно произнесла Китти, косясь на закрытую дверь чулана, из-за которой доносились злые голоса.
— Ну не убьет же он ее, — пожала плечами Ливентия, вытащила из корзины яблоко и ушла, не прощаясь. Оставив на столе свою грязную посуду.
Я молча вымыла все тарелки и отправилась проведать альбатроса. Когда уходила, голоса в чулане звучали все тише.
Над Двериндариумом висели тяжелые тучи, изредка пробиваемые копьями солнечных лучей. Взморье неторопливо катило тяжелые волны. На улице было тихо. Ни пения птиц, ни ржания лошадей, ни голосов. Как я успела понять, чудовища не любили снег и предпочитали без надобности не выходить за улицу. Ржавчина говорил, что в Мертвомире значительно теплее, да я и сама это видела.
Раненая птица лежала с закрытыми глазами, все так же распластав крылья. Оставленные кусочки мяса она не тронула, зато выпила почти всю воду. Я снова обработала ожоги мазями и решила все же заглянуть к леди Куартис — посоветоваться. Но леди оказалась в дурном настроении, потому что ночью в ее лечебное крыло притащили несколько бесхов и хриавов, которые устроили потасовку, разнесли несколько комнат, подрали друг другу шкуры и поломали рога.
— Я понятия не имею, как их лечить! — возмущалась целительница. — Они лишь рычат и скулят! И как это понимать? Да еще и часы. Вы видели? В Вестхольде все часы идут задом наперед. Все! Я что же, должна определять время по солнцу? Что ты говоришь? Какая птица? Во имя Божественного Привратника! Вивьен! Вы решили свести меня с ума?
Я сбежала, не дослушав.
Хронометры замка и правда вели себя странно. Некоторые остановились, в других стрелки поползли в обратную сторону. Объяснить это загадочное явление никто не смог. А мы с Киаром лишь переглянулись. Изменения начались — сказал Айрон. И это неизбежность.
Я не придумала ничего лучше, чем попытаться от нее сбежать. То есть отправиться на пробежку. Киар, словно безмолвная тень, держался рядом. Но бег тем и хорош, что во время него можно не говорить. Можно лишь считать вдохи и выдохи да смотреть, как раскатывается под ногами дорога. Поначалу у меня получалось плохо, казалось — за короткое время я успела забыть, как надо бежать. Тело сопротивлялось, ускоряло ток крови и сердцебиение, делало ноги ватными. Но я лишь считала шаги. Шаг-шаг-шаг… Вдох-вдох-вдох…
И наступил момент, когда ритм сердца стал ровным, а тело сильным. В такие моменты мне всегда кажется, что за спиной вырастают крылья и я не бегу, а почти лечу, едва касаясь земли.
И что особенно важно — в такие моменты сознание отчищается, а мысли приобретают ясность.
Выдох-выдох-выдох…
Перед моим внутренним взором вставали друзья и враги. Они так перемешались, что стало трудно отличить одних от других. Кристиан и Ржавчина, Киар и Айрон, Китти, Мор, Ливентия и февры, запертые в гарнизоне… У каждого своя правда и свой путь. Своя сторона.
И лишь я стою посередине, между феврами и ренегатами, не в силах примкнуть ни к тем, ни к другим.
Шаги отбивали ритм:
Я сжала зубы и ускорила бег. Мимо проносились дома с темными окнами, Двериндариум казался совершенно безлюдным. И я снова задумалась о людях, что прячутся за стенами с темными окнами. Как они живут, что едят? Даже в Вестхольде с каждым днем становится все холоднее, а горячей воды я не видела со дня битвы. Половина ламп уже погасли, а в оставшихся огонек едва теплится. Его поддерживают в колбах двери-асы искровики, но где они сейчас… Нижний этаж замка окончательно превратился в свалку, благо хоть наверх чудовища не ходят. Но если так и дальше пойдет — мы все просто замерзнем, не дождавшись прибытия главного ренегата!
Я хмыкнула себе под нос.
А может, и нет его — этого Великого Приора?
Я едва не споткнулась, озаренная светлой мыслью.
А что? Ржавчина выпустил из Мертвомира чудовищ, отрабатывая давний долг. Айрон обмолвился, что большую часть жизни провел, как самый обычный подданный Империи. Он даже успел закончить Большую Академию Механизмов, и по его словам — стал одним из лучших учеников. Свою мать Айрон не знал, а отец нe был любящим и внимательным родителем. Хотя он и оплачивал обучение сына, но виделись они совсем редко. По сути, лже-Итан вырос таким же сиротой, как и я.
Другие сообщники ренегата не объявлялись. А что, если Приор и вовсе… не существует? Нет, когда-то он, несомненно, был, но что если главный ренегат погиб? Несчастный случай или болезнь… А может, он и вовсе остался под завалами сожжённого в столице дворца? Личность главного злодея никому не известна. Айрон не сказал прямо, но по тому, как он отводил глаза, несложно догадаться — даже сын Приора не уверен в том, как тот выглядит. Человек, за голову которого назначена огромная награда, никому не показывал своего настоящего лица. Даже из меня Ардена за короткий срок сделала свою копию, что уж говорить о ренегате! Он мог стать кем угодно и выглядеть как угодно…
И мог погибнуть, оставшись неузнанным!
Эта мысль так меня захватила, что я понеслась птицей, почти не чувствуя ног!
Краем глаза заметила удивленный взгляд бесцветного, но лорд по своему обыкновению промолчал.
А мысли в моей голове потекли ещё быстрее.
Увы, даже если ренегат не объявится, ничего хорошего меня не ждет. Для Империи я теперь главная предательница. Обманом проникла на остров и выпустила чудовищ. Я даже не представляю, что со мной сделают имперцы, когда получат в свои руки. Вряд ли моя смерть будет легкой…
От картин, возникших в голове, горло пересохло, и я высунула язык, чтобы поймать пару лениво кружащих снежинок. Сглотнула.
Даже Киар, сейчас молча бегущий рядом, сделает все, чтобы приблизить победу февров. Я это знала. То, что все мы пьем чай на одной кухне, не отменяет того, кто мы есть.
Я поймала взгляд бесцветного — спокойный и холодный. Как всегда. Шаг сильный, дыхание ровное. И задалась вопросом, как поступит северный лорд, когда остров снова вернется к своим хозяевам. Отвернется и забудет о преступнице Вивьен Джой? И эту пробежку тоже забудет, стряхнет, как прилипшие к плечу снежинки?
Да, милостей от имперцев мне ждать не стоит.
Только от ренегатов — тоже.
Даже если Приор существует, даже если он сумеет каким-то немыслимым образом попасть в Двериндариум, даже если остров займут ренегаты — вряд ли мне стоит этому радоваться. Несмотря на победу чудовищ, я не верила, что у Приора, будь он жив и здоров, хватит сил, чтобы сдерживать бесконечные атаки февров. Имперцы сожгут всех альбатросов, каких смогут найти от Грязного моря до Туманных Долин, но пробьют защиту острова. Это лишь вопрос времени. Что может противопоставить легионам февров Орден Истиной Крови? Легенды о сказочных Парящих Городах да горстку изменников? На стороне Империи вся мощь военных двери-асов, оружие и смертоносные механизмы! Неужели Великий Приор действительно верит, что сможет удержать Двериндариум в своих руках?
Или его так опьянила мечта о власти, что он решил рискнуть?
«Кто владеет Двериндариумом, тот владеет Империей».
Это все знают…
А те, кто сейчас находятся на острове, понимают, что стали лишь пешками в этой игре. Заложниками сил, с которыми никто из нас не может бороться.
Но все знают, чьей победы они хотят.
A вот для меня в этой расстановке фигур нет ни одного выигрышного варианта. Кто бы ни победил — меня это не спасет. Лишь мой проклятый Дар — кровь, способная возвращать чудовищам человеческий облик, — может продлить мою жизнь. Но что это будет за жизнь?
Клетка и кандалы…
Я споткнулась и едва не рухнула на снег. Но устояла, кивнула Киару — мол, все в порядке.
Хотя какой тут порядок… Остров стал ловушкой, из которой не выбраться. На миг мелькнула мысль об альбатросе. Если его крылья заживут и птица сможет снова подняться в небо…
Я горько усмехнулась.
Даже если бы я смогла покинуть Двериндариум, то разве оставила бы здесь друзей? Несмотря ни на что. Разве смогла бы бросить на произвол судьбы всех, кто стал мне дорог?
Ответ был для меня очевидным.
Нет.
Но что же делать? Нам всем? Как выпутаться из этого капкана?
Туча над головой вдруг лопнула, повалил снег. Густая пелена мигом заволокла обзор, и Киар дернул меня за руку, приказывая возвращаться. Но я уже и сама повернула к Вестхольду.
До возвращения в замок мы снова обошли улицы в надежде найти Ринга. То же самое ежедневно проделывали Мелания и Янта, но никто так и не обнаружил здоровяка. Словно он сквозь землю провалился!
Расстроенная и окончательно замерзшая, я вернулась в Вестхольд.
Ужинать не стала. Прихватила на пустой кухне несколько булочек и яблок и отправилась в свои комнаты, отпустив Киара. Бесцветный нахмурился, словно хотел что-то сказать, но потом лишь молча ушел. Правда, взял с меня обещание, что я носа в коридор не высуну. Я пообещала, честно глядя в его глаза и скрещивая за спиной пальцы. Так делали в приюте, когда врали. Но северный лорд, конечно, не знал о привычках сирот Лурдена.
Ржавчины в комнатах не оказалось, и я устыдилась тому, что стала радоваться этому факту.
На миг я прижалась лбом к двери в его спальню. Как бы я хотела вернуть нашу дружбу! Вернуть то, что было прежде. Чтобы я могла снова уткнуться носом в его плечо и рассказать обо всем, чего страшусь.
Но увы… Наша дружба осталась в пыльной кладовой приюта, среди тюфяков с подгнившей соломой, рядом с лоскутным одеялом и сломанной корзиной для яблок.
На Двериндариум опустилась ночь. Задумчиво сжевав булочку и запив ее водой из-под крана, я осторожно выглянула в коридор. Но к моей радости Киара там не было, бесцветный поверил моим словам. Я хмыкнула. В этом-то и беда честных да благородных! Они уверены, что окружающие тоже говорят правду!
Оглядываясь и стараясь не привлекать к себе внимания, я отправилась в Архивы Двериндариума.
В нижнем зале замка шумели и рычали чудовища, и никто не обратил внимания на мой силуэт, скользнувший по второму этажу. В темных, почти неосвещенных коридорах Вестхольда пахло сыростью. На миг почудился чужой взгляд, сверлящий спину, но когда я обернулась, то никого не увидела.
Белый Архив встретил меня знакомыми кольцевыми галереями, тишиной, пылью и тусклым хрустальным куполом. С него лился призрачный свет, словно под потолком сияла бледная луна. Смотрители пергаментов и древних знаний тоже сидели под замком, так что убирать в хранилище оказалось некому. Лучи, что стекали из-под купола, казались мутными, а каменный свиток, зависший в центре зала, покрывал толстый слой пыли. На одном из кресел лежала забытая кем-то мантия, на столах — свитки и перья с засыхающими чернилами.
Я пару раз чихнула, проходя мимо огромных стеллажей. За одним из них почудилось движение. Я замерла.
— Кто здесь?
Но тишина не ответила, и я пожала плечами. Здесь наверняка обитает парочка крыс, которых я потревожила своим вторжением.
В архив меня привело отчаяние и надежда хоть что-то понять. Но глядя на бесконечные галереи, опоясывающие стены, я ощутила, что остается лишь первое. Как найти хоть что-то важное в бесчисленном количестве талмудов и фолиантов?
— Мне понадобится две сотни лет, что бы здесь разобраться! — пробормотала я, желая хоть немного озвучить тишину. Вытащила наугад одну из книг, это оказался философский трактат какого-то древнего умника. И уже хотела поставить бесполезную книгу на место, как ощутила присутствие.
Я почувствовала его всей своей кожей, каждой частичкой себя.
Тьма изменилась, она стала густой и бархатной, легла на плечи невесомым мехом и окутала тело. Тени налились жизнью и чернотой, вытесняя робкие кружева света, плетущиеся вокруг лампы.
Чужое дыхание коснулось моего виска.
И мир остановился.
Кристиан.
Я узнаю его даже с закрытыми глазами.
— Не оборачивайся, — тихо сказал он. Совсем рядом, за спиной.
Если я не послушаюсь и все-таки повернусь, то смогу его коснуться.
Он словно почувствовал и повторил:
— Не оборачивайся, Вивьен. Так мне легче сдерживать…Тени.
Я невидящим взглядом смотрела на книжные полки.
— Я слышал, ты ищешь Ринга. Не беспокойся о нем.
— Он жив? — радостно вскинулась я и получила в ответ короткое «да». — Ты пришел, чтобы сказать мне это?
Он помолчал, словно не зная, что ответить.
Я нервно вцепилась в бесполезный сборник мудрых мыслей. Хотелось обернуться. Ужасно хотелось. Увидеть его лицо. Есть ли у Кристиана сейчас крылья?
Но я не решалась. Кристиан некоторое время молчал. А потом произнес глухо:
— Вивьен, слушай внимательно. Запоминай. В Вестхольде есть несколько тайных входов. Первый скрыт здесь, в Белом Архиве. В глубине находится заброшенный камин. Если сдвинуть решетку, откроется скрытый лаз. Второй вход в заброшенной купальне — на первом этаже, между чашами, можно найти люк. Третья дверь находится в зале Малого Совета, за гобеленом.
Кристиан на миг замолчал, давая мне возможность осмыслить и запомнить.
— Все лазы ведут в древнее подземелье Иль-Тариона. Ведут… ко мне. И… Если что-то будет тебе угрожать, пообещай, что спустишься в это укрытие, Вивьен. Пообещай, что спрячешься.
Я задохнулась от нахлынувших чувств. Он… заботится обо мне? Кристиан все ещё обо мне заботится? Пытается меня защитить? После всего?
Глаза защипало, но я не позволила слезам пролиться. Под землей есть укрытие, а это значит…
— Ты хочешь спрятать людей. Ведь так?
— Да.
Я нахмурилась, рассматривая бесконечные кольцевые галереи с книгами. И спросила тихо:
— А как же измененные? Они ведь тоже люди. О них ты позаботишься?
Какое-то время за спиной было тихо. Потом Кристиан произнес:
— Все, кто не станет сопротивляться феврам, получат убежище и защиту. Обещаю.
Я медленно кивнула. Что ж, стоит поблагодарить и за это.
— Не боишься, что я расскажу о подземелье ренегатам? — едва слышно пробормотала я.
— Не боюсь, — голос Кристиана звучал чуть хрипло, но спокойно. — И ты не расскажешь.
— Думаешь, что знаешь меня?
— Ты полна сюрпризов. Но ты не отступница. И не хочешь новых смертей. Я знаю это, Вивьен.
Тусклый свет почти окончательно сдался во власть темноты. Тени под моими ногами извивались, словно я стояла в змеином гнезде. Тени были живыми и губительными. Я чувствовала опасность, как звери чувствуют приближение бури. Вот вроде бы ещё все тихо, не колышется на деревьях листва, не шумит ветер, но сердце уже колотится в ожидании штормового удара.
Мое билось, как сумасшедшее.
Дыхание снова коснулось моих волос. И я ощутила, что до дрожи, до боли — хочу большего. Не только этого эфемерного и почти неощутимого колебания воздуха! Я на миг закрыла глаза, чтобы не видеть тени и чувствовать. Тепло его тела, присутствие, голос… Хоть что-то.
— Ты никому не скажешь о подземном укрытии. Даже эфриму, с которым делишь комнаты. Ведь так?
Я поежилась от стали, прозвеневшей в голосе февра. Он ничего не забыл, и ничего не простил. И месть — лишь дело времени.
Кристиан резко втянул воздух, осекся и замолчал. Лампа погасла. Теперь Белый Архив был залит лишь мутноватым лунным светом. Февр прошипел что-то сквозь зубы. Склонился ниже.
Слишком близко…
— Есть тысяча дел, которые мне надо сделать. И тысяча мыслей, которые нужно обдумать. Но я снова думаю лишь о тебе. И снова иду лишь к тебе. Это какое-то наваждение, Вивьен…
Он так произносил мое имя, словно все ещё не привык к нему. Словно каждый раз пробовал на вкус, раскатывал на языке, прислушиваясь к ощущениям.
И темнота сгущается. Мне хотелось обернуться, увидеть Кристиана в лунном свете. Но я так и осталась стоять, сжимая ладони до боли от впившихся в кожу ногтей.
И вдруг тени скользнули по моим рукам и погладили, размыкая ладони. Прикосновение легкое, но абсолютно материальное. Когда-то, совсем в другой жизни, парень и девушка сидели на полу кухни, и он гладил ее темнотой…
Я судорожно вздохнула, пытаясь удержать свои мысли и чувства, от которых так яростно стучало сердце и перехватывало горло.
И снова прикосновение — к ладоням и красным полукружьям от моих ногтей, к запястьям, там, где стучит ток крови, и выше…
Тьма обернулась черным шелком, и он скользнул по моим рукам и ногам, обвивая их. Шелк двигается, не останавливаясь ни на миг, оплетая запястья, колени, бедра, шею…
— Что ты делаешь? — я вздрагиваю от острого ощущения и зарождающегося желания. Чувство, которое я отодвинула на задворки сознания, проросло внутри и распустилось ярким цветком.
— То, что давно хочу сделать…
Тьма стала плотнее. И ощутимее. Она уже не скользила нежной лаской, а трогала меня, создавая иллюзию мужских рук и горько-сладких поцелуев.
— Почему я не чувствую в тебе страха? — шепот трогает мои волосы. Словно он тоже — ласка.
— Я не боюсь темноты. И не боюсь тебя.
— Возможно, ты просто не знаешь, на что мы способны…
Происходящее воспринимается слишком остро. Каждая деталь. Ускользающий свет. Сухой запах древних книг, смешанный с едва уловимым ароматом океана и темноты. Поцелуи без поцелуев…
Наваждение — хорошее слово. Верное.
— Скажи, Вивьен, — и голос чуть ниже и глуше. Темнее… — У нас с тобой с самого начала не было шансов?
— Ни единого, — прошептала я. Прикосновения оказались слишком чувственными. Я совершенно точно знала, что Кристиан стоит за спиной, но чувствовала ласку на своих губах, шее, в ямочке под ключицей…
Он дышал рвано. Словно пытался напиться исчезающим воздухом. И все никак не удавалось.
— Ни единого? Я верил, что все возможно.
Я невесело усмехнулась. Теперь он касался меня везде. Тени скользили по груди и животу, по ногам… Мне хотелось откинуть голову и поцеловать его по-настоящему.
— Наследник старшего рода и приютская нищенка, — выдохнула я сквозь зубы, пытаясь отвлечься от того, что он делал. — Никакого будущего. Мы всегда будем по разные стороны, Крис. Ты ведь тоже это понимаешь.
— Ты сказала, что несмотря на имена, было что-то настоящее.
Да, было… Вот это притяжение, сводящее нас обоих с ума. Оно было с самого начала, с первого взгляда. С того момента, как мы увидели друг друга под холодным осенним дождем.
Притяжение, причиняющее боль и одновременно дарящее счастье.
Или нечто большее?
— Наши пути вообще не должны были пересекаться…
— Но они пересеклись, — со злостью произнес он.
— Я жалею об этом, — прошептала я.
Жалею о боли, которую принесла ему.
Кристиан вдруг резко развернул меня к себе. И да, крылья были. И торквес на шее, и рисунки на лице… Тьма дышала и пульсировала вокруг февра, словно он — ее живое сердце. И я увидела его глаза — потемневшие, голодные, жадные… Кристиан смотрел так, что внутри все начинало вибрировать, толкая к нему.
За спиной февра раскрылись рваные крылья, и я вдруг ощутила дикое желание почувствовать их на своем теле. Снять одежду и ощутить прикосновение темноты голой кожей. Впустить ее в себя. Принять вместе с мужчиной, который дышит сейчас хриплыми глотками, пытаясь удержать нас обоих на краю.
Крис склонился так, что его дыхание погладило мои губы.
— A я — нет. Я уже ни о чем не жалею. Лишь о том, что не могу сейчас сделать с тобой все то, чего так невыносимо хочу. Лишь о том, что нам выпало слишком мало времени. Лишь о том, что мы оба…
Он резко осекся, не договорив. Но я знала, что он хотел сказать. Нутром ощутила слова, которые так и не сорвались с губ Криса.
Мы оба обречены.
Он мучительно медленно провел пальцами по моему лицу. Коснулся уголка глаза, щеки, губ. И отодвинулся.
— Пообещай, что спрячешься, когда начнется сражение.
Я покачала головой и попыталась улыбнуться.
— Не хочу снова тебе врать. К тому же… я не смогу прятаться вечно, Крис.
Он усмехнулся. Его взгляд жадно скользил по моему лицу, словно пытался вобрать как можно больше. Потом февр сделал шаг назад. И еще. Лампа снова загорелась, когда тьма отступила.
— Рыжик, тебе не пора в кроватку под одеялко? Я ведь вижу, что ты едва дышишь от усталости, — презрительно произнесла Рейна, заходя на новый круг. Два серповидных кинжала поблескивали в ее руках. Но еще ярче сияли в свете тусклых ламп рубиновые глаза.
Девушка выглядела как всегда бледной, но удивительно бодрой. Казалось, что происходящее даже доставляет ей удовольствие. А если учесть, сколько раз она одерживала победу в их спаррингах, вероятно — так оно и было!
— Для тебя я — Ржавый король, — отозвался Ржавчина, внимательно следя за кошачьими шагами северянки, чтобы не пропустить удар. Не пропустить снова.
Он пришел к ней несколько дней назад и потребовал обучить владению клинками.
«То есть ты хочешь, чтобы я стала твоим наставником и хорошенько потрепала твою шкуру, эфрим? — ехидно переспросила Рейна Аскелан. — И даже несколько раз ее продырявила? Верно я понимаю?»
«Верно. Только когда будешь ее дырявить, помни о своём брате, поганка. Он у тебя, кажется, не бессмертный», — с наглой улыбкой ответил Ржавчина.
Некоторое время леди севера лишь сверлила его жутковатыми алыми глазами. И было видно, что ей ужасно хочется отказать, послать этого полуголого парня в бездну и плюнуть ему в спину.
И все же она согласилась. Ржавчина в этом ни минуты не сомневался.
И вот они снова здесь, в заброшенной башне Вестхольда. Ни люди, ни чудовища сюда давным-давно не заглядывали. Смотреть тут было не на что — каменные стены, сложенное в одном углу оружие и парочка тюфяков в другом — вот и вся обстановка.
На миг они замерли друг напротив друга. Ржавчина в своей уже привычной юбке, держащейся на широком поясе, с клинком в руках. Правда, он стал обуваться, сполна прочувствовав болезненные удары сапогами по своим голеням. Волосы парень завязал узлом на макушке. Рейна скинула мундир, оставшись в узких штанах, шелковой рубашке и сапогах.
— Ржавый король? — бледные губы Рейны изогнулись в усмешке, пока глаза жадно обшаривали фигуру парня, словно девушка размышляла, какой кусок его тела проткнуть на этот раз. На голом торсе ее противника уже красовалось несколько порезов и куча кровоподтеков. Но благодаря слиянию с эфримом они заживут еще до утра. Иначе Ржавчине пришлось бы туго. Девушка змеей скользнула вбок, и парень резко повторил ее маневр, защищая уже пострадавшее плечо.
Ρейна насмешливо хмыкнула и повторила:
— Ржавый король… Где твое королевство, король? У тебя только кусок чужой земли. Где твои подданные? Я вижу лишь кучку безмозглых животных. Где твой трон и корона? На тебе грязная тряпка, и та — ворованная!
Она сделала обманное движение и ударила. Сильно, резко, двигаясь так стремительно, что даже ускоренные реакции эфрима за ней порой не успевали.
Короткий взмах бледной руки — и кожа Ржавчины украсилась еще одной царапиной. Он скрипнул зубами, ощущая, как близок к обращению.
Но снова сумел сдержаться.
Возможно, это главная причина, почему он пришел к Ρейне. Ну и потом… что ни говори, но Аскеланы были лучшими воинами, которых парень когда-либо видел. Он помнил, как Рейна танцевала с клинками во время битвы. И помнил, что не мог ею не восхититься. Она и сейчас танцевала, сжимая в бледных ладонях серпы. Длинная белая коса извивалась по узкой спине. Северянка была некрасивой, злой, жестокой и ненавидела Ржавчину. Но она умела сражаться.
И его это устраивало.
И снова удар!
— Ты не король! — прошипела сквозь зубы девушка. — Ты никто! Пустое место! Ты всего лишь наглец, возомнивший себя правителем!
— И все же именно я отдаю тебе приказы, — ухмыльнулся Ржавчина, стремительно уходя от атаки Ρейны. — А ты их выполняешь, крошка! Не так ли?
— Наслаждайся своими приказами, пока можешь!
— О, даже не сомневайся!
Издевки и насмешки северянки странным образом помогали Ржавчине оставаться человеком. Они оба знали — стоит вернуться эфриму, и даже Ρейне со всем ее невероятным мастерством будет сложно справиться со зверем.
Но Ржавый король не желал полагаться лишь на силу чудовища. И быстро осознал, что в своем человеческом облике не устоит против обученного легионера. Его приютское мастерство вызывало у Рейны лишь презрение.
Но в умении убивать и калечить Ржавчина оказался хорошим учеником. Даже выдающимся. И все, что показывала Рейна, хватал с жадностью голодного уличного пса, получившего объедки.
— Еще! — прохрипел Ржавчина, блокируя ее удар. Молниеносный обмен уколами и рубящими ударами, каждая атака — на грани гибели. Они ускорялись и ускорялись, почти превращаясь в тени, и уже не в силах были говорить. Блок, разворот, звон стали! Рейна сделала ложный выпад левой рукой, одновременно целясь в его грудь правой. Но Ржавчина крутанулся вокруг своей оси, его юбка разлетелась колоколом. И молниеносно ударил в открывшийся на миг бок девушки. Шелк на ее рубашке разошелся, и это доставило парню удовольствие.
Он выгнулся назад, пропуская над собой ее серпы, легко вернулся и схватил за белую косу. Намотал на кулак, дернул на себя — и Рейна оскалилась. А Ржавчина снова ухмыльнулся, увидев мелькнувшее в алых глазах удивление. Все же он не был человеком. Северянке не стоило об этом забывать.
Их лица оказались совсем близко.
— С каким наслаждением я бы тебя убила, — прошипела девушка, и Ржавчина фыркнул.
— Да что ты. А я уж подумал, что нравлюсь тебе.
На миг показалось, что она готова рубануть серпом по своей косе, лишь бы освободиться от захвата. Парень разжал кулак, и северянка вмиг отпрыгнула в сторону, приняв новую боевую стойку.
— Мне не нравятся отбросы, — холодно отбила она.
— А мне не нравятся высокомерные аристократы, возомнившие себя важными персонами, — хмыкнул парень. Провернул в руках кинжалы, примериваясь. Противники снова двинулись по кругу, высматривая слабости друг друга. — Терпеть вас всех не могу. Особенно твоего братца. Так и хочется подправить его бледную рожу. Хотя вы и так уже меченные. Оба! И помнится мне, что после битвы шрам был только у тебя, поганка. Выходит, твой братец решил не нарушать ваше сходство?
Он кивнул на ее шрам, и Рейна сузила глаза.
— Ты ничего не понимаешь. Это доказательство. Мы отражения друг друга и всегда будем ими. Мы две стороны одного целого. Две льдинки в ладони. Так что не смей говорить о моем брате! Не смей! Ты не стоишь грязи под его ногами!
— Ой, слыхал уже, — Ржавчина сплюнул на пол и пошел на новый круг. — Какая трепетная преданность! Как бы меня не стошнило! А на деле, небось, лишь пустые слова, как и все в этом поганом мире.
— Мерзавец. Ты ничего не знаешь о преданности. Ты отступник и предатель. Равняешь всех по себе. Мой брат никогда меня не предаст. Как и я его.
— Я тоже слышал много подобных слов, — процедил Ржавчина, уворачиваясь от злых ударов девушки. — Брехня все это, поганка. Уясни уже в своей голове! Брехня! Люди меняются, находят новое и забывают о тех, кому когда-то клялись в верности. Лучше уясни это сейчас. Хотя что с тебя взять, ты ведь девчонка.
— Я — воин.
— Ну да, ну да. Это сейчас ты воин. А потом выйдешь замуж и забудешь обо всех этих глупостях!
Яростно сжав клинки, Рейна атаковала с удвоенной силой и скоростью. Как же она мечтала укоротить язык этой сволочи!
Разворот, подсечка, атака! Ржавчина рассмеялся, когда Рейна зашипела, ощутив укол под ребра. Но в ответ бесцветная украсила его торс длинным кровавым росчерком!
— Я никогда не выйду замуж, — выдохнула она на очередной атаке. — Я разделившая кровь.
Ржавчина увернулся от ее орудий.
— Разделившая кровь? Это еще что за хрень?
— Я близнец, придурок! — яростно выдохнула Ρейна. Злость на рыжего мерзавца сводила ее с ума и лишала холодной выдержки. — Наша кровь и сила разделена на двоих. А значит, моя судьба — всегда быть верной тенью Киара. Быть рядом, чтобы усиливать его. Я буду его оружием и его щитом!
Ржавчина принял атаку Рейны вскинутым клинком, отбросил девушку. И весело хмыкнул.
— Его оружием? Кажется, твой брат и без тебя неплохо справляется. Постой-ка… То есть ты всю жизнь будешь никому не нужной тенью подле своего высокородного братца? Так что ли?
— Я нужна ему!
— Нужна? — Ржавчина бесцеремонно почесал рукоятью клинка голову. — Конечно, вероятнее всего, я вас обоих прикончу да закопаю, но если предположить, что нет… Выходит, у Киара Аскелана будет жена и своя жизнь, а ты станешь лишь приживалкой в его доме? Так получается? Нет, серьезно? Может, ты тогда и в кроватку к братцу залезешь, раз уж свой мужик тебе все равно не светит? О, я уже готов пожалеть твоего бледного брата. Выходит, он так и будет метаться между тобой и своей избранницей? Вот же гадость! Ну что скажешь, северная леди?
— У Киара никогда не будет никого ближе меня!
Ржавчина откровенно расхохотался, с насмешкой рассматривая лицо северянки.
Зашипев, словно ядовитая змея, Рейна бросилась на ухмыляющегося парня. Ей казалось, что никогда в жизни она не испытывала такой жгучей ненависти. На миг ей стало наплевать и на свою жизнь, и на жизнь брата, настолько хотелось уничтожить рыжего гада. Его слова прожигали внутри Рейны огромные болезненные дыры, словно каждое было лавой извергающегося вулкана. Слова жалили ее сердце так, что хотелось завыть!
Она кинулась в атаку, но… внезапно оказалась прижатой к жесткому и холодному полу. И тот, кого она мечтала лишить головы, теперь ухмылялся сверху. По-прежнему живой!
— Ты забыла главное правило, поганка, — оповестил Ржавчина, приставив лезвие к ее шее. — В бою нельзя терять хладнокровие. Я же говорю — девчонка…
Рейна коротко, но сильно ударила его в живот, вывернулась, оглушила двойным хлопком по ушам и, оказавшись сверху, ткнула парня в бок коротким ножом, который прятала в сапоге. Сузила глаза, рассматривая поверженного врага. Ей хотелось довести дело до конца и вонзить сталь в тело по самую рукоять, а не просто оцарапать кожу.
— Кто еще тут девчонка, — процедила она. — Кажется, это ты носишь юбку, рыжий!
Тело под ней было горячим. Даже слишком горячим. Грудь парня быстро вздымалась, и ребра смещались на каждом вздохе. Рейна с силой сжимала ногами его бедра, смотрела на текущую из разбитой губы парня кровь и ощущала, как внутри тоже становится горячо. Это чувство было похоже на злость, но в то же время оно было совершенно иным… Рейна замерла, ощущая свою неполноценность. Она потеряла хладнокровие. Снова разозлилась. Вышла из себя и испытала непозволительные чувства! Все потому, что она не истинная леди севера. Подделка… Лишь тень своего брата. Сестра, ослабившая северного лорда лишь фактом своего рождения. Сестра, призванная вечно доказывать свою силу и верность. Свою нужность.
Разделившая кровь…
Ржавчина не двигался. И почему-то не попытался сбросить с себя Рейну. Лишь рвано дышал и рассматривал девушку. А Рейна все смотрела на каплю крови, застывшую на его губе. Рубиновую каплю. Почему-то казалось, что эта кровь тоже горячая, совсем не такая, как у северян…
Плохо понимая, что делает, Рейна наклонилась и лизнула губы своего врага. Кровь оказалась самой обычной, соленой. A губы — неожиданно мягкими и легко раскрывающимися, стоит надавить сильнее … Их языки осторожно коснулись друг друга. Ржавчина коротко и резко втянул воздух. Зарычал, и девушка свалилась на пол. Миг — и на нее смотрел уже не человек, а эфрим. Злой, рычащий эфрим! Отпихнув Рейну, он стремительно вылетел из разбитого окна под потолком и пропал во тьме.
Бесцветная поднялась, подобрала кинжалы, тщательно вытерла их тряпкой. И неожиданно усмехнулась. Оказывается, этот безродный мерзавец больше боится поцелуев, чем стали, воткнутой под ребра! Почему-то северянку это развеселило.
Рейна улеглась на тюфяк и закинула руки за голову. Скоро явится какой-нибудь мерзкий бесх или хриав, чтобы отвести ее обратно в гарнизон. A пока девушка лежала, блаженно зажмурившись. Она улыбалась, представляя, как принесет Киару рыжую голову эфрима. Это будет ее подарок брату. Больше всего Рейне хотелось прирезать самозванку, которую Киар вынужден охранять, но брат запретил приближаться к Вивьен. Что ж, голова Ржавого короля — тоже неплохое подношение. Киар, несомненно, оценит.
И ради этого Ρейна готова на многое…
Она прикоснулась пальцами к губам. Они все ещё хранили вкус… Почему-то Рейне казалось, что на языке осталось солнце и капелька колкой мяты.
Второе правило хорошего воина гласило: знай слабости своего врага лучше, чем свои. Она узнает.
И однажды все-таки перережет горло рыжему гаду.
Ливентия еще раз окинула придирчивым взглядом свое отражение. Еще раз покусала губы, хотя они и без того уже казались наливными вишнями. Тронь — и сок потечет! И наконец удовлетворенно улыбнулась. Прекрасна! Со всех сторон восхитительна, на что ни посмотри!
Глаза сияют, а лицо светится, словно девушка месяц провела в лучших купальнях Гранданы, где ее день за днем умащивали маслами и посыпали золотистой пудрой.
Ливентия огладила шелковое платье. Конечно, красный — это не совсем тот цвет, который носят юные и незамужние девушки. Но красный — это цвет пустыни, рядом с которой выросла южанка. Цвет зноя и жара. Цвет страсти, в конце концов!
А она, Ливентия, уже не просто юная аристократка. Она та, кого Дверь одарила, словно императрицу! Избранная!
В душе Ливентия всегда знала о собственной исключительности. Она всегда была особенной, уникальной, неповторимой! И поход в Мертвомир это лишь подтвердил.
Красавица томно прикрыла глаза, из-под длинных ресниц ещё раз осматривая свой силуэт в зеркальной глубине. Красное шелковое платье полыхало на ее теле языками огня, приоткрывая грудь в низком декольте и обрисовывая линию соблазнительных бедер. Десятки драгоценных бабочек и стрекоз порхали по ткани и волосам, шею обвивали нити с розовыми кораллами и турмалинами, волосы придерживала золотая сеточка. В Грандане считалось, что украшений много не бывает. И Ливентии до зубовного скрежета надоела строгость формы Двериндариума, которую ее заставляли носить, а черно-белый зимний пейзаж доводил до умопомрачения. Ливентия хотела ярких красок, зноя, веселья и… любви. О да! Особенно любви! Яркой, как ее огненное платье, обжигающей!
Любви лишь одного человека. И теперь она знала, где его искать.
— Я идеальна, — прошептала девушка, отворачиваясь наконец от зеркального совершенства.
Ливентия накинула на плечи серый плащ, скрывая пламень своего наряда. И как раз вовремя — в дверь постучал один из молодых врачевателей. Кажется, его звали Довен. Он каждый день заходил к девушке, чтобы узнать о ее самочувствии и принести какой-нибудь подарок. Крохотный цветок, выращенный в горшке на окне. Конфеты с эйфорией. Кораблик, сложенный из хрупких дощечек.
Кажется, парень пытался ухаживать за прекрасной пациенткой. У Ливентии он вызывал зевоту.
Но сегодня она посмотрела на него новым взглядом. Довен был сильным и высоким.
— Госпожа Осхар? — неуверенно произнес парень, когда девушка обошла его, рассматривая. — Я хотел узнать… Хотел спросить… как вы себя чувствуете?
— Прекрасно, — Ливентия расстегнула запирающий браслет и встала перед краснеющим врачевателем. — Ты умеешь сражаться, Довен?
— Что? Нет… я ведь целитель…
— Но меч-то держать можешь? — нахмурилась девушка, и врачеватель кивнул. Она посмотрела ему в глаза. — Вот и отлично. Приказываю тебе защищать меня до последней капли крови. Моя жизнь отныне важнее твоей собственной. Она важнее всего на этом свете. Понял?
Довен снова кивнул. Его взгляд стал слегка рассеянным, затуманенным.
— Возьми лампу и меч, следуй за мной. Будешь моим сопровождающим. Ну же, не стой столбом!
Врачеватель послушно выполнил приказ, и Ливентия улыбнулась, едва сдерживая радость. Ее невероятный Дар — вот истинный подарок для особенной девушки! A ведь она боялась ступать за Дверь. Но судьба и здесь оказалась щедра, одарив Гласом! Теперь все будет так, как захочет Ливентия! Всегда!
Когда они вошли в зал Малого Совета, Довен неуверенно дернулся. Но приказ южанки не позволил ему возразить или сбежать. Ливентия осмотрела стены. Гобеленов здесь было несколько, на всех красовались императоры прошлого. Тайная дверь нашлась под самым дальним. За створкой открылся узкий проход и ступени.
— Иди вперед, — велела Ливентия. — И держи лампу повыше! Еще не хватало мне споткнуться!
Молодой врачеватель, словно заведенная кукла, двинулся вниз. Ступени казались бесконечными. Ливентия поморщилась, ощутив холод подземелья. Ее ноги в атласных туфельках начали замерзать, и девушка с досадой подумала, что стоило надеть сапоги. Но они совершенно не сочетались с ее прекрасным платьем! Ладно, главное найти Его. А он уже согреет!
Ливентия на миг зажмурилась, представляя эту встречу. И то, как красные лепестки ее платья будут опадать на пол, сорванные сильной рукой. Скорее бы…
Не зря она проследила за Вивьен, ох, не зря! Случайно увидела крадущуюся по коридору девушку и решила узнать, куда та направляется. Когда Вивьен пришла в Архив, Ливентия испытала разочарование и уже хотела уйти, но тут началось самое интересное. Красавица закусила губу, вспоминая подслушанный разговор. Она уловила не все, слова были слишком тихими, а Ливентия боялась подойти ближе. Но поняла главное: где искать того, кто снился ей каждую ночь.
Он был жив. И она шла к нему, облаченная в красное платье. Шла, предвкушая новую встречу. И она будет прекрасной!
Ступени неожиданно закончились, открылся узкий извилистый коридор. Красавица похвалила себя за предусмотрительность и что догадалась взять с собой сопровождающего. Бродить по темному подземелью в одиночку — вот ведь ужасная перспектива! Поправив локоны, Ливентия снова предалась мечтам.
Они прошли ещё два спуска, так никого и не встретив, хотя несколько раз казалось, что в подземелье слышны голоса людей. И вдруг коридор уперся в темную дверь. Ливентия с силой втянула воздух. Ее сердце неистово забилось.
Они пришли.
Красавица скинула плащ на пол и приказала Довену остаться в коридоре. Толкнув дверь, она ступила в просторную подземную пещеру. Здесь было почти пусто, лишь в углу темнел ворох шкур и одеял, громоздились какие-то ящики, а в центре возвышался черный ониксовый трон. Помещение тонуло во тьме, небольшая лампа освещала лишь крохотный пятачок. Языки света на миг лизнули стены, и Ливентии почудилось, что в нишах лежат… черепа. А во тьме прячутся чудовища. Ужас сжал сердце, но Ливентия заставила себя успокоиться. Возле жуткого трона спиной ко входу стоял мужчина. Он был в одних штанах, с влажных темных волос на шею капала вода, стекая вдоль позвоночника. Ливентия сглотнула, проследив путь этой капли по рельефной спине.
А мужчина обернулся.
— Кристиан, — на выдохе произнесла Ливентия. Ее глаза расширились, когда она увидела изменения. Черные рисунки, покрывающие лицо февра. Пугающие браслеты на его руках и черноту на шее.
Увидев девушку, февр даже не удивился. Пустой взгляд равнодушно скользнул по лицу красавицы, по ее глубокому декольте и взволнованно вздымающейся груди, по красному платью. Вернулся к лицу. И ничего в нем не дрогнуло. Совсем.
— Мне показалось, что в Белом Архиве был посторонний, — негромко произнес Кристиан. — Значит, не показалось.
— Я… я хотела тебя увидеть. Я так обрадовалась, узнав, что ты жив! Я пришла, чтобы сказать… — Ливентия слегка растерялась. Все-таки она была уверена, что стоит ей войти, и она увидит интерес, жажду, желание! Но ничего этого не случилось. Кристиан смотрел на нее со странным выражением. Пугающим. Словно не человек, а злой каменный идол, которому поклоняются дикие кочевники пустыни!
Девушка повела плечом и облизала губы, но даже это не пробудило в февре никакого интереса. Он лишь приподнял темную бровь в издевательской насмешке.
Южанка сделала острожный шаг вперед. В подземелье ей не нравилось. Просто ужасно не нравилось! Тьма за спиной Кристиана казалась злобной и угрожающей. Жадно следящей за Ливентией.
Красавица тряхнула головой. Что за глупости лезут в голову… Надо просто подойти ближе, в круг света. Надо улыбнуться и растопить эту отчужденность Кристиана. Не зря ведь она спустилась в это жуткое место! У нее все получится. На это раз — точно!
— Вы растеряли все свои манеры, февр Стит, — она капризно надула губы. — Разве вы не рады меня видеть?
— Манеры? — Кристиан вдруг рассмеялся.
Только от его смеха Ливентии захотелось сбежать. Чутье настойчиво подсказывало ей развернуться и исчезнуть до того, как… как что?
Она поежилась. Нет, это все расшалившееся воображение. Ну что ей может угрожать рядом с наследником Левингстонов? Она в полной безопасности, что бы ни сделала!
— Если ты решила скрыться в подземельях, то выбрала неверный наряд, Ливентия, — негромко произнес Кристиан.
— Aх, значит, ты все-таки заметил мое платье, — промурлыкала девушка.
— Его трудно не заметить. — Февр улыбнулся, но почему-то радостнее Ливентии не стало. Она не могла отделаться от ощущения опасности. И чувства, что она смотрит на незнакомца с лицом Кристиана Левингстона.
— Так тебе нравится мое платье? — Красавица томно взглянула из-под ресниц.
Кристиан сел на черный трон и откинулся на камень. Февр улыбался, но почему-то Ливентии было жутко от его улыбки.
— Платье мне нравится. А вот ты — нет. И тебе лучше уйти, пока не стало слишком поздно.
Что? Опешившая девушка сжала кулаки.
— Да как ты смеешь!
Выпрямившись и откинув за спину локоны, южанка приблизилась к трону. И глядя в бирюзовые глаза с расширенными зрачками, четко произнесла:
— Я приказываю тебе полюбить меня! Ты слышишь? Я приказываю тебе, Кристиан Стит Левингстон! Отныне и навсегда любить только меня, желать только меня, дышать мною! Ты меня понял?
Призыв ударил в стены пещеры, отразился и размножился. Ливентия вложила в свой приказ столько чувств и сил, что ее качнуло внезапной слабостью. Но ей было наплевать! Главное — сделано! То, зачем она пришла сюда, свершилось! И тот, кто ее отверг, отныне станет ее рабом!
Кристиан плавно поднялся и сделал шаг. Еще один. Ливентия моргнула, потому что ей почудилось, что тени за спиной февра двигаются, как живые! Но еще больше ее испугал взгляд февра. Крис качнул головой и произнес с сожалением:
— Одарить Даром Призыва избалованную девицу… Дурная шутка Мертвомира. Увы, Ливентия. Даже Призыв не в силах внушить истинные чувства. Или отменить те, что человек уже испытывает. A теперь убирайся отсюда.
— Что? — Ливентия уставилась на него, ничего не понимая. Ее приказ не подействовал? Но как же так? Она ведь готовилась! И платье красное… Цвета страсти! А он снова ее отверг? Ее? Да как он смеет!
— Aх так? Тогда ты будешь со мной без чувств, Кристиан! Плевать на них! Ты будешь моей игрушкой, будешь делать то, что я скажу! Понял? Я приказываю…
Тени вырвались из-за спины февра и ударили девушку в грудь. Она рухнула на колени от приступа такой острой боли, какой не испытывала никогда в жизни! Ее словно разорвало изнутри! Девушка взвыла и схватилась за шею в попытке сделать вдох. Кораллы и турмалины брызнули в разные стороны, драгоценные стрекозы со звоном посыпались на пол. Ливентия подняла голову и, увидев взгляд Кристиана, отшатнулась. Раньше она видела в глазах февра Левингстона самые разные эмоции. Интерес, недовольство, злость, даже смущение или неловкость! Сейчас в нем было холодное удовлетворение. Ни капли жалости или сострадания. Он возвышался над ней, рассматривая пустыми глазами.
— Кто ты… что ты? — с трудом выдохнула девушка.
Кристиан пожал плечами.
— Теперь я тебе не так нравлюсь, Ливентия?
Еще одна тень вырвалась вперед — и на Ливентию накатил страх. Жуткий, всепоглощающий, убивающий! Она завыла, почти ничего не соображая от паники, сводящей с ума. Сквозь пелену слез увидела извивающихся черных монстров, кружащих вокруг февра. Они были такими безобразными и жуткими, что из ее глаз снова брызнули слезы.
— Я приказываю… приказываю…
Но силы на Призыв не было. Ни на что не было!
Черное пламя взметнулось перед ее глазами, и мощная фигура заслонила Ливентию от оживших теней и Кристиана, который больше не был тем, кого она знала. Страх перед безмолвно застывшим февром едва не лишил Ливентию чувств. Она и хотела бы этого — упасть в обморок, но у нее оказалось на редкость отменное здоровье! Тьма вокруг двигалась, словно шевелились огромные змеи, а в центре стоял мужчина с пустыми бирюзовыми глазами. И почему-то Ливентия подумала, что он убьет ее. Также без сожаления.
Это был совсем не тот благородный февр Стит, к которому она привыкла!
Теперь он пугал ее до обморока.
— Не делай ей больно! — глухо выкрикнул Ρинг. Глянул через плечо на съёжившуюся на полу девушку. Нагнувшись, легко подхватил Ливентию на руки и выбежал за дверь. Пламя погасло, так и не коснувшись ни ее волос, ни ее платья.
Довен проводил их удивленным взглядом и неуверенно поднял свой меч.
Красавица дрожала. Eе трясло от ужаса, отголосков боли и страха. Никогда в жизни ей не было так плохо! Внутри ворочался тугой ком паники и злости. И хотелось выплеснуть его, освободиться, забыть тот ужас, что только что произошел. Перед глазами все еще стояло лицо с бирюзовыми глазами и черными рисунками. Крис улыбался, глядя на нее.
— Что это было? Кто… что он? Да он едва меня не убил!
Здоровяк молчал, и Ливентия вдруг опомнилась.
— Ринг, куда ты меня несешь? Надеешься снова утешить, да? Думаешь, все будет как в прошлый раз? Да я…
Ринг рывком поставил Ливентию на пол и защелкнул браслет на ее руке, блокируя Дар. А потом просто подтолкнул к лестнице.
— Выход сама найдешь, — ровно сказал он, отворачиваясь.
— Что? Ты что жe, оставишь меня одну? Ты видел, что он сделал? Плодовитая Матерь! Да он же… Ринг! Да сделай же что-нибудь! Я приказываю!
— Знаешь, Ливентия, — Ρинг смерил ее тяжелым взглядом. — Когда я увидел тебя первый раз, то подумал, что никогда в жизни не встречал девушки прекраснее. Я влюбился, когда увидел тебя. Ты и сама это знаешь.
Ринг усмехнулся, глядя на нее в упор.
— Конечно, ты знала о моих чувствах, потому и пришла именно ко мне за утешением. Моя любовь и агония грели твою эгоистичную душу. В ту ночь… Тебе не нужен был Дар Призыва, чтобы я делал все, что ты хочешь. Я и так делал. С наслаждением.
Ливентия слегка покраснела. Она не хотела вспоминать. Картины ночи, которую они провели вместе, вызывали в ней странные чувства. Пугающие. Ей было хорошо. Слишком хорошо, если учесть, кто именно ласкал ее. Понимание вызывало стыд и… желание.
Она так хотела избавиться от этих эмоций, что наутро рассказала феврам о том, что Ринг не управляет своим Даром. Она хотела стереть его из своей жизни и ни разу не пожалела о своем поступке. Да она даже не думала об этом парне!
Но почему-то стало больно, когда он ласково взял ее подбородок, заставляя смотреть в свои черные глаза. Рядом с Рингом Ливентия ощущала себя совсем крошечной.
— Избалованная, эгоистичная дрянь, — так же ласково произнес он. — Такая красивая, такая живая, такая яркая… Но пришла, чтобы приказать любить себя. Ты уже наказана, Ливентия. Мне тебя жаль.
Разжал пальцы и ушел. Больше ни разу не обернувшись.
Ливентия обхватила себя руками, дрожа от потрясения в тонком красном платье. Она была испугана. Измучена. Потеряна. Она совершено ничего не понимала!
И почему-то больше всего ей хотелось услышать ненавистное «конфетка».
Спотыкаясь, она двинулась к лестнице. Довен догнал ее на пятой ступеньке.
— Осторожнее, госпожа Осхар, — сказал врачеватель, поднимая лампу.
— Идиот! Какой же ты идиот! — взвилась Ливентия. Выхватила светильник и швырнула его в стену.
Зря. Потому что весь путь наверх им пришлось проделать во тьме. И девушке все время казалось, что живые злобные тени скользят следом, ожидая момента, чтобы снова напасть.
Киар стоял возле сторожевой башни. Ночь заканчивалась, звезды едва заметно потускнели. Время перед рассветом — самое сложное, это лорд знал еще по обучению в Ледяной Цитадели. В это время внимание становится рассеянным, а тело наливается тяжестью и слабостью. Потому и нападать лучше всего за час до зари, когда враг зевает и уже предвкушает смену караула.
Киар наблюдал достаточно, чтобы понять — башню охраняют пять сторожей, и это самые яростные и сильные чудовища из армии Ржавого короля. Огромный щитабрюх, покрытый каменной броней. Два юрких и быстрых харкоста, с узкими серыми крыльями и ядовитыми жалами на хвостах. Чешуйчатый бесх и змеевидный виргуст. Летающие твари беспрерывно кружили вокруг башни, зорко всматриваясь в каждую тень. Внизу у спиралевидной лестницы караулил виргуст, а наверху ждал щитабрюх, убить которого можно лишь прямым ударом в единственное незащищенное место у горла, и бесх, способный отравить человека одним ядовитым плевком.
Бесцветный посмотрел на полосу рассвета, загорающегося над Взморьем. Ни один из стражей башни так и не заметил северянина. Обод рубиновой короны давил на лоб, а один из камней делал Киара невидимым для врагов. Бледные пальцы лорда сжались на рукояти идаров. Он мог бы войти прямо сейчас. Войти, разрубить на куски чудовищ и отключить воздушную защиту острова. Где-то там, наверху башни, находился и Айрон. Ренегат жил возле зеркальной установки. И что делать с предателем, Киар пока не решил. Пожалуй, надо сохранить ему жизнь. Чтобы потом, когда остров займут имперские войска, узнать как можно больше об отступниках.
Киар снова сжал рукоять оружия и… медленно разжал пальцы. Как бы ни хотелось ему покончить с врагами прямо сейчас, надо потерпеть. Осталось совсем немного.
Прошлой ночью его нашел Ринг. Не приближаясь, здоровяк рассказал о подземном укрытии. К рассвету большинство жителей Двериндариума окажутся в безопасности, а уже следующей ночью февр Стит освободит пленников гарнизона. И настанет очередь Киара. Башня падет, он в этом даже не сомневался.
По снегу скользнула длинная и узкая тень харкоста, пролетевшего в светлеющем небе. Киар Аскелан плавно отступил во тьму и холодно улыбнулся.
Скоро все закончится.
— Живее! Двигайтесь!
Ринг заметил мой напряженный взгляд и обернулся к людям, поторапливая их. Этой ночью основная часть жителей Двериндариума спустились в подземелья. Мы старались действовать тихо и отправлять людей малыми группами, чтобы не привлекать внимание чудовищ. Один из садовников держал над нами купол тишины, Дар был слабым, но нам его хватило, чтобы укрыться от слуха тварей. Пару раз над головами пролетали крылатые чудовища, но мы успевали спрятаться.
Не обошлось без трудностей. Старик Грув наотрез отказался покидать конюшни, в которых жил последние два десятилетия.
«Если мне суждено погибнуть, я сделаю это, защищая своих лошадок!» — гордо заявил он.
Ρинг начал спорить, но я махнул рукой. Каждый имеет право выбирать свою смерть. Да и к лучшему — так измененные не сразу заметят, что остров опустел. На поверхности осталось несколько лавочников и рабочих, а к храмовникам мы и соваться не стали — служитель в серой рясе ни за что не покинет свою вотчину.
Я стоял в стороне, одетый в черный мундир февра, с идарами за спиной. Низ моего лица закрывал платок с изображением ножа и кости — символы Лиги Карателей.
A еще за моей спиной были крылья. Рваные клубящиеся тени. Поэтому я старался не выходить из мрака.
Люди шарахались, увидев меня. Даже хозяйка «Волчьей норы», госпожа Бордуль, с трудом удержала вскрик, когда я вошел в ее дом. А ведь за годы жизни в Двериндариуме она повидала всякое… но кажется, я стал худшим ее кошмаром.
Благо Двери, рядом был Ринг. Парень взял на себя общение с людьми и действовал так уверенно, словно являлся Верховным этого острова. А самое главное — он ни разу не вспыхнул черным пламенем. Похоже, заботы о населении отбили у парня желание кого-либо поджарить.
Чего не скажешь обо мне.
Я стоял в густой темноте, кутаясь в нее, глотая ее. И понимал, что долго не выдержу. Слишком много живых. Голосов, взглядов, эмоций. Я сходил с ума, ощущая, как рвутся на свободу Тени. Я держал их изо всех сил, но…
Ринг снова глянул искоса. Вопросительно и тревожно. Я кивнул, заверяя, что все в порядке. Но это было не так. Мне казалось, что тьма разрастается и пробивает мое тело снова и снова. Пускает корни в моем сердце, пожирает внутренности, глотает легкие. Я слышал ее голос — и он был звонче, чем тихий шепот живых. Тьма снаружи и тьма внутри… Никакого спасения.
На миг прикрыл глаза.
«Живые… убить… уничтожить… рвать… Еще, еще, еще…»
Тьма взывала ко мне. Я пытался не слушать, но она рвалась с цепей, на которые я ее посадил. И нутром ощущал страх людей, которых пришел спасти. Их ужас, что грозил перелиться в крики. Меня они боялись сейчас больше, чем чудовищ.
Я до боли сжал руки в перчатках, сопротивляясь Теням. Вспоминая, зачем я все это делаю. Люди. Их надо спасти. Надо помочь. Защитить.
Я не хотел никого защищать. Тени смеялись, нашептывая гадости. «Пусть все умрут… Это свобода… Это правильно…»
Лавочник с Аллеи Вязов торопливо юркнул в лаз, прижимая к себе круглую коробку с пожитками. Мы велели взять самое необходимое, но люди все равно пытались утащить под землю весь свой скарб. Я отвернулся, чтобы не видеть людей.
«Оберегать мир, свет, жизнь и Империю» — основные постулаты Братства Кости и Ножа, Лиги Карателей. Законы, в которые я верил и которым неукоснительно следовал всю свою жизнь.
И которые сейчас казались насмешкой.
«Ложь, ложь, ложь! — пропела Безымянная. — Отпусти меня. И освободишься! Ты ведь хочешь этого… хочешь!»
Я с силой втянул студёный воздух. Перед глазами на миг возникла Ливентия в своем огненном платье. То, как она упала на колени, то, как задыхалась. И мое безразличие, с которым я на это смотрел. И даже… удовольствие. Словно я сделал то, чего давно хотел.
Понимание сжало горло с такой силой, что дышать стало нечем. Неужели это я? Наследник Левингстонов, февр и защитник? Там, в подземелье, я мог бы удержать Страх и Боль, но позволил им сорваться с поводка и наказать Ливентию.
Я позволил это.
Во что я превращаюсь?
Надо освободить остров прежде, чем…
Я сжал челюсти, запрещая себе думать о будущем.
Оглянулся на пустые улицы. Самая легкая часть позади. Теперь надо переместить под землю врачевателей и раненых. Но леди Куартис знает, что надо делать, и не подведет. Решетки в гарнизоне давно подпилены, февры наготове и лишь ждут моего сигнала.
Я подумывал вооружить всех мужчин, которые сумеют сражаться. Но рыжий ублюдок оказался предусмотрительным. Буран Эйсон сообщил, что этот гад первым делом приказал людям и зверям собрать все оружие Двериндариума. Все! Не поленились заглянуть в каждый дом и каждую лавку! Унесли все — топоры, вилы, косы. Даже ножи из рестораций! Унесли и заперли под десятком замков в Вестхольде. И увы, туда не вел ни один тайный ход.
И склирз с ними, с ножами, на острове не осталось ни одного арбалета или огнестрела. Ничего, чем можно сбить тварь в полете. Ничего, чем можно вооружить февров. Небольшое количество клинков я нашел в тренировочном зале, но решил их не трогать. Ничего. И у меня припасены сюрпризы.
Я прищурился, думая о том, чем буду вооружать своих легионеров. Не думаю, что им это понравится. Даже Эйсон несколько минут молчал, когда я озвучил свой план. Но мне наплевать на чужое мнение. Оружие у нас будет.
Отвернулся от лаза и посмотрел в сторону замка. Я не хотел этого признавать, но сейчас меня интересовали лишь две жизни. Одну я желал сохранить, а вторую — отобрать.
Рыжий ублюдок и Вивьен. Вивьен и эфрим.
Тьма вокруг меня взметнулась, стило подумать об этом. Воображение легко нарисовало картину, мучавшую изо дня в день. Сон, который не давал мне спать. Стоило закрыть глаза, и я видел, как рыжий гад стоит передо мной, прижимая к себе тонкое тело Вивьен. Я вижу ее глаза — широко распахнутые. В них нет страха. Только печаль и понимание… Дальше мой кошмар разнился. Иногда я видел, как рыжий поднимает руку и проводит кинжалом по горлу девушки. A порой мне снилось, что она оборачивается, закидывает ему на шею тонкие руки и целует. Целует так, что тьма начинает отрывать от меня куски.
Я не знал, какой кошмар сводит с ума сильнее.
Я мог бы убить эфрима прямо сейчас. Подобраться поближе и спустить с поводка Тени, но нет. Нож за нож. Я не стану убивать Тенями, я сделаю это своими руками. И даже дам эфриму возможность защищаться.
А потом я его убью.
Помимо воли губы тронула улыбка предвкушения.
— Все внизу, февр Стит, — негромко произнес Ринг, останавливаясь в нескольких шагах от меня и поглядывая с опаской. Даже он предпочитал держаться подальше.
— Хорошо, — хрипло произнес я. — Иди к ним. Успокой людей.
Ρинг помялся, словно хотел что-то сказать. Но потом лишь кивнул и исчез в проеме. Я повернул знак на стене дома, и лаз закрылся.
Под землей теперь было достаточно припасов, чтобы продержаться несколько месяцев. Но я знал, что все закончится гораздо раньше. Я ощущал изменения. Тени уплотнялись. Цвета менялись. Появлялись новые запахи.
Это все чувствовали. Старый конюх рассказал, что лошади волнуются уже который день, бьют копытами, просясь на волю. Овцы вырвались из загонов и напали на волка. В яблоневом саду стволы деревьев оплел терновник и дикие розы, а кое-где из-под снега пробиваются серебристые травы. И все видят сны — прекрасные и пугающие. Остров меняется. Пока не сильно, но изменения напоминают волны — от легкой зыби до цунами. И эта волна способна снести остров с лица земли.
И тьма сгущается. Но я лишь марионетка, неспособная справиться с ней. Порой мне хотелось, чтобы тьма накрыла Двериндариум. Поглотила его целиком. И чтобы не осталось ничего живого.
Я сжал виски до хруста в пальцах. Ко мне подступало безумие. Слишком много Даров, слишком… не человек.
И снова посмотрел на темную громадину Вестхольда. Редкие точки светящихся окон не могли разогнать темноту. Но мне казалось, что я все равно знаю, где находится Вивьен. И стоило подумать о ней, как в горле пересохло, а живое желание обожгло нутро. Яркое и горячее чувство, возрождающее меня. Желание, которое лишь усиливалось с каждым днем.
Прищурившись, я неотрывно смотрел на тусклые окна замка.
Было что-то настоящее, сказала она.
И это стало нитью, на которой я держусь, ступая по краю безумия. Я смотрю вниз, я вижу пропасть, я почти упал.
Один вопрос — насколько эта нить прочна.
Почти всю ночь я провела в Белом Архиве. Первым порывом после ухода Кристиана было броситься за ним следом. Но я заставила себя остаться в хранилище знаний.
Некоторое время я сидела, глядя на бесконечные стеллажи и размышляя. Кристиан сказал, что в подземелье можно укрыться. Я понимала, что это значит. Что февр постарается спрятать от захватчиков-ренегатов большую часть населения Двериндариума. Укрыть в безопасном месте врачевателей, раненых, прислужников и рабочих. Убрать живые мишени, чтобы у Ρжавчины больше не было рычага давления на февров.
Я вздохнула. Кристиан прав. Я не расскажу об этом плане Ржавому королю. Но почему же снова ощущаю себя предательницей? Теперь по отношению к Ржавчине. Но разве это моя война? Разве я соглашалась стать соратницей в захвате Двериндариума? И разве хотела, чтобы победа была оплачена чужими жизнями? Я покачала головой. Нет, я этого не желаю. Но легче от понимания не становится. Поэтому промолчу о подземелье. И займусь делом.
Мне постоянно казалось, что я упускаю что-то важное. Какую-то мелочь, поняв которую, смогу сложить картину целиком. Что я о чем-то забыла, и стоит вспомнить как можно скорее, иначе случится непоправимое.
Но что это? Что юркой рыбкой плещется в водах памяти, сияет серебряной чешуей, но никак не дается мне в руки?
Разговор с Айроном заставил меня задуматься. Решительно отбросив уныние, я двинулась к стеллажам, разыскивая книги об артефактах. Набрав огромную стопку, я вернулась к столу, с трудом лавируя между кресел и едва не грохнувшись по дороге. Но все же благополучно добралась и, охнув, свалила книги на столешницу. Талмуды, которые я притащила, не являлись запретными. Даже в приюте Лурдена нам рассказывали о волшебных свойствах «мертвых вещей». Правда, тогда я думала, что в жизни не увижу ни один артефакт, слишком они дорогие и ценные, и потому слушала наставницу вполуха. Так что теперь придется наверстывать.
Придвинув поближе лампу, я погрузилась в чтение.
Самыми сильными предметами считаются те, что вынесены в «первую волну», пять веков назад. Возможно, в то время Мертвомир был наполнен магией, оттого и артефакты обладали особой мощью. Найти полный перечень мне, конечно, не удалось, лишь отрывочные да иносказательные описания волшебных осколков мира за Дверью. Такие артефакты считаются почти разумными, они способны существовать и в нашем мире, и за Дверью. «Мертвые артефакты и живая кровь — единственное, что имеет значение…» — сказал Айрон.
Все знают, что надеть рубиновую корону Колючего Архипелага могут только прямые наследники северного короля, чужаков она просто раздавит. И что нового короля обычно тоже выбирает корона. Считается, что она определяет самого сильного лорда. Открыть императорскую сокровищницу сумеют лишь дети нашего повелителя, а любой вор останется ни с чем и вместо волшебных предметов и золота получит безумие и смерть. Это называют «памятью крови» — воспоминания о принадлежности. Знание, хранимое в венах и жилах. Потому так ценятся наследники старших родов и правителей, ведь их кровь — особенная. Она дает власть над родовыми артефактами и секретами.
Не в силах оставаться на месте, я вскочила и начала мерить шагами расстояние между креслами.
Артефакты, вынесенные из Мертвомира, обычно хранятся в семьях из поколения в поколения, постепенно меняя весь род. А особенно сильные предметы способны одаривать не только своего обладателя, но и его потомков.
Говорят, что наследники императора — принцы и принцессы — умеют слышать чужие мысли, все лорды Предгорья управляют погодой, а Пустынные Правители чувствуют воду даже глубоко под песками и повелевают огромными песчаными ящерами.
В перечне самых сильных артефактов Империи на первом месте значится Дверь. И это неудивительно — ничто нe сравнится с ее мощью.
Но что с ней происходит сейчас? И при чем тут я? Почему во имя Привратника в моих руках засветились идары?
Я с силой вдавила ногти в ладони, не зная, что и думать.
Насколько «случайно» я оказалась на острове?
Ох, как мне все это не нравится!
Я попыталась найти больше сведений, но остальные фолианты не смогли поведать мне ничего нового. Посмотрела в сторону лестницы, ведущей вниз. Идти в Черный Архив было страшновато, но я решилась.
Медленно спускаясь, я вспоминала, как впервые шла по этим холодным камням, а навстречу мне шагнуло чудовище, оказавшееся всего лишь старым архивариусом Харди Дэффом. Видит Привратник, я хотела вернуть то время!
Но как оказалось, Черный архив и сейчас был защищён от нежеланных гостей.
На нижней ступеньке, с которой уже виднелся низкий потолок и строгие ряды книжных шкафов, передо мной засветилась призрачная паутинка. А едва я сделала еще один шаг, как она налилась цветом, завибрировала и вытолкнула меня с такой силой, что я едва не грохнулась на камни. Потерев ушибленный локоть, я осторожно ткнула в защиту пальцем и снова получила удар. Так что пришлось уйти, так и не узнав тайны Черного архива.
Засыпала я далеко за полночь. Стоило погрузиться в дрему, и я снова оказалась в Парящем Городе. На этот раз я спустилась с широкой мраморной лестницы и устремилась к центральной площади. С двух сторон от меня возвышались тонкие светлые деревья, их ветви были усыпаны нежными розовыми цветами. Осыпающиеся лепестки медленно кружили в воздухе и ложились на мои плечи и волосы. Под босыми ногами тоже был ковер из прохладных и мягких цветов. В стороне журчали фонтаны и каскадные водопады, возвышались дома, густо заплетенные дикой розой и остролистом. Но по сторонам я не смотрела. Я шла вперед, а вокруг взлетали облака розовых лепестков, мешая рассмотреть уже открывающуюся площадь.
Я шла по Парящему городу, понимая, что снова вижу сон- воспоминание.
«Иди… иди… — шептал кто-то. — Уже близко… Забытое возродится… Верни утраченное… Иди».
— Кто ты? — закричала я во сне, оглядываясь и пытаясь рассмотреть что-то сквозь розовые цветочные облака. — Чьи это воспоминания? Скажи!
«Выход всегда там же, где и вход».
— Это всего лишь афоризм из книги, которую Ржавчина украл у наставника приюта! — рассердилась я. — Скажи, кто посылает нам воспоминания? Кто обладает такой силой? Скажи мне!
«Если нужен ответ — загляни в свое сердце».
— Хватит! Мне не нужны пустые высказывания из старой книжки! Кто возродит забытое?
«Память — единственное сокровище, которое стоит беречь. Лишь память мы берем с собой за Грань».
Я сердито топнула ногой. Еще одна присказка, от которой нет никакого толка!
Сделал шаг в волнах розовых лепестков. Сердце подпрыгнуло в предвкушении. Еще несколько шагов… совсем немного… и я увижу… увижу…
Но сон оборвался, оставив меня с ощущением разочарования и в то же время — облегчения.
Снова задремать удалось лишь с рассветом, а разбудило меня настойчивое фырканье. Не открывая глаз, я протянула руку Ржавчине. Клыки проткнули кожу, и я все же проснулась. Когда сползала с кровати, мой друг уже обмотал бедра тканью и вытащил из кучи вещей сапоги. На меня Ржавчина упрямо не смотрел.
— Эй, с тобой все нормально? — спросила я, сражаясь с зевотой.
— На этом острове ничего не может быть нормально! — буркнул парень. Глянул на меня через плечо.
Ржавчина выглядел расстроенным, злым, а еще почему-то виноватым. Он нахмурился, внимательно рассматривая мое лицо. Губы. И ниже. Правда, там рассмотреть что-либо было сложно, я спала в той же огромной сорочке. Но Ржавчина смотрел так, словно видел меня впервые. Как-то по-новому. И продолжал хмуриться.
— Ты очень красивая, Вивьен, — мрачно произнес эфрим.
Я почесала лохматую со сна голову, не зная, что ответить. Двумя шагами преодолев расстояние между нами, Ржавчина вдруг обхватил ладонями мое лицо.
— Очень красивая… — жарко выдохнул он. — Я столько лет ждал тебя… Столько лет тебя любил… Только тебя одну… Скажи, что все это было не напрасно. Скажи мне, Вивьен!
Я замерла, глядя в его горящие глаза. И тоже словно впервые увидела своего давнего друга. Темные ресницы с рыжими кончиками, острые скулы, изогнутые в вечной усмешке губы. Несколько шрамов, которых не было в детстве. Жесткость во взгляде. Сила, которая могла бы сокрушить меня, пожелай того Ρжавчина…
— Поцелуй меня, — хрипло приказал он. И не дождавшись ответа, сам наклонился, лизнул губы, раздвинул их языком. Без нежности, с какой-то злой отчаянной силой.
Я отпихнула его обеими руками. Взгляд Ржавчины стал таким темным, что на миг показалось — не сдержится. Обратится и оторвет мне голову. Или оторвет прямо так, человеческими руками!
И словно не доверяя себе, Ржавчина сделал шаг назад. И еще.
— Ненавижу тебя, — пробормотал он.
Я прикусила распухшую от злого поцелуя губу, хотела ответить, но тут с улицы раздались крики. Да такие громкие, что долетели даже до наших окон!
Охнув, я кинулась к вещам, а Ржавчина рванул в коридор.
— Охраняй Вив! — на ходу крикнул он Киару, который ввалился в комнату.
Я как раз прыгала на одной ноге, пытаясь попасть в штанину. Огромная сорочка с желтыми кружевами сбилась где-то в районе моих бедер.
Северный лорд моргнул при виде открывшегося зрелища. И развернулся на пятках — лицом к стене. Я улыбнулась. В приюте никто не церемонится и не страдает стыдливостью.
— Ты знаешь, что случилась? Кто кричал? — я впопыхах застегивала пуговицы мундира и всовывала ноги в сапоги.
— Нет, я был у двери твоей комнаты, но кажется — это Янта.
— Бежим! — я пронеслась мимо Киара, устремляясь к лестницам.
Внизу в уши ударила какофония звуков. Рычание, вой, фырканье… Грохот и звон — что-то упало и разбилось. За открытой дверью снова кто-то вскрикнул. Неужели началось? Февры атаковали остров?
Страх сжал горло удавкой.
Волоча за собой огромные щипцы для котла, из кухни приковыляла Китти. Следом за ней выскочила Мелания в криво застегнутом мундире.
— Кто кричал? Что случилось? На нас напали?
— Имперцы или ренегаты? — деловито осведомился Мор, скатываясь с лестницы. Рядом тихо порыкивал Φыр. Похоже, эти двое нашли общий язык даже несмотря на то, что не могли говорить! В руках парни неумело держали топорики для разделки мяса.
Мелания вытащила откуда-то кухонный нож и решительно сжала его в ладони.
— Мы им покажем! — бледнея, заявила она.
Киар едва слышно фыркнул и приказал:
— Останьтесь в замке. Я узнаю, что случилось.
Мы слаженно кивнули.
И так же слаженно устремились к двери вслед за северянином. Он окинул нас хмурым взглядом, снова фыркнул и толкнул створку. Снаружи я на миг ослепла от яркого света. Моргнула пару раз и оглянулась, ничего не понимая. Битвы не было. Но вокруг с рычанием толпились чудовища. Протиснувшись мимо двух замотанных в крылья ладавров, я увидела Янту. Она выглядела потерянной и комкала в руках кухарский фартук. И было отчего! От лестницы Вестхольда до самых сторожевых башен протянулась широкая полоса серебристой травы. Такой знакомой. Я уже видела эти травы — по ту сторону Двери. Неудивительно, что все измененные едва с ума не сошли, поняв, что рядом с замком образовался кусочек Мертвомира. Китти вскрикнула, подняла на меня влажные глаза и… обернулась агроморфом. Платье треснуло на зеленоватом чешуйчатом теле чудовища. Мелания подпрыгнула от неожиданности, но тут же опомнилась и осторожно похлопала Китти по спине, старясь не задеть опасные колючки.
— Не переживай! Вивьен поможет, и ты снова станешь человеком. Не бойся, Китти!
Агроморф надул на шее жабры и удрученно забулькал. Я юркнула под крыло харкоста и увидела двор перед замком. Серебристая, подсвеченная солнцем трава стелилась покрывалом и слегка покачивалась на ветру. Кое-где в зарослях алели капли ярких маков да покачивались белесые метелки.
Но это было не все.
Я приложила руку к глазам, заслоняясь от неожиданно яркого солнца.
— Посмотрите на Взморье!
Полоса моря с лестницы Вестхольда виднелась лишь краешком, но не заметить изменения было невозможно даже отсюда. Взморье бурлило и пенилось, из глубины раздавалось низкое тревожное гудение, словно кто-то неведомый дул под водой в огромный витой рог.
— Что происходит?
Ничего не понимая, мы бросились к берегу.
— Назад! Не приближаться к воде! — скомандовал Ржавчина.
Тяжело дыша от бега и страха, я смотрела на бурлящие воды. Взморье кипело. Из глубины поднимались просмоленные пики мачт, корабельные носы с устрашающими изваяниями и остовы кораблей. Монументальные витые колонны. Сложенные из огромных плит здания и мраморные лестницы. Арки и каменные стены с пустыми проемами окон. Вода стекала по некогда белоснежным, а теперь буро-зеленым статуям и изящным беседкам, густо облепленным ракушником и водорослями. Пена клочьями свисала с ржавых решёток и звеньев огромной цепи, некогда удерживающей подвесной мост.
Из глубины Взморья поднимался Иль-Тарион.
— Спаси нас, святая Ингрид, и все святые! — прошептала рядом со мной Мелания.
— Этого не может быть, — сказал Киар.
— Забытое возродится, — прошептала я.
Чудовища рычали и выли, люди выглядели ошарашенными. Обернувшись, я увидела высыпавших на берег садовников, лавочников и конюха. А ещё почему-то Рейну. Но откуда тут взялась бесцветная? Разве она не сидит под охраной в гарнизоне?
— Отойдите! — рявкнул Ржавчина. — Не приближайтесь к воде!
Бесцветный рывком вытащил свой клинок. Несколько чудовищ шарахнулись в сторону, другие, напротив, оскалились и выпустили когти и шипы. Щитобрюхи выстроились защитной линией, фланги заняли хриавы, бесхи и харкосты. Взметнулись в воздух крылья, растопырились шипы и выдвинулись ядовитые жала. Ржавчина — по-прежнему человек — стоял впереди всех и казался слишком уязвимым на фоне оскалившихся монстров. К моему удивлению, он держал в руках два обоюдоострых меча.
Происходящее казалось нереальным. Со дна морского поднимались остатки давно затонувшего города. Все то, что Взморье бережно хранило пять столетий. Иль-Тарион возникал медленно, но неумолимо. Поднимался, словно кто-то выталкивал его могучей рукой. Вода и морские обитатели искрились на солнце и с неохотой покидали давно облюбованные дома древнего города. Из разбитых дверей и окон высыпались морские гады, стайки мелких рыбёшек метались вокруг давно заржавевших оград и ныряли обратно в ускользающие воды. Взморье отступило назад. Тяжело откатило серые волны, оставив на поверхности затонувшую пристань и часть города. Прибрежная полоса переместилась вглубь, став гораздо дальше, чем была накануне. Это не поддавалось никаким законам мироздания, но мы видели это собственными глазами.
— Что означает Иль-Тарион? — неожиданно спросила я у Киара. — Ты ведь наверняка знаешь.
Бесцветный перевел на меня алый взгляд.
— Место пересечения, — тихо ответил он. — Это дословный перевод с древнего языка.
Я снова посмотрела на поднявшийся из глубин город. Витые колонны, мост, статуи… Все это напоминало… город из сна! Затонувший Иль-Тарион был неуловимо похож на Парящий город Нев-Арда.
Земля под нами вдруг задрожала и вспучилась, словно тоже намеревалась выплюнуть нутро. Остатки древнего города покачнулись, подобно замку из песка. С каменных стен и пиков покатились вниз камни и ракушки. Рейна ринулась к нам, отталкивая с дороги чудовищ.
— Все назад! Прочь! — закричал Ржавчина.
Захлопали крылья, поднимая в воздух тела чудовищ. Меня кто-то пихнул в бок, я замахала руками, удерживая равновесие. И увидела, что рядом стоит Рейна. А ещё — что на нас летит огромный кусок обвалившейся древней стены.
— В сторону! — заорал кто-то.
Сильная рука Киара откинула меня на песок. Я грохнулась, прокатилась, обдирая ладони. «Вивьен…» Шелковая тьма скользнула по моим рукам и ногам, шепот лизнул висок.
Я вскочила, обернулась, но увидела лишь бегущую ко мне Меланию.
За спиной с грохотом упал камень. Как раз там, где только что стояли мы с Рейной. Сама северянка лежала почти у воды — успела отпрыгнуть. Встав на четвереньки, Рейна вскинула голову, ища глазами Киара. Но тот дернул меня наверх, глянул остро.
— Жива?
— Да, все хорошо. Спасибо тебе, — несколько растерянно пробормотала я и увидела взгляд Рейны — полный ненависти. Из нас двоих Киар оттолкнул от летящих камней не сестру.
Бесцветный кивнул и разжал руку, выпуская мою ладонь.
— Возвращайтесь в замок. Живо!
Я решила, что лучше не спорить. Схватила подбежавшую Меланию и ринулась к Вестхольду, спиной ощущая, как дрожит земля под стенами древнего Иль-Тариона.
Удар, удар, удар!
Ρазворот!
Нож с такой силой вспарывает тренировочное чучело, что соломенное нутро высыпается на ноги Рейны. Но она лишь пренебрежительно кривит рот, разворачивается и снова бьет.
И в голове лишь одна картина: как летит со стены каменный осколок. Взгляд Киара. И его рывок, чтобы оттолкнуть. Не ее. Не Рейну! Предательницу-самозванку!
Со скрипом тренировочное чучело окончательно сдалось и повалилось на пол. Рейна отодвинулась и безумным взглядом обвела круглое помещение заброшенной башни. Ей было необходимо хоть что-то уничтожить. Сокрушить! Чтобы не думать.
Краешком сознания, который ещё был способен мыслить, северянка понимала, что поступок брата был… обоснованным. Правильным. Киар прекрасно знает способности и реакции своей сестры, он был уверен, что Рейна самостоятельно избежит опасности. А вот глупая самозванка оказалась бы придавленной камнем. И ее смерть могла повлечь за собой новые неприятности, ненужные сейчас.
Киар поступил как должно.
И Рейне хотелось от этого завыть.
Потому что так это выглядело со стороны. Но вовсе не являлось таковым на самом деле!
Любой из наставников Ледяной Цитадели, где брат и сестра провели большую часть своей жизни, похвалил бы действия Киара. Но Рейна знала правду.
Потому что помимо разумности существует что-то еще. То, что нельзя измерить приборами, нельзя рассчитать и обосновать. В краткий миг перед падением Рейна увидела глаза Киара. Вечно холодные, алые глаза, которые она знала лучше, чем свои. И эти глаза вовсе не были безучастными. Она увидела в них дикий, неконтролируемый страх. За жизнь самозванки! На свою сестру Киар даже толком не посмотрел, лишь мазнул взглядом, словно она значила не больше, чем засохшее дерево!
Выбор Киара был продиктован не пресловутой рациональностью, столь любимой и почитаемой лордами Колючего Архипелага. Не тем, что годами вдалбливали в головы наследникам. Не разумом.
Он был продиктован чувством.
И это словно сняло шоры с глаз Рейны.
То, что у брата однажды появится супруга, северянка, конечно, понимала. Но раньше это ее почти не заботило. Она представляла себе чопорную и холодную аристократку из северного рода, одну из тех, что одеваются в серебристые жёсткие платья с высокими воротниками и никогда не проявляют своих эмоций. Отстраненная, родовитая, послушная — такая жена должна была занять место по левую руку от Киара Аскелана. А по правую всегда будет стоять та, что разделила с ним кровь. Ведь разве может быть что-то сильнее их кровной связи?
Но она ошибалась. Она просто глупая девчонка, которая жила иллюзиями. А ее брат не такой уж и безучастно-отстранённый, каким пытается казаться! У него есть чувства. И ради них он готов отодвинуть собственную сестру!
Проклятый Двериндариум все изменил. Все! Перевернул с ног на голову и оставил в душе лишь пепелище! И что теперь? И кто она, Ρейна? Для чего она?
У девушки на миг закружилась голова. Желание крушить и убивать лишь возросло. Сзади прошелестели едва слышные шаги. Они были почти неуловимые, и будь на месте северянки обычный человек, он ни за что не услышал бы эту поступь. Рейна сузила глаза.
— Убирайся отсюда! Я не в настроении тебя обучать.
— А какое мне дело до твоего настроения?
Ржавчина остановился в нескольких шагах от девушки. Посмотрел на остатки тренировочного чучела, на ряд метательных ножей, выбивших щепки из доски на стене. Перевел хмурый взгляд на северянку.
— Я сказала — убирайся! — рявкнула Рейна. — Не зли меня!
Ржавчина мягко вытащил из ножен два коротких клинка.
— A я уже сказал, что мне наплевать на твою злость. Возьми парные кинжалы.
— Ну что же, — Рейна кровожадно оскалилась, показывая зубы. — Ты сам напросился, рыжик.
Северянка сделала скользкий шаг вперед и напала — сразу, без предупреждения и перехода. Провела обманный выпад правой рукой, крутанула кистью левой и ударила, целясь в открытую грудину Ржавого короля. Сильно, по-настоящему. На поражение.
Но к удивлению Рейны враг отбил смертельный удар, уклонился от второго и подло ударил девушку по ногам, лишая равновесия. Бесцветная упала, но тут же выгнулась в спине, сделала стойку на руках и быстрый переворот назад. Смерила противника новым взглядом. Попыталась успокоиться.
Не получилось.
Внутри бурлила лава, готовая выплеснуться наружу. И почти выплеснулась, когда Рейна увидела насмешливую ухмылку на губах врага. Разбежавшись, она преодолела несколько шагов по каменной стене, перевернулась через голову и обрушилась на Ржавчину сверху, в полете скрещивая кинжалы, чтобы разрезать его горло! И снова — неудача. Вместо податливой плоти сталь вошла в доски пола. Там, где ещё мгновение назад был парень, осталась лишь его тень. Противник двигался слишком быстро! Рейна не могла достать его!
Она — воительница, обучавшаяся в Ледяной Цитадели!
Серия атак градом обрушилась на Ржавчину. Широкая дуга и удар, разворот и подсечка, прыжок, кувырок, резкий выпад обеими руками, обманный круг левой, удар правой… Клятый рыжий казался скользким угрем, уходящим от ее атак.
А Ρейне так хотелось крови! Нет, несколько порезов она уже оставила на загорелой коже парня, но этого было мало!
Они снова находились в заброшенной башне, снова держали в руках оружие и снова кружили, стремясь нанести друг другу как можно больше ударов. Снова, но иначе. Рейне казалось, что воздух сгущается, становится плотным. Что запах крови, мяты и солнца стал слишком ярким, мешает дышать. Что голова хмельная, словно северянка напилась ледяного белого вина.
Ρжавчина хмурился и молчал, что было на него совершенно не похоже. А внутри Рейны бурлило какое-то новое и злое веселье, дикий азарт, подогревающий холодную кровь. Впрочем, она у нее оказалась не такой уж и холодной. Может, поэтому она ошиблась, ударив в очередной раз. Нож скользнул по касательной и вылетел из руки бесцветной. И тут же Ржавчина ударил по другому запястью, выбивая оружие. Сегодня девушка оказалась предусмотрительнее и вплела в белую косу шипы, но клятый эфрим все же схватил за нее, не обращая внимания на пробитые руки, дернул с силой, едва не лишив Рейну волос! Сделал подсечку, и девушка повалилась на пол. Тяжелое тело парня тут же придавило ее к доскам.
Ржавчина прижал лезвие к горлу Рейны и прищурился, рассматривая поверженного врага. Усмехнулся на ее яростный взгляд.
— Ненавижу тебя! — выдохнула она.
— Я тебя тоже, — сипло произнес Ржавый король. Склонился ниже и погладил ножом ее шею. — Иногда ненависти достаточно, крошка.
— Для чего? — не поняла Рейна.
— Для всего, — процедил Ржавчина и дернул ее рубашку, обрывая пуговицы.
Рейна вытаращилась, не веря, что он делает это.
— Ты серьезно? — она ухмыльнулась, заметив неуверенность в движениях парня. — О, это даже смешно, рыжик! Что ты собираешься делать? Раздеть меня? Серьезно? А дальше? Ой, неужели ты осмелишься? — Она рассмеялась. — В прошлый раз ты чуть не свихнулся от поцелуя! Я думала, что никогда тебя больше не увижу, что ты будешь молотить крыльями до самого Хвенского Хребта! Ты выглядел таким перепуганным! Постой…
Рейна внимательнее всмотрелась в глаза парня.
— Ты что же… Ох, Суровая Вьюга и муж ее Сумрак! Да у тебя же никогда никого не было!
— Лучше бы тебе заткнуться, поганка, — хмуро пробормотал Ржавчина.
— Я тебя не боюсь! — буркнула бесцветная. — И… слезь с меня!
— Ты сама это начала. Это ты засунула язык в мой рот, а не я!
— Примерялась, как ловчее его откусить!
— Хоть пальцы скрещивай, когда брешешь! Врунья!
— Да как ты смеешь? Ты… ты…
— Грязь под твоими ногами, ага, — хмыкнул Ржавчина, продолжая поглаживать ножом шею девушки.
— Что это ты делаешь?
— А на что это похоже?
— Немедленно отпусти меня! — рявкнула Рейна, приподнимаясь на локтях.
— Ты не хочешь, чтобы я тебя отпустил.
Белый шелк рубашки скользнул по ее бокам и раскрылся. Ржавчина вздохнул и уставился на плотные полоски, перетягивающие грудь девушки. А потом выдохнул и одним махом разрезал ткань. Холодный воздух коснулся обнаженной груди Рейны, и девушка испытала желание закрыться. Ее грудь была маленькой, а тело худым и жилистым, больше похожим на мальчишеское, чем на женское. И почему-то впервые в жизни бесцветная этого застыдилась. Ее скулы порозовели и, выпятив острый подбородок, она глянула со злостью.
— Что, не нравится? — вызывающе протянула она.
А Ржавчина вдруг нежно провел шершавой ладонью по красным полосам, оставленным тканью. Потом по нежным розовым навершиям груди. Потом ниже — по вздымающимся ребрам и напряженному животу.
— Нравится, — тихо сказал он и посмотрел ей в глаза. Слова застряли в горле, а мысли стали вязкими, как желе.
И Рейна задрожала. Она даже не поняла, кто из них стянул ее штаны — она или заклятый враг. Внутри нее разгоралось солнце. С каждым прикосновением Ржавчины, с каждым его движением, с каждым взглядом. Он сам был солнцем — слишком ярким, слишком горячим. Когда-то, кажется, в другой жизни, в Ледяной Цитадели у Рейны уже случался опыт близости. Северяне считают, что от страхов и слабостей надо избавляться, вот Рейна и избавилась. Она всегда считала себя воином, а не девушкой. Поэтому близость спланировала как военную операцию: выбрала жертву из тех учеников Цитадели, кто наутро отправлялся в гарнизон у дальней границы Колючего Архипелага — откуда не возвращаются. Подготовилась и провела бой — быстро, четко и без эмоций. Та близость не оставила в душе никаких чувств. И даже воспоминаний.
Но сейчас все было иначе.
Совершенно иначе!
Вот только закончилось слишком быстро.
Жаркое дыхание, короткие толчки, сиплый стон… И Ржавчина упал рядом. Он лежал — крепко зажмурившись и тяжело дыша. Он даже не снял свою клятую юбку!
— Дай мне пять минут, — пробормотал рыжий гад.
Рейна дернула свою рубашку.
— С чего ты взял, что я разрешу тебе снова? Да ты… я тебя убью. Убью, прямо сейчас! Понял?
— Ага, — враг открыл глаза. И рывком подмял ее под себя. — Ладно. Обойдемся без передышки.
Его губы прижались к губам Ρейны, а их языки коснулись друг друга. На этот раз медленнее, с желанием узнать и изучить. Впитать чужой вкус. С губ поцелуй потек ниже. И почему-то Рейна не стала отталкивать рыжего. Напротив, притянула его еще ближе, и сама скользнула губами по его шее с яростно бьющейся жилкой. Потрогала его спину — напряжённую, рельефную. Ей понравилось. У врага была горячая кожа, местами перечеркнутая шрамами, а местами такая гладкая, что хотелось потереться об нее, как кошка. Слегка неуверенно северянка опустила руки ниже — до ямочек на пояснице и его клятой юбки. Как расстегнуть пояс, Рейна не поняла и потому просто сдвинула ткань в сторону. Ржавчина уже целовал ее шею и грудь, и каждое движение его языка посылало по телу бесцветной солнечные лучи. Ей казалось, что она купается в жаре. В рассыпавшихся рыжих волосах, в солнечной коже, в горячих прикосновениях. Рядом с ним она казалась белоснежной и совсем тонкой. Хрупкой. И даже немного нежной. Рейна не знала, как они оказались на тюфяках в углу башни. Лампу никто не зажег. В полутьме было легче снова и снова подчиняться толчкам и ударам, стонать, царапаться, слизывать капли испарины с чужой кожи, дрожать от желания и впиваться пальцами в волосы, плечи, бедра…
Рейна не хотела думать о причинах того, почему позволяет врагу делать с собой все эти ужасно-восхитительные и порочные вещи. Почему он все еще жив. Может, она хотела отомстить брату. Может, желала хоть ненадолго ощутить себя не разделившей кровь, а обычной девушкой. А может, все дело в клятом Двериндариуме, который все поставил с ног на голову, все изменил и так невыносимо запутал!
Ржавчина тоже не хотел думать, о том, что происходит. Если он задумается, снова вернется боль, от которой Ржавчина устал. Эта близость в полутьме старой башни, пропитанная запахом пыли и снега, была такой сладкой и такой горькой… Ржавчина много раз представлял себе свой первый раз. Но в его мечтах всегда была другая девушка. Сероглазая, темноволосая, улыбающаяся…
Та, что сейчас царапала ему спину, оказалась похожа на ядовитый кинжал. В свою косу она вплетала колючки, а под одеждой носила ножи и иглы, чтобы проткнуть чью-то шею. Вероятнее всего — его. Ее тело тоже узкое и отточенное: маленькая грудь, узкие бедра, крепкие ягодицы и длинные сильные ноги. Она ему совершенно не нравилась, но будила внутри странные чувства.
Желания.
И было так глупо открывать ей горло, глупо подставляться. Но…
Только дураки верят, что близость возможна лишь по любви.
На нее бывает так много причин.
Рейна откинула голову и застонала, волосы, освобожденные от шипов, снежной лавиной рассыпались по тюфяку. Белое тело изогнулось в его руках так прихотливо и откровенно… Все, что происходило между ними, было острым, горячим, немного злым. Ноги девушки обвились вокруг бедер Ржавчины, и он ощутил, что готов повторять то, что они делают, снова и снова. Он никогда не ощущал такого наслаждения.
В какой-то момент Рейна вдруг укусила его плечо и торопливо прошептала:
— Это ничего не значит, рыжий… Ты понял? И ничего не меняет. Я все равно убью тебя.
— Ничего, кроме ненависти, крошка, — хрипло выдохнул Ρжавчина, рывком переворачивая ее, сгребая в кулак белые волосы, дергая на себя, заставляя спину северянки прогнуться еще сильнее. Открыться ему еще больше. Стать еще ближе.
И они продолжили.
Эта ненависть оказалась горячей.
Ливентия теребила драгоценную стрекозу на браслете, не чувствуя, что ломает тонкие слюдяные крылышки. Бесполезное теперь украшение полетело на пол — к своим почившим соратницам. У ног девушки уже образовался блестящий холмик из золотых насекомых с оборванными крыльями. Последней оставалась бабочка, красовавшаяся на груди южанки. Яркая и крупная, выполненная из шелка и платины, усыпанная изумрудами и аметистами, эта бабочка была подарком Ливентии на ее совершеннолетие. Как раз перед поездкой в Двериндариум. Драгоценность выполнил по заказу родителей прославленный двери-ас Гранданы, мастер камней и золота, господин Хиоретус. Драгоценность была сделана столь искусно, что казалась живой. Но это не остановило Ливентию от ее уничтожения.
Сорвав бабочку с корсажа платья, южанка безжалостно смяла шелковые крылья, а после швырнула украшение под ноги и наступила подошвой сапога. И улыбнулась, услышав хруст.
Сегодня на Ливентии было черное платье, сапоги и серый плащ. С некоторых пор девушку тошнило от ярких цветов.
Она стояла на открытой галерее Вестхольда и наблюдала, как поднимается со дна морского Иль-Тарион. Бронзовая труба «приближающего глаза» позволяла рассмотреть невиданное зрелище во всех подробностях. С монументальных зданий, восставших из глубин, Ливентия перевела трубу на берег, где суетились чудовища и люди. Большинство держались подальше от явившегося Иль-Тариона, но некоторые не особо умные лезли вперед, пытаясь увидеть больше. Нет бы, как она, Ливентия, взобраться на галерею да вооружиться трубой с «приближающим глазом». Но какой спрос с дураков?
Линза трубы послушно показала рычащих хриавов и хлопающих крыльями харкостов, Киара с обнаженными клинками, перепуганную Меланию и горстку трясущихся прислужников в стороне. Все они, открыв рты, глазели на то, как море отступает и выталкивает на поверхность древний город. Конечно, зрелище было впечатляющим. Но это ведь не значит, что надо стоять с таким идиотским видом?
Ливентия повернула трубу в сторону и застыла. Ее тонкие пальцы мигом стали ледяными, а сердце суматошно забилось. В стороне ото всех, на крыше дома клубился сумрак. Чернильная тьма кляксой лежала на красной черепице. Смотреть на нее было неприятно, хотелось отвести трубу. Но на миг Тени отступили, и Ливентия увидела в их сердцевине того, кто прятался от света дня и чужих глаз. Черная форма карателя, платок на лице… Eй хватило одного взгляда на эту фигуру, чтобы узнать. Кристиан тоже смотрел на возрождение Иль-Тариона.
Ливентия оторвалась от бронзовой трубы, подышала открытым ртом, пытаясь успокоиться. И снова прильнула к линзе. И тут девушку словно огнём обожгло. Она вдруг поняла, куда смотрит Кристиан Левингстон. Не на Иль-Тарион! Он смотрел немного в сторону, туда, где возникла из-под воды одинокая древняя башня. А под ней застыло несколько фигур.
Ливентия так сжала трубу, что пальцы хрустнули. Кристиан смотрел не на город. Он смотрел на Иви-Вивьен, клятую предательницу и отступницу. В голове южанки возникло ядовитое воспоминание: беседка, увитая вьюнком, и Крис, стоящий рядом с ней, Ливентией. И его слова: «Я думал о другой девушке. Ты просто… подвернулась под руку».
Подвернулась под руку!
Ненависть ударила красавицу с такой яростью, что девушка принялась с новой силой топтать несчастные брошки, в пыль растирая стрекоз и бабочек. А после швырнула об стену бронзовую трубу так, что треснула приближающая линза.
Ливентия вихрем слетела с галереи. На ее родине говорят: «Гранданец всегда закрывает счет». И теперь девушка знала, как отплатить всем! Как сделать Кристиану больно. Так же больно, как он сделал ей.
Когда навстречу южанке выбежал испуганный Довен, она рванула к врачевателю и расстегнула свой браслет.
— Госпожа Осхар! — выкликнул парень. — С вами все в порядке? Вы так раскраснелись…
Ливентия с силой вцепилась в края его целительской жилетки, дернула на себя. Довен вытаращил глаза, не ожидая от красавицы такого поведения. Ливентия казалась больной, ее влажные темные глаза лихорадочно блестели.
— Госпожа Осх…
— Ты знаешь Вивьен, Освободительницу Чудовищ? Отвечай, ну же!
— Конечно, госпожа Осхар. Конечно, я ее знаю! Но причем тут…
— Слушай меня. Слушай меня внимательно и запоминай мой приказ! — выдохнула она. — Я приказываю тебе, Довен, приказываю… убить ее. Убить Вивьен! Ты должен сделать это. Ради Империи. Во благо Двери. И для меня! Убей ее и никому ни говори о моем приказе!
Глаза врачевателя стали такими испуганными, что выцвела радужка. Его лицо посерело и исказилось, тело задрожало, словно на парня свалился непосильный груз.
Но Довен послушно кивнул, подчиняясь Дару Призыва.
Восстав из морских глубин, Иль-Тарион отодвинул Взморье и застыл на новой береговой линии каменными зданиями, полуразрушенными мостами и накренившимися башнями. Кусок древнего города, неизведанным образом оказавшийся снова на поверхности, выглядел пугающим, но манящим. Стены, облепленные ракушечником и засыхающими водорослями, кривые арки и разбитые статуи — все это хотелось рассматривать и изучать. Правда, Ржавчина запретил даже близко подходить к Иль-Тариону. Ему хватило и того, что я едва не осталась лежать под обрушившейся стеной. Здания древнего города были ненадежными и покосившимися, они угрожали вот-вот рухнуть, и входить в эти узкие улицы было по-настоящему опасно.
Хотя и безумно интересно.
Поэтому Ржавый король выставил на берегу стражей.
За барьером воздушной защиты острова роились белые альбатросы со всадниками. Февры тоже пытались понять, откуда, склирз его подери, возникли эти древние строения!
Посмотрев на кружащих белых птиц, я отправилась проведать ту, что лежала в сарае. И пока шла, все думала о тенях, скользнувших по моему телу в момент опасности. Кристиан снова пытался меня защитить. Это согревало меня и в то же время причиняло боль. Я не хотела думать о нем, потому что каждое воспоминание сводило с ума.
Быть так близко и в то же время неимоверно далеко… Иногда мне хотелось закричать «Я скучаю!». Я так скучаю, что не могу дышать, Кристиан…
К моей радости, раненый альбатрос встретил недовольным клекотом и пустой посудиной, в которой ночью ещё были куски мяса. Крылья выглядели значительно лучше, на месте ожогов кое-где даже появился легкий белый пух. От ликования я даже исполнила на соломе подобие победного танца!
— И не надо так смотреть! — пропела я Киару, который пытался не улыбнуться, глядя на мои подпрыгивания. — Альбатрос выжил! И он снова сможет летать! Это ли не чудо?
— Ты ужасно танцуешь, — сказал бесцветный и все-таки не удержался. Его губы дрогнули и поползли вверх.
— И пою отвратительно, — весело объявила я. — Непростительные грехи для благородной госпожи. А я, к счастью, не она!
— А хотела бы ею стать? Ты… могла бы.
— Что? — я так удивилась этому вопросу, что даже перестала приплясывать и обернулась на Киара. Северянин стоял в тени, скрывая выражение лица. Я пожала плечами: — Вот еще! У вас, благородных, столько запретов и глупостей, что можно свихнуться, если все их выполнять! Я уж лучше по-простому как-нибудь. Да и вообще… нашел, о чем говорить! Никто из нас не знает, что будет завтра. Сегодня вон поднялся Иль-Тарион, а утром, может, восстанут мифические огнекрылые драховаксы?
— Драховаксов не бывает, — хмыкнул Киар. — Это выдумки.
— Ага, и древние города не восстают из морских глубин. Знаешь, я уже ничему не удивлюсь. Ну разве что помилованию императора, если февры захватят остров.
Киар вдруг резко шагнул вперед. Так, словно хотел меня обнять. Но не сделал этого, так и остался стоять, прижав руки к бокам.
— Вивьен…
— Не надо, Киар, — я легко улыбнулась. — Я знаю, чем мне грозит освобождение Двериндариума. Я все понимаю. Давай просто попытаемся спасти как можно больше людей. И… пообещай, если… Если у февров получится… пообещай, что позаботишься о Китти, Море, Фыре и остальных. Они не виноваты.
Бесцветный нахмурился, алые глаза полыхнули, словно зарево погребального костра.
— А ты? О себе ты просить не будешь? Я ведь мог бы…
Я снова улыбнулась.
— Нет.
Киар коротко выдохнул. И шагнул ко мне. Слишком мягко. Слишком… жадно. И снова я вспомнила его взгляд в тот момент, когда он оттолкнул меня от летящих камней. Такой живой взгляд, совершенно не свойственный холодному северянину.
Я так же мягко отступила, присела возле альбатроса и принялась осторожно счищать остатки поврежденных перьев и пуха, чтобы они не мешали расти новой ости. Киар придержал голову птицы, не давая ей меня клюнуть. Но алый взгляд преследовал меня, словно приклеенный.
— Вив…
— Как думаешь, когда он сможет взлететь? — не дала я лорду договорить. — Мне кажется, надо повыдергивать вон те перья, от них остались одни сожжённые иголки.
— Вивьен.
— И налить свежей воды, он всю выпил. И еще…
— Посмотри на меня.
Я осторожно подняла голову. Бесцветный хмурился, а на его скулах, к моему изумлению, залегли два пятна. Не румянец, а просто розоватые полосы, непонятно как оказавшиеся на лице лорда Аскелана. В алых глазах таяли ледники Колючего Архипелага.
Киар вдруг поддался вперед, и его длинные бледные пальцы стиснули мою ладонь в ворохе птичьих перьев. Сжали и замерли, не отпуская.
— Существует регламент, по которому тебя не смогут судить февры, — быстро и едва слышно произнес северянин. — Если ты принесешь пожизненную клятву служения и верности. Северу, королю, рубиновой короне. И… одному из наследников Архипелага. Мне.
Я покачала головой и осторожно потянула ладонь из его руки.
— Стать твоей вечной рабыней среди ледников?
— Остаться живой. И свободной.
— Не уверена, что мы одинаково понимаем слово «свобода», — пробормотала я, отстраняясь.
В глазах Киара на миг вспыхнуло какое-то чувство — сильное настолько, что зрачки расширились, полностью закрывая радужку тьмой. Он качнулся ко мне, словно намеривался сделать что-то, совершенно ему не свойственное. Но быстро взял себя в руки. Опустил голову — и белые пряди упали, закрывая лицо.
— Я уже говорил, что смогу о тебе позаботиться, — глухо произнес он. — Тебе будет хорошо в моем доме, обещаю.
Киар посмотрел на свою руку — к пальцам прилипло белое пёрышко. Сбросил его и отодвинулся.
Альбатрос недовольно заклекотал, словно ему не нравилось разлившееся в воздухе напряжение. Я легонько погладила птицу, успокаивая. И вновь посмотрела на Киара.
— Зачем тебе это?
Киар смотрел не мигая.
— Меня влечет твоя живость, — его голос изменился, стал глубже. — Твое презрение к правилам. Способность их нарушать… Это так… притягательно для того, кто с рождения заключен в рамки условностей. Меня… тянет к тебе. Сильно. Ты сможешь научить меня… чувствовать.
Его лицо на миг исказилось, словно бесцветному было больно даже говорить об эмоциях.
— Не отвечай сейчас. У тебя есть время. До ночи. Это единственный выход, Вивьен, и ты это знаешь. Тебе просто надо произнести клятву.
И навечно привязать себя к Киару Аскелану. А в случае его смерти меня сожгут вместе с его телом — таковы правила служения. Чтобы ни у кого не возникло желания убить того, кому поклялся в верности. Глядя на лицо северянина, я верила, что ему хватит сил отстоять мою жизнь перед феврами. Хватит сил, чтобы увезти на север. Но кем я стану там? В окружении ледников и северного сияния, посреди ночи и холода?
— Передай вон ту щетку, пожалуйста. Попробую прочесать перья, чтобы освободить крылья.
Аскелан нахмурился. Похоже, он ожидал от меня иных слов. Может, думал, что я начну прыгать и визжать от радости? Все же любой нормальный человек предпочтет вечное служение в доме северного лорда пыткам и погребальному костру. Но как объяснить, что все мои чувства, все то, чего так жаждет наследник Севера, уже отдано другому человеку? Что на бесцветного не осталось ничего, кроме дружбы?
— Вивьен… — он странно произнес мое имя. Почти задыхаясь.
В приоткрытую дверь скользнул ладавр, который вечно таскался за нами следом, взлетел коротким рывком к потолочным балкам и затих в углу. Ржавый король не желал оставлять нас наедине, отправив следом своего соглядатая. Киар рывком сжал рукоять клинка. Но уже через миг его бледное лицо снова стало спокойным и бесстрастным.
Я покачала головой и осторожно провела щеткοй пο крылу альбатрοса.
— Кстати, а как на берегу оказалась Рейна? Разве твοя сестра не должна быть в гарнизоне?
Лοрд Аскелан пοжал плечами.
— Я не знаю, пοчему Рейна была вοзле мοря. И не знаю, куда οна потом делась, я не смог ее найти. Этот гад… xм… Наш Ржавый кοрοль заявил, что с моей сестрой все в порядке и не стоит ее искать.
— Ты не выглядишь обеспокоенным.
- Ρейна может за себя постоять. Она один их лучших воинов Ледяной Цитадели.
Я почесала нос и задумалась, что общего может быть у Ржавчины с ледяной северянкой. Дернула обугленную ость пера, и альбатрос клюнул мою руку. Вернее, попытался, Киар успел схватить птичью голову. Но на этом силы альбатроса иссякли, и он затих, беспомощно распластав крылья и позволяя мне освобождать их от ошметков перьев и корки. Закончив, я налила птице свежей воды, и мы с Киаром вышли на улицу.
Взморье притихло, устав сражаться с Иль-Тарионом. Сквозь сизые тучи веером рассыпались солнечные лучи, золотистыми брызгами растекаясь по черепичным крышам. Над островом повисла тягучая тишина.
И я вдруг подумала, что Двериндариум — удивительно красивое место. С черной громадой Вестхольда, затянутой красным остролистом, с бушующим морем, с рядами домов и яблоневыми садами, спящими сейчас под снегом. С бесконечными лесами на другой стороне острова, с замершей пристанью и торговой улицей. Удивительное место. И несмотря ни на что, я рада, что увидела его!
— Ты улыбаешься, — тихо сказал Киар.
Я встряхнула волосами и подумала, что их давно пора подрезать.
— Давай поищем что-нибудь съедобное! Возрождающиеся города пробуждают волчий аппетит!
К вечеру небо затянулось тяжелыми тучами, готовыми разразиться то ли грозой, то ли снежной бурей. С моря подул острый студёный ветер. Словно сама природа готовилась к тому, что должно случиться.
К буре.
Я ощущал ее даже глубоко под землей, в темных коридорах города мертвых.
Возродившийся Иль-Тарион, к счастью, не нарушил целостность подземного города. Я не знаю, какие силы защищали древние захоронение, но оно устояло. Лишь несколько коридоров оказались затопленными, когда пресное озеро вышло из своих берегов.
Ринг переступил с ноги на ногу и снова спросил с очевидной мукой в голосе:
— Нам точно надо это делать?
Вместо ответа я встал на ящики и поднялся к ближайшему углублению в стене, внутри которого лежал череп. Дальше придется использовать крылья, но я оттягивал этот момент, как мог.
— И все-таки это ненормально, — пробормотал внизу Ринг. — Нельзя нарушать покой усопших.
— Ты сам называл такой способ погребения варварским, — напомнил я, рассматривая пустые глазницы и редкие зубы черепа.
— Обирать мертвых — гадкое дело, — буркнул парень. — Святым это не понравится.
Я не стал говорить, что святым нет до нас никакого дела. Молча сдвинул череп в сторону и сунул руку вглубь узкой ниши. Пальцы нащупали ледяной металл и рукоять. Потянул и вытащил широкий черный меч. По лезвию скользнули синие искры, словно внутри металла оживали небесные молнии. Наследие древних, давно утраченные черные клинки, покоились в городе мертвых вместе с черепами их владельцев.
Кинул меч Рингу — и тот сначала выругался, а потом восхищенно присвистнул, оценив затейливую ковку и остроту лезвия.
— Поглоти меня Бездна! Да это ведь железная гроза!
— Знаешь о таких мечах?
— Да кто ж не слышал о черной стали с синими искрами? Байки о железных грозах рассказывают мальчишкам раньше, чем те выучат свое имя! Я думал, что гроз уже не осталось.
Я обвел взглядом ряды ниш, которые словно соты, покрывали стену. И усмехнулся. Иль-Тарионцы хоронили свои черепа с оружием или домашней утварью. Верно, полагали, что это пригодится им после воскрешения.
Что ж, я найду применение их железным грозам.
Сегодня древние мечи снова ощутят вкус живой крови. Напьются ее досыта.
Неустойчивая гора ящиков подо мной зашаталась и обвалилась, Ринг успел ругнуться и отскочить, а я распахнул крылья. Даже не задумавшись. Сделал этот так естественно, словно был рожден с тьмой за спиной.
Постарался об этом не думать и приступил к вооружению своих легионеров. Мне понадобится много мечей. Для каждого мужчины этого острова.
Киар посмотрел на тяжелые тучи. Внутри клубилась тьма, грозящая вот-вот разразиться бурей. Но северянина интересовала не погода, а два харкоста, кружащие над башней. Киар прикоснулся к ободу рубиновой короны, которая скрывала его от чужих глаз. Измененные его не увидят, но могут учуять своим звериным нюхом.
Он вытащил белый клинок. И вошел в башню.
Внутри была лишь одна лестница, закрученная спиралью до самого верха. Бесцветный поставил ногу на ступень. Шаг вверх. Второй… едва уловимый шорох… Стремительно обернувшись, Киар успел увидеть нападение. Змеевидное тело виргуста обрушилось сверху, похоже, чудовище могло передвигаться по стенам и потолку так же легко, как по земле. Толстые кольца обвились вокруг тела Киара. Этого измененного Киар видел лишь раз, виргуст прятался от дневного света в темноте башни и никогда не выбирался наружу. Треугольная голова с единственным желтым глазом и двумя длинными выступающими клыками оказалась возле лица лорда, и тот изо всех сил ударил головой прямо в это затянутое пленкой око. Виргуст не издал ни звука, но удушающие объятия ослабли, и Киар сумел рубануть клинком. Белая сталь окрасилась черной кровью. Клыки схватили воздух возле шеи Киара, но тот успел уклониться. Перемахнув через тело чудовища, северянин развернулся и одним ударом отсек голову виргуста. Она упала со шлепком, змеевидное тело обмякло.
Киар стер с лица брызги черной крови, переступил через отрубленную голову и пошел наверх.
Рейна лениво отбросила с лица белые пряди и прищурилась, всматриваясь в стремительно темнеющее окно. В теле девушки поселилась тягучая, сладкая нега, требующая растянуться на соломенном тюфяке, закрыть глаза и отдаться на волю этих ласковых волн.
Ρжавчина лежал за ее спиной. Сильные руки, доставившие ей сегодня так много удовольствия, погладили живот и грудь Рейны, а мягкие губы прижались к ее шее. Девушка на миг закрыла глаза, гадая, почему прикосновения врага настолько приятны.
— Кажется, начинается буря, — пробормотала Рейна, пытаясь освободиться из плена сладостных ощущений.
— Да, — прошептал Ржавчина, прихватывая зубами мочку ее уха. — Буря уже совсем близко. Мне надо уходить. Скажешь что-нибудь на прощание?
— Что? — пробурчала Рейна, ощущая странное сожаление, что все закончилось. И злость на себя за это сожаление.
— М-м-м, — враг снова лизнул ей шею, потом плечо, посылая по уставшему телу тысячи колких молний. Бесцветная не понимала, как он это делает. — Ну, ты можешь сказать правду. Примерно так: вы были великолепны, Ваше Величество. Я буду помнить этот день до конца своей жизни.
— Да пошел ты! — взбрыкнула Ρейна, и Ρжавчина рассмеялся, щекоча губами ее шею.
Его руки скользнули по телу девушки, пальцы обхватили запястья, потянули назад. И накинули на них веревку!
Рейна дернула головой, словно просыпаясь.
— Ты что это делаешь?
— Связываю тебя. — В голосе рыжего ублюдка не осталось ни капли игривости, а узлы на ее руках он стянул так, что северянка взвыла.
Не веря, что это происходит, она ударила ногой, но враг легко уклонился, перекинул веревку через железное кольцо, вбитое в стену, потянул и закрепил. Рейна ошарашенно забилась, но ее ладони оказались надежно связаны.
— Отпусти меня! Сволочь! Урод!
— Я точно тебе нравлюсь, — ухмыльнулся рыжий и ловко связал и лодыжки девушки.
Ржавчина отпрыгнул, чтобы избежать удара ее пятками, выпрямился. Потом потянулся, наслаждаясь вибрирующими мышцами и силой, разливающейся по телу. Встал, расставив ноги и глядя на северянку. Ухмыльнулся. Она лежала перед ним на соломе, со связанными руками и ногами, обнаженная, растрёпанная и злая настолько, что напоминала воплощенную Вьюгу.
— Неплохо. Надо будет повторить… как-нибудь!
Рейна плюнула, надеясь попасть на голое тело парня. Не попала и зашипела, как рассерженная кошка.
— Немедленно развяжи меня! Какого… склирза? Да я тебя… Знаешь, что я с тобой сделаю, тварь?
— Ай-ай, какой грязный ротик у благородной леди, — едва не мурлыкая, протянул Ржавчина. Присел на корточки, благоразумно решив не приближаться к Рейне слишком близко. Даже связанная она была опасна. — Можешь считать это благодарностью за сегодняшний день. Не хочу, чтобы ты была там, — он кивнул на окно, — когда начнется буря. Хотя…
Ржавый король хмыкнул и, разжав скрещенные пальцы, помахал рукой в воздухе.
— Хотя ладно, не буду врать. Я не хочу, чтобы ты всадила нож мне в спину, когда… поймешь, что происходит.
— Аскеланы не бьют в спину! — рявкнула Рейна. Алые глаза девушки потемнели от ненависти. — О чем ты говоришь? Что происходит?
— Буря, крошка, — Ржавый король выпрямился и улыбнулся. — Приближается буря. Я давно ее жду. А ты пока отдохни, вздремни. Все же я хорошо тебя… м-м-м… как же это назвать поприличнее…
Рейна разразилась ругательствами, а Ржавчина снова рассмеялся. Обернул вокруг бедер свою юбку, натянул сапоги. Глянул через плечо — уже без насмешки. И вдруг, стремительно приблизившись, впился в губы Ρейны порочным поцелуем. Он целовал ее так, как никогда не посмел бы целовать Вивьен.
Но Рейна — не Вивьен.
Тряхнув головой, Ржавый король накинул на северянку ее меховой плащ, отвернулся и ушел.
А Рейна провела языком по прокушенной губе, слизнула соленую каплю. От желания убивать у нее потемнело в глазах.
В высоких бойницах завыл ветер.
Мечей и кинжалов Иль-Тариона с лихвой хватило на вооружение моей армии. Ринг все еще качал головой, рассматривая синие искры на черной стали, но уже молча. Ряды защитников острова выстроились в широком коридоре, рядом с лазом.
Я вышел из густой тьмы и заметил, как люди попятились. Даже лесорубы, способные одним махом свалить здоровенную ель — и те предпочитали держаться от меня подальше.
Не сегодня.
Я прошел вдоль шеренги воинов и каждому посмотрел в глаза. Платок больше не закрывал мое лицо и люди видели черные рисунки, покрывающие кожу. Видели крылья. И Тени, змеями извивающиеся вокруг меня.
Я больше не скрывал то, чем стал.
Я стоял перед мужчинами, глядя в лица тех, кто готов был умереть за свободу.
Все указания уже озвучены, все приказы розданы. Осталось последнее:
— Оберегать мир, свет, жизнь и Империю! — приказал я. — Благо Двери! И пусть помогут нам все святые!
— Вперед!
Решетку лаза сорвали с петель, и орда хлынула наружу. Навстречу буре.
Худой, словно щепка, и юркий, как ящерица, лавочник с улицы Дуболомов просочился в узкую щель между домами, перелез через ограду, забрался на тонкую ветку дерева и швырнул на брусчатку внутреннего двора сверток. Бумага, пропитанная смолянистым настоем, начала медленно тлеть, пока не вспыхнула пламенем и не взорвалась каскадом разноцветных искр. Длинные струи красного пламени выстреливали из сердцевины свертка и разлетались на десятки шагов, словно щупальца неведомого чудовища, желающего сожрать все живое.
Когда к пожару ринулись со всех сторон стражи гарнизона, лавочника уже и след простыл.
Щитабрюх и бесх напали на Киара одновременно. Стоило лишь ступить на камни круглой площадки — единственного помещения в этой башне. Лорд Аскелан успел мельком заметить два широких арочных окна без стекол и железную установку, испускающую ровное матовое сияние, которое множилось в многочисленных зеркалах над башней и создавало ту самую воздушную защиту, что куполом закрывала остров.
Чудовища напали одновременно. И все же бесх на мгновение раньше. Он ринулся к Киару, втягивая воздух и пытаясь рассмотреть чужака. Темно-серое тело бесха — худое, но покрытое чешуёй и шипами — вертелось, словно смерч. С другой стороны попер огромный щитабрюх. Лорд швырнул в него кинжал, но лезвие лишь черкануло по броне изменённого. С жутковатым воем бесх сложил трубочкой черные губы и плюнул. Ядовитая слюна зашипела на стене — там, где ещё мгновение назад был северянин. И туда же впечатался кулак щитабрюха! Со стены посыпалось каменное крошево, словно по ней приложили кувалдой!
Северянин крутнулся и протянул ладонь. Лежащий за спинами чудовищ кинжал дрогнул и взлетел. Пронёсся по широкой дуге и с хрустом вонзился в спину бесха — по самую рукоять. Чудовище захрипело и рухнуло на пол. Взревевший щитабрюх с рыком бросился на Киара. Бронированное бочкообразное тело перло, словно Имперский Экспресс! Если ему удастся добраться до северянина, того не спасет умение обращаться с мечом. Киар нырнул вправо — под огромную руку чудовища, прокатился по полу, пачкаясь в крови бесха. Вскочил и попытался выдернуть возвращающийся кинжал из тела чудовища, но сталь вошла так глубоко, что застряла в кости. Рычащий щитабрюх снова кинулся на лорда, и тот подумал, что надо скорее заканчивать — рев привлекает внимание. Удар тяжелой лапы отбросил Киара к железной установке. И зверь тут же кинулся снова, не давая не то что подняться — вздохнуть!
И напоролся за белое лезвие, словно по волшебству оказавшееся между северянином и чудовищем. Клинок вошел в единственное незащищенное место на горле щитабрюха, прорезав его насквозь. На миг зверь застыл, но тут же рухнул, когда Киар рывком оказался на ногах, сжимая оружие.
И с неудовольствием глянул на темнеющие арки окон, в которых стремительно увеличивались силуэты приближающихся харкостов. Его заметили. Но это уже было неважно — на краю острова загорелся маяк. Оранжевый свет вспыхнул на вершине белой колонны, словно знамя освобождения.
Харкосты были уже совсем близко, и Киар развел руки. Сила рубиновой короны обожгла вены северянина живым огнем. На миг лорд покачнулся, принимая мощь второго мертвого рубина. И, отзываясь на зов артефакта, северный ветер с воем ударил в стены башни, ломая кладку и отшвыривая прочь подлетевших харкостов. Рубиновая корона давила на лоб, от использованной силы кровь все ещё кипела так, что вдоль хребта тек пот. Не будь Киар наследником Северного короля, его вены уже спеклись бы от этой силы.
Но он выстоял. Удержал мощь короны. Победил.
И обернулся к тому, кто все это время стоял за железной установкой.
Два взгляда встретились — ледяной алый и потемневший карий. Два человека застыли, сжимая оружие. Окровавленное белое — у Киара, блестящее чистотой — у ренегата.
— Отойди в сторону, Айрон, — чуть сипло произнес наследник Севера. — Отойди — и возможно, я сохраню твою поганую жизнь.
Айрон откинул голову и расхохотался.
Маяк вспыхнул одновременно с пожаром на острове. Первый приказывал имперским войскам на берегу приготовиться к атаке, второй — отвлекал внимание от решеток, которые выламывали заточенные в гарнизоне февры.
Железные пруты, давно обработанные настоем, за несколько дней подточившим основания решеток, со звоном посыпались на землю. Буран Эйсон первым вывалился наружу и ногой отбросил гору снега под засохшим дубом. В ледяном нутре тускло блеснул черный металл — мечи и ножи, оставленные для пленников. И первым делом Эйсон срезал с руки запирающий браслет. Глубоко втянул воздух, ощущая, как наполняет тело сила Дара.
За стеной рычали и выли измененные, а огонь лизал стены гарнизона. И пока чудовища пытались понять, как потушить пламя, почти все февры оказались снаружи, без браслетов и при оружии.
Заросшие и злые легионеры переглянулись и кровожадно усмехнулись.
— Давайте покажем, кто здесь хозяин! Вперед! — сказал Ральф и перемахнул через низкую ограду. Остальные ринулись следом, стряхивая с запястий срезанные браслеты.
— Они отступают! — заорал Ρинг, потрясая железной грозой. — Отступают!
Я сжал идары — все еще идеально чистые. Непростительно чистые! С самого начала мы договорились, что атаку поведет Ральф, я же предпочитал держаться в стороне, потому что не знал, сумею ли совладать с Тенями. «Обойдитесь без лишних жертв, — велел я феврам. — Измененных будет судить Империя».
Легионеры понимающе кивнули.
И кинулись в бой.
Бой?
Я распахнул крылья и запрыгнул на черепицу ближайшего дома. С нее был виден пылающий гарнизон и сражение. Да какое к склирзу сражение! Нахмурившись, я всмотрелся в снежную круговерть. Что происходит, раздери всех Двуликий?
Чудовища отступали, и железные грозы жадно сверкали синими искрами, но пока не испили ни капли вражеской крови. Февры и вооруженная армия лесорубов, кузнецов, фермеров и прислужников с криками теснили измененных к стенам Вестхольда. Те рычали, визжали, шипели и покорно отступали.
Я оглянулся на сторожевую башню, где сейчас находился лорд Аскелан. Но воздушная защита острова по-прежнему накрывала Двериндариум непроницаемым куполом. А ведь Киар уже должен был отключить зеркальную установку…
Легионеры приблизились к Вестхольду.
«Убей, убей, убей!» — зашептала мне на ухо Безымянная, обдавая тело могильным холодом.
И тут я понял, что настораживало меня с самого начала. Измененные двигались слишком слаженно. Как единый организм. Как солдаты, выполняющие приказ. Они не отступали. Они заманивали людей туда, куда им было удобно.
Это все гребаная ловушка. Нас провели. Или предали. Тот, кто знал о готовящемся наступлении.
«Убей!» — взревели Тени, заворачиваясь вокруг меня смерчем. Над головой загрохотало, и белая шипастая молния разорвала небо пополам.
Я упал с крыши, устремляясь к легионерам. Приземлился недалеко от солдат, увидел изумленный взгляд Эйсона, брошенный на мои крылья.
— Не нападать, — велел я, выступая вперед.
Чудовища перед нами тоже выстроились линией, угрожающе порыкивая и шумно втягивая воздух. И тут их ряды раздвинулись, пропуская человека. Рыжий узурпатор с ухмылкой провернул в руках серповидные мечи.
И увидел меня.
Насмешка исчезла с его лица, и оно исказилось от ненависти. Ненависти и… какого-то болезненного понимания.
— Вон оно как…А ты живучий, февр, — протянул ублюдок, сплюнув на снег. — Надоело тебя убивать. Ну ладно, сегодня сдохнешь окончательно.
Чудовища завыли-зарычали. И оборвали рык тоже одновременно, словно получив невидимый сигнал. Отхлынули назад, освобождая место для битвы.
Я вытащил из-за спины идары. Глянул на мрачного Ринга, приказывая не лезть. Этот счет я закрою сам.
— Тебе лучше обернуться, эфрим, — негромко сказал я, делая первый шаг навстречу. Теплые рукояти идаров мягко светились в ладонях.
— Я тебя и без когтей прикончу, февр! — по-звериному оскалился рыжий. Сжал свои мечи.
Я молча сделал второй шаг.
«Отдай нам!» — взвыли рядом со мной Тени. Я отбросил их рывком, да так, что одни клочья остались. Злая горячая радость обожгла вены.
Наконец-то.
— Что смешного? — нахмурился Киар.
Пристально осмотрел башню, отыскивая подвох. Но Айрон выглядел совершенно неопасным, несмотря на клинок в руках. Вот только слишком самодовольное лицо было у ренегата! Слишком уверенное!
Киар прищурился и шагнул к отступнику.
— Отойди от установки, Айрон! И если ты надеешься, что я не сумею с ней справиться, то сильно заблуждаешься.
— А с этим ты справишься, лорд Аскелан? — улыбнулся Айрон. И указал кончиком клинка на окно. — Посмотри вниз. Посмотри, я отойду.
Не спуская глаз с ренегата, Киар сделал несколько шагов к арочному окну. За ним выл ветер, бушевала буря. A внизу… внизу сидела на снегу Рейна. Связанная и злая до бешенства в алых глазах. Она билась пойманной птицей, но толстые веревки надежно спеленали тонкое тело, завернутое в плащ. Рядом стоял один из незаметных прислужников из Вестхольда. Еще один предатель!
Киар ощутимо скрипнул зубами. Его ярость взметнулась, призывая силу второго рубина, кровь снова закипела. Белая снеговерть внизу оскалилась и приняла форму свирепой снежной волчицы. Она зарычала бурей, и звук ударил по каменным сводам башни. Потом пригнула голову для прыжка, не спуская белых глаз с отступника и его пленницы. Ренегат рядом с Ρейной заорал и с силой дернул веревку на шее девушки. Рейна захрипела, даже с высоты башни Киар услышал этот звук.
— Убери Вьюгу, Киар! — крикнул Айрон.
Ветер откинул его в сторону, ветер ожил. И тоже оскалился. Север пришел в башню. Холод пополз ледяной коркой — от Киара и во все стороны, угрожая сожрать все живое.
— Убери! — уже со страхом повторил Айрон, отступая в угол. — Ты ведь не хочешь потерять сестру? Киар!
Бесцветный лорд снова посмотрел вниз. Там рычала снежная волчица — Вьюга. Она могла разорвать ренегата. Разодрать на клочки!
«Сестра делает тебя слабой», — вспомнил Киар слова своего короля.
«Надо успеть. Ты совсем рядом», — сказал кто-то в моей голове.
Я осмотрелась. Справа возвышалась стена здания, слева тянулись по склонам каскадные сады. Высокие белые деревья сада тонули в сером тумане. Капли росы стекали по широким листьям.
Я снова стояла на улице мёртвого города. Я уснула? Странно. Кажется, я только что сидела на кухне и говорила Мелании, что воздух пахнет бурей… Когда я успела уснуть?
Может, задремала, съев тарелку горячего супа и ломоть хлеба? Удивительно, но я осознавала себя в этом сне и понимала, что все это лишь очередная греза. И все же она была так реальна.
Я снова шла одна, влекомая вперед неведомой силой.
«Это город Туманных Садов, древних знаний и заклинателей. Здесь стеклянные цветы элтхис поют свои песни, а Серебряный водопад Ахмаир низвергает свои воды в Плакучее море. Здесь на главной площади возвышаются статуи из розового и черного мрамора. Тринадцать Двуединых, тринадцать Первых! Крылатая Дева, Мечедержец, Гривоносный, Неуловимый…
Это начало. Это Эфистоль.
Посмотри же!»
Еще несколько шагов вперед. Туман плывет, изменяясь и складываясь в замысловатые фигуры. Я вижу краешек огромной скульптуры — распахнутые птичьи крылья и тонкое женское тело, вижу каменный меч, занесенный для удара у другого изваяния. Вижу черный силуэт с хвостом и рогами…
Тринадцать статуй стоят по кругу. Они выше меня в несколько раз — огромные настолько, что кружится голова. Двуединые…
От каждого по белым мраморным плитам тянется к центру красная линия. А там, где они сходятся кругом, заворачиваются символы. Глифы мертвого языка…
«Эфистоль, — сказал голос в моей голове. — Изначальное творение. Память…»
Еще один шаг — и я опустилась на колени на сплетение красных нитей. Коснулась их кончиками пальцев.
И поняла.
— Вивьен!
Я заморгала, пытаясь прийти в себя. Надо мной возвышались Мелания и Янта, обе выглядели обеспокоенными.
— Ты закричала, — пояснила послушница. — Что случилось? Вот, выпей воды.
Я оттолкнула ее руку со стаканом и вскочила.
— Вы это видели? Видели? Последний кусок воспоминаний! Вы видели его?
— Да, — кивнула Янта.
— Мне на миг почудился огромный водопад и ступени, ведущие к площади. А еще статуи. Такие странные… Но тут же пропали, я и рассмотреть не успела…
Я застыла, осознавая. Мысли неслись галопом, сталкиваясь и дробясь на тысячи острых осколков. На этот раз я увидела грезу наяву. Последний кусочек чужого воспоминания.
Чужого?
— О великие Святые… — пробормотала я. — Я поняла. Я поняла! Это Дверь насылает на Двериндариум воспоминания! Это все делает Дверь! Сны о Парящем городе! Грезы. Все эти видения! Кто еще способен на подобное? Все дело в Двери!
— Что ты такое говоришь, — как-то беспомощно прошептала послушница. — Тебе надо просто успокоиться…
— Под хвост Змею спокойствие! — заорала я. — Я поняла! Может, это защита Двери, может, что-то иное… Она хочет нам сказать… показать! Но… Знаки! Мелания, я поняла, о чем забыла! Вернее — о ком! Надо найти Альфа! Немедленно!
— Что? Ой, тебе надо к врачевателю, у тебя кровь носом пошла!
— Я «увидела» последний фрагмент о Парящем Городе! Я! И другие! Дверь показала его всем! Частями или полностью! — заорала я, не обращая внимания на встревоженные лица девушек. — Если его увидит Альф… там были глифы!
— Но что…
— Если Нордвиг тоже увидит это воспоминание, он увидит знаки мертвого языка! — я бешено завертелась, пытаясь сообразить, в какой стороне гарнизон. Голова все еще кружилась, а перед глазами плыли туманы Эфистоля. Но я наконец все поняла!
И понеслась к выходу, забыв про плащ и рукавицы, обо всем забыв! Молясь о том, чтобы успеть.
— Глифы! Клятые знаки Мертвомира! Вернее, знаки Нев-Арда! — на ходу орала я, пытаясь хоть что-то объяснить девушкам, которые бросились за мной следом.
Возможно, они решили, что я окончательно свихнулась. Возможно, они были правы! Но что-то внутри подсказывало, что я поняла верно.
— Приор с самого начала знал, что так будет! — задыхаясь, орала я.
На улице зарождалась буря, и стоило выбежать на ступени Вестхольда, как в грудь ударил ледяной ветер. Но я не обратила на это внимания.
— Понимаете? Он и не собирался прорываться на остров. Он просто ждал! Ждал, когда Дверь сделает все за него! Когда она покажет воспоминания о забытом. О Парящих городах. Это та неизбежность, о которой упоминал Айрон! Последний кусок этого сна показывает площадь Двуединых и слова… Слова! Я знаю, что это такое. Я… поняла! И если их увидит Альф… Мы должны его остановить! Бежим!
Небо почернело. Над головами заворачивались воронки, в глубине которых мелькали синие зигзаги молний. Бежать приходилось сквозь бурю, усиливающуюся с каждым мгновением. Взморье всколыхнулось и загудело, словно собираясь поднять уже не только Иль-Тарион, но и самого Двуликого Змея с прислужником его склирзом и всеми бездновыми исчадиями! Снежная буря рвала штандарты на башнях Двериндариума и сбивала с ног всех, кому не повезло оказаться во власти стихии.
— Но причем тут Альф Нордвиг? — перекрикивая вой ветра, спросила Мелания.
Я лишь махнула рукой, пытаясь сберечь дыхание. Снежная крошка набивалась в рот и нос, слепила глаза. Стужа отбирала живое тепло и грозила заморозить навечно. Но это все было совершенно неважно, главное — добраться до гарнизона.
Мое сердце билось о ребра, чутье выло, толкая вперед. Только бы успеть…
И тут на краю острова вспыхнул маяк. Мы на миг застыли, открыв рты. Маяк Двериндариума? Какого склирза?
— Это сигнал имперцам, — пробормотала Янта.
— Но как? — начала было Мелания.
А я лишь ускорила шаг — бежать было почти невозможно.
Невзирая на бурю, гарнизон пылал. Черный дым поднимался от стен, пламя облизывало камни. Дверь оказалась сорванной с петель, внутри было пусто. Где февры? Что происходит?
— Посмотрите! — воскликнула Мелания. — Февры освободились!
В круговерти снега, дыма и пламени мелькали силуэты людей и чудовищ. Но я не стала смотреть.
— Надо найти Альфа! — выкрикнула я, озираясь. — Ищите его!
В голове заворачивались кругом мертвые глифы. Я снова видела их… Альфу понадобится пространство.
Я бросилась к пустырю за гарнизоном, туда, где между двумя елями-великанами растекалось пустое заснеженное поле. Раньше там тренировались февры.
Успеть… только бы успеть!
Но я опоздала.
Посреди пустоши стоял Альф Нордвиг. Одетый в одни лишь штаны, босой, он словно и не чувствовал ледяного ненастья. На снегу темнели мёртвые символы, которые он нарисовал. Тело парня дрожало, но вряд ли от холода.
— Нет! Альф, нет! Не делай этого! — закричала я, бросаясь к нему. И получила удар такой силы, что рухнула на снег. Медленно села, с недоумением увидела лезвие, приставленное к горлу.
— Прости, — без сожаления сказала Янта, возвышаясь надо мной. Глаза девушки стали холодными и спокойными. — Все почти закончилось, Вивьен. Не мешай нам.
— Нам? — я хотела прикоснуться к плечу, на котором завтра будет здоровенный синяк, но Янта снова вскинула клинок. Я глянула на свои ободранные ладони. — Вот значит как. Ты тоже ренегат.
Мелания прижала ладонь к губам, словно не могла поверить в происходящее.
— Янта! Но как же… тебя ведь ранили во время битвы! И заточили в гарнизоне!
Девушка лишь пожала плечами, не желая объяснять. Да, впрочем, и не надо было.
— Просто не мешайте, — сказала она. — Мы не хотим новых жертв.
Альф Нордвиг опустил пальцы на символы — и его руки почернели. Сразу, целиком. Глифы залили черной смолой тело парня, его шею и лицо, затянули глаза.
— Пространство пройдет идущий! — выкрикнул он и упал на снег. Его тело вспыхнуло, и из него полился золотой свет — настолько яркий, что мог соперничать с заревом маяка.
— Что это! Что это? — закричала Мелания.
— Мост-Во-Везде, — тихо сказала я.
И на снег, выступая прямо из тела Альфа Нордвига, начали выходить люди, облаченные в серые рясы, с капюшонами, скрывающими лица.
И не было им числа.
Я развернулась и бросилась прочь.
Перед Вестхольдом собралась толпа. Люди и… чудовища. Друг напротив друга в этой снежной буре. Обнаженные клинки. Блеск стали и яростных глаз. Разрушение…
Битва.
Мой кошмарный сон.
Но люди, в отличие от кровавой бойни в моем сне, не двигались.
Я поднырнула под локоть какого-то парня с черным мечом, обошла еще двух. И увидела, к чему было приковано внимание людей и чудовищ.
Вернее, к кому.
На пятачке в десять шагов стояли Кристиан и Ржавчина. На первом традиционная черная форма, на втором — его излюбленная юбка. И у обоих в руках мечи. И оба желают смерти врага.
Вонючий склирз! Это хуже моего самого кошмарного сна!
Я качнулась вперед, но на мое плечо легла тяжелая ладонь. А вторая — закрыла мне рот.
— Не вздумай его остановить, Золотинка, — хмуро пробормотал Ринг, — не смей отобрать у него это право. Я тебе не позволю.
Что? Я так сжала ладони, что они хрустнули от боли. Под медленно падающим снегом стояли Кристиан и Ржавчина. Ржавчина и Кристиан. Два самых дорогих мне человека. Два любимых человека. Любимых по-разному, но не настолько, чтобы согласиться потерять хоть одного.
Ржавчина смотрел яростно, хотя и выглядел уверенным, но костяшки его пальцев на рукоятях серповидных мечей побелели. Кристиан стоял расслабленно, даже слегка ссутулившись. Его идары были опущены к земле, а взгляд казался опустошенным. Февр словно позабыл, где находится, и зачем он здесь. Даже голову опустил, медленно втягивая воздух. Желая ощутить запах…
И в этот момент Ржавчина напал. Реакции эфрима дали ему молниеносную скорость и силу. Серпы описали в воздухе полудугу и скрестились на шее февра. Там, где мгновение назад она была. Кристиан ушел от нападения так быстро, что даже измененные взвыли — то ли от негодования, то ли от восхищения. Ржавый король снова напал, используя весь арсенал, данный эфриму, но даже с его невероятной скоростью, силой и реакцией, было очевидно, что… он катастрофически не успевает за фигурой в черном. Казалось, февр даже не прилагает усилий. Казалось, что он почти не двигается, лишь смещается на крошечное расстояние, равное острию чужого лезвия. На то почти невидимое глазу пространство, которое делает его недосягаемым для серповидной смерти. A потом так же просто переступает, невыносимо легко проводит рукой — без усилий, без напряжения. И обнаженную грудь Ржавого короля рассекает длинная кровавая полоса — от паха и до самого горла. Словно кричащий алым цветом знак — я мог бы надавить сильнее. Я мог бы убить уже сейчас.
Но я хочу, чтобы ты умирал медленно.
Бесконечно.
Чудовища застыли. Их глаза — черные, желтые, белые, серые — смотрели не мигая. Кончики хвостов нервно стучали по промерзшей земле. А крылья подрагивали, словно желая унести в небо — как можно дальше от неизбежности.
Армия людей, кажется, и вовсе не дышала.
Еще один вертикальный удар Ржавчины, стремительное движение мечей сверху вниз, искры, разлетающиеся из стали. Его ярость, вложенная в металл. Его боль и ненависть. Его желание победить. И на миг показалось — удастся. На миг почудилось — этого хватит. Острие прошло в опасной близости от бока февра. Но уже в следующее мгновение стало ясно, что это лишь обман. Потому что оба идара Кристиана уперлись в тело Ржавого короля. Наискось, чтобы вспороть его живот.
Нет, ненависть Ρжавчины не была сильнее ненависти Кристиана.
Я бы хотела закрыть глаза. Я бы хотела лишиться чувств или даже провалиться в Бездну! Я бы хотела никогда, никогда этого не видеть!
Но все, что я сделала — это вонзила зубы в жесткую ладонь Ринга, и когда он с ругательством освободил мой рот, заорала во всю мощь своих легких:
— Приор в Двериндариуме! Ренегаты захватили остров!
И в это время земля содрогнулась! Люди попадали на снег, чудовища — тоже. Кристиана и Ржавчину разметало в разные стороны. Но это случилось на миг позже, чем февр ударил. Кровь хлынула из живота Ржавого короля, и на снег он упал, захлебываясь. Приподнялся на локтях, усмехнулся невесело. Его взгляд блуждал по людям, которые пытались подняться и трясли головами, ничего не понимая. Взгляд Ρжавчины искал… и на миг наши глаза встретились. Но тут его заслонила фигура в фиолетовой мантии — одна среди серых.
Поверх ткани блестел медальон — тусклый металл и желтый янтарь. От него исходила жуткая сила, буквально пригибающая всех к земле. Мне казалось, мое тело стало весить, словно Имперский Экспресс. Даже поднять голову было неимоверно сложно!
— У Приора «Взгляд Бездны», — выдохнула рядом Мелания. Оказывается, девушка все время держалась поблизости. И сейчас стояла на коленях, как и все, пытаясь подняться. — Мертвый артефакт. Давно утерянный, как считалось…
Ощущая на своей голове тяжесть всего мира, я повернула голову. Приор в фиолетовой рясе склонился над Ржавчиной.
— Дэйв, вижу, ты снова торопишься на встречу к Двуликому, — произнес низкий хрипловатый голос из-под нависающего капюшона. — Рано. Ты нам еще нужен.
Фигура в фиолетовом обернулась и махнула кому-то из серых ряс.
— Фархон, заплети ему сон. Живо! И самый крепкий!
Ренегат рядом тут же забормотал, погружая Ржавчину в замершее время.
— Мор! — продолжил Приор. — Ты знаешь, где находится исцеляющая грибница?
Поскуливающий хриав шумно выдохнул и кивнул.
— Отнесите туда Дэйва. Сейчас же! Оставайтесь с ним, пока рана не затянется. Выполнять!
Измененные бережно подхватили тело своего короля и понесли к Башне Двери. В Мертвомир… Кровь больше не капала с тела Ржавчины, но парень выглядел бледным и…неживым.
Дальше я не увидела, все заслонили ренегаты.
Упавший на снег Кристиан поднялся. Единственный из всех февров, он сумел встать! Тени взметнулись водоворотом, и три силуэта ринулись к ренегатам. От первой Тени отступник в сером балахоне завыл от страха. От второй — упал от боли. От третьей — в ярости кинулся на своих же соратников. Четвертая Тень извивалась возле Кристиана. Февр сделал шаг, сверкнули идары…
И Кристиана снова отбросило назад, словно он напоролся на невидимую стену!
— Встать! — заорал очнувшийся Ральф. — Убить захватчиков!
Сразу десяток февров кинулись к Приору. Вернее, попытались кинуться. Буран Эйсон, Ральф, неизвестный мне верзила и остальные… Поднялись, шатаясь, и бросились на ренегатов. Но стоило им подойти ближе к «Взгляду Бездны» и все разлетелись, словно легкие щепки, даже не прикоснувшись в главе проклятого ордена. Серые рясы выстроились полукругом за спиной своего главаря. На них сила артефакта почему-то не влияла.
— Да какого склирза? — ошарашенно пробормотал Ринг. Вспыхнул черным пламенем и кинулся в атаку. Он смог сделать несколько шагов. Но когда оказался рядом с ренегатами, его пламя погасло, а самого парня снова швырнуло на снег. Как и всех остальных легионеров!
Всех, кроме Криса. Он упрямо шел вперед, словно преодолевая невероятный ветер, сбивающий его с ног, отбрасывающий прочь. Но он шел! Черные вихри вокруг его тела бледнели и таяли, живые Тени кричали от боли, разевая безобразные рты. Приор каким-то невероятным образом ослаблял действие Даров. А может, и вовсе его уничтожал?
Но у Криса все ещё были в руках его идары. Черные крылья истрепались, как рваные тряпки, Тени почти исчезли. На шее и руках февра набухли жилы, а глаза стали казаться черными провалами в Бездну. Еще один невероятный, невозможный, немыслимый шаг. И Кристиан оказался рядом с Приором.
Из-под фиолетового капюшона раздался удивленный возглас. Ренегат отшатнулся.
— Какая изумительная мощь… Я действительно поражен. Энгар! Перережь горло Вивьен, нашей прекрасной Освободительнице Чудовищ!
И острое лезвие прижалось к моему горлу. Кристиан замер. И медленно опустил идары.
Приор рассмеялся, махнул рукой. Один из серых балахонов подкрался сзади и набросил на Кристиана сеть. Ее металлические ячейки вспыхнули голубоватым светом, и февр упал на колени, все ещё сжимая бесполезные клинки. Я увидела, как побелело его лицо.
— Не трогай Вивьен… мразь! — кажется, даже дышать Кристиану было трудно. Сеть что-то делала с ним, впивалась в кожу, прожигала ее. Не давала даже пошевелиться.
— Что губит нас быстрее всего? Любовь и вера. — Приор тяжело вздохнул. — Что нас спасет, когда нет спасения? То же самое.
И он откинул капюшон с лица. Я вздрогнула. Почему-то казалось, что под тканью скрывается чудовище. Урод. Дикий зверь в человеческом обличии.
Почему-то казалось, что на лице злодея должны отражаться все его злодеяния, все ужасные дела и все убийства. Но нет. На меня смотрел довольно привлекательный мужчина. У него был твердый подбородок и тонкие сухие губы, изгибающиеся в улыбке. Глубокие серые глаза внимательно осматривали порыкивающих чудовищ и все ещё пытающихся подняться легионеров. Щеки ренегата покрывала легкая темная щетина, а на лбу был выведен синими чернилами неизвестный мне символ.
— Довольно, — повторил он. — Я пошутил, февр Стит. И конечно, не причиню вреда Вивьен. С чего бы мне убивать единственную дочь? Я всю жизнь наблюдаю за ней. Но лишь сегодня мы познакомимся по-настоящему.
Он рассмеялся, глядя на изумленные лица людей. Позади усмехнулся ренегат и убрал лезвие от моего горла.
Приор сухо улыбнулся и простер руки. Желтый глаз артефакта на его груди блеснул, и сила снова придавила нас к земле. Еще мощнее, не давая даже головы поднять. Голос отступника прокатился усиливающимся эхо.
— Довольно битв! Довольно смертей! Хватит жертв! Я пришел не для того, чтобы наказывать. Я хочу принести истину. Правду, которую веками скрывал от всех Император.
Серый взгляд обратился к застывшим на коленях феврам. Их корёжило от боли, потому что каждый пытался противостоять неведомой силе, пригвоздившей их к земле. И никому это не удавалось.
— Я не злюсь на вас, — сообщил Приор. — Вы все лишь пешки. Солдаты, выполняющие приказы. И выполняющие их хорошо. С верой в то, что делаете. Вы не виноваты в том, что от вас скрывали правду. Вы не виноваты в том, что были слепы. Виноваты те, кто врал вам. Я вас освобожу.
— Отправив к предкам, полагаю? — хрипло выкрикнул Буран Эйсон.
— Только если вы туда спешите, февр, — хмыкнул Приор. — Я не хочу бессмысленной бойни. Каждый, кто способен открыть глаза и увидеть свет истины — останется жив. Я обещаю. Мне не нужны казни. Надеюсь, вы меня услышите. Пока же… сражение закончено. Настало время отдохнуть и подумать. Людей проводят в подземелье Вестхольда. Увы, вам нужно время, чтобы все осмыслить. И лучше не сопротивляться.
— Осмыслить? Проклятый ренегат! — зарычал Ральф. Сделав невероятное усилие, он вскочил, в черных волосах заискрили синие молнии, поползли по рукам, собираясь в ладонях смертельным шаром. Приор качнул головой и сделал лишь шаг в сторону февра. Синева в руках Ральфа погасла, а сам он снова рухнул на колени. Сила, исходящая от отступника, почти прибила меня к земле.
— Что за упрямые глупцы, — сокрушенно пробормотал Приор. — Нам всем пора начать сначала, друзья мои. Я не Император. Я отец, который вас направит. — И махнул серым балахонам. — Уведите их.
Легион измененных взвыл в один голос, оглашая победной какофонией стены полуразрушенного Вестхольда.
Феврам связали руки и куда-то их увели. Криса заковали в цепи. Похоже, его сила действительно впечатлила Приора. Я хотела увидеть его лицо, но февра постоянно заслоняли серые балахоны.
Чудовища тоже потянулись к замку, радостно порыкивая и хлопая хвостами и крыльями.
Я некоторое время стояла на утоптанном снегу, хватая ртом воздух. Пока меня не подтолкнули в спину. Ренегат, которого Приор назвал Энгаром, явно намекал, что стоит присоединиться к остальным.
Ρешив не спорить, я молча пошла к древним ступеням замка. Как относиться ко всему увиденному и услышанному, я пока не понимала. Приор пообещал всем жизнь и свободу, но что захочет взамен?
Когда я вошла в Вестхольд, мимо на носилках пронесли Альфа Нордвига. Золотой свет иссяк. Парень выглядел так, словно постарел на десяток лет, но он дышал! Зеленые глаза непонимающе смотрели на ренегатов. Кажется, Нордвиг не совсем осознавал действительность.
Приор остановился перед изувеченной статуей Божественного Привратника. Окинул взглядом свалку, в которую превратился некогда красивый нижний зал. И сокрушенно покачал головой.
— Кажется, я несколько задержался. Ах, детишки… Никого нельзя оставлять без присмотра! Наворотили дел, безобразники. Прекрасное было изваяние. Хотя… Хотя без головы оно действительно выглядит лучше! А вот гобелены жаль, жаль…
Обернулся к чудовищам и людям, властно махнул рукой:
— На сегодня битва закончена, — с усмешкой произнёс он и посмотрел на меня и Меланию. — Девушки могут пройти в свои комнаты. А с тобой, Вивьен, мы поговорим утром. Нам всем нужно отдохнуть. День выдался очень… м-м-м… насыщенным, не так ли?
Приор повернулся и некоторое время меня рассматривал. А потом пошел навстречу. Давящая сила «Взгляда Бездны» уменьшалась с каждым шагом Приора. Целиком она не исчезла, но сейчас я хотя бы могла свободно дышать. И не пытаться бухнуться перед фиолетовой рясой на колени!
Ρенегат окинул меня ещё одним взглядом. И протянул обе руки, словно собирался обнять! Я отшатнулась. Приор лишь улыбнулся — грустно и понимающе. Словно и правда любящий отец, встретивший потерянную дочь.
Мне хотелось воткнуть нож ему между глаз, как раз в синий символ на лбу!
— Милая Вивьен. Дорогое дитя. Вижу, у тебя нет ко мне доверия и любви. Как жаль. Твой друг Дэйв куда больше радовался нашему общению! Жаль, невыносимо жаль. Но у нас с тобой еще будет время, чтобы узнать друг друга. Я уверен, что Освободительница Чудовищ рождена для выдающейся, невероятной судьбы! Ты клинок, выточенный временем и невзгодами. И потому бьющий без промаха. Я любовно создал тебя, мое идеальное оружие. Для великой цели!
— Я не ваша вещь и мне плевать на ваши помыслы, — сквозь зубы выдавила я. Лицо Приора, несмотря на его привлекательность, внушало мне отвращение. Я не ощущала никакого родства с этим человеком. Я не ощущала даже симпатии! Он был мне отвратителен.
И потому я сделала еще один шаг назад.
Ренегат воздел руки, словно дурной актер на дешевой сцене уличного балагана.
Меня едва не затошнило.
— Милое, но злое дитя! Что ж, всему свое время. Я очень терпелив. — И он махнул серым балахонам. — Энгар, присмотри за нашей милой девочкой. Она должна быть в полной безопасности. Ну а мне пора заняться делами. Слишком много времени потеряно зря. Бесконечность, бесконечность…
Приор повернулся, взметнув фиолетовую рясу, и стремительно удалился в окружении своих доверенных лиц. Один ренегат задержался, и мне показалось, что из-под капюшона меня сверлит недобрый взгляд. Но тут же фигуры в бесформенных одеяниях смешались, а это ощущение пропало.
Я перевела дыхание и оглянулась. Измененные, все еще порыкивая, разбрелись по своим углам. Из людей в зале остались лишь я, Мелания и безмолвно застывшая фигура ренегата, отданная мне в охранники.
Глядя на него, я подумала о лорде Аскелане. Где он? Жив ли? Почему до сих пор не показывается? И где его сестра Рейна?
Приор всем пообещал жизнь, но стоит ли верить словам лжеца?
Но раз я «милое дитя», Освободительница Чудовищ и все такое, этим стоит воспользоваться!
Повернувшись к ренегату, я рявкнула:
— Слышал, что сказал Приор? Проводи меня к февру Ститу, немедленно! Ты ведь знаешь, куда его поместили?
На самом деле я мало верила в силу своего влияния, но, к моему удивлению, отступник слегка поклонился.
— Приор велел всем отдыхать. И вам тоже, госпожа Вивьен. День выдался тяжелым. Увидеться с февром вы сможете завтра, госпожа Вивьен. Я провожу вас в комнаты.
Я покусала губы, раздумывая, не сбежать ли. Но куда? Куда… И потому молча пошла за ренегатом. К моей комнате он довел, ни разу не ошибившись в поворотах.
Это изрядно злило.
Когда на Двериндариум опустилась ночь, мне принесли тарелку еды. За дверью маячила фигура в серой рясе, и я сжала кулаки. Меня охраняли. Значит, я по-прежнему пленница!
Ночь я провела почти без сна. Короткие дрёмы наполнялись сценами битв и кровавых сражений. Снова и снова я видела падающего на снег Ржавчину. Но увы, на этот раз никто не приходил, чтобы разбудить меня от кошмаров…
Не успел рассвет мазнуть золотом Вестхольд, как я уже стояла в коридоре.
— Утро. Я иду к февру Ститу! — заявила я «балахону».
— Это может быть небезопасно, госпожа Вивьен. Но если такова ваша воля… Следуйте за мной.
Вспышка радости обожгла грудь, но я постаралась сохранить на лице выражение высокомерного презрения. Мой сопровождающий устремился вперед и пошел узкими коридорами Вестхольда. Несколько поворотов налево, потом направо. Лестницы, снова коридоры. Мы покинули замок и пошли через двор к дальнему крылу. Я попыталась заглянуть под серый капюшон, но увидела лишь клубящуюся муть, как у священнослужителей. От этого снова стало не по себе. Отступник хорошо знал дорогу и понимал, куда меня ведет.
Я лихорадочно пыталась выработать стратегию поведения или какой-то план, сообразить, что делать… но ничего не выходило. Мысли сбывались на беспокойство о Кристиане, Ρжавчине, на домыслы о том, где Киар, и куда увели февров.
Свернув еще раз, мы оказались перед железной дверью. Ее запирала толстая балка, а в стороне стоял еще один серый страж. Ренегаты обменялись тихими репликами и тот, кто охранял покои, повел рукой. Железная скоба медленно приподнялась и выскользнула из пазов.
Я стиснула ладони. Орденец обладал Даром. Но как он его получил? Неужели правда, что отступники выпускают феврам кровь и пьют ее, чтобы завладеть чужими способностями? Хотя скорее это всего лишь февр, предавший Империю.
— Прошу простить, но я должен убедиться, что у вас нет оружия, госпожа.
Энгар быстро провел ладонями по моему телу. Вытащил шпильки из волос и забрал ремень с железной пряжкой.
— Разве вы не доверяете Освободительнице Чудовищ? — проворчала я.
— О, это для вашей же безопасности, госпожа Освободительница. Вдруг февру придут в голову дурные мысли?
В голосе ренегата явственно прозвучала насмешка. Обо мне он печется, как же! Все видели, как Кристиан опустил идары, когда этот гад угрожал мне ножом!
Я тряхнула головой. Ρазмышления оставлю на потом, а сейчас…
Сейчас.
Сердце внезапно заколотилось с неистовой силой, причиняя боль.
Железная дверь открылась и снова захлопнулась за моей спиной.
Я оббежала быстрым взглядом небольшое помещение. Впрочем, как и в любом узилище, смотреть тут было особенно не на что. А это была именно темница.
Вытянутый вверх каменный мешок с единственным выходом. Без окон, без мебели. Лишь узкая койка, привинченная к полу, каменная перегородка, за ней — чаша для омовения и ведро с водой. А ещё тут был свет. Слепящий и яркий, он разгонял тени и заставлял глаза слезиться. Двуликий Змей! Две сферы под потолком, казалось, заключали в себе всю мощь солнца в пустыне!
Да, именно из-за этого света я часто заморгала, когда увидела Кристиана. Он стоял возле стены — босой, без мундира и идаров. Теней не было. Даже намека на них. Оба запястья февра обнимали запирающие браслеты. На его рубашке темнела кровь Ржавчины. А от его лодыжки к стене тянулась толстая железная цепь.
Клятый Приор посадил Криса на цепь.
Ненависть впилась в меня острыми когтями, высушив слезы.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга.
Кристиан выглядел бледным и отстранённым. А еще — злым. Эта злость таилась в прищуре слишком ярких глаз, в напряженных плечах, в наклоне головы. Но чтобы пройти сквозь железную дверь, понадобится что-то большее, чем злость.
— Ты знал, что я смотрю, — наконец произнесла я. — Смотрю на ваше с Ржавчиной сражение. Знал, что я там.
— Да.
Кристина произнес это равнодушно, не изменившись в лице.
— Ты знал, что он значит для меня. Что это причинит мне… боль.
— Да.
— И все равно ты его убил.
Крис прищурился и процедил:
— И сделал бы это снова. С превеликим удовольствием. Я февр, а не клятая послушница, Вивьен! Мне жаль тебя разочаровывать. Это все, что ты хотела узнать?
Я сжала озябшие пальцы. «Я не умею тебя ненавидеть», — сказал когда-то Ржавчина. Теперь я точно знала, что означает это выражение.
— Я хотела убедиться, что с тобой все в порядке.
Клятый свет не давал нормально дышать. Как можно здесь находиться и не сойти с ума?
Кристиан насмешливо склонил голову.
— Как видишь, я жив.
Он жив. И я пришла напрасно… Резко развернулась к двери — железной и массивной, с тяжелой, немного ржавой ручкой. Надо ударить по этому железу — и мне откроют. Выпустят.
Я не слышу шагов за спиной. Кристиан не делает попыток меня остановить, разубедить или хоть что-то сказать. В залитом светом каменном мешке так тихо, что на миг показалось — я оглохла.
Он жив. Февр-каратель, наследник старшего рода, убитый и воскресший Кристиан Левингстон.
— Наши дороги не должны были пересекаться, так?
Его голос звучит совсем близко, касается затылка. Я не слышала ни шагов, ни звяканья цепи… Его голос едва заметно хрипит. Я знаю эти царапающие нотки, знаю и… и хватаюсь за дверную ручку, дергаю.
Его рука на моей шее.
Поздно.
На ней темно-синее платье, совершенно глухое, с пуговицами под горло. Подол и рукава все ещё мокрые от снега. Коричневые сапоги. Плаща нет, руки замерзшие. Откуда я это знаю? Знаю…
Растрепанные волосы. Бледное лицо. Тени под глазами. Трещинка на нижней губе, от взгляда на которую меня ведет… Ее чувств я не ощущаю, как ни втягиваю воздух. Клятые браслеты, которые на меня надели, запечатали Дары. Тени тоже исчезли. И этот свет… от него хочется убивать.
Зачем она пришла? Зачем?
Наши дороги не должны были пересекаться. Нет ничего правильного, одно лишь безумие. Бездна, затягивающая все глубже. Обещание. Проклятие.
Я не хочу разговаривать.
Я не могу от нее отказаться.
Я обхватываю ладонью ее шею, тяну на себя. Одним взглядом останавливаю это мгновение — с ее запрокинутой головой, растрепанными волосами, приоткрытыми губами. Впитываю это в себя. И накрываю ее рот своим. Толкаюсь внутрь языком, прихватываю губы, сминаю, глотаю ее возглас и дыхание. Все сразу. С напором, нажимом, голодом, от которого я устал… Влажный, горячий, греховный поцелуй и ток крови, барабанящей по моим пальцам. Сильнее и сильнее… Не отрывая руки от ее тела, дергаю ворот платья, все эти бесконечные пуговицы. Обрываю их. Просовываю руку под холодную ткань, туда, где она соприкасается с теплой кожей. Обхватываю ладонью грудь, глажу, снова сжимаю… Ток моей крови стучит в теле громом, болезненно отдается в висках и паху… мое желание к ней тоже сродни Бездне, слишком заманчивое и слишком темное. От моих прикосновений ее тело дрожит, напрягается, вздрагивает. Мне это нравится… мне все это слишком нравится. Я все это слишком хочу. То, как она дышит мне в рот, то, как ощущаются ее язык и губы. Влажное, нежное. И тонкое тело, прижатое моим к железу. Пуговицы разорваны до самой талии. Я спускаю верх ее платья с плеч на спину, сковываю тканью ее руки. Вивьен не сопротивляется, но я ощущаю это темное желание пленить. Оставить себе. Не дать ей уйти… Никогда. Хочу присвоить, привязать к себе. Желание, столь несвойственное мне, странное…
Или я ничего о себе не знал.
До того, как.
До нее.
Сейчас эта необходимость лишает меня разума. У ее губ вкус снега и травяного чая, и я облизываю, дергаю, снова и снова провожу языком. Углубляю и углубляюсь, потому что губ мне уже слишком мало. Желаю ощутить хоть каплю проклятой ежевики. Я все-таки пристрастился. Я готов убить за эту клятую каплю…
Дергаю вверх подол ее платья, нащупываю застежку на узких штанах под ним. Какого склирза на ней так много одежды? Платье, штаны, белье… все это раздражает до белой слепящей ярости. Я хочу вжимать ее тело в себя, ощущать кожу, видеть ее голое тело. То, что мучает меня видениями, сжигает желанием. Ее высокую грудь, ее узкую спину, ее длинные ноги. Ее гладкость, мягкость, нежность. Я вздрагиваю от собственных грез, ток крови снова ускоряется, толкает, рвет на части. Хочу наконец сделать с ней все, все…
С трудом разорвав поцелуй, вижу ее глаза. В этом убивающем меня свете Вивьен не закрыла глаза. Одну короткую бесконечность мы смотрим друг на друга. Серые и мятежные глаза, грозовое ненастье. Никакого страха, лишь буря, уносящая мой разум. И голод, так похожий на мой. Зрачки в точку и соленая влага на ресницах. Здесь слишком много света. Он слепит ее. Мешает мне.
Что-то зашипело и треснуло, но я не обратил внимания. Лишь увидел, как точки-зрачки расширились и залили радужку тьмой. И мне это тоже понравилось… Ее сапоги и штаны полетели на пол. Я развернул Вивьен, подхватил за ягодицы, приподнял…
Никакой пощады.
Его сила, злость и желание держат меня сильнее, чем его руки. Поцелуй обжигает губы, они уже распухли и кожу саднит. И хочется больше. Больше, больше! В какой-то момент один жуткий светильник зашипел и погас, оставив полумрак. И Кристиан словно с цепи сорвался. Сорвал с меня штаны, развернул рывком, вжал в стену. И в себя. Подол платья собрался где-то на талии, а верх сполз, бесстыдно оголяя грудь. Подставляя меня его взглядам и жадным прикосновениям, отдавая все, что он захочет взять. Тело выгнулась дугой, принимая мужчину… Двуликий знает, как я этого хотела. До боли! Толчки — торопливые, сильные, пульсирующие внутри и сладкой судорогой сводящие мышцы. Выбивающие из меня крики и слезы наслаждения. Еще и еще. Кажется, я шептала это вслух… Или кричала в голос. Кажется, я впивалась ногтями в его плечи, пытаясь не сойти с ума от удовольствия. Еще и еще…
Рывком оторвав нас от стены, Кристиан сделал шаг назад и прижал меня к узкой койке. Шелковая тьма скользнула по моим рукам. Я широко распахнула глаза. Губительный свет больше не мог прогнать тьму. За голой спиной Кристиана раскрылись крылья — рваные, черные, бархатные. Чернильные у основания и бледные по краям. Странные, жуткие, возбуждающие.
Я замерла на миг, впитывая в себя то, что видела. Рисунки на его лице. Сжатые губы. Хриплое дыхание. Каменные плечи и сильное тело, пригвоздившее меня к жесткой койке. Выступающие на шее и руках вены, расширенные черные зрачки и тонкий бирюзовый ободок вокруг. Его запах, его стоны, его каменную бархатистость. Черноту, клубящуюся вокруг нас. Его тьма трогала меня так же, как и руки. Прикасалась, ласкала, пробовала на вкус. Проникала. Сдирала мою одежду, пока не осталось ни клочка ткани. Я была обнажена и распята… И мне это нравилось.
Крылья закрывали нас от всего мира, отрезали от остатков жалящего света. В этом мире внутри тьмы были лишь мы. Наше хриплое дыхание. Наши стоны. Наши сплетающиеся тела. Наши торопливые толчки навстречу друг другу. Наши вспышки наслаждения. Крису словно всего было мало, мало… Пальцы сменяли губы, губы сменяла Тьма. Я уже не могла понять, что именно выписывает круги и спирали на моих бедрах, на моей груди и шее. От слишком ярких и темных ощущений разум утрачивал способность понимать, оставляя лишь чувства и крики.
Я ощущала его везде — между ног, во рту, на своей коже. Яростный, твердый, горячий. Ненасытный, безжалостный идол, готовый сожрать меня…
И это мне тоже нравилось.
Он заставляет меня делать дикие вещи… которые мне невыносимо нравятся. Облизывать его тело, прикусывать, гладить языком и ладонями. Гладить собой… Танцевать на его бедрах. Выгибаться под его руками. Стонать, стонать до сорванного горла. Лихорадочно сжимать его плечи, гладить и царапать спину, очерчивать рельеф мышц, зарываться пальцами в волосы.
Он сам делает дикие вещи. Пока сил совсем не остается. Пока дыхание не обрывается мучительным хрипом. Пока наслаждение не выламывает хребет и не разливается внутри горячей, вибрирующей волной. Пока я не падаю вниз, в самую Бездну, которая вдруг оборачивается бархатными темными небесами.
Некоторое время я лежу, закрыв глаза и втягивая воздух. На боку, лицом к Кристиану, все ещё сплетаясь с ним ногами. Сверху нас накрывает темное крыло. Сквозь прорехи и дыры пробиваются лучи белого света. И я понимаю, что эта кровать ужасно узкая…
Я осторожно провела кончиками пальцев по рисункам на лице Криса. Странные и угловатые линии, черные полосы и спирали. Мне хотелось остаться здесь навечно, под крылом из Тьмы. Лежать вот так — и ни о чем не думать.
Крис почти успокоился, его дыхание стало легким и неслышным. И Тьма стремительно таяла с его успокоением. Лампа, облепленная тенями, снова вспыхнула, заливая узилище светом.
В железную дверь снаружи несколько раз ударили.
— Кажется, мне пора идти, — вздохнула я.
— Вивьен, зачем ты пришла?
В дверь снова постучали. На этот раз гораздо настойчивее. Пожалуй, мне не стоит ждать, пока эта железная громадина распахнется.
Я торопливо сползла с койки и потянулась к своей одежде. Благо, помещение было крошечным, искать долго не пришлось. Натягивая штаны и кое-как застёгивая платье, я кожей ощущала взгляд Криса. Горячий, жадный и… непонимающий. Некоторые петельки на платье оказались оборванными, и я с досадой застегнула уцелевшие. Натянула сапоги и пошла к двери. Обернулась. Посмотрела на истаявшую тьму. На бледные остатки крыльев. На браслеты февра. Крис успел натянуть свои штаны, пока я мучилась с платьем. Глянула на снова обжигающе яркий шар-солнце под потолком каменного мешка.
Это было самое ужасное место для признаний. И самое неподходящее время. Но что, если другого уже не будет? Последнее время я как-то привыкла жить лишь настоящим.
Ударила кулаком по железной двери.
— Я пришла сказать… Больше не опускай идары, Кристиан. Не сдерживай Тьму. Отпусти ее и себя. Отпусти, Кристиан Левингстон. И еще… Я люблю тебя. Несмотря ни на что. Любого.
Февр устремился ко мне, звякнула цепь. И я увидела, как налилась чернотой Тьма вокруг Кристиана. Как зашевелились Тени, которых не было еще мгновение назад. Как потускнел губительный свет.
— Вивьен…
— Найди меня, февр, — пробормотала я.
Дверь распахнулась, и я вылетела из темницы. Сырой воздух остудил мои щеки. Ренегат-страж дернулся ко мне, но я лишь пролетела мимо, не обращая внимания на его вопросы.
В своей комнате я едва успела умыться и привести себя в порядок, как раздался стук в дверь. К моему огорчению, на пороге по-прежнему топталась серая ряса, а не кто-то из тех, кого я хотела бы видеть.
Энгар — а судя по голосу, это был все еще он, — изящно поклонился.
— Госпожа Вивьен, вас ожидает Приор.
Я молча последовала за ренегатом, размышляя, к чему готовиться, но не находя ответа. Ладно, попытаюсь пока хотя бы разведать обстановку.
А еще разузнаю, какого клятого склирза Великий Приор назвал меня дочерью? Что еще за ерунда? Или это очередная каверза, призванная окончательно утопить меня в глазах февров? Но зачем? Мне хватит и титула Освободительницы Чудовищ…
Так ничего и не решив, я вошла в помещение, в котором никогда раньше не бывала. Эта часть замка принадлежала Малому Совету. Тут находились кабинеты и личные покои, а еще круглый зал для совещаний и несколько комнат поменьше. В одной из них мы и оказались. Пол устилал мягкий зеленый ковер, такого же цвета гардины обрамляли окна. Еще здесь были уютные мягкие кресла и массивные торшеры, книжный шкаф, резные подставки для ног и стол из светлого дерева.
Сам Приор стоял у массивного портрета Стивена Квина. Последнего из Верховных февров изобразили в белом парадном мундире с золотыми эполетами и пурпурной лентой, пересекающей грудь. Ясный и суровый взгляд был устремлен вдаль, спина горделиво выпрямлена, а рука лежала на рукояти родового идара. Стивен на портрете был моложе Стивена, погибшего в Мертвомире. Наверное, его нарисовали в тот день, когда он занял почетный пост…
Я перевела взгляд на Приора. Он стоял, заложив руки за спину, и смотрел, не отрываясь. Фиолетовая ряса скрывала фигуру ренегата, но в ней чувствовалось напряжение.
Серый балахон разжег огонь в камине и удалился. Энгар — тоже.
Я оглянулась на дверь, размышляя, не стоит ли улизнуть, пока Приор увлекся изобразительным искусством. Но нет. Мне нужны ответы. И прямо сейчас!
Прошла к столу, налила себе воды в хрустальный бокал, понюхала. Обычная вода… Выпила. Покосилась на бархатные кресла. Но осталась стоять. И уже хотела прервать молчаливое созерцание ренегата, как он негромко произнес:
— Мне всегда нравился Вестхольд. Больно видеть, во что он сейчас превратился.
— Вините в этом себя, — буркнула я.
— Увы. Жертвы — печальная плата за восстановленную справедливость. И малая плата за благоденствие.
— Ну да, ну да… то же самое говорил Стивен Квин, когда рассказывал о том, откуда взялись измененные. Он тоже называл их — малой платой! Всего лишь превратили людей в чудовищ. Подумаешь!
Приор наконец повернулся. Глянул с улыбкой. Шагнул к камину и зябко протянул ладони к огню.
— Удивительными дорогами ведет нас судьба. Если бы нам со Стивеном сказали, что ждет нас впереди… Наверное, мы бы не поверили.
— Вы были знакомы, — без вопроса произнесла я. Глянула внимательнее. Оба — и Приор, и Стивен Квин — темноволосые и сероглазые. Похожие. — Вы… родственники?
Приор мягко улыбнулся и слегка поклонился.
— Блистательный Стивен Беренджер Квин. Наследник старшего рода, первый ученик схолаты, искусный мечник и несокрушимый легионер. Мой кузен. Признаться, в юности я им восхищался. Стивен поражал собственной… непреклонностью. Когда-то мы были добрыми друзьями, моя удивительная Вивьен. Он, я и Ливанда Ардис. Воин, мечтатель и красавица…
Я ощутила озноб. Перед глазами встало лицо с портрета — завитки волос и лукавый взгляд, устремленный вдаль. Я так и не забрала пергамент с ее изображением из дома на улице Соколиной Охоты.
Приор повернул ко мне голову. Улыбнулся. Как-то слишком часто он улыбался! Мне это совершенно не нравилось.
А еще даже сейчас я ощущала силу «Взгляда Бездны». Приглушенный артефакт по-прежнему висел на груди Приора. Так что находиться рядом с ним было неприятно.
— Вы назвали себя моим отцом.
— Надеюсь на это. Но дело в том, милая девочка, что Ливанда так и не назвала имя того, кто стал твоим родителем. Я или… он.
И ренегат кивнул на портрет Стивена Квина.
— Ливанда была столь же скрытной и упрямой, сколь одаренной и невероятной. Жаль, но ты почти не похожа на нее. Ее голубые глаза всегда лучились весельем, а губы задорно улыбались.
— Вы правы, я не слишком улыбчива. Может, потому что выросла в приюте, — жестко сказала я, отбрасывая минутную слабость. — Или потому, что за девятнадцать лет моей жизни так и не нашлось живых родственников? Тем более — отца.
Приор застыл, всматриваясь в мое лицо. И вдруг расхохотался.
— А нет. Похожа. Еще как похожа! И у солнечной Ливанды была темная сторона. И вот она воплотилась в тебе вся, без остатка. Ну а что до твоей приютской жизни, дитя… Ты должна сказать мне спасибо. Ρебенку не место среди ренегатов. В те годы Орден постигла печальная участь, многих из наших братьев и сестёр казнили. Черная страница в истории тех, кто готов бороться за истину. Хотя, признаюсь, порой я хотел тебя забрать, невзирая на ужасное положение Ордена. Один раз даже почти решился. Вряд ли ты помнишь нашу встречу. Я выглядел иначе.
Я нахмурилась. И вспомнила дни, когда Ρжавчина заболел и почти умер. Нас поместили подальше от остальных, и несколько дней я обкладывала мальчика нагретыми камнями, пытаясь победить лихорадку. Я и сейчас ощущала вкус пепла на языке, запах плесени и древесины, мокрый и горячий лоб моего друга… Ржавчина метался в бреду. Умирал. Тогда-то ренегат и явился.
Выходит, что он приходил за мной! За мной. Но увидев трогательную дружбу между мной и Ρжавчиной, решил однажды этим воспользоваться.
В слова о том, что Приор пытался меня защитить, я не поверила ни на грош.
— Иначе? Вы были эфримом, так и говорите! Крылатым чудовищем! С того дня я боялась засыпать, знаете ли. Так и чудилось, что снова явится это мерзкое создание и сожрет меня. Это мало похоже на родительскую заботу.
— Ты обижена, — понимающе улыбнулся ренегат.
— Мне наплевать, — бросила я. — Я даже не верю, что вы мой отец. Или что Ливанда — моя мать. Я вас знать — не знаю. И сейчас меня интересует лишь то, зачем вы все это затеяли. Чего вы хотите?
— Ты обижена, — с понимающей улыбкой повторил отступник. — Обижена, растеряна и испугана. Я понимаю, Вивьен. Нужно время, чтобы привыкнуть к новым… мыслям. Но как бы ты ни отрицала это, тебя привела в этот мир Ливанда Ардис. Прежде чем… погибнуть.
— И кем она была? — буркнула я.
— Красавицей. И умницей, уж поверь. Из старого, но позабытого и обедневшего рода. И она любила тебя. Я знаю это…
— Давайте вернемся к Мертвомиру, — сухо произнесла я. Почему-то говорить о неведомой Ливанде Ардис было больно.
— Как пожелаешь, — после паузы сказал Приор. — Ты умная девушка, милая Вивьен. Ты ведь уже и сама поняла, что некогда два мира существовали рядом, бок о бок. И даже взаимодействовали. Я хочу кое-что тебе показать.
Приор прошел к черному сундучку, стоящему на краю стола. Его принес один из серых балахонов. Ренегат тихо прошептал какую-то фразу, и замок открылся. Приор вытащил книгу.
Я не смогла сдержать любопытства и вытянула шею, пытаясь рассмотреть фолиант.
Размером он был чуть больше обычного учебника, на синей кожаной обложке красовалось изображение города.
Приор погладил корешок и протянул книгу мне. Я, облизнув пересохшие губы, сжала фолиант. Осторожно потянула вверх обложку.
— Это что, шутка?
Сероватые листы были совершенно пустыми. С досадой я потрясла книгу, надеясь найти хоть что-то. И тут она вдруг пошла рябью и задрожала, как живая. От неожиданности я рухнула в кресло.
Из центра страницы потянулась тонкая струйка дыма. Она уплотнилась, развернулась и начала формироваться в зримые картины. Я охнула, потому что вокруг меня возникли очертания города. Здания и башни, шпили и мостовые, мосты и фонтаны…
— Нравится? — услышала я голос Приора. — Это живая книга. Возможно, последняя из сохранившихся. Она рассказывает о колыбели Нев-Арда — Эфистоле. С этого удивительного города началась великая история свершений и достижений, здесь были озвучены главные постулаты Нев-Арда. Законы миропорядка и процветания, которые веками способствовали миру и благоденствию.
Вокруг меня снова понеслись дома, сады, улицы! Словно кресло превратилось в сидение мехомобиля, в котором я мчалась по призрачному городу. Это было странно, невероятно, но очень увлекательно! Так что я расслабилась и принялась с интересом вертеть головой, всматриваясь в проспекты. Дома и фонтаны обрели плоть и цвет, стали выпуклыми. Протянув руку, я с восторгом потрогала шершавую стену здания и бархатные лепестки растения, оплетающего ограду. Город вокруг действительно был живым!
Но голос Приора по-прежнему звучал рядом, словно ренегат заглядывал через мое плечо.
— Эфистоль — единственный город Нев-Арда, который остался стоять на земле. На Тверди, как говорили жители Парящих Островов. Именно здесь было положено начало всему. Удивительным открытиям, которые изменили целый мир. Много веков назад в Эфистоле жил мыслитель, чародей и изобретатель Ех Ваду Ашташ. Он вывел выдающийся постулат вознесения и бесконечного парения. Создал основу для перемещения городов Нев-Арда в небо. Первым летучим городом стал Криаполис.
Проспекты исчезли, зато возникли Парящие Города. Их было больше десятка, и все они медленно кружили вокруг меня, словно я стала их осью!
— А это Нев-Ард спустя несколько десятилетий, — голос Приора слегка отдалился, звякнула крышка хрустально графина. — Помимо Криаполиса, под облаками разместились прекрасные города этого мира. Вот там, слева — Нельстат, а это Белвинстрис — город знаний. Здесь находилась знаменитая сотня всевозможных академий, в которых обучались лучшие студенты Нев-Арда. За Белвинстрисом плывет Веструс-Хлаас — его вечный спутник и самая крупная Воздушная Гавань. Города переместились в небо, как и все жители Нев-Арда, но Эфистоль по-прежнему оставался местом, где изготавливались ДвероАрки.
— Дверо… Арки? — встрепенулась я.
Ренегат некоторое время молчал. Я даже обернулась, пытаясь увидеть его призрачный силуэт за кружащими Городами.
— И это главный вопрос, не так ли, дитя… я расскажу. Насладись этим удивительным миром, Вивьен. Всмотрись в него. Увидь, насколько он необыкновенный. Насколько удивительный и гармоничный. Единый во всем…
Вокруг меня снова поплыли города. Они то приближались, то удалялись, растворяясь в тумане. Меня захватила история чужого мира. Города, плывущие в небе. Нет, они не висели на одном месте, они двигались, подобно облакам! Я смотрела на прекрасные каскадные здания, спиралевидные улицы, огромные площади, шпили, башни, ажурные ограды и висячие сады. Невероятный мир, от которого остались одни лишь руины. И который мы, словно мародеры, веками растаскивали, пытаясь заполучить Дары Нев-Арда.
Но похоже, имперцы не понимали и сотой доли того, что знали и умели даже дети Мертвомира! Чего стоит эта живая книга!
Вода или вино полились в бокал, и снова раздался голос Приора:
— За все время существования Нев-Арда было сделано множество великих открытий. Чародейство и наука шли рука об руку и давали удивительные результаты. Два из них стали главными открытиями Нев-Арда. Первый — это вознесение городов. A второй… второй, несомненно, создание ДвероАрок. Создание Двуединых. Величайшее достижение. Мечта, воплощенная в реальность… Самая первая, самая главная ДвероАрка была создана в Эфистоле. На ее каменных сводах написали великий постулат. — Ренегат вздохнул. И сипло произнес: — Возьмите то, что необходимо. Пронесите через Арку — и необходимое станет Даром.
Вокруг меня снова возник древний Эфистоль. Изображение поплыло медленнее, иногда прерываясь туманом. И я увидела древнее строение, а внутри него — каменный свод.
— И что это значит?
— В Нев-Арде сумели сделать невозможное, Вивьен. Самое удивительное, что и второе открытие тоже совершил Ех Ваду Ашташ. Удивительного разума был человек… И очень слабого здоровья. Самый невероятный ум зародился в теле калеки, неспособного даже самостоятельного передвигаться. Когда Ех Ваду достиг совершеннолетия, его тело искорежили многочисленные недуги. Будущий магистр не мог ходить, с каждым годом ему было все труднее разговаривать и даже есть. Но его ум оставался ясным и острым. Чтобы облегчить муки Ех Ваду, его семья вырастила в Эфистоле огромный сад, в котором жили самые разные звери и птицы. Магистр любил наблюдать за ними. Видимо, тогда ему в голову и пришла столь удивительная мысль. Когда Парящие Города уже вознеслись в воздух, магистр создал Изначальную ДвероАрку. В Эфистоле, в саду своего дома. И вот настал тот день. Ослабший и обессиливший от многочисленных недугов Ех Ваду Ашташ, магистр созидания и заклинания, самый выдающийся ум Нев-Арда, сполз со своего кресла на колесиках и въехал в ДвероАрку на спине одного из зверей. А вышел… Вышел на сильных звериных ногах. Один. Его тело налилось мощью, а лысая голова украсилась прекрасной золотой гривой. Он стал первым из Двуединых.
— Гривоносный, — прошептала я, вспомнив площадь Криаполиса.
— Да, так стали называть великого магистра Ех Ваду Ашташ. Гривоносный. Второй в ДвероАрку вошла его сестра и верная помощница — Лея Шкаххи. Она вошла, обнимая любимую охотничью птицу. И вышла, раскрыв за спиной крылья. Она стала Крылатой Девой. Вслед за первыми через ДвероАрку Эфистоля прошли ещё одиннадцать человек. Ученики магистра, его последователи. И каждый стал иным. Двуединым. Тринадцать Первых. Но не единственных. Благодаря открытию магистра, подобные ДвероАрки возникли на всех Парящих Островах. Но лишь ДвероАрка в Эфистоле является Истинной, а все остальные Арки — лишь отражения первой и связаны с ней невидимыми нитями силы. Лишь Истинная Дверь способна не только сливать, но и разделять. Так Нев-Ард вступил в эпоху двуединства.
Я открыла рот, пораженная тем, что услышала. Древний магистр создал Дверь для того, чтобы избавиться от собственной ущербности? Он провел жизнь, не имея возможности ходить, но взамен научил весь мир… летать! Парить, бегать, дышать под водой и землей! Подарил людям умения, о которых можно лишь мечтать. Это было невероятно!
Я вспомнила изображение в подземелье безумия и статую из розового мрамора: девушка обнимает лебедя.
«Крылья для дивной Эйи, моя прекрасная Эйя… Ты будешь летать, Эйя…» — такие мысли услышал летописец в камне. Об этом думал камнетес, создавая скульптуру.
Но неужели это возможно? Взять лучшее у живых существ? Слиться с ними, обретая черты птицы или зверя. Получить способность подниматься в небо или дышать под водой, острое зрение или невероятный нюх!
— Божественный Привратник и все святые! От этого можно сойти с ума! — не сдержав чувств, воскликнула я.
— О да, милое дитя, — я поняла, что Приор улыбается.
— Двуединые сливались с живым существом и обретали его черты, ведь так? Но не теряли своих, человеческих! Не теряли разум. Они брали… необходимое. И только. Жители Мертвомира не становились чудовищами, в отличие от нас… Не становились!
Не в силах усидеть на месте, я вскочила. От всего услышанного и увиденного разболелась голова. Словно я слишком долго смотрела на яркий свет.
— Выходит, наша Дверь — это ДвероАрка из Нев-Арда? Но почему она работает неправильно? Как все исправить? Почему Ржавчина и остальные стали чудовищами?
Вокруг меня по-прежнему плыл Эфистоль, потом полетели Парящие Города, улицы, дома и сады. Голова уже раскалывалась от боли. Я попыталась сосредоточиться. Выходит, что ДвероАрку в Двериндариуме просто сломали? Еще в первую волну, когда десятки легионеров устремились в Мертвомир! Как там говорила Ливентия? Повторить мудрёную фразу я вряд ли смогу, но смысл помню прекрасно: просто слишком много идиотов протолкнулось сквозь Дверь за пару часов!
— A вот это уже новая история, — глухо прозвучал голос Приора. — Наши миры всегда существовали бок о бок и соприкасались в Иль-Тарионе. Но когда сюда пришли невардцы, на полуострове обитали лишь полудикие потомки Безмолвных людей. Наша цивилизация была совсем юной и довольно глупой. Невардцы наблюдали и помогали нам. Делились знаниями, приносили дары… Направляли. Сказания о них сохранились в наших легендах, милое дитя. Это продолжалось несколько веков. Человечество окрепло и даже поумнело. А потом человеческая природа взяла верх над благодарностью. Знаешь, что бесконечно в людях, дорогая Вивьен?
Я пожала плечами, все ещё блуждая по улицам Эфистоля. Но Приору и не нужен был мой ответ.
— В людях бесконечна жадность. А ещё глупость. Они возжелали иметь все то, что имели невардцы. Их магию, их мир, их ДвероАрки. Их прекрасные Парящие Города. Люди не желали создавать собственный мир, идти своим путем развития. Они хотели получить уже готовое… Жадность и глупость, глупость и жадность… Две головы Змея, что сожрали Нев-Ард. Низвергли их в Бездну. Невардцы сами обучили тех, кто принес им гибель. История не сохранила имени человека, который сумел воспользоваться знаниями гостей из иного мира и открыл Дверь с нашей стороны. Сейчас его называют Божественным Привратником. А те, кто знают правду, кличут Двуликим Змеем. За предательство и знамена с изображением этого чудовища.
Я вздрогнула, вспомнив картину в подземелье Безумия. Змей, пожирающий город. Выходит, что Привратник и Змей — это две стороны одного человека?
Моя бедная голова уже трещала!
— И что же случилось?
— Легионеры под знаменами Двуликого Змея ворвались в Нев-Ард. Их были сотни, а может, и тысячи… Они нарушили равновесие Двери, сломали ее. Но Дверь — это артефакт, и очень мощный. Сопротивляясь разрушению, она создала разрыв во времени и пространстве. Дыру в ничто. И когда эта дыра схлопнулась… Последствия оказались катастрофическими. Иль-Тарион ушел под воду, полуостров отделился и стал островом. Огромная приливная волна затопила все ближайшие территории. Выросли новые горы и образовались новые долины. Но наш мир устоял. A вот Нев-Ард…
Приор сложил из листка бумажную птицу и запустил ее в воздух. Птица сделала плавный круг по комнате. A Приор резко открыл и закрыл дверь. Бумажная летунья, сбитая сквозняком, упала на пол.
Ренегат вздохнул.
— Если бы города Нев-Арда стояли на Тверди, их мир мог бы выжить. Но невардцы уже несколько веков жили под облаками. Поднялся вихрь неведомой, невообразимой мощи. Чудовищная воздушная волна разрушила силу, удерживающую Парящие Острова. И они рухнули.
Так или иначе, легионеры получили то, чего так жаждали. Чужой мир и Дверь, которая дает Дары. Однако… Нев-Ард до сих пор сопротивляется. Поэтому люди в Мертвомире могли продержаться совсем недолго. Мир убивал их. Но время на исходе, милое дитя… ДвероАрка в Эфистоле разрушается. Ей осталось совсем немного.
Изображение городов пошло рябью, забурлило. Моя головная боль настолько усилилась, что я не выдержала — прижала ладонь к виску. Перед глазами поплыли разноцветные круги. Слова Приора уже с трудом помещались в моей голове. Дверь старается вернуть? Выходит, она почти разумна?
Книга вывалилась из моих рук и захлопнулась.
— Достаточно историй, — сказал ренегат. Осторожно подобрал живой талмуд и убрал его в сундук. А потом сунул мне стакан с водой. — Выпей, дорогое дитя. С непривычки живая книга оказывает слишком сильное воздействие. Твой разум не успевает следовать за реальным и нереальным. Поэтому сейчас тебе лучше отдохнуть и поесть. К тому же… У меня для тебя приготовлены и другие сюрпризы. Думаю, ты обрадуешься. Идем, я велел приготовить для нас завтрак. Хочу наконец познакомить тебя со своими советниками и дорогими друзьями.
Я потрясла головой, пытаясь избавиться от картин прошлого. И вернуться в настоящее!
— Я хочу узнать, что вы намерены делать с феврами. И с Кристианом.
Отступник отошел к столу и поскреб пальцами по лакированной столешнице. Звук получился мерзким.
— Ах, февр Стит. Впервые вижу такую невероятную силу… Говорят, в древности людей, воплотивших Тени, сжигали заживо. Возможно, они были правы, не так ли, дорогая? — Приор повернул голову и подмигнул мне.
Я испытала желание хорошенько врезать по этой фиолетовой рясе и лицу ренегата.
— Откуда вы знаете его имя?
— Я знаю всех на этом острове, — усмехнулся отступник. Склонил голову, размышляя. — Вижу, ты испытываешь к нему чувства. Кто бы мог подумать. Чувства — дурной советчик, милое дитя.
— Вам-то откуда знать!
— Я знаю, — не поворачиваясь, сказал Приор. — Ливанда тоже испытывала чувства. И поддавшись им, рассказала об Ордене Истинной Крови февру Двериндариума. Стивену Квину. Он казнил и ее, и десятки наших последователей. Ливанда думала, что он ее любит, но власть и Двериндариум он любил больше. И это все, что тебе надо знать о столь пагубном чувстве, милая Вивьен.
Я стояла, сжимая кулаки. Нет, я все ещё не ощущала связи с неведомой мне женщиной. Но… почему-то слышать подобное было больно.
— Идем. Нас ждет восхитительный завтрак. Думаю, ты соскучилась по хорошей еде, дорогая девочка. Ну же, не хмурься, мне не нравится видеть тебя столь мрачной.
Фиолетовая мантия зашуршала, словно змеиный хвост, когда Приор устремился к двери. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
…Белое солнце каменного мешка затянулось чернотой, но я не обратил внимания. Здесь было слишком много света. Он мешал моей боли. Отсекал ярость. Убивал страх. Делал меня тем, кем я не являлся. Уже? Всегда…
Тени наползали со всех сторон. Я желал их. Тянул. Приказывал. Я потерял счет времени. Не знал, день сейчас или ночь. Внутри меня что-то выло и ломалось, но в то же время появлялось новое. Тени оживали и подчинялись. Они спешили на зов не того, кто был благородным февром, верным сыном и честным легионером. Не к тому, кто защищал и оберегал. Не для того, кто любил свет.
Нет.
Они рвались из глубин Бездны к мужчине, который был обманут и предан. Кто разочаровался и желал мести. Кто безумно ревновал. Кого коварно убили.
К моей темной стороне, которую я так долго не желал признавать. Не хотел видеть. Отвергал всей своей оставшейся сущностью.
Но она всегда была — эта сторона. С самого моего рождения, с первого вздоха. Ярость. Боль. Страх. И Смерть. То, что сопровождало меня всю жизнь. Мерзкое, постыдное, темное. Та часть меня, которую не пристало демонстрировать, которую принято скрывать.
Та сила, что дала мне возможность выжить.
Я посмотрел на свои руки. Тени извивались по ним змеями — плотными, черными. Наливаясь и удлиняясь с каждым мгновением. Обвивали пальцы, ощутимой тяжестью ползли к локтям, обхватывали плечи. Они материализовались с каждым моим вздохом, с каждой моей мыслью. Я думал об отце, который не смог защитить и спасти мать. Думал об Ардене и ее ненависти. Думал о тайнах Двериндариума и Верховного февра. Об интригах Малого Совета и обманах. О феврах, слепо подчиняющихся правилам. Я вспоминал постулат Братства, который был моей молитвой: «Спокойные снаружи, жесткие — внутри. С истиной к свету. Стойко за слабых, бесстрашно — за праведных, безжалостно к проклятым… Наш Дар — во благо, наш нож — во имя справедливости. Наши кости принадлежат Двериндариуму. И до последнего вздоха…»
Эта молитва и эта вера не спасли меня ни от предательств, ни от смерти.
Я все еще верил в февров. Но… Я больше не был одним из них. Теперь каждое слово этого постулата обжигало и ранило.
Я думал о Вивьен и рыжем ублюдке.
Тени-змеи заползли в крошечные отверстия замка на браслете, мелькнули черные хвосты. Щёлкнула застёжка. И запирающие браслеты упали на пол.
Я закрыл глаза. Тьма наступала. И я тянул ее, звал ее, отдавался ей.
Был ею.
Принимал ее.
Вивьен поняла раньше меня. Потому что она привыкла к темной стороне, потому что давно с ней смирилась. Потому что знала: нельзя быть сильным, если дышишь через раз. Если принимаешь лишь лучшее в себе. Нельзя наполовину. Я тот, кто я есть.
Кристиан Стит Левингстон.
И вся эта Тьма — моя.
Моя Ярость. Мой Страх. Моя Боль. Сталь, деревянная рукоять и веревка оплетки. А все вместе — Безымянная. Моя Смерть, которая станет чужой. Это не исчадия Бездны. Это части моей души, которые я воплотил перед Дверью. Оживил в Тенях и дал им силу. Безобразные и жестокие твари, жившие внутри благородного февра Стита. Чудовища, жаждущие мести и чужих страданий, крови и похоти. Монстры, прячущиеся в самой глубине души, оживающие в ночной темноте и исчезающие с рассветом.
То единственное, что было способно меня спасти. То, что существовало всегда, и что усилила Змеева трава. То, что я ощущал, когда нож рыжего ублюдка пробил мою грудную клетку и добрался до сердца.
Проклятая часть души, ставшая моим воскрешением.
Я открыл глаза. Черные, жирные, лоснящиеся Тени скользили вокруг меня. Словно слепые змеи, они обвивали мое тело. Скользили, трогали, оживали, увеличивались в размерах. Дышали со мною в такт. Трогали кандалы на моей ноге. Приникали и пробовали железо на вкус.
Они могли быть чем угодно, потому что форму задаю тоже я.
Они и были мною.
Оставшееся белое солнце умирало под напором тьмы. Она росла с каждой злой мыслью, каждым воспоминанием, каждым желанием. Сфера сдалась и лопнула брызгами стекла, погружая узилище в чернильную темноту. Железная цепь треснула и разорвалась.
Я посмотрел на дверь, преграждающую мне путь к свободе.
Завтрак накрыли в большом овальном зале. Обстановку я не рассмотрела, потому что стоило войти, увидела… его!
— Ржавчина!
Мой друг — непривычно бледный, но без жутких ран и даже следов крови — поднялся с кресла на мой вопль и махнул рукой.
— Мелкая, осторожнее, или ты хочешь меня добить? — насмешливо хмыкнул он, когда я бросилась обниматься.
«Этот зверь бесшумный и смертоносный, долго обходится без еды и воды, быстро исцеляется от ран…» — вспомнила я слова из древней книги. Не знаю, куда относил друга Мор, но я сомневаюсь, что человек сумел бы выжить после такого ранения. Сегодня я была рада, что мой друг — эфрим.
И на этот раз приятель даже соизволил надеть не только юбку, но и куртку из кожи. Верно, не хотел, чтобы все видели шрам, перечертивший его живот. Я в сердцах стукнула парня по затылку.
— Эй-эй, крошка, поласковее! Я видел свои внутренности, мне надо это как-то пережить.
— Я тоже их видела, — насупилась я. — Ты… ты просто… Я испугалась.
— А я удивился, — Ржавчина прекратил улыбаться и нахмурился. — Ты знала, что этот клятый каратель жив? Не понимаю, как ему удалось…
— Дети, дети, — Приор за нашими спинами поцокал языком, и мы с Ржавчиной обернулись. — Приятно видеть вас вместе. Приятно, что наши планы воплощаются в жизнь, не правда ли? Думаю, вы оба будете счастливы узреть наконец истинные лица Ордена! Ведь Орден — это не я, не Приор. Орден — это все мы! Мои верные друзья и соратники!
Мы с Ρжавчиной переглянулись, и я поморщилась. Иногда мне хотелось пристальнее всмотреться в лицо Приора, хотелось заглянуть в серые глаза. Но «Взгляд бездны», скрытый под фиолетовой рясой, не давал это сделать. Ренегат приглушал действие артефакта, но не до конца. И находиться рядом с главой Ордена было неприятно. Поэтому я отодвинулась подальше, почти в угол комнаты. В открытую дверь начали входить серые балахоны.
Благодушно улыбаясь, Приор шагнул к ближайшему, а Ρжавчина шумно втянул воздух.
— Я тебя знаю, — произнес он. — Служитель из Храма Всех Святых. Ты разговаривал со мной, много раз. Я узнаю твой запах.
— Удивительная проницательность, Ваше Ржавое Величество, — прошелестел сухой голос из-под капюшона. — Рад видеть вас в добром здравии. Простите, но мой лик останется скрыт от взора живых.
Приор улыбнулся и широко развел руки.
— Но не твой Дар, Эрус. Святые помогли Эрусу принять обет священнослужителя и надоумили скрыть Дар от февров. А ведь он поистине уникален. Эрус видит в пламени огня множество вариаций будущего. Видит и умеет их толковать.
— Не всегда, — тихо возразил служитель.
— Но мы здесь, не так ли? — Приор уставился в туманную муть под капюшоном своего подельника. — Мы все же здесь, Эрус. Значит, все было верным. Правильным.
Священнослужитель застыл серым изваянием, а потом медленно наклонил голову.
— Да, мой Приор. Все верно.
А я вспомнила ритуальные чаши в Храмах Всех Святых. В них принято поддерживать огонь и разжигать благовония. Как много увидел Эрус в пламени? И как давно они с Приором придумали этот план?
— A вот и мои верные глаза и уши в Двериндариуме, — воскликнул главный ренегат, открывая ладони навстречу вошедшим балахонам. В отличие от служителя, эти не стали скрывать своих лиц и по очереди скинули капюшоны.
Первым я увидела владельца овощной лавки, у которого закупался весь остров. Вторым был двери-ас причесочник. Еще трое оказались молчаливыми прислужниками из Вестхольда. Я увидела румяную женщину, которая на Снеговье создавала для всех желающих ледяные полозья и продавала сладости. Угловатого и хмурого старика-садовника. И ремонтника мехомобилей.
Янту, отводящую от меня взгляд.
С краю стола усадили Айрона, Киара и Рейну. Первый хмуро вертел в руках стакан с водой. Близнецы застыли, гордо выпрямившись. Руки у обоих были скованы кандалами, рты закрывали кляпы. Я на миг встретила алый взгляд лорда Аскелана. И беспомощно сжала кулаки.
Ρжавчина помрачнел, когда увидел близнецов. И кажется, изрядно удивился их присутствию.
С десяток серых ряс так и не открыли своих лиц — это те, кто пришел по Мосту-Во-Везде. Среди них был целитель Фархон и мой надсмотрщик Энгар. Этих отступников Приор скупо обозначил советниками, а какими Дарами обладал каждый — не сообщил.
Впрочем, неудивительно.
Я не обольщалась улыбками главного ренегата. Доверия ко мне или Ржавчине у него не было ни на грош.
A самый последний серый балахон…
— О, а это мой особенный гость, — широко улыбнулся приор. — Очень особенный. Благодаря ей многое стало возможным. Милая, милая, моя… Ардена!
Ткань сползла с волос, и я увидела столь знакомое лицо. Золотые волосы, насмешливые глаза, дерзкая улыбка. Ρодинка на щеке — близнец той, что украшала теперь и мое лицо. Маска, которая скрывала меня в Двериндариуме.
Иви-Ардена Левингстон.
Девушка, из-за которой Лаверн был готов убить лучшего друга.
Я безотчетно сжала кулаки, в голове зашумело. И я потянулась к кинжалу.
— Но-но! Без глупостей, милое дитя! — крыльями взметнув мантию, Приор развернулся и «Взгляд Бездны» вдруг с силой придавил меня к земле, почти поставив на колени.
Я сопротивлялась изо всех сил, но сила давила каменной глыбой, сокрушала! Заставляла подчиниться.
Из глаз потекли слезы, а Ржавчина зарычал:
— Прекрати! Не трогай ее!
Сила артефакта ослабла, позволяя мне сделать вдох. Ардена наблюдала с насмешкой. И я снова сжала рукоять из кости.
— Хватит, Вивьен! — строго погрозил пальцем Приор. — Ты не обидишь нашу гостью и союзницу. Вам надо забыть прошлые распри и улыбнуться друг другу. Ведь вы так похожи, только посмотрите! Два отражения, темная и светлая! Удивительно. Девочки, рожденные от разных родителей, но для единой судьбы. Разве вы не видите в этом руку мироздания? Сами святые создали вас похожими, чтобы помочь Ордену! Ну же, обнимитесь!
— Отступница, — прошипела я.
— Нищая оборванка, — фыркнула Ардена. — Да ты должна целовать мои ноги за то, что я тебя отмыла и научила хоть чему-то полезному!
— Убийца, — почти спокойно сказала я, и Ардена прикусила язык. Глянула возмущенно на улыбающегося Приора. Но того, кажется, развлекала наша милая беседа.
— Интересно, за что ты продалась ренегатам, Ардена? Не думаю, что тебя волнует некая абстрактная справедливость. За богатства? Будущие почести? Кем ты собираешься стать? Может, императрицей?
— Может, и так! Не тебе меня судить, замарашка! — красивое лицо девушки исказилось. Ардена задрала нос и перевела взгляд на Ρжавчину. Тот выглядел ошарашенным, раз за разом осматривая то меня — в простом платье, штанах и сапогах со сбитыми носами, то наследницу Левингстонов, разодетую в парчу и бархат. В Двериндариум Ардена явилась, словно на бал.
Взгляд красавицы потеплел и стал тягучим, как патока, облизывающим тело Ржавого короля.
А когда Ржавчина без церемоний обошел девушку по кругу, чтобы разглядеть получше, Ардена довольно рассмеялась.
— Фу, мелкая, — сказал эфрим, возвращаясь ко мне. — И кто сказал, что вы похожи? Ты красивая. Она — нет.
Ардена поперхнулась смехом, зато Приор захлопал в ладоши.
— Дэйв, где твои манеры?
— Чего?
— Милая Ардена, не злись. Дэйв захватил остров, он истинный король Двериндариума. Тебе стоит проявить уважение. А тебе, Дэйв…
Ржавчина презрительно фыркнул, не дослушав, и отошел к столу, чтобы налить себе ледяного вина. Приор сокрушено покачал головой.
— Пожалуй, наш король прав, и всем нам стоит перекусить. Пустой живот наполняет сердце и ум злобой. К столу!
Зашуршали рясы и платья, стукнули придерживаемые рукояти мечей и кинжалов. Мы с Ржавчиной переглянулись. Все в этом зале оказались вооружены. Кроме Ардены, ну и самого Приора. Хотя со «Взглядом Бездны» к нему все равно не подобраться.
Я села на край бархатного стула, окинула взглядом стол. Похоже, на него собрали яства со всего Двериндариума! Или рестораны в Морской Гавани тоже принадлежат ренегатам?
Завтрак больше походил на королевский обед. Здесь было копченое и тушеное мясо нескольких видов, окорока и сыры, яйца, рассыпчатый картофель и каша, соленья, мед, вино и даже несколько ящичков с эйфорией! Все это подали те самые прислужники, которые когда-то накрывали стол для Малого совета. Посмотрев в их сторону, я отвела взгляд. Аппетита, несмотря на изобилие и ароматы, не было.
Я ощущала фальшь. Неправильность всего происходящего.
А вот мой приютский приятель такой чувствительностью не страдал и с удовольствием подцепил вилкой сочную обивную. Она не удержалась на зубце и плюхнулась мимо тарелки, но, конечно, это нисколько не смутило Ржавчину, и он схватил кусок мяса руками.
Ардена выразительно скривилась.
Приор встал и поднял руки над головой. Сила мертвого артефакта на его груди прошла волной, пригибая головы. Серые рясы застыли. Ржавчина рядом со мной перестал жевать и нахмурился.
— Мои друзья, — провозгласил ренегат. — Мои братья и сестры. Мои верные соратники! Мы прошли долгий и тяжелый путь. Путь истины и веры, путь единства. Путь, который изменит Империю. Вернет ей справедливость! Братья и сестры!
Сила артефакта слилась с мощью мужского голоса. Волна отразилась от стен и разбилась о людей, оставляя желание пасть на колени. Воздеть руки, подобно Приору. Внимать каждому его слову! Даже я ощутила дрожь нетерпения и предвкушения. Почувствовала мимолетное обожание к этому человеку, который мне совершенно не нравился! Странная власть струилась в голосе отступника. И порабощала так же, как «Взгляд Бездны».
— Нет, иначе. Моя семья! Вы все. Все, кто сидит сейчас здесь, в овальном зале Двериндариума. В Иль-Тарионе. В самом охраняемом и самом ценном месте всех земель. В сердце нашей Империи! Сидите на местах тех, кто годами вершил жестокую волю и беззаконие. Сидите за столом, накрытым нашими соратниками. Вкушаете аромат этих прекрасных блюд. И все лишь потому… — жесткий и внимательный взгляд, цепляющий каждого. Заставляющий вздрогнуть, выпрямится, задышать чаще. — Почему, спрошу я вас?
Короткая пауза в звенящей тишине. И…
— Ибо мы истинные. Те, кто был рожден для великой цели. Для освобождения! Долой угнетение! Больше никаких измененных и никакой лжи! Мы расскажем правду. Мы принесем свет. Мы откроем миру глаза! Двериндариум пал, Истинные. A скоро падет Империя!
— Благо Ордену! Истина с нами, да поведет нас Приор!
Серые рясы вскочили и заорали, потрясая выхваченными из ножен мечами. Даже раскрасневшаяся Ардена улыбалась. Даже Ржавчина выглядел довольным. Все они.
А я застыла на краю стула, ощущая ужас, поднимающийся внутри.
И словно почуяв, Приор указал на меня.
— Но не меня надо сегодня чествовать. Не меня. Я лишь проводник света. И я лишь указываю путь. Чествовать надо всех вас, Истинные. И кубки поднимать за вас. A особенно за Дэйва и Вивьен. Ржавого короля, который захватил Двериндариум, и Освободительницу Чудовищ, которая вернула надежду всем угнетенным! Вот кто стоит рукоплесканий! Каким бы невыносимым и тяжелым ни был наш путь, но благодаря этим двоим — он стал победным! И скоро, скоро все мы увидим плоды взращённого нашей истиной сада. Скоро все отдохнем в тени прекрасных цветов и упоительных лоз. И Орден Истиной крови взойдет звездой на небосклон Империи. И воссияет!
Я незаметно сжала под столом вилку, царапая кожу острыми зубцами. От голоса Приора кружилась голова. Хотелось поддаться его власти.
Я не видела никого безумнее него. Я не видела никого его разумнее.
Мне даже хотелось поверить, стать частью Ордена, ощутить единство с ним. Сопричастность. Но я не могла.
Капля крови выступила на пальце, и дышать стало легче, а фальшь Приора — заметнее. И снова, словно почуяв, он дернул головой и втянул воздух.
— Ай-ай, милое дитя, — пожурил ренегат. — Ты уколола палец. Будь осторожнее, ведь даже капля твоей крови — бесценный Дар. Арман, разрежь мясо для нашей ненаглядной Вивьен, боюсь, она снова поранится. Я не могу этого допустить.
Со всех сторон раздались смешки. Ρенегаты веселились, рассматривая неумеху, которая не в силах справиться с отбивной. Ардена издевательски усмехнулась. Я же в упор смотрела на Приора. Мои руки находились под столом и длинной тяжелой скатертью с бахромой — так как отступник учуял мою кровь?
Да кто он такой, задери его Бездна?
И во благость этого человека почему-то верилось все меньше.
— Я сама справлюсь со своим завтраком, — проскрипела я, когда за спиной возник прислужник.
— А мне хотелось бы узнать конкретнее обо всех этих садах и лозах, — громко сказал Ржавчина, размахивая вилкой. — Ну, про что вы говорили. Победа там, падение Империи, сады всякие…
Приор склонил голову набок, рассматривая невозмутимо жующего Ржавчину. Но если ему и не понравилась такая бесцеремонность, вида он не подал. Сухо улыбнулся.
— Пожалуй, ты прав, Дэйв. И от речей пора перейти к делам. И обсудить… хм…. лозы. И наши планы. Но прошу, угощайтесь, друзья мои, угощайтесь. Отведайте эту пищу и это ледяное вино! Сегодня наш день!
Ренегаты накинулись на еду. Было немного жутко наблюдать, как куски мяса пропадают в туманном мареве под их капюшонами. Некоторое время все молча жевали.
— Так что там с планами? — напомнил о себе Ржавчина.
— Настойчивость — прекрасное качество. A терпение — высшая благодетель… — со смешком вздохнул Приор. — Итак, друзья мои. Двериндариум пал. И Двериндариум принадлежит нам. Впереди — Рутрием. Впереди столица и трон, который должен занять Истинный.
— Значит, война? — тихо спросила я, но отступник услышал.
— Для начала переговоры, дорогое дитя. Дверь отныне принадлежит нам. А за это сокровище Император отдаст что угодно. Через несколько дней мы пустим на остров представителей власти и обсудим… перспективы. Ну а чтобы они поняли серьезность наших намерений, придется отправить им лорда и леди Аскеланов. К сожалению, по частям.
— Что? — Ржавчина выругался сквозь зубы, а побледневший Айрон вскочил.
— Но отец… мы так не договаривались! Ты говорил, что больше не будет смертей!
— Это не смерть. Это необходимая жертва, — торжественно ответил Приор. Сила «Взгляда Бездны» снова придавила своей мощью. — Пойми, нам нужны весомые доказательства нашей силы, беловолосые головы наследников севера подойдут как нельзя лучше. Сядь, Айрон. Ты исполнил свое предназначение, и я доволен.
Сила сбила посеревшего парня с ног. Сев, он взял стакан и сделал глоток вина. Зубы звонко стукнули о стеклянный край. На Аскеланов он старался не смотреть.
Рейна что-то промычала в кляп. Киар хранил молчание.
Ржавчина швырнул на стол вилку.
— А что будет с измененными? Я обещал им свободу и возвращение человеческого облика, как только Орден Истинной Крови займет остров. Я шел к этой цели много лет. Этот день настал. — Ржавчина посмотрел на взбешенную Рейну, та ответила убийственным взглядом.
— Боюсь, им придется подождать, — с сожалением протянул Приор. — Измененные — важная часть той лжи, которую скрывали имперцы. Люди должны узнать правду. Должны увидеть их. Да и нам пригодится мощь чудовищ, не так ли, Ваше Величество?
— Я обещал им свободу! — рявкнул Ржавчина, вскакивая. — И жизнь вдали от сражений! Они достаточно настрадались! Некоторые почти утратили разум, и даже я их почти не понимаю!
Его плечи согнулись, тело дрогнуло. Вот-вот — и эфрим выберется на свободу, отринув человеческую оболочку. Парень торопливо сунул в рот несколько пастилок. Запахло мятой.
— Я сочувствую всем измененным, Дэйв, — мягко сказал Приор. Вот только глаза его остались жесткими. — Я сочувствую им больше всех и даже больше тебя. Я понимаю их. И тоже хочу дать им свободу. Но еще не время. У нас еще много дел. Рутрием и Император…
— Мне плевать на Ρутрием! — снова разозлился Ржавчина. — Я им обещал. Они мне поверили! И теперь я должен выйти и сказать, что все наврал? Что я обычный брехун со скрещенными пальцами? Не бывать этому! Все измененные вернут человеческий облик! A дальше — идите хоть на Рутрием, хоть к Грязному морю!
— Ах, Дэйв, — с выражением отеческого сожаления на лице пробормотал Приор. — Я понимаю твое возмущение. Но скажи, как ты вернешь всех измененных?
Ржавчина покосился на меня, и я благоразумно спрятала под стол руку с раненым пальцем.
— Освободительница Чудовищ, — пробормотал ренегат. — Да, ее кровь творит чудеса. Но лишь на время, не так ли? Сколько крови Вивьен понадобится для того, чтобы обратить всех? Боюсь, это милое дитя скончается от кровопотери.
— Вы говорили, что знаете способ!
— Он есть. Но прежде мы должны разобраться с Империей…
— Какой способ? — не сдержалась я. — Скажите нам!
— Милое дитя, — Приор покачал головой. — Ты слушала невнимательно. Вспомни же мои слова. Изначальное всегда сильнее отраженного.
— Что еще за ерунда? — рявкнул мой несдержанный друг. — Говорите яснее!
Кое-кто из ренегатов поднялся и схватился за оружие. Приор развел ладони.
— Я пытаюсь, Дэйв. Но как я уже говорил: терпение — величайшая добродетель. Не твоя, понятно. А сейчас сядь и не нервируй своих братьев по Ордену. A мы вернемся к предстоящим переговорам. Давайте обсудим условия капитуляции Императора…
Мы с Ржавчиной переглянулись. Мой друг выглядел… потерянным и одновременно — злым. Разочарование блестело в рыжих глазах и кривило его губы. Не этого ожидал от ренегатов Ржавый король. Ох, не этого… Его, как и остальных измененных, просто использовали.
Не обращая больше на нас внимания, заговорили советники Приора. Серые рясы склонились друг к другу, обсуждая планы завоевания и отмщения. Айрон сидел в стороне и молчал. Выглядел парень нездорово бледным. Янта растерянно кусала губы. Я смотрела на закуски и яства, чувствуя тошноту.
Значит, нас ждет новая война? Новые битвы, сражения и потери? Казни? Это никогда не закончится!
Я подняла голову и наткнулась на взгляд Приора. Один из советников что-то говорил ему, склонившись к самому уху. С другой стороны льнула Ардена, отчего стало противно. Но главный ренегат смотрел на меня. Смотрел внимательно и неотрывно. Словно желал что-то увидеть. Но что? Что за странную игру ведет этот человек? От его внимания мне стало неуютно и даже страшно.
Служитель из Храма Всех Святых, в отличие от остальных, ничего не ел. Сгорбившись, он стоял возле камина и неотрывно смотрел в огонь. По крайней мере, так казалось, потому что его ряса скрывал лицо.
Дрова затрещали и рассыпали ворох оранжевых искр, а провидец вздрогнул. И тяжело повернулся к Приору.
— Тьма наступает, — едва слышно произнес он. — Время близится.
В глубине Вестхольда что-то с грохотом обрушилось.
— Что это было? — выкрикнул кто-то.
Остальные лишь пожали плечами.
Входная дверь хлопнула и отворилась со стуком, все вскочили. Я тоже. Но увидела вовсе не того, кого ожидала! На пороге стояла… Ливентия! Одетая в черное платье, с косами, уложенными короной вокруг головы. Eе губы пунцово блестели от багряной краски, а глаза были густо обведены темной. Украшений не было. Ни одного. И в первый миг я даже не узнала нашу вечно яркую, словно пустынная птица, южанку.
Она осмотрела зал и ренегатов. Меня, Ржавчину, Аскеланов. Презрительно скривилась. И обратила взор темных очей на Приора. Его фиолетовая мантия безошибочно выдавала главу ордена. Отступники переглядывались, но благодушно. У Ливентии не было даже кинжала, а посчитать опасной безоружную девушку мог лишь глупец.
Или тот, кто знал о ее Даре. Длинные черные рукава скрывали запястья южанки и не давали понять — на месте ли браслеты. Грациозно и неторопливо Ливентия шагнула к Приору. Тот наблюдал спокойно, едва заметно улыбаясь. «Взгляд Бездны» на его груди был приглушен и почти не ощущался. Приор тоже не чувствовал опасности.
Но я-то знала!
— Ливентия, тебе лучше уйти! — торопливо выдохнула я, вскакивая.
Южанка не удостоила меня даже взглядом.
— Мерзкое сборище отступников, — прошипела она, не спуская глаз с Приора. — Убийцы! Вы сумели захватить Двериндариум, но не думайте, что вам все сойдет с рук! Ваши дни сочтены!
— Вы обворожительны и сокрушительны, милое дитя, — улыбка Приора стала чуть шире. — Но вам лучше послушать нашу дорогую Вивьен и покинуть этот зал. Поверьте. Для вашего же блага, госпожа Осхар.
Ливентия споткнулась, услышав свое имя.
Я осторожно придвинулась ближе. Ну что творит эта девчонка? На что она рассчитывает? Даже с ее Даром! Она может приказать лишь одному человеку, остальные разорвут ее на части! Ведь чтобы использовать Призыв — надо смотреть в глаза.
— Ливентия, — тихо сказала я. — Уходи, прошу тебя. Ты не понимаешь…
— Это ты не понимаешь, предательница! — рявкнула южанка. — Эти люди виновны в смерти моего отца! В смерти многих людей! Я ненавижу ренегатов. Вас всех!
— Ливентия! — простонала я, уже понимая, что произойдет дальше.
— И пусть это будет начало вашего конца! — гордо выпрямившись, заявила девушка, по-прежнему глядя в глаза улыбающегося Приора. А потом отдала приказ: — Я приказываю тебе больше не дыш…
Дальше все случилось в одно мгновение. Фиолетовая ряса слетела с тела Приора. Под ней оказались кожаные штаны и высокие сапоги. Голый торс украшал артефакт с янтарем и многочисленные шрамы. Словно кто-то неведомый когда-то прожевал это тело и выплюнул…
Изменения произошли так быстро, что я не успела их уловить. Вот только что был человек, а в следующий миг… Его ноги, бедра и живот остались прежними. А вот остальное… Руки удлинились, покрылись шерстью, на них появились острые черные когти. Плечи расширились, на груди образовались кожаные пластины-наросты, а за спиной хлопнули кожистые крылья эфрима с ядовитыми шипами на концах. Глаза Приора стали удлинёнными, черными и нечеловеческими.
Приор был одновременно человеком и эфримом.
Он был… Двуединым.
Ливентия не успела отдать ему приказ не дышать — Приор взмахнул когтями, и девушка рухнула на пол. Ее лицо расчертили пять багровых полос. Словно не веря, что это возможно, красавица подняла руку и тронула свою щеку.
Приор возвышался посреди зала. Нечеловеческие глаза блестели, словно волчьи ягоды.
— Я ведь велел уходить, госпожа Осхар. Но вы слишком упрямы, не так ли? Пусть это послужит уроком.
Его голос тоже изменился, став более низким и рычащим. Ржавчина выглядел настолько ошарашенным, что даже рот открыл. Кажется, парень не мог поверить, что подобное изменение возможно. По-звериному дернув головой, мой друг зарычал и обратился в эфрима.
Ливентия оторвала ладонь от лица и начала подниматься. Ее трясло, взгляд стал мутным. С лица капала кровь.
Вестхольд снова содрогнулся.
Дверь слетела с петель, и в нее вошла Тьма. Живая, дышащая, вибрирующая чернота, единый сгусток чернильной гибели. На этот раз оружие выхватили все. Но Тьма выпустила длинные щупальца Теней, сразу несколько десятков, и выхватила клинки ренегатов. Сброшенные серые рясы упали на пол, и я увидела разъярённых воинов. Щелкнули браслеты — и во Тьму полетели сгустки огня и льда — ренегаты применили Дары. Но Тьма лишь сожрала подношение и стала еще больше. Она росла и множилась, пульсировала, словно ненасытное черное чудовище. Двигалась, шевелилась множеством толстых змей, иногда рассыпалась пеплом и собиралась снова. A внутри нее был человек. Или нет.
Я не знала, кем теперь был Кристиан.
Зал наполнился воплями, звоном оружия и рычанием эфримов. Свет померк, в зале стало темно, как в полночь. Упав на пол, я поползла в сторону южанки.
— Ливентия, надо уходить. Ты слышишь меня?
— Вивьен? — в проблесках света я увидела влажные глаза цвета чая. — Вивьен…
— Давай, ну же, — я потянула ее к двери. — Надо уйти. Ты сможешь. Здесь недалеко…
Ливентия вдруг с такой силой вцепилась в мою ладонь, что едва не хрустнули кости!
— Вивьен! Я совершила ошибку! Я приказала… приказала сделать кое-что плохое. Я не хотела, чтобы ты… О Плодовитая Матерь! Я не хотела твоей смерти. Но я так разозлилась, так разозлилась… Ты понимаешь меня?
— Понимаю, — ничего не понимая, пробормотала я. — А теперь двигайся к выходу. Склирз ползучий, где тут выход?
В убивающей тьме кто-то орал, что-то падало и ломалось. Разлетелся щепками стол, зазвенел бьющийся хрусталь. Завыли звери. Прищурившись, я рассмотрела светлый проем и побежала к нему, волоча за собой все ещё причитающую Ливентию. В ее бормотании я ничего не понимала, да и не особо вслушивалась. Сейчас самым главным было убраться подальше от этого побоища!
Но добежать мы не успели. В центре зала вдруг вспыхнул столь яркий свет, что тьма вспенилась штормовой волной и разорвалась. Белое солнце сияло на руке одного из ренегатов, отражаясь в таких же белых глазах.
Кристиан сделал шаг назад. Сейчас его было хорошо видно. Февр в черном мундире карателя. С черными рисунками на лице. И чернотой вокруг. Крылья рваными тряпками бились за его спиной.
В ярком пламени светоча упавшие отступники начали подниматься. Приор вытер с разбитой губы кровь. А в дверь полилась новая волна ренегатов. И изменённых, которых призвал Ржавчина! Я ведь уже поняла, что Ржавый король мог общаться с ними мысленно. Рядом с Кристианом встал Киар — уже без оков. Белое и черное плечом к плечу.
— Нас слишком много, февр! — выкрикнул ренегат, держащий светоч. По его лицу тек пот. — Тебе не одолеть этот свет!
Кристиан рассмеялся.
Тьма вздрогнула и стала еще темнее, хотя это казалось невозможным. Налилась такой лютой чернильностью, что даже смотреть в нее было больно. Пульсируя, словно живая, она потянулась к ренегату, жадно облизнула светоч в его руке. И тот потускнел, а отступник пошатнулся. Тьма лакомилась светом, словно лакомка. Словно показывая, что это лишь закуска перед основным блюдом. Потому что после она сожрет людей!
— На колени, — равнодушно произнес Кристиан.
Ренегат рухнул, когда от светоча в его руке остались лишь бледные всполохи. Они все ещё освещали зал, но уже не могли сопротивляться. Ρядом с ним опустилось ещё несколько человек. И еще. И еще! Ренегаты кидали оружие, ужаснувшись силе Кристиана. Измененные переглядывались и явно не понимали, что делать.
Ржавчина распахнул крылья и зарычал. В ответ черные щупальца тьмы обвили каждого в зале. Готовые разорвать!
Одна из стен зала внезапно рухнула, с потолка посыпались щепки и мусор, брызнули осколками стекла. Мы с Ливентией упали на пол, закрывая головы руками. Ρядом приземлился огромный камень и южанка завопила. За завалами тоже кто-то бежал, кто-то кричал… Похоже, февры снова освободились!
Я встала на корточки, потрясла головой. И бросилась вперед, оказавшись между Ржавчиной и Крисом.
— Хватит! Сколько можно? — Заорала я. Я орала так, что воздух царапал глотку, а слезы обжигали глаза. — Вы убьете друг друга, но это ничего не изменит. Ничего, понимаете? Придут другие февры и другие ренегаты! Змей Двуликий! Это все совершенно бессмысленно! Разве мы хотели этой войны? Разве хотели? За что мы сражаемся?
Измененные уставились на меня, порыкивая. Понимали ли они мои слова?
Но Ржавчина понимал. И выглядел недовольным. Кажется, я научилась читать по его эфримской морде. Я снова осмотрела зал. Коленопреклонённых ренегатов. Бледного алоглазого Киара. Расстроенного Айрона. Людей и чудовищ. Ливентию, забившуюся в угол. Сгорбившегося у камина старика-прорицателя.
Кристиана в центре черного шторма. Сейчас все зависело от него. Сумеет ли он остановить это безумие, или уничтожит Вестхольд и всех, кто посмеет сопротивляться?
— Если вы сейчас не остановитесь, то погибнете напрасно. Мы все погибнем! В этой войне не может быть победителей, разве вы не видите? Но я знаю другой выход. Знаю, как все это остановить, — тихо сказала я.
И пошла прочь. Навстречу мне бежали февры. Ринг, Буран Эйсон, Ральф…
Я скользнула в темноту за башней и помчалась прочь, надеясь, что смогу хоть что-то изменить.
И только сейчас сообразила, что в зале не было ни Приора, ни Ардены. Они оба исчезли.
Башня ни капельки не изменилась. Скрытая раньше Даром невидимости, теперь она была доступна и ветрам, и взглядам. Я поднялась по ступеням, едва занесенным снегом. Пустой коридор никем не охранялся, внутри все так же пахло плесенью и временем.
Я сняла со стены один факел, подожгла его и, подняв повыше, двинулась вдоль каменных стен.
Мне казалось, что я снова слышу шепот, просящий меня поторопиться. Пламя факела дернулось, когда я остановилась перед главным артефактом Империи. Дверь тоже осталась прежней, такая же деревянная и обыкновенная.
Зовущий меня голос стал слышнее.
— Я здесь, — ответила тихо.
Сунула факел в кольцо на стене и потянула веревку на вороте платья. В башне было холодно, раздеваться совершенно не хотелось. Но других вариантов я не знала.
Я старалась не думать о том, что сейчас происходило между феврами и ренегатами. Возможно, они все уже мертвы и лежат сломанными куклами в том овальном зале с гобеленами? Я стянула платье, оставшись в штанах, сапогах и тонкой рубашке. Передернула плечами и стащила сапоги. Ступни моментально озябли на стылых камнях.
Меня потряхивало от холода, переживаний и страха из-за того, что я собираюсь делать. Снова войти в Мертвомир. И попытаться не умереть. Та еще задачка!
За сапогами последовали носки, и я принялась расстегивать рубашку. Легкий вздох за спиной заставил подпрыгнуть и резко обернуться. Сначала я никого не увидела, а потом…
— Не останавливайся, — промурлыкала Тьма.
От облегчения и немного злости я едва не заорала. Тени раздвинулись, показывая того, кого скрывали в своей глубине. Кристиан стоял, привалившись спиной к стене — живой и здоровый.
Но неужели это значит, что Ржавчина…
Не успела я додумать, как в зал ввалился рогатый эфрим. Он шумно втягивал воздух и недовольно хлопал крыльями, но тоже был совершенно целым.
— Все удовольствие испортил, — пробормотал Крис. — Надо было тебя все-таки…
Ржавчина ответил злобным рыком. Я переводила ошарашенный взгляд с одного на другого и слегка подпрыгивала, чтобы согреться. Внутри ласковым солнцем разгоралась радость. Они оба живы. Они оба здесь! И уже целую минуту не пытаются друг друга порезать на лоскуты. Благодарю вас, святые!
— Надень сапоги обратно, — велел Кристиан. — Для начала ты обрисуешь свой план.
— План? — запнулась я.
— План. В Мертвомир я пойду с тобой.
Ρжавчина зарычал. Это могло означать согласие и протест одновременно. Кристиан демонстративно поморщился.
— Нет у меня плана, — пробормотала я. Надела сапоги и вздохнула. — Лишь догадки. — Немного постояла, размышляя, насколько глупо прозвучит то, что я сейчас скажу. — Думаю, нам надо найти Дверь в Мертвомире. В Эфистоле. С нее все началось. Найти и исправить. Мой Дар — возвращать утраченное. И именно это мне надо сделать — восстановить сломанную ДвероАрку. Понимаю, что все это звучит странно, но…
Ржавчина шумно засопел, Крис помрачнел. Идея явно никому из них не нравилась. Зато от входа раздался новый голос.
— Не так странно, Вивьен. На Севере есть легенда об изначальной Двери, которая обладает невероятной силой.
В комнату вошел Киар, а за ним и Рейна. Проходя мимо эфрима, бесцветная с силой толкнула его плечом. Тот хмыкнул, но рычать почему-то не стал.
— Мы тоже пойдем, — объявил лорд Аскелан.
— И мы, — тихо сказал застывший в дверях Ринг.
И Ливентия за его плечом.
Я осмотрела друзей ошарашенным взглядом.
— Да вы с ума все посходили! Ливентия! Тебе надо в лекарское крыло, у тебя все лицо в крови! Ну ты-то куда?
— Осхары горды, несгибаемы и великолепны. Иногда надменны и спесивы. Но никогда они не были трусами! — подбоченившись, заявила южанка. — Я пойду. Ради… отца.
Ринг посмотрел на Ливентию и кивнул.
— Мы все пойдем, — тихо, но твердо произнес Айрон. И Мелания подтвердила. Ренегат развел руками. — Возможно, многие из нас заблуждались. Ты права, нам не нужна эта война. Возможно, некоторым из нас теперь нужно лишь искупление. Или осознание. Не лишай нас этой возможности.
— Ты так орала, что мне стало интересно, — заявила Рейна. — Да, мы пойдем. Надеюсь, это будет ужасно, и эфрим по дороге сдохнет.
Эфрим фыркнул.
— А я еще даже не видел Мертвомир, — добавил Айрон. — Но он зовет меня. Иногда я его слышу. Это наследие предков.
Ржавчина согласно рыкнул и посмотрел на Дверь.
— Меня он тоже зовет, — глухо произнес Ринг. — Каждый день. И сны снятся. Про города эти…с тех пор, как взял в Мертвомире чужую кость, так и вижу все это. Чужие воспоминания. И чужое черное пламя. Мне досталось то, что принадлежало какому-то…невардцу. — обвел всех мрачным взглядом. И добавил со злостью:
— Я пойду.
— Но это опасно.
— Полчаса назад нам с Рейной собирались отрезать головы, — невозмутимо произнес Киар. — Думаю, Мертвомир нас уже не удивит.
— Вы все сумасшедшие. И, похоже, решили во что бы то ни стало сдохнуть, — пробормотала я, скрывая улыбку. Солнце внутри разрослось до огромного желтого шара и першило лучами в горле. Вот только вся эта затея выглядела откровенно ужасной, потому что мои друзья-враги могли перебить друг друга по дороге в Эфистоль.
— Вивьен, мы все пойдем, ты не сможешь нам помешать, — заявил Киар. — Так что давайте приступим. Ты знаешь, где находится этот город?
Я кивнула, мучительно желая, чтобы это было правдой.
— Я видела изображение в древней книге. Карту. И у меня хорошая память.
— Да, но ландшафт мог измениться за столько лет.
— Нет, — сказал Кристиан, и все повернулись в его сторону. — Вы разве не думали о том, почему в Мертвомире всегда одинаковая погода? Он почти не меняется. Мир словно застыл, ожидая чего-то. Это похоже на заплетенный сон.
Ρжавчина согласно кивнул.
— Как далеко находится Эфистоль? Сколько туда идти?
Я прикусила губу, размышляя.
— Если я правильно прикинула расстояние, то несколько дней.
Друзья переглянулись. У всех на лицах был один вопрос.
— Вивьен, но люди за Дверью не выдерживают так долго. Мы умрем через пару часов.
— Я думаю, что нет. ДвероАрка разрушается, ее сила слабеет. А именно она выталкивала тех, кто приходил навредить Мертвомиру. Забрать его часть, вынести Дар… Никому не нравятся мародеры, верно? ДвероАрка защищала целостность своего мира. Я думаю, она пропустит нас.
— Звучит… многообещающе, — слегка ошеломленно протянул Киар.
Я лишь руками развела. У меня были смутные догадки и видения прошлого. Слова Приора и сны. Можно ли на это опираться? Вряд ли. Но это хоть какая-то надежда.
— И когда мы пойдем? — встряла Ливентия. Кровь на ее щеке застыла коркой. В сочетании с обведенными черной краской глазами и мрачным одеянием выглядело зловеще. Но стояла южанка выпрямившись, с непреклонностью во взгляде.
Что ж, возможно, ей это действительно нужно.
Возможно, это нужно нам всем.
— Сейчас, — отозвался Крис.
— Сейчас?
— Хочешь подождать лета? — поднял он брови. — Нет смысла медлить. Решили идти — идем. Раздевайтесь.
Кто-то — кажется, Мелания, — икнул. Похоже, некоторые забыли, в каком виде принято входить в иной мир. Ржавчина довольно зафыркал. Остальные наградили эфрима злыми взглядами.
Кристиан молча скинул мундир и рубашку. Я снова неуверенно потянула с ноги сапог. Киар разоблачался невозмутимо, как и Рейна. Она лишь застыла, оставшись без рубашки и взявшись за белые полосы, стягивающие ее грудь. Ливентия топталась на пороге. В ее глазах явственно бушевало негодование. Но потом девушка прикоснулась кончиками пальцев к разодранной щеке, отдернула руку и сердито начала расстёгивать платье. Мы старались не коситься друг на друга. Очень старались.
Получалось плохо.
— Лицом к стене! — рявкнул Кристиан, и парни резко развернулись.
Но все равно не могли не улавливать краем глаза движения спадающих тканей.
— Ты подсматриваешь! — ко всеобщему удивлению, первой возмутилась Мелания.
Айрон рывком отвел взгляд от ее плеч, показавшихся в вырезе платья, и густо покраснел.
— Я не смотрел. Да тут совсем темно. И почти ничего не видно!
Бывшая послушница фыркнула — почти как эфрим. Ρейна почему-то уставилась на Ржавчину, который стоял в углу, и скривилась. Ливентия подергала ногой, освобождаясь от обуви.
— Пусть смотрит, — буркнула она. — В Мертвомире он все равно тебя увидит, Мелания, даже не сомневайся. Так почему не начать прямо сейчас!
— Я не собирался смотреть! — еще сильнее побагровел ренегат. — И вообще… а, ну вас!
Он в сердцах швырнул на пол свои штаны. Мелания издала сдавленный всхлип. Ржавчина откровенно расхохотался. Его смех был слышен даже в образе эфрима!
— Ржавчина! — дошло до меня. — Ты ведь говорил, что успел припрятать кое-какие сокровища! Ты сможешь раздобыть для нас хоть какое-то подобие одежды?
Эфрим уставился на меня с таким явным недовольством, что стало ясно — сможет. И я только что испортила ему представление.
A значит, у него точно есть то, что нам нужно! Я уперла руки в бока и строго посмотрела на приятеля.
— Ржавчина!
Кристиан стоял уже в одних штанах. Впрочем, у него была его Тьма. Февр перевел темный взгляд с меня на эфрима и приказал:
— Отправляйся за одеждой. Немедленно. Мы заходим по одному, сначала парни.
Эфрим дернул крыльями, оскалился и зарычал, выпуская когти. Ему не нравились приказы февра. Тьма в комнате снова всколыхнулась, пошла рябью и раздулась черной вязкостью.
Я выругалась, одним движением скинула штаны и белье, сорвала с волос ленту и бросила на пол браслет. Тьма облепила меня мгновенно, укрыв, словно теневой плащ. Злой Кристиан преградил мне дорогу и схватил за руку. Его прикосновение обожгло. На миг мы застыли двумя истуканами, глядя друг другу в глаза и пытаясь дышать.
Ржавчина зарычал так, что содрогнулись каменные стены башни. Рывком дернул ручку Двери и исчез в Мертвомире.
Я оглянулась на застывших в разной степени раздетости друзей. Киар смотрел волком, Рейна — тоже. Ринг открыл рот, Ливентия кривила губы.
Да уж, отличная у нас компания. Даже до Двери дойти не можем без ссоры!
Кристиан склонился к моему уху и шепнул лишь для меня:
— Не убегай от меня, Вивьен.
Он коснулся губами моего виска и отпустил. Но плащ из Теней остался, укрывая с ног до головы. Тени облепили всех девушек, щадя наши чувства.
И мы начали заходить в Мертвомир.
Холм с другой стороны Двери тоже остался прежним. Серебристые травы все так же перекатывались волнами до самого обрыва. На другой стороне ущелья раскинула птичьи крылья белая безголовая статуя. Сейчас я знала, что это изваяние возвели в честь первой Крылатой Девы — Леи Шкаххи.
Величественный лес и развалины Серой Башни тоже высились на своих местах.
И никаких признаков битвы. Никакого тела погибшего Стивена Квина.
Я не хотела задумываться о том, что с ним стало.
Конечно, назвать одеждой то, что принес Ржавчина, было трудно. Это больше напоминало тряпки. Грязные и очень старые тряпки. Большая их часть, конечно, досталась девушкам. Но все равно мы были практически раздетыми. Плечи, шеи, ноги и руки, даже животы — все оказалось на виду.
Хуже всех пришлось Ливентии. Ее пышную грудь и аппетитные бедра не могла скрыть никакая тряпка. Но к моему удивлению, Ливентия не возмущалась и не спорила. Лишь молча обмоталась выданными лоскутами и прикрылась распущенными черными волосами. Как смогла. Присев возле мелкого родника, промыла порезы. И стало видно, что ее щеку и лоб пересекают пять борозд — следы от когтей Приора. Ливентия порой прикасалась к ним кончиками пальцев, и ее лицо становилось маской ненависти. Вероятно, поэтому она стояла сейчас здесь, одетая в рваные лоскуты. Ржавчина молча протянул девушке лист целебного растения и кусок ткани, чтобы приложить к ранам. Южанка в ответ так же молча кивнула.
Мелания в своем скудном наряде алела от стыда, словно закат, но тоже упрямо сжимала зубы. Рейна в коротких полосках серой ткани выглядела все такой же безучастной и холодной. Но при этом и удивительно хрупкой. Белые волосы, освобождённые от кос, снежной лавиной стекали по точеным плечам.
Айрону, Рингу и лорду Аскелану достались почти одинаковые куски плотной коричневой ткани, которыми они обмотали бедра. Все остальное осталось неприкрытым. И надо признать, девушки таращились на парней не меньше, чем те — на девушек. Какое-то время мы только и делали, что глазели друг на друга.
Крис остался в своих теневых одеждах. Тьма клубилась вокруг него и укрывала то рваным плащом, то черными непроницаемыми доспехами. И даже закатное солнце Мертвомира не могло эту Тьму сдержать.
Ржавчина рыкнул и дернул мою руку. Прикусил палец, слизал каплю крови. А став человеком, демонстративно обернул бедра широким куском темно-синей ткани. Широкие фалды легли до самых его ступней. Из такого куска можно было сделать целое платье для одной из нас. Ливентия вспыхнула от злости, открыла рот. И… молча отвернулась.
— Ладно, мы все здесь и Мертвомир не пытается нас сожрать, — хрипло начал Ринг и откашлялся. — Куда теперь?
Я прищурилась, сопоставляя направление. Живая книга показала мне довольно много. Я помнила ущелье, горы и реку, и даже статую, стоящую на краю пропасти. Правда, там она была с головой.
— Путь к Эфистолю лежит вдоль этой реки, — махнула я рукой в сторону воды. — Надо двигаться вон к той горе, видите? Она приметная, похожа на лошадь, склонившую голову к водопою. За ней и расположен Эфистоль. Был расположен…
— Ты уверена? — спросила Мелания.
— Нет. Парящие Города рухнули на землю. Но Эфистоль… он был построен на Тверди. Я надеюсь, что он сохранился.
— Тогда не будем задерживаться, — постановил Ринг. — Чем раньше двинемся, тем быстрее доберемся. Предлагаю идти вдоль воды, так мы не заблудимся.
— У меня есть идея получше, — Кристиан все это время задумчиво смотрел в сторону обрыва. А потом развернулся и зашагал к пропасти.
Неуверенно переглянувшись, мы двинулись за ним. На краю ущелья Кристиан остановился.
— Надеюсь, нам не придется прыгать вниз? — шепотом пошутил Айрон.
Ему никто не ответил. Все напряжённо смотрели на спину Кристиана и Тени. Тьма вокруг февра разрасталась и множилась. Потоки темноты стекали от его ног в ущелье. Выглядело это жутко и притягательно одновременно. Тени ползли со всех сторон, собирались в единое чернильное пятно, а потом устремлялись вниз.
— Что он делает?
— Не понимаю…
— Плодовитая Матерь… — с восхищением и ужасом прошептала Ливентия.
Ущелье потемнело и зазвенело, словно сами камни сопротивлялись происходящему. Река внизу забурлила. И над краем пропасти показалось полуистлевшее полотнище флага. А потом мачты и черные оборванные канаты, истлевшие паруса, край борта и наконец — нос корабля с изображением огромного морского чудовища. Белые плавники все еще топорщились на его боках, а длинный рог-меч был угрожающе устремлен вперед. Сквозь просмолённые доски корабля бурными потоками стекала вода, мокрые и рваные паруса хлопали на поднявшемся ветру.
— Божественный Привратник и все святые! Глазам своим не верю! Он поднял со дна ущелья фрегат! Невероятно, — прохрипел Ринг.
Остальные тоже выглядели ошеломленными. Сила Кристиана нe только впечатляла, но и пугала.
— У нас есть корабль. У нас есть корабль! У-е-е-е!
Мы завопили, как сумасшедшие, приплясывая на месте и подпрыгивая.
— Инха-ред, — прочитал Айрон полустертые белые знаки на дырявом боку фрегата. — Кажется, это означает — Вечный. Я знаю несколько символов этого мира.
Фрегат поднимался все выше, влекомый Тенями. Пока не завис у края ущелья. За спиной Кристиана распахнулись крылья, и он легко перемахнул на борт корабля. Осмотрелся и перекинул на берег узкую доску.
По одному мы осторожно перебрались на фрегат. Часть левого борта была полностью разрушена, в досках трюма местами светились пробоины, черные паруса висели изодранными тряпками, а одна из мачт торчала обломанной пикой. Но огромная ладья висела в воздухе, подчиняясь Теням, которые оплели ее, подобно щупальцам неведомого чудовища. Тьма наполнила полотнище паруса, и фрегат медленно двинулся над ущельем. Ахнув, мы схватились за остатки борта. Скользкий и все еще мокрый пол с дырами представлялся ненадежным, сквозь него была видна белая пена над бушующей водой. Паруса надулись, и фрегат начал набирать скорость. Его мачты и гнилые тросы скрипели и выли.
Но мы летели. Мы летели на полуразрушенном корабле над бездной Мертвого мира!
— Кажется, меня сейчас стошнит, — простонал Айрон и вцепился в борт. — У меня морская болезнь!
— Мы летим, дурень!
— Мы летим на корабле! Этого достаточно! — провыл парень и отполз подальше, чтобы не смущать нас своим позеленевшим лицом.
Кристиан стоял у штурвала, широко расставив ноги и вглядываясь в открывающийся пейзаж. Вокруг него клубилась и расползалась по всему фрегату темнота.
Рядом с ним встал Ринг. Остальные ушли осматривать уцелевшие части фрегата. Несмотря на потрепанный вид, внутри кают сохранились гамаки и бочки, а в некоторых круглых окошках до сих пор блестело слюдяное стекло. «Вечный» набрал в паруса ветер и Тьму и уже вполне уверенно скользил по воздуху. Рейна с Киаром скрылись в одной из кают, остальные девушки расположились на корме корабля.
Ветер трепал паруса, высыхающие доски трещали и звенели. Мы летели над ущельем. С одной стороны тянулись высокие скалы, с другой — начались леса. Дверь осталась позади и думать о том, что мы все дальше от возможности вернуться — было страшно.
Но об этом никто старался не упоминать.
— Знаете, а в одежде Ринг не кажется таким огромным, — шепотом произнесла Мелания, поглядывая в сторону носа фрегата. — Хотя нет, кажется… Вы видели у него на спине рисунок из шрамов? Ужас какой…
Конечно, мы видели. Это трудно не заметить! От поясницы до плеч кожа здоровяка была исчерчена полосками, складывающимися в замысловатое изображение.
— Это его родные горы и знак святого из Эхверского ущелья, — ни на кого не глядя, бросила Ливентия. — Покровителя и утешителя тех, кто навеки остался под толщей земли. Как отец Ринга. Как его братья. В обвале выжил только Ринг. Он провел в туннелях две недели и случайно нашел месторождение драгоценных лазуритов. Но это уже не помогло его семье. Рисунок шрамами сделан в память о них.
Мелания прикусила язык и широко открыла глаза.
— Я не знала, — пробормотала послушница. — A откуда ты…
И осеклась, когда южанка демонстративно отвернулась. Ливентия бросила быстрый взгляд на нос корабля, где стояли Кристиан и Ринг.
— Отец Ρинга был каторжником. И перед смертью взял в него клятву, что сын добьется чего-то большего. Станет человеком, которым можно гордиться. Или даже побывает в Двериндариуме.
— Что ж, Ринг исполнил свою клятву, — твердо сказала я.
Ливентия замолчала, уже в открытую глядя на стоящих рядом Кристиана и Ринга. В ее глазах, густо обведенных черной краской, билось странное чувство. То ли сожаление, то ли боль. Но возможно, это был лишь изменчивый свет угасающего дня.
Повисло молчание, и, поднявшись, я решила найти Ρжавчину.
Он сидел в углу трюма, на куче пустых бочек. Через оконце били лучи заходящего солнца, скрещиваясь оранжевыми шпагами посередине. Когда я вошла, Ржавчина вскинул голову и оскалился. Но я молча села рядом. Хотелось прикоснуться к другу, но я не решилась.
Мы изменились.
— Терпеть не могу корабли, — мрачно протянул парень. — Сыро, воняет плесенью и рыбой.
— Ты можешь использовать свои крылья и лететь рядом, — улыбнулась я.
— Ну уж нет. Не собираюсь облегчать февру задачу. К тому же за вами всеми нужен пригляд. Особенно за девчонками. Знаешь, мне нравятся ваши наряды. Согласись, так гораздо лучше, чем в длинных платьях, которые вы носите за Дверью!
— Ты неисправим. Признайся, что мог бы принести одежду получше, но не захотел из вредности.
— Из практичности, — Ржавчина зевнул. — Зачем же собственными руками закрывать женские прелести? Когда еще представится возможность их рассмотреть?
Я тихо рассмеялась. А потом спросила:
— Не расскажешь, что у тебя с Рейной?
— Рейна? — Ρжавчина поднял брови. — Кто это?
— Ой, брось. Я видела, как ты на нее смотришь. И она на тебя.
— Ревнуешь? — обрадовался парень.
Но я покачала головой.
Он помрачнел и насупился. Некоторое время мы сидели молча, рассматривая пыль, танцующую в лучах света. А ещё — тени, дымом клубящиеся по углам.
— Значит, ты все-таки выбрала сторону, — тихо произнес Ржавчина.
Я просто кивнула. Да, выбрала.
— Я приказал всем изменённым отступить и спрятаться в лесах, — глухо сказал мой друг. — Ты права — это не наша война. Мы ее не хотели. Не могу больше слышать вой чудовищ. Ты знаешь, я всех их слышу. В своей голове… Мысленно они плачут совсем как люди.
— Еще не все кончено, — прошептала я, сжимая его ладонь. — Это ещё не конец.
Мы помолчали.
— Ты видел, что сделал Приор? Он освоил частичное изменение. Он Двуединый. В отчетах Верховного было предположение, что и ты — тоже, Ржавчина.
Парень вытянул перед собой ладонь и растопырил пальцы. Сейчас они выглядели обыкновенной человеческой рукой — слегка грязной. Ни устрашающих когтей, ни шерсти.
— Я не знал, что такое возможно, — задумчиво произнес мой друг. — Частичное изменение! Возможность становиться человеком по собственному желанию! A я-то все гадал, как Приор возвращается в человеческий облик.
— Вероятно, ты тоже так сможешь, если постараешься. Попробуй сосредоточиться и вспомнить то состояние, которое предшествует изменению. Ну же, попробуй! Уверена, ты сможешь! Попытайся выпустить когти.
Ржавчина насупился и уставился на свою руку. От усилий его лоб прорезала складка, вокруг губ залегли морщины. Некоторое время ничего не происходило, потом… потом на ладони парня вылезли клочки коричневой шерсти.
— Получается… получается! — завопила я.
Ржавчина рыкнул и… изменился полностью. Эфрим издал негодующий рык, а я со вздохом протянула ему свою ладонь для очередного укуса.
A когда друг вернулся в человеческий облик — похлопала его по плечу и встала.
— Уверена, у тебя получится. Надо только потренироваться.
Эфрим буркнул что-то ругательное.
Красное солнце таяло за горами. Синие леса потемнели до цвета густого индиго. На фоне полосатого фиолетово-оранжевого горизонта гора в форме лошади стала казаться плоским силуэтом, вырезанным из черной бумаги. С другой стороны скал выползал белый шар луны. Зажигались яркие голубые звезды, складываясь в неизвестные созвездия. Я запрокинула голову, пытаясь найти в россыпи сияющих точек Указующий Перст или Око Небесного Отца, которое всегда горело на небосводе моего мира, но не видела их.
«Вечный» поскрипывал такелажем и вздыхал, словно живой.
К ночи заметно похолодало и я начала дрожать в своем скудном наряде. Друзья тоже замерзли и попрятались в каютах, надеясь там найти хоть немного тепла. К сожалению, влажные доски и студёный ветер этому не способствовали.
«Вивьен», — шепнули мне Тени. И я пошла туда, куда они звали.
Кристиан по-прежнему стоял возле штурвала — один. Мгновение мы смотрели друг на друга. A потом я шагнула к нему. В его тьму, в его объятия. Февр прижал меня к горячему телу, укрыл темнотой. Я уткнулась носом в его плечо, ощущая, как отпускает нервное напряжение и холод. Ладони медленно отогревались на его коже.
Я стояла и думала о том пути, который привел нас всех сюда. В чужой мир, под чужие звезды. Когда-то я была обычной девушкой из приюта, одной из тысяч таких же. Я ничего не знала о Двериндариуме и Нев-Арде, я никогда не общалась с лордами или наследниками старшей крови. У меня были самые простые мечты: свой маленький и безопасный дом, немного еды и тепла. Достойная и честная работа, которая будет меня кормить. И если повезет — близкий человек рядом.
Я мечтала о возвращении Ржавчины и о том, что когда-нибудь мы вместе посетим Рутрием — столицу Империи. Увидим его сияющие рестораны и удивительные аттракционы, волшебные разноцветные фонтаны, Белый Дворец императора и золотой Храм Всех Святых.
Я никогда не думала о чем-то большем. Не хотела спасать мир, не желала геройствовать.
Но как сказал мне один февр: мы не всегда выбираем свою судьбу.
Моя привела на этот черный фрегат, летящий над бездной иного мира. А ещё — к человеку, который был ожившей Тьмой. И которого я любила больше, чем солнечный свет.
Как бы ни закончилось наше путешествие, к чему бы ни привела эта дорога, но Двериндариум действительно подарил мне великий Дар. И я буду благодарна за него столько, сколько дышу.
А сейчас мне хотелось просто стоять вот так. Мне хотелось бы стоять так целую вечность. На этом скрипучем черном фрегате, в шёпоте Теней, под чужими звездами. Я могла бы молчать и слушать стук сердца под своими ладонями. И ощущать то всеобъемлющее и безумно прекрасное, что растет в груди. Что становится больше, чем солнце и небо, больше, чем я…
Кристиан втянул воздух и издал тихий, но какой-то мучительный стон. Зарылся пальцами в мои волосы. А когда я подняла голову — поцеловал. Коснулся губ — нежно, сладко. Не ураган, а лишь томительное дразнящее искушение. Обещание и клятва…
И мир снова пропал. Мы забыли, что нас могут увидеть. Нам было уже наплевать…
Нежный поцелуй стал горячим, как и прикосновения. Тьма всколыхнулась и забурлила, а фрегат вздрогнул. Кристиан со вздохом отстранился.
— Я теряю контроль… над кораблем, — с сожалением прошептал он, поглаживая мою спину.
Я спрятала улыбку. И не удержавшись, лизнула ключицу февра. Фрегат снова тряхнуло.
Кристиан усмехнулся, сжал в руке мои распущенные волосы, потянул.
— Негодяйка, — пробормотал он, и я рассмеялась. — Вивьен… Ты ведь знаешь, что я чувствую к тебе.
Я положила ладонь на его губы, запечатывая. Посмотрела в его глаза — темные во тьме.
— У меня условие, февр. Ты скажешь мне это через год. Принесешь белые цветы, шоколадную эйфорию и какую-нибудь милую безделушку, которую носят парни симпатичным девушкам. Все, как полагается. А я заварю чай с мятой и малиной, надену самое красивое платье и буду краснеть, ожидая твоих слов. Мы выпьем чай и съедим конфеты. Ты притянешь меня ближе и поцелуешь, и у твоих губ будет вкус эйфории. И тогда ты скажешь мне, что чувствуешь. Первый раз.
Он застыл, глядя сверху вниз. Для людей, которые плывут на скрипучем фрегате в неизвестность, год — это ужасно долго. Для того, кто принял столько Даров и воплотил Тьму, год — это целая вечность.
— Договорились, — ответил Кристиан.
Я развернулась в руках Криса, чтобы видеть нос фрегата и фигуру невиданного белого чудовища с носом в форме меча.
— Кристиан, в Вестхольде была Ардена. Я должна рассказать тебе… о ней. И о Лаверне.
Φевр слушал молча. Я только ощутила, как напряглось его тело, когда он узнал о предательстве друга.
— Чувства меняют нас. Делают сильнее и слабее одновременно. Делают бесстрашными, но зависимыми. Надеюсь, Лаверн нашел покой за гранью.
— Ты простишь его?
— Не знаю, — честно сказал февр. — Когда-нибудь.
Он прикоснулся губами к моему затылку.
— Вивьен. Сделай мне приятное…
— М-м-м?
Я готова была сделать что угодно, если он продолжит вот так гладить мою спину. Прямо здесь и прямо сейчас.
— Иди в капитанскую каюту и попробуй поспать. Тебе надо отдохнуть.
Что?
Крис усмехнулся, глядя на мое возмущенное лицо.
— Я не хочу уходить от тебя.
— Я не хочу тебя отпускать. Но ещё немного — и мы врежемся в скалы, Вивьен. Рядом с тобой мне трудно думать.
Я рассмеялась и кивнула с сожалением. Крис прав, впереди ждала неизвестность, и встречать ее лучше отдохнувшей.
В капитанской каюте сохранились стекла, которые защищали хотя бы от ветра. Поначалу я пыталась устроиться на капитанском диване, но лежать на холодной обивке оказалось невозможно. Я вертелась и дышала на руки, пока не пришел эфрим. Видимо, тренировки Ржавчине пока не удавались, и изменялся он по-прежнему целиком. Но зато был шерстяным, большим и горячим! Приятель сгреб меня лапой и прижал к своему боку. Тьма вокруг нас всколыхнулась, фрегат тряхнуло. Ржавчина ответил злобным рыком и прижал меня крепче. И тут в каюту всунулась продрогшая Мелания. Посмотрела на нас, хмыкнула и молча устроилась рядом. Следом за послушницей явились Ливентия, Ринг и Айрон. Ржавчина поворчал, но стащил на пол холодные диванные подушки и остатки бархатной обивки. Мы улеглись поближе друг к другу, пытаясь сберечь жалкие крохи тепла.
Рейна и Киар тоже пришли, но устроились отдельно, спиной друг к другу. Алые глаза северянки презрительно смотрели на нашу тесную кучу с Ржавчиной в центре.
Сон получился рваным и беспокойным. В нем я снова шла по улицам Эфистоля, и он казался реальнее картинок из живой книги. Я проснулась от солнечного луча, ползущего по лицу и щекочущего нос. Потянулась, разминая задубевшее от неудобной позы тело. Тихонько отползла от спящих друзей и выбралась из каюты.
За ночь фрегат пересек ущелье и теперь летел над невиданными дюнами. Песок зеленоватого, желтого и синего цветов смешивался, создавая завораживающие картины. Река обмельчала и текла внизу ленивой лентой, в которой плескались белые пучеглазые рыбы.
За дюнами началась равнина. Фрегат летел все медленнее и тяжелее. Чем выше поднималось солнце, тем меньше Теней оставалось у Кристиана. К тому же, в отличие от всех нас, февр этой ночью не сомкнул глаз. Да и предыдущей, скорее всего, тоже.
— Нужен привал и отдых, — сказал Киар, когда «Вечный» зацепил кормой верхушку сосны. — Поищем внизу еду и воду.
Ржавчина-человек после очередного укуса моей ладони по-звериному рыкнул и указал на возвышенности за узкой полосой леса.
— Дотяни до тех холмов, я уже видел подобные. Там должна быть вода и еда.
Кристиан молча кивнул. У них с Ржавчиной установилось враждебное перемирие, но это было лучше, чем откровенная война. Остальные радостно загомонили, потому что наши пустые животы уже давно исполняли коллективное хоровое пение!
Через полчаса фрегат дернулся, встряхнулся и медленно опустился рядом с холмами. Парни внимательно осмотрели местность, но она казалась совершенно пустынной.
— Кажется, все спокойно, — объявил Аскелан, спускаясь на землю. — Держитесь поблизости.
Обрадовавшись, мы бросились следом. Подножие красного холма усыпали небольшие круглые чаши. Некоторые — размером с блюдце, другие — с целый бассейн! И все они оказались заполнены чистой и прозрачной дождевой водой.
Ржавчина придирчиво ее обнюхал, лизнул. И кивнул, разрешая пить. Мы бросились к чашам и с наслаждением окунули ладони в воду. Мои губы успели потрескаться от жажды, так что первые глотки показались вкуснее, чем шоколадная эйфория и ледяное вино! Отойдя в сторону, я с удовольствием умылась, ополоснула руки и шею.
Пока девушки смывали с себя грязь, парни по указке Ржавчины собрали с деревьев плоды и разложили их на красной глинистой земле. Желтые волосистые шары пахли чем-то кислым.
— Ты уверен, что их можно есть? — с сомнением спросил у Ржавчины Айрон. — Знаешь, все-таки ты не совсем человек. Может, твой желудок эфрима и принимает это за еду, а вот наши — человеческие, решат иначе!
— Пока не попробуешь — не узнаешь, — отозвался мой приютский друг. Он разломал один плод и с удовольствием отправил в рот белую мякоть.
Мы переглянулись, но голод оказался сильнее осторожности. Мякоть плода оказалась сладковатой и по вкусу напоминала мягкий овечий сыр.
Чтобы двигаться дальше, Кристиану был необходим отдых, поэтому мы решили устроить несколько часов привала. Февр ушел на фрегат, чтобы поспать, остальные устроились рядом с кораблем.
Я села на землю и стала смотреть на гору в форме лошади. За ночь она стала гораздо больше. Что мы увидим, когда переберемся через каменную гриву? Найдем ли древний город или нас ждет разочарование?
«Время заканчивается…» — шепнул кто-то. Я вскочила, обернулась, но увидела лишь Меланию, которая вскинула на меня удивленные глаза.
— Ты это слышала? — продолжила я озираться. — Кто-то сказал, что время заканчивается! Мне показалось… показалось, что я услышала голос Приора.
— Здесь только мы, Вивьен.
Послушница смотрела обеспокоенно. Я снова села и уставилась на гору-лошадь. Поселившееся внутри нетерпение гнало вперед, но я заставляла себя сидеть неподвижно.
И ждать.
После короткого отдыха мы вернулись на фрегат. Солнце откатилось с зенита и по земле поползли пока еще бледные тени. «Вечный» поднялся невысоко и полетел, иногда задевая боками деревья и холмы. Но чем темнее становились тени, тем больше становилась сила Кристиана. К вечеру фрегат набрал скорость и высоту, а черные паруса наполнились живой клубящейся темнотой.
Каменная лошадь увеличивалась, приближаясь, пока ее силуэт не размылся и не стал просто горой. «Вечный» несся над камнями, взбираясь все выше и выше, чтобы преодолеть «гриву». Мои друзья застыли на корме, напряженно глядя на Кристиана. Тьма вокруг нас бурлила и пенилась, фрегат поднялся уже так высоко, что мы могли коснуться облаков. Каменные склоны остались так далеко внизу, что смотреть через борт стало невыносимо страшно. Мы молчали, надеясь, что Кристиану хватит сил, чтобы преодолеть скалы.
По-стариковски кряхтя, фрегат перемахнул еще один горный уступ. Внизу лежал снег, и на корабле снова стало невыносимо холодно. На пике фрегат тряхнуло, и часть кормы с треском отвалилась, не выдержав напряжения. Ливентия вскрикнула, и Ринг закрыл ей рот рукой. Девушка торопливо закивала, показывая, что поняла. Любой звук мог помешать Крису. Мы сбились тесной кучей, с ужасом наблюдая, как отваливаются части корабля. Сломалась и обвалилась мачта, за ней — кусок борта. Справа и слева уже зияли огромные дыры, словно дерево погрызла гигантская мышь. От парусов остались жалкие лоскуты. Еще один горный пик — и еще один кусок корабля ухнул вниз. Фрегат накренился, теряя равновесие, и все мы попадали, не устояв.
— Держитесь! — заорал Киар.
Я бы хотела, вот только за что? Пальцы беспомощно скользили по доскам, но зацепиться было совершенно не за что!
Щупальца Тьмы обвили мое тело и забросили на нос корабля. На миг я увидела лицо Кристиана — серое от усталости, с черными, горящими глазами. На его шее вздулись вены, раскинутые руки стали продолжением тьмы. Вокруг февра ревела тьма и в ней скалились лица и морды. Тьма открывала безобразные рты, кусалась и рвала воздух, раздирала его в клочья. Тени кипели расплавленным углем. Пульсировали вокруг своего живого человеческого сердца.
Один миг, один взгляд на меня.
«Спасибо», — шепнула я беззвучно и поползла к капитанской каюте, где сидели остальные. Пальцы, локти и колени кровоточили содранной кожей, на теле расплывались синяки. Увернувшись от летящего в лицо куска палубы, я подтянулась и забралась к друзьям. Ринг вытащил провалившегося в дыру Айрона, Ρейна повисла на веревке, но когда Ρжавчина протянул ей руку, лишь зашипела и выбралась сама.
Фрегат, вернее, то, что от него осталось, с трудом выровнялся и нырнул через последний грядной пик. Белая рыба с мечом вместо носа треснула пополам и рухнула на снег. A «Вечный» тяжело скользнул вниз и, опустившись на льдистый склон, понесся с горы.
— Осторожнее! Держаться! — приказал Киар.
Мы вцепились в оснастку, гнилые веревки и доски. Но все это рассыпалось под руками, разлеталось ошметками, оставляя лишь пустоту. «Вечный» летел уже почти вертикально, все ускоряясь и ускоряясь, пока не врезался в скалу. И треснув, черный корабль развалился пополам.
Кристиан упал на колени. Темнота вокруг него развевалась рваным плащом.
— Двуликий Змей, клянусь, это была самая невероятная поездка в моей жизни, — пробормотал Айрон, с трудом поднимаясь. По виску парня текла кровь. Лучше всех выглядели Аскеланы, остальные отделались ушибами и синяками. Я слизнула с разбитой губы соленую каплю и бросилась к Крису. Упала на колени рядом, потянулась к его лицу.
Он тяжело дышал, от глаз разбегались черные прожилки.
— Мы добрались, — шепнула я в его губы.
А потом поцеловала.
С двух сторон скалы высились поразительные белые статуи. Их было много, два ряда удивительных существ. Мы поневоле замедляли шаг, рассматривая тела и лица. Или морды.
Обнаженная девушка с птичьими ногами и двумя парами узких крыльев за спиной смотрела, наклонив голову.
Ρядом стоял суровый бородатый мужчина с витыми, загнутыми назад рогами и копытами вместо ступней.
Тонкие женщины с узкими, нечеловеческими лицами обвивали свои босые ноги длинными хвостами и поднимали над головой изящные, неестественно выгнутые руки.
Мужчина с совиными клювом, когтями и перьями, покрывающими тело, держал в руках свиток.
Парень с ветвистой короной на голове и телом оленя бил копытом, готовый умчаться вдаль.
Здесь были люди, покрытые волчьей шерстью или чешуёй морского чудовища, люди со звериными клыками, щупальцами или крыльями.
Люди, застывшие в белом камне.
Двуединые.
Мы шли мимо, и они провожали нас мертвыми взглядами. А за узким скальным проходом открылся город.
Город, с которого все началось.
Колыбель Нев-Арда.
Эфистоль.
За белыми рядами Двуединых показались дома. Стены зданий так густо оплели растения, что двери и окна едва просматривались. Камни мостовых потемнели и местами раскрошились. Во всем ощущалось дыхание времени. Над Эфистолем висела густая тишина. Солнце клонилось к закату, и длинные тени ползли по городу.
— Похоже, Мертвомир действительно мертв. Здесь никого нет, — шепотом проговорила Ливентия.
«Быстрее…» — шепнул голос в моей голове и, не отвечая, я ускорила шаг. Друзья тихо переговаривались, но я их не слышала. В голове нарастал звон, словно где-то ныла тревожная тонкая струна, манила к себе. И я уже почти бежала, не обращая внимания на вопросы и возгласы.
Широкие ступени с паутиной трещин.
Узкие улочки.
Пороты, спуски и подъёмы.
Сад, больше похожий на густой древний лес.
Растительности становилось все больше, деревья и кусты обступали со всех сторон, словно норовя скрыть то, что возвышалось в глубине колючего лабиринта.
— Помогите мне! — пропыхтела я, отрывая шипастую ветвь, чтобы протиснуться в узкий проход. Друзья смотрели на меня, как на сумасшедшую, но спорить не стали. Ринг вспыхнул черным пламенем, и огонь затрещал на сухих ветках. Киар использовал свой клинок-дар, Кристиан — свои когти. Остальные раздвигали плотные ветви руками.
«Скорее…»
Я изо всех сил дернула мешающие ветви и рухнула вперед. Встала, покачнувшись, и обернулась.
— Вивьен! — это крикнул Киар.
Кристиан молча царапал когтями прозрачную стену, возникшую между нами. Его Тьма всколыхнулась и запульсировала.
Я осторожно прижала ладони к стене. Пальцы обожгло льдом.
— Вы не пройдете, — негромко сказала я. — Это защита. Последняя защита, которую смогли сотворить невардцы. Придется подождать меня здесь.
Посмотрела в лицо Кристиана.
И развернувшись, побежала в глубину сада, туда, куда звал меня голос.
Это сад напоминал лабиринт. Кое-где засохший, кое-где разросшийся настолько, что поглотил дорожки, беседки и декоративные фонтаны. Я неслась к самому центру, слушая шепот в голове и стук собственного сердца.
ДвероАрка возникла неожиданно. Серые камни в основании, белые — наверху. Неровная и даже кривая, словно ее сделал неумелый камнетес. Она стояла на пятачке совершенно пустой земли, буйство сада не могло коснуться древнего артефакта. В проеме ДвероАрки была пустота.
— Здравствуй, дорогое дитя, — сказал Приор, выходя из-за камней. Его фиолетовая ряса все также шуршала по песку. Двуединые не сливаются с мертвыми вещами.
— Как вы здесь оказались! — воскликнула я. — Вы следили за нами? Но… но как вы сумели…
— На крыльях, — спокойно ответил приор. — Но это все неважно, дорогое дитя. Я слишком долго тебя ждал. И слишком устал. Мое время почти закончилось. Слишком долгий срок даже для такого, как я.
Приор?
Я вздрогнула и внимательнее всмотрелась в лицо ренегата. Синий знак на его лбу мягко светился. Серыми глазами на меня смотрела вечность.
— Кто вы? — мой голос дрогнул, и существо мягко улыбнулось.
— Разве ты не догадалась?
— Вы… Вы магистр Ех Ваду Ашташ, — выдохнула я. — Но разве вы живы?
Мужчина слегка поклонился.
— Конечно, нет, дитя. Я умер задолго до того, как пали Парящие Города. Но остались воспоминания. Память крови, сохранившаяся в ДвероАрке. Творение всегда помнит своего создателя, всегда хранит его образ. Я постарался вложить в свое творение большую часть того, что знал и умел.
— Значит, это ДвероАрка посылала нам всем видения? И заставляла меня прийти сюда. ДвероАрка, наполненная вашим сознанием.
— Не заставляла. Она просила, дитя. Главный закон Нев-Арда — свободная воля. Но порой так сложно направить мысли людей в нужное русло. Так невыносимо сложно…
Голова мужчины на миг поникла.
— А Приор? Он жив?
— Воспоминания могут убить того, кто живет ими. Но я — чужое воспоминание. Да, мой друг жив. И когда я уйду, останется лишь он, — криво улыбнулся магистр Ех Ваду Ашташ и стал совершенно не похож на знакомого мне ренегата.
На миг я увидела совсем другой образ. Львиную гриву вокруг головы, лицо с тонкими губами и крупным горбатым носом. Глубоко посаженные темные глаза. Широкие плечи и сильное тело, одетое в светлую тунику. Гривоносный. Но стоило моргнуть — и передо мной снова стоял Приор в фиолетовой мантии.
— Я не могу заставить. Лишь направить. Прошептать. Я всего лишь Знание, заключенное в камень. Увы, даже мой дух не способен сдержать разрушение. ДвероАрку необходимо восстановить, но я не могу это сделать. Я много раз пытался найти того, кто сможет. И с каждой попыткой мои силы иссякали. Орден Истинной Крови создали потомки выживших невардцев, те, кто остались в твоем мире. Они пытались исправить вашу ошибку, но ничего не получалось. А мне понадобились века, чтобы снова обрести голос, — вздохнул магистр. — Чтобы стать хотя бы шепотом. Ведь меня слышат лишь те, в ком есть кровь невардцев. Но таких людей с каждым поколением все меньше. Когда за Даром пришел юный февр, я сумел рассказать ему правду. Он поверил мне. Впустил меня в свой разум. Доверие — второе условие Нев-Арда. Я рассказывал ему о своем мире и попросил помощи. Но что мог сделать один человек? Иногда я терял с ним связь, порой находил ее снова. Мой юный друг повзрослел и вступил в Орден Истинной Крови, а после возглавил его. Он тоже мечтал о справедливости. Но время заканчивается… я жду слишком долго.
— Справедливость? — возмутилась я. — Да Приор хотел сам владеть Дверью и всеми Дарами!
Мужчина негромко рассмеялся, и я осеклась.
— Постойте… Но ведь у Приора был «Взгляд Бездны». Он мог воспользоваться им, когда пришел Кристиан. Но не сделал этого. Но рассказал мне про Эфистоль, даже карту показал.
Я постояла, хмурясь и собирая в голове части головоломки. Последний кусочек с щелчком встал на место.
— А он ведь не хотел никакой войны, так? Он врал. Притворялся. Вызывал отвращение, но это была лишь игра. Он хотел, чтобы я возненавидела все это. Февров, ренегатов, войну и сам Двериндариум. Хотел, чтобы я все закончила. Приор не собирался удерживать Двериндариум. Он знал, что не сможет. Ренегатов слишком мало, их много лет выслеживали и казнили. А тем, что остались, не выстоять против объединённых сил Империи. Приор хотел уничтожить Двериндариум. Не завоевать, а закрыть Дверь навсегда. Ведь так?
Магистр склонил голову, признавая мою правоту.
— Он дал клятву, что ты сама сделаешь выбор, дитя. Но ты права. Когда-то Приор верил в возрождение, но в последние годы его вела лишь ненависть к феврам. Мы оба слишком устали. Тебе осталось лишь принять решение.
— Но почему? Почему я?
— Такова судьба, дорогое дитя. Или случайность, что вероятнее всего. Соединение помыслов и желаний. До тебя были многие, но ты стала последней. Подходящей. Ведь даже самый сильный артефакт не способен создавать. Необходим человек. Ты всей душой желала вернуть утраченное, вернуть своего друга, и Дверь дала тебе необходимое. Дар, который способен восстановить изначальное. Мы ждали этого много лет. Мой друг врал и обещал, интриговал и запутывал, чтобы сделать то, что должно. Приор устал не меньше меня, дитя… Много лет назад прорицатель из Храма Всех Святых увидел в огне лицо девушки. Это была твоя мать.
Магистр помолчал.
— Когда ее казнили, нашему горю не было предела. Мой друг… Приор потерял разум и больше не хотел слышать мой голос. Он не хотел ничего слышать о Нев-Арде. Им владели чувства… столь сильные и разрушительные, что мне не было места рядом с ним. Основа моего духа — созидание, а в те дни Приор стал воплощением ненависти. Много лет он желал лишь мести. Возможно, это желание движет им по сей день. Меня выбросило обратно в Нев-Ард, и длительное время я не находил сил, чтобы вернуться. Думал, все кончено, и у моего мира больше нет шансов на возрождение. Но спустя десять лет мой друг сам позвал меня. Прорицатель снова увидел образ твоей матери. Но не только. Рядом с ней была ты — дорогое дитя. И мы поняли, что ошиблись. И что у нас еще есть попытка. Последняя, дорогое дитя. Мое время на исходе, а истинная ДвероАрка скоро разрушится. Небольшая горстка уцелевших магистров смогла замедлить разрушение и время нашего мира. Заплести сон. Их души давно растворились в вечности, остался лишь я. Но я не всесилен. А с Аркой исчезнет и Нев-Ард. Увы, артефакт слишком силен, внутри него разрослась всепоглощающая пустота. И я уже не могу это изменить. Но ты можешь. Когда ты вошла в мой мир, Дверь одарила тебя способностью возвращать утраченное, дала необходимое. Но остальное — лишь твой выбор, Вивьен. Я не могу тебя заставить.
Я посмотрела на серое нечто, клубящееся внутри грубо отесанных камней. Посмотрела назад, туда, где остались мои друзья. Где остался Кристиан.
Спросила тихо:
— И что я должна сделать?
Магистр протянул мне узкий стилет.
— Твоя кровь поможет Арке восстановиться.
— А что будет со мной?
— Я не знаю, дитя, — после заминки ответил Двуединый.
— А если откажусь?
— Это твое право. Возвращать утраченное — твой Дар. А Дар всегда добровольный. Если ты уйдешь, Нев-Арда скоро не станет. Как и Двери в твоем мире. Как и всех Даров. Они исчезнут у каждого, кто когда-то их получил. Нев-Ард навеки канет в небытие.
Я снова посмотрела на ДвероАрку.
Попыталась представить наш мир без Двери. Без Даров. Без двери-асов и февров.
Исчезнет Дверь — исчезнут и подарки Мертвомира. Наш мир изменится и научится жить иначе. Возможно, это лучший путь для всей нашей Империи.
Мне хотелось уйти. Я не привыкла себе врать, не стала этого делать и сейчас. Я обычная девушка. Не самая образованная, не самая смелая, вероятно, даже не самая добрая. Я много раз ошибалась, пытаясь найти свою дорогу в этом мире. И я никогда не желала стать героем. И спасать чужой мир ценой своей жизни! Пожалуй, я могла бы наступить на горло своей совести, развернуться и уйти. Я так отчаянно хотела жить!
Мне было страшно. Невыносимо!
Хотелось отвернуться и убежать.
Вот только, если я это сделаю, измененные уже никогда не вернут свой человеческий облик. Ржавчина не сможет выполнить обещание, которое дал им.
А еще…
Жизнь Кристиана связана с силой Двери. И если артефакт исчезнет, февр — тоже.
Белесое нечто медленно кружило в ДвероАрке. Словно тоже оценивало меня.
«Живая кровь и мертвые артефакты — вот единственное, что имеет значение».
Разве?
…Я — февр Стит, и с сегодняшнего дня ваш наставник по практическим занятиям…
…Я хочу тебе верить… я так хочу тебе верить!
…Мы не всегда выбираем свою судьбу…
…Я останусь, пока ты не уснешь…
…Но это словно болезнь… моя болезнь. Я болен. За столько лет… Из всех…. Ты. Только ты.
…Это Снеговье, Кристиан…
…Было что-то настоящее, невзирая на имена…
…Не бойся. Я здесь.
Всегда.
Я никогда не верила в героев, которые жертвуют собой ради всех. Все — слишком непонятная и большая величина для одного маленького человека. Слишком туманная и необъятная. Слишком безликая.
Нет, мы не умираем ради всех.
Мы шагаем в пустоту ради тех, кого любим.
— Мне все это не нравится, — проговорил Киар. — Куда ушла Вивьен? Почему одна?
Остальные ответили мрачными взглядами. Я лишь снова попытался разодрать тугие сети засохших растений, которые оплетали все вокруг, не давая сделать и шага.
Даже моя Тьма не могла проникнуть сквозь эту защиту!
Замер, прислушиваясь.
Эфистоль содрогнулся. В глубине сада возник тугой вибрирующий звук, он нарастал и нарастал, а потом взорвался оглушающей волной. Люди повалились на колени, закрывая ладонями уши. Волна звука и силы ударила снова, а потом все стихло. И наступила тишина.
В глубине сада мелькнуло что-то фиолетовое. Переглянувшись с рыжим ублюдком, мы ударили по ветвям и лозам, обдирая руки и лапы, но пробивая себе проход. Остальные, вскочив, бросились помогать.
Но это уже было не нужно.
Из живого лабиринта вышел мужчина. Он держал на руках девушку, прикрытую фиолетовой мантией. Ее руки и голова безвольно повисли, темные кудри разметал ветер.
— Вивьен! — крик вышел хриплым.
Чернота всколыхнулась и залила сад. Щупальца Тьмы потянулись к каждому, желая раздавить, разорвать, уничтожить! Безумие подкралось совсем близко…
— Она еще жива! — закричал Приор, ощущая, как душит его живая Тьма. — Еще жива! Но времени слишком мало. Я не знаю, как ее спасти.
— Не прикасайся к ней! — Забрал Вивьен из рук Приора, осторожно прижал к себе. Коснулся шеи, там, где едва уловимо бился ток крови.
— Что ты с ней сделал?
— Она сама это сделала. Ее кровь возвращает утраченное, — глухо произнес ренегат. — Вивьен сохранила Дверь! Подумайте, ради кого она пошла на это! А я ведь предупреждал… говорил, что чувства — плохой советчик! И почему все мы неизменно их слушаемся…
— Заткнись! — мой голос больше похож на вой восставшего мертвеца.
Тихо скулящий эфрим лизнул окровавленную ладонь девушки.
— За скалами есть исцеляющие пещеры с грибницами! Но слишком далеко… Без заплетателя снов мы ее не донесем даже на крыльях!
Киар опустил руку на мое плечо.
— Рубиновая корона севера, — сипло сказал он. — Она может спасти Вивьен. Но я не уверен.
— Где эта клятая корона?
Лорд Аскелан протянул руку к голове и снял обод с тремя красными камнями. Рейна ахнула, завороженно уставившись на камни.
… Когда я снова открыла глаза, то увидела встревоженных друзей. И стало немного смешно от того, какие бледные, грязные и взволнованные у них лица. Я хотела что-то сказать, но поняла, что не могу. Сознание уплывало в небытие, в ту самую пустоту внутри ДвероАрки Эфистоля. И лишь злой взгляд Кристиана не давал мне окончательно уйти.
И я удивилась, сколько в его голове злости. А ещё — страха…
— Только посмей, — шептал он. — Найду и за гранью…
И уже лорду Аскелану:
— Где это клятый рубин?
Я моргнула, поняв, что наследник севера со зверским лицом ломает…корону Колючего Архипелага! Выламывает алые, как кровь камни, мнет обод! Что он делает? Это ведь реликвия! Ценность, равной которой нет! Зачем он ее разрушает?
— Вивьен не выдержит силу целой короны, в ней нет рубиновой крови, — торопливо говорил Киар. Я никогда не видела его таким взволнованным. — Я даже не уверен, что она выдержит силу одного камня… Но выбора у нас нет, придется рискнуть. Центральный рубин короны вытягивает время из подданных короля. Минуты, мгновения… но этого достаточно, чтобы жить очень долго. Чтобы исцеляться от любых ран. Королю Севера уже больше двухсот лет.
— Из кого рубин вытянет время сейчас?
— Из нас, — выдохнул Киар. — Из тех, кто рядом. Возьмет столько, сколько вы отдадите. Поэтому… кто против, тому лучше уйти подальше. Свирепая Вьюга, да что же это…
Ржавчина зарычал, выхватил из рук лорда венец и треснул его о землю. Железный обод сломался, и камень вывалился на траву.
— Скорее! — рявкнул Кристиан.
Киар глубоко вздохнул и положил рубин на мою грудь. Там, где медленно стучало сердце. И я снова увидела лица друзей. Посеревшая, взволнованная Мелания. Злая Ливентия, с ненавистью смотрящая на Приора. Бледный Айрон. Бесцветные близнецы, стоящие плечо к плечу. Мрачный и такой заботливый Ринг. Эфрим с рыжими человеческими глазами.
Уставший мужчина в фиолетовой мантии.
И Кристиан, держащий меня на руках. Его лицо оплели черные вены, глаза, напротив, побелели, щеки ввалились. Жуткая маска смерти, а не лицо…
Рубин нагрелся и начал жечь мою кожу. Я хотела закричать, но не могла, язык распух и прилип к горлу. А рубин все нагревался, прожигая меня до самого сердца, до костей!
Рубин расплескался на коже раскаленной лавой. Я все-таки закричала и потеряла сознание.
А когда снова очнулась, поняла, что мы летим. Кристиан держит меня на руках, а под нами распростерла крылья огромная черная птица. Она несла нас на своей спине, с безумной скоростью и силой вспарывая облака и пространство. Рядом летели мои друзья, оседлав черных альбатросов. Мягкие перья щекотали мою кожу. Я видела облака и лучи солнца, видела раскрытые крылья и глаза Кристиана.
«Ты знаешь, что белые альбатросы не отбрасывают тени? — сказал мне Киар, когда я лечила белоснежную птицу. — Мы верим, что их черные отражения живут в ином мире. И это очень благодарные создания…»
— Не смей умирать, — сказал мне Кристиан. И я снова услышала в его голосе страх…
Вестхольд.
Знакомые каменные стены возле главного артефакта Империи. Дверь гудит, по ней ползут кровавые глифы, закручиваются в спирали и древние знаки.
И последнее, что я увидела — вбегающих в комнату людей. Черные мундиры карателей, ослепительный блеск клинков. Февры… И громогласный голос:
— Именем Императора Освободительница Чудовищ подлежит казни …
Кто-то закричал, кто-то зарычал. Кто-то взмахнул клинком. Совсем рядом со мной…
И наступила Тьма.
Кто-то когда-то говорил: «Живи тихо, не высовывайся и держись подальше от любых неприятностей».
Возможно, это говорила я.
Возможно, я была права!
— Вивьен, — позвал меня женский голос, и я открыла глаза.
Моргнула. И воскликнула:
— Леди Куартис!
— Да, милая. Как ты себя чувствуешь?
Я вытащила из-под одеяла руки, осмотрела тонкие порезы, покрывающие кожу от запястий до самых локтей. Потом прислушалась к своим ощущениям и протянула удивленно:
— Замечательно! Замечательно я себя чувствую! Но… что случилось? Где мы? Где Кристиан? И остальные?
Окинула взглядом незнакомую комнату. Скошенный деревянный потолок с поперечными балками, небольшое окно с закрытыми занавесями, простая мебель и горящая на столе лампа.
— Мы не в Вестхольде?
Леди Куартис вздохнула. И указала на сложенное платье и ботинки.
— Думаю, тебе лучше увидеть все самой. Одевайся, Вивьен. Я жду тебя в соседней комнате.
Леди Куартис вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Я осторожно сползла с кровати. Тело все еще хранило воспоминание о боли, но самой боли не было. Я вытянула руки, рассматривая ладони. Если не считать тонких шрамов, кожа была золотистой и мягкой. Мышцы гудели от сдерживаемой силы. Голова ощущалась необычайно ясной. Я чувствовала себя изумительно, невероятно живой! Сильной, здоровой, быстрой! Хотелось танцевать, двигаться, бежать! Словно… словно в меня влили дополнительные жизни!
Ахнув, я потянула вырез простой полотняной сорочки, в которую была одета. На груди, под сердцем, алело очертание красного солнца. Как раз там, где прожигал мою кожу рубин из короны севера. Значит, камень все-таки спас меня…
Нет, не так. Меня спасли друзья, поделившиеся со мной годами своей жизни.
Зеркала в комнатке не было. Торопливо пригладив волосы, я натянула одежду и обулась. Втянула воздух, как перед прыжком в воду. И вышла.
Вторая комната оказалась кухней. Простой и довольно тесной. Леди Куартис как раз наливала себе чай и обернулась на звук моих шагов.
— Хочешь перекусить? Есть творожная запеканка и немного меда…
— Я хочу узнать, что произошло, — твердо сказала я.
Врачевательница села на простой табурет, сделала глоток чая и поморщилась. Мне казалось, она намеренно тянет время, чтобы ничего не говорить. Но почему? Что от меня скрывают?
Я уже готова была взорваться, когда Леди Куартис наконец встала.
— Хорошо. Нет смысла скрывать… Идем, Вивьен.
Нахмурившись, я последовала за женщиной к выходу. За порогом стоял вооруженный страж. А ещё царила ночь. Густая и темная.
Я поморгала, пытаясь что-то рассмотреть в тусклых кругах уличных светильников.
— Где мы? Это не Двериндариум.
— Мы на большой земле, недалеко от станции Имперского Экспресса. Сюда вывезли всех, кто был в Двериндариуме. Всех, кого сумели…
— О чем вы говорите? — не выдержала я. — Что с островом? Где мои друзья?
Леди Куартис повертела в руках чашку, которую почему-то взяла с собой.
— Видишь ли, Вивьен. Если верить часам, то сейчас около двенадцати пополудни. День в самом разгаре.
Я снова моргнула. День? Это что, шутка такая? Да тут так темно, что хоть глаз выколи — ничего не изменится!
— Понимаю, что это звучит…м-м-м… странно. И не хочу тебя пугать. Но, увы, это правда. Ты провела в забытье пять суток. И все это время царит ночь. Тьма затянула не только Двериндариум, но и все прилегающие земли. Она тянется до самого Рутриема. Да что там. Даже в Предгорье и на берегах Грязного моря царит сумрак. Никто и никогда не видел подобного. Тьма начала поглощать Империю, когда каратели попытались отобрать тебя у февра Стита.
— Кристиан… — прошептала я.
О Божественный Привратник и Двуликий Змей! Неужели Кристиан все-таки утратил разум и стал безумцем?
— Эта Тьма, она… живая, — протянула врачевательница. — И она везде. Дышит, слушает, двигается. Сюда приехал Большой Совет Империи, но пока никто не понимает, что делать дальше. Ни один Дар не помогает против Тьмы. Двериндариум полностью отрезан от остального мира. Тьма вокруг него настолько плотная и злая, что не позволяет приблизиться. Никому.
— Как я оказалась здесь?
— Февр Стит отдал тебя лорду Аскелану. Вероятно… вероятно, февр Стит понял, что рядом с ним сейчас слишком опасно. Говорят… он был мало похож на человека, Вивьен. Скорее на жестокое темное божество. Возможно, Двериндариум больше не существует.
Я закрыла глаза, переваривая услышанное.
— Совет желает тебя видеть, Вивьен. Я сообщу, что ты очнулась.
— Надеюсь, прежде я все же успею съесть запеканку, — пробормотала я.
Совет уже собрался, но прежде, чем отправиться к ним, удалось поговорить с… Рейной!
Я торопливо уминала запеканку, когда бесцветная появилась на пороге. На ней было жёсткое серебристое платье со шлейфом, украшенное бриллиантовым воротником и драгоценным поясом. Изящная вышивка плелась от подола до рукавов, словно изморозь. Белые волосы Рейны лежали идеально прямыми прядями, а лоб венчал тонкий сверкающий обод с одиноким молочным опалом в центре. Губы были накрашены серебром, а глаза — багрянцем, подчеркивая алый блеск радужек.
Я по-мальчишески присвистнула, когда увидела все это великолепие. Рейна по обыкновению скривилась.
— Не думала, что ты будешь первой, кто меня навестит, — удивилась я.
Она с минуту меня рассматривала.
— Остальных не жди, Вивьен.
— О чем ты?
— Ты помнишь, что случилось в Мертвомире и потом, когда мы вернулись?
— Лишь смутные отрывки. Я помню черных альбатросов. И рубин, который плавился на моей коже…
Рейна хмуро кивнула.
— Когда мы вернулись в Вестхольд, остров уже заняли февры. Они все-таки сумели восстановить разрушенную часть моста и отключить защиту. Каратели попытались отобрать тебя у Кристиана. Это… это оказалось большой ошибкой. Двериндариум накрыла Тьма. И она была живой. Губительной. Пожирающей все вокруг. — Северянка на миг запнулась, словно ей даже вспоминать было страшно. — Айрон сбежал вместе с Меланией. Похоже, эта тихоня передумала быть послушницей. Ρинга отправили в Эхверское Ущелье, его время в Двериндариуме давно закончилось. Ливентия уехала сама. Домой, в Грандану. Она ведь так и не попрощалась с отцом. Альфа Нордвига забрали родные. Когда я его видела, он ругался, как последний бродяга, так что наверняка выживет. Почти все измененные остались на острове. Что с ними — никому неизвестно.
— Где Ржавчина?
Рейна помолчала.
— Эфрима больше никто не видел. Он исчез. Впрочем, что-то увидеть в этой тьме довольно сложно.
Я прислушалась к себе и нахмурилась.
— А…Приор?
— Ренегат остался в Мертвомире, Вивьен. Он упал, когда рубин потянул из нас жизнь. И больше не поднялся. Он отдал тебе все, что у него оставалось.
Я опустила взгляд на сцепленные ладони. Я пока не знала, как к этому относиться.
— Знаешь, ты нашла худшее время, чтобы очнуться, — буркнула Рейна, осматривая тесную кухню. Северянка в своем роскошном облачении казалась здесь удивительно неуместной. — Не могла проваляться в беспамятстве ещё пару дней?
— А надо было? — вскинулась я.
Рейна пожала плечами.
— У Киара сегодня важный день. Я не хочу, чтобы он отвлекался на тебя.
— А, вот в чем дело. Так по какому поводу ты так разоделась? У кого-то именины?
Рейна поджала белые губы.
— Киар принимает престол Севера. Он стал королем Колючего Архипелага.
— Чего? — кусок запеканки плюхнулся с моей ложки обратно в тарелку.
— Того! — совсем неаристократично огрызнулась Рейна. И вздохнула. — Король Севера умер, Вивьен. Неожиданно для всех. А корона… вернее, то, что от нее осталось, признала лишь Киара. Для Севера это имеет первостепенное значение. Мой брат стал королем. Но так как Империя находится на военном положении, а весь Совет собрался на этом берегу, Киар дал клятву служения здесь. Сегодняшний день он проведет в молитвах Вьюге, в Храме Всех Святых. А после мы уедем домой, и там состоится официальная церемония. Моего брата ждет Север. И я постараюсь сделать так, чтобы он не узнал о твоем пробуждении.
Я сделала глоток едва теплого чая, не спуская глаз с Рейны.
— Почему ты не ушла? Там, в Мертвомире. Почему не ушла, а осталась и отдала мне часть своей жизни? Ты ведь ненавидишь меня. Из-за Киара. И из-за Ржавчины.
Северянка вскинулась, сжала кулаки. Вокруг ее тела возник легкий белый туман — ее ядовитый Дар. И тут же развеялся.
— Не спрашивай, — прошипела девушка. — И не заставляй меня пожалеть о сделанном выборе. Когда-то ты обещала, что оставишь моего брата в покое. Так сделай это, Вивьен! Он заслуживает хорошей жизни. С той, которая его полюбит!
— Так и будет, Ρейна, — спокойно ответила я.
Северянка смотрела сузившимися алыми глазами. И вдруг выдохнула, расслабилась.
— Теперь я вижу. Понимаю. Что ж… Вероятно, это наш последний разговор, Вивьен. Несмотря ни на что, я желаю тебе милости Вьюги. Пусть она будет добра к тебе.
И Ρейна вышла, царственно выпрямив спину.
Большой Императорский Совет собрался в тесной комнате с низкими потолками и закопченными балками. Кажется, это был какой-то трактир, из которого спешно вынесли столы и лавки, отмыли и навесили гобелены. Правда, здесь по-прежнему витал дух копченых колбас, жареного чеснока и крепкого дешевого вина, что несколько сбивало с толка.
Но, похоже, зал трактира был единственным местом, способным вместить Совет.
Моя уверенность несколько пошатнулась, когда я перешагнула порог и остановилась напротив людей, правящих Империей. Рядом со мной стояли два легионера, от обоих ощутимо тянуло Дарами.
Хотя… с каких пор это стало для меня ощутимым? Но сейчас я могла с уверенностью сказать, кто в этом трактире заходил в Мертвомир, и кто вынес оттуда Дар. Возможно, я даже могла сказать — какой.
Задумавшись о своих новых возможностях, я пропустила момент, когда обо мне доложили влиятельным аристократам. И очнулась, лишь когда меня позвала леди Куартис.
— Вивьен? Ты хотела сообщить нечто важное.
Я подняла голову. На меня смотрели недовольные и мрачные лица. Черные и белые мундиры, алые и золотые ленты, эполеты и сияющие пуговицы. Седовласые старцы и красивые суровые мужчины. Несколько женщин, их лица скрывали драгоценные сеточки.
Из знакомых — только позвавшая меня врачевательница.
— Не понимаю, зачем мы тратим время на какую-то девчонку! У нас есть дела поважнее и гораздо насущнее. Надо, наконец, решить, что делать с Двериндариумом… — сухо сказал один из советников. У него было резкое выразительное лицо и густые черные волосы, собранные в высокий хвост. Судя по широкой зеленой накидке и венцу с узкими иглами-шипами, это был один из правителей Предгорья.
— А что мы можем сделать, властитель Вериус? — развел руками седой, как лунь, старик. — Уже понятно, что объединённых сил Империи недостаточно, чтобы пробить… эту тьму.
— Но она растет! Вы хотите, чтобы тьма накрыла всю Империю? Дотянулась до Колючего Архипелага и Долин? Этого вы хотите?
Советники загомонили. Обо мне, кажется, забыли. Впрочем, неудивительно.
Я посмотрела на легионеров, что стояли рядом со мной. Правый выглядел непробиваемым истуканом. Левый едва заметно подмигнул.
— Ах да, девушка, — вспомнил вдруг черноволосый Вериус. Глянул без интереса. — Кажется, это знаменитая Освободительница Чудовищ и пособница ренегатов? Так о чем тут говорить? Казните ее.
Тени в углах зала налились чернотой, ожили и распрямились черной змеей. Она обвилась вокруг шеи Вериуса, сдавила. Правитель Предгорья заорал, его лицо посинело от удушья. Легионеры кинулись на помощь, но их клинки проходили сквозь Тьму, словно сквозь дым. A Тьма продолжала душить черноволосого правителя.
Советники вскочили с бархатных стульев и отпрянули к стене. На благородных лицах застыл первобытный ужас.
— Думаю, хозяин Двериндариума не одобряет ваше решение, властитель Вериус, — вежливо сказала я.
— Кто?
— Тот, кто сейчас сжимает ваше горло. Кристиан Стит Левингстон. Не советую его злить.
Щупальце тьмы разжалось, и черноволосый схватился за горло, задыхаясь. Остальные переглянулись. И уже по-новому взглянули на меня.
Что ж, мне определенно удалось вызвать их интерес.
Леди Куартис делала вид, что обмахивается платком. Похоже, леди от души веселилась. Седой старик окинул меня внимательным взглядом. Потом расстегнул браслет на своей руке, и его зрачки задвигались быстро-быстро. И я ощутила, как моего сознания коснулся чужой разум — сильный и властный. Это продолжалось несколько минут. Потом старик вернул застежку и снова посмотрел на меня.
— Кто вы? — резко произнес он.
О том, что он не смог проникнуть в мой разум даже на краешек, старик умолчал.
Видать, не дурак.
Левый легионер слегка повернул голову в мою сторону.
— К вам обращается Его Милость лорд-герцог Аргвуст.
Я благодарно улыбнулась за подсказку. Хотя, конечно, это было сделано лишь для того, чтобы я по незнанию не нарушила регламент.
— Меня зовут Вивьен Джой, Ваша Милость. Я приехала из Лурдена.
— Лурден? — подняла тонкие брови одна из благородных леди, укутанная в синие шелка, словно гусеница в кокон. — Где это?
— Далеко от ваших Светлых Озер, дражайшая Амелия, — хмуро ответил старик-менталист и снова посмотрел на меня. — Февры из Двериндариума называют вас пособницей ренегатов, Вивьен. Что вы на это скажете?
Я обвела взглядом настороженные и недоумевающие лица. О, я могла бы сказать многое. Пожалуй, они обалдели бы от моего рассказа! Их надменные лица вытянулись бы от изумления, посерели от ужаса и побагровели от страха.
Но я лишь пожала плечами.
— Это досадная ошибка, Ваша Милость.
— Что вы можете сказать о февре Стите?
Очень, очень много. Но это тоже не для ваших герцогских ушей!
— Что Двериндариум находится в надежных руках, Ваша Милость.
Советники снова переглянулись. Кажется, они не понимали, что со мной делать, и злились.
Задав еще несколько вопросов и не получив толковых ответов, вызвали февров. Бурана Эйсона, Ральфа, госпожу Сент-Вер и других. Вот только все они тоже молчали. Кто-то не желал мне зла, кто-то не хотел оказаться задушенным Тьмой.
Устав, лорд-герцог ударил кулаком по столу.
— Довольно! Мне все это надоело! Что это за фарс? Я требую…
Из-за спин советников внезапно выступил невысокий молодой человек. И я удивилась, что не видела его раньше. A ведь не заметить это лицо было невозможно. Я видела его много раз — на портретах, монетах, знаменах… Лицо с высоким лбом и тонким крючковатым носом, бледной улыбкой и знаменитыми золотыми глазами императорского рода Вер Рекрайн.
Здесь, в воняющей чесноком таверне, на меня смотрел наследник Императора, Адриан. Стоило ему выйти вперед, и остальные советники притихли.
Наследник остановился рядом со мной, задумчиво рассматривая удивительными глазами.
— Не всегда надо требовать, Аргвуст, — мягко сказал он. Посмотрел на тени, змеящиеся у моих ног. На тени, укрывающие мои плечи. Тонко улыбнулся. — Порой и нам приходится просить. Вы покажите мне то, о чем молчите, Вивьен Джой?
Я ощутила, как тени гладят мои щеки. Кивнула и протянула ему ладонь.
На этот раз прикосновение чужого разума оказалось осторожным и почти неуловимым. В своих мыслях я тоже взяла наследника за руку и повела к ДвероАрке Эфистоля. Я показала ему свой путь. И пустоту, в которую шагнула. Даже сейчас, в воспоминаниях, мне было страшно. И наследнику — тоже. Вместе со мной он падал в ослепительное ничто, вместе со мной разрывался на части и собирался заново. В той пустоте не было начала и конца, не было времени. В той пустоте я снова и снова резала руки, чтобы моя кровь пролилась на каменные своды ДвероАрки.
Это длилось и длилось, пока наследник не сжал мою ладонь в реальности.
— Довольно, — прошептал он.
Вокруг золотых радужек расползлась сеть красных прожилок, на лбу Адриана выступила испарина. Он выглядел таким потрясенным, что советники снова вскочили, непонимающе переглядываясь.
— Наши Дары меняются. Исчезают. Скажи, это конец? — спросил наследник, не отводя от меня глаз.
— Я не знаю, Ваше Высочество, — честно ответила я. — Думаю, на все нужно время. Как ростку, чтобы подняться, созреть и дать плоды. ДвероАрке надо восстановиться.
— Как долго?
Я покачала головой, потому что ответа не знала.
Наследник снова посмотрел на тени. За время нашего разговора их стало гораздо больше и все они шевелились, готовые к смертельному броску.
— Ну что ж… У вас хорошие друзья, Вивьен. Новый король Севера. И…Кристиан Левингстон. Пожалуй, мне тоже стоит выбрать дружбу, не так ли? Я снимаю с вас все обвинения. Но вам нельзя оставаться здесь. Вас проводят в Лурден, госпожа Джой. Оставайтесь там до выяснения… новых обстоятельств. И… Благодарю вас. За все.
Я тоже посмотрела на тени. Но они не двигались.
В Имперский Экспресс меня погрузили удивительно быстро. Вещей у меня не было. Леди Куартис одолжила мне плащ и перчатки, торопливо коснулась моей щеки, велела себя беречь и куда-то убежала. Все те же легионеры ввели меня в паровоз и молча указали на дверь каюты. Она оказалась гораздо скромнее, чем та, что когда-то стала моим пристанищем по пути в Двериндариум.
Я молча села на сидение, оббитое зеленой кожей. Посмотрела в окно. Там плавали во тьме мутные желтые круги фонарей, а больше ничего и не рассмотреть. Ни станцию, ни Взморье, ни Двериндариум.
Я так и сидела, не двигаясь, пока не раздался пронзительный свист Экспресса, и не повалил густой белый пар. Колеса стукнули, паровоз начал движение. Сначала медленно и лениво, но с каждой минутой набирая скорость.
Желтые круги поплыли за окном и стали еще мутнее.
А я все не могла поверить, что уезжаю.
Смотрела на мертвые тени. Ждала. Но тьма молчала. И соглашалась с моим отъездом.
Имперский Экспресс набирал скорость. И вдруг затормозил. Да так резко, что я повалилась на пол, а за дверью каюты кто-то забористо выругался. Клубы белого пара заволокли окно. Кто-то прошагал по коридору, кто-то вскрикнул. Дверь распахнулась.
И меня ослепило серебряное и алое.
— Киар! Ты все-таки пришел!
Бесцветный одним движением сгреб меня и прижал к себе. Я лишь успела увидеть его серебряное одеяние и рубиновую корону на белых волосах.
— Ви, — прошептал он, вжимая меня в свой жесткий мундир. С силой, почти с отчаянием.
Провел рукой по моим волосам и… отступил. Сделал шаг назад.
— У нас лишь пара минут. Даже короли не могут задерживать надолго Имперский Экспресс! Но я не мог отпустить тебя, не попрощавшись.
Я рассмеялась и поклонилась.
— Благодарю, Ваше Величество!
— Всегда к твоим услугам, — он ответил таким же поклоном.
— Тебе идет корона.
Он слегка прикоснулся к восстановленному ободу. В отличие от багровых рубинов по бокам, центральный камень был бледно-розовым, почти прозрачным.
Киар слегка приподнял кончики губ — знаменитая улыбка бесстрастного северянина. Я буду по ней скучать. И по нему.
— Разве ты не должен быть сейчас в Храме всех Святых и молиться Вьюге?
— Я понял, что некоторые правила иногда можно нарушать. Порой это даже необходимо.
— Кажется, кто-то плохо на тебя повлиял, — пробормотала я, и губы Киара снова дрогнули. Только в алых глазах не было и тени веселья.
Я покачала головой и снова улыбнулась. Не хотелось портить прощание грустью.
— Для меня было честью познакомиться с тобой, Киар Аскелан. И я никогда не забуду то, что ты для меня сделал. Думаю, Север получил лучшего короля из всех возможных.
— Я… — в алых глазах билось мучительное чувство. Но Киар лишь криво усмехнулся. — Я не хочу тебя отпускать, Вивьен. Не хочу. Но, кажется, это единственный случай в истории, когда Аскелан изменит своему девизу никогда не отступать. Если однажды ты захочешь увидеть Колючий Архипелаг… Знай, что там для тебя всегда есть место. Что у тебя там всегда будет дом.
— Это бесценный дар, мой дорогой лорд, — прошептала я, понимая, что никогда им не воспользуюсь.
Мы оба это понимали.
Постояли, глядя друг на друга. Экспресс издал еще один пронзительный свист. Киар рывком отвел взгляд и вышел.
Почти всю дорогу до Анриса я проспала. Несколько раз прислужница приносила мне еду — наваристый суп, мясное рагу, крошечное марципановое печенье и чай. Остальное время занять себя было нечем, только спать или глазеть в окно. Но там все время царила ночь. Правда, когда мы пересекли Шверское ущелье, тьма начала редеть и расползаться клочьями. Выглядело это жутко и странно — часть неба затянута темными кляксами, а часть ослепляет весенней синевой.
За всеми нашими приключениями я совсем позабыла, что зима закончилась.
Когда мы обогнули Желтое Озеро, тьма растаяла окончательно.
В Анрис прибыли на рассвете. Мои сопровождающие поймали извозчика и уже к полудню мы оказались в Лурдене, напротив книжного магазинчика госпожи Фитцильям. Это был единственный известный мне адрес. Не в приют же отправляться, в самом деле?
Легионеры, которые даже после путешествия выглядели такими же собранными и суровыми, сообщили:
— Вам необходимо раз в три дня отмечаться у местного законника, госпожа Джой. Мы передадим ему сведения о вас. Вы понимаете?
Я кивнула, не слушая. Мой взгляд был прикован к закрытым ставням книжного магазинчика. На двери висела табличка: «Не стучитесь, не работает».
Потоптавшись рядом, легионеры развернулись. Правый, по обыкновению, промолчал. Левый подмигнул и пожелал удачи.
— Прощайте и Благо Двери, госпожа Джой!
Они ушли.
Я снова осмотрела улицу. Одноэтажные и двухэтажные строения, кривоватые вывески и меловые надписи, рассохшиеся ставни, развесистые клены вдоль дороги, бродячие собаки, с интересом обнюхивающие бочку полную отходов… Я успела забыть, как выглядит Лурден. Успела отвыкнуть и забыть.
Вздохнув, я поднялась на порог и позвонила в колокольчик. Но увы, сколько ни трезвонила, никто мне так и не открыл. А когда я начала колотить в дверь, из соседнего дома выскочил пузатый господин Бургус с вилами наперевес.
— Эй, ты, а ну п-шел, стрелять буду!
Я посмотрела на его вилы, из которых он собрался стрелять, Бургус посмотрел на меня.
— Ба, да это же малышка Вивьен! — растянул он в улыбке беззубый рот. — Ну наконец-то! Я уж думал, помру прежде, чем ты объявишься! Что, нашел тебя поверенный? Далеко, видать, забралась, раз искал так долго!
— Какой поверенный?
— Так от этой зазнайки, вдовы Фитцильям! Что, ты не знаешь? Она же оставила тебе свой магазин! Все эти книжонки да свитки! Вот тебя и искал приказчик, чтобы это, значит-ца, сообщить!
— Она что же, умерла? — ахнула я.
— Да порази тебя Привратник! Живехонькая! Приспичило на старости лет посмотреть мир, вот и умчала! А что там смотреть, спрашивается? Вон кибитчики болтают, что там одна тьма-тьмущая, затянуло половину неба и ни склирза не видно! Хотя, может, и брешут, кто ж его знает. Как думаешь?
— Брешут, — подтвердила я.
— Вот я и говорю! Прохиндеи кругом! А у нас тут благодать! Лурден! Да не стой столбом, я тебе сейчас ключи дам!
Бросив вилы, сосед скрылся за своей дверью, а вернулся с тяжелой связкой.
— Ну ты там это… заходи, если что! Если там дрова нужны или еще чего, так поможем по первости-то! Соседи все же! Да и парни мои подросли, старшему уже восемнадцать, невеста нам нужна… А вокруг-то одни прохиндейки! Помнишь моих мальчишек? Красавцы! Так что заходи!
Ошалело пообещав, что всенепременно зайду, я открыла дверь книжного магазинчика и торопливо скрылась внутри. Некоторое время стояла, вдыхая знакомый запах кожи, бумаги и дерева.
— Ну вот и добралась, — тихо сказала я густым теням в углах комнаты. — Надо бы разжечь огонь. A то так все книги отсыреют, куда это годится?
Вдова Фитцильям действительно оставила мне свой книжный магазин. Весь, целиком, со всеми пожелтевшими талмудами, ветхой мебелью и вещами. Куда укатила сама хозяйка — никто не знал. После моего отъезда она грустила и чахла, а потом собралась в одну ночь, оформила бумаги и уехала. Законник Лурдена подтвердил, что магазинчик теперь мой.
И я начала потихоньку обустраиваться. Вот только у меня совершенно не было денег. Ни единого медяка. Поэтому пришлось заложить у скупщика несколько книг. Не сказать, что в библиотеке вдовы имелись хоть сколь-нибудь ценные экземпляры, но вырученных денег хватило на покупку дров, масла, мыла и продуктов. Я решила пока не загадывать, что буду делать после того, как все закончится.
Весна, поначалу робко заглядывающая в окна, осмелела и забурлила вокруг водоворотом пробуждающейся природы. Под окнами магазинчика расплескались буйным цветом розовые кусты, вдоль мостовых полезли душистые травы. Весь Лурден окутался зеленовато-молочной дымкой и сладким ароматом.
Каждое утро, умывшись и натянув свое единственное платье, я отправлялась на аллею памяти. Проходилась вдоль столбов с объявлениями о найме работников и читала свежие новости, которые вывешивали на общей доске.
— Видели? — рядом со мной остановилась дородная госпожа Брук, владелица булочной. — В Двериндариуме новый Верховный февр. Некий Кристиан Стит Левингстон. Император подписал назначение. А кибитчики болтают, что этот самый Двериндариум провалился в саму Бездну к Двуликому, что нет уже никакого Двериндариума! И вот кому верить, скажите?
Госпожа Брук сокрушенно вздохнула и привычно сунула мне в руки пышную булочку, завернутую в серую ткань. Хозяйка пекарни была неравнодушна к сентиментальным романам, которые я обнаружила на чердаке книжного магазинчика. Так что у нас с ней установился взаимовыгодный обмен, я ей — порцию книжных чувств, она мне — выпечку и сдобу.
— И молодой какой, вы гляньте! Но хорош, ах, как хорош! — одобрила собеседница, рассматривая портрет нового Верховного.
Я отвернулась. Черно-белое изображение прожигало сердце бирюзовым взглядом. На портрете Кристиан был моложе, верно, свежих портретов февра у газетчиков не нашлось.
Попрощавшись с доброй пекаршей, я пошла в сторону разноцветных кибиток. Сегодня их собралось несколько, рядом уже толпились жители Лурдена. Для многих это был единственный способ узнать, что творится в Империи.
Я встала с краю, прислушалась.
— … я туда, а там! Темно там, хоть глаза выколи. Ничего не видно. Черное от столицы до самых гор. Ночь зависла над Империей, словно сама Бездна накинула покрывало. А чем ближе к Двериндариуму, тем темнее и страшнее. Поговаривают, что там живут теперь одни чудовища: чешуя, крылья и когти. И все, кто туда сунется, в таких чудовищ и обратятся.
— Брешешь! — выкрикнул кто-то. — Я газеты читал, нет там такого!
— Так газеты и брешут, а я говорю правду, — обиделся кибитчик. Мне он показался смутно знакомым. — Старик Мистреоли — никогда не врет. Я закончил Лигу Рисовальщиков, вот смотрите!
По рукам пошли желтые листы. Люди ахали, охали, ужасались. Когда лист дошел до меня, я тоже охнула. Старик был хорошим художником и очень достоверно изобразил измененных.
— Чудовища ожили и скоро нападут. Всем нам конец. Всем!
— А что же легионеры?
— Так нету уже легионеров… Вы не знаете, что ли? Дары-то исчезают. Ничего скоро не останется, пшик один. И будем мы все обычными, кто с чем родился, тот таким и останется…
Толпа взорвалась криками. Как это — не будет Даров? Разве это возможно? Как же Империя без Даров-то? Немыслимо!
Я выбралась из толпы и пошла прочь. В голове крутилась лишь одна мысль — Крис назначен Верховным. Означает ли это, что он общался с советом? Или это лишь попытка власти договориться с тем, кто ныне владеет Двериндариумом? Увы, ни газетные листки, ни приезжающие кибитчики не могли дать мне ответ. Новости лишь вносили новую смуту и беспокойство. Прошёл почти месяц после моего возвращения в Лурден, и у меня по-прежнему не было никаких вестей от Кристиана. Я боялась думать о причинах. Неужели безумие победило и Кристиана — того, которого я знала, больше нет? Неужели осталась лишь тьма, затянувшая половину Империи?
От расстройства я даже потеряла аппетит и снова ощутила тошноту. Раскрошив птицам остаток булки, я медленно пошла в сторону магазинчика.
И вздрогнула, когда возле двери мне навстречу шагнул молодой мужчина.
Ошарашенным взглядом я окинула щегольские брюки и ботинки, шелковую рубашку и расшитый парчовый жилет. Шейный платок с сапфировой булавкой, золотую цепочку часов. Перекинутое через локоть дорогое шерстяное пальто. И лишь потом посмотрела в смеющиеся рыжие глаза.
— Ржавчина, — прошептала я. И бросилась в его объятия. — Глазам своим не верю! Ты здесь, в Лурдене. И ты… ты такой… ты… человек!
Он рассмеялся и приложил палец к губам.
— Не кричи на всю улицу, мелкая. Да, у меня получилось, как видишь. Даже без твоей крови. Не сразу, пришлось изрядно помучиться.
— Заходи же скорее! Я напою тебя чаем! Ты надолго? Выглядишь потрясающе! — я бросилась отпирать дверь, втащила друга в дом. Заметалась от порога к столу. — Погоди минутку… Божественный Привратник. Как же я рада тебя видеть. Как ты покинул Двериндариум? Ты знаешь, что там сейчас происходит? Ты видел… остальных? И… Кристиана?
Ржавчина застыл на пороге.
— Это единственное, что тебя беспокоит, ведь так? Я надеялся, что если дать тебе достаточно времени, ты поймешь, кто тебе нужен.
Я повернулась к нему с чайником в руках.
— Давай выпьем чай? У меня есть ягодный, ты всегда его любил…
— Я не хочу пить чай, Вивьен, — резко ответил он. Сделал ко мне шаг, напряженно вглядываясь в лицо.
Не знаю, что он там увидел, но взгляд изменился. Ρжавчина закрыл глаза и постоял так, сжимая кулаки.
Потом резко открыл глаза, шагнул ко мне и сжал в ладонях мое лицо. И вдруг улыбнулся — как всегда насмешливо.
— A знаешь что, мелкая? Я всегда говорил, что самая лучшая история любви — это та, которая не случилась. Ты всегда будешь думать обо мне, мелкая. Всегда вспоминать. Представлять, каким было бы наше будущее. Каким был бы я. И гадать, правильный ли выбор ты сделала. Каждый раз, когда будет сложно, больно и гадко, ты будешь думать обо мне. О том, что ошиблась. Может, это твое наказание, Вивьен? Целую жизнь думать о том, того ли мужчину ты выбрала.
Разжав руки, он отступил.
Кивнул, как кивает король.
Посмотрел, как смотрит король.
И ушел так же. Не оглядываясь.
Я медленно поставила пустой чайник на стол и села в потёртое кресло. Что ж, похоже, чай мне придется пить в одиночестве.
А когда я собрала на стол нехитрый завтрак, то увидела на обувнице в коридоре мешочек. От него так сильно тянуло Мертвомиром, что старый зонтик в подставке трепыхался и бился, словно пойманная в силки птица. Ржавчина оставил мне немыслимое богатство. Целый мешочек, полный мертвых артефактов.
Иви-Ардена Левингстон сидела в полутемной таверне маленького городка на краю моря. Да что там городка. Это было жуткое поселение в два десятка домов, убогое и грязное. Да еще и промозглое, к тому же. Ардена поправила капюшон плаща, отворачиваясь от завсегдатаев этого отвратительного заведения.
Увы, у нее закончились деньги, а отец не желал ничего знать о блудной дочери. И помогать тоже не желал. Его последнее письмо было столь резким, что Ардена до сих пор не могла в него поверить. Они все от нее отвернулись. Все!
И зачем только она связалась с ренегатами? Зачем поверила Приору? Он обещал ей освобождение от ненавистного брата и глупого отца, обещал богатство и все титулы Левингстонов. Она должна стать единственной наследницей!
Ардена сделал глоток чая и скривилась. Чай горчил.
Проклятый Приор исчез. Орден Истинной Крови, который столько лет помогал Ардене, растворился, словно его и не было. И что теперь делать ей? Что делать, спрашивается?
Ардена зябко повела плечами и снова глянула в сторону торговцев, ужинающих за соседним столом. И почему ей все время так неуютно… Все время кажется, что кто-то смотрит в спину. Это чувство появилось, когда она улепетывала из Двериндариума. В отличие от других, Ардена была умна, и когда на собрание ренегатов явился ее проклятый брат-февр, моментально сообразила, что лучше сбежать. Она скрыла лицо под капюшоном и юркнула в открытую дверь раньше, чем та захлопнулась. Раньше, чем хоть кто-то успел понять, что происходит.
Убежала из Вестхольда и спряталась в одном из домов, недалеко от конюшен. За лошадьми присматривал конюх Грув и его болезненный, трясущийся и заикающийся племянник Довен. Ардена решила назваться именем Вивьен и радовалась, что поступила столь предусмотрительно. Скрыла настоящую личность, а заодно получила двух прислужников. Правда, оба они раздражали Ардену до зубовного скрежета, но она позволяла им приносить в свой дом еду и разжигать огонь в камине. Жаль, что ни один из них не годился ни на что другое. Первый был старым, а второй помешанным. Каждый раз, когда он видел Ардену, начинал трястись и бормотать что-то нелепое и несуразное, вроде: я врачеватель, я спасаю жизни, я не могу, не могу, не могу… и добавлял что-то про ее волосы, которые раньше были иными.
Ардена не слушала этого дурачка и лишь отмахивалась.
A потом пала воздушная защита острова и в Двериндариум вернулись февры. Ардене все-таки удалось сбежать, никто не заподозрил в красивой аристократке пособницу ренегатов. Ее отвезли на большую землю, но… с тех пор девушке все время чудился взгляд в спину.
И он пугал ее настолько, что она неслась через всю Империю, пока не оказалась в этой забытой всеми святыми таверне.
Скривившись, Ардена сделала еще один глоток чая. И почему это пойло такое гадкое? Неужели в этой дыре не могли найти хоть что-то, подобающее…
В горле девушки запершило, Ардена начала кашлять. Поднесла руку к горлу. И отдернула с ужасом, увидев кровь на пальцах. Кружка упала, и отравленный чай выплеснулся на пол. Яд! Кто-то подсыпал ей яд! Но как… за что? Нет, этого не может быть!
Она Иви-Ардена Левингстон! Она не может умереть вот так — в грязной занюханной таверне! Не может!
Последнее, что увидела аристократка — это горестный взгляд сумасшедшего Довена. Его губы шептали: «Простите… я должен… должен!» А потом он ушел.
И для Ардены все закончилось.
Огромное оранжевое солнце медленно таяло над шпилями Эфистоля. Ржавчина опустился на каменную площадку над городом, встряхнулся, убирая когти. На камнях вытянулась его тень — человеческое тело в юбке, крылья за спиной и витые рога, украшающие голову.
Ржавчина выпрямился, наблюдая закат. С этого места он был особенно красив.
Перевел взгляд на дома, где сейчас обитали люди. Большинство измененных уже вернули свой человеческий вид, пройдя сквозь Истинную ДвероАрку. Но не все. Кто-то не захотел. Кто-то уже не смог.
И почти все решили остаться в Нев-Арде. Им было некуда возвращаться.
С другой стороны Эфистоля жили ренегаты. Все те, кто предпочел темнице другой мир.
Их всех пропустил новый Верховный Двериндариума. Если живую Тьму можно назвать Верховным. Но вот об этом Ржавчина думать совершенно не желал.
Сам Ржавчина лишь раз задумался о разделении. Он мог бы снова стать обычным человеком… Потом дернул крылом, фыркнул и отбросил эту мысль. Может, когда-нибудь потом. Через много лет!
Он потер лицо, размышляя, как наладить жизнь в этом месте. Хорошую жизнь для всех, кто ему доверился. Надо обновить крыши в домах. Отчистить колодцы и трубы, по которым течет вода. Восстановить стену вокруг города — в лесах полно зверья. Список дел увеличивался с каждым днем, с каждой минутой. А ещё надо подумать о том, что Мор и Китти снова видели в горах следы ног. И много. Неужели его друг прав, и в Нев-Арде до сих пор живут люди? Потомки уцелевших жителей? Надо найти тех, кто прячется в лесах и пещерах. Надо разобраться и начать все сначала…
ДвероАрка сияла в зеленом лабиринте мягким золотым ореолом.
За спиной Ржавчины почти бесшумно опустился крылатый силуэт.
Парень резко обернулся, выпуская когти. И на миг обомлел. Взгляд метался по распущенным белым волосам и насмешливым алым глазам, по тонкому телу, одетому в светлые куски ткани. И по птичьим крыльям, сложенным за спиной девушки. Широким и сильным, как у альбатросов.
— Рейна? — он шагнул ближе. Невыносимо захотелось потрогать ее крылья, убедиться, что они настоящие. — Кажется, мне пора ставить возле ДвероАрки охрану. Не могу поверить, что ты это сделала!
— Или что ты теперь не единственный Двуединый? — насмешливо улыбнулась бесцветная.
Интересно, ее крылья такие же чувствительные, как у него? И так же реагируют на…прикосновение?
Ρжавчина потряс рогатой головой.
— Какого склирза ты тут делаешь? Разве ты не должна быть рядом со своим братом посреди ледников?
— Один негодяй сказал мне, что пора жить своей жизнью, — чуть сипло после полета ответила бесцветная. — И что рядом с Киаром я всегда буду лишь тенью.
Ржавчина хмыкнул.
— Что за мерзавец наговорил тебе таких глупостей?
— Настоящий гад, — отозвалась Рейна. — Но он сказал мне правду. Пожалуй, впервые в моей жизни кто-то сказал мне правду. К тому же… я всегда хотела летать, знаешь ли!
Ржавчина подошел ближе. Заложил руки за спину, рассматривая девушку.
— A как же твой брат?
Девушка нежно коснулась шрама на щеке. Отдернула руку.
— Киару будет лучше без меня.
Ржавчина качнулся с носков на пятки и обратно. Оранжевый отблеск заката позолотил загнутые ребристые рога на его голове. Он даже успел привыкнуть к их тяжести.
— И чего же ты хочешь, Рейна?
Девушка ответила высокомерным взглядом.
— Думаю, рыжий, что тебе нужен советник. И помощник. А еще, возможно, выдающийся стратег и тактик. Мор утверждает, что Нев-Ард не так пуст, как мы думали. А у короля должно быть королевство, ведь так? Я тебе помогу.
— Что, и никакого ножа в спину? За то, что было в Двериндариуме?
— Аскеланы не бьют в спину. Я тебе уже говорила. И если я захочу тебя убить, рыжий, — Рейна подошла ближе, кончики ее крыльев распушились. Почему-то даже с ними северянка была похожа на злую кошку. Рейна ткнула пальцем в длинный шрам на животе Ржавчины. — Если я захочу тебя убить, то сделаю это в честном бою.
— Пожалуй, мне стоит подтянуть свои навыки владения мечом, — протянул парень.
— А мне — научиться распутывать твои узлы, — сказала Рейна.
Ρжавчина усмехнулся. Она — тоже. И вновь стала серьезной.
— Я хочу оставить Двериндариум в прошлом. Как и все остальное.
Ржавчина смерил девушку ещё одним взглядом. Задумался. И медленно кивнул.
— Что ж… пожалуй, советник мне пригодится. Да и клинками ты размахиваешь отменно… Ладно, оставайся.
Раскрыл черные кожистые крылья и, не глядя, отступил назад, к краю обрыва.
— Только вот что, Рейна. Никаких чувств. Никогда.
Бесцветная ответила насмешливой улыбкой и тоже раскрыла крылья.
— Как пожелает мой король.
Пальцы на обеих ее руках были скрещены.
В конце весны я купила большое здание — два этажа и мансарда и обустроила там новый книжный магазин. Заказала шикарную вывеску с золотыми буквами, и весь Лурден приходил посмотреть на странную фразу «Нев-Ард. Истории старые и новые». Когда меня спрашивали, что означает это название, я лишь загадочно улыбалась.
На первом этаже магазина был большой зал с уютными диванами, креслами и резными столиками, мягкими банкетками для ног и изящными торшерами. В углу всегда стоял графин с мятной водой, а рядом — конфеты и выпечка, которой меня щедро снабжала госпожа Брук.
Из нижнего зала поднимались две полукруглые лестницы темного дерева. И там, наверху, высились книжные шкафы. Я заказала из столицы самые разные фолианты, начиная от исторических справочников и заканчивая романтическими историями, за которыми ежедневно приходили горожанки Лурдена. Каждую неделю мне присылали с посыльным свежие газеты и новостные листки. А ещё были отдельные ящики, в которых лежали учебники. Но их привозили только для меня.
К концу весны новости об утонувшем во тьме Двериндариуме и исчезающих Дарах знали во всех уголках Империи. Скрывать это стало невозможно. Над островом Двери и всеми прилегающими территориями царствовала вечная ночь. Кто-то покидал города, объятые тьмой, кто-то пытался выжить без света.
А я просто ждала.
В начале лета по всем городам Империи проехали глашатаи, объявившие, что Большой Императорский Совет во главе с правителем справились со страшной бедой, постигшей двери-асов с легионерами, и Дары возвращаются их владельцам. Отныне благоденствие и процветание ждут обновленную Империю. Благо Двери!
Мой книжный магазин быстро стал самым посещаемым местом в городе. И мне нравилось наблюдать за людьми, смотреть на их лица, слушать их истории.
В первый месяц лета я получила письмо от Мелании. Она сообщала, что с ней все хорошо, она нашла свое счастье. В родной монастырь девушка возвращаться не собирается, хотя очень старается помочь его возрождению. Они с мужем решили поселиться на берегу Грязного Моря, подальше от столицы и Двериндариума…
Имя своего супруга Мелания не назвала. Лишь написала, что он передает мне наилучшие пожелания и снова просит прощения за прошлые ошибки.
А в своем путешествии по Империи супруги встретили Ливентию. Красавица южанка теперь носит черные платья, убирает волосы в корону из кос, а цветным стрекозам предпочитает холодные бриллианты. Ее лицо пересекают пять шрамов, которые она не только не скрывает, но и подчеркивает золотой краской, а глаза всегда обведены черной. В Грандане Ливентия знаменита и почитаема — почти как императрица. Но этого девушке мало и недавно она была представлена самому наследнику Адриану.
Я лишь улыбалась, читая послание Мелании.
Иногда я закрывала глаза и прислушивалась к своим ощущениям. Частицы чужих жизней создали тонкую связь и, сосредоточившись, я могла уловить отголоски чужих эмоций. Иногда я ощущала тихую радость Ринга — здоровяк вернулся в родное ущелье. Но эта радость была сродни моему возвращению в Лурден. Все знакомое, но уже чужое. Ринг скучал по Двериндариуму. Как и я.
Он тоже ждал, когда Тьма отступит.
Иногда я чувствовала переживания Киара — быть королем оказалось совсем непросто. Иногда улавливала его печаль… К чувствам Ржавчины я не прислушивалась, боялась, что он тоже ощутит меня. Не хотела его тревожить. Но знала, что мой друг жив.
Ни Приора, ни Кристиана я почувствовать не могла. Первый мертв, а второй?
Я говорила с тьмой, но она молчала. Тени лежали по углам чернильными кляксами и не двигались. Может, Лурден был слишком далеко от Двериндариума?
Может, Кристиан этого и хотел…
У кибитчика Мистреоли я заказала три портрета. Я вспомнила старика, ведь это именно он когда-то изобразил для меня Ржавчину. Талант и верная рука у художника остались прежними, и я получила новый листок. Три лица на одном портрете. Мечтатель, воин и красавица. Мужчины на портрете улыбались, девушка выглядела смущенной. И все они были молоды и счастливы.
Я так и не узнала имени Приора и того, кто в действительности был моим отцом. Но решила, что и эту историю пора оставить в прошлом. А портрет убрала в тубус с золотой скважиной на торце. Созданное двери-асом хранилище сохранит листок на долгие годы.
Вечером, когда книжный магазин пустел, а две расторопные помощницы расставляли книги и прощались со мной, я закрывала двери и поднималась на самый верхний, мансардный этаж.
Здесь были две уютные комнаты и большая удобная помывальная. Умывшись, я садилась в кресло, разбирала новые письма, просматривала заявки на книги, составляла список покупок. Рассказывала тьме, как прошел мой день.
А потом принималась за учебу и эксперименты.
Сегодня на столе лежала тонкая щепка — крошечная и легкая, но все же тяжелее вчерашнего гусиного пера.
Я заглянула в свои записи — исчерканные листы усыпали всю комнату. От усердия я даже прикусила язык! Не знаю, был ли это подарок магистра, или вышло случайно, но в Лурдене я начала вспоминать сведения, которых никогда не знала. Мне достался бесценный Закон Парения. Но пока у меня не хватало знаний, чтобы грамотно им распорядиться и применить. Поэтому я усердно училась, чтобы разобраться в тех формулах, которые отныне хранились в моей голове. И это было что-то удивительное, совершенно непохожее на все, что я знала раньше! Я даже подумывала выписать учителей из столичной Академии. Но пока решила попытаться применить Закон Парения самостоятельно и каждый вечер усердно экспериментировала.
Вчера мне показалось, что гусиное перо, которое я пыталась приподнять над столом, не прикасаясь к нему — шевельнулось. Но это мог быть обычный сквозняк! Поэтому сегодня я решила испытать себя на щепке.
Сосредоточилась. И в какой-то миг щепка подпрыгнула на столе! Она шевельнулась!
Я с криком вскочила и вдруг поняла… что тьма в углах комнаты стала плотнее и гуще. Чернее. Я застыла с прижатыми к груди руками, глядя на Кристиана, вышедшего из Теней. В горле встал ком, в глазах предательски защипало.
— Ух ты, — с трудом выдавила я. — Ты освоил новый трюк с Тенями?
— Я освоил целую кучу новых трюков, — так же сипло отозвался он. — Показать? Тебе точно понравится.
— Давай, — согласилась я, пытаясь не разрыдаться.
Верховный февр Двериндариума был в привычной черной форме и почти не изменился. Только побледнел, словно его кожа слишком давно не видела солнца. Под яркими глазами залегли тени, но взгляд был ясным.
Никакого безумия.
Кристиан сделал ко мне шаг. И сжал так, что пуговицы его мундира впились в мою кожу.
Я лихорадочно ощупывала его лицо, плечи, руки. Хотела убедиться, что он здесь. Живой, со мной. Мне необходимо было в этом убедиться!
— Цветов вот не захватил, — пробормотал Крис, так же жадно трогая меня. — И конфет.
Какие цветы-конфеты? О чем он? Я снова чуть не разрыдалась. Зачем-то схватила его ладонь и пересчитала пальцы. Один-два-три-четыре-пять…Кристиан трогал мои волосы, касался губ и щек. Шеи. Спины. Оттянул рукав моего домашнего платья и провел пальцем по тонким розоватым шрамам, покрывающим внутреннюю сторону руки. Тяжело выдохнул. И снова принялся трогать, гладить, рассматривать.
Мы напоминали двух слепцов, которые наощупь ищут друг друга. Или двух помешанных. Нам надо было убедиться. Почувствовать.
— Кристиан, — длинно выдохнула я, начиная наконец верить. — Ты пришел. Пришел!
— Я скучал, — сказал он, прижимая меня к себе, зарываясь пальцами в волосы, рассматривая с отчаянным голодом и нежностью. — Я так безумно скучал, Вивьен.
— Я тебя ждала.
— Я знаю. Мне пришлось собирать себя во Тьме. Но я всегда тебя слышал. Каждый день. Каждую минуту. Ты говорила со мной, и я возвращался.
— Навсегда? — прошептала я, глядя в любимые глаза.
— Навсегда, Вивьен.
Кажется, потом я плакала. Где-то в перерыве между горячими поцелуями, жадными ласками и торопливыми признаниями.
И ещё я подумала о том, что если когда-нибудь снова встречу Ржавчину, я скажу, что он был неправ.
О нет, мой дорогой, невозможный, насмешливый друг. Самая лучшая история — это та, которая все же случилась.
И закончилась счастливым концом.
Конец
Мои дорогие друзья!
Я неизменно благодарю вас за поддержку и помощь, за ваши прекрасные слова и эмоции, письма, комментарии и арты к моим книгам. Это крылья для писателя.
Эта история началась с названия «Двериндариум» и нескольких ключевых для меня образов.
Двери всегда считались магическим предметом, порталом между мирами. Во всех культурах существовали обряды по защите дверей от нечисти, недобрых гостей и плохих событий. Да и в современных практиках дверь используется как символ перехода человека в новое состояние.
Так почему бы не существовать миру, в котором люди поклоняются Двери?
А следом пришли образы:
Девушка, которая претворяется сестрой сурового февра.
Бесцветные близнецы с одинаковыми шрамами.
Сын каторжника и красавица-южанка.
Два человека, стоящие на утесе. Он — с загнутыми рогами, а она — с птичьими крыльями.
Двуединые.
Остров, отрезанный от остального мира.
Образов становилось все больше, они обрастали подробностями и деталями, сплетаясь воедино и не давая мне спать. За время написания я полюбила Двериндариум и его героев, надеюсь, вы тоже)
Я уверена, что наши герои найдут свое место в мире Двериндариума. Вивьен однажды расшифрует Закон Парения и это будет невероятный прорыв в жизни всей Империи. Ржавчина все-таки станет королем в Нев-Арде, и у него точно будет новая любовь.
Кристиана порой будет поглощать Тьма, но он обязательно будет возвращаться — каждый раз. Ему есть к кому.
Ринг вернется на остров, а Ливентия будет блистать при дворе императора.
Наш северный лорд ближайшие годы будет занят троном и Колючим Архипелагом, быть правителем совсем непросто. А потом… потом и у него случится новая история.
У каждого героя этой книги будет свой путь, но уже новый.
Сегодня я ставлю точку и прощаюсь с Двериндариумом. Спасибо, что прожили его вместе со мной.
Благо Двери!