Эдек говорит уверенно, как человек, взвесивший все за и против, и никто не осмеливается напомнить ему о пути, где на каждом шагу подстерегает смерть, и о недавней гибели товарищей. Мы понимаем, что он сам все это помнит и, говоря: "Я обязан быть там", - он, как и мы, видит перед собой ту дорогу и на ней трех расстрелянных.
ЖИЗНЬ В ВИЛЬНЮССКОМ ГЕТТО ПОСТЕПЕННО ВХОДИТ в свою колею.
Последняя акция была четыре месяца назад, и люди иногда позволяют себе верить, что немцы сказали правду, и отныне гетто ничто больше не грозит, поскольку оно "виртшафтс-нуцлих" - экономически целесообразно.
Власти гетто прибирают к рукам все внутренние дела. Генс как геттофорштейер (глава гетто) и Деслер в качестве начальника еврейской полиции самовластно правят здесь.
Генс считает, что только железной рукой, усиленной властью полиции, и при умной экономической политике можно обеспечить существование гетто. Он вводит методы суровой диктатуры Его намерения, несомненно, добрые; он искренне считает себя хорошим евреем с развитым самосознанием, одним из спасителей своего народа. Но он не понимает, что все глубже вязнет в трясине сотрудничества с немцами, что из этого болота не выходят чистыми. Деслера все считали пособником и прислужником немцев.
Ненавидимая за свои повадки в гетто, а главное - за действия во время акции, еврейская полиция, руководимая Деслером, отныне превратилась в кнут, занесенный над головами жителей гетто. Деслер начал в нее набирать самых отпетых типов из местного преступного мира. Это были подонки, как будто специально созданные для насилия над другими. Положение полицейских в гетто, с их точки зрения, - прекрасное.
Никаких материальных забот, никаких принудительных работ. Служба дает им особые привилегии, а главное - они спокойны за свою жизнь, потому что в них нуждаются немцы. Возможно, погибнут очень многие евреи, но они, полицейские, уцелеют. Вот такая подоплека, подчас красиво отдекорированная разными высокими идеалами, вроде национализма, коллективной ответственности и тому подобного, стала благодатной почвой для быстрого роста числа их преступных кровавых дел.
Полиция наводит страх на все гетто и становится объектом всеобщей ненависти. Жизнь гетто отдана ей на откуп. Семь узких переулков поделены на три участка. В каждом участке имеется полицейская станция во главе с комиссаром. В особое подразделение выделена так называемая "торвахе" группа охранников на воротах. Ими командует Меир Лев, на всех наводящий страх и всеми ненавидимый в гетто. На улице Страшунь помещается уголовная полиция. Со временем организуется и политический сыск, особо нацеленный на нас.
Кошмар массового уничтожения несколько отдалился. К людям возвращается какое-то душевное равновесие, а с ним и будничные заботы, которые становятся теперь самым главным в жизни. Даже во внешнем виде гетто есть перемена, отражающая наступление нового периода.
Теснота и скученность не исчезли, но все же сейчас уже трудно себе представить, каким образом здесь могли поместиться 29 тысяч человек. Ведь оставшиеся в живых - тысяч двенадцать - и так заполняют все вокруг до отказа. Улицы постоянно запружены толпами. Особенно много молодежи, единственное развлечение которой - кружить по улицам. На улицы высыпали дети. На углах толкаются женщины и старики с завернутыми в тряпье пузатыми горшками и голосят, перекрикивая друг друга: "Горячие пирожки! Покупайте горячие пирожки!"
Вид дворов тоже изменился.
Дворы гетто... У каждого своя история, свое прошлое. Каждый двор - это, фактически, отдельный мир, отдельное гетто в миниатюре.
То же самое и наш двор. Он тоже потихоньку возвращается к жизни.
Здесь проживают сотни людей, от последних нищих до богатеев - местных нуворишей. На воротах табличка: "Шталаг No 304."
На всех воротах, ведущих во дворы, таблички на немецком языке. Они указывают, к какой "эйнгейт" (подразделению) приписаны местные жильцы. Поскольку рабочие заняты на каком-нибудь определенном немецком предприятии, их, в большинстве случаев, селят вместе - блоками. У нас на улице Страшунь 12 живут рабочие "шталага", то есть лагеря советских военнопленных. У них у всех желтые "шейны", у их жен и детей - розовые. Кроме них, здесь ютятся сотни нелегальных, лишенных "шейнов", чья жизнь постоянно висит на волоске. Но теперь и они избавились от страха смерти, и их дети играют во дворе вместе с детьми "шталагцев". Содержание игр почти не изменилось - дети постарше играют в "Понары", маленькие - в полицейских, которые раздают тумаки и отнимают продукты у ворот.
В воротах слева - узкий вход с крыльцом. На первом этаже - дверь в нашу комнату. Сюда собирается молодежь на тайные сходки, сюда товарищи принесли первое добытое оружие, которое до поры спрятано под половицами.
В правом флигеле, где некогда помещался "клойз" - молельня цеха еврейских маляров - теперь детский сад. Внутри квартира разрушена, на стенах уцелели лишь неразборчивые фрагменгы древней живописи. По комнатам перекатываются смех и песни нескольких десятков детишек, старшим из которых по шесть лет. Дети проводят здесь дневное время.
А наверху - притон. На лестнице то и дело натыкаешься на мужчин, спешащих к проституткам в комнаты, битком набитые жильцами. Напротив, во дворе - сарай погребального общества.
Груда черных ящиков - некоторые евреи во время акции "шейна" спаслись, прячась в этих гробах. Стоит единственная в гетто лошадь, которую ежедневно запрягают, чтобы увозить умерших своей смертью на еврейское кладбище в Заречье. Рядом - дешевая столовка, которая обслуживает в основном учителей и учеников. Ежедневно распределяют здесь сотни обеденных порций. По ту сторону раздаточного окна растянулась огромная очередь женщин. Отдел вспомоществования при юденрате два раза в месяц выдает тут молоко, конфеты и варенье для детей до шести лет. Очередь никогда не уменьшается и не кончается.
По вечерам в той же столовке устраиваются репетиции хора под управлением Авраама Шлепа. Подле столовки, справа, на задворках высится гора картофельных очисток. Все жильцы двора тщательно собирают их в специальные ящики. По приказу властей пекарни гетто используют эти очистки при выпечке хлеба и для приготовления картофельных блинов. В том же углу оборудовали лаз в город контрабандисты. С наступлением темноты они принимаются за дело. По чердакам и крышам, которые примыкают к городским кровлям, в гетто переправляют мешки с мукой, солью, иногда даже с сахаром. Контрабанда этих припасов приносит огромные барыши.
В соседнем доме того же двора работает народное училище No 2. Там преподают наши товарищи - Шефтель, Кабачник, Мира Беренштейн и другие. Учащаяся молодежь наполняет двор оглушительным шумом. В хорошую погоду здесь проводятся и уроки гимнастики.
Вечером в зале школы собираются участники драматической ивритской студии, которая готовит пьесу "Вечный жид". Звуки иврита и ивритских песен вливаются в общий сумбур звуков, дополняя характерную звуковую партитуру одного из дворов гетто. Острый и внимательный слух различит в этой вечерней симфонии мучительные вздохи и тихий шепот: "Где достать завтра кусок хлеба?"
Тысячи людей в гетто отходят ко сну с мыслью о хлебе. Все их стремления и усилия сосредоточились теперь вокруг одной проблемы - как прокормиться. Едва отдалился страх смерти, как его место занял страх голода.
В первое время люди питались продуктами, которые удалось захватить из дому и пронести с собой. Многие существовали на вырученное от распродажи вещей, мебели и имущества в день ухода в гетто. Те, кто пронес в гетто вещи, выменивали их на хлеб и картофель Мена происходила обычно на местах работы, куда приходили польки, новоиспеченные спекулянтки, зарабатывавшие на этом шальные деньги. Те из женщин, которые могли сойти за ариек, шли в город, надев на себя по нескольку платьев, одно поверх другого (ценные вещи из гетто запрещалось выносить), и, рискуя головой, обходили квартиры знакомых поляков, где иногда удавалось выменять одежду на продукты.
Со временем немцы упорядочили снабжение гетто. Каждый рабочий, имевший "шейн", получил продовольственную карточку на себя и семью (жену и детей до 16-летнего возраста). В теории каждый владелец карточки имел право на половину пайка, который получали неевреи. На деле евреям доставалось процентов десять от арийской нормы. Отдел снабжения при юденрате вступил в тайные переговоры с литовцами на воротах, городским головой Вильнюса Боракасом и с немецким полицейским уполномоченным Четвертого квартала, куда входит наше гетто, о том, чтобы завозить положенное евреям количество продовольствия. После передачи им крупных сумм переговоры увенчались успехом, и в гетто поступили десятки тонн картофеля, овощей и даже конины.
Юденрат открывает кооператив для полиции и своих служащих, то есть для тех, кто не выходит из стен гетто. Организована сеть дешевых столовых, снабжаемых продуктами с тайных складов юденрата. В них питаются служащие, учителя, женщины и дети. Многие - бесплатно. Те, кто работает внутри гетто, получают зарплату, что частично решает проблему существования.
Евреи, занятые на работах у немцев, получают месячную зарплату. После вычета разнообразных налогов и штрафов на руках остается столь мизерная сумма, что месячного заработка с трудом хватает на 2-3 дня.
Евреям, работающим на военных кухнях, позволено питаться или брать с собой свою порцию супа. Этого хватает на всю семью. Рабочие запасаются хитроумно сконструированными судками, куда входит больше, чем кажется, наливают в них погуще, дома добавляют воды, соли. Так можно накормить многих. В "шитуфе" мы все время питались таким способом.
Однако все это - не выход из положения. Важнейшим и решающим фактором материальной жизни гетто становятся контрабанда и спекуляция.
Добыча продуктов на местах работы превращается у всех, кто выходит из гетто, в навязчивую идею. Разница между ценами в городе и гетто - огромная. Каждый еврей, возвращающийся с работы, что-нибудь да проносит. Почти все занимаются контрабандой. И среди массы людей, занятых на принудительных работах вне гетто, начинают выделяться те, кто оперирует по-крупному, организованно, воруя продовольствие с немецких складов. Со временем эти люди становятся главными поставщиками гетто.
Наиболее сильные физически работают в "ферфлегунгс-лагере" - на немецкой базе снабжения. Среди этих людей выделяются могучие верзилы, прозванные "ди штарке" - "сильные". Это - особая каста. Ее представители - выходцы частью из вильнюсского Новогруда, частью - из преступного мира. В "ферфлегунгслагере" они поражают немцев своей невероятной силой, демонстрируя ее во время переноски тяжестей. Воровать со складов они специалисты. Свою добычу они почти беспрепятственно проносят в гетто: охранники на воротах не рискуют с ними связываться. Так, день изо дня воруют они консервы тысячами коробок, вино, сахар, чай.
Теперь мечта каждого еврея - выгодное место работы, вроде "эйнгейта", занимающегося снабжением немецкой армии. Чтобы туда попасть, платят тысячи, продают пожитки и даже рискуют головой.
Сейчас, когда угроза смерти отодвинулась, началась ожесточенная борьба за перевод из "эйнгейта", где можно просуществовать, в "эйнгейт", где можно подзаработать. Самым хорошим местом считается то, откуда можно больше всего украсть.
Раньше немцы разрешали вносить в гетто дрова. Тысячи евреев ежедневно проходили, неся на спине набитые дровами мешки. Под дровами припрятывали хлеб, мясо, картофель. Обнаружив это, немцы вообще запретили проносить в гетто что-либо. Отныне контрабанда из профессии превратилась в высокое искусство. Мужчины прячут в сапоги рыбу, в штаны - масло и хлеб, в рукава - водку, молоко, жиры.
Женщины обзавелись "корсетами" - матерчатыми мешками, сшитыми по фигуре. Мешки простегиваются по всей длине через каждые десять сантиметров швами, которые делят "корсет" на множество тайников - "малин". В "малины" насыпают муку, горох, крупу, зашивают отверстия и надевают мешок под платье. Обладательница "корсета", хорошо "поправившаяся" на работе, как правило, беспрепятственно проходит через ворота: ее карманы и сумка пусты, и литовский охранник к ней не привязывается... В корсете можно было пронести до 14 килограммов сразу.
Таким мелким предпринимательством занимаются все. Но есть и особо талантливые, отличающиеся кипучей предприимчивостью и образующие почтенное сословие контрабандистов. Через лазы в стенах, щели в воротах, чердаки, выходящие в город, они ежедневно проносят в гетто десятки мешков с продовольствием, а через те самые ворота, где у людей отбирают единственную буханку хлеба или килограмм картошки, эти "воротилы" провозят целые телеги, груженные тоннами продовольствия. Охранники на воротах - в доле с контрабандистами и даже не пытаются связываться с их мощными шайками, называемыми по-блатному "ферейна".
Каждая "ферейна" владеет своей собственной "малиной", недоступной для тех, кто не входит в нее. Словом, настоящая монополия.
Еврейская полиция выслеживает контрабандистов, выискивает проходы и, обнаружив, забивает их досками. "Киты" привлекают полицию в компанию или платят ей мзду. Часты случаи арестов, но у контрабандистов плечи дюжие и капитал тоже - сегодня потеряв сотни, завтра они наверстывают тысячи.
Почетное место в иерархии контрабандистов занимают трубочисты. Им разрешено входить во все дома, лазить по всем крышам. Они - единственные в городе представители своей профессии и умеют это использовать. Их черные ведерки всегда набиты рыбой, мясом, поллитровками и свиным салом. Так, в ведерках через дымоходы они и переправляют добычу.
Трубочисты - закрытая каста, "цех". Чужого они и близко не подпускают и не принимают компаньонов в свою "ферейну". Припасы сбывают на черном рынке: муку - частным пекарням, сахар - надомным конфетным мастерским и кондитерским, все прочее - в подпольные рестораны гетто.
Со временем трубочисты и "ди штарке" нажили целые капиталы, образовав в гетто зажиточный класс, ведущий такую распущенную мотовскую жизнь, какая до гетто им и не снилась.
Живет гетто лихорадочно, опасно, но живет. Во всех практических областях обнаруживается творческая сила и непоколебимая жизнестойкость еврейского Вильно.
Возникают мастерские и даже солидные фабрики, и это - невзирая на невероятные трудности, без средств, почти без сырья и станков. И все-таки всюду заметен прогресс благодаря неукротимой энергии, инициативе и знаниям еврейских инженеров. Работают слесарные, столярные, портняжные мастерские, фабрика керамики, выпускаются пасты, мыло, варенье, плетеные и кожаные изделия.
Основная часть продукции вывозится. Соломенные комнатные туфли, сплетенные руками тысяч еврейских женщин в плетельных мастерских, идут в Германию; в столярных мастерских гетто делают шикарную мебель для вильнюсского окружного комиссара Хингста; несколько десятков специалистов корпят над объемным макетом Вильнюса, заказанным Мурером как подарок Хингсту. Самые крупные в Вильнюсе жестяные мастерские - опять же в гетто...
Но особое место занимают механические мастерские под руководством инженеров Маркуса и Рейбмана. Мастерские разделены по отраслям: слесарное дело, токарное, точная механика, работы по жести, обточка дерева, электроинсталяция, сварка, цех по изготовлению мебели, деревянных сабо и т. д. Сюда обращаются германские предприятия, нуждающиеся в точной ремонтной работе. Много делают мастерские и для самого гетто. Здесь были изготовлены две дезинфекционные камеры, существенно улучшившие санитарное состояние гетто; подпольная мельница, оборудование для станции скорой помощи и больницы, мебель для театра...
Все необходимые производству станки были сконструированы еврейскими инженерами. Было сделано и несколько изобретений. Домашняя печь особой системы немедленно появилась во всех домах гетто. Для часто замерзавших водопроводных труб сконструировали оригинальный электрический обогреватель, который немедленно забрали себе немцы. Сделали второй - его часто просили литовцы.
Во всех этих мастерских заняты сотни евреев, часть не может работать у немцев; особенно много здесь женщин - в швейных и плетельных мастерских. Так сократилось количество безработных, лишенных "шейна". Гетто, предназначавшееся на первых порах для работ на стороне, мало-помалу превратилось в важный для немцев промышленный пункт.
В этом и заключалась центральная идея политики Генса - сделать гетто сильным экономическим фактором, который не сбросишь со счетов, и тем самым увеличить шансы на защиту его жителей от уничтожения. "Только работа нас спасет!" - гетто уверовало в этот лозунг и с головой ушло в работу, подстегиваемое могучим желанием выжить, перебыть тяжелые времена. И хотя эта политика Генса была построена на зыбкой, явно временной основе, она выявила замечательные творческие силы населения гетто, помогла людям взбодриться, окрепнуть физически.
Юденрат создает особые отделы, которые, благодаря последовательной организационной работе и диктаторским методам, контролируют все области жизни. Так был основан отдел снабжения во главе с Трапидо, отдел труда - с Бройдой, технический отдел - с инженером Гохманом, жилищный - с Иосефом Глазманом, санитарный - с адвокатом Григорием Яшуньским. Все они принадлежали к составу юденрата, распущенного в свое время немцами. Теперь каждый из них отвечает только за свой отдел.