Потапов беспокоился за свои фланги, особенно за правый. Наземная обстановка ему была недостаточно ясна, и он требовал активнее вести воздушную разведку.
Вернулся я в штаб и с ходу включился в работу. Хотелось как можно скорее побывать в частях. Однако авиаполки уже перебазировались, штаб армии готовился переехать на восточный берег Днепра. А с утра и части 5-й армии начали движение на Чернобыль, к переправам через реку Припять.
Мой новый КП наметили в Колычевке, северо-западнее Чернигова. Там стоял штаб 62-й бомбардировочной дивизии. И 15 августа, свернув радиосвязь, мы двинулись вслед за колонной штаба армии. На улицы вышли женщины, старики, дети. С. укоризной смотрели они на отходившие колонны. Тяжело было на душе.
Грунтовая дорога, по которой мы двигались, оказалась основательно разбитой, водители вели машины осторожно и медленно. На подходе к городу Чернобыль мы невольно стали наблюдателями яростной бомбардировки гитлеровцами кирпичного завода, находившегося на окраине города. Не оказались обойденными и колонны автомашин, и деревянный мост через реку. Когда раздался сигнал воздушной тревоги, по моей команде все оставили машины и отбежали влево от дороги, то есть против ветра. Учитывая, что немцы, как правило, бомбят без поправки на ветер, я дал такую команду. Из открытых люков посыпались бомбы. Разрывы их шли правее дороги. Немецкий штурманы остались верны себе.
Не успели въехать на мост - новая воздушная тревога. Появились пикировщики Ю-87. Малокалиберная артиллерия, прикрывавшая мост, открыла огонь, и летчики "юнкерсов" отбомбились неприцельно. В мост они не попали, но и наши зенитчики тоже мазали. Сбитых немецких самолетов на этот раз не наблюдалось.
Через два часа пути вдали засинел Днепр, повеяло речной прохладой. Без приключений проехали по деревянному мосту около села Навозы, где и нагнали штаб 5-й армии. После того как ниточка отходящих войск иссякла и части организованно переправились через Днепр, по приказу командующего армией генерала М. И. Потапова мост был сожжен.
- Пока не сгорит дотла и не рухнет, не могу ехать дальше, - произнес командарм.- А чтобы не терять времени, давайте пообедаем.
В доме местной учительницы за обеденным столом сидели мы молча, мрачно поглядывали через окно на пылающий мост. Есть, признаться, не хотелось...
Затем без особых помех добрались до нового командного пункта. На полевом аэродроме, расположенном вдоль опушки леса, стоял десяток замаскированных И-16. К этому времени в полках, оставалось по 10-15 боевых машин, летчиков было в три-четыре раза больше, поэтому летали все светлое время практически без осмотра. Технический состав едва успевал заправлять машины горючим, а вооруженцы пополнять комплект боеприпасов.
Вечером командующий ВВС фронта генерал Ф. А. Астахов, минуя штаб ВВС армии, поставил нашим дивизиям новые боевые задачи. По этому приказу в интересах 5-й армии действовал лишь 92-й истребительный авиаполк, прикрывавший Чернигов, переправы через Десну.
И вот 23 августа я стал свидетелем воздушного боя звена И-16 со звеном фашистских бомбардировщиков Хе-111. На высоте примерно 1400 метров наши истребители своими атаками воспрепятствовали противнику произвести прицельное бомбометание.
Младший лейтенант Г. С. Банченков, израсходовавший боезапас, решил таранить "хейнкель" и, догнав немецкий самолет, ударил его воздушным винтом по левой плоскости и левой стороне фюзеляжа. Бомбардировщик упал неподалеку от переднего края на территории, занятой противником. Хорошо наблюдался взрыв и затем поднявшийся высоко черный дым. То горел на земле вражеский бомбардировщик.
Летчик Банченков был представлен к высокой награде, однако согласно существовавшим тогда порядкам в качестве вещественного доказательства тарана требовалось снять с самолета табличку с указанием номера двигателя. Как снимешь эту табличку, если самолет упал за передним краем в расположении немецких войск? Я привел этот эпизод для того, чтобы еще раз напомнить, сколько поистине героических подвигов совершили советские летчики, смело вступавшие в воздушные бои над территорией, занятой противником, и сколько сбитых ими вражеских самолетов не засчитывалось.
Выполняя решение командующего фронтом, тылы, а вслед за ними и поредевшие в непрерывных боях стрелковые соединения 5-й армии отходили по переправам через Десну на юг. Штаб армии часто менял свою дислокацию, и важно было не потерять с ним связь. Нам тоже приходилось перемещаться. На случай внезапного прорыва фашистских танков авиачастям были даны запасные аэродромы в районах Ахтырки, Полтавы. Харькова.
29 августа я перенес КП на аэродром Веркиевка, расположенный в 50 километрах юго-восточнее Чернигова. Здесь нам вскоре довелось встретиться с командующим войсками Юго-Западного фронта Героем Советского Союза генерал-полковником М. П. Кирпоносом, который был родом из этого села.
Буквально через день обстановка еще более осложнилась. Немецко-фашистские войска из района Гомель, Клинцы нанесли сильный удар на юг в общем направлении Чернигов, Прилуки. Преодолев упорное сопротивление войск 5-й армии, противник захватил плацдарм на южном берегу реки Десна, в районе Вибли (восточнее Чернигова), и организовал там переправу. Немцам удалось захватить исправную переправу и у села Окуниново (в 20 километрах юго-западнее Чернигова).
В районе Салтыково, Девица противник сильно потеснил войска нашего правого соседа - 21-й армии, нанес удар по тылам 5-й армии, угрожая непосредственно аэродромам. Пришлось в спешном порядке передислоцировать части 62-й бомбардировочной авиадивизии, которой командовал полковник В. В. Смирнов.
Нам постоянно ставились задачи - уничтожать вражеские переправы через Десну и форсировавшие реку немецко-фашистские войска. Однако исправных самолетов с каждым вылетом становилось все меньше, и мы уже не могли наносить непрерывные удары по гитлеровцам. Действиями мелких групп истребителей и штурмовиков остановить противника было невозможно - в лучшем случае удавалось лишь замедлить его продвижение.
13 сентября советские войска вынуждены были оставить Нежин, несколько дней спустя - Прилуки. Части 5-й армии отходили на Пирятин. В общей колонне мы медленно ехали туда, а фашистская авиация неоднократно бомбила нас, не нанося, правда, особого вреда.
По состоянию на 13 сентября в ВВС 5-й армии оставался лишь 31 исправный самолет: 2 бомбардировщика (СУ-2 и СБ) и 29 истребителей, в том числе 5 устаревших И-16 и 3 И-153. Всеми исправными самолетами мы наносили удары по прорвавшимся танковым и моторизованным частям немцев, вели воздушную разведку.
15 сентября КП командарма генерала М. И. Потапова находился на хуторо севернее Пирятина. Сюда же прибыли командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник М. II. Кирпонос со штабом, командующий ВВС фронта генерал-майор авиации Ф. А. Астахов. Поблизости расположился и наш КП. Угроза окружения, о которой мы знали и доносили командованию, становилась все более реальной. Однако решение на отход своевременно не было принято, и в результате танковые группировки противника, продвигавшиеся с севера и юга, соединились в районе Лохвицы. Значительная часть войск Юго-Западного фронта, в том числе и остатки нашей 5-й армии, оказалась в кольце.
В авиаполках 62-й бомбардировочной и 16-й смешанной авиадивизий осталось значительное количество летчиков и экипажей, не имевших самолетов. Из-за частых перемещений, быстрого развития событий на фронте, их не успели отправить в тыл. Я обратился к генералу Ф. А. Астахову с просьбой запросить у командующего ВВС Юго-Западного направления генерала Ф. Я. Фалалеева 4-5 транспортных самолетов для вывозки летчиков из окружения. Это можно было сделать вечером 16 сентября с одного из ближайших к Пирятину аэродромов - все грунтовые дороги были уже перерезаны фашистскими танками.
Из Харькова вскоре получил ответ, что самолеты будут на полевом аэродроме Гребенка, юго-западнее Пирятина, и немедленно передал приказание командирам авиадивизий об отборе и своевременной переброске людей, а руководство приемом транспортных самолетов возложил на командира 16-й авиадивизии генерала В. И. Шевченко.
Я упомянул о новой руководящей инстанции - командующем ВВС направления. Эта должность была учреждена в июле 1941 года. Командующим ВВС Юго-Западного направления был назначен генерал-майор авиации Ф. Я. Фалалеев. В создавшейся сложной обстановке это мероприятие оказалось очень своевременным еще и потому, что командующий и штаб ВВС Юго-Западного фронта, находясь в окружении, не могли даже управлять соединениями и частями авиации, вылетевшими из котла. Тем временем на аэродромы в тыловую зону прибывали авиачасти из резерва Ставки. Командующий ВВС направления стремился обеспечить организованные действия авиации для поддержки войск, занявших новые рубежи обороны.
К вечеру 16 сентября все самолеты, как исправные, так и неисправные, но способные взлететь, перебазировались из ройна окружения на запасные аэродромы, расположенные вне кольца. Чтобы проверить организацию отправки людей по воздуху, к наступлению сумерек я приехал на аэродром Гребенка.
Ночного старта и средств радиосвязи не было. Находившийся на летном поле командир авиабазы доложил, что согласно распоряжению, полученному из штаба ВВС фронта, аэродром он заминировал, применив для этого фугасные авиабомбы, и что при возникновении реальной угрозы прорыва гитлеровцев готов уничтожить все важные объекты.
Еще не успели выложить линию костров ночного старта, как на аэродром произвел посадку самолет-бомбардировщик СБ. На нем прибыл из штаба Юго-Западного направления генерал-майор И. X. Баграмян со срочным заданием к командующему фронтом. Поскольку самолет СБ возвращался на свой аэродром без генерала, я воспользовался этим и отправил несколько летчиков-истребителей, разместившихся в кабинах экипажа и в бомбоотсеке.
С наступлением ночной темноты появились четырехмоторные бомбардировщики ТБ-3. На земле были зажжены костры, выпущено несколько зеленых ракет. Однако корабли сделали несколько кругов над аэродромом и ушли без посадки. Также ушли и появившиеся вслед Ли-2. Летчики, очевидно, усомнились в возможности производства посадки. Связаться с ними мы не могли и, подождав еще часа два, отправили летчиков на автомашинах в Пирятин, где они присоединились к колонне, двигавшейся на восток.
Поздно вечером командующий 5-й армией генерал М. И. Потапов сообщил мне, что Ставка Верховного Главнокомандования разрешила оставить Киев и что предстоит дальнейший отход на восток. Неподалеку от нашего штаба, на опушке молодого лесочка, я поставил на всякий случай в укрытие уцелевшие 6 самолетов У-2 эскадрильи связи. Машины были хорошо замаскированы.
17 сентября днем севернее Пирятина послышалась артиллерийско-минометная стрельба. Для уточнения наземной обстановки выслал по разным маршрутам два самолета У-2. Минут через 30 один из самолетов вернулся. Летчик доложил, что их обстреляли немецкие мотоциклисты. Поскольку экипаж летел низко, огнем с земли был тяжело ранен штурман. Выяснилось, что наша пехота отходит на Пирятин и ведет бой с мелкими группами пехоты противника. Второй самолет, вылетевший в северо-восточном направлении, не вернулся - очевидно, его сбили.
Я предложил генералу Астахову использовать, пока не поздно, четыре исправных У-2 и на них ночью вывезти из окружения Военный совет Юго-Западного фронта. Вскоре Астахов сообщил мне, что командующий фронтом генерал Кирпонос и члены Военного совета решили остаться с войсками и разделить с ними судьбу.
Тогда по моему приказу летчики вместе с техническим составом перелетели на аэродром Ахтырка. Я же вместе со штабами 5-й армии и Юго-Западного фронта остался в окружении.
Перед рассветом 19 сентября ко мне прибыл необычайно расстроенный офицер связи, находившийся при штабе армии, и доложил, что ночью все штабные учреждения куда-то убыли, а он задремал, и его никто не разбудил. Обсудив создавшееся положение, пришли к единодушному выводу - двигаться надо на восток, на Куреньки, поскольку это наиболее вероятное направление движения ушедших штабов. И небольшая колонна автомашин управления ВВС 5-й армии тронулась в путь, к переправе через реку Удай.
У моста на насыпи образовалась огромная очередь автомашин, различной техники вперемешку с конными повозками. Мы с трудом втиснулись в эту массу.
Стало светать. Как и следовало ожидать, появились немецкие пикирующие бомбардировщики и с ходу начали бомбежку, обстрел моста. Огонь малокалиберной зенитной артиллерии и пулеметов, прикрывавших переправу, мешал фашистским летчикам в прицеливании. Но положение все более осложнялось, совсем неподалеку послышались разрывы мин. Противник спешил настичь отходящие части.
Однако мы успели перебраться на восточный берег и на грузовой машине двинулись по полевой дороге вдоль реки Удай на Куреньки. Где-то слева, северо-восточнее, изредка раздавались короткие пулеметные очереди.
Вскоре мы нагнали пешую колонну штаба фронта, двигавшуюся по той же дороге. Среди них находился и генерал Ф. А. Астахов. Он шел в облаке пыли с сучковатой палкой в руке, и я предложил ему перейти на нашу полуторку. Федор Алексеевич отказался:
- Поезжайте вперед, осуществляйте, так сказать, разведку, я пешком пойду.
На окраине села Куренькм мы остановились, поджидая штабную группу. На востоке, в низине реки, виднелся населенный пункт Писки. Оттуда доносились разрывы мин. Гитлеровцы вели огонь по перекрестку дорог. Под обстрелом находилась и та самая дорога, по которой мы намеревались свернуть ни село Чернухи. Попробовали обойти обстреливаемый участок по реке Удай, но дно здесь оказалось вязким, сквозь высокие камыши и густую осоку продраться было трудно. Пришлось свернуть на берег и лесом выйти на довольно безопасный участок дороги.
Уже в ночной темноте добрались до Городищ, куда втягивались все новые колонны бойцов. В селе разыскали штаб 5-й армии. От усталости и голода с трудом держались на ногах. Едва нашли свободное место на одном из дворов, буквально все свалились на землю и заснули.
20 сентября примерно в 14 часов мы вновь встретили группу штаба фронта и армии. Генерал М. П. Кирпонос стоял на опушке рощи села Шумейково, расположенной в 12 километрах юго-западнее города Лохвица. На хорошо просматриваемой местности виднелись многочисленные мелкие группы командиров и красноармейцев, идущие врассыпную в общем направлении на восток, к реке Сула.
Днем со стороны Лохвицы роща была атакована и обстреляна десятком фашистских танков. При мне появилось еще 6-7 немецких танков, двигавшихся по большаку на юг. Спустя некоторое время они развернулись и открыли огонь по красноармейцам. Затем подтянулись вражеские автоматчики. Уже со всех сторон раздавалась пулеметная и автоматная стрельба. С наступлением вечерней темноты местность то и дело освещалась немецкими ракетами, обстрел все усиливался.
В 200 метрах юго-восточнее наших штабов на опушке рощи я находился в обороне с небольшой группой красноармейцев. Когда освещение ракетами ослабело, автоматная стрельба переместилась левее, я повел остатки своей группы на северо-восток, и в течение ночи мы дошли до населенного пункта Будаква. По карте здесь значился мост. Произвели осторожную разведку переправы. Мосточек оказался ветхим, бревенчатым. Немцев здесь пока не было, и мы в темноте осторожно перешли по нему через реку Сула. Затем без столкновения с противником достигли северной окраины села Березовая Лука.
А вечером - снова в поход. К рассвету добрались до реки Псел. Группа, появившаяся впереди нас, завладела лодкой и переправилась на противоположный берег. Мы вынуждены были перебираться через реку по остаткам моста, наполовину вброд, а то и вплавь.
В селе Лютеньки встретили наших кавалеристов. Наконец-то свои! Командир сторожевой заставы, занимавшей по берегу реки оборону, сердечно приветствовал нас и, накормив, с попутной машиной помог уехать в Зеньков. Здесь начальник гарнизона также заботливо устроил нас на ночлег, обещал помочь добраться до Харькова. Утром туда шла автомашина, но кружным путем через Белгород. Однако и это устраивало. Я намеревался доставить всех вышедших из окружения бойцов в Харьков, но в Ахтырке начальник гарнизона приказал рядовому и сержантскому составу проследовать на пункт сбора. Здесь доукомплектовалась стрелковая дивизия.
Днем 23 сентября я добрался до Харькова и начал войски штаба ВВС фронта. В центре города у трамвайной остановки случайно встретил своего старого боевого товарища - бывшего военкома 3-го дальнебомбардировочного авиакорпуса бригадного комиссара А. К. Одновола. Он с трудом узнал меня - так я изменился. Александр Кириллович помог найти штаб, где я представился командующему ВВС Юго-Западного направления, а теперь и фронта - генерал-майору авиации Ф. Я. Фалалееву.
На следующий день меня вызвали к командующему Юго-Западным направлением Маршалу Советского Союза С. К. Тимошенко. Он прежде всего задал вопрос, где я видел в последний раз генерал-полковника Кирпоноса и члена Военного совета фронта Бурмистенко.
Я рассказал, что знал, сообщил об отказе командующего Юго-Западным фронтом воспользоваться самолетом, добавил, что в пешем строю многим удалось пробиться к своим.
В ту минуту я не знал, что командующего войсками Юго-Западного фронта Героя Советского Союза генерал-полковника М. П. Кирпоноса уже нет в живых.