В районе Москвы погода была плохая, а на юге - безоблачная, с хорошей видимостью, и до Камышина мы летели на средней высоте, в дальнейшем снизились на малую. Весь полет протекал спокойно. Под нами мелькали утопающие в зелени садов станицы, хуторки, связанные паутиной степных дорог.
Когда прилетели в Морозовский и вышли из самолета, на нас дохнуло горячим июльским воздухом. Основной аэродром выглядел пустым - здесь не было ни одного бомбардировщика. Несколько транспортных и лсгкомоторных связных самолетов, а также шесть истребителей отдельной эскадрильи капитана Куманичкина, входившей в состав дивизии, были рассредоточены за границей летного поля и замаскированы. А вот на ближайшей к городу границе аэродрома скученно стояли самолеты-штурмовики Ил-2, пригнанные из строевых частей в ремонтный фонд окружных мастерских.
- Сколько раз напоминал руководителям мастерских, что самолеты надо рассредоточить! - с возмущением заметил командир дивизии полковник Ф. И. Меньшиков.- Жестоко поплатятся за это.
Меньшиков доложил, что над Морозовским участились пролеты воздушных разведчиков противника, поэтому свои бомбардировочные авиаполки он разместил на полевых площадках, находящихся в стороне от основного аэродрома. А вот штаб авиадивизии неудачно располагался в центре Морозовского; крупные белые здания его выделялись на фоне основных домов, мало того, к ним подъезжали и уезжали различные автомашины, поднимая облака пыли.
- Не на месте штаб, - предупредил я командира дивизии, - много демаскирующих элементов. - И дал указание перенести его, и возможно быстрее, в менее заметное место.
После напряженного дня я воспользовался предложением Федора Ивановича пообедать и немного отдохнуть с дороги. Однако отдых продолжался недолго проснулся от близких разрывов авиабомб. Как оказалось, группа немецких бомбардировщиков отбомбилась по городку, и наш дом перекрыла серия бомб. Хорошо, что я накинул на себя вместо одеяла кожаное пальто: вылетевшие из окон стекла не принесли вреда.
Начальник штаба дивизии доложил, что появились сообщения о тревожной наземной обстановке: из ряда населенных пунктов, находящихся в 50-60 километрах севернее и западнее Морозовского, работники сельсоветов, дежурные телефонистки сообщали о появлении немецких войск на автомашинах, местами были замечены и танки.
Когда мы вышли на улицу, то увидели, что вдоль северной окраины города, там, где проходила грунтовая дорога в направлении на Сталинград, стояла плотная пыль, поднятая колоннами автомашин, следовавшими в восточном направлении. Затем штаб авиадивизии получил краткое сообщении от начальника светомаяка, находившегося в 25 километрах северо-западнее аэродрома, что он видит немецкие автомашины, направляющиеся на Морозовский, и работу маяка свертывает и уезжает...
Посланные операторы выяснили, что мимо Морозовского движется в восточном направлении довольно разношерстная автомобильная колонна. А опрошенные командиры отходивших подразделений единодушно утверждали, что вслед за ними идут бронетанковые колонны немецко-фашистских войск. Противник приближался к Морозовскому.
Это неожиданное сообщение как-то не вязалось с моими представлениями о наземной обстановке и данными, полученными накануне в Генеральном штабе. Может быть, сведения о приближении противника к Морозовскому ложные и распространяются паникерами?
Высылаю два экипажа на самолетах Ил-4. Один - на запад, другой - на северо-запад. Им приказано разведать проселочные дороги, ведущие на Морозовский, и установить, где и данный момент двигаются наши колонны, а где противник.
Одновременно связисты сумели восстановить телеграфную связь со штабом ВВС Южного фронта. Попросил к аппарату командующего ВВС фронта генерала К. А. Вершинина. Пока велся разговор о прорыве немецко-фашистских войск в нашем направлении, вернулись посланные на разведку экипажи. Они доложили, что к Морозовскому приближаются последние колонны наших автомашин, очевидно тыловые части, а вслед за ними, километрах в 30 северо-западнее и западнее аэродрома, идет, по-видимому, противник. Над дорогами висит такая плотная пыльная завеса, что распознать принадлежность автомашин невозможно. Экипажам пришлось снизиться до 300 метров, но с земли открыли по ним сильный пулеметный огонь. Оба наши бомбардировщика получили повреждения. На одном Ил-4 возникла течь бензина, угрожающая пожаром, на втором оказалось поврежденным управление, и летчик с трудом произвел посадку.
В сложившейся обстановке я приказал командиру 50-й авиадивизии перебазировать части, как было предварительно намечено, на аэродром в районе Сальска. Тылы мы решили отправить оттуда своим ходом и воспользоваться еще действовавшей паромной переправой через Дон у станицы Константиновской.
Порядок перебазирования я определил такой: первым вылетает в Сальск полковник Меньшиков и организует там прием самолетов. Я покидаю Морозовский после взлета последнего экипажа дивизии и также произвожу посадку на аэродром Сальск.
Узнав, что помимо окружных авиаремонтных мастерских в городе дислоцируется запасной стрелковый полк, я, как старший начальник в Морозовском, вызвал командира и комиссара этой части, а также представителя военного коменданта железнодорожной станции, начальника окружных мастерских и прежде всего ознакомил их с наземной обстановкой. Затем выяснил наличные силы. Командир запасного стрелкового полка доложил, что в части около 2000 бойцов и 12 стволов артиллерии среднего калибра. Подразделения совсем недавно укомплектованы личным составом и пока еще не сколочены.
Выяснилось, что на железнодорожной станции скопилось несколько санитарных поездов, эшелоны с различным имуществом, подлежащим эвакуации на восток. Принимаются экстренные меры к их отправке. Но для того чтобы выполнить эвакуационные мероприятия, нужно хотя бы 3-4 часа времени.
В авиаремонтных мастерских, как удалось установить, имелось три полностью отремонтированных самолета Ил-2. Нашлись и летчики, которые смогли поднять штурмовики в воздух и перегнать их на тыловой аэродром. Но остальной ремфонд требовалось вывозить по железной дороге.
Командир запасного стрелкового полка доложил, что у него задача занять оборону, прикрыть эвакуацию санитарных и прочих поездов с железнодорожной станции. По выполнении задачи полку отойти на Калач.
Вскоре авиация противника совершила налет на Морозовский. Группа фашистских бомбардировщиков нанесла удар по железнодорожной станции. Второй эшелон вражеских самолетов бомбил аэродром. Но там уже наших боевых машин не было. Удар пришелся в основном впустую. Правда, досталось скученно стоявшим штурмовикам ремонтного фонда Ил-2. Немецкие бомбардировщики буквально засыпали аэродром мелкими осколочно-зажигательными бомбами, так называемыми лягушками, - удалось разбить один самолет Ил-2 и три машины повредить. Несколько транспортных и легкомоторных связных самолетов получили несущественные повреждения.
А вылет экипажей 50-и авиадивизии был произведен в полном порядке. К 20 часам 12 июля 1942 года все самолеты находились в воздухе. Примерно в то время начали вытягиваться на дорогу и тыловые части дивизии. Они двинулись на паромную переправу у станицы Константиновской.
Перед наступлением темноты с опустевшего аэродрома взлетел последним и наш самолет.
На аэродроме в районе Сальска, где совершили посадку бомбардировочные полки 50-й авиадивизии, местных тылов почти не было. Это затрудняло боевую работу соединения, и полковнику Меньшикову пришлось лично вылететь в станицу Константиновскую и ускорить переправу через Дои батальонов аэродромного обслуживания, инженерно-технического состава авиаполков.
Все мои попытки установить контакты с Москвой не увенчались успехом: немцы, вышедшие к большой излучине Дона и непосредственно к Ростову, нарушили многие линии телеграфной и телефонной связи. Тогда я решил вылететь в Сталинград, куда еще не докатились боевые действия, и оттуда связаться со штабом АДД. Отбывая из Сальска, приказал командиру авиадивизии находиться в готовности для удара по войскам противника. Если не удастся связаться с Москвой, выполнять боевые задачи командующего ВВС фронта генерала К. А. Вершинина.
13 июля 1942 года я вылетел в Сталинград. От Сальска наш маршрут проходил строго на север. Голубую ленту Дона мы пересекли западнее станицы Романовская. Шли на высоте 100-200 метров. Я находился в кабине на правом сиденье и хорошо видел, что делалось на земле.
Миновали Дон. На проселочной дороге Николаевская - Цимлянская я заметил облака пыли, поднятые большой колонной, двигавшейся на восток. Проносимся над немецкими бронетранспортерами, грузовиками. Противник, видимо, не ожидал появления советских самолетов с юга, а может быть, поздно обнаружил нас, во всяком случае, огня не открывал. Вражеские бронетранспортеры и автомашины с мотопехотой шли размеренно, на одинаковых дистанциях друг от друга. Припорошенная пепельной пылью колонна зловеще и медленно ползла по степи.
Довернули корабль вправо. Вскоре под крылом заметили реденькое охранение отходящих войск, ниточку нашего арьергарда.
На окраине станицы Цимлянская, где самолет шел низко над рекой, видели, как вброд через Дон переправлялись артиллеристы. Орудия вязли в илистом дне, номера расчетов с трудом выталкивали их на руках на берег. Пролетая через Тормосин, также было видно отходящие к этому населенному пункту немногочисленные подразделения стрелковых войск.
А вот и Сталинград - большой, дымный, раскинувшийся на многие километры вдоль правого берега Волги. Наш самолет совершил посадку на центральном аэродроме города. Здесь я встретился с командующим ВВС Северо-Кавказского военного округа генерал-майором авиации Козьминым. Он формировал тут из состава авиационных школ истребительные и штурмовые авиаполки. Летчики-инструкторы назначались командирами - подразделений, старшими летчиками, а изрядно поработавшие и довольно потрепанные самолеты И-153 и И-16 старых серий включались в боевой состав. Делалось это, разумеется, не от хорошей жизни. Обострившаяся обстановка на фронте вынуждала идти и на такие крайние меры. Вновь сформированные авиаполки уже использовались для воздушной разведки в междуречье Волга - Дон.
В течение всего дня до позднего вечера мы пытались связаться со штабом АДД, но безуспешно. На рассвете следующего дня вылетели в Москву.
И вот я докладываю командующему АДД о результатах поездки в 50-ю авиадивизию, передислокации ее частей, тревожной обстановке под Сталинградом.
- Чует мое сердце, - озабоченно произнес Голованов, - авиации дальнего действия придется основательно поработать на сталинградском направлении...
К середине лета 1942 года АДД уже немного увеличилась и пополнила самолетный парк. Это позволило нам сформировать несколько новых дальнебомбардировочных авиадивизий. Однако задачи возрастали, и мы по-прежнему ощущали нехватку сил.
Дальними маршрутами
15 июля Военный совет АДД чествовал наших первых кавалеров ордена Отечественной войны, учрежденного весной 1942 года. Высокой награды были удостоены майоры П. П. Марков, И. Г. Тропинин, Д. В. Чумаченко, капитаны М. В. Симонов, Г. М. Рогозин, В. И. Патрикеев, старший лейтенант Е. И. Борисенко и другие.
Пополнилась и славная семья Героев Советского Союза. В тот день Председатель Президиума Верховного Совета СССР вручил в Кремле ордена Ленина и медали "Золотая Звезда" майорам Э. К. Пусэпу, С. М. Романову и А. П. Штепенко, награжденным за отвагу и геройство при выполнении задания правительства по осуществлению дальнего перелета.
Что это был за перелет? О нем следует сказать особо. По заданию Сталина генерал Голованов разработал несколько вариантов дальнего перелета из Москвы в США. Авиации дальнего действия ставилась задача доставить в Вашингтон ответственного и полномочного представителя Советского правительства. Государственный Комитет Обороны, рассмотревший предложения АДД, остановился на несколько необычном варианте маршрута, рассчитанного на пролет через линию фронта: Москва - Лондон - Исландия - Канада - США.
Сталин считал, что противник вряд ли сможет предположить перелет через линию фронта члена Советского правительства, и на таком маршруте, видимо, менее всего вероятны ловушки немецкой разведки.
Экипаж тяжелого четырехмоторного бомбардировщика Пе-8, назначенный для выполнения важной дипломатической миссии, укомплектовали бывшими полярными летчиками, которые имели огромную практику полетов, в сложных условиях Крайнего Севера. Члены экипажа, совершившие пробный полет по утвержденному маршруту, были убеждены в том, что по данной трассе будут перегонять авиационную технику, поставляемую по ленд-лизу. Словом, намечаемый правительственный перелет сохранялся в строжайшей тайне.
И все-таки случилось непоправимое. Командир корабля Сергей Андреевич Асямов трагически погиб. И не на нашем самолете, а на английском, когда летел в качестве пассажира по местной авиалинии Великобритании: самолет воспламенился в воздухе и разбился.
Погибшего командира корабля заменил известный полярный летчик Эндель Карлович Пусэп, доставивший советский четырехмоторный бомбардировщик обратно в Москву. В дальнейшем он же повел воздушный корабль в США по недостаточно изученной и освоенной трассе, полной опасностей, неожиданностей. На борту самолета в качестве пассажира находился народный комиссар иностранных дел СССР В. М. Молотов.
Экипаж краснозвездного бомбардировщика пересек линию фронта на большой высоте. Пассажиры успешно пользовались кислородным оборудованием. Полет до Лондона протекал нормально. Затем маршрут пролегал над царством льда и снега, где экипажу пришлось применить средства астронавигации.
Преодолев циклоны и связанные с ними невзгоды, посланцы Страны Советов побывали в США и Великобритании. Их визит и дипломатические переговоры способствовали укреплению антигитлеровской коалиции.
Было бы неправильно думать, что майор Э. К. Пусэп и его боевые друзья были удостоены высокого звания Героя Советского Союза только за выполнение этого сложного правительственного задания. На их счету имелось много боевых вылетов.
Э. К. Пусэп хорошо знаком мне еще по Оренбургской военной школе летчиков и штурманов. В учебной бригаде, которой я командовал в середине тридцатых годов, Пусэп считался одним из лучших командиров звеньев. Замечательный методист, отличный летчик, он безупречно пилотировал и в воздухе был дисциплинирован, решителен, находчив и вынослив. Эти замечательные качества пригодились ему и в годину суровых боевых испытаний. Пусэп участвовал в налетах на дальние цели Берлин, Данциг, Тильзит, другие военно-промышленные центры. Примерно через три дня после вручения ордена Ленина и медали "Золотая Звезда" майор Пусэп в числе первых прорвался к Кенигсбергу. Путь к объекту бомбометания преграждал не столько зенитный огонь врага, сколько необычайно сложные погодные условия. Это был, пожалуй, один из самых трудных полетов нашей авиации в глубокий тыл противника.
"Если раньше мы часто посматривали на небо, ждали метеосводок, выжидали хорошей погоды, то сейчас мы знаем одно: быть над целью тогда-то. И все...вспоминал о полете на Кенигсберг Герой Советского Союза Э. К. Пусэп.- На этот раз мы столкнулись с редким явлением и не сразу даже сообразили, в чем дело. В облаках появились вспышки огней. Одни думали, что это зенитки быот, другие полевая артиллерия. Так или иначе, решили выйти из зоны огня. И только когда стук града о плоскости и фюзеляж машины дошел до нашего слуха, ясно стало, что это гроза. Это было куда опаснее орудийного огня.
Самолет наэлектризовался и начал светиться. Молнии слепили глаза. Огненные языки бегали по стеклам кабины. Концы всех четырех винтов были окружены огненным кольцом, с плоскостей срывались языки пламени, радиокомпас временами глохнул и на щитках его управления бегали огоньки.
Пришлось пойти на снижение. Пробив сплошную облачность, преодолев все препятствия, мы все же вышли на Кенигсберг. Задание было выполнено".{37}
Наши летчики, в том числе некоторые дальнебомбардировочные части и экипажи ВВС Военно-Морского Флота, неоднократно совершали налеты на Берлин, Данциг, Штеттин, другие крупные военно-промышленные объекты противника. Авиация дальнего действия по заданию Ставки наносила удары по военным объектам Кенигсберга, другим дальним целям, расположенным в глубоком тылу фашистской Германии. На выполнение этой сложной и ответственной задачи были выделены наиболее опытные экипажи на самолетах Ил-4, Пе-8 и Ер-2. Остальные получили задачу действовать по прежним целям на воронежском и сталинградском направлениях, особенно в районах переправ противника через реку Дон.