Глава восемнадцатая
Знаешь, Анджела, мне совсем не хочется рассказывать тебе, что было дальше.
Думаю, я намеренно оттягивала этот момент.
Слишком много боли причиняют мне те воспоминания. Потянуть еще?
Пожалуй, нет, давай покончим с этим.
Март 1941 года подходил к концу.
Зима выдалась долгой. В начале месяца на Нью-Йорк обрушился сильный буран, и несколько недель город расчищали от снега. Нам страшно надоело мерзнуть. В «Лили» стоял холод, гуляли сквозняки, в ледяных гримерках было не согреться – они скорее годились для хранения мехов.
От холода у нас шелушилась кожа и выскакивали простуды на губах. Девчонки мечтали поскорее нарядиться в весенние платья и продемонстрировать ножки, вместо того чтобы кутаться в пальто и несколько шарфов, как мумии. Я видела, как некоторые артистки надевали под платья рейтузы и тайком снимали их в дамской комнате ночного клуба, а в конце вечера, прежде чем выйти на ледяные улицы, так же незаметно надевали. Поверь, Анджела, даже солистка бурлеска выглядит совсем не сексапильно в рейтузах! Я целыми днями шила легкие платья в тщетной надежде, что погода непременно улучшится, как только у меня появится новый летний гардероб.
Наконец к исходу месяца пришло потепление, и холода отступили.
Стоял один из тех ясных солнечных дней, когда кажется, что лето уже не за горами. Я тогда еще слишком недавно жила в Нью-Йорке, чтобы не поддаться на обман (март здесь очень коварен!), поэтому, завидев солнце, позволила себе порадоваться.
Дело было в понедельник. В театре царила темнота. Среди утренней почты я нашла приглашение, адресованное Эдне. Тем вечером Британо-американская женская ассоциация устраивала в «Уолдорфе» благотворительный бал, средства от которого планировалось направить на поддержку вступления Соединенных Штатов в войну.
Организаторы извинялись за столь запоздалое приглашение и просили миссис Уотсон почтить мероприятие своим присутствием. Мол, ее имя повышает престиж любого события. И не соблаговолит ли миссис Уотсон попросить юную звезду Энтони Рочеллу сопровождать ее на бал? Возможно, они даже исполнят свой знаменитый дуэт из «Города женщин», на радость собравшимся дамам.
Обычно я сразу отказывалась от всех приглашений в адрес Эдны, даже не посоветовавшись с ней. График выступлений не оставлял времени на светскую жизнь; Эдну и так рвали на части. Поэтому я чуть было не написала отказ, но потом задумалась. Я знала, что Эдна ратует за вступление Соединенных Штатов в войну, и это, пожалуй, единственное дело, которое ее искренне заботит. Я много раз слышала, как они с Оливией обсуждали этот вопрос. Организаторы не требовали многого – всего-то спеть песню, станцевать, посетить ужин. И я показала приглашение Эдне.
Та сразу же согласилась пойти на бал. Заявила, что засиделась дома, устала от бесконечной зимы и не прочь развеяться. И готова на все ради своей бедной Англии. Она попросила меня позвонить Энтони и выяснить, готов ли тот составить ей компанию и спеть дуэтом. Энтони ответил согласием, что меня удивило, но лишь отчасти. Политика его не интересовала – в сравнении с Энтони даже я выглядела знатоком, – но Эдну он обожал. (Если я забыла упомянуть о том, что Энтони обожал Эдну, то лишь по одной причине: слишком утомительно перечислять всех, кто ее обожал. Просто знай, Анджела: ее обожали все.)
– Конечно, детка, я смотаюсь туда с Эдной, – ответил Энтони. – Дадим им жару.
– Премного благодарна, дорогая, – сказала Эдна, когда я сообщила, что Энтони согласился ее сопровождать. – Вместе мы наконец победим Гитлера, а если повезет, даже вернемся домой вовремя.
Все выглядело совершенно невинно.
Казалось бы, что такого: обычный совместный выход двух артистов на абсолютно бессмысленное политическое мероприятие, организованное группой обеспеченных манхэттенских дам, которые никак не могли повлиять на ход войны в Европе, хоть и руководствовались самыми благими намерениями.
Но вышло по-другому. Когда я помогала Эдне одеться к балу, вошел Артур. Он увидел, что Эдна готовится к выходу, и спросил, куда она собралась. Эдна ответила, что едет в «Уолдорф», где ей предстоит выступить на благотворительном балу, организованном местными дамами в поддержку бедной старой Англии. Артур обиделся. Он напомнил, что они собирались в кино. («У нас всего один выходной в неделю, черт возьми, всего один!») Эдна извинилась («Но это ради Англии, дорогой!»), и небольшая размолвка супругов вроде бы сошла на нет.
Но через час за Эдной заехал Энтони, и Артур, увидев его в смокинге (пожалуй, Энтони слишком вырядился для такого случая), снова разозлился.
– А он что здесь делает? – поинтересовался Артур, глядя на Энтони с нескрываемым подозрением.
– Мы идем на бал вместе, дорогой, – пояснила Эдна.
– Но почему с ним?
– Потому что его тоже пригласили, дорогой.
– Ты не говорила, что у тебя свидание.
– Это не свидание, дорогой. А выступление. Дамы из благотворительного общества попросили нас с Энтони исполнить дуэт.
– А почему я не могу исполнить с тобой дуэт?
– Дорогой, но ведь у нас в пьесе нет дуэта.
Тут Энтони допустил оплошность и рассмеялся.
Артур резко развернулся:
– Думаешь, это смешно – вести чужую жену в «Уолдорф»?
Как всегда дипломатично, Энтони щелкнул жвачкой и ответил:
– Типа того.
Артур чуть не бросился на него, но Эдна проворно загородила Энтони своим телом и положила маленькую ладошку с безупречным маникюром на широкую грудь мужа.
– Артур, милый, не горячись. Это работа, не более того.
– Работа, говоришь? Значит, вам заплатят?
– Дорогой, бал благотворительный. Никому не платят.
– Тоже мне благотворительность! – фыркнул Артур, и Энтони, с тем же врожденным тактом, снова хохотнул.
– Эдна, может быть, мы с Энтони подождем на улице? – вмешалась я.
– А мне и тут хорошо, детка, – возразил Энтони.
– Нет, останьтесь, – обратилась Эдна к нам обоим. – Все нормально. – Она снова повернулась к мужу. Выражение любви и терпения, с которым Эдна обычно смотрела на Артура, сменилось холодком. – Артур, я иду на бал, а Энтони меня сопровождает. Мы исполним дуэт для милых дам, безобидных божьих одуванчиков, и заработаем денег для нашей доброй Англии. А с тобой мы увидимся дома, когда я вернусь.
– Ну уж нет! С меня хватит! – вскричал Артур. – Мало того, что все нью-йоркские газеты забыли о том, что я твой муж, так теперь и ты об этом забыла? Никуда ты не пойдешь! Я запрещаю!
– Только посмотрите на него, – подлил масла в огонь Энтони.
– Лучше на себя посмотри! – выпалил Артур. – Ты похож на официанта в этом смокинге!
Энтони спокойно пожал плечами:
– Я и есть официант. Иногда подрабатываю. Зато смокинг я сам себе купил. А тебя, говорят, женушка одевает.
– А ну убирайся отсюда! – прорычал Артур.
– Дохлый номер, приятель. Твоя жена меня пригласила. Ей и решать.
– Моя жена никуда без меня не ходит! – довольно нелепо объявил Артур (в последние несколько месяцев Эдна постоянно куда-то ходила без него).
– Она не твоя собственность, дружище, – не унимался Энтони.
– Энтони, пожалуйста, – я положила руку ему на плечо, – давай выйдем. Не будем вмешиваться.
– Я тоже не твоя собственность, сестренка. – Энтони стряхнул мою руку и бросил на меня злобный взгляд.
Я отпрянула, как от удара. Еще ни разу он так не огрызался. Эдна оглядела нас всех по очереди, одного за другим.
– Вы как дети малые, – мягко заметила она, после чего надела нитку жемчуга, взяла шляпку, перчатки и сумочку: – Артур, я буду дома в десять.
– Черта с два, не будешь! – заорал он. – Точнее, меня здесь не будет! Как тебе такое, а?
Она его проигнорировала.
– Вивиан, спасибо, что помогла одеться, – обратилась она ко мне. – Наслаждайся выходным. Пойдем, Энтони.
И она ушла под руку с моим возлюбленным, а мы с Артуром остались вдвоем, потрясенные и напуганные случившимся.
Если бы Энтони не рявкнул на меня, я бы и забыла о том вечере – подумаешь, дурацкая стычка между Эдной и ее глупым ревнивым мужем. Я расценила бы ссору как нелепую и не имеющую ко мне никакого отношения. И скорее всего, отправилась бы пить коктейли с Пег и Билли.
Но реакция Энтони настолько поразила меня, что я не могла пошевелиться. Чем заслужила я такую отповедь? «Я тоже не твоя собственность, сестренка», – что он имел в виду? Разве я когда-то предъявляла на него права? (Разве что заставляла переехать в отдельную квартиру, тут не поспоришь. И еще просила его одеваться и говорить иначе. Меньше использовать жаргон. Поприличнее укладывать волосы. Отказаться от жвачки. И ругалась, когда он любезничал с танцовщицами. Но если кроме всего этого? Да я дала парню полную свободу!)
– Эта женщина меня погубит, – выпалил Артур, когда Эдна с Энтони ушли. – Губительница мужчин, вот она кто.
– Что, простите? – опомнилась я.
– Если тебе нравится этот скользкий тип, приглядывай за ним как следует. С нее станется разжевать его и выплюнуть. Эдна любит молоденьких.
И опять-таки, если бы Энтони не сорвался на мне, я не придала бы значения словам Артура Уотсона. Как мы все обычно и поступали. И зачем я его послушала?
– Да нет, она не станет… – Я даже не знала, как закончить фразу.
– Еще как станет, – возразил Артур. – Даже не сомневайся. Эдна не пропускает ни одной смазливой мордашки. Можешь быть уверена. Да она уже с ним шашни крутит, только ты не замечаешь, дурочка.
У меня в глазах потемнело.
Эдна и Энтони?
Я пошатнулась и ухватилась за ближайший стул.
– Пойду кутить, – сообщил Артур. – Где Селия?
Какой бессмысленный вопрос. При чем тут Селия?
– Где Селия? – повторила я.
– Она у тебя в квартире?
– Наверное.
– Тогда идем за ней. Пора сваливать. Давай же, Вивиан, не стой. Собирай вещички.
И что я сделала?
Пошла за этим идиотом.
А почему, скажи мне, я пошла за этим идиотом?
Потому что я была глупым ребенком, Анджела, и в свои двадцать пошла бы за кем угодно – да хоть за знаком «стоп».
Так и вышло, что в тот обманчиво теплый весенний вечер мы с Селией Рэй и Артуром Уотсоном отправились кутить.
Но кутили мы не одни: вскоре к нашей маленькой компании присоединились малосимпатичные новые друзья Селии – Бренда Фрейзер и Джон «Разгром» Келли.
Вряд ли ты слышала о Бренде Фрейзер и Разгроме Келли. По крайней мере, я надеюсь, что не слышала. В годы моей молодости они пользовались, пожалуй, даже слишком большой известностью, и хватит с них славы. В 1941-м Бренда и Разгром несколько месяцев подряд гремели на весь Нью-Йорк. Бренда Фрейзер была богатой наследницей и дебютанткой; Разгром – звездой американского футбола. Таблоиды следовали за ними по пятам. Уолтер Уинчелл в своей колонке издевательски назвал Бренду «дебютуткой».
Если ты гадаешь, каким образом моей подруге Селии Рэй удалось завести столь рафинированных друзей, поверь, не ты одна: меня тоже интересовал этот вопрос. Ответ на него я получила очень скоро. Оказалось, самая знаменитая пара Нью-Йорка посмотрела «Город женщин», пришла в восторг и прибрала Селию к рукам – очередной каприз наряду с новым кабриолетом или бриллиантовым колье. Выяснилось, что троица уже несколько недель развлекается вместе, а я все пропустила, увлекшись Энтони. Тем временем у Селии появились новые лучшие друзья, а я даже не заметила.
Ты не подумай, Анджела, я не ревновала.
А если и ревновала, то не подавала виду.
В тот вечер мы катались на роскошном кремовом «паккарде» Джона Келли, сделанном на заказ специально для него. Бренда сидела на пассажирском месте рядом с водителем, остальные же расположились сзади: мы с Артуром – по бокам, Селия – посередине.
Бренда Фрейзер мне сразу не понравилась. Ходили слухи, что богаче нее в мире девушки нет, – представляешь, насколько она меня притягивала и одновременно пугала? Как одевается самая богатая девушка в мире? Я глаз с нее не сводила, пытаясь разглядеть все детали костюма. Она завораживала меня, но в то же время внушала сильную неприязнь.
Бренда, очень красивая брюнетка, куталась в обильные меха, а на пальце у нее сверкало помолвочное кольцо с бриллиантом размером с суппозиторий. Под грудой мертвых норок топорщились оборки из черной тафты и многочисленные банты. Она словно собралась на бал или только что оттуда вернулась. На слишком густо напудренном лице выделялись ярко-красные губы; взбитые локоны были уложены крупными кольцами. Пышную прическу венчала маленькая черная шляпка треугольной формы с простенькой вуалью (Эдна презрительно называла такие головные уборы «шаткое воробьиное гнездышко на вершине горы из волос»). Мне не был близок такой стиль, но надо отдать Бренде должное: она выглядела богато. Говорила она мало, но когда все же открывала рот, меня передергивало от чопорного акцента выпускницы частной школы. Бренда уговаривала Джона поднять верх «паккарда», чтобы ветер не испортил ей прическу. Непохоже, что она умела веселиться.
Разгром Келли нравился мне еще меньше. Мне не нравилась его кличка, не нравилось его красное бульдожье лицо. Не нравились его ядреные шутки. Он был из тех, кто при встрече хлопает людей по спине. Всегда терпеть не могла таких.
Но сильнее всего меня встревожило, что Бренда и Джон, судя по всему, были очень хорошо знакомы с Селией и Артуром. Причем знали их в тандеме. Как пару. Моя догадка незамедлительно подтвердилась, когда Джон Келли повернулся к нам и спросил:
– Ну что, ребятки, опять в Гарлем? Куда и в прошлый раз?
– Только не в Гарлем, – отвечала Селия. – Слишком холодно.
– Знаете, что говорят про март? – сказал Артур. – Марток – надевай двое порток.
Вот идиот.
От меня не ускользнуло, что Артур вдруг заметно повеселел и крепко обнимает Селию за плечи.
С чего это он ее обнимает?
Что тут вообще творится?
– Поехали по Централу, – бросила Бренда. – В такой холод я до Гарлема с открытым верхом не доберусь.
Бренда имела в виду Пятьдесят вторую улицу, которую в Нью-Йорке называли улицей Свинга, Джазовым централом или просто Централом.
– К Джимми Райану или в «Знаменитую дверь»? Или в «Прожектор»[29]? – спросил Разгром.
– В «Прожектор», – решила Селия. – Там сегодня Луи Прима[30].
Возражать никто не стал. От Пятьдесят второй улицы нас отделяло одиннадцать кварталов, то есть у всего населения Манхэттена появился шанс увидеть нас и распространить слух, что Бренда Фрейзер и Разгром Келли направляются к Централу в своем «паккарде» с откинутым верхом, и когда мы вышли на тротуар перед входом в джазовый клуб, нас поджидала толпа фотографов со вспышками.
(Должна признаться, тогда мне это понравилось.)
Мне хватило пары минут, чтобы напиться вдрызг. Нам с Селией всегда подавали коктейли очень быстро, но видела бы ты, как юлили официанты перед Брендой Фрейзер!
Я не успела поесть и разнервничалась после перепалки с Энтони. (Наша ссора представлялась мне величайшей трагедией современности, и страдала я страшно.) Алкоголь сразу ударил в голову. Биг-бенд играл нещадно громко. Когда к нашему столику подошел Луи Прима, я уже ничего не соображала. Мне совершенно не было дела до Луи Примы.
– Что у вас с Артуром? – шепнула я Селии.
– Да так, ничего, – ответила та.
– У вас интрижка?
Она повела плечами.
– Селия, не молчи!
Она взвесила все варианты и, видимо, решила сказать правду.
– Строго между нами – да, у нас интрижка. Он тупица, но да.
– Селия, он ведь женат. Женат на Эдне. – Кажется, я говорила слишком громко, и несколько человек – их имена не имеют значения – повернулись и уставились на нас.
– Давай-ка выйдем и подышим воздухом, – предложила Селия.
Через минуту мы стояли на пронизывающем мартовском ветру. Я не захватила пальто, ведь с утра был теплый весенний денек. Но погода меня обманула. Меня все обманули.
– А как же Эдна? – спросила я.
– А при чем тут она?
– Она его любит.
– Она любит молоденьких. И меняет их как перчатки. Новый спектакль – новый хахаль. Так Артур говорит.
Любит молоденьких. Таких, как Энтони.
Увидев выражение моего лица, Селия продолжила:
– Пораскинь мозгами, Вивви! По-твоему, у них обычный прочный брак? Думаешь, Эдна вышла в тираж? Она же звезда, да еще распоряжается всеми деньгами. Она безумно популярна. Думаешь, станет она сидеть дома и поджидать своего клоуна-муженька? Черта с два! Он не подарок, сама видишь, хоть и симпатичный. И с какой стати ему сидеть и ждать ее? Они же из Старого Света, Вивви. Там так принято.
– Где там? – спросила я.
– В Европе. – Селия широко повела рукой в сторону предполагаемого континента, где живут совсем по другим законам.
Я была потрясена. Несколько месяцев я ревновала Энтони к хорошеньким танцовщицам, но ни разу не заподозрила, что угроза может исходить от Эдны. Ведь Эдна Паркер Уотсон моя подруга, и притом она старуха. Зачем ей мой Энтони? А она ему зачем? И что теперь будет с моей драгоценной любовью? Сердце сжал спазм обиды и тревоги. Как я могла так ошибаться в Эдне? А в Энтони? Я не видела ни малейших признаков измены. И как я могла не заметить, что моя лучшая подруга спит с Артуром Уотсоном? Почему она мне раньше не сказала?
Потом я вспомнила, как Пег и Оливия танцевали в гостиной под «Звездную пыль» в тот вечер и каким шоком для меня стало это открытие. Чего же еще я не знаю? И когда прекратится этот поток внезапных открытий? Когда люди перестанут меня удивлять своей похотью, своими грязными секретами?
«Как дитя малое», – сказала про меня Эдна.
В тот момент я и чувствовала себя глупым, наивным ребенком.
– Ах, Вивви, ну что ты как дурочка, – пробормотала Селия, увидев мое лицо. Она обняла меня своими длинными руками, и я уже собиралась прижаться к ней и разразиться жалкими, безутешными, пьяными рыданиями, как услышала за спиной знакомый голос.
– Решил вас проведать, – сообщил Артур Уотсон. – Раз уж я взялся сопровождать таких красоток, нельзя оставлять их без присмотра, верно?
Я хотела разомкнуть объятия и отодвинуться от Селии, но Артур сказал:
– Погоди, Вивиан. Не нужно из-за меня смущаться.
И он обхватил нас обеих. Теперь мы обнимались втроем. Роста мы с Селией были немаленького, но Артур, мужчина крупный и сильный, крепко сжимал наши тонкие фигурки в кольце своих рук. Селия рассмеялась. Артур тоже.
– Так-то лучше, – пробормотал он, уткнувшись мне в волосы. – Правда так лучше?
И в самом деле – так было лучше.
Намного лучше.
Во-первых, я согрелась. Стоять без пальто посреди Пятьдесят второй улицы под ледяными порывами ветра было ужасно холодно. Пальцы рук и ног онемели. (А может, вся кровь прилила к моему несчастному израненному сердцу.) Но теперь мне стало тепло, по крайней мере местами. Со спины ко мне прижимался Артур, плотный и крепкий, как гранитная статуя, а спереди меня грела чудесная мягкая грудь Селии. Я уткнулась носом ей в шею, вдохнула знакомый запах. И тут Селия зашевелилась, подняла голову и поцеловала Артура.
Увидев, что они целуются, я сделала слабую попытку – на грани приличий – высвободиться из объятий. Но не слишком старалась, если честно. Мне было очень с ними уютно, уютно и хорошо.
– Вивви у нас сегодня грустный маленький котенок, – промурлыкала Селия, когда наконец закончился их долгий страстный поцелуй прямо у меня над ухом.
– Кто у нас грустный маленький котенок? – спросил Артур. – Ты?
И теперь уже поцеловал меня, по-прежнему обнимая нас обеих.
Мне и раньше случалось целовать кавалеров Селии, но не в дюйме от ее лица. Вдобавок это был не просто кавалер Селии, а Артур Уотсон, которого я почти презирала. И чью жену обожала. Впрочем, означенная жена сейчас, скорее всего, занимается сексом с моим возлюбленным – и если Энтони своим волшебным языком вытворяет с ней то же самое, что делал со мной…
Это было невыносимо.
В горле у меня встал ком, и я оторвалась от Артура, чтобы перевести дыхание, но не успела опомниться, как Селия начала целовать меня в губы.
– Вижу, вы уловили суть, – изрек Артур.
За месяцы своих сексуальных приключений я ни разу не целовалась с девушкой. Мне даже в голову такое не приходило. Ты, верно, подумаешь, Анджела, что к этому времени я могла бы перестать удивляться извивам и вывертам судьбы, но поцелуй Селии привел меня в изумление. Она целовала меня все крепче, а я продолжала изумляться.
Мое первое впечатление от поцелуя с Селией: он показался мне невероятно роскошным. Как и она сама. Вся такая мягкая. Такая нежная. Такая родная. Меня словно накрыло теплой волной – я тонула в бархатном прикосновении ее губ, в ее пышной груди, в знакомом цветочном аромате. Мужчины целовались совсем иначе, даже Энтони, который умел это делать очень нежно. Самый мягкий поцелуй мужчины не шел ни в какое сравнение с прикосновением губ Селии. Они напоминали бархатный зыбучий песок. Я не могла от них оторваться. Да и кто в здравом уме смог бы?
Целая тысяча лет миновала, как в бреду, а мы все стояли под фонарем, и я позволяла Селии целовать меня и отвечала на поцелуи. Мы смотрели друг другу в глаза, такие прекрасные и такие похожие, целовали такие прекрасные и такие похожие губы друг друга, и наш абсолютный взаимный нарциссизм достиг пика.
Голос Артура вернул меня к реальности.
– Жаль прерывать вас, девушки, но, думаю, пора нам отсюда убраться. Я как раз знаю чудесный отельчик неподалеку.
Он улыбался, словно сорвал большой куш. В каком-то смысле, наверное, так и было.
Мечты далеки от реальности, Анджела.
Знаю, многие женщины фантазируют о таких вещах и представляют, что очутились в шикарном отеле на королевском ложе с красивым мужчиной и прекрасной девушкой. На деле же я быстро обнаружила: когда сразу три человека предаются сексуальным наслаждениям, это проблематично и напряженно даже с точки зрения элементарной логистики. Слишком много отвлекающих факторов, понимаешь? Слишком много рук и ног. Постоянно натыкаешься на кого-то, и приходится извиняться: «Ой, прости, я тебя не заметила». Только устроишься поудобнее, как другой решает поменять позу, и приходится прерываться. А еще непонятно, когда именно все заканчивается. Вот ты получила удовольствие, но оказывается, что остальные настроены продолжать и снова втягивают тебя в активное взаимодействие.
Возможно, этот опыт принес бы мне больше радости, будь на месте мужчины кто угодно, но не Артур Уотсон. Артур был опытным и горячим любовником, но и в постели страшно раздражал меня по тем же причинам, что и в жизни. Он смотрел только на себя и думал только о себе, и это было невыносимо. До одури самовлюбленный, Артур как будто специально красовался, чтобы мы вместе с ним могли вдоволь насладиться его привлекательностью и мускулатурой. Я видела, что он ни на минуту не перестает позировать для нас и восхищаться собственным телом. Можешь представить такую глупость, Анджела? Можешь представить мужчину, который в постели с такими созданиями, как Селия Рэй и я во цвете двадцати лет, любуется только самим собой? Что за тупица!
Что до Селии, я не знала, как с ней обращаться. Все в ней было для меня чрезмерным – ее вулканическая пылкость, лабиринты ее потайных желаний. Она змеилась, разветвлялась, как молния. Я видела ее словно впервые. Почти целый год мы спали в одной постели, прижавшись друг к другу, но это была другая постель и другая Селия. Новая Селия оказалась чужой незнакомой страной, чужим языком, на котором я не понимала ни слова. Я не узнавала свою подругу в этой загадочной незнакомке с плотно закрытыми глазами и беспрерывно извивающимся телом, которым, казалось, овладел неистовый демон, в равных частях состоявший из страсти и ярости.
Я никогда не чувствовала себя такой потерянной, такой одинокой, как в эпицентре этой бури, в ее самых неистовых водоворотах.
Должна сказать, Анджела, что я почти пошла на попятную у самой двери гостиничного номера. Почти. Но потом вспомнила обещание, данное себе самой много месяцев тому назад, – что впредь никогда не оставлю подругу одну в опасной ситуации, никогда не струшу.
Раз Селия решила совершить безумство, я тоже приму в нем участие.
И хотя обещание наполовину забылось и уже утратило смысл – ведь столько всего изменилось за последние месяцы, и с какой стати мне придавать старой клятве такое значение, с какой стати поддерживать подругу во всех ее эскападах? – я все же сдержала слово. Осталась с Селией. Как ни парадоксально, для меня это было делом чести.
Впрочем, мной двигали и другие мотивы.
Я все еще чувствовала резкое движение плеча Энтони, когда тот стряхнул мою руку и заявил, что он не моя собственность. Помнила его презрительное: «Сестренка».
Видела лицо Селии, когда та рассуждала о супружеских отношениях Артура и Эдны – «Они же из Старого Света» – и смотрела на меня как на самое наивное и бестолковое существо на всем белом свете.
Я слышала голос Эдны, когда та назвала меня малым ребенком.
Кому хочется быть малым ребенком?
Вот почему я осталась. Вот почему каталась по постели от одного края к другому – потому что в Европе так принято, потому что я не хотела быть ребенком, – сплетаясь с божественными телами Артура и Селии, пытаясь доказать нечто важное самой себе.
Но в то же время самым краешком сознания, не затуманенным алкоголем, обидой, похотью и глупостью, я совершенно ясно понимала, что это решение принесет мне только горе.
И до чего же я была права.