- Погодите, пускай сперва немцы успокоятся.
- Нет, тогда будет поздно.
- Хорошо, идите.
Зоя поползла. Ждём, ждем, а она не возвращается. Прошел час, другой, третий... Во мне росла страшная уверенность: Зоя погибла. Иначе нельзя понять, почему ее так долго нет. Но, когда забрезжил рассвет, она вернулась. Она была увешана оружием, руки в крови, лицо серое от усталости.
Трое товарищей погибли. Зоя подползла к каждому, у всех взяла оружие. Из кармана Веры взяла фотографическую карточку ее матери и маленькую книжку со стихами, у Коли - письма.
Первый костер мы разожгли в глубине леса, из сухого лапника - он не дымит. Костер был маленький: он весь уместился бы на тарелке. Разжечь большой мы боялись. Мы грели руки, разогревали консервы. Зима начиналась совсем бесснежная, воды негде было взять, и нас очень мучила жажда.
Меня послали в предварительную разведку. Только я залегла в мелком ельнике, как подошли несколько гитлеровцев, остановились совсем рядом и стали разговаривать. Говорят, смеются. Прошло около часа. Ноги у меня совсем закоченели, губы пересохли. Еле я дождалась, пока они ушли, и ни с чем вернулась из своей неудачной разведки. Встретила меня Зоя. Она ни о чем не стала спрашивать, только повязала мне шею своим шарфом и усадила поближе к огню. Потом ушла куда-то, возвратилась с кружкой в руках и говорит:
- Я тут для тебя припасла сосулек, вот - растопилось немного воды. Пей.
- Я этого никогда не забуду, - сказала я.
- Пей, пей, - ответила Зоя.
Потом наш отряд опять двинулся в путь. Мы с Зоей как разведчики шли на сто метров впереди, за нами - остальные, гуськом, метра на полтора друг от друга. И вдруг Зоя остановилась и подняла руку, давая сигнал остановиться всей группе. Оказалось, на земле перед Зоей лежит убитый красноармеец. Мы осмотрели его. У него были прострелены ноги и висок. В кармане мы нашли заявление; "От лейтенанта противотанкового истребительного батальона Родионова. Прошу считать меня коммунистом". Зоя сложила этот листок и сунула во внутренний карман своего ватника. Лицо у нее было суровое, брови сдвинулись, и я в ту минуту подумала, что она больше похожа не на девочку, а на бойца, который будет мстить врагу без пощады.
Мы продвигались к Петрищеву, где сосредоточились большие силы противника. По пути мы резали связь. Ночью подошли к Петрищеву. Лес вокруг села густой. Мы отошли вглубь и развели настоящий огонь. Командир послал одного из ребят в охранение. Остальные сели вокруг костра. Луна взошла круглая, желтая. Уже несколько дней падал снег. Громадные густые ели стояли вокруг нас, покрытые снегом.
- Вот бы такую елку на Манежную площадь! - сказала Лида.
- Только в том же самом наряде! - подхватила Зоя.
Потом Борис стал делить последний паек. Каждому досталось по полсухаря, по куску сахару и маленькому кусочку воблы. Ребята сразу всё проглотили, а мы откусывали понемножку, стараясь растянуть удовольствие. Зоя посмотрела на своего соседа и говорит:
- Я наелась, не хочу больше. На, возьми, - и протянула ему сухарь и сахар.
Он сперва отказался, а потом взял.
Помолчали. Лида Булгина сказала:
- Как жить хочется!
Не забыть, как прозвучали эти слова!
И тут Зоя стала читать на память Маяковского. Я никогда прежде не слышала, как она читает стихи. Это было необыкновенно: ночь, лес весь в снегу, костер горит, и Зоя говорит тихо, но звучно и с таким чувством, с таким выражением:
По небу тучи бегают,
дождями сумрак сжат,
под старою телегою
рабочие лежат.
И слышит шепот гордый
вода и под и над:
"Через четыре года
здесь будет город-сад!"
Я тоже люблю Маяковского и стихи эти знала хорошо, но тут как будто в первый раз их услышала.
Свела промозглость корчею
неважный мокр уют,
сидят впотьмах рабочие,
подмокший хлеб жуют.
Но шепот громче голода
он кроет капель спад:
"Через четыре года
здесь будет город-сад!"
Я оглянулась, смотрю - все сидят, не шелохнутся и глаз не сводят с Зои. А у нее опять лицо порозовело, и голос все крепче, все звонче:
Я знаю - город будет,
я знаю - саду цвесть,
когда такие люди
в стране в советской есть!
- Еще! - в один голос сказали мы, когда она кончила.
И Зоя стала читать подряд все, что знала наизусть Маяковского, А знала она много. Помню, с каким чувством прочитала она отрывок из поэмы "Во весь голос";
... Я подыму, как большевистский партбилет,
все сто томов моих партийных книжек.
Так и запомнилась нам эта ночь: костер, Зоя, стихи Маяковского...
- Вы, наверно, его очень любите? - спросил Борис.