На противоположном берегу озера, в Бельвью, мы с Дэйвом начинаем с визита в «Бест-Бай» – это наш шанс выяснить скрытый номер. После второго сообщения – «Тот, кто знает, что ты ищешь, и оно не в Сиэтле» – это наша главная цель. Мы оба не можем не замечать иронию, кроющуюся в этой ситуации. Если бы Уилл был здесь, он бы в два счета узнал номер.
Парню за прилавком в «Грик-Скуад» лет двадцать или около того, Уилл всегда говорил, что из-за таких, как он, у компьютерщиков дурная слава. Сальные волосы. Прыщавое лицо. Кустистые брови и выпирающая вперед верхняя челюсть. Глаза за толстыми стеклами очков кажутся до смешного большими.
– Вы хотите, чтобы я взломал чужой телефон? – говорит этот компьютерный гений, качая головой. – Я не могу этого сделать.
– Не можешь, – говорит Дэйв с очаровательной улыбкой, – или тебе это не по зубам?
– Не важно. Мне разрешено только ремонтировать и устанавливать программы.
Мой брат достает из бумажника пять двадцатидолларовых купюр и помахивает ими над прилавком.
– Ты уверен?
Парень не уверен. Он поочередно переводит взгляд то нас, то на деньги, и внутри его идет настоящая борьба. На сотню баксов можно купить кучу гигабайт. Он крутит головой вправо и влево, смотрит то на одного коллегу, обслуживающего клиента на кассе, то на другого, сгорбившегося над макбуком на дальнем конце прилавка. Когда никто из них не смотрит в его сторону, он молниеносным движением хватает купюры и мой телефон, лежащий на прилавке, и сует их себе в карман. Затем исчезает за дверью с табличкой «Только для персонала».
Пока его нет, я направляюсь к компьютеру и захожу в Интернет.
– Как тренер Миллер назвал район, где он жил? Рейнир… что-то там.
– Вью? Нет. Не то. – Дэйв раздумывает пару секунд, потом его озаряет. – Виста! Рейнир-Виста.
– Точно. – Я разглядываю карту и записываю в блокнот, который всегда ношу в сумке, названия пары пересекающихся улиц, а потом еще и адреса ближайшего офиса «Фидэкс» и управления полиции.
– Пока ты там, поищи заодно приличный ресторан. Я не ел с момента вылета из Атланты и умираю с голоду.
Для моего брата приличный означает такой, в котором подают мудреные блюда, сопровождая их подходящими винами, а это означает, что обед затянется на целую вечность. Я качаю головой:
– Мы можем остановиться у первой же автозакусочной, но я хочу продолжать двигаться дальше.
Он морщит нос.
– Ты серьезно предлагаешь заказать еду в окошке и поедать ее из бумажного пакета?
– Да, потому что хочу до конца дня успеть увидеть район, в котором жил Уилл, и поговорить с кем-нибудь в управлении полиции. Но мы не успеем, если ты начнешь заказывать дегустационное меню от шеф-повара из семи блюд, а именно так и будет, если дать тебе волю.
– Серьезно, Айрис. Я должен поесть. При низком уровне сахара в крови у меня начинает кружиться голова.
– Может, не стоит так драматизировать? Я уже сказала тебе, мы можем…
– Хмм, сэр? – Мы оглядываемся, перед нами стоит тот парень из магазина, в кулаке у него зажат мой айфон. – Сообщение было послано с мессенджера.
– О'кей, – произносим мы с Дэйвом в один голос одним и тем же тоном. О'кей не в смысле «мы слышали», а в смысле «продолжай».
Парень улавливает смысл неверно. Он сует нам телефон и поворачивается, чтобы уйти.
– Подожди, – говорю я. – А что насчет номера телефона?
– Мессенджер кодирует и потом уничтожает сообщение, а также скрывает, откуда оно послано. – Он поправляет очки. – Это вроде Снэпчата для текстовых сообщений. Только вам не нужно сообщать никакой личной информации, чтобы начать общение.
– И что это значит?
– Это значит, что отследить номер невозможно. Простите. – Он направляется к пожилой леди, прижимающей к груди ноутбук.
Разочарование, острое и мгновенное, словно удар под ребра.
– Что теперь? – спрашиваю я, поворачиваясь к брату.
Дэйв вздыхает, глядя вслед компьютерщику.
– Теперь ты должна мне сотню баксов.
Я задабриваю Дэйва остатками «Чекс-Микс» и заказанным на восемь тридцать столиком в «Атмосфере», одном из лучших французских ресторанов в Сиэтле с видом на Пьюджет-Саунд, по версии «Загат». Почти не жалуясь, он ведет арендованный автомобиль обратно на другой берег озера в Рейнир-Виста.
– Ты уверена, что это то, что мы ищем? – спрашивает он, притормаживая посреди улицы. – По тому, как тренер Миллер описывал этот район, я ожидал увидеть трущобы.
Я сверяю надпись на уличном указателе с адресом в моем блокноте.
– Все верно, но ты прав. Здесь красивее, чем я себе представляла.
Рейнир-Виста – это, конечно, не Беверли-Хиллз, но и не трущобы. Справа от нас тянутся маленькие, но яркие домики с широкими верандами; а слева таунхаусы и парк, занимающий целый квартал, пустынный, но зато с прекрасной баскетбольной площадкой и длинным рядом деревьев. Заходящее солнце подсвечивает их снизу, голые ветви упираются в свинцовое небо. Я поворачиваюсь на сиденье, стараясь разглядеть обещанные виды, но, если Маунт-Рейнир и видна отсюда, она скрывается за толстым слоем окрашенных в красный цвет облаков.
Дэйв прижимается к обочине и нажатием кнопки опускает стекло с моей стороны.
– Привет, – обращается он, перегнувшись через меня, к юной парочке на тротуаре. Совсем еще дети, только окончившие школу, лица скрыты капюшоном. Рукой парень обнимает девушку, жестом, который мне кажется скорее собственническим, нежели оберегающим. – Ребята, вы здесь живете?
Они не останавливаются, даже не поворачивают голову в нашу сторону. Девушка стреляет в меня глазами, но парень тащит ее вперед.
Дэйв медленно движется вперед, улыбаясь самой ослепительной из своих улыбок.
– Мы тут новенькие и надеялись, что вы немного поможете нам сориентироваться… – Парочка резко сворачивает направо, удаляясь от нас по тропинке, идущей вдоль пустующего парка. – Или нет.
– Гостеприимное местечко.
Дэйв издает ироничный смешок, потом оглядывается по сторонам. Он указывает на что-то за моей спиной, глядя в заднее стекло с пассажирской стороны, на громадное здание, по всей видимости многоквартирный дом.
– Видишь этот непритязательный дизайн и дешевые материалы? На сколько спорим, что это жилье построено в рамках министерского проекта жилищного строительства и городского развития, а этот район подвергся перепланировке.
– И что?
– А то, что, если я прав, министерство должно было предложить жителям либо переехать в новый район, либо гарантировать им социальное жилье здесь. У нас есть весьма реальный шанс отыскать кого-то, кто жил здесь до начала программы редевелопмента.
– О'кей, умник. С чего начнем?
– Наилучшим выбором был бы один из этих многоквартирных домов, но, судя по тому приему, который нам оказали эти ребята, я полагаю, что местные жители вряд будут благосклонны к чужакам, которые вот так пришли и начали задавать вопросы. Лучше начнем с какого-нибудь общественного центра. Если мы подружимся с кем-то из сотрудников, они, возможно, расскажут нам, кто жил здесь до того, как в городе началась программа реконструкции. Мы сможем выяснить все интересующие нас вопросы через них.
Дэйв едет дальше, медленно петляя по району. Вид за окном практически не меняется, дома всех размеров теснятся в окружении парков и детских площадок, кое-где над крышами торчат высотки.
– Близость к общественному транспорту, множество пандусов и открытых пространств, и ты заметила все эти урбанистические арт-объекты? Здесь действительно живут люди с очень разным достатком.
– Так где общественный центр?
– Если не ошибаюсь, то в самом центре квартала.
Мы проезжаем еще немного. Дэйв отмечает наш маршрут на карте в телефоне, колеся туда-сюда по улицам, пока вдруг резко не сворачивает налево, где в конце улицы с односторонним движением располагается современное здание из стекла и штукатурки. Вывеска из плексигласа над двойными дверями гласит, что это Общественный центр микрорайона. «Бинго!»
Дэйв находит место у тротуара, и мы выходим из машины на улицу, где нас чуть не сбивает с ног сильный ветер. Застекленная доска объявлений слева от входа приглашает желающих принять участие в семинаре по финансовому планированию для взрослых, в лабораторных работах и в кампании грамотности, осуществляемой фондом «Дорога вместе».
– Та-дам, – комментирует Дэйв, когда мы проходим мимо. – Социальные службы. Я же говорил, что это ЖСиГР.
Я закатываю глаза.
– Какой наглый риелтор.
Он усмехается и открывает дверь, пропуская меня вперед.
Помещение Общественного центра оказывается светлым и просторным, освещаемым дневным светом, льющимся через окна высотой в два этажа и от жидкокристаллических экранов. За стойкой в центре зала сидят две женщины, которые болтают с пожилым чернокожим мужчиной. Они молоды, лет двадцать пять или около того, на лицах – энергичные улыбки и желание бескорыстно помогать людям.
– Добро пожаловать в Общественный центр, – говорит одна из них, у нее гнусавый выговор, как у выходцев со Среднего Запада. – Вы знаете, куда идти, или вам помочь сориентироваться?
Я подхожу к стойке и дружелюбно улыбаюсь:
– Привет и спасибо. Я разыскиваю сведения о человеке, когда-то жившем в этом районе, и надеялась, что вы могли бы свести нас с кем-то, кто был знаком со многими людьми здесь до того, как район был перестроен.
– Я живу здесь всю жизнь, – говорит мужчина, повернувшись к нам и улыбаясь вставной челюстью. – И я знаю здесь всех. Кого вы ищете, дорогая?
Теперь, подойдя поближе, я вижу, что это не пожилой человек, а древний старик. Согбенная фигура, седые волосы и обвисшая кожа, покрытая сеткой глубоких морщин, таких глубоких, что они напоминают лабиринт. И хотя его глаза замутнены катарактой, в них светятся ум и доброта.
– Его зовут Уилл Гриффит, хотя тогда он был известен как Билли. Он жил здесь с родителями примерно до 1999 года, может быть, годом или двумя дольше. Я не знаю, как звали его родителей, но они…
– Кэт и Льюис, – говорит старик, и он больше не улыбается.
– Кэт погибла при пожаре?
– Да, мэм. И не только она одна.
От волнения сердце начинает биться быстрее, и в груди разливается спасительное тепло.
– Нет?
Он качает головой и разглядывает меня, прищурив глаза.
– Кто вы и почему спрашиваете?
– Сын, Билли… Уилл мой муж. Вернее, был моим мужем. Он был в том самолете «Либерти эйрлайнс», летевшем из Атланты в Сиэтл, в том, который…
Кто-то ахает, и, как по команде, у меня перехватывает горло, а глаза наполняются слезами, мой мозг переполнен воспоминаниями о муже. Не о новом Уилле, который лгал о том, куда он направляется и откуда явился, о прошлом, полном злобы и насилия. Он не вписывается в картинку, этого нового человека я не знаю и никак не могу понять. Нет, мои слезы о том, старом Уилле – который шлепал меня по попе каждый раз, когда я выходила из душа, который просил меня выйти за него, встав на одно колено посреди отдела продуктов для завтрака, в том самом супермаркете «Крогер», где все началось. И этого мужа я так хотела вернуть.
– Простите, – говорю я, наклонив голову. Я никогда не была плаксой и ненавижу плакать на людях, но в последнее время я только этим и занимаюсь. – Я не хотела…
Одна из женщин вытаскивает из коробки две салфетки и через стойку протягивает их мне.
– Голубушка, вы можете плакать сколько хотите. Господи, ваш муж только что погиб в авиакатастрофе. Думаю, все здесь присутствующие со мной согласятся, что у вас на это есть полное право.
Ее коллега энергично кивает в знак согласия.
Только старик не выказывает даже толики сочувствия. Его губы, тонкая белая линия, уголки опущены вниз, и глаза, искрившиеся весельем, когда мы только вошли, теперь такие же темные и мрачные, как небо за окнами. Это превращение заставляет меня перестать плакать.
– Вы помните моего мужа, не так ли?
Он поворачивается к женщинам спиной, ударяет жесткой ладонью по стойке.
– Дамы, хорошего вечера. – Не глядя в нашу сторону, он направляется мимо нас к выходу.
Он весь согнулся от старости и еле двигается, но идет твердо, если не сказать – решительно. Я догоняю его буквально в два шага.
– Сэр, подождите. Пожалуйста. Я прошу у вас всего пару минут.
– Нет, вы просите меня раскопать старые и неприятные скелеты. Скелеты, которые лучше оставить в прошлом.
Весь вид старика говорит о том, что он не любил Уилла тогда, и теперь, после того как я призналась в том, что была за ним замужем, я не нравлюсь ему тоже. Он наклоняет голову и ускоряет шаг.
Дойдя до выхода, он нажимает на кнопку, жужжит мотор, и тяжелые двери начинают открываться, двигаясь как по маслу, чуть быстрее самого старика. Эта небольшая заминка заставляет нас остановиться.
– Послушайте, я понимаю, что Уилл был трудным подростком, но…
Он пожимает сутулым плечом:
– Это был неблагополучный район. Многих подростков можно было назвать трудными.
Даже после всей той лжи желание защитить мужа поднимается внутри меня наподобие цунами, и я прикусываю язык, чтобы не дать этой волне выплеснуться наружу.
– Что он сделал? – спрашивает Дэйв, возникая рядом со мной.
Старик морщится.
– Я уже сказал вам, что не стоит тревожить старые кости. Ничего хорошего не будет, если мы станем их раскапывать.
Двери открываются, впуская внутрь ледяной ветер. Начался дождь, и его яростные порывы следуют один за другим. Старик рывком застегивает молнию и выходит наружу.
Мы с Дэйвом обмениваемся взглядами, и он думает о том же, о чем и я: что этот человек – наш лучший источник информации. Я указываю на старика подбородком, и Дэйв устремляется за ним.
– По крайней мере, позвольте нам подвезти вас туда, куда вы направляетесь, – предлагает он, пока старик, шаркая, спускается по пандусу. – Не стоит вам находиться на улице в такую погоду. На тротуарах будет скользко.
Старик колеблется. Он останавливается, оглядываясь через плечо.
Этого оказывается достаточно, чтобы Дэйв начал улыбаться, приглашая старика в машину.
– В машине тепло и сухо, и она довезет вас куда угодно.
Старик пару секунд обдумывает предложение, не переставая изучающе разглядывать нас. Оценивающим взглядом он окидывает мои кожаные ботинки и кашемировый шарф, дизайнерские джинсы Дэйва и его мешковатую куртку из Патагонии.
– Куда угодно, значит?
Мы с Дэйвом дружно киваем.
Сердитый взгляд старика становится еще более корыстным.
– Я бы поел.
Старика зовут Вейн Батлер, и, следуя его указаниям, Дэйв ведет машину к халяльной закусочной на Мартин-Лютер-Кинг-Джуниор-Уэй. Он замечает неоновую вывеску и выцветший красный навес и поникает плечами, но не жалуется, даже когда мистер Батлер заказывает все карри, какое есть в меню, а затем отступает в сторону, предоставляя Дэйву платить.
Как только мы располагаемся за столиком у окна, я применяю ту же стратегию, что и с тренером Миллером: правдивость.
– Мистер Батлер, я понимаю, вы не хотите ворошить прошлое, но, что бы ни натворил Уилл подростком, это не может быть хуже того, что он сделал мне, своей жене.
– Вы уверены?
Я киваю, поскольку знаю, чего он хочет. Мистер Батлер хочет перетянуть меня в свою команду – команду, которая играет не на стороне Уилла. Я тыкаю вилкой в кусок жилистого мяса и подбираю слова, которые он хотел бы услышать:
– Мой муж… Уилл… мы были женаты семь лет. Он никогда не рассказывал мне про Сиэтл. Я не знала, что он здесь вырос. Я понятия не имела о том, в каких условиях прошло его детство. Возможно, он стеснялся своего прошлого, или, быть может, просто пытался оставить все позади. Я не знаю. Но дело в том, что я не могу совместить образ человека, которого я знала, и образ того, о ком рассказал нам тренер Миллер, а мне необходимо это сделать, чтобы я могла оплакать своего мужа. Мне необходимо знать все стороны его личности – даже те, которые он хотел скрыть, даже самые отвратительные, – чтобы я могла двигаться дальше. – Я произношу все это и чувствую, как в груди медленно расцветает боль.
В манере старика держаться что-то меняется, морщины вокруг глаз и рта разглаживаются, и я чувствую, как напряжение отпускает меня.
– Вы говорили с Энтони Миллером?
– Да.
– Он хороший человек. Что он вам сказал?
– Он сказал, что Уилл был подлым и злым и что дома ему жилось несладко. Он упомянул про пожар и что… – Пару секунд я подбираю слова. – Мать Уилла… Кэт… погибла.
Старик жует мясо.
– Он рассказал про пожар, а?
Я киваю.
– Я потерял все, что имел, в том пожаре, и говорю не просто про одежду и мебель. Я имею в виду письма, и детские рисунки, и рецепты, которые собирала моя бабушка. Мой свадебный костюм и жемчужные серьги, которые я подарил моей жене, упокой, Господи, ее душу.
Я не спрашиваю, была ли у него страховка. Вещи, которые он перечислил, невозможно восстановить, и, кроме того, исходя из известного мне о районе Рейнир-Виста, подозреваю, ни у кого из жильцов дома страховки не было.
– Мне очень жаль, – говорю я. – Должно быть, вам было нелегко.
Он кивает, и его губы сжимаются в тонкую линию.
– Энтони рассказал вам, кто устроил пожар?
Мое сердце тикает, как часовой механизм, внутри грудной клетки. Так это был поджог? Я пытаюсь что-то сказать, но не могу.
Дэйв делает это за меня:
– Нет, а кто?
Для человека, который не хотел разговаривать, мистер Батлер явно наслаждается вниманием к своей персоне. Он откидывается на спинку стула, тыча в окно вилкой.
– Я уже говорил вам, что это был неблагополучный район. Я не знаю, откуда вы, ребята, приехали, но, судя по вашему виду, думаю, никто из вас прежде не бывал в таких местах. Ну так поверьте мне, все именно так плохо, как вы думаете. Банды, оружие, проститутки и наркокурьеры на каждом углу. Скажу только, что неблагополучных подростков у нас было хоть отбавляй. Но ваш муж выделялся, потому что был умным. Умным и подлым, и оба этих качества делали его опасным. Невозможно было предугадать, когда произойдет вспышка, пока не становилось слишком поздно.
Я бросаю взгляд на Дэйва, который слушает с ничего не выражающим лицом.
– Что вы хотите сказать?
– Я думаю, вы понимаете, о чем я. Полиции так никогда и не удалось доказать, что пожар – дело рук Билли, но их подозрений было достаточно, чтобы приставить к нему куратора. А еще в том пожаре погибла не только Кэт. Той ночью погибло еще двое детей.
Дэйв вздрагивает, а мой рот наполняется привычной горечью. Я отворачиваюсь от стола и стараюсь не дышать, подсчитывая количество шагов до помойного бака на случай, если не сумею справиться с тошнотой. Три, может, четыре, но только если я перепрыгну через соседний столик. Смятение отдаляет от меня смысл того, что говорит этот человек, – что Уилл устроил пожар, который привел к гибели не только двоих детей, но и его собственной матери. Что это он был повинен в их смерти. Я откидываюсь на спинку стула и медленно мотаю головой из стороны в сторону.
Невозможно. Старик замечает мое недоверие и пожимает острым плечом, словно говоря: «Дело ваше».
– Когда дело касалось его родителей, то тут вашему мужу приходилось несладко, это точно. Кэт и Льюис Гриффит едва могли позаботиться от самих себе, не говоря уже о ком-то другом.
– Тренер Миллер предположил, что дома, возможно, могло применяться насилие, – говорит Дэйв.
– Тогда он соврал, потому что там было много насилия. Очень много. Но даже если и так, пожарным не потребовалось много времени, чтобы определить, что это был поджог. Кто бы это ни был, он использовал горючее.
Спокойно.
– Это мог быть кто-то еще, – говорю я.
У меня болит голова, и вдруг возникает горячее желание оказаться дома, и чтобы мама суетилась вокруг. Зачем я приехала сюда и заварила всю эту кашу? Я хочу вернуться назад в прошлое и не слышать всего того, что рассказали мне этот старик и тренер Миллер. Это слишком. Я больше не хочу ничего знать.
– Верно. Но пожар случился примерно в два часа ночи, когда Кэт и Льюис напились до беспамятства после особенно шумной и жестокой ссоры. Я никогда не забуду, как визжали и кричали эти двое. Как бы там ни было, канистру с бензином нашли в соседней пустующей квартире. А Билли, клявшийся, будто он спал в своей кровати, когда все случилось, каким-то образом не получил и царапины.
Я пристально смотрю на Дэйва, который воспринимает услышанное с каменным лицом. Он берет себя рукой за подбородок и сглатывает. Ему не хочется в это верить, но он допускает, что это может быть правдой.
И хотя психолог во мне понимает, что лишенный внимания родителей ребенок, который к тому же подвергается домашнему насилию, имеет на шестьдесят процентов больше шансов попасть в неприятности, я все еще не убеждена до конца. Мы ведь говорим о моем Уилле. Он мог проснуться от шума или, может, почувствовал запах гари. Кто угодно мог подбросить канистру с бензином в пустую квартиру. Мой Уилл никогда бы не сделал ничего подобного.
– И все же это только косвенные улики, – говорю я.
– Я уже говорил, что он был умен. Но сейчас я скажу вам то же самое, что сказал тогда полиции. Когда пожарные вынесли бесчувственное тело его отца из горящего дома, я увидел на лице вашего мужа разочарование. – Мистер Батлер швырнул вилку на стол и вперил в меня тяжелый взгляд. – Вам ясно, что я имею в виду? Он хотел, чтобы пожар забрал их обоих.