Я сверяю адрес, записанный на стикере, с вывеской на окне небольшого музыкального магазина «У Сэма», расположенного в Литл-Файв-Пойнтс. Судя по адресу, который дал мне Эван, это то самое место. Я вхожу в стеклянную дверь и оглядываюсь.
Бизнес Сэма явно процветает. С десяток хиппи и хипстеров толкутся в зале, перебирают виниловые пластинки или, надев наушники, покачивают головой в такт беззвучной мелодии. Я протискиваюсь через них по направлению к девушке за кассой в дальнем конце магазина.
Когда она замечает меня, ее ярко-розовые губы растягиваются в ленивой улыбке.
– Эй, как дела?
По ее манере говорить, медленно и тягуче, я делаю вывод, что девица, скорее всего, обкуренная.
– Я ищу Зеке. Он меня ждет.
Она показывает на ярко-желтую дверь справа:
– Ищите и найдете.
Я благодарю ее и прохожу в заднюю часть магазина, которая, по сути, представляет собой длинный коридор, вдоль которого располагаются складские помещения, такие маленькие, что их едва ли можно назвать комнатами. Я продвигаюсь по коридору, заглядывая в каждое помещение, но везде лишь стопки коробок без этикеток, пустые контейнеры и ни души.
Последняя комната слева забита компьютерными составляющими – консолями, картами памяти и полусобранными ноутбуками. На полу – змеиное гнездо из проводов и удлинителей, тянущихся к металлическому столу, за которым сидит человек, больше похожий на серфингиста, чем на компьютерщика. Густые спутанные волосы, полузакрытые глаза, футболка поверх мешковатых шорт, на шее – кожаный шнурок с бусами. Но он постукивает пальцами по клавиатуре, поэтому я решаю, что попала по адресу.
Я стучу по дверному косяку, и… ничего. Пробую снова, на этот раз громче, и откашливаюсь.
– Привет. Зеке?
Он поднимает взгляд, но совсем чуть-чуть.
– Зависит от обстоятельств.
– Меня прислал Эван Шеффилд. Я Айрис Гриффит. Он сказал, вы можете помочь с телефоном.
Не отрывая взгляд от экрана, Зеке протягивает руку, я трясу ее и тут соображаю, что протянутая ладонь предназначалась не для приветствия.
– Ваш телефон, – говорит он нетерпеливо.
Ну конечно. Я вытаскиваю аппарат из сумки и подаю ему.
Он подсоединяет телефон к компьютеру и, не говоря ни слова, углубляется в работу. Его пальцы летают по клавиатуре, и на меня накатывает приступ ностальгии – как же я соскучилась по Уиллу. Стремительное постукивание клавиш, длинные цепочки символов и цифр, возникающие на экране… Я опускаюсь на край стула, стоящего у стены.
– Один тип в «Бест-Бай» сказал мне, что номер приходит из приложения, и из-за этого его нельзя отследить.
– И вы ему поверили, – фыркает Зеке.
Я проглатываю рвущееся с языка «конечно».
– Вы думаете, вам удастся?
– Минут через пять, самое большее. – Телефон подает сигнал о новом сообщении, и он смотрит на экран. – Настойчивый чувак, надо отдать ему должное.
Я кусаю губу и блуждаю глазами по комнате, читая бессмысленные надписи на белой доске на стене, внимательно рассматривая провода и зарядки в ящике на полу – все, что угодно, лишь бы не смотреть на телефон. А потом слышу собственный голос:
– Сколько там сообщений?
Зеке прекращает печатать.
– Восемьдесят три.
– Сделайте мне одолжение, ладно? Прочтите последнее.
Он бросает на меня многозначительный взгляд, но проводит пальцем по экрану айфона.
– Тут написано: «Если бы я мог вернуться и начать все сначала, все было бы иначе, кроме тебя».
Из горла рвутся рыдания, но я подавляю их, сконцентрировавшись на злости. Уилл не умер. Он сам сделал свой выбор. Он предпочел деньги мне, той, кого он называл своим самым любимым человеком на планете. Даже если бы он мог вернуться, даже если бы мы могли начать все сначала, захотела бы я этого?
Но даже сквозь злость, съедающую меня изнутри подобно стаду голодных термитов, я знаю ответ – да. Я не должна, но я хочу, но думаю, что вдруг смогу все изменить. Возможно, мне удастся заставить его измениться, и в следующий раз он выберет меня, а не деньги. Каждую минуту душевной муки рождается новая доверчивая жертва обманщика.
После еще нескольких минут постукивания по клавиатуре Зеке отрывает взгляд от монитора и переводит его на меня.
– В наше время есть тысячи способов сохранить анонимность в Сети, и этот парень выбрал не самый надежный. – Он что-то царапает в блокноте, потом вырывает листок и протягивает мне вместе с телефоном. Какой-то неизвестный мне адрес в Атланте.
– Серьезно? И на все ушло сколько, четыре минуты?
Впервые с того момента, как я переступила порог его комнаты, Зеке улыбается. Его зубы ослепительно сверкают в голубоватом свете монитора.
– Поэтому мне и платят хорошие деньги.
Дом – уродливое сооружение с многоскатной крышей из кирпича и камня в Винингсе, пригороде на северо-западе Атланты. Таких домов здесь миллион, и миллион таких кварталов – только что построенные жилые комплексы, абсолютно одинаковые. Тщательно подстриженные газоны с бордюром из рододендронов. Двойные фонари по обе стороны от входной двери и по крайней мере одно эркерное окно. Декоративные ставни и солидные каменные тумбы почтовых ящиков.
Я медленно проезжаю мимо дома на машине, стараясь разглядеть хоть какие-то признаки жизни, но, насколько могу судить, они отсутствуют. Свет внутри не горит, но сейчас обеденное время, и на сегодня выдался солнечный весенний денек, так что в этом нет ничего особенного. Также нет никаких признаков движения, никаких теней за окнами. Если Уилл и тут, то я его не вижу.
И все же. Уилл, прячущийся в этом доме, какой в этом смысл? Если он украл деньги, то почему остался в окрестностях Атланты? Почему не скрылся за границей или хотя бы в горах в соседнем штате? Уилл слишком умен, а Винингс слишком близко к дому.
Я паркуюсь за углом, сую телефон в карман юбки и крадусь через соседский задний двор, стараясь не проваливаться каблуками в безупречный газон. Зеленые насаждения такие же молодые, как и дом, им от силы года три-четыре. То, что деревья до сих пор хилые и голые, говорит об отсутствии плодородного слоя.
Я совсем спятила. У всех на виду, среди бела дня. Худший подглядывающий в истории подглядывания – к тому же в юбке и на каблуках.
Я подхожу к кухонному окну и прижимаюсь носом к стеклу. По другую сторону – кресло, отодвинутое от стола, на котором лежит открытый ноутбук, экран темный, и стоит белая кружка. Утренний кофе или дневная чашка чая? Ответа нет. За пределами кухни темно и пусто.
Я крадусь за угол к задней двери. Пара грязных кроссовок – мужских – валяется рядом с кипой газет. Тот, кто здесь живет, бегает и сортирует мусор, и я ставлю еще две галочки в колонку «Не Уилл». Уилл предпочитает спортивный зал и читает новости онлайн. Я пробираюсь сквозь кусты и двигаюсь к следующему окну.
В гостиной тоже пусто, обстановка в ней такая безликая, что ничего не говорит о человеке, который тут живет. Диван, два кресла, пара столов и лампы. Я оглядываю комнату в поисках чего-то личного, фотографий, или книг, или брошенной одежды – ничего. Если не считать ботинок и ноутбука, это место могло бы сойти за дом-образец.
В коридоре включается свет, и сердце у меня замирает, а потом начинает биться как бешеное. Если это Уилл, что мне делать? Упасть без чувств в кусты? Вломиться через окно? Я вцепляюсь в подоконник, затаиваю дыхание и жду.
Жестокое разочарование постигает меня, когда человек выходит из-за угла. Это не Уилл, но я узнаю его с первого взгляда. Высокий, широкоплечий, кожа цвета кофейных зерен. Вчера я достаточно насмотрелась на эту кожу, пока этот человек толкал газонокосилку по моему заднему двору.
Я перебираю в уме части головоломки, стараясь понять, как правильно их сложить. Дом. Уилл. Корбан. Если это тот адрес, который привязан к скрытому номеру, откуда Уилл шлет мне сообщения с тех пор, как выследил меня в Сиэтле, то что здесь делает Корбан? И где Уилл? Но как бы я ни старалась понять, у меня ничего не выходит.
Корбан заходит в комнату, и я перемещаюсь к следующему окну, следя за его действиями. Он склоняется над экраном мобильника, водя по нему большими пальцами. Что бы он там ни увидел, это заставляет его ноги прирасти к полу, а лоб хмуриться.
Внутри меня вдруг раздается сигнал тревоги – так модная спортивная машина Эвы начинает издавать громкий звук каждый раз, когда ее задний бампер оказывается слишком близко к какому-нибудь твердому предмету. Сигнализация у меня в голове надрывается, сообщая, что я приближаюсь к какой-то опасности. К оврагу или, может, к краю пропасти.
Внезапно он вскидывает голову и устремляет взгляд на окно.
Мое окно.
Как будто он точно знает, куда смотреть.
Я падаю в грязь и, затаив дыхание, прислушиваюсь, но сердце бьется так громко, что я почти ничего не слышу. Видел ли он меня? Он уже идет сюда? Я решаю не дожидаться ответа. Встаю на четвереньки и ползу, сердце бьется где-то в горле. Сосновые иголки впиваются мне руки и ноги, одеждой я цепляюсь за кусты – юбкой или блузкой или и тем и другим вместе, – но я не останавливаюсь. Наклонив голову, я упорно продвигаюсь вперед. Еще метров шесть по кустам до конца дома, а что дальше? Как только я выберусь во двор, то окажусь на виду.
Остается только молиться, чтобы он не вышел из дома.
Хлопает дверь, лает собака, и этого оказывается достаточно. Я вылетаю из кустов и мчусь через двор к машине.
Я запрыгиваю на водительское сиденье и трясущимися пальцами сую ключ в замок зажигания… Отъезжая, я успеваю бросить взгляд на двор позади себя и заметить Корбана, который стоит в дверях, рукой прикрывая глаза от солнца.
И улыбается.
Через несколько минут я сворачиваю на парковку у расположенного по соседству магазина «Хоум депот», пристраиваю машину между двумя джипами и пытаюсь отдышаться. Я уже пришла в себя после пробежки по двору, но дыхание все еще остается прерывистым, воздух как будто застревает в легких. Я надуваю щеки и задерживаю дыхание, как меня научил Корбан в нашу первую встречу на поминальной службе – о, какая ирония! – и это помогает. Когда я выдыхаю, спазм в легких исчезает.
Корбан видел меня. И не только видел, но и мог бы с легкостью поймать. Я не спортсмен, а высокие каблуки и узкая юбка – не лучшая экипировка для стометровки. За то время, которое мне потребовалось, чтобы пересечь двор и сесть в машину, такой атлет, как Корбан, преодолел бы это расстояние дважды.
Но он даже не пытался.
И он не выглядел удивленным. И улыбался.
Телефон оживает, толкая меня в живот, и я выуживаю его из кармана юбки. Смотрю на темный экран и вспоминаю информационный вечер, который мы с Тедом проводили для родителей несколько месяцев назад. В тот раз речь шла о киберзапугивании, и всего через полчаса после начала инициативу перехватили несколько «мам-вертолетов», которые без ведома своих чад установили на мобильные телефоны подростков GPS-трекеры. Они рассказывали об этом с такой гордостью, словно право шпионить за детьми даровано родителям свыше, и я имела неосторожность вслух поинтересоваться, не кажется ли им, что этим они перешли некую грань. Остаток вечера Теду пришлось успокаивать разгоревшиеся страсти.
Но суть в том, что я знаю о существовании таких технологий.
Трекеры, о которых говорили родители, невозможно обнаружить, они работают в фоновом режиме. Все, что нужно, – это получить в свое распоряжение телефон другого человека, чтобы установить приложение, и – бинго, вы всегда знаете, где он находится. Неприятная истина постепенно доходит до моего сознания, и, если бы не сообщения от Уилла, я бы выкинула телефон в окно.
Но потом в голову приходит следующая мысль, от которой у меня снова сбивается дыхание.
Скрытый номер привел меня к Корбану, а не к Уиллу.
Трясущимися пальцами я включаю телефон и просматриваю все восемьдесят семь сообщений – одно за другим.
Искренние извинения, подробные объяснения и полные раскаяния сожаления. Все написано верно, кроме одного.
Семнадцать раз он пишет, что любит меня. Но ни разу не использует слова, которые я хочу увидеть. Наши слова. Ни разу он не написал, что я его самый любимый человек на планете, а это значит, что скрывающийся за этим номером – не тот, кого я люблю.
Это означает… что? Уилл мертв? Как бы я ни была зла на него за то, что он предпочел мне деньги, я отказываюсь в это верить. А как же записки, в которых он извиняется и просит меня прекратить копаться в его прошлом? Если сообщения на телефон дело рук Корбана, то получается, что и письма писал тоже он?
Я приваливаюсь плечом к окну. Все пережитое за этот день наваливается снова, и меня начинает мутить. Я чувствую знакомое раздражение в легких, жжение в уголках глаз, ощущение, будто чья-то рука сжимает мое горло. Все говорит о том, что я на краю катастрофы.
Когда начали приходить эсэмэски и письма, я предпочла поверить, что за ними стоит Уилл. Мне нужно было верить в это. Столкнувшись с реальностью, в которой были рухнувший самолет и обуглившееся кукурузное поле, я предпочла смотреть в другую сторону, так же, как я делала это в нашем браке. Да, Уилл не хотел говорить о своем прошлом. Да, в его историях зияли пробелы. Ну и что с того? Каждый раз, когда возникало какое-то несоответствие, я убеждала себя, что это просто глупая ошибка, приказывала себе не обращать внимания. Единственное, что имеет значение, – это наше настоящее, так я всегда думала.
Только как можно любить человека, которого на самом деле не знаешь?
Ответ зарождается и растет внутри меня, в клочья разрывая печаль, пожирая ее целиком и изрыгая обратно в виде колючего шара злости – не столько на Уилла за его предательство, сколько на себя, что позволила так поступить с собой.
Любовь и жертвенность. Честность. Доверие. Мы видим то, что хотим видеть. Мы собираем информацию, используем или игнорируем ее, чтобы создать наши собственные представления, сделать свой собственный выбор, чтобы утаить любовь или отдать ее по доброй воле.
Я швыряю телефон на пассажирское сиденье, завожу машину и выезжаю обратно на автостраду.
Мой муж мертв.
Мое сердце разбито.
Мои глаза теперь открыты.
Несмотря на час пик, я проделываю обратный путь до Литл-Файв-Пойтнс менее чем за полчаса. Уже почти семь, и небо окрасилось в розовато-сиреневые тона.
Внутри музыкального магазина пусто, если не считать симпатичной девушки за прилавком. Она пересчитывает деньги и, заслышав звон дверного колокольчика, поднимает палец, прося подождать. Я не собираюсь ждать, когда она оторвет взгляд от пачки купюр, и направляюсь прямиком к ярко-желтой двери.
Я нахожу Зеке там же, где в прошлый раз, в захламленной комнатке, постукивающим пальцами по клавиатуре.
– Вы вернулись, – говорит он, не отрывая глаз от монитора.
Я кладу телефон на стол.
– Вы пропустили трекер.
– Нет, я видел его. – Он поднимает голову и замечает мои растрепанные волосы, мятую блузку, правый рукав которой порван в двух местах. – Черт, что с вами случилось?
– Трекер со мной случился. Было бы лучше, если бы вы сказали мне про него.
– Вы не спрашивали.
Мне не удается подавить рвущийся наружу вздох.
– Вы можете его отключить? И я хочу, чтобы вы отследили для меня еще один номер. Он в самом начале списка контактов, первые цифры 678.
Зеке проводит пальцем по экрану, выводя сообщения. К двум первым добавились еще четыре злобных послания, сулящие боль и смерть, если я не отдам деньги.
– Тут все очень запутано.
– Расскажите мне. Я надеюсь, вы сможете сказать, кто их посылает.
– Этот чувак отправлял сообщения через сайт компании, но… – Он нажимает на какие-то кнопки на телефоне и мрачнеет. – Хм, странно. Подождите-ка минутку.
– Раз уж я все равно тут, может, скажете, есть еще что-то подозрительное или скрытое, о чем мне стоило бы знать?
Он выуживает из ящика у себя под ногами зарядное устройство и протягивает его мне.
– Выбросьте все зарядки, которые у вас есть, или, еще лучше, принесите их мне. Мне всегда нужны снифферы.
Я не знаю, что такое сниффер, но кладу зарядку в сумку.
Он снова берется за телефон, водя пальцем по экрану.
– Насколько внимательно смотреть?
– Представьте, что это телефон вашей девушки.
Глаза у него вспыхивают, и он жестом указывает мне на стул:
– Садитесь. Придется немного задержаться.