И мы стали думать. Включилась и комсомольская организация. В результате возник замысел, одобренный партгруппой, комсомольцами эскадрильи и поддержанный комиссаром полка М. И. Хреновым. Мы вызвали на соревнование 1-ю эскадрилью, обязавшись не отстать от нее по количеству вылетов и сброшенных бомб, по качеству бомбометания, в деле организации полетов и обслуживания машин.
Заключался план в следующем. У меня в эскадрилье осталось три экипажа, стало быть, три самолета, а положено девять. Могу я получить остальные шесть? Могу. Ведь техсоставом эскадрилья укомплектована полностью.
Договорившись с инженером корпуса полковником Гаткером, я вызываю своего инженера Плахотника и говорю ему:
— Сегодня же немедленно получай шесть самолетов из самолетного парка корпуса.
— Есть, товарищ командир, — оживившись, козырнул инженер. — А что, летные экипажи прибывают?
— Да, прибывают.
— Вот красота! — И инженер побежал выполнять приказание.
Самолеты получены и облетаны. Договор о соревновании составлен. Передать его в 1-ю эскадрилью было поручено парторгу Н. Кириллову и комсоргу В. Кикнадзе. Его приняли, хотя и с оттенком недоумения.
А замысел наш был прост: сделать как можно больше вылетов.
Летчики полка вылетают на задание с заходом солнца. Через три с половиною — четыре часа возвращаются на аэродром. Идут на КП. Пишут донесение. Затем отправляются в столовую, пьют кофе. Тем временем тех-состав проверяет самолеты, заправляет их горючим, подвешивает бомбы и так далее. Всего на подготовку самолета к новому вылету требуется около трех часов.
В моей эскадрилье три летчика, а самолетов девять — и все готовы к вылету. Возвращаясь с задания, каждый из нас еще в воздухе подает условный световой сигнал своему экипажу. Техник запускает моторы следующего самолета. Летчик заруливает после посадки на стоянку, экипаж выходит из самолета с парашютами, а тут уже стоят с кофе и бутербродами адъютант эскадрильи Карташев и старшина Шкурко.
Штурман передает адъютанту написанное в воздухе донесение, закусываем — и снова в воздух.
Всего 18 минут проходило у нас от посадки до взлёта на следующем самолете. Мы уже возвращаемся с боевого задания, а остальные эскадрильи только начинают взлетать, и мы, пересев на другие машины, летим вместе с ними, но уже в третий рейс. Лично я, конечно, не всегда выдерживал по три вылета, а мои орлята иногда ухитрялись делать и по четыре.
Было тяжело. Требовалось огромное напряжение физических и духовных сил. Трудности физические усугублялись постоянным нервным перенапряжением: противник прикрывал цели мощным зенитным огнем.
Я говорю пока о перенапряжении летного состава в сражении на Курской дуге. Да, очень тяжело. Но с не меньшим напряжением работала и Земля. Все — от генерала до моториста — работали на пределе. Четкую организацию работы боевых экипажей осуществляли штабы. Бесперебойное снабжение боевых кораблей горючим, смазочным, боеприпасами — это работа БАО. Оружейники, не разгибая спины, еле успевали, подвешивая 100-, 250-, 500-, и 1000-килограммовые бомбы, набивая пулеметные ленты; они проверяли всю систему вооружения, устраняли повреждения. Работал на пределе и технический состав винтомоторной группы.
Кончалась ночь. Усталый, но довольный проделанной работой, летный состав шел завтракать и отдыхать. А наземники? Им-то отдыхать некогда. Многие самолеты привозили пробоины, повреждения, порой довольно внушительных размеров — их нужно было успеть устранить, всё тщательно проверить, подготовить, обеспечить всем необходимым. На сон оставалось нередко всего два-три часа…
При четкой организации всей этой машины порой даже как бы не замечаешь, что эти службы существуют. После возвращения с задания все осведомляются: как связь, вооружение, как приборное, кислородное хозяйство? Всё нормально, отвечаешь, — замечаний нет. Видимо, потому и не замечаешь этих вспомогательных служб, что их хозяйство работает, как правило, четко, бесперебойно. А уж как им это удается — это их искусство. Корни не требуют благодарности от дерева за то, что они питают плоды. Но само дерево без этих корней не имело бы плодов. Кто же эти корни, эти видные и незаметные службы?
Дальнебомбардировочная авиация укомплектовалась личным составом вспомогательных служб из расчета, что боевые вылеты совершаются не каждый день. После полета в глубокий тыл, как правило, дня два уходит на профилактический осмотр и подготовку к следующему боевому вылету.
Но жизнь диктует свои условия. Боевая обстановка требует удвоить, утроить удар по врагу. И вместо одного вылета в три дня делали по три вылета в ночь и ежесуточно. Значит, обслуживающий персонал работал с удесятеренной нагрузкой.
Самая трудоемкая работа — это труд оружейников. Не разгибая спины, они почти вручную подкатывали и подвешивали бомбы, готовили бомбы и взрыватели к следующему вылету, набивали патронами пулеметные ленты. Пальцы рук распухали от набивки лент, и приходилось на эту работу поочередно привлекать все остальные службы. А все эти службы состоят в основном из комсомольцев; комсорг В. Кикнадзе применил всё свое организаторское искусство, и боевые вылеты производились без задержки.
Все службы действовали исправно и поэтому были мало заметны. Кто же эти малозаметные труженики? Назову только некоторых из 3-й эскадрильи, выдержавших высокое напряжение в полетах на Курской дуге; это старший техник вооружения офицер Краснов Е. К., техники звеньев по вооружению старшины Федосеев В. Т., Болтов О. П., Дмитриев В. Я.; механики по вооружению, или основная рабочая сила сержанты Акопян А. А., Бершанский М. Т., Синаев М. М., Плошкин В. П., Елисеев М. М., Сиротин Б. А., Байдуков А. П., и др.; это электрики Локтюхин А. И., Кикнадзе В. В. прибористы Крюк И. И., Воробьев Б. Ф., механик кислородного оборудования Гуськов П. Т., радиотехники Брисковский Ф. М., Цибизов М. И. и др.
Все мы летали с парашютами. При необходимости пользовались ими. Ни одного случая отказа, нераскрытая парашюта не было замечено. Никто из нас не следил за сроками их переукладки и не занимался этим. А парашютная служба действовала безотказно, и ее не замечали. Парашютоукладчик 2-го гвардейского полка Мухамед Шарипов горд тем, что на переуложенных им парашютах в полку спаслись 183 человека летного состава, что значительно превышает полный состав полка.
Наше командование принимало меры к тому, чтобы обезвредить зенитные батареи гитлеровцев.
Вызывают меня однажды в штаб и дают задание. Я должен появиться над целью в сумерках, на 20 минут раньше остальных самолетов, сделать три захода, равномерно распределив бомбовый груз, и вызвать огонь зенитных средств на себя.
Только и всего, остальное зависит уже от других.
Подлетаю к цели. Непривычная тишина. На боевом курсе меня начали щупать прожекторы, но темнота еще не наступила, и увидеть меня трудно. Заработала зенитная артиллерия. Но вот прожекторы начали гаснуть один за другим. «Ну, — думаю, — сами потушили. В сумерках они почти бесполезны».
Захожу второй раз. Снова вспыхнули прожекторы, но уже из другого сектора обороны противника, и снова начали по одному гаснуть. Реже била артиллерия.
Захожу в третий раз. Изредка вспыхивают лучи прожекторов и тут же гаснут. В воздухе редкие облачка разрывов. Мои 20 минут истекли, я отвалил, и тут налетела армада наших бомбардировщиков. Вниз устремились серии бомб, а с земли никакого сопротивления. Зенитные средства обороны противника были подавлены. Кто же это сделал? Оказывается, здесь побывали неутомимые и вездесущие «воздушные тихоходы». Славно поработали!
Пока я барражировал над целью, вызывая огонь на себя, наши ПО-2, или, как их фамильярно называли, «кукурузники», забросали мелкими бомбами прожекторные установки и батареи зенитных орудий.
С уважением до сих пор вспоминаю тех храбрецов, которые так умело и удачно провели отлично разработанную командованием операцию. Молодцы, ребята, думал я, настоящие штурмовики. А они оказались совсем не штурмовиками и даже… не ребятами. Это были девчата, наши советские девчата. Честь и слава вам, дорогие девушки, бесстрашные наши соратницы! Своей отвагой вы спасли не одного моего товарища, летавшего на эту цель.
Как только сопротивление противника было сломлено, еще до исхода Курской битвы, командование сочло, что необходимость нашего участия в ней отпала, а может быть, появилась острая необходимость в действиях нашей авиации на Ленинградском фронте. Во всяком случае, нас перенацелили на Ленинградское направление, и началась интенсивная обработка железнодорожного узла Мга, который мы бомбили ежедневно — в течение двух недель.
При подведении итогов соревнования трудно было назвать победителя. Победил весь личный состав полка.
Такого высокого напряжения, как в битве на Курской дуге, наш полк, пожалуй, не знал. Да и не только наш полк и даже не только авиация. Весь советский народ делал всё, чтобы сломать фашистской гидре хребет и в этом сражении.
К началу августа эскадрилья моя пополнилась. Из глубокого тыла прибыло несколько новых экипажей. Мы систематически бомбили вражеские эшелоны на железнодорожном узле Мга под Ленинградом.
4 августа 1943 года я шел в свой двухсотый боевой полет. На борту корабля был корреспондент военной газеты капитан Морозов. О своих впечатлениях он написал заметку под названием: «Над укрепленным узлом противника».
Привожу эту заметку, ибо в ней, как мне кажется, действия авиации схвачены глазами наблюдательного человека.
«Экипажи получили задание бомбардировать сильно укрепленные узлы на переднем крае обороны противника.
Сегодня экипаж гвардии майора Швеца идет на двухсотый боевой вылет. На борту его самолета находится ваш корреспондент. Перед вылетом командир тщательно проверяет машину. Он, конечно, доверяет своему технику Лобанову, который за время войны обслужил 230 боевых вылетов, но это нисколько не ослабляет его требовательности. Командир заглядывает в моторы, люки. Машина, как всегда, исправна. В прошлом месяце гвардии майор Швец сделал на ней наибольшее количество вылетов в части.
Маршрут проходит вдоль грозового фронта. Восточнее нас ни на минуту не прекращаются грозовые разряды. Это — красивое, но опасное зрелище. У всех одна надежда, что грозовой фронт не помешает сегодня выполнить боевое задание. Перед линией фронта всё чаще попадаются светомаяки, которые указывают правильность маршрута. Вот и линия фронта. Она хорошо обозначена световыми средствами, указаны „ворота“, откуда следует заходить на боевой курс. Длинный луч прожектора указывает, где находятся укрепления противника, где скрываются немцы. Взаимодействие с пехотой организовано отлично. Сказывается опыт разгрома немцев под Сталинградом, но средства наведения бомбардировщиков на цель здесь более усовершенствованы. Они исключают возможность ошибочного бомбометания по своему переднему краю.
Штурман уточняет расчеты, выводит корабль на боевой курс, открывает люки. Бомбы рвутся недалеко от населенного пункта, там где проходят траншеи, окопы и проволочные заграждения противника.
Наши самолеты бомбят концентрированно, почти в одно и то же время. За несколько секунд нахождения над целью мы успели насчитать до 20 разорвавшихся под нами серий бомб. Другие части бомбят цели правее и левее нас. Передний край обороны противника на протяжении нескольких десятков километров подвергается ожесточенной обработке с воздуха и воздействию артиллерии…»
По возвращении «юбиляра» тепло поздравили командир полка, товарищ по оружию.
Следующий день, 5 августа, принес нашему народу радостную весть. Совинформбюро сообщило, что нашими войсками взяты города Орел и Белгород — главные опорные пункты немецкой армии в Курской битве. И в честь этого исключительного по значению события было решено произвести в столице нашей Родины Москве первый за годы войны торжественный салют.
Каким эхом отозвался первый салют в сердцах советских людей, с напряжением следивших за историческим сражением, за этой гигантской, не знающей себе равных битвой двух систем, двух миров! И мы, участники битвы на Курской дуге, восприняли торжественный салют как высокую оценку нашего посильного вклада в это благородное дело. Ведь приказом Верховного Главнокомандующего за активные действия в освобождении города Орла нашей 1-й гвардейской авиационной дивизии было присвоено почетное звание Орловской.
В августе Ленинград по-прежнему подвергался артобстрелам и налетам вражеской авиации. Командование разработало план разгрома дальнобойной артиллерии противника, стоявшей у стен города. Осуществить эту акцию должны были наши бомбардировщики, но мешала нелетная погода. Мне было поручено лидировать в этом полете, то есть я первый должен был обнаружить цель и осветить ее с воздуха САБами и на земле — зажигательными бомбами.
Мне уже несколько раз давали задание разведать погоду в районе Ленинграда. Если погода благоприятствовала, я должен был ожидать в стороне, чтобы начать бомбометание к прилету основной группы, в точно назначенное время. В случае плохой погоды земля перенацеливала всех на запасную цель. Чаще всего происходило последнее.
Наконец благоприятный момент настал. Метеорологи заверили, что погода над целью хорошая, и мы вылетели на ответственное задание.
Маршрут проходил восточнее Ленинграда, затем мы должны были обойти Ленинград с севера и заходить на цель через Финский залив. Насколько я помню, дальнобойная артиллерия гитлеровцев располагалась на Беззаботинских высотах. Отбомбив, мы должны были возвратиться обратно тем же маршрутом. Расчет строился на внезапности налета.
Заданная высота — две тысячи метров. Погода прекрасная, безоблачно. Обошли город с севера. Под нами — глубокий мрак, лишь изредка мелькают синие вспышки — искрят бугели трамваев.