На опыте Робуля мы учим летный состав грамотной, бережной эксплуатации боевой техники. По нормативам, моторы, выработавшие положенный ресурс, подлежат замене. Робуль взялся на своем самолете продлить их жизнь и под наблюдением инженера полка Мизина налетал сверх нормы еще пятьдесят часов. Это было большим вкладом в использование дополнительных резервов боевой техники.
Владимир Данилович Робуль бомбил военный объект в глубоком тылу противника и не вернулся с боевого задания. О том, что с ним произошло, я расскажу в своем месте, а пока хочу рассказать еще об одном характерном боевом полете в нашем полку.
5 мая 1944 года полк получил задание разрушить укрепления противника в восточной части Кенигсберга, для чего были подвешены тонные бомбы. Погода была очень плохая, и экипажи в ожидании сидели на КП.
Уже на исходе третий час. Разведчик подтвердил нелетную погоду в районе цели. Ждали отбоя. Но вот поступило приказание срочно выпустить несколько экипажей на станцию Резекне-товарная, где скопилось много эшелонов с техникой противника и боеприпасами. Предельное время взлета — 3.00, кто не успеет к этому времени взлететь — в воздух не выпускать.
Взлетело три самолета: Новиков, Царев и Нижнековский. Тонные бомбы заменять не было времени, так и полетели. Над целью предполагалась высота облачности не менее 1000 метров.
На всем маршруте облачность была очень низкой: 100–300 метров. К цели она стала подниматься. Над целью высота всего 600 метров.
Первым обнаружил цель экипаж И. В. Новикова. Штурман Н. И. Стрельцов вывел корабль точно на цель.
— Командир, цель перед нами, что будем делать, ведь высоты нет для тонной бомбы.
— Будем выполнять задание. Как только бомбы оторвутся, сразу на набор высоты, в облака.
— Есть выполнять задание! Боевой курс.
Тонная бомба, видимо, угодила в эшелон с боеприпасами. Самолет взрывной волной забросило в облака, он попал в хаотические потоки воздуха, вывалился на крыло из облаков; летчик не успел сориентироваться, как очередным взрывом самолет снова забросило в облака. Он неуправляем. Штурман воткнул свою ручку управления — помогает. С большим трудом Ивану Васильевичу Новикову удалось справиться с самолетом. Он вышел из сферы взрывов, где продолжала бушевать огненная стихия так, что экипажи Царева и Нижнековского не могли сразу подойти к цели и бомбили некоторое время спустя. Самолет Новикова, казалось, повреждений не имел, но вел себя очень странно: он был затяжелей и слабо реагировал на рули управления. Все виды связи с самолетом прерваны. Я в напряжении жду на старте. Уже утро. Прилетели Царев и Нижнековский. Но вот спустя какое-то время прилетел и долгожданный самолет Новикова. Моторы работают на повышенной мощности. Он как-то вяло зашел и неуклюже сел.
Все удивлялись, как только на нем долетели. От встряски вышли из строя все средства связи, турель заклинило, а самолет настолько был деформирован, что ремонту не подлежал, и его списали разобрали на части.
Экипаж явно шел на риск, но другого выхода не было: цель нужно было поразить. Боевое задание выполнено.
Став командиром полка, я впервые по-настоящему понял, какую неимоверно трудную и необходимую работу выполняет БАО. На него, на наш батальон аэродромного обслуживания, ложилась вся тяжесть работ по подготовке и содержанию в исправности взлетно-посадочных полос. Да разве только это! За всю войну ни разу мы не, испытывали перебоев в снабжении. Удивительно прожорлива боевая техника! Сколько горючего, смазочных материалов, сколько бомб и многого другого требуется, когда самолеты совершают по два-три вылета в ночь. И всё это должно быть своевременно доставлено на склады, а оттуда — к машинам. Кто в ответе? Безотказный, работящий, неутомимый БАО.
Нам предстояло перебазироваться на новое место. Боевая деятельность не прекращается ни на день, а к месту назначения уже ушли эшелоны со всем необходимым для встречи полков.
Тяжело… — вздыхал иногда командир БАО Владимир Семенович Берновек. — Знаете, в чем основная трудность? Молодежь от нас всеми правдами и неправдами стремится на передовую. А кто остается? Люди пожилые, из тех, кто воевал еще в первую мировую, в гражданскую. Это наш постоянный состав…
Подполковник Берновек был авторитетным, преданным делу работником. С большой признательностью я вспоминаю вклад БАО в боевые дела нашего полка.
Вспоминая о работниках БАО, не могу не рассказать об одном скромном рядовом труженике, человеке с большой душой и добрым сердцем — Федоре Труще. До войны он работал шофером в одном из колхозов, где-то на Кировоградщине. Часто ездил в командировки. Так было и на этот раз. Федор отбыл в очередную командировку в Смоленскую область, и там его застала война.
Вместе с автомашиной его мобилизовали и направили в БАО, обслуживающий авиачасть. С января 42-го этот БАО обслуживал наш 748-й полк, и здесь я узнал Труща. Он возил летный состав на аэродром и с аэродрома на своем стареньком автобусе ГАЭ-230. Он ничем не выделялся среди других таких же скромных тружеников, одевался не броско, но всегда по форме. Огрубелые руки и обветренное лицо свидетельствовали о его профессии, о работе на открытом воздухе. Типичный крестьянин, переодетый в военную форму, которая сидела на нем как-то мешковато, не по-военному, хотя и придраться было не к чему. Никакая служба не подействовала на его язык: разговаривал он на своем местном украинском диалекте, что порой вызывало у собеседников дружескую улыбку. Скажем, вместо «подполковник» он говорил «пивполковнык».
Наблюдая за работой боевых экипажей, он как бы терзался тем, что несет значительно меньшую нагрузку, чем они, и свой вклад в общее дело старался дополнить усердием, заботой, вниманием к своим пассажирам. А как он болезненно переживал, если экипажи не вернулись… Обычно его работа заканчивалась тогда, когда после полета он привозил летчиков в столовую. Если же один из экипажей не вернулся с задания, Федя не уедет с аэродрома до утра.
— А вдруг я только уеду, а они прилетят? Люди пешком добираются домой, а шофер спит. Нормально ли? Нет, буду ждать.
В БАО много скопилось ватных чехлов от моторов самолетов. И вот Федора осенила мысль: ведь летчики летают на большой высоте, а там, говорят, очень холодно и они мерзнут. И он организовал вокруг себя целую артель, и в свободное время его помощники вручную шили телогрейки и раздавали летным экипажам. Правда, вскоре летчики получили телогрейки фабричной работы, и «артель Труща» была немного огорчена тем, что у них появился серьезный конкурент…
Служил Федя добросовестно, одиночество переносил молча. Люди получали письма, сами писали, а ему некому писать, не от кого получать. Семья — на оккупированной территории. Но когда в 43-м началось освобождение Украины, командир БАО В. С. Берновек, желая как-то отметить трудолюбие Труща, сказал:
— Слушайте, товарищ Трущ, вы, кажется, из Кировоградщины?
— Да.
— Дома не хотите ли побывать? Ведь третий год воюете.
— А кто же летчиков возить будет?
— Найдем замену.
И Федя уехал на две недели навестить жену. В нормальных условиях, чтобы съездить домой, ему потребовалось бы два дня, а Федя добрался только на восьмой день. И по его расчетам, чтобы вовремя попасть в часть, нужно сегодня же возвращаться.
Жены Федор дома не застал — она уехала в другое село за продуктами. В доме собрались старики-односельчане. Они посидели часа три, побеседовали о боевой службе и о хозяйстве на селе; Федор распрощался с односельчанами и отбыл в обратный путь. Правда, немного просчитался и в часть прибыл… на два дня раньше.
— Ну, как там дома, всё в порядке? — спросил его при встрече Владимир Семенович.
— Все гаразд.
— Как жена?
— Та ничего…
— Так он же не видел жены, — добавил кто-то из его друзей.
— Как не видел? — удивился командир. И узнав, в чем дело, командир вторично дал Федору отпуск.
Хорошие воспоминания о себе оставил у нас, летчиков, этот скромный гвардии рядовой Федор Трущ из Кировоградщины.
В мае полк перебазировался. Мы обосновались на аэродроме, расположенном между шоссе, ведущем на Киев, и Десной. Вдоль Десны тянулся широкий луг — ярко-зеленый травяной ковер, усеянный цветами. За лугом перелески, а еще дальше — поля, поля… На соломенных крышах хат заботливые аисты…
Красота невыразимая! Но война продолжается, и некогда любоваться творениями великого художника — природы.
Техсостав разместился возле аэродрома, а летный состав — в соседнем селе.
В воскресенье мы с замполитом Виноградовым и командирами эскадрилий побывали в хатах, где квартировали наши летчики, проверили, как они устроены. Всюду хозяева встречали нас с большим гостеприимством. Чувствовалось, что к поселившимся у них воинам родной армии они относятся с трогательной любовью и глубоким уважением.
Самолеты стояли в огромном старом фруктовом саду, хорошо замаскированные. Аэродром тянулся узкой полоской вдоль дороги с севера на юг. Взлетать можно было только в двух направлениях. Летное поле имело много неровностей, и работникам БАО пришлось немало потрудиться, чтобы привести взлетно-посадочную полосу в надлежащий вид.
Началась боевая работа, и нас стала беспокоить немецкая авиация. Надо было принять меры, чтобы обезопасить себя от возможного налета.
Единственным средством была тщательная маскировка и четкая организация взлета и посадки самолетов.
На самолете ПО-2 я облетел полосу леса вдоль Десны. Выбрал поляну километрах в семи, по своим очертаниям сходную с нашим аэродромом. Решено было оборудовать там ложный аэродром.
Составили план, начертили схему, и аэродромная рота приступила к делу. Устроили ложную стоянку самолетов, изготовили несколько крестовин с аэронавигационными огнями, установили световые посадочные знаки. Привезли несколько бочек с отработанным маслом для имитации пожаров. Вырыли траншеи для дежурной команды, провели телефонную связь — и ложный аэродром готов.
Во время боевой работы дежурная команда — на месте. В случае воздушной тревоги ложный аэродром зажигает огни. Если гитлеровцы бомбят — поджигается масло.
Второе мероприятие — маскировка истинного аэродрома во время старта. Поменьше «иллюминации» во время взлета.
На старте находился специальный пункт связи — переоборудованный автобус, в котором были установлены радио- и телефонная станции. Там дежурили радист и телефонистка. На крыше автобуса установлены турельный прозрачный колпак, пульт управления световой сигнализацией, микрофон для радиопереговорной связи с экипажами самолетов. Пункт связи в автобусе был оборудован по проекту и при участии бывшего командира полка Балашова. Наша задача теперь — совершенствование управления самолетами именно на взлете.