- Как вы себя чувствуете? Где у вас болит?
- Болит все... - ответил я. - Это, наверное, конец?..
- Что вы... Зачем говорите о конце? Вы еще будете жить и даже летать. Вы хотите летать?
- Это - моя жизнь.
- Ну, а коль так - летать будете, - уверенно произнес Дмитрий Алексеевич. - Однако придется немного потерпеть... Я хочу осмотреть вас. Потерпите, если осмотр причинит вам боль?..
Дмитрий Алексеевич простукивал меня, прощупывал. Я терпел, смотрел ему в лицо. А оно было сосредоточенным, словно моя боль передавалась ему.
Закончив осмотр, Дмитрий Алексеевич спросил:
- А что болит у вас больше всего?
- Нога.
- Нога?
- Да, нога. Ее нестерпимо жжет... Дмитрий Алексеевич приказал снять гипс. Нога сразу отекла.
- Где болит?
- В пятке...
- Дайте снимок, - потребовал хирург и тут же стал внимательно рассматривать рентгеновскую пленку.
- Вот видите, - Дмитрий Алексеевич показал снимок врачу, - осколок ущемил нерв. Это и причиняет боль. Нужно осколок удалить.
- Товарищ профессор, но больного нельзя трогать с места.
Дмитрий Алексеевич задумался.
- Будем делать здесь - на кровати.
Операция длилась около часа. Осколок долго не удавалось найти. Не желая резать сухожилия, Дмитрий Алексеевич приостановил операцию. Немного подумав, он сказал:
- Перенесем его в рентгеновский кабинет.
С осторожностью, на какую только способны человеческие руки, меня переложили с кровати на носилки и понесли. В темной комнате, под рентгеноскопом операция продолжалась еще минут сорок. Наркоз давно перестал действовать. Наконец осколок найден. Дмитрий Алексеевич извлек из сухожилий маленький кусочек темного металла. С металлом он словно вынул и боль. Ногу перестало жечь.
Забинтовав и наложив гипс, меня перенесли в палату. Я был мокрый от холодного пота.
Прошло двое суток. И вот снова лежу на операционном столе - предстоит операция правой почки. Мое лицо покрыто марлевой салфеткой. Не знаю, что заставило меня это сделать, только салфетку чуть сдвинул и мог видеть, что происходило рядом. Дмитрий Алексеевич в белой шапочке, с марлевой повязкой на лице молчаливо стоял рядом.
Я чувствую, что мой правый бок протирают спиртом, йодом, как в кожу вонзается игла, - операцию мне делали под местной анестезией, так как общего наркоза сердце могло бы не выдержать.
- Скальпель! - произнес Дмитрий Алексеевич.
"Началось", - подумал я.
Я почти не чувствовал боли. Но было неприятное ощущение скрипа кожи под скальпелем.
Неожиданно из разреза фонтаном брызнула кровь, облив профессору повязку на лице и клеенчатый фартук. Дмитрий Алексеевич что-то крикнул, я не понял, но ощутил невероятную боль. Его правая рука стремительно ворвалась ко мне внутрь и будто там, сжав тисками, вывернула всю душу наизнанку.
- Что вы делаете?! - не своим голосом закричал я и страшно выругался. Не могу терпеть! Дайте наркоз! Дмитрий Алексеевич тоже кричал:
- Пульс! Пульс! Сердце!..
Больше я не слышал его слов.
От боли я "зашелся".
Проснулся... Мне было хорошо. Никакой боли. Светит яркое солнце. Поют птицы. Журчит струями фонтан. И страшно хочется пить.
- Дмитрий Алексеевич! Он открыл глаза... - произнесла стоявшая возле женщина в белом.
Вода перестала журчать. До меня донеслись гулкие шаги, и я увидел Дмитрия Алексеевича.
- Проснулись? Очень хорошо. Как себя чувствуете? Боль есть?
- Нет... Стало лучше, - ответил я.
- Ну вот и хорошо. Так и должно быть.
- Дмитрий Алексеевич, я отлетался? Почку-то, наверное, оттяпали?
- Зачем? Она еще понадобится... Почка была травмирована. Имела разрыв, пришлось подштопать.
Тринадцать суток моя жизнь висела на волоске. На четырнадцатые наступил кризис, и я уснул. Спал, не просыпаясь, более двадцати часов.
Когда проснулся, у кровати стоял Дмитрий Алексеевич, Он сказал:
- Молодец! Выдержал! Теперь дело на поправку пойдет!..
И я поправлялся...
Из отдельной палаты переселился в общую, - чтобы не скучать. Стал читать книги, а когда перебрал все, что было в госпитальной библиотеке, решил сам взяться за перо.
Написал очерк из боевой жизни наших летчиков. Послал его в газету "Красный флот". Вскоре получил ответ: "Очерк понравился. Будет напечатан, пишите еще. Желаем сил, здоровья и скорейшего выздоровления".
Часто навещали друзья. Каждый их визит приносил новости. Были и печальные, но больше радостные.
Наша авиация, как и на других фронтах, безраздельно господствовала в небе Заполярья.
Скоро нашел свой конец фашистский ас, летчик-истребитель обер-фельдфебель Мюллер.