Джим.
Центр немедленно дал такие указания:
7.9.43. Джиму.
1) Разрешаем поискать Анну в базельских больницах, но осторожно, из телефонов-автоматов в Базеле, а не из Лозанны.
2) Сообщение Микки нам непонятно. Нужно осторожно проверить, что представляет собой старуха-врач, что она делала в Германии, не связана ли с гестапо.
Директор.
Джим обзвонил многие больницы и клиники Базеля, но Анны Мюллер там не нашел. Не появлялась она и у себя дома. Попытки узнать что-либо новое о полупомешанной старухе тоже окончились безрезультатно. Тогда Джиму повторно было приказано поторопиться с отъездом из Лозанны.
А в это самое время в Берлине, в тайных застенках главного управления имперской безопасности (РХСА), происходила тяжелая драма. Там решался вопрос жизни и смерти наших людей, попавших в руки изуверов в черной униформе СС.
По приказу Гиммлера следствие велось в строгой тайне, но позднее, в 1944 году, кое-что уже начало просачиваться наружу. Полную картину свершившейся трагедии удалось воссоздать по гестаповским следственным материалам и рассказам уцелевших товарищей только по окончании войны. Джим прилагал напрасные усилия отыскать Анну Мюллер в Базеле. Она была арестована агентами немецкой тайной полиции 16 июня 1943 года и отправлена в берлинскую тюрьму.
Обстоятельства, предопределившие арест Анны, сложились в результате провалов явочной квартиры ее брата Генриха (Ганса) во Фрейбурге, ареста разведчицы Инге и других людей.
Сперва германской контрразведке ничего не было известно о Гансе, Инге, Микки и Анне. Но нацисты имели кое-какие нити, полученные после арестов наших нелегальных работников в Бельгии и Франции. Клара Шаббель, к которой направлялся разведчик Франц, прыгнувший с парашютом вместе с Инге, была давно уже схвачена гестапо, а ее конспиративная квартира держалась под наблюдением. Как только Франц появился там, его арестовали. С помощью передатчика и шифра, отобранных у задержанного разведчика, нацисты затеяли радиоигру с Центром и получили инструкцию, предназначенную для Франца: передать запасную рацию Инге взамен утерянной ею при прыжке с самолета. Гестапо узнало пароль и адрес Ганса во Фрейбурге.
Затем на эту явочную квартиру был послан тайный агент, который, выдавая себя за доверенное лицо Центра, вручил Гансу чемодан с радиопередатчиком. О приходе такого человека было сообщено Гансу и Инге через Анну Мюллер и Микки, о чем рассказывалось раньше.
На следующий же день хозяева квартиры - Генрих (Ганс) и его жена Лина, а также Инге, скрывавшаяся у них после возвращения от Микки и ожидавшая посылку с радиостанцией, были арестованы. Это случилось в конце апреля. Микки схватили позже, очевидно в мае или июне, поскольку Джим до того времени еще получал от нее письма. Но потом пришло странное анонимное письмо на машинке и объявилась подозрительная старуха-врач, якобы повидавшая девушку в Мюнхене. По-видимому, Микки стойко держалась на допросах и отказывалась сама написать Джиму. Тогда провокаторам из гестапо, чтобы ввести в заблуждение Центр относительно непонятного молчания Микки, пришлось прибегнуть к анонимке.
Когда было установлено, что Ганс арестован, руководство Центра пришло к выводу, что Инге также не удалось скрыться: ее исчезновение говорило само за себя. Следовало срочно предупредить Анну Мюллер. Директор радировал Джиму, но Анну в Базеле он уже же застал. Нацисты опередили нас.
Об аресте Ганса Центру стало известно только в августе. А еще в июне Анна получила из Фрейбурга телеграмму за подписью брата с просьбой поскорее приехать к ним - Лина снова тяжело заболела.
Не подозревавшая подвоха Анна Мюллер заказала себе въездную визу в Германию, предъявив телеграмму о болезни невестки, и базельским поездом отправилась во Фрейбург, чтобы помочь брату в домашних хлопотах.
В гестаповских следственных материалах об обстоятельствах ареста Анны сказано весьма туманно: "В период следствия по делу Ноффке (Инге. - Ш. Р.) появилась возможность заставить Анну Мюллер приехать в Германию, где она 16 июня 1943 года была арестована..."
В действительности же против Анны Мюллер, гражданки нейтральной страны, гестапо совершило грязную провокацию, сыграв на родственных чувствах пожилой женщины. Запутав на перекрестных допросах Инге, Генриха и Лину Мюллер, следователи выяснили, что к этому делу прямое отношение имеет родная сестра Генриха Мюллера, жительница Базеля. Эти показания были сопоставлены с данными, полученными контрразведкой от ранее арестованных наших курьеров французской и бельгийской групп, посещавших в разное время хозяйку конспиративной квартиры в Базеле. Было установлено, что это одно и то же лицо - Анна Мюллер, домашняя портниха; адрес тоже совпадал.
Гитлеровцы дали телеграмму в Базель от имени Генриха, и Анна, конечно, поверила. Ее бдительность была усыплена естественностью самого мотива просьбы: жена брата часто болела. Ни ее осторожность, ни многолетний опыт подпольщицы тут уже не могли помочь. Едва поезд пересек швейцарско-германскую границу, Анну схватили агенты тайной полиции.
Ее привезли в Берлин и передали следователям управления имперской безопасности, которые вот уже более полугода занимались распутыванием строго секретного дела так называемой "Красной капеллы". Здесь, в отдельных камерах, сидело несколько советских разведчиков. Непрерывно шли допросы, очные ставки, сопровождаемые угрозами казни и истязаниями.
От Инге и супругов Мюллер гитлеровцы даже с помощью пыток не могли получить никаких сведений о нашей группе в Швейцарии. Кстати, арестованные действительно ничего не знали.
Протоколы допросов из архивов управления РХСА показывают, что сначала 63-летняя Анна Мюллер либо отказывалась давать показания, либо сообщала следователям малосущественные факты из своей еще довоенной конспиративной деятельности. Угрозы отдать ее в руки палачей не поколебали старую женщину. Но она не знала, что чиновникам из гиммлеровского ведомства о ней уже многое известно и что ей уготовано более тяжкое испытание, нежели физические истязания.
Анне предъявили записи показаний арестованных курьеров французской и бельгийской групп, где они признавались в своих связях с ней. Потом устроили очную ставку. Гитлеровцы собирали на допросах по крупицам разрозненные факты и детали, сопоставляли их и таким путем получили дополнительные данные о людях нашей группы.
Гестапо пыталось использовать на допросах все сведения и догадки, накопившиеся у них за время розысков швейцарской группы. Анну Мюллер, например, расспрашивали, не знает ли она что-либо об информационном социалистическом агентстве (Инса) в Берне и его директоре Пюнтере, а также об издательстве "Геопресс, Сервис Атлас Перманент" и его владельце Радо. Анна, естественно, ничего не могла сказать. У других подследственных выпытывали, что за люди скрываются под псевдонимами Лонг, Сиси, Дора и т. п. Но гестаповцы мало преуспели в этих своих стараниях.
Большинство псевдонимов, прочитанных в наших шифровках, по-прежнему оставались для врага тайной за семью печатями. Так, например, Отто Пюнтер значился у гестапо в черном списке еще с конца 30-х годов, но то, что он и есть Пакбо, гитлеровцам было неведомо. Специалисты из СД и гестапо безуспешно бились также над раскрытием группы Сиси - Тейлор - Люци; связь же от Люци шла прямо в Берлин - к Вертеру, Ольге, Тедди и другим источникам, известным по перехваченным радиограммам. Если бы тайные агенты установили настоящее имя Сиси, то им не составило бы труда засечь ее встречи с Тейлором и затем наконец выявить, кто такой Люди. Дальнейшее пояснять, думаю, не надо.
Что знало бюро "Ф"?
Различные документы немецких архивов показывают, что поисками нашей группы скрытно занималось довольно большое число сотрудников гестапо и службы безопасности рейха, чего мы, конечно, знать не могли. Примерно к середине лета 1943 года тайная полиция и СД накопили уже изрядно сведений, собранных агентами.
Бюро "Ф" в Берне сравнивало и анализировало данные осведомителей, следящих за людьми, которые, по их мнению, могли быть причастные к советской разведывательной организации в Швейцарии.
Ганс фон Пескаторе, Вилли Пирт и другие сотрудники бюро "Ф" составили список подозреваемых. В донесениях руководству СД в Берлине они указывали имена людей, принадлежащих, по их мнению, к нашей группе. Среди прочих, явно ошибочных имен, назывались Пюнтер, Лена, настоящая фамилия Сиси, Эдмонд Хамель, Александр Аллан Фут и неизвестный по кличке Роза. Сотрудники бюро знали, что трое последних обслуживают действующие передатчики, два из которых находятся в Женеве, один - в Лозанне. Имелись адреса и справки, что представляют собой все перечисленные лица (о "неизвестной Розе" нужные данные передал, конечно, Ганс Петерс, но он работал независимо от сотрудников бюро "Ф", по ведомству гестапо).
Меня гитлеровцы считали главным руководителем, а Пюнтера заместителем. Они знали о Пакбо многое, но почему-то считали, будто он занимается в основном административно-хозяйственным обеспечением группы, тогда как на самом деле Пакбо вел оперативную работу.
Неточны были и некоторые сведения относительно Сиси. Ганс фон Пескаторе полагал, что она являлась членом французской группы и бежала в Швейцарию в те дни, когда "Коммандо" приступила к ликвидации обнаруженной конспиративной организации в Париже.
Вообще о связях по линии Сиси - Тейлор - Люци - Берлин, то есть о группе источников, над раскрытием которых контрразведка безуспешно билась вот уже более полугода, у СД и гестапо было совершенно превратное представление. Здесь хваленые секретные службы рейха просто запутались. Их выводы основывались исключительно на перехваченной радиоинформации. Разгадать же псевдонимы они не могли.
В частности, Пескаторе и Пирт думали, что Сиси имеет связь не только с таинственным Люци, но и в какой-то мере непосредственно с Вертером, Ольгой, Тедди и другими источниками, - возможно, через посредника в самой столице Германии.
И уж совершеннейшая неразбериха в головах руководителей контрразведки была с определением личности Люци. Богатый служебный опыт отказывал, интуиция подводила, донесения рыскающих по всей Швейцарии секретных агентов противоречили одно другому. Правда, по поводу того, каким способом доставлялась для Люци информация из ОКБ, у чиновников бюро "Ф" не было двух мнений. В докладах Шелленбергу они отрицали возможность ее передачи по радио, утверждая, что донесения в Швейцарию регулярно перевозит, по-видимому, курьер, обладающий дипломатическим статусом. По словам Ганса фон Пескаторе, руководство бюро "Ф" считало, что Люци и Тейлор - одно и то же лицо с двумя псевдонимами, хотя подлинных доказательств этому не находилось.
Таким образом, бюро "Ф" и другие органы гиммлеровской контрразведки, несмотря на огромные усилия, не достигли главного - не выявили источников информации.
Между тем уже наступил август. Наша работа продолжалась полным ходом, а под Курском трещал и разваливался план грандиозно задуманной операции "Цитадель". Естественно, что в такой обстановке профессиональная выдержка изменила бригаденфюреру СС Вальтеру Шелленбергу. Он понял, что его тактика мягкого и глубокого охвата всей "Красной тройки" не принесет желаемого эффекта, что нужны жесткие и быстрые меры. По обоюдной договоренности Шелленберга с Массоном поиском наших людей должны были заняться сами швейцарцы.
Центр не исключал такую возможность. Предвидя нечто подобное или, наверное, имея даже какую-то подтверждающую его опасения информацию, московское руководство еще в июле с тревогой запрашивало мое мнение на этот счет. Я постарался уточнить существо дела через людей, близких к швейцарской секретной службе.
8 июля 1943 года я послал радиограмму Директору, в которой писал: "Гестапо не работает совместно со швейцарской полицией. Это - точно. Но это все-таки не помешает гестапо дать швейцарцам наводку на нашу организацию..."
Как показали дальнейшие события, произошло именно так. Получив от гитлеровцев исходные данные, швейцарская контрразведка начала против нас активные действия.
Крах операции "Цитадель"
В последних числах июня на обширном плацдарме Курского выступа мощные группировки войск противоборствующих сторон стояли друг против друга готовые к бою.
После войны генерал-фельдмаршал Манштейн признавался в своих мемуарах, что "обе группы армий "Центр" и "Юг" сделали все, чтобы сосредоточить максимальные силы для достижения успеха".
Слова гитлеровского военачальника подтверждают западногерманские исследователи минувшей войны. Например бывший сотрудник штаба верховного главнокомандования Вальдемар Эрфурт пишет: "Вся наступательная мощь, которую германская армия способна была собрать, была брошена на осуществление операции "Цитадель".
Эти высказывания принадлежат лицам, которых никак нельзя заподозрить в том, что они симпатизировали Красной Армии и намеренно принижали силу вермахта или способности его командования.
Стоит напомнить еще об одном факте, относящемся к началу самой Курской битвы.
В ночь перед наступлением, 4 июля, в немецко-фашистских войсках было зачитано обращение фюрера к солдатам. В нем говорилось: "С сегодняшнего дня вы становитесь участниками крупных наступательных боев, исход которых может решить войну. Ваша победа больше чем когда-либо убедит весь мир, что всякое сопротивление немецкой армии, в конце концов, все-таки напрасно... Мощный удар, который будет нанесен советским армиям, должен потрясти их до основания... И вы должны знать, что от успеха этого сражения зависит все..."
Как видим, враг делал главную ставку на битву под Курском. Здесь гитлеровские генералы намеревались перехватить у Красной Армии стратегическую инициативу и повернуть ход войны в свою пользу. Но намерениям этим, как известно, не суждено было сбыться.
"Немецкие дивизии начали наступление, которое стало последним на Востоке... Уже первый день боев показал о заблуждении в оценке силы советской стороны", - с горечью замечает в своей книге Флике.
Последняя унылая фраза автора адресована разведывательным службам, в особенности абверу, а также руководству гитлеровской ставки. Думается, что слеша знатока германской контрразведки не нуждаются в каких-либо комментариях. Признание поражения гитлеровских тайных служб тут налицо. Правда, несостоятельность абвера обнаружилась после того, как противник понес сокрушительное поражение под Курском. Можно липы, удивляться, что шеф абвера адмирал Канарис, несмотря на очередной провал, оставался еще на своем посту.