— Да.
Свет в ее глазах затуманился, а брови нахмурились.
— Что папа сказал по этому поводу?
— Он счастлив, мам, — ответила я, жалея, что не приняла предложение отца поехать сюда со мной. Я снова почувствовала себя маленькой девочкой, в меня закрадывались старые страхи, я вспоминала, как мама расхаживает передо мной с ножом в руке.
Тогда она была больна, напомнила я себе. Я была слишком мала, чтобы понять это. Она не собиралась причинять мне боль.
— Он счастлив? — повторила она, расхаживая взад и вперед. На ней были тапочки с кроликами. — Нет, он не может быть счастлив. Ты слишком молодая. Ты не закончила среднюю школу. — Она остановилась, указывая на меня. — Давай подождем, пока он не вернется домой. Мы еще поговорим об этом.
Я встала, направляясь к маме, хотя старые страхи говорили мне не делать этого, они говорили бежать. Это же моя мать.
— Мама, — прошептала я, схватив ее за руку. — Мы не дома, помнишь? Я окончила среднюю школу. Мне почти тридцать.
Она уставилась на меня, ее глаза были пустыми и тусклыми. Пугающими. Затем они изменились, засветились от осознания и смущения.
— Конечно, — тихо признала она. — Конечно, милая. — Она убрала свою руку от моей, нежно погладив ее. — Теперь чай. Поговорим о твоем мужчине.
Так мы и сделали. Пили чай. Говорили о моем женихе. Как будто были обычными матерью и дочерью. Как будто не сидели в психиатрической лечебнице с замками на дверях и охранниками. Как будто жених, о котором я говорила, не был смертельно опасным криминальным авторитетом. Как будто мои мгновения, мои секунды с мамой не таяли с каждым днем.
Джей был там, когда я вышла на нетвердых ногах и с разбитым сердцем. И хотя он был уверен, что не способен быть нежным или заботливым, он заботился о моем разбитом сердце и о моих невысказанных страхах.
Все нормально.
Какое-то время.
Месяц спустя
Мои мысли были заняты многими вещами, пока я шла по дому. Нашему дому. Моего и Джея. Воландеморт был счастлив в своем новом убежище. Более чем счастлив. Он почти не шипел и вообще не царапал меня. Валялся в разных солнечных местечках вокруг дома, и его любимым местом был кабинет Джея. Особенно, если там работал Джей. Двое стали близкими друзьями, два злодея.
Фотографии теперь были разбросаны по всему дому, на тумбочках, на стенах, на разных поверхностях. Рен даже умудрилась сфоткать нас с Джеем на ужине в Новой Зеландии, как раз когда садилось солнце. Он убирал волосы с моего лица, а я смеялась в свой бокал с вином. На нем была черная футболка, а на мне желтый сарафан, мои волосы были растрепанными. Позади меня были тени, а позади него — солнечные лучи. Это было поразительно и трогательно. Я распечатала снимок и вставила в рамку в нашей спальне, и наняла Рен в качестве нашего личного фотографа-невидимки, поскольку Джей не был любителем селфи. Откровенные снимки были самыми лучшими. Это теперь моя личная миссия — наполнить дом теплом, воспоминаниями, любовью. Пока я шла по коридору, мои мысли были заняты тем, чтобы наполнить дом чем-то другим.
Мы не говорили на тему детей с Новой Зеландии. Ни разу. Мои противозачаточные инъекции давно закончились, о чем Джей знал, так как у меня снова начались месячные. Не то чтобы это мешало Джею что-то делать.
Каждый мужчина, с которым я когда-либо встречалась, нервничал, чувствовал себя неловко или странно из-за женщин во время месячных. Так или иначе, менструирующая женщина была дьяволом, которой следовало избегать, и о сексе, очевидно, не могло быть и речи. Конечно, первые пару дней меньше всего на свете я хотела, чтобы кто-нибудь прикасался ко мне, когда чувствовала себя опухшей, раздраженной и с больным животом. Но после этих несчастных двух дней мое сексуальное влечение обычно возвращалось с удвоенной силой. Это означало, что я либо была разочарована до конца недели, либо на вибраторе садилась зарядка. Как бы сильно мужчины ни хотели, чтобы их считали прогрессивными феминистами, они были просто испуганными маленькими мальчиками, когда дело доходило до менструации.
Джей не был одним из тех мальчиков. Он был настоящим мужчиной. Он не был напуган или возмущен небольшим количеством крови. Ни в коем случае. И я думала, что буду чувствовать себя неловко или отвратительно из-за этого — потому что именно так общество хотело, чтобы мы чувствовали себя, — но мне всё чертовски понравилось.
Так что да, Джей знает, что я больше не принимаю инъекции, потому что он определенно заметил изменения, но не сказал ни единого слова. И при этом не переставал кончать в меня. Так продолжалось несколько месяцев и… ничего. Конечно, ребенок не вариант прямо сейчас, не с планируемой свадьбой, занятостью на работе, ведь мы с Джеем только привыкаем к новой жизни. О, еще есть таинственный, незаконный бизнес Джея по управлению преступным миром Лос-Анджелеса.
Да, мне, вероятно, следует узнать об этом больше подробностей, прежде чем я буду беспокоиться о том, что забеременею от этого мужчины. Но я не могла выбросить из головы маленького темноволосого малыша с глазами Джея в его мускулистых руках… да, от этого у меня матка сжималась.
Я пыталась не беспокоиться о том факте, что моя вышеупомянутая матка может быть бесплодной. Как будто у меня и так было мало поводов для беспокойства.
Именно посреди всего этого я поняла, что не одна в доме.
— О, простите! — я вскрикнула, когда вошла на кухню и увидела женщину в холодильнике, спиной ко мне.
Я понятия не имела, почему извинилась перед странной женщиной, которая была в доме Джея — на самом деле, теперь и в моем тоже. Но я сделала это, повинуясь инстинкту, шоку или чему-то еще.
Фелисити, вроде ее так зовут. Я была удивлена, что прожила здесь два месяца и не столкнулась с ней. Ее присутствие ощущалось повсюду: в безукоризненно чистом доме, в постиранном белье, свежевыглаженных простынях. Женщина гладила гребаные простыни. Призрачная женщина, которая, казалось, была единственной постоянной женской частью жизни Джея, женщина, которая готовила для него, убирала для него и, как казалось, ходила за покупками. В этом есть смысл. Я не представляла Джея в «Whole Foods». Тогда меня осенило, что мы вдвоем никогда даже не были вместе в супермаркете. А ведь мы помолвлены. Кажущаяся безобидной рутинная норма для большинства пар, но в то же время нечто совершенно чуждое нам.
Но это было не то, на чем стоило зацикливаться, не сейчас, когда Фелисити стояла на кухне, наконец-то во плоти.
По какой-то причине я представляла ее пожилой, полной итальянкой. А не женщину, одетую в дорогие сшитые на заказ брюки, которые демонстрировали чрезвычайно задорную задницу и тонкую талию.
Ее темные волосы были уложены локонами по спине, а рука, которая ставила миндальное молоко — мою любимую марку — в холодильник, была скульптурной и загорелой.
— Фелисити, верно? — спросила я, двигаясь вперед, мой голос был теплым, несмотря на то, что я чувствовала себя неуверенно из-за того, что Фелисити чертовски горячая. — Я так ждала встречи с тобой, — продолжила я, стараясь придать теплоту своему голосу, ненавидя едкий привкус ревности, ползущий по горлу.
Это было слишком банально — подвергаться угрозам со стороны привлекательной женщины, работающей на моего будущего мужа. Я доверяла Джею, не так ли? Знала, что он безмерно любит меня, что может быть жестоким и уродливым, но никогда не будет обманщиком. Если бы я была ему не нужна, он бы все прекратил.
Хотя это не заставило меня чувствовать себя лучше.
Все стало еще хуже, когда женщина повернулась. Все рухнуло.
Я остановилась как вкопанная, когда Фелисити повернулась на каблуке с красной подошвой. Ее лицо было настороженным, выражение неуверенное, но не угрожающее. Почти грустное. Точно такое же, как той ночью. Первой ночью с Джеем. Женщина в красном платье, которая, несомненно, была одной из бывших Джея, к которой он прикасался, которому она принадлежала. Чье сердце и душу он украл.
И Джей не бросил ее. Нет. Она здесь. В его доме. Заполняет его гребаный холодильник. Моя кровь похолодела, и я застыла на месте, быстро моргая, глядя на великолепную женщину передо мной.
— Стелла, — сказала она низким, хриплым голосом. — Извини, не знала, что ты будешь здесь, иначе…
— Все в порядке, — я махнула рукой, заставляя себя улыбнуться. — У меня был клиент, и он отменил встречу в последнюю минуту, поэтому я решила прийти домой пораньше, принять ванну. У меня большая стопка книг, которая только растет, так как я продолжаю покупать новые, не читая старые, — пробормотала я. — Я решила поставить перед собой цель каждый божий день выделять время, чтобы немного почитать. И мне нужно просто притормозить, понимаешь?
О… боже мой. Почему я все еще говорю? Болтаю о долбанных книгах перед красивой бывшей Джея… или кто она там. Та, что много для него значила, раз он впустил ее в свою жизнь. В крепость, которую держал так крепко, что даже я не исследовала ее полностью.
— В общем, — я сделала паузу, глубоко вздохнула и махнула рукой, — ничего страшного, что ты здесь. На самом деле, я рада. Мы никогда толком не встречались. — Моя улыбка была такой натянутой, что казалось, лицо вот-вот расколется.
Я была полна решимости не извергать ни одной из своих ядовитых мыслей на эту женщину. Она ни в чем не виновата. У нее не было обязательств передо мной. Она была не из тех, кто хранит секреты. Она была просто женщиной, которая влюбилась не в того мужчину. Тот, кого жаждала. И жила на те крохи, которые он продолжал ей давать. Я содрогнулась, подумав, как легко могу стать такой же.
— Я тоже, — неуверенно улыбнулась она. — Я знаю, что мистер Хелмик предпочел бы… сам спланировать нашу встречу, но я так рада, что ты вернулась. — Ее глаза заблестели теплом.
Искренность? Конечно, нет. На благотворительном вечере было ясно как день, что она влюблена в Джея. Ни одна женщина, влюбившаяся в Джея, не была достаточно чистой и доброй, чтобы искренне радоваться, видя, как он делает то, чего обещал никогда не делать: любит другую.
Но я не могла найти ничего темного или уродливого на ее лице. Возможно, она была просто великой актрисой. Или лучшей женщиной, чем я.
— Я тоже рада, что вернулась, — выпалила я, добавляя фальшивую радость в свой голос, как будто меня оценивали. — Навсегда, я вернулась навсегда. — Я не знала, почему добавила это. Ехидно и не к месту, но ничего не могла с собой поделать. — Тебе тоже больше не нужно этого делать, — продолжила я, ненавидя себя, кивая на холодильник. — Я могу сама купить продукты. Я знаю, что нравится Джею. — В моем голосе не было язвительности. В этом нет необходимости. То, что я говорила, было ясно как божий день.
Джей — мой.
Я никогда не думала, что стану такой женщиной. Мелочной, властной женщиной, втирающей свою победу в лицо раненым, как соль в рану. Но вот она я.
Фелисити вздрогнула. Я еще больше возненавидела себя за это. Другая больная, уродливая часть меня была удовлетворена, счастлива за то, что я попала в цель.
Она поджала губы и кивнула.