В моем теле росла жизнь в дополнение к тому, что я работала практически круглосуточно. Безостановочное беспокойство о Джее, будущем нашего брака и душевном состоянии Рен. А потом секс, похожий на конец света. Именно так я чувствовала себя каждую ночь. Как будто мы были единственными людьми, оставшимися на краю света, в нескольких шагах от верной смерти, цепляясь друг за друга изо всех сил. В последний раз.
Это было сногсшибательно, но ужасно. И все же, несмотря на это, я погрузилась в забвение. Не знаю, когда он возвращался в постель, но знала, что в какой-то момент он засыпал, потому что мой мочевой пузырь всегда будил меня по ночам.
Этой ночью я боролась со сном, потому что даже гормоны не могли побороть страх, что Джей ускользает от меня.
Я заговорила, когда он встал, обнаженный, его силуэт вырисовывался из лунного света.
— Я могу это пережить, — сказала я его покрытой шрамами спине. — Я могу справиться со всем этим. С твоей жизнью. И что с ней связано. Думала, не справлюсь, но я смогу. — Джей не обернулся. — Несмотря на то, что ты говоришь себе ежедневно, я смогу. Я выбрала тебя. И готова пережить эту часть твоей жизни. Эту часть нашей жизни. Потому что я дала клятву. Я дала обещания о жизни и вечности. — Судорожно втянула воздух, на глаза навернулись слезы. — Это не просто обещания, это клятвы, Джей. К лучшему или к худшему. И пока у меня есть ты, я смогу пережить худшее, что может преподнести нам жизнь, даже если ты в этом сомневаешься. Даже если ты ненавидишь себя. Я могу и выживу. Для нас. Для тебя. Я никуда не уйду. Чего я не смогу пережить, так это твою потерю. Те части тебя, которые были только моими. Я тебя не виню. За все это. Я не ненавижу тебя, Джей. Я люблю тебя.
Теперь я плакала. Слезы тихо текли по моей щеке, Джей все еще стоял ко мне спиной.
Он долго молчал. Слишком долго.
— Ты должна ненавидеть меня, — наконец ответил он. — Я не заслуживаю твоей любви, Стелла.
А потом он пошел в ванную. Взял полотенце, вымыл меня и оставил в постели одну, а я тихо плакала, пока не заснула.
ГЛАВА 17
Стелла
Они застрелили Эрика. В лицо. Средь бела дня.
Я могла бы закричать. Или, может, была в слишком сильном шоке, чтобы сделать это. Все было нормально, я потягивала кофе без кофеина — Эрик рассказывал о том, что Киран хочет съехаться, но лично он считал, что это слишком рано. Я убеждала его пойти на это, никогда не бывает рано, когда дело доходит до любви и все такое. Дразнила большого, неуклюжего задиру за то, что он был абсолютно напуган перед лицом любви.
Я дразнила его, думая о том, как сказать своему мужу, что я беременна, наказывая себя за то, что держала эту тайну взаперти. Настоящее лицемерие, я держу это в себе, твердя, что не хочу больше секретов. Но я боялась. Не боялась человека, которым Джей был сейчас, человека, которому пришлось принять самые темные стороны себя, чтобы сражаться в этой войне. Нет, я знала, что он был напуган, напуган тем, что может случиться со мной, тем, что уже случилось с Рен.
У меня почти не было времени на разговор, который изменил бы мою жизнь. То, что случилось с Рен, все изменило. Вывело свою опасную и порочную жизнь из тени на дневной свет. Опасность превратилась из какой-то безликой, чужеродной сущности в нечто реальное, достаточно осязаемое, живя, как шрам на моей руке и рана в сердце. Реальность того, что повлекла за собой жизнь Джея — от чего он пытался защитить меня, — украла у меня мужа. Да, он все еще был в нашей постели каждую ночь, за исключением тех случаев, когда уходил в темные часы, а потом возвращался. Он всегда принимал душ первым. Однажды я встала, чтобы пойти с ним. Вода была светло-розовой, разбавленной кровью. Я помогла смыть ее.
Джей все еще трахал меня, настойчиво, голодно и жестоко. Но он был мысленно мертв, и я надеялась, что, когда все закончится, я верну его.
Джей делал все, что мог, дабы положить этому конец, выиграть войну. Но кровь запятнала наш дом.
Какие вещи только не делали мужчины, чтобы показать, что им не все равно.
Но вслух не обсуждали. Он едва мог говорить со мной. Я не злилась, но расстраивалась, не виня его за это. Я все понимала. Джей в свое время участвовал во многих подобных войнах, покрыл себя большим количеством крови. Чтобы подняться на вершину криминальной иерархии, нужно смириться со смертью и насилием.
Но сейчас ему есть что терять. Есть то, что может причинить ему боль и уничтожить его.
Я.
И он не знал, что был кто-то еще, кто мог уничтожить его еще больше. Мои новости не вернут его ко мне. Нет, это только оттолкнет его, даст больше причин бояться.
Лучше подождать, по крайней мере, я так думала, пока Эрику не выстрелили в лицо прямо у меня на глазах. Пока его мозги не оказались у меня на щеке. Пока люди, которые это сделали, не запихнули меня в черный седан.
Тогда я пожалела, что не сказала Джею о беременности. Не знаю, увижу ли его снова, чтобы сообщить такую радостную новость. Не знаю, будет ли у меня к тому моменту ребенок, о котором можно рассказать.
Джей
Со Стеллой что-то происходило. Джей должен был заметить это раньше. Но он был, мягко говоря, рассеян. Он планировал уничтожить одно из старейших криминальных группировок, когда-либо существовавших. Это нельзя сделать быстро. Нельзя сделать в открытую. Ни одна из сторон не хотела заголовков новостей и не хотела внимания со стороны федеральных правоохранительных органов. Джей знал, что Пахан — Михаил Кузнецов, глава русской мафии, — не хотел войны. Они все еще соперничали за партнерство, даже после того, что сделали.
Пахан знал, что Джей представлял для них большую ценность живым. У него были верные солдаты, надежные связи и планы самоликвидации всей организации после смерти начальника.
Так что нет, они не хотели войны, потому что смерть Джея была бы невероятно рискованной и глупой. У Пахана было много чего, но глупость не входила в их число. Достойный противник, если бы не его вспыльчивый сын. Тот, кого Джей планировал убрать в качестве компенсации. Карсон не требовал этого, он был слишком предан, но Джей знал, что тот жаждал крови. Как и Джей. Они убили много людей, включая тех, кто стрелял из пистолетов. Они убили всех до единого людей с того дня, что, конечно же, не привело к самому боссу. Потому что Пахан был умен.
Ведь эта ситуация непростительна даже в его бизнесе. То, что они забрали — не вернуть никаким способом. Именно поэтому Джей не вышел на Кузнецова и не смог нанести ему тысячу крошечных порезов, оставив истекать кровью от невообразимой боли. Хотя, когда, наконец, пришло время, это было право Карсона, а не Джея.
Теперь Карсон вел себя тише, если это возможно. Никакой человечности не было в его глазах. Только тихая ярость, пылающая внутри, и жажда мести поддерживали ее. Это было единственное, что поддерживало его теперь, когда Рен исчезла. Джей прекрасно понимал, что стал бы таким же, как Карсон, если бы Стеллу постигла та же участь. Если бы она потеряла что-то, чего он не смог бы ей вернуть, если бы ее порезали так, что рана никогда не заживет. Однако Джей не знал, сможет ли он сохранить самообладание, как у Карсона.
Джей был поглощен всем этим. Он знал, что чертовски близко вернулся к тому состоянию, в котором был, когда они впервые встретились, к холодному, бесчувственному, жестокому человеку, которым он был вынужден стать, чтобы выжить.
Его идеальная жена любила его. Научила его, как быть мужчиной, своей улыбкой, своими шутками, своей болтовней, своими снежными шарами, своей кошкой и просто своим присутствием. Теперь у Джея было всё и даже больше. Но возможность все потерять была достаточно сильна, он почувствовал на языке вкус прогорклой, пустой жизни. Он не мог избавиться от этого чувства. Не мог избавиться от этого вкуса, независимо от того, как часто наполнял свой рот сладостью Стеллы.
Она оплакивала свою подругу, себя, ту жизнь, которую у них забрали в тот день. Она тоже боролась со своими собственными демонами, Джей знал это. Ее страхи перед матерью, о возможности того, что ее постигнет та же участь. И, прежде всего, он знал, что его великолепная жена беспокоится о нем. Беспокоилась о ночах, когда он покидал ее, о демонах, с которыми он сам боролся.
И что-то еще помимо этого, отчего она казалась пугливой рядом с ним, что-то скрывалось за ее глазами. Что-то, что Джей мог бы понять раньше, если бы так отвлекался, если бы он намеренно не дистанцировался от Стеллы, потому что боялся того, что он может с ней сделать.
Нет, лучше покончить с этим до того, как он попытается исправить их брак. Стелла сказала ему, что никуда не собирается уходить. И она говорила правду.
Его размышления были прерваны Карсоном, вошедшим в кабинет. В его кабинет в центре города. Туда, куда Карсон никогда не ступал, потому что Джей позаботился о том, чтобы эти две области его жизни были разделены.
У Карсона не было никаких причин входить в эту дверь, кроме конца гребаного мира. Конец мира Джея.
Джей убрал руки со стола на бедра, потому что они дрожали.
— Она мертва? — спросил он ровным голосом, его внутренности съеживались, умирали.
Карсон покачал головой.
— Нет. Эрик. Выстрел.
Ничто внутри Джея не расслаблялось. Он перестал планировать свою собственную неминуемую смерть, отодвинув эти планы на задний план. Потому что прямо сейчас со Стеллой могло произойти много-много вещей.
Его руки все еще дрожали.
— Эрик мертв, — повторил Карсон отрывистым тоном, с холодным лицом и пустыми глазами, мерцающими вспышками эмоций. Джей знал, что Стелла что-то значила для Карсона, потому что Стелла что-то значила для Рен, а Рен была для Карсона целым миром.
Джей кивком отмахнулся от смерти одного из своих людей. Одного из друзей. Эрик стоял рядом с ним на его свадьбе. Эрик был другом Стеллы, потому что она все время говорила о нем и своем друге Киране, говорила о том, как они идеально подходят друг другу и какой у Эрика отличный стиль. Сердце Джея сжалось при воспоминании о Стелле, как будто ее уже не было.
— Застрелен на улице, — продолжил Карсон. — Они оставили его там. Забрали ее.
— Мы знаем, что это были Кузнецовы? — ровным голосом спросил Джей.
— Не в открытую, — ответил Карсон. — Но нам повезло. Они шли к своей машине, в ней есть камера, спереди и сзади. Сумели опознать одного. Они не пытались скрыть это, как… — Карсон прочистил горло. — Не так, как в прошлый раз.
У Джея не было сейчас гребаной энергии думать о Карсоне.