Я не остановилась, чтобы подумать о себе. Рен дала мне это понять. Навязывая разговор о нем.
— Я чувствую себя виноватой, — прошептала я. — За то, что испытываю такую боль. За то, что была такой сломленной без него. Я должна быть в состоянии сказать себе — и поверить себе, — что моя ценность, вся моя сущность, не разрушена мужчиной. Что я контролирую свое счастье, что в моей жизни полно всех других видов любви и изобилия.
Я сделала паузу, прикусив губу и на мгновение выглянув в окно.
Я оглянулась на Рен.
— Но я не могу. Не могу так думать, потому что это чушь собачья. Неважно, сколько времени прошло без него, несмотря на то, как недолго он был в моей жизни, он пробудил часть меня, а потом забрал все, когда уходил. Я ненавижу себя за то, что скорблю таким потакающим своим желаниям способом. Есть женщины, которые потеряли детей. Которым поставили смертельные диагнозы, которые пережили нападения — женщины, которые имеют дело с реальными вещами, которые разрушают их жизнь. А не гребаный разрыв отношений.
— Остановись, — прошипела Рен. Ее глаза горели гневом, что было совсем не свойственно ее лицу. — Ты не можешь преуменьшать свою боль или свое горе из-за того, что другие люди в мире страдают. Ты не можешь корить себя за то, что так сильно любила. Что ты рискнула чем-то. Самое смелое, что ты можете сделать, — это не просто позволить кому-то любить тебя, а снова полностью погрязнуть в любви всем своим телом. И ты чертовски хороша, детка.
Она пристально посмотрела на меня, убеждаясь, что слова прозвучали правильно, давая мне время, чтобы сделать большой глоток вина.
— Конечно, ты чувствуешь, что твой мир теперь пустой, — продолжила она. — Не потому, что ты сделала этого человека своим миром, а потому, что ты переплела его мир со своим. Он пустил в тебя корни точно так же, как и ты в него. Вырвав, ты оставила пустые места, которые никогда больше не зарастут, потому что ты никогда больше этого не почувствуешь. Даже если все произойдет так, как я хочу, то есть он будет ползать на четвереньках, умоляя тебя о прощении, с бриллиантовым кольцом. — Она пожала плечами. — Конечно, я бы и другие способы извинения подсказала.
Я ухмыльнулась.
— Так великодушно с твоей стороны.
Она снова налила мне вина.
— Даже если все так и случится, даже если все, чего я хочу для тебя, сбудется, это уже никогда не будет прежним. Он не заполнит все дыры, которые оставил, не залечит все раны, которые нанес. Но произойдет что-то еще. Что-то прекрасное. Но прямо сейчас речь идет не о том, кем вы двое можете стать. Речь идет о женщине, которой ты сейчас стала. Через все эти страдания и боль. Через все ужасные уроки, которые может преподнести разбитое сердце.
Я моргнула, глядя на нее.
— Господи, Рен. Тебя навестил Йода, пока меня не было?
Она ухмыльнулась.
— Нет, я просто смотрела много эпизодов Опры.
— Ты летела с… ним? — спросила я. Я хотела произнести его имя. Быть сильнее всего этого. Но не могла. Очевидно, я не стала сильнее. Не сейчас.
Лицо Рен смягчилось.
— Да. Он купил мне билеты. Конечно, я сказала, что я Уитни, могу сама купить свои чертовы билеты. Могу купить весь этот чертов самолет, если захочу, но этот ублюдок такой настойчивый. — Ее глаза дразняще блеснули. Со знанием.
Я поймала себя на том, что ревную. Мою замечательную, верную и добрую подругу. Злобно ревную к тому, что она говорила с ним. Что она вообще его знает. Несколько месяцев назад я хотела, чтобы она познакомилась с ним. Но как с моим мужчиной. А не с тем… кем бы он ни был сейчас. Гнев клокотал у меня в животе, выходя из-под контроля.
— Я позволила ему купить билеты. — Пожала она плечами. — Но потом купила все остальные билеты первого класса. Просто чтобы дать понять, что его член не больше моего. — Подмигнула она.
У меня пересохло во рту. Мне хотелось улыбнуться при виде Рен, играющей в игры с человеком, который привык к страху и подчинению. Но не могла улыбнуться. Я сделала глоток своего вина. Большой.
— Почему он хотел, чтобы ты приехала? — спросила я все еще грубым голосом.
Лицо Рен смягчилось.
— Потому что, милая, он знает тебя. Хорошо. Он знал, что придет сражаться за тебя. А мудрый человек не вступает в бой без секретного оружия. — Она указала на свою грудь. — Секретное оружие. Но он думает, что я за него. Дело в том, детка, что я твоя. Я здесь не для того, чтобы бороться ради него. Я всегда буду здесь только для тебя. Так что, если хочешь, выпьем вино до конца, скажи мне, что ты полностью забыла о нем и хочешь разрушить его жизнь за то, что он так поступил, и я соглашусь.
Она встала с барного стула, никогда не умевшая долго сидеть на одном месте, и принялась расхаживать по гостиной.
— Захочешь сказать, что влюбилась в симпатичного новозеландца и продолжишь свою жить здесь, я поспорю, но спланирую твою свадьбу, — сказала она мне, когда взяла пресс-папье в форме обнаженной женщины и одобрительно кивнула, прежде чем положить обратно.
— Если же ты позволишь ему сражаться, позволишь ему победить, мы будем сидеть здесь и пить. Уверена, что позже нам еще многое предстоит сказать и сделать.
Я поджала губы. Я уже знала, что хочу сделать. Рен тоже знала. Иначе ее бы здесь не было. Она бы подбросила наркотики в чемодан Джея и позаботилась о том, чтобы его либо задержали на границе, либо даже не смогли покинуть США.
Так что, мы напились.
ГЛАВА 3
Стелла
Он пришел за мной той ночью.
Я проснулась от его поцелуев на шее.
И я не боролась с ним. Ни капельки.
Позже могу проклинать себя. Наказать свое предательское тело, свою слабую душу за то, что впустила его без боя. Не требуя возмещения за то, что он забрал, не требуя мести за то, что он сломал.
Но это будет позже.
Нужно сосредоточиться на настоящем моменте.
Я глубоко вдохнула запах мускуса, кожи, его самого. Это действовало как химическое вещество. Как наркотик, расслабляющий все мое тело, но в то же время разжигающий огонь. Это действовало как кислород, без которого я не могла жить. Мое тело ожило в ту секунду, когда его губы коснулись моей кожи, в тот момент, когда его запах вторгся в мои чувства.
Джей не произнес ни слова, хотя мне до боли хотелось, чтобы от его голоса у меня задрожали кости. Он знал, что я этого хочу. Жажду. Нуждаюсь в этом больше, чем в дыхании. Но он мне этого не давал. Он не хотел, чтобы я спокойно дышала.
Его руки потянулись к моей груди, но они не скользнули под шелк, не коснулись моей кожи. Нет. Вместо этого они разорвали тонкую ткань. Прямо посередине.
Я ахнула от жестокости. Конечно, подобные вещи происходят в фильмах, в книгах, но не с ним. Джей наслаждался контролем. Он никогда не проявлял никаких внешних признаков своего голода по мне. Его руки и губы, огонь в его глазах, который я не могла видеть этой безлунной ночью. Мне до боли хотелось раствориться в них, но я не могла пошевелиться, чтобы дотянуться до света. Да, Джей показал, что хочет меня, но он никогда не выходил за рамки правил, которые сам установил для себя. Правила, которые я выучила.
Но сейчас не было никаких правил. Был голод, ненасытная потребность от нас обоих, загустевшая воздух, не позволяя говорить и дышать. Его губы были повсюду. Мои руки вцепились в его волосы. Губы на соске. Потом зубы. Я закричала или попыталась. Мое горло пересохло, я хотела большего. Хотела его.
Джей переместился к другому соску, и я скорчилась на кровати, уже близкая к разрыву на части, уже насквозь мокрая, возбужденная, готовая, болезненно пустая без него. Если бы я могла говорить, я бы умоляла его, умоляла бы его заполнить все пустые места внутри. Но не могла. Я просто продолжала наслаждаться им, позволяя ему взять все под контроль.
Я не могла произнести его имя. Не могла даже подумать об этом. Боялась, что если это сделаю, Джей исчезнет. Вдруг я окончательно сошла с ума и представляю все это, то хочу наслаждаться безумием… по крайней мере, еще чуть-чуть.
Было темно. Кромешная тьма. Жалюзи на окнах были открыты, потому что мне нравилось просыпаться с восходом солнца и смотреть на звезды перед сном. Сегодня ночью звезд не было. Луны тоже. Только тьма. Джей был самой глубокой тенью из всех, нависшей надо мной. Мне было хорошо. Я не думала, что смогу выдержать, увидев его — если он настоящий, — в то же время чувствуя его, вдыхая его запах. Пробуя его на вкус.
Его губы прижались к моим, когда он опустился, придавливая своим весом. Джей был обнажен, его кожа была очень горячей.
Я крепко спала в своей постели, когда этот человек вломился — хотя не уверена, можно ли это классифицировать как взлом, ведь я не закрывала двери, — и не проснулась, пока его губы не коснулись моей кожи. Вероятно, это было потому, что я мечтала о нем, цеплялась за него во сне, и привыкла к тому, что его нет, когда я просыпаюсь.
Его губы скользнули вниз по моему животу, и я тяжело задышала, мое тело извивалось под ним, пока он прокладывал себе путь вниз.