59804.fb2
Молодой командир проявил исключительную выдержку и мастерство в управлении кораблем. Сломайся винт или руль - лодка бы погибла, выручить ее в шхерах мы не смогли бы. П.А. Сидоренко и ныне жив-здоров, он капитан 1 ранга, служит в Военно-морской академии.
Зимой досталось нашим летчикам. Снегопады и метели выводили из строя аэродромы, снегоуборочная техника застревала, приходилось всем браться за лопаты. Пока расчистишь полосу, короткий зимний день начинает клониться к концу. Да и в воздухе не слаще: не рассеивались густые низкие облака. Зайдет, бывало, к нам командующий авиацией флота комбриг В.В. Ермаченков, трет озябшие руки:
- Ну и морозище. Под сорок! Вы-то, я смотрю, совсем в лед вмерзли. Не плаваете, не стреляете. Зато великие мастера другим ставить задачи: летите, мол, найдите и разбомбите. А что же ваши линкоры молчат? Осень плавали-плавали, а мины-то забыли поставить. Опять пришлось нашим летчикам дело поправлять - с воздуха мины бросать.
Это конек Ермаченкова. Он считает, что все держится на авиации, а внимания ей якобы уделяют недостаточно.
Мы с комиссаром штаба Сидоровым и начальником оперативного отдела Пилиповским безропотно выслушиваем добродушные нападки Ермаченкова. Вообще-то он во многом прав. Воздушные силы приобретали все большее значение, а мы это еще не всегда учитывали. Между тем за несколько месяцев боевых действий морские летчики Балтики потопили или вывели из строя 37 транспортов, сбили 65 самолетов противника - куда больше, чем все наши корабли. А какие подвиги совершали крылатые герои! Навсегда у меня в памяти останется Алексей Губрий, двадцатидвухлетний летчик. Он совершил десятки боевых вылетов. Один из них вошел в историю. 2 февраля 1940 года в морозный, вьюжный день Губрий, возвращаясь с задания, услышал по радио, что самолет лейтенанта Пинчука подбит и сел на лед вблизи вражеского берега. Губрий немедленно кинулся на выручку. В пургу, когда в сотне метров ничего не разглядеть, он носился над снежной равниной и все же разыскал, приземлился, забрал друзей и взлетел на глазах у противника.
Вспомнив этот эпизод, я спросил своего сослуживца, тоже участника финской войны, дважды Героя Советского Союза В.И. Ракова, ныне ставшего генералом авиации, доктором военно-морских наук и профессором Военно-морской академии.
- Василий Иванович, не напутал ли я что-нибудь с Губрием?
- Нет, все верно. Кстати, так поступил не один Губрий. Старший лейтенант Анатолий Нефедов спас трех раненых летчиков. Старший лейтенант Федор Радус тоже в мороз и метель приземлился рядом с подбитым нашим самолетом, забрал весь его экипаж, оружие, документы и благополучно вернулся домой.
А.А. Губрий, А.И. Нефедов и Ф.Н. Радус стали Героями Советского Союза. Это высокое звание заслужили тогда еще четырнадцать балтийских летчиков.
В те дни началась и слава капитана Василия Ивановича Ракова, талант которого в полной мере развернулся в годы Великой Отечественной войны, когда он совершил сотни боевых вылетов, потопил более 15 кораблей (в том числе фашистский крейсер ПВО), уничтожил десятки вражеских самолетов.
Финский залив окончательно сковало льдом. Теперь появилась опасность, что по нему в наш тыл могут пройти вражеские войска. В штабе Ленинградского фронта рассудили так: поскольку лед - та же вода, значит, и воевать на нем должны моряки. Для действий на ледовом рубеже протяженностью 80 километров между Выборгским заливом и островом Гогланд срочно формируем из моряков стрелковую бригаду и пять отдельных батальонов. По берегу маневрировали три тяжелые железнодорожные батареи. В боевых действиях активное участие приняли ленинградские спортсмены-парусники. Они составили экипажи буеров, которые несли разведку и службу связи на льду Финского залива и Ладожского озера. Отличились многие командиры буеров, в частности М.Ф. Антонов, державший связь между южным берегом района Лужской губы и северным - у мыса Сейвясте, А.В. Курышев, И.П. Матвеев, Б.С. Яковлев, М.Ф. Егоров. В свежий ветер ледовые яхты неслись со скоростью до ста километров в час и были неуловимы для противника.
Формированием бригады и отдельных стрелковых батальонов занимался штаб флота, его организационный отдел, возглавляемый полковником А.С. Ильиным. Дело было для нас совершенно неожиданное и не входило ни в какие планы. Бойцы набирались из подразделений береговой обороны и добровольцев с кораблей. Желающих было много, что свидетельствовало о высоком боевом духе моряков. Это было результатом хорошо организованной политической работы на флоте, которой руководил бригадный комиссар П.И. Бельский. Нелегко пришлось начальнику тыла М.И. Москаленко. Требовалось бойцов обеспечить оружием, теплым зимним обмундированием, найти несколько тысяч пар лыж с креплениями. Чего греха таить, лыжным спортом мы на флоте занимались мало, и хорошо ходить на лыжах моряки не умели. Пришлось срочно организовать учебу.
Особое внимание мы придавали специальному береговому отряду сопровождения численностью в полторы тысячи человек. Он состоял из добровольцев с кораблей. Формировали его в Ораниенбауме (Ломоносов). Командовал отрядом комбриг Н.Ю. Денисович, комиссаром был молодой в ту пору батальонный комиссар В.М. Гришанов (ныне начальник политического управления и член Военного совета Военно-Морского Флота). Хотя между ними была существенная разница в годах, но оба - настоящие коммунисты - сразу нашли общий язык.
Денисевич - крепко сбитый усач - был и по виду и по характеру удалым казаком. Напористый, хорошо знающий дело, он крепко держал отряд в руках, умело строил обучение. В.М. Гришанов, тоже неутомимый и настойчивый, показал себя хорошим воспитателем и очень заботился о своих бойцах.
Мы с комиссаром штаба А.Н. Сидоровым не раз посещали отряд и видели, что партийная организация и комсомол сумели крепко сплотить людей, пришедших из самых различных частей и кораблей флота. Все это были смелые, рослые, здоровые ребята, мечтающие о подвиге. Бывало, приедем в казарму, спрашиваем:
- Ну, ребята, как дела? В чем нуждаетесь?
Отвечают, что всем довольны, одно их интересует: когда пошлют на фронт. И никаких просьб. Зато стоило заговорить с командиром отряда Н.Ю. Денисевичем и комиссаром В.М. Гришановым, как на нас обрушивался поток просьб - о запасных комплектах лыж, о пушках и даже танках. Блокнота не хватало, чтобы все записать, но что было в наших возможностях, мы старались сделать. Знали, что эти люди зря ничего не попросят.
Отряд должен был прикрывать приморский фланг 7-й армии (на тот случай, если противник решится напасть на наши тылы), а во время наступления наших войск содействовать 70-й стрелковой дивизии в ее движении вдоль берега.
К концу января отряд перебросили на побережье, в район мыса Сейвясте. Наши войска готовились к прорыву главной полосы вражеской обороны. Моряки-лыжники глубоко проникали в расположение противника, выявляя узлы сопротивления. 4 февраля группа разведчиков попала в засаду. Командир отделения Морозов был ранен, вражеский офицер пытался его задушить. Но подоспел краснофлотец Посконкин, двадцатилетний здоровяк из Тамбовской области. Он заколол офицера штыком, в солдат метнул гранаты и, взвалив на себя Морозова, вынес его из-под огня. Так действовали русские богатыри, а их в отряде было немало. А.Р. Пасконкину было присвоено звание Героя Советского Союза.
На пути отряда стоял мощный форт Мурила. Четыре дня моряки штурмовали его и все-таки взяли, вписав в историю нашего флота еще одну славную страницу.
После очень тщательной подготовки и накопления сил 11 февраля 1940 года началось победоносное наступление наших войск. Они прорвали линию Маннергейма. Советское правительство еще раз предложило заключить мир, но переговоры опять протекали тягуче, нудно, ибо в это время глава финской реакции Таннер объезжал западноевропейские столицы, умоляя начать всеобщий поход против Советского Союза.
Когда наши войска приблизились к Выборгу, морские стрелковые батальоны под командованием капитанов Б.М. Гранина и В.В. Сорокина ночью вышли со всех занятых нами островов и направились к материку. Преодолев по льду десятки километров, они на рассвете 4 марта завязали бои в тылу противника от Котки до Выборгского залива, что заставило врага оттянуть с фронта резервы, включая и авиационные части. Это была большая помощь для нашей армии.
13 марта 1940 года Советское правительство подписало мирный договор с Финляндией. Наши войска и флот ликвидировали опасный плацдарм, граница на Карельском перешейке, проходившая на расстоянии пушечного выстрела от Ленинграда, была отодвинута на 150 километров.
Эти бои были серьезнейшим экзаменом, который в значительной мере подготовил нас к тяжким испытаниям Великой Отечественной войны.
И грянул гром...
С возрастающей тревогой следили мы за событиями на Западе. Там уже разгоралась вторая мировая война. Фашистская Германия захватила Чехословакию, Польшу, Данию, Норвегию. Гитлеровские дипломаты и генералы зачастили в буржуазные республики Прибалтики, в Финляндию.
Наш народ не мог относиться к этому равнодушно. Партия и правительство принимали меры для усиления обороноспособности страны. Создавались запасы стратегического сырья. В восточных районах страны, удаленных от западных границ, появились заводы, производившие военную продукцию. Развивались все виды Вооруженных Сил. Креп и наш Военно-Морской Флот. И мы на Балтике получили от промышленности десятки эсминцев, современные подводные лодки, два прекрасных легких крейсера, торпедные катера. Дальнобойными и скорострельными орудиями оснащалась наша береговая оборона.
Сроки службы на флоте были несколько увеличены.
Коммунистическая партия и Советское правительство, заботясь с безопасности наших западных границ, заключили договоры о взаимной помощи с прибалтийскими государствами. Наш флот получил возможность базироваться в их портах, создавать систему обороны побережья и островов. Отныне вход в Финский залив надежно перекрывался многослойным огнем наших мощных береговых батарей на островах Даго (Хиума), Оденсхольм (Осмус-сар), на полуострове Ханко, предоставленном нам в аренду Финляндией. Морской путь на Ленинград теперь был под надежным контролем.
В том же 1940 году народы Литвы, Латвии и Эстонии свергли буржуазные правительства и влились в Советский Союз. Это еще больше укрепило наши стратегические позиции на Балтике. Дальнейшее зависело от того, успеем ли мы быстро освоить новый театр. Ведь протяженность нашей морской границы на Балтике достигла 1740 километров.
20 июня Военный совет, штаб и другие учреждения флота переместились в Таллин. Срочно оборудовались базы в Риге, Либаве, аэродромы, батареи береговой обороны. Приходилось спешить. Штаб Ленинградского военного округа информировал нас о непрекращающейся концентрации немецких войск на наших сухопутных границах. Фашистские самолеты все чаще вторгались в наше воздушное пространство, у берегов стали появляться неизвестные подводные лодки. Эскадра крупных боевых кораблей Германии демонстративно проводила маневры на виду нашего побережья. Стало известно, что фашисты перебросили в Финляндию около 43 тысяч своих солдат.
Мы, работники штаба, понимали, что это неспроста, и старались максимально поднять боеспособность флота. Организовывали учения, внезапными учебными тревогами проверяли боевую готовность частей и соединений. Работа в штабе не прерывалась с утра до поздней ночи.
Душой штабного коллектива была партийная организация. Мой заместитель по политической части полковой комиссар А.Н. Сидоров работал умело, инициативно.
Боевито, целеустремленно руководил всей партийно-политической работой на флоте начальник Пубалта бригадный комиссар П.И. Бельский. Его хорошо знали все моряки. Штаб и Пубалт работали очень дружно, и это имело большое значение для дальнейшего повышения боеготовности флота.
Слово "война" еще нигде официально не произносилось, но мы чувствовали: она близка. На всякий случай корабли были рассредоточены. Уже в конце мая 1941 года мы перевели крейсера, эсминцы и большую часть подводных лодок из Либавы в Ригу, где было больше средств противовоздушной обороны. Из Таллина в Кронштадт перешли линкор "Марат" и минный заградитель "Ока".
В полночь Таллин погружался в темноту, и только в окнах большого здания, где располагались штаб и политуправление флота, не гас свет.
Флот к тому времени располагал опытными руководящими кадрами. Эскадрой командовал смелый и энергичный контр-адмирал Д.Д. Вдовиченко, отрядом легких сил - контр-адмирал В.П. Дрозд. Бригады подводных лодок возглавляли участник войны в Испании Герой Советского Союза капитан 1 ранга Н.П. Египко и превосходные подводники капитан 1 ранга Н.И. Виноградов и капитан 2 ранга А.Е. Орел. Бригадами торпедных катеров командовали капитаны 2 ранга В.С. Чероков и В.А. Соломатин, влюбленные в свое дело, в свои стремительные малые корабли. Крупные специалисты стояли во главе береговой обороны генералы И.С. Мушнов и И.Н. Дмитриев, полковники И.А. Кустов и В.Т. Румянцев. Военно-воздушные силы возглавлял генерал-майор В.В. Ермаченков. Здесь выросли выдающиеся летчики - Герои Советского Союза Е.Н. Преображенский, В.И. Раков, И.И. Борзов, И.Г. Романенко, А.И. Крохалев. К сожалению, у нас было мало современных самолетов, особая нехватка ощущалась в истребителях.
О силах нашего вероятного противника на Балтике мы располагали довольно точными сведениями. Можно было ожидать появления в наших водах одного современного линкора, четырех крейсеров, свыше трех десятков эсминцев, до восьмидесяти подводных лодок, большого количества торпедных катеров и тральщиков. К этому были основания приплюсовать 71 боевой корабль финского флота. Силы немалые!
В начале лета тревожные сигналы мы получили от наших пограничников. Это побудило нас еще 19 июня 1941 года перевести флот на повышенную готовность (No 2). Командиры соединений переселились на свои командные пункты. Прекращалось увольнение личного состава на берег. Корабли принимали на борт все необходимое боевое снабжение.
Состоялись партийные собрания. На них обсуждалось создавшееся положение, коммунисты призывали всех моряков повысить бдительность и быть готовыми к бою.
Еще задолго до этого по нашему ходатайству Главный морской штаб разрешил выставить корабельные дозоры в устье Финского залива, в Ирбенском проливе и на подходах ко всем нашим военно-морским базам. До поры до времени они ничего подозрительного в море не обнаруживали. 20 и 21 июня тоже было спокойно. Настораживало лишь, что в море убавилось число немецких торговых судов и шли они теперь с боевым охранением. Беспокоило и то, что под разными формальными предлогами немцы стали задерживать наши суда в германских портах.
В 23 часа 37 минут 21 июня поступила депеша из Москвы. Нарком ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов приказал перейти всем флотам на высшую оперативную готовность No 1.
Срочно передаем сигнал соединениям и частям. Командиры их знали, что делать: необходимые документы хранились в сейфах, оставалось только вскрыть запечатанные пакеты. Но времени оставалось очень мало. На рассвете командир нашей базы в Либаве капитан 1 ранга М.С. Клевенский доложил: "Бомбы упали на военный городок и в районе аэродрома. Особых повреждений нет". И тотчас другой тревожный звонок: начальник штаба Кронштадтской базы капитан 2 ранга Ф.В. Зозуля доносит:
- Сброшено шестнадцать немецких мин при входе на Кронштадтский рейд. Фарватер остался чистым...
И пошло... Телефоны звонят беспрерывно. Сообщения о силуэтах неизвестных кораблей, перископах подводных лодок, воздушных десантах... Не поток, а водопад донесений! И все их надо принять, проанализировать, отсеять достоверное от явной несуразицы. И как можно скорее, ибо каждая секунда промедления грозит обернуться потерей сотен и тысяч человеческих жизней.
Длинное, сводчатое помещение без окон - бетонный каземат береговой батареи времен еще первой мировой войны. Вдоль стен столики операторов. У каждого свой телефон. Посреди большой стол с картой обстановки. Оператор выслушивает по телефону очередной доклад, быстро наносит пометки на карту, а телефон уже снова надрывается. Звонки, приглушенный рокот десятков голосов, ярко освещенная карта Балтийского моря, покрывающаяся все новыми условными значками...
Это и есть наш БФКП - береговой флагманский командный пункт флота.
Четыре часа пятьдесят минут. Распахивается тяжелая стальная дверь потерны. Командующий флотом вице-адмирал В.Ф. Трибуц перешагивает высокий порог, подходит к карте, хмурыми, уставшими глазами пробегает ее, потом поворачивается к моему столу. Берет в руки свой любимый большой карандаш. Подаю ему заготовленную телеграмму. Комфлот молча прочитывает ее, размашисто ставит подпись, а потом перечитывает уже вслух:
"Германия начала нападение на наши базы и порты. Силой оружия отражать противника".