Из новичков сразу запомнился майор Николай Китаев, невысокого роста, очень худой, с обезображенным ожогами и шрамами лицом. Как потом стало известно, Китаев приземлялся в поле на поврежденном истребителе и ударился лбом о прицел. Китаев привлек к себе внимание всех присутствующих. Он сразу же стал излагать свой продуманный план, который нам показался легко осуществимым. Мы безоговорочно поверили Китаеву, потому что прежние планы побега не могли осуществиться. Старожилы лагеря рассказали нам, что Китаева возили на допросы в Берлин, что в ставке Гитлера ему, Герою Советского Союза, командиру, предлагали высокую должность, но Китаев наотрез отказался изменить своей Родине. И вот сейчас, в тесной комнате лазарета, обступив Китаева, мы слушали его так внимательно, как слушали на аэродроме командира, когда он перед нами ставил боевую задачу.
- Сделаем подкоп под проволочное заграждение и ночью выйдем из лагеря. Рыть нужно с субботы на воскресенье. Вы слышите? - Китаев обращался через головы к тем, кто стоял подальше. - В воскресенье немецкие летчики молятся богу в кирхах, а на аэродроме остается только охрана. Если нам удастся захватить "юнкерс", мы заберем всех, кто доползет до стоянки. Я хорошо знаю "юнкерс", "Дорнье", "мессершмитт", "фокке-вульф", смогу завести моторы, поднять самолет в воздух. Научу этому и других. Если я не дойду до аэродрома, кто-то из вас запустит моторы и поведет самолет. Возьмемся за подкоп, открою ночные курсы.
Слушая Китаева, я с горечью корил себя за то, что плохо знаю немецкие самолеты, поверхностно изучал их. Я смотрел на Китаева и думал о том, что вот такие люди и в плену не сдаются. Позже, когда окончится война, наш народ должен узнать о каждом, находившемся в плену советском человеке, как он себя вел: боролся, рвался ли на свободу, вредил врагу или отсиживался, заботясь лишь о том, лишь бы выжить. Об этом должны позаботиться те, кто доживет до победы. А сейчас перед нами, находящимися за колючей проволокой, основным было то, чтобы протиснуться под землей за ограду, обойти спрятанные электроконтакты сигнализации.
На этом ночном совете все было обдумано, рассчитано. Подкоп начинаем из лазарета. Под кроватью Аркадия Цоуна - летчика-сибиряка прорезаем отверстие и спускаемся в подполье, там выбираем место для подземного хода.
Решающим в успехе - изучение системы охраны, дневной и ночной. Труднее наблюдение вести ночью, потому что двери барака запирали, а окна закрывали ставнями. Но мы, как говорится, "пролезли в щелочку", которую проделали в окошке. По тени часового зафиксировали промежуток, в течение которого охранник находился на другом конце барака, и определили время, когда можно было более успешно действовать.
Туннель - путь к свободе, на Родину. Теперь лагерные трудности жизни мы не хотели замечать, нас воодушевляла работа, мечта.
А тем временем в "Новый Кенигсберг" почти ежедневно привозили военнопленных. Чтобы разместить всех, гестапо строило новые помещения. На строительство бараков каждое утро выводили несколько команд.
Участников сговора о побеге в особенности интересовала работа аэродрома, за которым можно было наблюдать из карьера, где мы грузили песок. Товарищи, возвращаясь с работы, приносили нужную информацию: на аэродроме базируются различные самолеты, к стоянкам почти вплотную подступает лес... Внимательно изучали мы друг друга, использовали для этого и врача Воробьева. У него был опыт превращать здоровых в "больных". Таким способом ему удавалось ежедневно оставлять в лазарете двух товарищей, расчищавших проход. Железной скобой, отточенной на камне, они перепилили доски, открыли вход в подполье.
Ночью, когда все уснули, или делали вид, что спят, Кравцов, Китаев, Шилов и я полезли в подполье. Наш барак стоял на деревянных сваях-опорах, поэтому между землей и полом имелось пустое расстояние сантиметров в сорок. Низ со всех сторон был обшит досками, и мы могли свободно передвигаться согнувшись. Обследовав грунт, нашли подходящее место для колодца.
Мы очень увлеклись изучением подполья и не услышали приближавшихся шагов часового. Овчарка бросилась к бараку, начала рычать и грызть зубами обшивку. Мы замерли. Но что собака почуяла нюхом, того не понял своим умом часовой. Он поманил собаку к себе. После такого переполоха мы, наконец, пришли в себя и приступили к делу... Когда место для углубления в земле было определено, Шилов, прислонившись к стене передохнуть, спросил!
- Ну, что же, полезем назад?
- Нет! - возразил Кравцов. - Копать! Копать! - и первым стал разгребать пальцами землю, отбрасывать ее назад. Мы подбирали эту землю пригоршнями и разносили по углам подполья. Затем, когда ее становилось много, мы начинали утрамбовывать. Один из нас непрерывно прислушивался, нет ли поблизости шагов часового. Самый незначительный шорох вынуждал замирать. На четвереньках в кромешной тьме переползали мы с места на место.
Отныне мы жили двойственной жизнью: одна - открытая, обыкновенная, такая, как и у всех, другая - подпольная. Все свои силы участники заговора отдавали этой, другой, наиболее важной стороне своей жизни. За одну ночь руками, ложками, мисками нам удавалось проделать полтора-два метра подземного хода. Чтобы пробиться за колючую проволоку, необходимо было пройти не менее двадцати пяти метров. Простые подсчеты воодушевляли, утверждали надежду на побег. Желание и стремление трудиться в подземелье не угасало.
Пацула, Кравцов, Китаев, Цоун, Шилов, Вандышев работали ежедневно. Привлекали к работе всех, кто в состоянии был хоть несколько минут копать землю. Был составлен график очередности. Мы стали похожи на муравьев, прокладывающих себе ходы.
Чтобы не запачкать одежду и не вызвать подозрения, мы раздевались донага. Черные, грязные, поблескивая глазами, мотались в потемках, словно кроты...
Вечером, как только получим свои пайки хлеба, охрана закрывает окна, Китаев пройдет между нарами - мы уже знали, что около щелей выставлены наблюдатели, пора вниз, в туннель.
Когда подкоп ушел далеко от барака, надо было приспособить какую-нибудь сигнализацию для того, кто находился в "забое". Если наблюдатель наверху замечал приближение охранника, он должен был известить об этом "забойщика", чтобы тот прекратил работу. Для этого достаточно было дважды дернуть за шнур, привязанный к его ноге, а когда часовой проходил дальше - следовал еще один сигнал. Ведь туннель пролегал неглубоко - на метр-полтора от поверхности, и эсэсовцы могли услышать шорох под землей. Для того чтобы сделать веревку, мы собрали во дворе детское белье и разорвали его на полоски, связали их. Чем длиннее становился этот шнур, тем больше радости приносил нам, пробивавшимся на свободу.
Без лопаты грунт выгребать нелегко. А где и как ее достать? В лагере лопата - холодное оружие, и люди, получавшие ее на работе, в обязательном порядке возвращали надзирателю. Придержать лопату у себя, значит, навлечь на себя суровое наказание. Да и как можно припрятать лопату в карьере, как пронести через ворота, где каждого пленного обыскивали с ног до головы?
И все-таки лопата в нашем подполье появилась.
Среди летчиков, знавших о нашем подкопе, но живших в другом бараке, были друзья, два Алексея - Ворончук и Федирко. Как они вдвоем попали в плен - это было известно всем авиаторам нашего лагеря, хоть Ворончук и Федирко сами не любили рассказывать о своей истории.
Ворончук и Федирко закончили одну и ту же летную школу, получили назначение на службу в один и тот же полк и с начала войны до сорок четвертого года провели множество воздушных боев. Везде вдвоем и только вдвоем. Ворончук уже стал командиром, водил группы истребителей, но куда бы ни вылетал Ворончук, с ним неразлучно был Федирко.
В тот памятный день они вдвоем летели на разведку вражеского тыла. Ходили между тучами, то появляясь над землей, то исчезая за облаками. Осмотрели, что творилось на станциях, дорогах, в селах. На одной станции увидели несколько эшелонов с паровозами под парами. Ворончук решил снизиться, чтобы лучше все разглядеть. И тут немецкая зенитка попала в его самолет. Машина загорелась.
Федирко неотступно следовал за своим командиром.
Он знал, что совсем недавно ведомый командира их полка так же летел следом за своим ведущим, подбитым и раненным в бою. Горящий самолет пошел на посадку. Как только он приземлился на оккупированной земле, ведомый сел рядом на поле. Они возвратились в свою часть на одной машине. Сколько было радости: отважному летчику была вручена высокая награда.
Сопровождая своего командира, Федирко готовился к приземлению на чужой территории. Ворончук посадил машину. Федирко сел неподалеку. Ворончук, покинув самолет, бежал навстречу своему другу. Вот они уже сидят в машине. Федирко погнал машину на разбег, но она натолкнулась на камень, зарытый на поле, и скапотировала. Летчики вылезли из-под самолета, но на них уже были наведены дула немецких автоматов. Очутившись в плену, друзья при каждом воспоминании об этом неудавшемся взлете корили друг друга.
Теперь в лагере, когда заходил разговор об этом, кто, как и при каких обстоятельствах попал в плен, Федирко и Ворончук молчали. Разговор вели между собой.
- И ты не видел камня? - в какой раз спрашивал Ворончук.
- Если бы видел, то мы теперь с тобой не были здесь, - отвечал Федирко.
- Я заметил тот камень, когда еще сажал свою машину.
- Вот и надо было выгнать меня из кабины, сесть на мое место.
- Ну хорошо, я бы занял твое место, а как бы этакий здоровяк протиснулся за спинку в фюзеляж? Твои ноги торчали бы сбоку.
- И хорошо - фрицы подумали бы, что летит истребитель какой-то новой конструкции, с двумя боковыми пулеметами, - шутя отвечал Федирко.
Этим двум парням "тройка" по руководству подкопом поручила раздобыть и пронести в барак лопату. И в тот же вечер они это сделали, проявив отвагу и изобретательность. Они сбили лопату с держака и с таким железным "панцирем" на животе под рубахой Федирко предстал перед эсэсовцем, тщательно осматривавшим рукава, карманы, штанины. Лопату он не обнаружил.
С лопатой быстрее пошла работа, но неожиданно мы наткнулись на препятствие: в туннеле появилась вода, стены стали обваливаться. В таких условиях на коленях долго не выстоишь, надо было чаще подменять людей. Это обстоятельство разрушало всю систему организации работы, срывался график. Среди участников заговора кое-кто стал сомневаться в успехе.
Ночью в бараке то здесь, то там приглушенным шепотом велась перепалка:
- Зачем было все это затевать?
- А что же сидеть и ждать, когда тебя задушат, как кролика?
- Эта нора не спасет нас. Сами себе могилу вырыли.
- Замолчи! - слышался голос Кравцова. Надо было всем вместе искать выход. И начинался деловой разговор. Тех, кто хотел завалить, замостить туннель, переубеждали, им доказывали, что надо копать дальше; трусам и паникерам пригрозили, а наша тройка тем временем, осмотрев подполье, обнаружила возможность обеспечить крепление туннеля досками, их надо было отодрать с нижнего, так называемого черного пола. Отделили одну, другую пол держится, ходить можно, не шатается. Но доски были длинны, надо пилить на части, чтобы протащить в туннель. И всю эту работу следовало делать ночью, без света, без единого звука.
Чтобы скрыть всякий шум, в подвале лазарета товарищи стали каждый вечер организовывать концерты. Здесь нас и выручили исполнители "вальсов" организованного в лагере "ансамбля" Шульженко.
- Пойте, играйте, стучите ногами, пока мы возимся в подполье, - дал указание Кравцов.
Доски распилили, укрепили ими стенки, повели туннель несколько выше и таким образом обошли подземную воду. Работать стали еще задорней и дружнее. Изможденные лица заключенных нашего барака снова засветились надеждой.
Но где-то на восьмом или девятом метре возникло новое препятствие. Землекоп ударил лопатой, и от этого треснула какая-то сгнившая доска. Он прекратил работу, подал "на-гора" сигнал, и ему помогли выбраться. Ослабевшему человеку очень трудно было на четвереньках выползать из тесной траншеи, в которой не хватало воздуха.
Не успели мы вытянуть землекопа наверх, как в помещение повалило зловоние. Шел какой-то удушливый смрад. Оказывается, это была выгребная яма, в которую стекали нечистоты со всего лагеря.
От нашего блока зловоние распространилось по всему двору. Охранники заметались, начали искать причину. Они ходили вокруг нашего барака, но, на наше счастье, к туннелю дороги не нашли. Пришлось работу прекратить. На руководителей подкопа и участников заговора обрушилась новая волна упреков. Теперь многие настоятельно требовали засыпать туннель! Противники подкопа угрожали тем, кто не соглашался с их мнением. Нужен был еще один рывок, еще одно нечеловеческое усилие воли и труда. Решили отвести нечистоты в сторону. Работа тяжелая, она казалась просто невыносимой: те, кто работали до сих пор, истощили себя, изнурили, и когда один из них заползал вниз, тут же подавал сигнал "тащите". Вытаскивали его почти без сознания.
Как быть? - этот вопрос снова встал перед нами.
В эти дни в лагерь привезли еще одну группу пленных. Их привели так же, как и нас, днем, длинной колонной остановили перед воротами и прочли им такую же, как и нам, мораль, приказав забыть о побеге. Вот уже новички в лагере, и мы, старожилы, сочувственно глядим друг на друга, ожидаем, когда их отпустят из-под стражи. Хочется подойти, разузнать, откуда они, что им известно о делах на фронте.
Такие минуты настали. Летчики бросились к тем, кто своей одеждой напоминал нам о нашей родной авиации. Среди них я увидел знакомое лицо.
Я протиснулся к старшему лейтенанту с погонами летчика.