– Да, спит он уже, наверно, – ответил отец шепотом.
– Вань, прости меня.
– Ладно, Оль, будем считать, что этого разговора не было, но ты и так всё понимаешь?
– Я наверно правда своей чрезмерной опекой совсем его задушила! А ведь он уже не мальчик, взрослый парень, сам уже отцом может стать…
– Вот именно, что задушила! Только стало всё налаживаться, тут на тебе, опять у Оленьки нашей возникли подозрения, тревога какая-то, боли в сердце! Ты себя, в первую очередь, не бережёшь!
– Ну, ладно, ладно.– нежно улыбнулась Ольга Викторовна.
Через пару минут отец тоже забрался под одеяло, выключив свет, комнату разразила гробовая тишина, я стоял в коридоре и боялся пошевелится.
– Дождь барабанит по окнам…– сказала Ольга Викторовна.
– Оль, давай спать.– ответил отец, зевнув.
– Сейчас, сейчас, Вань.
– Ну что ещё? Что ещё придумало твоё воспалённое воображение?
– Но ведь голоса из его комнаты мы оба слышим? И не только голоса, какие-то движения, шаги, иной раз аж ноги замерзать начинают от волнения и страха.
– Ну, лунатик, может, он? Я помню, сам в молодости лунатил, так что это не смертельно, спи.
– Думаешь? Не похоже это на лунатизм.– прошептала Ольга Викторовна, поправляя подушку для удобного сна.
– А ты что, эксперт? Похоже – не похоже, спи!– буркнул отец и перевернулся на левый бок.
Ещё минут десять я стоял не двигаясь, потом потихонечку вернулся к себе в комнату, запрыгнул в постель и закрыл глаза.
Я не думал, что засну быстро или вообще засну, я лежал с закрытыми глазами и думал о том, что сделал сегодня в магазине. Правильно ли я поступил? Когда утром проснулся, почувствовал, что нижняя губа была вся обкусана, и запёкшаяся кровь не давала пошевелить ртом. Конечно, выйдя на кухню, первым делом все заметили изменение в моём лице, Ольга Викторовна ахнула и села на стул, отец глянул на меня грустными глазами и тяжело вздохнул. Я, ничего не говоря, выпил зелёного чая и пошёл на улицу. В университете я стал сам не свой. Поначалу все, с кем я дружил и был знаком, старались со мной общаться, звали меня в свои компании, радовались мне и всегда пытались вспомнить со мной какое-то совместное прошлое. Я отстранился от них, совсем одичал, и мне это шло только на пользу. Один я отдыхал ото всего.
Можно представить, как вокруг меня собрались знакомые человек шесть, стоят, смеются, о чём-то разговаривают, и я стою вместе с ними, глухой и немой, только чувствую их эмоции и знаю их секреты, – разве это не мучительно для меня, а для них не страшно? Так и пошло, прошло совсем мало времени, а я стал белой вороной, теперь со мной неохотно здороваются, практически перестали меня куда-то звать, и, самое главное, я был очень рад тому, что никто из них не знал про то, что я лежал в больнице. Лица, имена и телефоны я не помнил, я не пытался никого запомнить или попытаться вспомнить. Людей было так много, что я не успевал до конца того или иного человека прочувствовать. Часто сбивался и не понимал кто только что пробежал мимо меня и кому принадлежат такие грязные и сальные мысли, или, наоборот – прекрасные и добрые…
Вот и на улицу я выбежал совершенно один, одинокий странник, который накинув, синюю ветровку и натянув капюшон по брови, стал бродить по дворам. Куда-то идти мне не хотелось, узнавать новую обстановку тоже не хотелось, видеть своих соседей и людей, живших в ближайших домах, мне было легче, я уже многих знал и для меня ничего не было удивительным. Но однажды случилось то, о чём я даже и не мог предполагать.
В субботу после обеда я вышел на улицу, с самого утра как-то ноюще болела правая рука, и настроение было какое-то неважное. Вокруг всё казалось каким-то серым. На улице светило солнце, и я решил, так сказать, подзарядиться им. Проходя мимо соседнего четырнадцатиэтажного дома, в котором мне не нравилась планировка квартир и возмущало, что балконы в этом доме до смешного маленькие, я проходил мимо него особенно быстро, в этот раз не поднимая даже глаз на него. Такое ощущение, как будто меня гнали взашей от сюда, как будто какая-то сила меня подталкивала, мне стало как-то не по себе, раньше я проходил мимо этого дома спокойно, он не возбуждал у меня никакого внимания, обстановка была самой обычной, но сегодня случилось что-то особенное, что-то странное…
Я почти дошёл до торца дома, как вдруг в ноздри вонзился едкий, солёный запах человеческой крови. В глазах и в голове потекли реки красной краски, я стал тереть нос, запах был невыносимым. Голова стала кружится, небо свисало надо мной голубым облаком, я покачнулся и присел на бордюр. В лёгких стало хрипеть, руки стали трястись, во рту вместе со слюной вышла и кровь, я глотал её и морщился, всё это приводило меня в тошнотворное состояние. Деревья в этот, казалось бы, солнечный день были страшные и корявые, они тянулись ко мне скрипя и стоная. Всё внутри сжималось, поражала боль в груди, что-то вырывалось из неё, какие-то всхлипы, урчание, я стал захлёбываться. Ко мне подбежал молодой парнишка, он ловко схватил меня под руку и посадил на недалеко стоящую лавочку, я откинул голову назад и просто стал быстро и глубоко дышать.
– Да ты наркоман!– взвизгнул он и ушёл от меня быстрым шагом.
Его я не почувствовал, было не до него. Я ужасался своему состоянию, постепенно грудь стало отпускать, кровавый запах улетучивался, и мне стало намного лучше. Руки практически не тряслись, во рту больше не стоял привкус крови, покрывшийся весь потом, я сидел на лавочке и просто был рад тому, что пережил этот момент. После меня как ошарашило, как будто молния ударила мне в голову, я чувствовал чью-то насильственную смерть, именно сейчас в этом доме кто-то умер. Я чувствовал, что эта была женщина, но не мог ничего больше почувствовать, так как был сильно истощён. Из меня за один присест выкачали всю энергию. Я сидел как тряпичная кукла, ветер становился всё сильней и холодней, а я, весь мокрый и потерянный, сидел и тихо, даже покорно принимал его удары в спину.
Где бы наверно я сразу же умер, так это на кладбище. Запах крови сразу выбивал меня из колеи, земля из-под ног уходила, я терялся, а что можно сказать про кладбище, от которого просто невыносимо ужасно пахнет гнилью и разложением? От этих мыслей мне не стало лучше, а наоборот. Потянуло рвать, я нагнулся перед собой, прижал живот к ногам и остался так сидеть. Внутри меня чувствовался лёгкий холодок, мурашки пробежались сначала по ногам, потом добежали до головы. Я боялся глотать слюну, боялся, что снова будет этот привкус совершенно невкусной крови, я плевал перед собой, стараясь это делать, когда мимо меня никто не проходил. После такого «релакса» я медленно разогнулся и снова откинул голову назад. И вновь затянуло неприятным запахом, стало пахнуть смертью, в голове звенело, тошнило, хотелось закричать что есть мочи, но я не мог выдавить из себя ни звука. Из последнего подъезда вышел мужчина, достаточно плотный, в чёрной куртке и серой кепке, пробегая мимо меня, я сразу понял, кто это. Его руки были испачканы кровью, для всех они были вымыты до блеска, для меня же они были по локоть в крови. От него тянулся шлейф, отрицательная энергия заполонила весь двор, я быстро вскочил, думая, что успею догнать его или проследить за ним, но сразу же рухнул на землю. Крикнуть я не мог, из груди вырывалось тихое мычание, перед глазами встала картина убийства, и волосы на голове стали шевелиться, от ужаса заслезились глаза. Я снова попытался встать, стал перебирать ногами как пьяный, облокачиваясь на всё, что попадалось мне по пути, я не спеша начал двигаться.
Снова во рту стоял вкус крови, кто-то из знакомых шёл мне навстречу, я натянул капюшон совсем на глаза, чтобы меня никто не узнал. Мне не нужно было видеть этого человека, который всё дальше и дальше уходил от меня, достаточно было идти по запаху. Когда я дошёл до него и увидел его узенькие, почти крошечные глазки, я почувствовал такое омерзение, которое никогда ещё не чувствовал. Я не пытался привлечь его внимание к себе, я был так близок к нему, но что я мог сделать? Как я мог уличить его в убийстве? Если по факту его не видел…
Я не мог угнаться за ним, казалось, его ноги реактивные, он летел по воздуху, слишком всё быстро, мне не успеть. Я забрёл в какой-то двор, он был до безобразия некрасив и сер. Кроме дряхлых качелей и небольшой песочницы, ничего не было для детей. Лавка, на которую я с трудом упал, качалась и трещала, но я не мог больше идти, я чувствовал, что она рухнет подо мной, но не мог больше двигаться. Сердце поразила тоска, я мог что-то сделать, мог остановить его, поймать, я мог хоть что-то совершить, а вместо этого я забрёл куда-то и от изнеможения схожу с ума. Стало темнеть, на небе стали появляться первые звёзды, в голове по-прежнему было мутно и темно, больше всего на свете в эту минуту я хотел ничего не чувствовать, вернуть время назад и не выходить сегодня на улицу. Изо рта стал валить обильный пар, сразу почувствовал странное состояние, ещё одно непонятное чувство, которое ударяло меня, причиняя ту же боль, что была до этого. Кто-то подсел ко мне, я видел только тёмные очертания, когда я пригляделся, то увидел, как на меня смотрят два чёрных глаза, из которых сыпались искры ликования и злобы.
– Бедняжка, и как ты терпишь всё это?– прозвучал женский голос в темноте.
– Стараюсь.– выпалил я, зная, кто сидит рядом со мной.
– Как же ты теперь жить будешь, зная, что упустил этого человека?
– Переживу.– выдавил я из себя.
Я знал, к чему она клонит, – разжечь во мне чувство вины сейчас было невозможно, я слишком сильно был погружён в это обстоятельство, которое случилось сегодня, чувствовал многое, болело тело, даже с трудом думалось.
– Убить меня пришла?– прохрипел я, уже не боясь её.
– Нет, пришла просто посмотреть на тебя и увидеть твои мучения! Неужели ты согласен вот так всю свою жизнь терпеть всё это? Людская боль – это тебе не ушиб или царапина, чего же ты хочешь? Записать при жизни себя в мученики?
– Такова моя судьба…
– Да что судьба! Можно всё изменить, только стоит захотеть! Прими моё предложение, и всё пройдёт!
И этот разговор я понимал, понимал, к чему она клонит. Меня тошнило от её присутствия, удар за ударом, больше невозможно всё это было терпеть, и я хрипло закричал:
– Чего тебе?
– Бедняжка, эко тебя выворачивает!– тихим голоском пропела тёмная фигура.– Дай мне руку свою, открой мне все секреты и тогда обещаю: ты освободишься от своих страданий.
– Предлагаешь сдаться?
– Предлагаю тебе не чувствовать боль.
– И кто это говорит?– смеясь, сказал я. – Ты? Которая и есть порождение боли? Исчезни, ничего я тебе не дам, просто до моего судного дня оставь меня в покое.
– Судный день уже настал, просто я медлю.
После этих слов тёмная фигура растворилась в воздухе. Это что было – одолжение? «Судный день уже настал, просто я медлю.» Ей что-то было нужно от меня, она медлила с концом, наблюдала, что-то взвешивала, может, готовила какой-нибудь коварный план? И, собственно, где Кристина? Почему так долго её нет, сердце по ней истосковалось, да и сейчас, сквозь всю боль, которую я испытываю, пробивается любовь к ней. Возбудив в себе её образ, мне стало легче, захотелось сильно спать, я прошептал её имя и выключился, разрядился, как телефон…
Глава 25. Неидеальный современный мир.
Какой ты несчастный, холодный и одинокий…
Мне пришлось вселить в него часть моих сил, чтобы он дошёл до дома и придумал историю своего избиения и кражи денег, которых у него и не было. Ольга Викторовна до трёх ночи вертелась возле него, лоб горел, ему было жарко. Я стояла около стены и медленно наблюдала за тем, как его тяжёлое тело лежит на кровати, и он, уставший, еле улыбается своим близким. Когда все угомонились и разошлись, я забрала у Антона часть своих сил, и он тут же провалился в долгий и глубокий сон.
Сил совсем не было помочь ему. Сама изнемогая от боли, я не знала, куда себя деть. Облетев в десятый раз весь земной шар, я уже была готова биться головой об стену. Во мне пробудилось человеческое чувство под названием безысходность…
Тёмная материя с именем Аида наблюдала за нами и получала огромное удовольствие от того, что видела. Она выжидала, ждала подходящего момента, и если бы знала о том, что я люблю человека, уже давно бы напала и разорвала меня в клочья. Она что-то чувствовала, старалась уловить, но не получалось, любопытство терзало её и поэтому она медлила, что-то предвкушая. Я не знаю, что будет дальше, но одно я знаю точно, я не сдамся.
То, что сегодня случилось, было для Антона огромным испытанием, когда он придёт в себя, внутри его тела проснётся огромная вина, сожаление, эти чувства будут ему мешать, и когда он будет их испытывать, мне надо будет находиться рядом с ним. То, что произошло сегодня в соседнем доме, было чудовищно. Думать об этом совершенно не хотелось, настолько меня удивлял этот мир.