Я доложил об этом комкору. Генерал Кругляков выслушал меня и спросил:
- А разве вы не сообщили Коровину, что с утра батальон должен продолжать наступление?
- Нет, товарищ генерал. Такой задачи и мне никто не ставил. И потом, как батальон самостоятельно, без полка, будет наступать? Лучше бы оставить его на месте. Пусть побудет в вашем резерве на правом фланге, мало ли что еще могут предпринять фашисты.
Генерал Кругляков, подумав, согласился со мной.
Тем временем дивизии корпуса, перегруппировав за ночь свои силы, с утра возобновили наступление. Но и гитлеровцы в течение ночи успели произвести перегруппировку. Свежим пехотным полком, а также отошедшими с безымянных высот у деревни Хандоги подразделениями они заняли новый рубеж, хорошо его укрепили, создали перед своим передним краем довольно плотную систему огня. И наша непродолжительная, к тому же и довольно слабенькая, артиллерийская подготовка перед началом наступления многого не дала. В частности, почти не были подавлены огневые средства противника. Это-то и привело к тому, что лишь немногие наши подразделения сумели ворваться в первую траншею врага. Пробовали достичь второй, но, попав под сильный артиллерийский и пулеметный огонь, залегли. Началось медленное "прогрызание" обороны противника.
И все же где-то к полудню все три комдива доложили командиру корпуса о том, что их части овладели и второй траншеей. Но понесли при этом большие потери.
Бой же за третью траншею продолжался с переменным успехом до самого вечера. Лишь наступающая в центре 290-я и левофланговая дивизии в конце концов овладели ею. А правофланговая так и осталась во второй...
Наступил рассвет четвертого дня ожесточеннейших боев. И в эти часы гитлеровцы упредили нас, начав интенсивную артиллерийскую подготовку. Разрывы снарядов и мин плотно накрыли весь боевой порядок корпуса. Но особенно мощная канонада была слышна в полосе действий 290-й стрелковой дивизии.
Артподготовка длилась недолго, чуть больше двадцати минут, после чего фашисты перешли в атаку, нанося главный удар по центру боевого порядка корпуса. Рассвет только начался, поэтому было трудно разобрать, что же делается там, впереди. Лишь слышалась сильная пулеметная и автоматная стрельба, разрывы гранат. Затем до нас донесся гул танковых моторов.
Вскоре и перед нами появилось до батальона вражеской пехоты. Правда, без танков. Гитлеровцы приближались перебежками, явно накапливаясь в лощине для атаки в обход деревни Хандоги. В считанные минуты выяснилось: противник, прорвав боевой порядок действующих впереди частей, вышел во фланг 3-му батальону лейтенанта Зарудина, занимавшему оборону западнее Хандог, и теперь пытается овладеть деревней обходом справа. Центр его боевого порядка нацелен прямо на мой наблюдательный пункт, вынесенный сюда еще прошлой ночью.
Впереди НП, в двухстах метрах от него, занимает оборону рота автоматчиков. В ее составе три взвода по восемнадцать человек в каждом. Их явно недостаточно для того, чтобы отразить атаку едва ли не полного немецкого батальона. Значит... Да, нужно дать знать лейтенанту Зарудину. Пусть-ка он загнет свой правый фланг несколько назад и ударит во фланг этому батальону. А рота автоматчиков встретит фашистов с фронта...
Радист быстро связался с Зарудиным. Объяснив комбату создавшуюся у меня обстановку, говорю ему:
- Понимаешь, в этом случае получится своеобразный огневой мешок между твоим правым флангом и ротой автоматчиков. Действуй! Как только фашисты кинутся в атаку - огонь из всех видов, понял? Да смотри, со своего фронта удар не прозевай...
Комбат три быстро перестроил свой правый фланг, усилив его двумя станковыми пулеметами. Рота автоматчиков тоже изготовилась к бою.
В эту минуту меня позвали к телефону.
- Командир корпуса, - сказал телефонист, подавая трубку.
- Что ты видишь? - спросил комкор.
Доложил, что вижу до батальона гитлеровцев с тремя танками на высотах в полосе 290-й стрелковой дивизии. А также перед собой, но без танков. Часть наших подразделений отходит.
- Надо их остановить, - сказал взволнованно Кругляков. - Слышишь меня? Останови их!
"Поднять второй батальон, - сразу же мелькнула мысль. - И пусть он идет цепью навстречу отходящим, останавливает и заворачивает их назад".
- Комбата два к телефону! - крикнул телефонисту. Командир 2-го батальона капитан Г. В. Шляковский в полк прибыл из госпиталя, одновременно с Сыргабаевым. Нравился он мне своей скромностью и деловой исполнительностью.
- Шляковский, видишь перед собой отходящих?
- Вижу, товарищ майор!
- Поднимай батальон и цепью - им навстречу. Всех останавливай и возвращай назад. Понял?
- Понял...
Можно быть спокойным, Шляковский сделает все как надо.
* * *
В это время вражеский батальон уже втянулся в приготовленный для него огневой мешок и бросился в атаку.
Но сильный огонь с фронта роты автоматчиков, пулеметный огонь 3-го батальона с фланга сразу же положили на землю атакующую цепь. Не ожидавшие этого гитлеровцы в панике заметались, стали откатываться назад, неся большие потери.
Батальон Шляковского, продвигаясь вперед, возвращал тем временем отходящие подразделения. А безымянные высоты перед ним уже были заняты врагом. Пришлось остановиться в одной из пустующих перед высотами траншей, изготовиться к отражению дальнейших атак фашистов.
Я доложил комкору, что отходящие подразделения 2-м батальоном остановлены, а слева силами 3-го батальона и роты автоматчиков разгромлен один батальон противника.
- Пусть второй батальон останется там, перед безымянными высотами. Эту траншею удерживать во что бы то ни стало! - приказал генерал Кругляков.
Тяжелый бой продолжался весь день. А вечером меня вызвал к себе командир корпуса и приказал взять к утру безымянные высоты и доложить оттуда ему. Я спросил, кто же будет сменять мой 3-й батальон. На что получил ответ:
- Он останется на месте.
- Тогда отдайте мне для выполнения поставленной вами задачи первый батальон.
- Нет. Первый батальон будет закреплять тот рубеж, который он сейчас удерживает.
- Значит, брать высоты только одним вторым батальоном, товарищ генерал?
- Да, одним батальоном. А не возьмешь... - Кругляков не договорил. Но я и так понял, что он хотел сказать. Поэтому ответил:
- Суда не боюсь. Только... Сдавала высоты дивизия, а брать - батальону. Да там небось не меньше полка фашистов...
- Вот ты и помозгуй, как это сделать. А больших сил... Сам видишь, в каком мы сейчас положении. И роты снять ниоткуда нельзя. А высоты... Они у нас как бельмо на глазу... Так что думай, Хомуло, думай!
Из блиндажа комкора я вышел с тяжелыми мыслями. Хотя... нужно ли сердиться на Круглякова? В течение четырех суток корпус не может прорвать оборону противника. Немцы не только оказывают ожесточенное сопротивление, но и непрерывно контратакуют. Конечно, комкору нелегко. Ему ведь тоже конечно же не раз попадало от командарма за это время. А что делать? Силы-то у нас действительно на исходе. Так что...
Вспомнились заключительные слова Круглякова: "Думай, Хомуло, думай!" Да, надо что-то придумать.
На наблюдательном пункте полка были уже собраны все мои заместители. Я проинформировал их о предстоящей задаче. Выслушав меня, те как-то поникли. Ведь каждый из них понимал, что эта задача для одного лишь батальона вряд ли посильна. Но понимали и другое: приказ должен быть выполнен!
...В траншее послышался топот ног и голоса. Кто-то вошел в блиндаж и сказал, что принесли раненого командира 3-го батальона Зарудина.
- Давайте его сюда! - крикнул я. А в голове пронеслось: "Кто же теперь будет командовать батальоном?"
Зарудина внесли на плащ-палатке. Пуля пробила ему правое плечо и вышла через лопатку. Да, ранение серьезное, надолго вывело его из строя. Кем же заменить его?
- Зарудин, - подошел и склонился я над раненым, - вы меня слышите?
- Слышу, - слабым голосом отозвался тот.
- Кто из командиров еще остался в батальоне?