И вдруг все, что было передо мной: грязно-красная массивная стена форта, темные глазницы амбразур, горбатый мост с невысокими перилами, - все это раскололось, перемешалось, вздыбилось к небу. Инстинкт заставил меня искать спасение у земли. Только я упал, как земля подо мной вздрогнула, качнулась. Чудовищный взрыв безжалостно ударил по барабанным перепонкам, а еще через мгновение на спину упали тяжелые комья земли, потом еще что-то ударило по каске. Стало темно и душно. Мне показалось, что я похоронен заживо. "Все, Манакин, - сказал мысленно себе, - отвоевался!" В бессильном отчаянии напрягаю все силы, хочу освободить плечи, руки... И... происходит чудо. Земля поддается, я поднимаю голову.
Рядом освобождается от глыб Бижуманов. Отплевываясь, он процедил сквозь зубы:
- Вот сволочи, взорвали все-таки!
Я огляделся. Никто не стрелял - ни мы, ни немцы. Слышалось лишь, как падают еще на землю и в воду поднятые взрывом высоко в небо какие-то более легкие предметы.
Установилась странная звенящая тишина. Теперь фашисты пощелкают нас на выбор, ведь мы лежим перед ними как на ладони. Мне даже и в голову не пришло, что полуразрушенный взрывом форт покинут врагом. Что было делать? Оглянувшись, чтобы убедиться, где товарищи, я неожиданно увидел, как рядовой Хадыров ползет назад как-то неуклюже, боком. Только собрался окликнуть его, как услышал удивленный возглас парторга:
- А мост-то цел!
И действительно, взрыв разворотил всю середину моста, образовав в центре зияющий пролом. А справа и слева от огромной дыры остались нетронутыми две дорожки, каждая по метру шириной. Не успев еще сообразить, как и почему это получилось, я понял, что мешкать нельзя, и крикнул что было мочи:
- Вперед! Ура!
Когда мы ворвались в форт, фашистов там уже не было. Повсюду валялись противогазы, обмундирование, боеприпасы. У перевернутого пулемета лежало два трупа; на рукавах их френчей были прикреплены нашивки "РОА".
- Что, сволочи, допрыгались! Хозяева холуев своих подорвали, - зло сплюнул гвардии младший сержант Ковалевский. - И откуда только эти иуды берутся...
Сильный взрыв помешал ему договорить. Бросившись в соседний отсек, мы увидели катающегося по полу молодого солдата. Все его лицо, грудь и особенно левая рука были в крови. Пока его перевязывали, мы, осмотревшись, увидели разбросанные обломки красивой шкатулки. Как потом стало известно, боец не удержался, заинтересовался шкатулкой, а она была заминирована. Из-за своей неосторожности автоматчик и был жестоко наказан: лишился кисти руки.
Здесь же я отдал категорический приказ ничего не трогать. И это оказалось своевременным. Отступая, фашисты оставили нам много мин-сюрпризов. И не только здесь. Они закладывали мины в самые неожиданные места, а потому надо было быть предельно осторожными. К сожалению, не все это хорошо понимали.
Несколько позже произошел еще один неприятный случай. Мы получили приказ двигаться только по шоссе, в сторону не сходить, так как прилегающая местность заминирована. Разумеется, я этот приказ передал своим подчиненным. И все же неприятностей не избежали.
Во время марша, откуда ни возьмись, выскочил на шоссе поросенок. Это вызвало среди автоматчиков оживление. Кто-то озорно свистнул. Испуганный поросенок выскочил за обочину. А за ним, увлекшись, позабыв о предупреждении, - сержант Гриб. Никто не успел удержать его. Раздался взрыв, и... оживление как рукой сняло. Так по собственной беспечности выбыл из строя опытный автоматчик: ему оторвало пятку. А могло быть куда хуже...
Этот случай лишний раз напомнил, что на войне особенно нетерпимы отступления от приказа, уставных требований. Некоторым по молодости кажется многое малозначительным, ненужным, чуть ли не придуманным командирами ради перестраховки, ради формальностей. Все это далеко не так. Сколько было примеров, когда часовой пренебрегал, казалось бы, самой малостью, а обходилось это ценой жизни его и товарищей. Нарушили в уличных боях хотя бы чуть-чуть порядок подстраховки - потеряли человека. Совсем немного отвлекся наблюдатель за воздухом - беда всем... Нет, война не шутит, война мелочей не признает.
...Полуразрушенный форт мы покинули быстро. Совсем близко показались окраинные дома Бреста. Создав три группы, мы ворвались, как и предусматривала боевая задача, на улицу Гоголя. Меткие выстрелы снайперов, плотный пулеметный и автоматный огонь заставили гитлеровцев попятиться.
Город горел. Над ним стлался едкий черный дым. У двух покинутых противником пулеметных точек, обложенных мешками с песком, тлела большая деревянная коробка. Сверху она была обита толем, который, плавившись, издавал такой противный запах, что мы мигом проскочили передовые оборонительные посты фашистов. Даже не заглянули внутрь развороченных дзотов. Хотелось быстрее оставить позади открытое пространство, отделявшее вражеские окопы от домов.
Сосредоточившись за зданиями, решили действовать "перекатами". Пулеметчики и снайперы занимают огневые позиции и ведут прицельную стрельбу. Мы, прижимаясь к домам, делаем короткий бросок к очередным строениям и захватываем их. Потом под прикрытием огня автоматчиков к нам подтягиваются снайперы и пулеметчики. Так, короткими перебежками, мы и продвигались по улице Гоголя к центру города.
Гитлеровские пулеметчики и группы предателей, составлявшие, как правило, отряды прикрытия, не выдерживали нашего натиска. Постреляв, не жалея патронов, с чердаков домов, они поспешно отходили. Признаться, мы удивлялись, куда это они так быстро драпают. Чем глубже в город и ближе к центру наша штурмовая группа подходила, тем неорганизованней становилось сопротивление фашистов.
Лишь на одном из перекрестков гитлеровцы попытались контратаковать нас. Но мы были готовы к этому. Автоматчики быстро заняли вторые этажи и крыши двух домов, выходивших на площадь, и метким огнем уничтожили до десяти нападавших. Видимо, это отбило у фашистов всякое желание соваться вперед, вести активные действия. А когда подошли снайперы и начали снимать их пулеметчиков с чердака стоящего напротив каменного дома, немцы спешно ретировались. Вновь приняв боевой порядок, наша группа собиралась штурмовать этот дом, но здесь мы заметили, что по улице, которую только что очистили от фашистов, осторожно идут две машины. Впереди - бронеавтомобиль, сзади, метрах в пятидесяти, - "виллис". БТР я узнал сразу по большой вмятине на правом борту. На нем лихачил командир разведвзвода нашей части гвардии капитан Гаврилов. А кто в "виллисе", можно было только догадываться. У полкового начальства такой машины не было. Значит, ехал какой-то более высокий командир.
Старший сержант Алешин, посланный мною навстречу приехавшим, привел машины во двор дома, где мы находились. Тепло поздоровались с Гавриловым. Тот сунул мне в карман губную гармошку, сказав, что у него их целый ящик.
- Приходи в гости, калужанин, - дружески хлопнул он меня по плечу, обмоем Звезду Героя. А сейчас - пулей к командиру дивизии. Ох и зол он на тебя!
Подбежав к только что остановившемуся "виллису", я представился выскочившему из него командиру дивизии гвардии полковнику Д. К. Малькову.
- Ползете, как муравьи, - недовольно проговорил Дмитрий Кузьмич, разворачивая карту. - Соседи уже за Буг перемахнули. У тебя, Манакин, какая задача?
Не дождавшись конца моего рапорта, он сказал:
- Хватит, все ясно.
Потом потер раненое плечо, попросил меня приблизиться к карте.
- Пойдешь с ротой вот сюда. Видишь железнодорожный мост? Его надо захватить. Чем раньше, тем лучше. И не плетись! Фашисты бегут. Понял?
Развернув роту, я повел ее к Бугу. Теперь мы быстро шли двумя группами вдоль стен домов - справа и слева улицы. Третья группа двигалась параллельным маршрутом. А впереди от дома к дому перебегали дозорные. Их вел парторг роты Бижуманов.
В одном месте разведчики неожиданно открыли сильный огонь по дому с мансардой. Когда я с первым взводом сюда подбежал, стрельба улеглась, а старший сержант Бижуманов отчитывал рядового Хадырова за то, что тот, не разобравшись, открыл огонь. Оказалось, что в доме пряталась группа наших военнопленных. Они содержались в охраняемом бараке на заводе, где работали по 14 - 16 часов в сутки. Когда фашисты начали отступать, эта группа сбежала с завода, и люди спрятались в подвале дома. Их-то и заметил каким-то образом Хадыров. Конечно, в горячке боя всякое могло быть. И хотя на этот раз неприятности не случилось, я все же счел нужным хотя бы на ходу поговорить с солдатом: ведь мы знали, что в подвалах домов могут прятаться мирные жители.
- В чем дело, Насыр? - спросил я у солдата. - Не узнаю вас, ветерана роты. Надо внимательнее быть. Вы же не новичок, чтобы наугад стрелять.
Хадыров хмурился, сосредоточенно теребил ремень автомата и молчал. Чувствовалось, что в душе у него что-то надломилось... И я вспомнил, как он пятился, будто рак, перед мостом, пытаясь спрятаться от пуль в канаву. "Неужели трусит?" - подумалось мне, но эта мысль сразу же заслонилась другим, более давним эпизодом, когда Хадыров бесстрашно ринулся в окно дома, откуда стрелял фашистский пулеметчик. "Странно, что с ним?" Однако времени разбираться в этих мыслях, тем более вести беседу с солдатом, не было. Вокруг шел бой. По интенсивной стрельбе я понял, что параллельными маршрутами идут другие штурмовые группы полка.
- Вперед! - приказал я Бижуманову.
Чем ближе наша рота продвигалась к железнодорожному мосту, тем ожесточеннее становилось сопротивление врага. В одном из двухэтажных домов нас подстерегала неожиданность. Бросив гранаты в окна первого этажа, я с тремя автоматчиками ворвался вовнутрь (остальные не смогли пробиться из-за сильного пулеметного огня с чердака и окон). Итак, фашисты были наверху, мы - внизу. Ситуация не из приятных. Еще мгновение, и гитлеровцы могут забросать нас гранатами. Необходимо было опередить их.
Спрятавшись под лестницей, мы решили бросить подряд через небольшие промежутки три гранаты. Первая, по нашему мнению, должна была разнести в щепки дверь, ведущую к засевшим гитлеровцам. Вторая - уничтожить немцев, прикрывающих вход с первого этажа, третья - расчистить нам путь.
Замысел, может быть, и неплох сам по себе, но важно еще и исполнение, а опыт уличных боев у нас еще был маловат.
После броска первой гранаты дверь действительно сорвало с петель, и она рухнула на лестничную площадку. Вторую гранату метнул гвардии ефрейтор М. Бутусов, и не совсем удачно. Стукнувшись о потолок, она не залетела во внутреннюю комнату второго этажа, а разорвалась на пороге. Лишь третья граната, которую, изловчившись, бросил гвардии младший сержант Ковалевский, попала в цель. Пролетев весь коридор, она ухнула в помещении. Послышался звон стекол, чей-то вскрик.
Рванувшись по лестнице вверх, мы с Бутусовым влетели в комнату, что располагалась прямо, а Алешин с Ковалевским - в правую. Вот здесь уже, коль вскочил - стреляй. Дружно выпустив по длинной очереди из автоматов, мы с Бутусовым лишь потом рассмотрели сквозь пух и густую пыль, висевшие в помещении (видимо, граната разорвала перину), опрокинутый стол, двух убитых гитлеровцев у окна и целый склад оружия у печки.
Поняв, что здесь больше делать нечего, я метнулся во вторую комнату, где еще гремели выстрелы. И подоспел вовремя. У окна на Ковалевского навалились двое фашистов. Он яростно боролся с ними. Одного немца, сковав его движения, белорус крепко обхватил ногами, а в другого вцепился руками, не давая ему вынуть нож. Схватка эта была жестокой - все трое хрипели от невероятного напряжения. Еще раз хочется сказать, как дороги бывают в бою эти мгновения. Секунда, и мы бы уже не успели помочь Ковалевскому в его неравной схватке. Пришлось пускать в ход холодное оружие. Когда все было кончено, мы огляделись. В разных местах лежало пятеро гитлеровцев. У стены, скрючившись, сидел Алешин. Склонившись над ним, я понял, что сержант жив. Следов пулевых ранений не нашел. Видимо, один из фашистов крепко ударил его прикладом по голове, и замкомвзвода потерял сознание.
Убедившись, что опасности больше нет, я расстегнул ворот гимнастерки Алешина, положил его на постель, что стояла у окна. Потом подошел к Ковалевскому. Ухо его, полуоторванное, сильно кровоточило, и он, еще не оправившийся от рукопашной схватки, машинально пытался его приладить на место.
Достав индивидуальный пакет, я принялся бинтовать голову младшего сержанта. Когда мне это удалось, Ковалевский вдруг вырвался от меня, схватил лежащий рядом автомат. Но в это время раздалась короткая очередь. По инерции гвардеец сделал еще несколько шагов к двери... И здесь, в проеме, я увидел широкоплечего фашиста. Лицо его было залито кровью: видимо, был легко ранен и пришел в себя. Он в упор стрелял в Ковалевского, и губы его кривились в дьявольской улыбке.
Было ясно: пока я вскину свой автомат и начну стрелять, немец изрешетит меня пулями. Опять судьба моя на волоске. Но здесь раздалась еще одна короткая очередь. Гитлеровец в дверях пошатнулся, начал медленно разворачиваться в сторону. Вторая очередь, раздавшаяся из коридора, словно оттолкнула его от проема, и он медленно сполз по стене на пол.
И сразу же в дверях появился гвардии ефрейтор Бутусов. Это он, услышав выстрелы, поспешил к нам на помощь.
- Откуда взялся этот гад? - спросил я его.
Бутусов пожал плечами, потом вдруг спохватился и со словами: "Наверное, с чердака", - вновь исчез из проема. Через мгновение раздался взрыв гранаты, короткая очередь. А еще через минуту по лестнице дробно застучали сапоги, и в комнату вбежали старший сержант Бижуманов и еще несколько автоматчиков.
Просчет с чердаком дорого нам обошелся. Был убит Ковалевский и ранен Бутусов. Он, правда, не пошел в медсанбат, как, впрочем, и Алешин, но случай этот после боя мы тщательно разбирали. А тогда рота не стала задерживаться у этого злополучного дома, пошла вперед, к реке и железнодорожному мосту. Вскоре удалось овладеть последними строениями, отделявшими нас от Буга. Мост был цел и невредим. Но настораживало другое обстоятельство: на мосту стояло два эшелона. Зачем? Не успели заминировать и таким способом перекрыли путь танкам и технике? А может быть, и заминировать успели? В одном из эшелонов находился, видимо, крупный рогатый скот. Перекрывая звуки боя, до нас доносилось жалобное, густое мычание быков и коров.
Отделение наших автоматчиков попыталось с ходу ворваться на мост, но откатилось, встретив плотный пулеметный огонь с противоположного берега. Посоветовавшись с гвардии лейтенантом Румянцевым и гвардии младшим лейтенантом Яцурой, я решил посадить на чердаки домов и на деревья снайперов и снять вражеских пулеметчиков. А чтобы отвлечь на себя внимание немцев, приказал всем окапываться. Рассуждали так: если пулеметчиков уничтожат, то можно сразу попытаться под прикрытием огня снайперов захватить мост и переправиться на другой берег Буга.
Первые же выстрелы снайперов, которыми командовал Герой Советского Союза гвардии старший сержант Иосиф Павленко, внесли панику в ряды фашистов. Пулеметчики, засевшие в прибрежных кустах, бросились наутек. Сделав по последнему выстрелу, поспешно ретировалась прислуга двух пушек, которые стояли на прямой наводке у железнодорожного полотна.
- Ай да молодцы, ребята! - не выдержал, хлопнул себя по колену гвардии старший сержант Бижуманов. - Теперь самый раз атаковать, Михаил Федорович. Рискнем?