59838.fb2 Полководцы и военачальники Великой Отечественной (Выпуск 1) - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 35

Полководцы и военачальники Великой Отечественной (Выпуск 1) - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 35

Теперь точно камень свалился с души командарма-3. На глазах он словно преобразился, помолодел, лицо утратило отрешенную замкнутость.

Многие годы перед войной Павел Семенович служил за рубежом на ответственной работе военного атташе. Сам характер этой военно-дипломатической деятельности, казалось, должен был приучить Рыбалко не выдавать в напряженные моменты владевших им чувств. Быть может, а скорее всего наверняка, военный атташе полковник Рыбалко, находясь за пределами Отечества, и умел обуздывать свои эмоции. Но сейчас, когда счастливо утвердилась судьба его кровного детища, когда не зачеркивалось боевое настоящее Третьей танковой армии, а, наоборот, давалась ей возможность новыми ратными делами оправдать возложенные на нее надежды, ее командующий не мог сдержать себя - он так, и расцвел. Лицо его с крупными характерными чертами освобождение просветлело, а выразительные глаза зажглись огнем неподдельного вдохновения. Присутствующие с любопытством и интересом наблюдали за происшедшей с генералом метаморфозой.

Павел Семенович в лаконичных и неожиданно ярких и образных картинах обрисовал январское наше наступление на Верхнем Дону, а затем и мартовскую неравную схватку за Харьков. Армия хотя и понесла ощутимый урон в людях и технике, но сохранила боеспособность и мобильность за счет некоторых танковых бригад и стрелковых соединений.

- Если мы вас правильно поняли, товарищ Рыбалко, - перебил Павла Семеновича Верховный, - вы укомплектованы согласно штатам. Откуда же у вас люди?

- Одних выручили из плена, - ответил генерал, - другие пришли к нам с освобожденной территории.

Тотчас же последовал настороженный вопрос:

- Вы уверены, что эти люди будут хорошо воевать?

- Уверен. Они на себе испытали ужасы фашистской оккупации и ненавидят врага. В армейском запасном полку они проходят в течение полутора месяцев военную и политическую подготовку. Военный совет намерен даже офицеров брать из числа бывших окруженцев.

- А вы в них уверены, товарищ Мельников?

- Уверен. Ими занимаются опытные политработники. У нас почти две тысячи коммунистов и столько же комсомольцев - это сила, способная единым фронтом выступить против любого, кто вздумает вести себя неправильно.

Против этих серьезных доводов нечего было возразить.

Руководство Ставки пришло к выводу: Третью танковую надо восстановить. Только вместо стрелковых дивизий необходимо ввести в ее состав механизированный корпус. Тем самым будут исключены всякие просьбы и разговоры командующих фронтами о том, что это не танковая, а общевойсковая армия. Пора понять и осознать всем порочный стиль руководства танковыми войсками, когда после проведения операций танковая армия буквально растаскивается по частям.

И тут проницательный, опытный Федоренко, будто угадав затаенное, невысказанное желание обоих членов Военного совета, произнес веско:

- Чтобы сократить сроки формирования Третьей танковой армии, прошу вернуть ранее входившие в нее Двенадцатый и Пятнадцатый танковые корпуса, а также автотранспорт, по штатам принадлежащий армии, и включить Второй механизированный корпус из резерва Ставки.

Верховный Главнокомандующий согласился с просьбой Федоренко.

Это был хоть и законный, но в общем-то неожиданный дар. Узнав, что во время ночного прорыва погиб их комкор-15, генерал Концов, танкисты, бывалые, обожженные огнем воины, плакали; вдвойне горше было им, когда корпус вывели из состава их родной армии. Печальным было расставание и с Двенадцатым корпусом. Прощаясь с генералом Зиньковичем, Рыбалко поцеловался с боевым соратником и пожелал Митрофану Ивановичу танкистского счастья в другой армии... Что ж, в радости возвращения растопится боль потерь и случайной недолгой разлуки.

- В первую очередь отправьте технику в эту армию, - приказывал Верховный Главнокомандующий Федоренко. - Танкисты и мотострелковые бригады Третьей танковой проявили в боях доблесть и мужество. Они вполне заслужили, чтобы армию преобразовать в гвардейскую.

Рыбалко и Мельников переглянулись. Воистину сегодня самый счастливый день в боевой судьбе их родной армии!

Федоренко попросил не изменять номера армии, и на это было получено согласие. Спросили у Рыбалко, сколько нужно командованию времени, чтобы подготовить армию к боям. А когда генерал попросил месяц, было замечено, что этого срока для сколачивания штаба и обучения личного состава будет мало, и увеличили его до полутора месяцев. Время на подготовку надо будет исчислять со дня приказа Ставки о формировании Третьей гвардейской танковой армии и назначения генерала Рыбалко ее командующим, а генерала Мельникова членом Военного совета.

Последние сведения о сыне Павел Семенович и Надежда Давыдовна получили ранней весной сорок второго: Виль писал, что закончил училище и получил назначение в Энскую танковую бригаду. А через несколько месяцев принесла почта беленький листочек с черною вестью: "Сообщаем... Ваш сын Рыбалко Виль Павлович, 1923 года рождения... пропал без вести". И на несчетные запросы матери шел один ответ: "Пропал без вести".

Ведь просила Надежда Давыдовна мужа: "Павлуша, возьми Виля к себе в армию, будет воевать близко от тебя, и мне спокойнее..." Не взял! Нет, не из упрямства ответил жене: "Сколько сыновей воюют вдали от отцов, а ты хочешь, чтоб хлопец по отцу шел, как генеральский сынок. Не смогу я другим батькам в глаза после этого смотреть..."

Вот и досмотрелся батька! Пропал, сгинул девятнадцатилетний лейтенант Рыбалко, как погибали его ровесники в лейтенантских, сержантских и иных званиях. Жалел ли, не жалел о своем непреклонном решении Павел Семенович никто об этом не скажет. Но только в письмах его, редких, скупых письмах с фронта сквозь строки улавливалась затаенная надежда, что сын жив.

Не мог отец свыкнуться с мыслью, что больше не увидит единственного своего ребенка, сына. На чудо надеялся...

Когда Виль кончал училище, шутил генерал Рыбалко: обычно сын идет по стопам отца, у них же получилось наоборот - сначала Виль определился в танкисты, а потом - он, Павел Семенович, из общевойсковика превратился в танкиста.

Конечно, не против желания отца, а как раз по его настоянию пошел семнадцатилетний мальчишка учиться на танкового командира. Полковник Рыбалко задолго до войны предвидел расцвет танковых войск как самостоятельного, мощного и маневренного рода войск, способных решать на полях сражений задачи оперативного масштаба, и мечтал стать танкистом. Осуществить это удалось только в сорок втором, незадолго до получения горькой вести о сыне.

По своей "линии" - уже не через военкомат, а у коллег-танкистов удалось Павлу Семеновичу выяснить: воевал сын в Сорок восьмой отдельной танковой бригаде, а она весной 42-го, когда отходили наши от Харькова, прикрывала войска в районе станции Барвенково - и навалился немец на танкистов всей своей силою...

Вот тогда и получила мать "похоронку" на сына.

Ударила тяжело страшная весть родителей. Надежда Давыдовна занемогла, слегла, с трудом заставляла себя писать мужу на фронт вымученно-бодрые письма. Павел Семенович постарел, осунулся, резко напомнила о себе старая болезнь почек - теперь с палкой-подпоркой приходилось передвигаться...

Комиссар Мельников видел душевные мучения командующего, но о причинах не спрашивал - не хотел бередить рану. Павел Семенович сам открылся: "С сыном у меня, Семен Иванович, несчастье. Пропал без вести..." - "Где?" "Не знаешь разве, где сыновья пропадают - на войне..." И стал Мельников (не по службе, не по должности - по душе) узнавать о судьбе младшего Рыбалко. Выяснил: сгорел будто бы Виль в танке... Ничего не сказал Семен Иванович отцу, а когда летом сорок третьего могуче шагнула Красная Армия на запад и выручали из лагерей наших военнопленных, ездили с Павлом Семеновичем, смотрели, расспрашивали. Но не находился среди освобожденных лейтенант Рыбалко. Никто ничего сказать о судьбе его не мог.

Однако жил и воевал, не теряя надежды, отец, и не Мельникову было разуверять его в ней...

Да и по правде сказать - чем ближе подходил срок, назначенный Верховным Главнокомандующим для боевой готовности Третьей гвардейской танковой армии, тем меньше оставалось у ее командующего времени для личных горестей и забот.

В конце июня, в самый канун Курской битвы, в деревню Дерюжинку, на КП Брянского фронта приехали генералы Федоренко и Рыбалко. Их встретил начальник штаба фронта генерал Л. М. Сандалов.

При подчиненных, да еще в такой предбоевой, предельно напряженной обстановке, генералы не сочли возможным обняться, ограничились крепкими рукопожатиями и тотчас занялись делом.

Леонид Михайлович был давний однокашник и приятель обоих танкистов по Академии имени Фрунзе - "фрунзенке". Все трое в начале тридцатых годов учились в одной группе основного (общевойскового) факультета. Рыбалко, Федоренко да еще Баграмян и Романенко, воюющие сейчас неподалеку, в должностях командующих Одиннадцатой гвардейской армией Западного и Сорок восьмой Центрального фронтов, на факультете считались "стариками". Для младшекурсников да и товарищей по группе, не воевавших в гражданскую - это шло уже новое поколение советских военачальников, - "старики" (ненамного они были старше таких, как Сандалов) являлись предметом доброй зависти и подражания. Рыбалко же был особенно авторитетен среди молодых слушателей. И не только потому, что имел орден за гражданскую войну: был старостой курса, членом партийного бюро академии. Привлекали людей к нему простота я задушевность, большой природный ум и неуемная жажда познания, общительность и строгая деловитость. Все эти качества, щедро собранные в одном человеке и именуемые талантливостью, выделяли Рыбалко даже из числа незаурядных людей, которых много было в числе слушателей знаменитой военной академии.

Теперь три товарища - воспитанники "фрунзенки", выпускники 1934 года, - сидели в саду под деревьями, колдуя над картой, разложенной на грубо сколоченном деревенском столе.

Затишье господствовало на передовой. Оттуда изредка доносило приглушенные расстоянием удары разрывов - это какая-то вражеская дежурная батарея вела тревожащий огонь. Порой с нашей стороны солидно, басовито грохало тяжелое орудие, и ответный снаряд уходил далеко во вражеский тыл. Со свистом проносились легкие наши "ястребки", стерегущие небо от чужих железных птиц. Зеленые неспелые яблоки совсем мирно качались на ветках.

Рыбалко в разговор товарищей почти не вмешивался, курил, порой кивал головой, подтверждая свою солидарность с мнением Федоренко, или вставлял короткие реплики.

Яков Николаевич, сначала неторопливо, спокойно, а потом чуть разгорячась, заговорил о Третьей танковой. Она еще не сколочена. Экипажи и машины продолжают прибывать, в танковых корпусах больше половины подразделений созданы заново, мехкорпус формирование не закончил...

- К чему же ты клонишь, Яков Николаевич, не пойму, - сказал Сандалов.

- Як тому это говорю, Леонид, что посылать такую армию через многочисленные укрепленные рубежи противника на Орловском выступе едва ли целесообразно. Она идет, как я понимаю, в качестве тарана на Орел, в лоб, но в своем наступлении упрется в Оку и поневоле застопорит.

- Но наш Брянский фронт не может наступать без танковой армии, возразил Сандалов.

- Смотри на карту, - Федоренко многозначительно свел обе руки над синей линией вражеского полукольца. - Думаю, что под Орлом сложилась выгодная для наших войск обстановка. Может, не менее благоприятная, чем под Сталинградом. Уже теперь орловская группировка немцев, по существу, находится в полуокружении. Если нанести одновременный удар крупными силами с севера и юга на Орел, то все вражеские войска окажутся в мешке. Совместить мощный удар армий Баграмяна и Белова с севера с наступлением Рокоссовского им навстречу с юга. Для развития удара с севера и выгодно ввести Третью танковую. Если бы командование Брянского фронта внесло такое предложение в Ставку, оно, вероятно, было бы принято...

Павел Семенович поднял взгляд на Сандалова. Смотрел испытующе, строго, но спокойно. Не требовал - думать толкал. Точно из той давней "академической" поры с ее напряженными размышлениями и горячими спорами над сложными тактическими задачами глянул на старого товарища. "Решай, Леонид, очень это важно..."

Но, видно, одно дело было спорить, будучи слушателем, оппонировать своему же однокурснику в академической аудитории, и совсем по-иному увиделась начальнику штаба фронта его роль в создавшейся ситуации.

- Ну прежде всего, - отвечал Леонид Михайлович на предложение Федоренко и невысказанную просьбу Рыбалко, - для окружения орловской группировки противника у нас мало сил. Поэтому Военный совет фронта в план Орловской операции заложил более скромную идею: раздробить группировку, громить ее по частям.

- Выталкивать, хочешь сказать... - заметил Рыбалко.

- Что поделаешь, Павел, если у нас силенок недостаточно для окружения немцев, - отвечал Сандалов. - Центральному же фронту предстоит отражать наступление крупной немецкой группировки, и вряд ли поэтому Рокоссовский сможет добиться значительных успехов от наступления на Орел своим правым крылом. Наступление на город с севера в этом случае не получит завершения и приведет лишь к образованию большой вмятины в фашистской обороне. Кроме того, мы ослабляем главный удар двух армий Брянского фронта на Орел с востока - наступление, оторванное от других ударов, неизбежно заглохнет...

- Не забывай, Леонид, - тихо напомнил Рыбалко, - что танкам там придется прорывать долговременную оборону, форсировать Олешню и Оку, преодолевать заболоченные низины и поймы...

- В этом, пойми, друже, и есть главная загвоздка, - добавил Федоренко.

- Я, конечно, доложу командующему фронтом ваше мнение, товарищи танкисты, - сказал Сандалов, - но прямо говорю: не скрою от Маркиана Михайловича: по-прежнему считаю, что Третью танковую необходимо использовать именно на нашем Брянском фронте. Я уверен, что она быстро вырвется к Оке, поможет войскам форсировать реку и овладеть Орлом...