Прислоняюсь спиной к стене, сложив руки на груди и наблюдая за подругой, скидывающей джинсовую куртку и ботинки на толстой рифленой подошве. Чем-то они мне армейские напоминают. Некий стиль кежуал или, возможно, милитари. Черт, и с каких это пор я разбираюсь в моде? Моя мода, такая же, как и у Машки – «мне плевать на ваше мнение, я ношу то, что хочу». Или все зависит от настроения.
– Ей, Розанова, – зовет меня Машка. Поворачиваю голову, смотря на растерянную брюнетку. – Что с тобой?
– Ничего, – пожимаю плечами, отводя взгляд от нее.
– Ты десять минут пялилась на мои ботинки, не моргая. И после этого говоришь, «Ничего»?
– Я не пялилась, а думала.
– О чем же? – Машка поднимается на ноги, сложив руки на груди.
– Ты помнишь, что помимо того, что мы с тобой не взяли автограф у парней, было кое-что еще.
– Что кое-что еще? – в голосе подруги появилась ирония, наигранная, конечно. Кто-кто, а она точно помнит, что помимо этого было что-то еще.
– Тебе напомнить? – выгибаю бровь, повернув на нее голову. Машка тут же немного стушевалась. Она как никто другой знает, что если я хочу что-то напомнить, то я это напомню. Ну, конечно, если это не появляется при неловком разговоре с парнем. Почему неловком? Потому что у меня каждый разговор с парнями неловкий. Единственный представитель мужского пола, с которым я нормально общаюсь – это Эдик. Вчера с Рейвом не считается, так как у меня в организме бурлил адреналин, и я сама не понимала, что делала. И с Максом, кстати, тоже. Не знаю, но рядом с ним было, по крайней мере, спокойно. Словно с братом разговариваешь. Или старым другом.
– Ладно, – в жесте поражения, поднимает Машка руки вверх. – Не надо озвучивать это, я и так помню.
– Хорошо, что помнишь. Будет о чем поговорить. А теперь, пошли смотреть телек.
И не услышав ничего в ответ, разворачиваюсь и иду в гостиную. Наверно, единственная комната, которую я сама не до конца изучила. Меня можно найти лишь в двух местах – моя комната и кухня. В своей комнате я провожу большую часть времени: читаю, слушаю музыку, играю на компьютере, делаю уроки, смотрю новые и старые клипы «В огне». Ну, а на кухне я обычно ем. И иногда такое бывает по нескольку раз на дню. Это в те дни, когда Эдик первым забирает конфеты, а потом балует меня и Лизу охренительно вкусными десертами и блюдами.
Так вот, посмотрев на нашу гостиную, никто не скажет, что здесь живут один гонщик-тусовщик, одна художница и одна студентка с любовью к року. Самая обычная гостиная, какая может быть. Светлые обои с вензелями на стенах, светлый потолок и темный паркет-елочка. Темно-синий мягкий диван и два таких же кресла. Стеклянный журнальный столик с несколькими совершенно разными по темам журналами: мотоциклы и гонки, архитектура и искусство, музыка и светская жизнь. Где же, как не в последних журналах я узнаю новости из жизни моих любимых групп и, не менее, любимых солистов. Напротив дивана огромная плазма, прикрепленная к стене. Под ней домашний кинотеатр и две небольшие тумбочки по сторонам, где хранятся разного вида безделушки.
– Судя по тому, что ты упомянула про конфеты, на кухне нет очередных капкейков или, может быть, брауни? – Маша, одна из тех людей, кто в курсе о такой необычной черте нашей семьи. И зная это, не удивительно, что в гостях у меня она бывает довольно часто.
– Нет, нету. Может быть что-то и есть, я не была на кухне с тех пор, как проснулась, – отвечаю, садясь рядом с ней на диван, и разрывая прозрачную упаковку на коробке с конфетами.
– Тогда я пойду и найду, чем нам запить эти конфеты, – поднимается Машка и исчезает на кухне, пока я полностью открываю упаковку, и, расположив ее на столике, включаю телевизор.
– А что мы будем смотреть!? – кричу Машке, слыша, как она открывает шкафчики, холодильник, и, кажется, даже духовку.
– Включи музыкальный, а там посмотрим! – отвечает подруга, появляясь на пороге гостиной с двумя чашками в одной руке и бутылкой колы в другой.
– Ок, – соглашаюсь, пожав плечами. Усаживаюсь на диване поудобней, поджав под себя ноги.
– Ну что? – спрашивает Машка, смотря на меня горящими от любопытства глазами.
– Ты о чем? – на моем лице появляется недоумение.
– Как это о чем? Я про поцелуй, конечно.
– Не понимаю о чем ты, – теперь пришла моя очередь строить из себя святую невинность, не понимающую о чем она говорит. Тянусь вперед, и беру конфету из коробки.
– Все ты понимаешь. Сама завела эту тему, а теперь отмалчивается, – Машка вручает мне чашку с ленивым котом на боку, а себе берет с надписью «Я – принцесса» и огромной розовой диадемой. Без понятия, откуда у нас эта чашка. Кота я подарила Лизе на День художника, то есть на ее именины. Она не любит это слово и предпочитает говорить, что это Всемирный День Художников. А вот чашку с «Я – принцесса», я не видела. Может Лизе подарили на какой-то праздник коллеги или знакомые? Сомневаюсь, что чашку с такими словами подарили Эдику, это даже звучит смешно.
– Ничего я не отмалчиваюсь, – отмахиваюсь от подруги, отпивая немного напитка.
– Отмалчиваешься, – возражает девушка, с громким стуком поставив чашку на столик.
– Нет.
– Да.
– Нет.
– Да, я тебе говорю, – я так и знала, что первой терпение закончится именно у Машки. Несмотря на то, что у нее есть старшая сестра и должен быть опыт в спорах, на самом деле, его нет. В отличие от меня. В моем случае, спасибо Лизе и Эдику с их спорами о том, кто будет мыть посуду или выбрасывать мусор. В последний раз проиграл Эдик, из-за того, что ему нужно было на свидание. И из квартиры ему пришлось выходить вместе с букетом цветов в одной руке и пакетом мусора в другой.
– Прекрати вспоминать об этом, – надо переключить ее внимание на что-то другое.
– Ну уж нет, – Машка решительно настроена добиться от меня ответа. – Ты целовалась с Рейвом. С гребанным Рейвом – солистом «В огне»! А теперь хочешь смолчать о том, как он целуется?
– Ни о чем я не хочу смолчать. Просто не о чем говорить, – при одном воспоминании о том поцелуе у меня начинают гореть губы, а лицо вспыхивает румянцем.
– Ха, ты покраснела, – замечает подруга, откинувшись на подлокотник дивана и указывая на меня пальцем, измазанным в шоколаде. – Понравилось?
В ее голосе появились игривые нотки вместе с предвкушением и озорством в глазах.
– Я не буду тебе об этом говорить.
– Еще как будешь.
– Не буду.
– Будешь.
– Не буду.
– Будешь! – вновь оказывается Машка на грани собственного терпения, выкрикивая и ударив кулаком по обивке дивана. – А я тебе расскажу, как это было с Виндом.
– Предлагаешь бартер? – выгибаю бровь, смотря на девушку.
– Конечно, – всплескивает она руками с таким выражением лица, будто я задала самый тупой вопрос и у него самый элементарный ответ. – Если ты просто так, из жалости к моим нервам и терпению, не хочешь рассказывать мне о том поцелуе, то хоть так может…?
И спокойно пожимает плечами.
– Да ничего там такого не было. Обычный поцелуй.
– Ты целовалась с солистом группы, которого мечтает поцеловать каждая девушка, когда-либо видевшая его фото или слушавшая его голос. А ты говоришь, что это обычный поцелуй?! – судя по иронично-ошарашенному лицу подруги, она мне не поверила.
– Хорошо, это был обычный поцелуй с солистом группы, с которым мечтает поцеловаться каждая девушка. Теперь ты довольна? – хоть я и допытывалась у Машки о том, что она целовалась с Виндом, сама не хочу говорить о том, как это было с Рейвом. Как говориться, за что боролись, на то и напоролись.
– Та твою мать! – взрывается Мария, смотря на меня гневным взглядом. – Прекрати увиливать и просто скажи, как это было! Я видела твое выражение лица, когда он отодвинулся от тебя. Ты была в шоке и прострации.
– Да, была, – я умею держаться только первые пятнадцать минут, а не когда меня терроризируют целых полчаса. – Потому что меня еще никогда так не целовали! Черт, это был лучший поцелуй в моей жизни! Довольна?!
– Довольна, – на лице Машки появилась широкая ухмылка, а глаза сверкали торжеством. И не скажешь, что всего секунду назад она готова была взорваться от негодования.
– Ну, раз у нас бартер, тогда я тебя внимательно слушаю, – смотрю выжидательно на нее, откинувшись на спинку дивана и сложив руки на груди.
– А о чем тут говорить, я едва сознание не потеряла, – пожала она плечами, а на лице появилось безразличие.
– И это все?
– Ну, что я еще могу сказать? Ты сама знаешь, я много с кем встречалась и много целовалась, соответственно. Но, черт, этот поцелуй я запомню на всю жизнь. Никогда такого со мной не было, – Машка была настолько занята своими воспоминаниями о том поцелуе, что сама не заметила, как откинула голову на спинку дивана и закрыла глаза. – У меня было такое чувство, будто он был рожден для того, что бы целоваться.
– Хватит! – останавливаю подругу взмахом руки и трясу ее за плечо. – Вернись в настоящее. Я понимаю, что тебе понравилось, но мне-то необязательно знать обо всех подробностях.
– В отличие от тебя, моя дорогая подруга, мне не стыдно говорить о том, что мне понравился поцелуй.
– Мне не стыдно, просто я не люблю об этом говорить.
– Я знаю, но все равно. Ты целовалась с Рейвом, а это уже нечто большее чем просто автограф и селфи с ним.
– И что, мне теперь не умываться или лицо не трогать? – я же не настолько безумна фанатка, что бы после прикосновения своего кумира не мыть свое тело или лицо.
– Я не об этом, – пытается объясниться Машка. – Просто, черт, я сейчас жалею о том, что не села рядом с ним, а оставила это место тебе.
– Кстати, если ты заикнулась об этом, почему ты села рядом с Виндом, а не Рейвом? Я думала, что когда первая помчалась к ним, ты сядешь с солистом.
– Я хотела, но… – начала подруга, внезапно остановившись. – Просто захотела сесть рядом с Виндом. Не обращай внимания.
– Если не хочешь, не говори, – пытаюсь отмахнуться, сделать вид, будто меня это больше не волнует. Но, нифига подобного. Теперь меня долгое время будет грызть вопрос, почему она не села рядом с Рейвом, а отправилась к Винду. И так до того момента, пока она не скажет мне причину изменения своего решения.
– Ладно, если мы закончили тему с поцелуями, давай поговорим лучше о том, что было на встрече с Самойловым.