– А что говорить о встрече? Практически ничего интересного не произошло, – отводя взгляд в сторону, пожимаю плечами. Почему-то мне не хотелось рассказывать Машке о том, что произошло на встрече с Максимом. Даже если там действительно ничего такого не произошло.
– Он реально оказался таким занудой, как кажется? – спрашивает Маша, смотря на меня с детским ожиданием. Вот какая штука получается. Для нее одинаково интересны подробности, что моего поцелуя с Рейвом, что моей встречи с Максом.
– Ты даже себе не представляешь, – не хочу ее в этом разубеждать. Эти встречи с Максом, пусть и для проекта по экономике, но они будут только моими. Подробности о том, что будет на них происходить, никто не будет знать.
– Ха, не повезло тебе, подруга, – усмехается брюнетка, откидываясь спиной на подлокотник дивана.
– А о чем ты расскажешь? Как прошла встреча с Сосновым? Или вы еще не виделись?
С этим концертом, приключением в клубе, встречами с Максом и разговорами, я совсем забыла про Соснова. А ведь так его любила. Точнее, он так мне нравился. Нет, он и сейчас мне нравится. Просто слишком много проблем и забот навалилось на меня за эти два дня.
– Та никак, – пожимает она плечами. – Скажу тебе честно, ты должна радоваться тому, что тебе не достался Соснов.
– Интересно, почему? Почему я не должна радоваться встречам и работе с парнем, который мне нравится? – на секунду я позволила в голосе проскользнуть ноткам подозрения и злости.
– Потому что он тупой, как пробка! – гневно выкрикнула Машка, стреляя глазами молнии. На мгновенье я опешила от реакции подруги, полностью игнорируя содержимое ее речи. – Я чуть не начала умолять официанта убрать все острые предметы со стола. Если бы еще раз он задал мне тупой элементарный вопрос, я бы зарезала его зубочистками. И с огромным удовольствием бы слушала его крики боли, пока втыкала каждую из них ему в лицо.
– Но, Маш, подожди, он вроде бы отличник по экономике? Как он может задавать тупые вопросы? Может он над тобой издевался?
– Ни хрена! – продолжает она гневную тираду. – Притворяться настолько тупым невозможно три гребанных часа. Да я, по сравнению с ним, Эйнштейн! Мне Нобелевскую премию должны дать, за терпение.
– За терпение не дают Нобеля, – поправляю ее.
– Мне по барабану! – ее кричащий настрой никак не прекращается. – Мне бы дали. Та там у любого магистра наук после получаса общения с этим идиотом, появились бы мысли о его убийстве. И заметь, весьма жестоком и медленном. Я озвучила тебе только самый невинный вариант, который возник у меня на пятой минуте разговора. Скажи мне спасибо, что я берегу твою хрупкую детскую психику.
– Спасибо огромное, но я все равно не понимаю, как у него могут быть пятерки по экономике? Если он действительно ничего не знает.
– А тут все просто. Ты ведь у нас слепая, с глазами в розовых очках. Не видишь, что твой Соснов совсем не такой идеальный, как тебе кажется.
– Маша… – устало протягиваю, смотря на подругу. У нее и так фильтр речи отсутствует, а когда она на взводе, так вообще не стесняется в выражениях. Иногда даже маты проскальзывают.
– Прости, – виновато говорит Маша, опустив на мгновенье голову. Но не проходит и секунды, как ее воинственный настрой все крушить и всех убивать, возвращается назад. – Ты не хочешь этого видеть, или реально не видишь. Но твой Соснов, племянник Геннадиевича.
– ЧТО? – этого не может быть. – Ты шутишь?
– Естественно шучу, – вскидывает она вверх руки. – Мне делать нечего придумывать разные приколы о том, кто чей сын, внук, правнук и племянник. Вот решила до твоего Соснова с Геннадиевичем добраться. А-то скучно живется, все чьи-то дети, внуки и крестники, а эти нет. Не порядок.
– Машка, – смотрю на девушку из-под бровей, как бы говоря, что слишком много сарказма.
– Прости еще раз, – ее пыл немного поутихнул. – Просто ты реально задаешь тупые вопросы. А у меня, после встречи с твоим Сосновым, лимит ответов на тупые вопросы закончился.
– А откуда ты это знаешь?
– Помнишь, ты пошла одна в столовую, а я сказала, что сейчас приду?
– Помню, – киваю, было такое.
– Так вот, я тогда тетрадь в кабинете экономики забыла. Ну, думаю, зайду и заберу, пока никого нет. А там Геннадиевич с Сосновым разговаривает. Геннадиевич ему что-то трындел о том, что он уже не может его вытягивать, типа надо браться за голову, а то он его отцу обо всем расскажет и плакал тогда его университет, пойдет в армию.
– А дальше что было? – схватив диванную подушку, прижимаю ее к себе, пальцами начиная теребить оборки по бокам. Ну реально интересно, что было дальше.
– Короче, а Соснов ему что-то мямлил; я даже не расслышала толком. А потом такой: «Дядя, ну раньше же вытягивал, вытянешь и сейчас. Ты же, типа, не хочешь, что бы папа узнал, что деньги, которые он дал тебе на ремонт, ты на любовницу спустил?», и так гаденько ухмылялся в конце.
– Ничего себе, – шепчу ошарашенно, устало откинувшись боком на спинку дивана.
– Так что, оказался твой Соснов не принцем на белом коне, а обыкновенным шакалом. Морда красивая, а сам, обычный жулик и шантажист, – заключила подруга, схватив с коробки сразу несколько конфет. – Что? Не смотри на меня так. Твой Соснов мне все нервы испортил. У меня на следующую встречу с ним никаких нервных клеток не осталось. А как ты знаешь, они не восстанавливаются.
– Та ты ешь на здоровье, восстанавливайся, – отвечаю, прикрывая глаза.
– А ты чего расстроенная? – замечает Машка. – Ты это, не обижайся, что я на тебя так это все вылила. Просто сил нет, все держать в себе. Надо кому-то выговориться. А кроме тебя, у меня никого нет.
– Та ничего, просто до сих пор не верится. Он мне казался таким хорошим, обходительным.
– На расстоянии любой шакал львом кажется. А подойдешь ближе… – она не договаривает, но я и так все понимаю. Берет с коробки еще одну горсть конфет, запихивает их все в рот и запивает колой.
– Ты не подавишься? – замечаю, приоткрыв один глаз.
– Нитт, – жуя, отвечает подруга. Подозреваю, это значит «нет».
Странно, обычно, когда я узнавала правду о парнях, которые мне нравились, я отказывалась верить словам Машки. Мне казалось, будто она специально пытается очернить их в моих глазах. Пока сама не убедилась в том, что я выбираю не тех парней.
Помню, несколько лет назад, нравился мне один парень. Как раз последний год старшей школы, скоро выпускной бал. И, соответственно, нужна пара. А Никита, так его звали, учился вместе с нами в одном классе. За ним с первого класса все девчонки бегали – и старшие, и младшие, и наши. Только мы с Машкой держались в стороне. Я, потому что была слишком стеснительна и боялась лишнее слово вслух сказать. А Машка… ей просто было плевать на парней. У нее тогда наступила пора полного пофигизма по отношению к представителям противоположного пола. Если к ней кто-то подходил с вопросом, советом или просьбой, после ее ответов он летел сломя голову, только пятки сверкали. И вот, однажды, когда я осталась дома – заболела на свою голову ангиной посреди весны, – к Машке подошел Никита, и попросил передать мне приглашение от него на выпускной. Ох, как я прыгала от счастья, когда Маша пришла ко мне после школы и вручила тот белый конверт с золотыми вензелями по бокам и красной печатью на обороте. То приглашение, словно вырвалось со страниц исторического романа, где очаровательный принц вручает обычной девушке такое же приглашение, что бы составить ему пару на балу и, вместе с ним, станцевать первый, в своей жизни, танец.
Я тогда с таким чувством эйфории и счастья выбирала себе выпускное платье, прическу, туфли и макияж, что совсем не замечала ничего вокруг. А когда наступил вечер выпускного, я поехала вместе с Эдиком на спортивной машине, которую он одолжил у своего друга, так как его машина тогда находилась в ремонте после последних гонок. Он тогда неудачно вошел в поворот и повредил бок машины о дерево. Эдик тогда угрожал всем, что ночью придет и спиляет это дерево к чертям собачим.
Так вот, я шла по коридорам школы, и представляла, будто это замок, а в торжественном зале (на самом деле в спортзале), меня ждет мой прекрасный принц, ожидающий того момента, как я войду и мы станцуем свой первый танец. Но, удача в тот момент повернулась ко мне задним местом. В зале играла музыка, была полутьма, а в углу, прижимаясь к стене стояли несколько моих одноклассниц и девочек с параллельного класса. Выглядели они не очень. Конечно, на них были красивые платья, шикарные прически. Но только не макияж. Они рыдали в углу. Я тогда как раз искала Никиту, и решила подойти к ним и спросить. Вот тогда мне и стало по-настоящему больно. Оказалось, что Никита их тоже пригласил на бал. Каждую из тех девушек, что стояли у стены с потекшим макияжем. Это была игра, всего лишь веселье для него и его компании, в виде кучки наивных дурочек, верящих, что, такой как он, может пойти на бал с такими, как они. На вопрос, с кем же пришел Никита на самом деле, они просто показали в центр зала, где как раз и стоял мой Никита, смеясь в окружении своих друзей, а его рука лежала на талии моей одноклассницы – Юлии Ходулиной, самой популярной и красивой девчонки школы. Она прижималась к нему, буквально обвивая его своими руками, а на ее лице сияло превосходство. Выбежав из зала, я побежала в туалет, где и провела следующие полчаса, рыдая в углу и снова ругая себя за светлые надежды и веру в искреннюю любовь. И конечно, в удачу, которая никогда не была на моей стороне. Маша нашла меня через час, уселась рядом со мной и поглаживая по растрепавшимся волосам, говорила, что он такой же козел, как и все. А потом мы, схватив со стола несколько бутылок с шампанским, отправились на крышу одной из высоток недалеко от школы, и сидя на краю, смотрели на ночной город, с горла хлебая алкоголь. Встречали рассвет мы тогда, заплаканные, растрепанные, в грязных платьях, но счастливые. Не смотря на Никиту и его игру, я с улыбкой вспоминаю ту ночь. Когда Машка в очередной раз была со мной, поддерживая.
Вот тогда я и поняла, что Машка никогда не пыталась очернить тех парней в моих глазах. Они и так были чернее некуда. И сейчас, я не хотела на собственном опыте испытывать то же самое, что было в выпускную ночь. Возможно, именно в этом все дело. Особенно с тем, что произошло за последнее время, кстати, больше чем за последний год моей жизни. Может мне это просто надоело и я устала? Постоянно оглядываться; попытки поймать его взгляд в толпе; надежды на встречу и нормальный разговор; вера в счастливое будущее именно с ним.
– Ты снова печальная, – заключает подруга, вырывая меня из недр моих мыслей. Несколько раз моргаю, неожиданно оказавшись в прихожей нашей квартиры, прислонившись к стене. Машка сидит на тумбочке, завязывая шнурки на своих ботинках.
– Вспомнила выпускной.
– Та забудь ты про этого идиота… Эмм, а как его звали?
Только Машка способна вывести меня из печального состояния одним предложением. И вызвать на лице улыбку.
– Никита, – отвечаю, смотря на нее сверху вниз.
– Вот видишь, я даже имени его не помню, а внешность так тем более. И ты забудь. Помнишь, что я тебе в тот вечер на крыше сказала?
– Что перед тем как найти свою идеальную коробку конфет, я должна перепробовать кучу других, что бы в конце концов ее найти, – не стоит задумываться о том, как это звучит. Здесь главное – смысл. Сотню раз обжегшись об предательства и ложь парней, в конце концов я найду любовь всей моей жизни.
– Вот именно, – ухмыляется подруга, поднимаясь на ноги и поправляя подол футболки. – Как говорится, перед смертью не надышишься. Терминатор должна скоро вернуться домой. Не могу же я у тебя вечность от нее прятаться.
– Я не против, – пожимаю плечами.
– Спасибо тебе, подруга, – Машка заключает меня в свои крепкие объятья, едва не сдавив ребра. Надеюсь, что это не они хрустнули. – Но я должна встретить своего врага во всеоружии.
– Хорошо, сильно не покалечьте друг друга, – говорю, стоя рядом с открытой дверью.
– Постараюсь, – отвечает Маша, улыбаясь. – До понедельника.
– До понедельника, – прощаюсь с закрытыми дверями лифта.
Закрыв дверь квартиры устало прижимаюсь к ней спиной, думая о том, что мне теперь, черт возьми, делать?