Когда я выходила замуж, я хотела, чтобы у меня в семье была не диктатура, а демократия. Так и получилось. «Все можно!» — это был наш девиз. Можно есть в кровати или на ковре перед телевизором. Можно поздно ложиться и поздно вставать.
Питаться шоколадом, бананами и йогуртами — их не надо готовить! Жить не по режиму, не по правилам и делать все не «как люди», а как захочется. А хотелось кидаться подушками, сутками смотреть видик, играть в телефонных террористов и ни в чем себе не отказывать. Спали мы на полу на огромном матраце, обычно до трех часов ночи весело хохотали и от смеха сползали с этого матраца.
Так мы и жили с мужем первые три года, а потом появилась дочка. Она тоже хотела не подчиняться правилам, а жить, как ей нравится. А нравилось ей гулять непременно в три часа ночи, а все остальное время упражняться в громком крике. Питаться она предпочитала исключительно кашками сложного приготовления и требовала круглосуточного общения.
Уже с пяти лет малышка стала проявлять характер. Она надевала только то платье, которое хотела, ела только то, что нравилось, и время для сна тоже выбирала сама. Однажды я решила проучить упрямицу и закрыла ее в туалете со словами: «Пока не подумаешь о своем поведении, не выйдешь». Что вы думаете? Она просидела там целый день и целый вечер, но принципами так и не поступилась. Пришлось смириться и принимать ее как самостоятельную единицу. Права человека есть права человека. Даже если этому человеку всего пять лет.
А потом появился сын (в детях мы решили себе тоже не отказывать) — и началась и вовсе веселая жизнь. Муж с утра уезжал на работу, а я развлекалась с детенышами. Мы катались втроем, съезжая с детской горки прямо в лужу, и ужасно радовались то ли брызгам, то ли крикам ужаса бабушек с детской площадки. Потом шли домой, где царил «вселенский» хаос, состоящий из детских игрушек, фотомастерской, которую муж устроил прямо в комнате, и спортивных снарядов, к которым мы «прикладывались» на досуге. Но нам нравилось! Это был наш мир.
Готовила я редко и плохо. Но иногда мне хотелось поразить семейство кулинарными изысками, и я пекла конфеты из моркови и печенье из свеклы. Дети сначала честно пытались все это есть, потом начинали всем этим бросаться и в итоге просто строили домики. Бывало, я даже ставила дрожжевое тесто, и тогда все ходили на цыпочках и говорили шепотом, чтобы «не спугнуть». Но оно все равно чего-то пугалось, и пирожки не получались.
Как-то раз во время моего очередного кулинарного приступа я случайно услышала, как мои дети негромко переговариваются между собой:
— Так есть хочется…
— Самое главное, маму не спугнуть, а не то у нее опять все подгорит…
Когда я злилась на детей, то наказывала их тем, что… выбрасывала их вещи. Игрушки и книжки летели на улицу через окно. Благо, мы обитали на первом этаже. Как только я «закипала», малыши тут же, как по команде, кидались прятать самое ценное.
Однажды, когда дети сильно поругались, я с удивлением наблюдала такую сцену. Дочка схватила машинку и бросила ее в окно. Сын тут же бросил туда же ее кофточку и куклу. А потом началось соревнование: кто больше всего выбросит. Когда коробка с игрушками и почти весь гардероб были отправлены за окно, детям этого показалось мало, и они, выбежав на улицу, отнесли все это на дорогу.
Вот тут-то у меня и закралось первое сомнение насчет правильности демократического воспитания. Но как я могу сказать, что так делать нельзя, если сама так делаю?
Ругались мы с мужем обычно «по-итальянски». То есть громко и темпераментно. Однажды, когда самые дешевые тарелки уже были разбиты, в ход пошли крупы. Я демонстративно рассыпала соль посреди кухни, муж тут же включился в игру и высыпал туда же все запасы сахара и гречки. Я достала из холодильника яйцо и бросила его в стену. Оно разбилось и живописно потекло по стене. Муж достал оставшиеся яйца и разметал их по потолку. Когда наша кухня являла собой «Куликово поле», мы успокоились и стали дружно убирать.
Дети с интересом наблюдали за военными действиями, и когда на следующий день я обнаружила в комнате на полу всю провизию из холодильника, то сразу поняла, что дети просто выясняли отношения.
Понимая, что с детьми надо обязательно играть, однажды я предложила банальные прятки. Когда уже под столом, в ванной и за шкафом прятаться стало неинтересно, меня осенило. Я вышла в коридор, обула сапоги, которые стояли под вешалкой, надела пальто, висевшее на той же вешалке, на лицо нахлобучила мужнину шапку и замерла. Дети бегали по квартире в поисках мамы уже полчаса.
Они обшарили все уголки, и азарт сменился недоумением, потом испугом, а потом просто страхом. Мои «киндеры» с плачем ходили по малюсенькой однокомнатной квартире и просили: «Мама, найдись!» Им и в голову не приходило, что «продвинутая» мама парится в зимнем «прикиде» и ждет момент, чтобы объявить о себе. Когда малыши очередной раз обреченно проходили мимо вешалки, я радостно схватила их со словами: «А вот и я!!!»
Реакция последовала незамедлительно. Дочь хорошо поставленным голосом заорала: «Ма-ма-а-а!» — и бросилась в комнату. А сын просто рухнул от страха на пол, закрывая руками лицо от страшного «Бабая».
С тех пор на мое предложение поиграть дети неизменно отвечают: «Только не в прятки!»
А потом я пошла работать по специальности, то есть водить экскурсии по городу, а дети отправились в «казенные дома» — в школу и в садик. Но там к их экстравагантным выходкам относились настороженно. Когда сын в знак несогласия с соседкой по столу вылил ее компот, а дочка вышвырнула пенал обидчика за окно, их, мягко говоря, не поняли.
А недавно моя подросшая дочка заявила, что, когда она выйдет замуж, у нее в семье будет демократия.
— Это как у нас? — спросила я.
— Нет, мама, у нас не демократия. У нас — анархия, — изрекла она.