Я всю жизнь прожила с алкоголиком. Всю жизнь — это двадцать лет брака. А до этого росла в семье алкоголика. То есть очень плавно от пьющего папы перешла к пьющему мужу. Не знаю, почему так произошло, психологи утверждают, что это закономерно.
Так или иначе, но мне казалось, что к сорока годам я уже прошла все круги ада. Тяжелая работа, вечная бедность, постоянные дебоши и скандалы в семье. Если прибавить сюда еще бездетность, то картина будет полной. Я никак не могла понять, почему одни люди рождаются удачниками, а другие всю жизнь маются. Мне казалось, что хуже бедности, страшнее бездетности и постылее пьяницы-мужа уже ничего не может быть. Как я заблуждалась…
Однажды после рабочего дня мы собрались своей «базарной» компанией выпить и поговорить «за жизнь». Не знаю, что на меня нашло, но я вдруг стала жаловаться на судьбу.
— Надоело! Все надоело! Достала судьба-злодейка, — сказала я в сердцах и выпила горькую водку до дна.
— Значит, надо изменить судьбу, — тихо сказал Олег и внимательно посмотрел на меня.
Я растерялась. На меня так оценивающе уже давно никто не смотрел. Я машинально поправила прическу. Хотя куцую короткую стрижку с отросшими корнями сложно было назвать прической. Взглянула на себя в отражение витрины и отвела взгляд. Опущенные уголки губ и морщины красноречиво говорили о моей жизни.
— Если не доволен тем, что имеешь, значит, имеешь больше, чем заслуживаешь, — многозначительно сказал Олег. — Люся, ты же еще интересная женщина. Зачем ставишь на себе крест? Можешь поехать за границу поработать, глядишь, и мужа себе найдешь. — Он подмигнул мне.
— Да кому я нужна? Там своих таких хватает.
— Не скажи. Фрау не очень-то хотят утруждать себя грязной работой. А горничные из Восточной Европы всегда в цене. Имеет смысл попробовать, а то всю оставшуюся жизнь будешь на судьбу жаловаться.
Этот разговор долго не давал мне покоя. А может, правда попробовать? За границей я не была ни разу, жизнь их видела только в сериалах да в «Новостях». Я стала наводить справки об Олеге. Напарница моя, Галка, сказала: «Кажись, в Германию мотается. Бизнес у него там какой-то. Позвони. Спроси». И дала визитку. На ней были какие-то мудреные слова «менеджер по внешнеэкономическим связям» и домашний телефон.
Когда я позвонила, Олег и не удивился, как будто ждал моего звонка.
— Надумала? Вот и молодец. Встретимся завтра в кафе «Мрия», приноси паспорт и фотографии. Я помогу оформить визу. Звонили друзья, сказали, что срочно требуется уборщица в большом частном доме недалеко от Берлина. Так что, считай, тебе повезло.
Так не бывает! Я не могла поверить в свою удачу. Неужели и на моей улице будет праздник? Я уже рисовала себе картинки из будущего: как я, ухоженная, обеспеченная и любимая, приезжаю в Украину со своим мужем, каким-нибудь гером…
Муж на мой отъезд не среагировал. Это животное думало только об очередной рюмке. Соседей я не посвящала, а пожилые родители жили далеко. Короче, меня в этой стране никто не провожал и не ждал. Я покидала родину легко, торопясь к своей новой жизни.
Олег выполнил все свои обещания. Мало того что он оформил загранпаспорт и визу, так еще и денег за это не взял. Лишь заметил небрежно: «Должна будешь. Разбогатеешь — отдашь». Он лично посадил меня на поезд и сказал, что его друг будет встречать меня в Берлине.
Я уселась на мягкий диванчик купе и закрыла глаза. Время до Берлина прошло незаметно. Я уже не помню, когда могла вот так сидеть и ничего не делать. Последние годы жизни были спрессованы в жесткий график. С девяти утра до восьми вечера в любую погоду на рынке в палатке. Все время надо быть начеку: то покупатели что-то стащат, то хозяин надурит. Выходные — стирка, уборка, готовка. Летом — еще огород. И это все. Конечно, в Германию я тоже еду убирать, стирать и готовить. Но мне за это будут платить, причем валютой.
На вокзале я даже не успела оглядеться как следует, как ко мне подошел молодой парень и пригласил в «мерседес». Мы помчались по гладкой, ровной дороге навстречу моей новой жизни.
Машина мягко затормозила у огромного дома. В окнах цветы, все так ухожено, красиво.
— Здесь я буду работать? — с нескрываемой радостью спросила я.
— Нет, здесь вы сегодня отдохнете, а завтра мы отвезем вас на место. Успеете еще наработаться, — усмехнулся парень. — Кстати, дайте мне свой паспорт, я выпишу данные для работодателя.
Что — то зловещее было в его усмешке, но мне некогда было анализировать. Я вошла в дом. Там, кроме меня, расположились две девушки — Таня и Наташа. Они приехали из Прибалтики и тоже на работу. Родители, бывшие военные, в связи с новыми законами потеряли работу, и девчонки примчались осваивать Европу. Они все время так заразительно хохотали, что я тоже не удержалась и впервые за много лет рассмеялась какой-то совершенно глупой шутке.
Меня разбудили среди ночи.
— Собирайтесь.
— Куда собираться?
— На работу, — был ответ.
— А что, нельзя до утра подождать?
— Значит, нельзя, — холодно сказал парень и пошел к машине.
Я взяла сумку и, даже не попрощавшись с хохотушками, послушно села в автомобиль.
Мы ехали в кромешной тьме. В машине повисла напряженная тишина. И у меня внутри появилась какая-то неосознанная тревога. Что я делаю в этой чужой стране? Куда они меня везут? За окном мелькали двухэтажные коттеджи, похожие друг на друга, как близнецы-братья. Машина мягко притормозила возле одного из них.
— Что это? — спросила я своего попутчика.
— Это гостиница. Переночуете здесь, а утром поедем дальше, — сказал он спокойно.
Огромные стеклянные двери совершенно бесшумно открылись лишь после того, как парень ввел в отверстие специальную магнитную карточку. Водитель остался в машине, а мы с моим провожатым вошли в темный вестибюль. Парень очень хорошо ориентировался в темноте. Он прошел по узкому коридору и включил светильник, затем нажал кнопку лифта. «Ничего себе, у них даже на второй этаж лифт ходит», — подумала я. Тогда меня совсем не удивило отсутствие в гостинице персонала, я решила, что так положено. На втором этаже тоже был длинный узкий коридор, а вдоль него располагались комнаты. Моя оказалась самая крайняя. Парень открыл дверь все той же магнитной карточкой и пропустил меня внутрь.
Малюсенькая комнатка, в которой помещались только кровать, тумбочка и зеркало. На окне жалюзи, на стене висит телевизор и видео. Рядом ванная, выложенная розовым кафелем, и масса разных баночек-скляночек. Я поставила сумку на пол и стала осматриваться. Парень холодно взглянул на меня и не прощаясь вышел.
Я села на кровать и посмотрела на себя в зеркало. Уставшая, немолодая, перепуганная женщина. «Все будет хорошо», — повторяла я себе, чтобы успокоиться, и незаметно провалилась в сон. Проснулась я резко, как от толчка. В комнате было светло и очень тихо. Я встала, подошла к окну и открыла жалюзи. То, что я увидела, повергло меня в ужас. Окно выходило во дворик, напоминающий тюремный, а на окне была решетка. Я подбежала к двери и попыталась ее открыть. Бесполезно. На двери даже не было никаких замков. Я была закрыта, как в сейфе.
Забежала в ванную. Попыталась открыть кран, чтобы попить воды, но кран не подчинялся. Я слышала, что за границей кран надо не крутить, а проводить по нему рукой. Как я ни водила по этому крану дрожащими руками, он не включался. За этим занятием меня и застала горничная. Она неслышно вошла в номер и наблюдала за мной. Я так обрадовалась, когда увидела ее, что меня даже не удивил ее странный внешний вид. Прозрачный пеньюар, сквозь ткань которого просвечивало черное кружевное белье и чулки на поясе. Обута она была в туфли на высоченной шпильке. Завершал наряд маленький кружевной передничек.
— Привет, — на чистом русском языке сказала она.
— Здравствуйте.
— С прибытием тебя, когда приступаешь к обязанностям? — бесцеремонно спросила она.
— К каким обязанностям?
— К непосредственным.
В этот момент в комнату влетел разъяренный парень, тот, который меня сюда привез.
— Тебе кто разрешил сюда прийти? — грозно спросил он у «горничной». — А ну марш в свою келью!
Посетительница исчезла так же быстро, как и появилась. На мой недоуменный взгляд парень сказал:
— Значится, так, будешь работать пока здесь, а через две недели переедешь в другое место.
— Кем работать? — спросила я.
— Проституткой! Если тебе будет трудно, скажешь, я дам наркотики, — добавил он будничным тоном и вышел, прихватив мою сумку: — Это тебе больше не понадобится.
О Господи! Я буду работать проституткой? Я? Да он что-то перепутал, он что, не видит, что я немолодая и некрасивая? Да и потом, я не умею… Мысли вихрем проносились в голове. Я снова вбежала в ванную, и тут взгляд упал на полочку с косметикой. Среди баночек с кремами и шампунями лежали аккуратно сложенные презервативы.
А вскоре появился и первый клиент. Я не забуду его никогда. Он был толстым и рыжим. От него несло пивом и рыбой, бензином и потом. И я, прожившая жизнь с алкоголиком, не видевшая ничего хорошего на своем веку, вдруг отчетливо поняла, что такое настоящий ужас. Это когда тебя нет, а есть кусок мяса, который продается. И купить его может любой желающий. Это когда ты не свободный человек, а раб своих хозяев.
Жизнь остановилась.
Клиенты менялись, но мне казалось, что это все один и тот же усредненный толстый бюргер, от которого несет как из пивной бочки и которому что меня отыметь, что пива выпить.
Было ощущение, что кто-то прокручивает одну и ту же заезженную кинопленку, на которой мужчина и женщина занимаются любовью. Не любят друг друга, а именно занимаются. Я уже не отождествляла свое тело с собой. Его насиловали или ласкали, а мне было все равно. Я никак не могла понять, почему меня здесь закрыли и когда эта чудовищная ошибка прояснится.
Иногда я выглядывала из коридора на первый этаж, где сидел охранник. Туда же приезжала «братва». Они раскладывали деньги прямо на столе. Эти ровные пачки денег и была цена нашей свободы. Однажды я услышала шум.
— Неприятности у нас, эта прибалтка умерла. Сердце не выдержало. Что теперь с ней делать?
— Закопать. Она ведь без паспорта. Никто и не хватится.
— Мне это совсем не нравится.
— Если хочешь большего, рискни всем, что имеешь! — был ответ. И голос, и выражение показались знакомыми.
Боже! Да это же Олег! Когда я до конца осознала, что стала частью заговора, что меня просто продали, как кусок второсортной говядины, я чуть не задохнулась от бессилия. И если до сих пор я жила по инерции, не считая дней и смирившись со своей участью, то вдруг что-то изменилось. Стало ясно, что помочь мне могу лишь я сама, и решила, что свою жизнь им просто так не подарю. С этого момента я стала внимательно ко всему приглядываться и прислушиваться.
Случай представился очень быстро и неожиданно. В связи со смертью девочки из Прибалтики (у меня было подозрение, что это одна из хохотушек) «братки» засуетились и ослабили контроль. Ко мне третий раз за неделю приехал тот же клиент — Ханс.
Я его запомнила, потому что он не был похож на остальных. Во-первых, всегда мне что-то привозил. Коробочку конфет или заколку для волос. Во-вторых, мне казалось, что он меня жалел. Короче, я стала перед ним на колени и, заливаясь слезами, поведала свою горькую историю. Он, конечно, ничего не понимал, но, видно, мое состояние передалось ему, и он решил помочь мне. Мы соорудили веревку из простыней, укрепили ее в комнате, где останавливаются клиенты (единственное место в гостинице без решеток на окнах), и я по этой веревке спустилась во дворик. Ханс быстро посадил меня в свою машину, и мы помчались в Берлин.
Я была одета в спецодежду с чулками и подвязками и, кроме того, была без обуви. В ноябре месяце — явно не по сезону. Первый же полицейский забрал бы меня в участок. Но видно, судьба сжалилась надо мной. В Берлин мы приехали, когда уже стемнело. Оставив меня в машине, сердечный Ханс купил одежду в первом же магазине, чтобы я могла быть похожей на нормальную женщину. Затем он позвонил в какую-то общественную организацию и, вручив мне листок бумаги, на котором был написан адрес «явки», торопливо попрощался и уехал. Я даже не успела поблагодарить своего спасителя, как оказалась одна-одинешенька посреди чужого города. Я шла по темным улицам и крепко сжимала в руке заветный адрес. Внешне я была похожа на немок — такая же никакая. Естественно, я не могла ни у кого ничего спрашивать, у меня не было документов, да и нарваться на своих продавцов я панически боялась. То, что они уже бросились на мои поиски, сомнений не было. Я шла и думала о том, что когда-то советские мальчики погибали, чтобы спасти своих женщин от немецкого плена, а сегодня внуки победителей сами продают нас в немецкое рабство…
Когда я наконец нашла нужную организацию, совсем стемнело. Меня накормили, сводили на склад секонд-хэнда, где я выбрала кое-какую одежду, и передали в руки женщине, которая говорила на моем родном языке.
— Вам лучше добираться окружными путями и на автобусе. Потому что в поездах проводники наверняка уже имеют ваше фото и вы не доедете даже до Чопа.
— У меня нет паспорта, — сказала я.
— Ничего страшного, мы оформим вам документ. — Она посмотрела на меня с сочувствием.
Впервые за последние три месяца на меня смотрели как на человека.
— Вам знакомы эти лица? — спросила женщина, протягивая фото.
На меня смотрели те самые девчонки — хохотушки из Прибалтики. Но они были разукрашены, словно на карнавал.
— Да, да, я встречалась с ними, мы ночевали вместе, когда нас везли по этапу.
— Одна из них пропала без вести, а другую перепродали в Югославию, — сказала моя собеседница грустно. — Мы сейчас пытаемся найти пропавшую девушку, ее родители серьезно обеспокоены.
— Она умерла от инфаркта, и ее закопали, — произнесла я спокойно и сама удивилась своему спокойствию.
— Спасибо за информацию, надеюсь, у вас все будет хорошо. Когда доберетесь, сообщите нам, пожалуйста, — сказала она на прощание.
Я ехала домой на автобусе. За окном мелькали европейские пейзажи, но я на них не реагировала, потому что я возвращалась на родину.