Женщина проснулась внезапно и сразу ощутила дискомфорт. Она вдруг с ужасом осознала, что ничего не помнит. Ни-че-го.
Паспортные данные, то есть имя, возраст, социальное положение были кем-то старательно стерты из памяти.
Стало очень страшно. Она вскочила с кровати и включила свет (подсознание любезно указало место выключателя). Небольшая комната не выглядела уютной — обилие картин, сувениров и статуэток делало ее похожей скорее на склад, чем на спальню. В углу в напольной вазе стоял букет давно засохших цветов.
Из зеркала на нее смотрела молодая растерянная женщина. Бледная, с неестественно выбеленными волосами, в кружевном нижнем белье и с остатками косметики на лице. Чужая и незнакомая.
Тело было отдельно, сознание отдельно. У тела было свое прошлое. Это прошлое было еще вчера, о чем красноречиво говорили остатки косметики на лице и кружевное белье. У сознания было только настоящее. Это настоящее ограничивалось отражением в зеркале.
Вдруг зазвонил телефон. Она поспешно схватила трубку.
— Алле!
— Привет, дорогая! Ну как ты? — поинтересовался женский голос.
«Неужели нельзя назвать по имени?» — подумала она, а вслух ответила:
— Никак!
— Ну, мать, так нельзя! Понятно, что последнее время тебе было не лучше всех, но трудности даются, чтобы их преодолевать, — увещевал голос.
Женщина молчала. С одной стороны, ей хотелось рассказать о провале в памяти, с другой стороны, она не знала, кто звонит. А вдруг «голос» сообщит в «Скорую», и ее упекут в психушку?
— Подруга, ты чего молчишь?
— А что говорить? Я не знаю, кто я в этом мире и как меня зовут! — Она решилась и выпалила все сразу.
— Ну ты даешь! Что за философия среди ночи? Я только хотела узнать, что ты доехала, увидимся завтра! — И голос исчез, послышались короткие гудки.
Женщина вновь подошла к зеркалу и стала пристально рассматривать свое изображение. Средний рост, средние данные, никаких особых примет. «Интересно, сколько мне лет?»
Вдруг снова ожил телефон.
— Привет. Это я, — сказал приятный баритон. — Как ты?
— Плохо, — коротко ответила женщина, даже не представляя, с кем говорит.
— А кому сейчас хорошо? — был риторический вопрос.
— Расскажи о себе, — вдруг попросила она.
— А что ты хочешь узнать?
— Что нас с тобой связывает.
— Опять выяснение отношений? Мы оказываем друг другу гормональную поддержку!
— А как тебя зовут?
— Майкл Джексон! — И мужчина повесил трубку.
«О Господи, неужели я проститутка?» Она никогда не думала, что это так страшно — потерять память. Казалось бы, какая разница, что ты делал вчера? Но нет, нити прошлого держат нас очень крепко, не давая утонуть в потоке лиц и событий. Прошлое — это код, позволяющий открыть дверь в будущее.
Наступило утро. Паника прошла, и на смену ей пришел тихий ужас. Она одна в целом мире. Мисс Никто из Ниоткуда. И главное, никаких опознавательных знаков. Женщина твердо решила попросить помощи у первого, кто ей позвонит. Звонок не заставил себя долго ждать.
Владимир задумчиво курил и думал о том, что делать дальше. Врач-психотерапевт, он уже подустал от городских сумасшедших, которые толпами приходили на прием, чтобы за десять баксов рассказывать о своих снах, мечтах и страхах. Сначала он с интересом слушал, записывал и даже пытался анализировать. В честолюбивых мечтах молодой врач хотел докопаться до глубин человеческого сознания и подсознания и найти там нечто, доселе неизвестное.
Потом понял, что на этом материале открытия в науке не сделаешь. Тем более дедушка Фрейд все основные открытия уже оставил за собой. И он почти потерял интерес к своей практике.
«Владимир Романович, зайдите в кабинет главного врача», — попросил бесстрастный голос селекторной связи. Неторопливо затушив сигарету, он отправился в стационар.
— Душа ждала и дождалась. — Шеф хитро прищурился. — Ты хотел неординарный случай? Есть клиентка с частичной амнезией. Любопытный случай. Займешься? Только имей в виду: за нее просили важные персоны и она под моим патронатом.
— Могу я взглянуть на историю болезни?
— Лучше вначале взгляни на клиентку.
Они подошли к одноместной палате. Которая своей прозрачностью напоминала аквариум, где сидела золотая рыбка.
Нет, нет, она вовсе не была чертовски хороша собой, она была просто чертовски мила. Ее растерянный, неуверенный взгляд красноречиво говорил о беззащитности.
«Молода, растерянна и беззащитна — наш любимый диагноз», — хотел сказать Владимир, но вместо этого тихо произнес:
— Я попробую.
В этот момент женщина повернулась, и их взгляды встретились. В ее глазах вспыхнул интерес.
— Реакция адекватная, работайте, молодой человек, — улыбнулся шеф и зашагал в свой кабинет.
Владимир зашел в палату.
— Здравствуйте, меня зовут Владимир Романович. Можно просто Володя.
Женщина сначала улыбнулась, а потом смутилась:
— Я не знаю, как меня зовут.
— А как бы вы хотели, чтобы вас звали? Давайте вместе придумаем имя.
— А как придумывают имена?
— В Японии на седьмой день после рождения происходит церемония присвоения имени. У нас все более прозаично. Называют в честь родственников, в честь святых, в чей день родился. Иногда именем кумира.
— А вас назвали в честь святого или кумира?
— Не знаю. — Врач растерялся. До сих пор он не задумывался над происхождением своего имени. — Давайте назовем вас Валей. Производная от Володи. Годится?
— А вы будете моим кумиром или святым?
— Я буду вашим лечащим врачом. И доверенным лицом, пока вы все вспомните, хорошо?
— Хорошо, — сказала она покорно. В ту ночь она впервые за трое суток уснула спокойно. Теперь у нее по крайней мере было имя.
У нее какое-то странное отключение памяти. Стерты только те файлы, которые касаются ее прошлой жизни. Ни характера, ни привычек, ни комплексов, ни побед, ни достижений — чистый лист бумаги. В то же время она прекрасно ориентировалась во времени, в котором жила, знала всех политических лидеров, моду, светские новости, курс доллара, наконец. Он решил вести дневник, чтобы записывать свои наблюдения за этой больной.
— Доброе утро, Валя.
— Доброе утро, Владимир.
Он вошел в тот момент, когда женщина прихорашивалась перед зеркалом.
— Вы себе нравитесь?
— А как можно себе не нравиться? Внешность же нельзя придумать, как имя. Поэтому надо любить что есть.
— У вас очень красивые глаза. Чистые и открытые. А глаза — зеркало души.
— А те, кто не хочет показывать душу, надевают темные очки?
Женщина внимательно посмотрела на доктора. Вьющиеся темные волосы, голубые глаза, смуглая кожа. Внешность южного темпераментного мужчины. Но темперамент надежно спрятан за внешней невозмутимостью и отчужденностью. Он совсем не говорит о себе, но есть же у него какая-то своя жизнь?
«Да она совсем не так проста. Тем интереснее будет с ней работать. Она обязательно все вспомнит».
— Надо попробовать давать ей привычную информацию. Только дозированно, — докладывал Владимир шефу.
— Имеешь в виду выход в город?
— Начнем с телевизора.
— Телевизор в седьмую палату. — Шеф отдал распоряжение по селекторной связи.
Дав пациентке сполна насладиться общением с «ящиком» Владимир пришел на прием.
— Ну как, благо цивилизации слегка скрасило вашу жизнь?
— Получается, одним нажатием кнопки я могу заставить кого-то танцевать и петь, подсмотреть, как кто-то занимается сексом, а кто-то кого-то убивает? Но как?
— Вы хотите, чтобы я рассказал, как устроен телевизор? Я знаю, что он состоит из микросхем, а все остальное не для средних умов. И потом, разве это так важно? — Он уже говорил с ней как врач с пациенткой.
— Я не понимаю другого. Во-первых, как все эти события помещаются в маленьком ящике. И во-вторых, если невозможно в этом всем поучаствовать или как-то повлиять на исход событий, то зачем просто смотреть? — И она нажала кнопку.
«Я люблю тебя, и это здорово», — пел певец.
Интересно, кем она была в прошлой жизни? Чем занималась, с кем жила? Стоп!
Появление этих вопросов сигнализировало о том, что женщина становилась ему интересной именно как женщина.
У всех психиатров «свои тараканы в голове». У Владимира был особый пунктик — он не прощал женщине ее прошлого. Сначала, если она была ему интересна, он всеми силами пытался влезть к ней в душу и узнать, где, когда, с кем и как. Потом это «с кем» и «как» у него очень болело и не давало жить. И когда он совсем уже не мог справиться с этой болью, то находил самое уязвимое место у своей «жертвы» и бил прямо туда. «Я контролирую настоящее, я строю будущее, но не приемлю прошлого, потому что не могу его изменить», — говорил он сам себе. Только он может моделировать ситуацию, потому что только он режиссер-постановщик отношений со своей женщиной.
Сколько таких «постановок» было в его жизни! Все началось с первой любви. Он влюбился в шестнадцать. Его пассия не реагировала на восторженные взгляды и робкие признания. Как он страдал! Быть отвергнутым, когда делаешь первые шаги по дороге жизни, быть осмеянным, когда обнажаешь свои первые чувства. Он не забыл и не простил. Спустя десять лет представился случай отомстить, и он его не упустил.
Они встретились в многолюдной толпе. Она — поблекшая и разочарованная после неудачного замужества, он — успешный и благополучный, к тому же заманчиво свободный.
— Как ты изменился, похорошел.
— А ты все такая же очаровательная.
— Поехали ко мне, выпьем кофе, поговорим.
— Такую долгожданную встречу нельзя комкать. Давай встретимся завтра и устроим праздник любви.
Назавтра в назначенный час он сидел в машине напротив места встречи. Она пришла даже раньше назначенного времени. Мороз минус двадцать, а на ней капрон и перчатки от комаров. Сорок минут он курил в теплой машине, наблюдая, как замерзает его первая любовь. Затем завел мотор и уехал, не дождавшись конца спектакля.
Следующей жертвой стала Лариса. Бесшабашная хохотушка как-то поведала Володе о бывшем любовнике, который переживал, словно мальчик, когда она в порыве страсти назвала его другим именем. Володя долго обхаживал и приручал Ларису. Пел ей колыбельные песни, читал стихи и признавался в любви при свете мерцающей свечи. Хохотушка стала задумчивой и эмоционально зависимой от Володи, словно батарейка от подзарядного устройства.
И вот однажды, когда состояние эйфории от близости с ним достигло максимума, он произнес: «Как же я люблю тебя… Маринка…»
Когда она в слезах выскочила из ложа любви, мужчина холодно произнес:
— Сейчас ты уйдешь и это твое право. Но вначале загляни под подушку.
Лариса схватила маленький помятый листочек, на котором каллиграфическим почерком было выведено: «Я помню, что тебя зовут не Марина».
— Ты это специально?
— Да. Чтобы ты знала, как больно было тому человеку, над которым ты смеешься до сих пор.
Но больше всех он «осчастливил» свою жену, которая растворилась в нем, словно кофе в кипятке. Она разделяла его взгляды на жизнь и на смерть, у нее не было ни других дел, кроме его дел, ни других интересов, кроме его интересов. Он мог разбудить ее в пять утра, если ему вдруг хотелось секса или просто общения. Но однажды она встретила человека, который вместо неограниченной власти над ней предложил неограниченные средства. Вероятно, женщину стала тяготить рабская зависимость от любимого мужчины, и она ушла к любящему. Новый приютил ее в своем дворце с золотым унитазом и выполнял любые желания. Однако несчастная уже заболела «донорской болезнью» и не находила себе места, если у нее «не брали кровь». И она потихоньку бегала к своему мучителю, который отвергал ее. Но не грубо, а изысканно, как умел это делать только он.
После всех этих баталий он выходил победителем и побежденным одновременно. Он сражался с собственными комплексами и обидами, но они бумерангом возвращались к нему же. И тут появилась эта странная пациентка. Женщина без прошлого. И только от него зависит, быть этому прошлому или не быть.
Прошло совсем немного времени, а Володе уже стали необходимы встречи с пациенткой. Он забросил амбулаторную практику и все время проводил в стационаре со своей «золотой рыбкой».
— Я не понимаю, как движутся машины. Каким образом эти железки набирают скорость и мчатся, беспрекословно подчиняясь желанию водителя. Только не надо говорить про микросхемы и средний ум. — Женщина улыбнулась, и Володе на миг показалось, что она над ним издевается.
— Я, например, тоже не понимаю, почему с неба падают капли, которые мы называем дождем. То, как сквозь сито, то как из ведра. Но я не задумываюсь, а открываю зонтик, чтобы не промокнуть. — Он решил поиграть в ее игру.
— Но больше всего я не понимаю, как движутся люди. Как при одном только желании, рожденном в мозгу, совершается действие? Походка, жесты, движения? — Она как будто и не слышала его ремарок.
— Многие жесты и движения могут передаваться по наследству. А некоторые приобретаются в зависимости от социального положения и образа жизни.
— А о чем говорят мои жесты и движения? Как они меня характеризуют?
— Как не уверенного в себе человека.
— Посмотрела бы я на вас, окажись вы в моем положении.
— О, вы уже начинаете дерзить, значит, идете на поправку.
— Это точно, скоро так поправлюсь, что в дверь не войду. Целый день сижу тут в четырех стенах.
— Так, может, имеет смысл пойти прогуляться?
— С удовольствием!
На следующий день Володя на планерке докладывал о своей пациентке.
— Частичная амнезия. Плюс наслаивается концепция чистого человека. Сон и аппетит в норме. Из медикаментозного лечения получает только витамины и успокаивающие препараты. За четыре дня никаких реальных сдвигов не произошло.
— Может, имеет смысл ввести в гипнотическое состояние? — предложил Славик. После того как он стал доцентом, к его мнению прислушивались.
— Ваши предложения? — спросил шеф у Володи.
— Я считаю, что память могла отключиться вследствие сильного стресса. Возможно, если постепенно вводить больную в привычную среду, она все вспомнит и без гипноза, — ответил он.
— Мне вчера звонили насчет состояния этой пациентки. Интересовались важные персоны. Поэтому экспериментирование не затягивайте.
— Могу я узнать паспортные и анкетные данные моей пациентки?
— А никаких данных нет. Она поступила по «скорой», и документов у нее не было.
— А кто же тогда звонил насчет ее состояния? И как ее называли? — Володя в недоумении уставился на шефа.
— Они не называли ее по имени. Пациентка из седьмой палаты.
— А себя-то хоть они называли по имени?
— Слушай, что ты пристал? Так, все свободны.
Шеф закурил и уставился в одну точку. Он не мог вспомнить, кто ему звонил насчет этой злосчастной пациентки. Но почему-то была уверенность, что звонил кто-то важный. Этот тихий голос, к которому нужно прислушиваться, и характерные железные нотки, присущие только сильным мира сего.
Володя с Валей поехали в парк. Для нее это была приятная расслабляющая прогулка после почти недельного сидения в палате-аквариуме. Свежий воздух, зелень, легкий ветерок — все радовало. Володя, который шел рядом, вселял уверенность. Она была в простом платье, без макияжа, без украшений — то есть вся такая натурально-настоящая, какими женщины бывают только перед собой. Кроме того, она не помнила, чем могла бы гордиться или чего стыдиться, и поэтому ее поведение тоже было совершенно естественное.
Володя с любопытством рассматривал свою спутницу. Вот бы изобрести вакцину, чтобы женщина на время теряла память, не нужно было бы никаких пудов соли с ней съедать. Ввел вакцину — и увидел настоящую картинку. Женщина, какая она есть. А то наденут на себя полкило косметики, полкило золота и полкило понтов, и попробуй за этой броней рассмотреть, что там внутри. Интересно, как ее зовут?
Валя между тем разглядывала толпу. Мамы и папы, нарядив своих отпрысков, вывезли их на прогулку, закармливали мороженым, сладкой ватой и сладкой водой. Сами же лакомились шашлычками с пивом. «Это ж надо, посреди города развели костры и жарят мясо принесенных в жертву животных. Варвары с повадками цивилизованных людей», — думала Валя, но не озвучивала свои мысли.
Тут зазвонил мобильный, и Володя прильнул к трубке.
— Алле, ты где? — пропел женский голос.
— На работе, — холодно отрезал Володя. Ему очень не нравились подобные вопросы. Почему он должен отчитываться о своем месте пребывания?
— А я соскучилась, — произнес голос капризно.
— Я перезвоню, — отрезал Володя и повесил трубку.
— Кто это? — спросила Валя.
— Понятия не имею. — Ее спутник пожал плечами.
— И вы так спокойно к этому относитесь? Говорите с человеком, которого не помните, и вас это не смущает?
— Круг общения современного человека настолько велик, что помнить всех просто невозможно, — спокойно ответил Володя.
— А вы делаете в записной книжке пометки, кто хороший человек, а кто нехороший, чтобы не забыть?
— Хороших людей много, полезных мало. — Володя рассмеялся. Вале почему-то не понравился его смех.
— Полезными бывают прогулки на свежем воздухе, — произнесла она задумчиво. — Или диетические продукты. А что значит полезные люди?
— Слушай, не цепляйся к словам. — Володя разозлился. — Черт возьми, мне уже самому становится интересно, кто ты на самом деле.
— А кто ты на самом деле? — Они даже не заметили, как перешли на ты.
— Скоро узнаешь. Всему свое время. — Он решил повернуть разговор в другое русло и заботливо взял Валю под руку.
Она не отстранилась, а, наоборот, прильнула к нему. Ее беззащитность была настолько очевидной, что не воспользоваться ею было совершенно невозможно. Хотя…
Память на мгновение унесла его в далекое прошлое, когда он был томим и снедаем страстью к соседской девочке. Это было на море, и они жили в дачных домиках по соседству. Бедняга не видел ничего вокруг, кроме этой кокетки, которая мило улыбалась, давая смутную надежду на то, что у них что-то может быть… И эта надежда не давала возможности спать, есть, загорать и купаться. Все видения вертелись вокруг этой девчонки. У нее были черные как смоль волосы, крепкие ноги и озорные глаза. Однажды она завела его в спортивный зал. Весь пол там был застелен матами, кругом стояли гимнастические снаряды, и пахло потом и пылью. Девчонка уселась на «козла» и стала беззастенчиво стаскивать с себя майку. Похоть и страх перемешались в нем и слились в одно чувство. Он зажмурился от предвкушения того, что сейчас может произойти.
— Ты что, боишься? — Ее резкий смех заставил его вздрогнуть. — Не дрейфь! Я опытная, ты у меня двадцать пятый будешь. — И она, соскочив с «козла», двинулась ему навстречу. Груди подрагивали при каждом ее шаге.
Володя развернулся и побежал прочь. У него в мозгу стучали сотни молоточков: «Ты, у меня двадцать пятый, двадцать пятый…» Обида на весь женский род захлестнула его огромной волной и утопила. Страсть испарилась. Ей на смену пришли ненависть и презрение.
Он хотел мести. Изысканной и изощренной. У него впереди было много времени и много возможностей. Он был хорош собой и переполнен обидой, которая бурлила и наполняла все клеточки организма.
Сейчас перед ним была женщина, которая не помнила, сколько было до него у нее мужчин, а значит, он будет первым. Интересно, помнит ли ее тело прошлых любовников?
— Володя, что с тобой? — Валя в недоумении смотрела на него. Он сжал ее руку изо всех сил.
— Прости, я вспомнил старую историю, — сказал Володя извиняющимся голосом. Он все никак не мог вернуться из своего навязчивого воспоминания.
— Господи! Когда я уже что-то вспомню! — Она в отчаянии вырвала свою руку, и ее глаза наполнились слезами.
— Знаешь, иногда лучше все забыть, — сказал он твердо. — Как, например, мы забываем прошлые жизни. Ты веришь в реинкарнацию? — Володя, улыбнувшись, снова взял ее за руку.
— Как можно верить в то, чего не знаешь?
— Каждый из нас уже жил на Земле, просто мы не помним, в какое время и в каком теле. А в новом воплощении мы все забываем и живем как бы заново.
— То есть ты хочешь сказать, что я реинкарнировалась и теперь проживу другую жизнь? — Она с удивлением посмотрела на своего лечащего врача.
— Почему нет? Вспомнить все — это значит взвалить на себя весь груз прошлых обид и разочарований. А так ты свободна от всего этого кошмара. У тебя есть шанс все начать с чистого листа. На самом деле такой шанс дается не каждому! — Он почти завидовал этой женщине.
— Значит, теперь с меня снимается и груз ответственности за все мои ошибки и промахи? Так? — В ее взгляде были и надежда, и вызов.
— Слушай, поехали ко мне, выпьем кофе, а потом я сдам тебя обратно в больницу. — Не давая ей возможности возразить, он стал ловить машину.
Валя перешагнула порог его дома с трепетным любопытством. Любое жилище красноречиво рассказывает о хозяине, надо только уметь слушать. Типичная холостяцкая квартира, где все функционально и рационально. Бытовая техника, аппаратура, компьютер, встроенный шкаф и широкая двуспальная кровать. На окнах жалюзи. Правда, журнальный столик завален книгами и исписанными листками бумаги.
— Прошу вас! — Он галантно пригласил ее в комнату.
Валя несмело присела на краешек кровати. Володя ушел на кухню варить кофе, и скоро вся квартирка наполнилась душистым ароматом. Валя прикрыла глаза и улыбнулась. Ей начинала нравиться ее новая жизнь. Плывешь себе послушно по течению и не противостоишь событиям, потому что даже не знаешь, кто ты и как себя вести. Вдруг что-то громко хлюпнуло, женщина вздрогнула и открыла глаза. Звук шел из-за шкафа. Она на цыпочках подошла к небольшому тазику и увидела двух плескающихся черепашек.
— Они похожи на меня, — сказал Володя, неожиданно появившись у нее за спиной. — Они тоже прячутся от мира под своим панцирем и живут в своем домике в одиночестве.
— И им не хочется никого к себе пускать?
— Может, и хочется, но не можется. Кофе готов, мэм.
Валя пила ароматный напиток и смотрела на Володю, который вдруг стал замкнутым и серьезным. Он сосредоточенно курил сигарету и смотрел куда-то поверх нее. Ей вдруг стало одиноко и холодно, и это ощущение показалось знакомым. «Я была одинока?» Он не дал ей додумать. Быстро затушив сигарету, порывисто встал, подошел к ней и стал расстегивать платье. Движения были уверенными. «У меня есть выбор?» — подумала женщина. Выбора не было. «Хорошо, когда нет выбора и от тебя ничего не зависит». Она закрыла глаза и отдалась на милость победителя.
Ей было хорошо. И, лежа с закрытыми глазами в объятиях своего доктора, Валентина даже не силилась вспомнить, кто она и откуда. Какая разница, если ей хорошо?
Володя не закрывал глаза, наоборот, он с пристальным вниманием наблюдал за своей пациенткой. Ведет себя вполне раскованно, явно наслаждается сексом. Похотливая самка! Может, я у нее тоже двадцать пятый?
Кто она, черт возьми?! Он резко отодвинулся. Женщина, словно почувствовав неладное, открыла глаза и улыбнулась. Улыбка была хорошая, и Володя улыбнулся в ответ.
Они лежали и молча улыбались друг другу. В углу, в тазике, плескались черепашки. Они тоже улыбались друг другу из-под своих панцирей.
Неожиданно зазвонил мобильный.
— Да, шеф, все нормально мы уже едем, — произнес Володя и не оборачиваясь стал одеваться.
— Док, спасибо за терапию. Надеюсь, она входит в курс лечения? — Валентина лукаво улыбнулась.
— Входит, только главврачу об этом говорить не надо. И вообще, больная, одевайтесь! — Володя расхохотался.
В больницу они ехали молча. Так же молча он проводил ее к палате и, слегка пожав руку, скупо попрощался: «До завтра!»
Терапия явно пошла ей на пользу. Когда главврач проходил мимо палаты, она смотрелась в зеркало и что-то напевала.
Его беспокоила эта пациентка. Во-первых, он, как главврач, должен был бы знать, чья она протеже и кто за нее заплатит. А он не знал, и это незнание его тяготило.
Володю тоже тяготила загадочность его подопечной. И кажется, только Валя была спокойна. Она уже смирилась со своей амнезией и вполне мирно существовала в настоящем времени.
«Страшно только вначале, а потом привыкаешь. Причем привыкнуть можно ко всему», — думала она, сидя в своем аквариуме. Она уже привыкла к своему новому имени, к своему лечащему врачу и к больничному распорядку. Ей, конечно, было интересно, кто ее друзья и кто она по профессии. Есть ли у нее семья и если есть, то почему ее никто не проведывает. Но память угрюмо молчала. Не было никаких, даже косвенных, подсказочек. Она заинтересовалась своим нынешним окружением. В соседней палате целыми днями грустила толстушка. А напротив все время плакала очень красивая женщина. Любопытство победило такт, и она пошла на контакт. Двери здесь открывались легко, и общаться больным не воспрещалось.
— Привет, — несмело сказала Валя и нерешительно остановилась у двери толстушки.
— Привет. — Та подняла на нее маленькие заплывшие глазки. Она уже была наслышана о Валином необычном недуге. В глазках-щелочках мелькнул интерес. У нее уже давно не было ни к чему интереса.
— Меня зовут Валя. Вернее, я сейчас отзываюсь на это имя.
— А я отзываюсь на имя Маша, — сказала толстушка и предложила ей сесть.
Спустя полчаса они уже оживленно беседовали. Маша — провинциальная девочка — успешно вышла замуж за крутого мужика. Обычно провинциалки все делают успешно: выходят замуж и делают карьеру. У них для этого есть большой стимул — стать столичными и стать успешными. Маша стала не просто успешной, а очень успешной. Из некрасивой неустроенной девочки она сразу превратилась в благополучную женщину. Богатый и любящий муж ценил молодую жену и старался сделать для нее все. Он мог запросто свозить ее пообедать в Париж, а вечером повести на концерт местной знаменитости. Он одел ее не совсем стройное тело в меха и шелка, коротенькие пальчики украсил драгоценностями. Он возил ее по заграницам и учил изысканным манерам. Короче, лепил из нее леди и денег на это не жалел. Маша очень быстро вжилась в роль любимой женщины преуспевающего джентльмена и очень дорожила этой ролью. Это не был союз молодости и денег (благоверный был старше на пятнадцать лет). Это была любовь, освященная церковью. Она родила любимому сына и купалась в своем счастье и благополучии. Но однажды их машина перевернулась. Все остались живы и невредимы, но это был знак, что ничто не вечно под луной. Ни благополучие, ни счастье, ни даже жизнь. Когда она это поняла, то стала очень пугливой. Она стала бояться всего. Что муж однажды вечером не вернется с работы, что сын простудится, заболеет и умрет, что…
Да мало ли этих «что» в нашей жизни. Когда организм боится, он защищается. Защитная реакция Машиного организма заключалась в том, что он наращивал жировые клетки. А вдруг в скором времени придется голодать? За полгода бедняжка набрала тридцать пять килограммов. Даже если она не ела, все равно продолжала полнеть. Ее глаза превратились в щелочки, почки и сердце не справлялись с нагрузками, а отекшие ноги отказывались носить огромное тело.
Врачи назвали это «синдромом неожиданного богатства» и уложили бедняжку в клинику.
— То есть ты хочешь сказать, что можно заболеть страхом потери и страдать от того, чего еще не случилось? — Рядом с этим кошмаром собственная амнезия показалась Вале детским лепетом.
— Ну ты же боишься смерти, хотя она еще за тобой не пришла, — парировала Маша.
— Знаешь, по-моему, я уже умерла, а сейчас в моем теле живет другая женщина. И я очень боюсь, что та, прежняя, может появиться снова, — произнесла Валя.
— А как она может появиться? — У Маши глаза расширились и стали казаться большими.
— Из памяти, — просто ответила Валя. — Вот сейчас я Валя, живу себе в палате-аквариуме, и за меня все решают. Есть мужчина, который меня лечит и, может быть, даже любит. Я не знаю, кем я была, и чем дальше, тем меньше я хочу об этом знать. Какая разница? Это как прошлая жизнь. Вот ты знаешь, кем была в прошлой жизни?
— Бедной, несчастной, закомплексованной провинциалкой. Меня в институте называли «село неасфальтоване». Вот кем я была! — Маша достала из тумбочки яблоко и с жадностью впилась в него.
— Да я не о том. Говорят, что человек проживает несколько жизней на Земле. Каждый раз он воплощается в другом времени, другой стране и в другом теле. Понимаешь?
— А, ты об этом… Мне говорили, что я была воином в войске Чингисхана.
Валя с сомнением посмотрела на огромную бесформенную тушу и подумала: «Видно, этот воин сильно нагрешил в прошлой жизни».
— Хочешь чего-нибудь? — спохватилась Маша и стала доставать из тумбочки сухофрукты, апельсины и яблоки.
В тот момент, когда женщины с аппетитом уплетали дары природы, в палату вошел Володя.
— Вот ты где пропадаешь. — Он улыбнулся Вале.
— Расширяю круг общения. — Валя улыбнулась доктору совсем как близкому другу. От Маши не ускользнула эта улыбка. Они пошли в соседнюю палату, оставив толстушку доедать в одиночестве.
— Ну как ты? — спросил он. В голосе слышалось волнение.
— Что-то случилось? — Валя мгновенно уловила интонацию.
— Аквариум оказался пустым, и я испугался за «золотую рыбку».
— Твоя «золотая рыбка» умеет не только отгадывать желания, но и исполнять их. — Валя лукаво улыбнулась.
— Ты путешествовала по другим аквариумам? — Он как будто не замечал ее игривого настроения.
— Слушай, а почему эта женщина справа от меня все время плачет?
— Это известная актриса. Она всю жизнь и на сцене, и в быту играла коварных красоток и соблазнительных стерв. А однажды ей вдруг стало жалко всех голодающих детей мира, и она стала скорбеть о них. Не помогать, а именно оплакивать их горькую долю. Возможно, наложился синдром нерожденных детей. Бурная молодость, аборты, плата за грехи.
— Это лечится?
— Есть болезни, которые лечатся, а есть такие, которые только диагностируются. Тебе станет легче, если ты будешь знать, что твой синдром впервые открыл какой-нибудь Фрейд и что им переболело, скажем, пять тысяч двести пятьдесят особей рода человеческого? Понимаешь, у каждого человека очень сложный душевный мир, который надежно закрыт от посторонних. И что там творится — одному Богу известно. Ну, может, еще и психиатру чуть-чуть. — Он усмехнулся.
— А может, ей надо пострадать и посопереживать? — предположила Валя.
— Чистое страдание, которое ничему не учит и ничего не меняет, — это бессмысленное страдание.
Валя посмотрела в соседнюю палату. Женщина сидела в печальной позе, обхватив руками голову, и качалась из стороны в сторону.
— Володя, а если я ничего не вспомню, меня отсюда не выпустят? И вообще, что со мной тогда будет? — Она вдруг задала самый главный вопрос.
Врач растерялся. Он не ожидал этого вопроса сейчас. Хотя все последнее время думал об этом. На самом деле мы приходим в этот мир каждый со своим заданием, но при рождении все забываем и начинаем с чистого листа. Искать свое место и свой путь. При этом никто никого не лечит.
— Понимаешь, — он хотел назвать ее по имени и передумал, — дорогая, мы можем заставить твою память восстановить потерянный файл. Современные методики позволяют это делать. Но так ли тебе это нужно? Ведь случайностей не бывает, значит, ты потеряла память не просто так. Может, это была защитная реакция на какой-то стресс или информационная перегрузка. А может, просто шанс что-то понять.
— Или просто тяжелая, неизлечимая болезнь…
Валя, если ты хочешь, мы сегодня же приступим к восстановлению памяти. Ты готова? Ты действительно этого хочешь? — Он внимательно посмотрел на свою пациентку.
Сейчас, когда Валентина еще находилась в полном неведении, она была ему бесконечно дорога. Женщина без прошлого. Не обремененная никем и ничем. Неизвестно, в какого монстра она превратится, когда все вспомнит.
— Я подумаю, — ответила Валентина.
На самом деле ей было страшно. Прошла неделя с тех пор, как она проснулась в новом качестве. Взрослый новорожденный человек. Без имени и без веры. Один на всем белом свете. Которому надо все постигать сначала, создавать свой мир, искать своих людей. А что делать с прошлым миром, вдруг он тоже проявится? Она не знала, чего больше боится: начать все сначала или вернуться в прошлое. Выбор — удел сильных людей.
— Давай отложим решение на завтра, — попросила она.
— Утро вечера мудренее. — Владимир ободряюще похлопал ее по плечу и, улыбнувшись одними губами, вышел.
Утро мудрости не принесло. Вале приснился сон, в котором она четко все про себя знала. Но, едва открыв глаза, тут же все забыла. «Я — это то, что я есть или то, что я про себя думаю? А может, это то, что думают обо мне другие?» — размышляла она напряженно. Володя в этот день к ней не пришел. Зато пришел другой врач и очень подробно расспрашивал, какие имена ей нравятся, какие профессии вызывают интерес, любит ли она детей… «Пытается понять, на что я отзываюсь».
— Мне кажется, что если у матерей забрать детей, тщательно перемешать, а потом, лишив матерей памяти, заставить выбрать себе ребенка, я уверена, что большая половина выберет не своего.
— Таких сложных экспериментов мы проводить не будем. — Новый врач усмехнулся в усы. — Но проведем небольшое тестирование. Я психолог, меня зовут Олег. — Он надел на себя подобие улыбки.
— А если я не захочу тестироваться? — спросила Валентина вызывающе. Психолог ей не понравился, и она не собиралась быть подопытным кроликом.
— Это не больно, — опять усмехнулся он. На вид ему было около пятидесяти. Он выглядел ухоженно-импозантно и почему-то вызывал у Вали неприязнь.
— Итак, представьте себе дорогу, — продолжил он безо всякой паузы.
— Какую дорогу?
— Любую. Какие образы у вас ассоциируются с этим словом?
— Я вижу степь, всадника на коне, который подъезжает ко мне на всем скаку, и огромный столб пыли.
— А что вы делаете на этой дороге?
— Я иду босиком по теплой мягкой пыли, и мне очень нравится идти. Кругом простор, ветер развевает мои волосы.
— Хорошо. А теперь представьте воду. Любую и какие желания она у вас вызывает.
— Вижу большое, глубокое чистое озеро. Мне хочется нырнуть, но я боюсь.
— Отлично. Теперь представьте себе сосуд и опишите его.
— Это красивая антикварная ваза с высоким горлышком, расширяющаяся книзу. — Валя впервые улыбнулась. Ей становилось все забавнее играть в эту игру.
— А что в этой вазе?
— Вода. Чистая родниковая вода. — Она понимала, что родниковую воду не наливают в антикварные вазы, но ей так хотелось.
— Прекрасно. Спасибо. — Он тоже улыбнулся. Не усмехнулся в усы, а именно улыбнулся и, сделав пометки в блокноте, попрощался и ушел.
Уже через несколько минут в ординаторской шла оживленная беседа между Володей и Олегом.
— Твоя пациентка более чем любопытна. Судя по ее ответам, она, мягко говоря, не коронованная особа. При слове «дорога» она представила себя босой в степи. Это значит, сама прокладывает свой путь. На пути у нее встал какой-то высокопоставленный мужик, но с этим надо работать отдельно. Будущего своего она боится, и здесь ее можно понять. Ну а что касается секса, то тут парадокс. С одной стороны, секс для нее такая же жизненная необходимость, как вода. С другой стороны, нужен особый подход, долгие красивые прелюдии и всякие «красивости». — Олег сально улыбнулся. Все его эмоции, как правило, отражались в улыбке.
Володе это не понравилось, и он помимо воли сжал кулаки.
— Начнем с того, что эти твои тесты годятся для женских журналов, а не для серьезных медицинских учреждений. Это раз. А во-вторых, это моя пациентка и… — Он не успел договорить и замолчал на полуслове, встретившись с наглой, уничтожающей ухмылочкой. Это был полувопрос-полунамек.
Володя развернулся и пошел на утренний обход. Вали в палате не оказалось. Она сидела у своей соседки-толстушки и слушала ее бурный монолог.
— Меня сегодня обследовал психолог, и знаешь, что он сказал? Он спросил, как я себе представляю дорогу. Ну я и ответила, что, мол, вижу хорошо асфальтированную трассу. Еду по ней на автомобиле. Куда еду, не знаю, еду себе, куда везут. И знаешь, что это значит? Что все у меня тип-топ. Все схвачено и за все заплачено. — Маша на секунду прервалась, чтобы проглотить кусочек ананаса.
— Маш, человек — это то, что он о себе знает, каким хочет быть или то, что про него думают другие? — спросила Валя вечно жующую соседку.
— Человек — это то, что он ест, то, с кем он спит, о чем думает, с кем живет и даже во что одевается и о чем мечтает, — ответила та.
— А мне кажется, что каждый человек — это то, во что он играет или хочет играть, — уверенно произнесла Валя. — Вот тебе нравится роль успешной женщины, и тебе очень не хочется, чтобы эту роль не отдали кому-то другому, не так ли?
— А кто, по-твоему, распоряжается ролями? — ехидно спросила Маша.
— Ну явно не сильные мира сего. Они могут заказать музыку или даже заказать человека, вызвать девочку и оплатить стриптиз, могут сделать счастливой жену и обеспечить детей, но не более того. А удача, как и здоровье, — временное состояние. Даже память, и ту можно потерять, не то что состояние, — добавила она грустно.
— А ты философ, — скептически улыбнулась Маша и подумала: «Горе от ума».
— Вас просят на процедуры, — прервала их беседу медсестра.
Маша поплелась на массаж и гипноз, а Валя в свою палату.
В ординаторской в это время Володя и Олег внимательно прослушивали только что записанный на пленку диалог.
— Становится все интереснее, кто эта женщина, — задумчиво промолвил Володя.
— Уже даже мне интересно. Знаешь, вчера шеф обмолвился, что за нее не заплатили ни копейки и надо мягко съехать с темы, то бишь перевести ее в государственную больницу, — произнес Олег.
— Но это такой неординарный случай, из этого можно сделать сенсацию. — Володя нервно закурил. Он не был готов расстаться с «золотой рыбкой».
— Что ты планируешь делать? — Олег внимательно наблюдал за коллегой.
— Может, съездить к ней домой, и, оказавшись в привычной обстановке, она все вспомнит? В любом случае квартира, как визитка, многое расскажет о хозяйке.
— Действуй, только поставь шефа в известность. Он не любит экспромтов.
Через полчаса Володя уже сидел перед Валей.
— Давай съездим на экскурсию к тебе домой, — как можно мягче произнес он.
— А зачем? — спросила она, но глаза заблестели.
— Человек — это то, как он живет. Попробуем понять, что ты за человек.
Валя подозрительно покосилась на врача, но возражать не стала, и они отправились на экскурсию.
Тихий зеленый дворик, сталинский четырехэтажный домик. Старушки на лавочке не вызвали никаких эмоций, ничто не казалось ей знакомым. Они пешком поднялись на четвертый этаж. Дверь квартиры оказалась опечатанной. На штемпеле красовалась дата — день ее поступления в больницу. Позвонили соседке.
— Вы не подскажите, почему квартира опечатана? — спросил Володя пожилую женщину.
Соседка подозрительно посмотрела на него, неприязненно — на нее и сказала:
— Потому что ее то ли ограбили, то ли обыскивали, а потом опечатали. — Она попыталась закрыть дверь, показывая, что разговор окончен, но Володя не дал ей этого сделать. Обворожительно улыбаясь, он вставил ногу в дверной проем и сказал:
— Нам нужно попасть в эту квартиру. — И протянул ей двадцатидолларовую банкноту.
Соседка растерялась, и Володя, воспользовавшись ее заминкой, решительно зашел в квартиру.
— У вас общий балкон? Проводите меня.
— Пожалуйста. — Тетка засеменила открывать балконную дверь.
Он легко перемахнул на соседний балкон и, попросив отвертку, быстро открыл дверь и скрылся в квартире. Через минуту они с Валей уже стояли посреди комнаты. Кругом был кавардак, все перевернуто вверх дном, как будто проводился обыск. На диван были небрежно брошены костюмы, платья, белье. В углу валялись книги, бумаги, счета, фотографии. Перевернутая ваза и сверху веник засохших цветов. Валя с интересом перебирала фотографии. Странно, но на всех снимках она была одна. Все остальные были тщательно вырезаны. Документов не наблюдалось. Счета тоже были безымянные. Нигде ни намека ни на имя, ни на фамилию. Книги тоже ни о чем не говорили — стандартный набор обязательной литературы для стандартного человека. Валя с интересом рассматривала свою одежду. Она никак не могла представить себя в этой одежде и побежала на кухню. Засохшие цветы в горшках, на столе хрустальные стаканы с остатками чая. В мойке небрежно брошен дорогой сервиз. Мусорного ведра почему-то нет. Холодильник отключен и пуст. В ванной махровый халат, зубная щетка (одна!), плетеная корзинка с грязным бельем и гора косметики. И снова стало страшно. Прошлое было безжалостно вырвано и растоптано кем-то неизвестным. Валя тихонько опустилась на пол и, обхватив голову руками, беззвучно заплакала. Впервые с момента своей болезни. Она не слышала, когда вошел Володя.
Володя при всем своем наносном цинизме не переносил женских слез. Он терялся и решительно не знал, что делать. Увидев Валю, горько рыдающую среди неубранной кухни, он не придумал ничего лучше, чем поднять ее на руки и отнести в комнату. Затем одним движением ноги скинул разбросанные вещи на пол и уложил женщину на диван. А дальше все произошло автоматически. Само собой. На этот раз она была не пассивной, а взяла инициативу на себя, и Володя изо всех сил отгонял от себя ревнивые мысли «так вот ты какая на своем диване»… Это была уже совсем другая женщина. Раскрепощенная, уверенная в себе. Она явно знала толк в любовной игре и получала удовольствие от секса. «Кому из нас нужен доктор?» — с сарказмом подумал Володя, прежде чем отдаться чувственным наслаждениям.
Получив свою дозу кайфа, женщина плавно потянулась, как кошка, и блаженно распласталась по дивану. Она лежала, прикрыв глаза, и улыбалась.
— О чем ты думаешь? — строго спросил Володя.
— А что, обязательно о чем-то думать? — лениво спросила она, не открывая глаз.
— Ну, может, о ком-то вспоминаешь…
— Ты издеваешься? — Она встала и, ничем не прикрыв наготу, отправилась в ванную.
Когда там зажурчала вода, Володя вскочил и, быстро одевшись, стал шарить по комнате, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку. Ничего. И вдруг он случайно наступил на разбросанные вещи, и что-то хрустнуло под его ногой. Володя наклонился и поднял джинсы. Деревянный пояс треснул, но он, повинуясь какому-то внутреннему чувству, полез в карман и обнаружил там визитку некоего менеджера по рекламе.
Он автоматически засунул визитку в карман, и в этот момент вернулась Валя.
Она выглядела очень соблазнительно. Махровый халатик уютно облегал тело, открывая взгляду декольте и демонстрируя коленки. На коже еще не высохли капельки воды, они с волос стекали куда-то под халатик, и вообще она была вся такая влажно-теплая, что в нем снова проснулось желание…
— Хочу есть, — капризно произнесла Валя. В тоне зазвучали повелительные нотки.
«В своей квартире она совсем другая», — подумал Володя, холодно рассматривая свою пациентку. А она между тем рылась в груде своих нарядов, выбирая, что надеть. Странно, но гардеробчик состоял из совершенно несовместимых вещей. Очень скромные бедные вещи валялись вперемешку с кричаще-вызывающими нарядами. Единственное, что у них было общее, — размер. Они явно принадлежали одному человеку. В кучу были свалены ажурные трусики и чулочки, прозрачные блузочки и откровенные топики. Тут же простые джинсы и пуританские костюмы. Валя с интересом рассматривала все эти вещи, как будто видела их впервые. Потом, бросив тряпки на пол, она поспешила к куче фотографий и стала разглядывать, как она выглядела на них. Здесь царила та же неразбериха. То в объектив смотрела девочка-скромняжка в застегнутой на все пуговицы кофточке, то вульгарного вида девица в откровенной одежде, которая больше демонстрирует, чем скрывает. Эти две женщины настолько не лепились в один образ, что Валя, отбросив от себя снимки, побежала в ванную и стала пристально смотреть на себя в зеркало. Из зеркала на нее смотрела растерянная и перепуганная молодая особа.
«Да что же это такое? Да кто же я, в конце концов?» Она разговаривала сама с собой и, кажется, совсем забыла о присутствии в доме Володи.
— Ты все еще хочешь есть? — спросил он, заглядывая в ванную.
Она устало кивнула. Через полчаса они уже сидели в небольшом ресторанчике и разглядывали меню.
— Человек — это то, что он ест, — тихо повторяла про себя Валя, блуждая взглядом по меню.
— Человек — это то, с кем он спит, — так же тихо вторил ей Володя.
— На ваш выбор, пожалуйста. — Она протянула ему меню с видом покорной рабы.
«Та еще штучка», — подумал он, а вслух сказал:
— Любой твой каприз, дорогая.
— Да уж, не дешевая. — Она усмехнулась. И Володе очень не понравилась эта усмешка.
— Курс «диванной терапии» мы уже прошли, а есть ли еще какие-нибудь другие методы лечения? — Она продолжала его злить.
— А что, собственно, тебя не устраивает? У тебя что-то болит? Тебя что-то беспокоит? От чего ты собираешься лечиться? — Володя действительно разозлился.
— Я хочу знать, кто я, — неуверенно произнесла женщина.
— Большая половина населения не знает и даже не задает себе этот вопрос.
— Так я могу считать себя свободной?
— Каждый человек свободен ровно настолько, насколько он хочет быть свободным.
— Так я могу идти? — Она привстала.
— Хозяин — барин.
Она привстала, чтобы уйти, но тут же вспомнила, что идти, собственно, некуда. Возвращаться в разгромленную квартиру не хотелось, кроме того, она была опечатана. В этот момент официант принес заказ, и она поняла, что страшно хочет есть.
Ели молча. Каждый думал о своем. Валя удивлялась, что в квартире у нее ничего не екнуло, и не было ни одной зацепки, чтобы хоть приблизительно сориентироваться в ситуации. Ни одного знакомого запаха. Ни одной детальки. Странно.
Володя вспомнил о визитке и подумал, что завтра же надо будет разыскать этого менеджера и расспросить о Вале. Хотя стоп, он не знает, как ее зовут и кто она такая. Надо будет взять фото. В какой-то момент он поймал себя на мысли, что вовсе не хочет, чтобы она что-либо вспомнила. Тогда тайна лопнет как мыльный пузырь, она станет обычной женщиной, одной из его пассий, и он будет думать, как от нее отвязаться. Он этого не хотел.
Валя исподтишка поглядывала на жующего мужчину и, вспоминая сегодняшний спонтанный секс на диване, улыбалась сама себе. Такой важный доктор, лечит душевные болезни (хотя как можно лечить то, чего никто не видел?), а сам такой беззащитный, закомплексованный. Он ей нравился. У человека должны быть комплексы, иначе он перестанет развиваться.
— Расскажи о себе, — вдруг попросила она.
— Меня зовут Володя. Я врач, — ответил он нехотя.
— Имя это не твое. Ты пришел в этот мир безымянным. Тебя можно назвать любым другим именем. Врач — это тоже не ты. Этим ты зарабатываешь себе на жизнь. А я просила рассказать о себе.
В этот момент прозвенел спасительный звонок мобильного. Володя поспешно нажал на кнопку.
— Привет, дорогой, — пропел женский голос. Он узнал бы этот голос из тысячи. Все его женщины делились на две равные части: на тех, кто пил из него кровь, и тех, из кого пил он. Эта относилась к первой категории. Невозможно было отключить телефон или исключить эту женщину из своей жизни. Она появлялась, когда хотела и исчезала, когда хотела. Ей казалось, что мир вращается только вокруг ее особы. Когда-то Инна обратилась к нему, тогда еще молодому специалисту, с просьбой вытащить ее из депрессии, и с тех пор он стал уже не платным доктором, а бесплатной жилеткой, куда она сливала свои слезы и негодование.
— Привет. — Он добавил к своему низкому голосу сахар и сироп.
— У меня потрясающая новость! Представляешь, у этого козла справка!
Дальше Володя не слушал. Он знал все, что она скажет. Бедняжка рассталась со своим спонсором и теперь уже который год поливает его грязью. Это превратилось в паранойю. Он посмотрел на Валю. Она уже все съела и теперь сидела в позе послушной девочки. Володя кивнул официанту и указал на десерт.
— У меня все хорошо, просто отлично, так хорошо еще не было, — между тем убеждала Инна то ли его, то ли себя.
— Я не могу сейчас говорить, ты что-то хотела? — прервал он ее монолог.
— Да, мне нужна консультация психотерапевта. Но не тебя. Ты друг, а мне нужен доктор.
— Хорошо, я запишу тебя к Славику. — Володя облегченно отключил трубку.
— Володя, можно мне почитать мою историю болезни? — попросила Валя.
— История болезни — это как книга жизни. Ее не обязательно всем читать. — Он старался говорить как можно мягче.
— Но ты сможешь меня вылечить? — В ее глазах блеснули слезы.
«О Господи, какие перепады в настроении», — подумал он, а вслух сказал:
— Знаешь, есть такая болезнь, когда люди все время счастливы. Эта болезнь присуща тем, кого природа наградила лишней хромосомой.
— С этого места поподробнее, пожалуйста.
— Этой болезнью болеют очень много людей, и она не лечится. Эти люди очень доброжелательны, всем довольны и счастливы. Кроме того, они все на одно лицо.
— Болезнь Дауна?
— Вот именно.
— Но люди должны бороться и страдать, а какой кайф жить в обществе одинаковых, всем довольных человечков? Да?
— Да, может, потому что у нас не хватает той самой хромосомы, мы всю жизнь и мечемся в поисках смысла жизни. — Володя достал деньги и стал собираться.
— Ты хочешь сказать, что у меня тоже не болезнь, а счастливое отклонение?
— Я хочу сказать, что с удовольствием поменялся бы с тобой местами.
На следующее утро Володя, не откладывая в долгий ящик, набрал номер рекламного агентства и попросил к телефону менеджера, чью визитку обнаружил вчера в Валиной квартире.
— Он здесь больше не работает, — бесстрастно ответил женский голос.
— А вы не знаете, где его можно найти? — не сдавался Володя.
— Не знаю и искать не собираюсь.
Тогда он отправился к Вале домой. Соседка впустила его на свой балкон, как старого знакомого. Сейчас у него было время все подробно рассмотреть. И он не торопясь стал исследовать квартиру. Его взгляд упал на календарь, висевший на двери. Некоторые дни были обведены кружочками. Синими и зелеными. Некоторые перечеркнуты черным фломастером. Возле нескольких стояли восклицательные знаки. Что это значит?
Он не успел додумать мысль, как в замке повернулся ключ и в квартиру влетели несколько человек в камуфляжной форме.
— Стоять! Лицом к стене, руки вверх!
Володя автоматически выполнил приказ. Он даже испугаться толком не успел.
Один из парней грубо обыскал его. Не обнаружив ничего, скомандовал:
— Документы!
— Я врач психиатрической больницы, — произнес Володя.
— Ты уже пациент! — хохотнул тот, что обыскивал его.
— Что вы делаете в этой квартире? — спокойно спросил другой парень, который до этого молчал.
— Ищу вещи своей пациентки.
— Ага, а вчера он здесь «лечил» свою пациентку, — сказала соседская тетка, и Володя понял, почему здесь оказались охранники.
Когда в клинике стало известно об инциденте, главврач собрал экстренное совещание.
— Я не позволю бросать тень на частную клинику. Репутация слишком дорого стоит и слишком тяжело восстанавливается! — кричал он гневно. — Кто вам разрешил заниматься частным расследованием? Вы не сыщик, а психиатр!
— Я в интересах дела… — начал было Володя.
— В интересах дела я сейчас же выписываю эту пациентку в связи с неоплатой ее лечения. А вы пишите объяснительную записку.
— Но это невозможно, она нездорова, ей некуда идти. — Володя лихорадочно подыскивал аргументы.
— У нас платная клиника, а не богадельня. В свободное от работы время можете «лечить» ее сколько хотите! Все, разговор окончен!
Валя как раз заканчивала обед, когда вошла медсестра и пригласила зайти к главврачу.
— Вынужден вас огорчить, но применяемые нами методы лечения не имели действенного результата. Считаю, что вам целесообразнее продолжить лечение в одной из государственных больниц, — произнес он как можно мягче.
— И что теперь будет? — спросила она беспомощно.
— Ничем не могу вам помочь. — Давая понять, что разговор окончен, главврач поднялся.
Когда Валя подошла к своей палате, там уже нянечка убирала ее постель, а медсестра собирала вещи.
— Говорят, что за эту больную никто ничего не заплатил, представляешь? — проговорила нянечка.
— Такого еще не было, — вздохнула медсестра.
В этот момент они обернулись и, увидев Валю, осеклись. Валя молча взяла кулек и пошла по коридору. В голове пустота. Куда идти? Что делать?
— Тебя выписывают? — спросила подошедшая Маша.
— Нет, выгоняют.
В этот момент к ней подбежал Володя и, взяв под руку, увлек за собой.
Они вышли из клиники, сели на лавочку. Долго-долго молчали.
— Идти тебе все равно некуда, поэтому поедем ко мне, — сказал наконец Володя. Они поднялись и пошли ловить машину. Главврач закрыл жалюзи и облегченно вздохнул.
Они стали жить вместе. Как будто так было всегда. Они уже не были врачом и пациенткой, а лишь женщиной и мужчиной. Съездили на ее квартиру и забрали вещи. Оказалось, что квартира была съемная и хозяйка все вещи сдала в ЖЭК. Валя развесила свою одежду в его шкафу, расставила чашки в его кухне и стала обживаться. Он по утрам уезжал в клинику, она ждала его дома: готовила, убирала, кормила черепашек. Вечером они вместе ужинали и смотрели телевизор.
— Знаешь, наверное, для писателя любое событие — сюжет, у художника весь мир — эскиз, а у психиатров — сплошной дурдом, — сказал задумчиво Володя.
— Ага, а у гинекологов — бордель? — Валя заливалась веселым смехом.
Они понимали друг друга, даже когда молчали. Володя ни на минуту не пожалел о том, что забрал ее к себе. В клинике ему не задавали лишних вопросов, хотя главврач выписал солидную премию. Правда, окружение не одобряло его выбор. Позвонила Инночка.
— Я понимаю, что все психиатры психи, но не настолько же! — сказала она агрессивно.
— Ты о чем? — холодно спросил Володя.
— О том, что некоторые выбирают себе жен в сумасшедших домах!
— Кстати, не хочешь обследоваться, там еще есть холостяки!
Валя расслабилась и смирилась, она уже не пыталась судорожно вспомнить что-нибудь из прошлой жизни. А зачем? Надо жить здесь и сейчас.
Однажды, спускаясь по лестнице, она поскользнулась, упала и сломала ногу. Боль была такая сильная, что в глазах потемнело.
— Скорее! «Скорую»! Тут женщине плохо, — услышала она чей-то голос сквозь уходящее сознание.
В мозгу промелькнула одна мысль: «Какое на мне белье?» И тут она все вспомнила. Неожиданно память, словно вспышкой, озарила ее прошлое.
С родителями Танечке повезло. Папа — летчик, мама — жена летчика, она — любимая дочка. Однажды отец взял ее с собой в небо. Она сидела в кабине, вцепившись ручонками в папино кресло. А он, такой большой и сильный, управлял железной машиной. Огромное бескрайнее небо раздвигалось и пропускало их самолет. Внизу оставались домики, люди, облака, а над ними только солнце. Это ощущение бескрайности Вселенной, красоты неба и ни с чем не сравнимое чувство полета останется с ней на всю жизнь. Во сне ей снилось, как она летает, а любимым детским развлечением было закрыть глаза и махать руками, как крыльями, словно паря над облаками. «Не залетай высоко!» — смеялась мама, когда заставала ее за этим занятием.
…Отец погиб в авиакатастрофе, когда ей было пятнадцать. А через год не стало мамы, она умерла от инфаркта, сидя на лавочке во дворе. С тех пор Таня перестала летать. Она все больше лежала на кровати и смотрела в одну точку. Девочка ощущала себя маленькой заброшенной песчинкой, одной на всей планете. Ей казалось, что даже самый слабый ветерок поднимет ее и понесет по миру. Не было не только слез, но и сил, желаний и мечтаний. В квартире остались родительские вещи, фотографии, запах. Странно: вещи есть, а людей нет. Родни не осталось. Только тетка приехала из Сибири через три месяца, чтобы оформить опекунство.
— Танечка, поехали, деточка, к нам в Сибирь, — уговаривала она девочку. — Там только климат холодный, а люди настоящие. Мороз убивает не только бактерии, но и вредные черты характера. Там, чтобы выжить, надо правильным человеком быть. Поедешь? — Она заглядывала в пересохшие Танины глаза.
— Не поеду, у меня здесь мама с папой.
Тетка все понимала. Она не приставала с пустыми разговорами и бесполезным сочувствием. Перед самым отъездом достала сверток с деньгами, неловко сунула его Танечке и почему-то сказала:
— Береги себя, не разменивайся по дешевке. И запомни, девочка, белье у тебя всегда должно быть хорошее. Вдруг упадешь, ногу сломаешь, чтобы перед хирургом не стыдно было.
Тетя уехала, Танечка осталась. Странно, но горе отступило. Тетя каким-то неимоверным способом забрала с собой всю скорбь.
Танечка окончила школу. Выпускное платье ей шили всем выпуском: и мамы одноклассниц, и соседки — все принимали участие. Началась взрослая жизнь. Ее, как круглую сироту, приняли в институт на льготных условиях. Институтская жизнь закружила-завертела. Влюбилась в профессорского сынка Ваньку. У него были слюнявые губы и холодные ноги, но он был послушным и добрым. Они садились играть в карты на интерес, и Таня выигрывала у него уборку квартиры и мытье посуды. Он завязывал ей шнурки на ботинках. Трогательно так опускался на колени и обувал ее, как богиню. А потом вдруг собрался и поехал в столицу учиться на профессора — не вечно ведь оставаться профессорским сынком. «Вот устроюсь и приеду за тобой», — сказал напоследок.
А в столице встретил другую и женился на ней. Одно слово: «Иванушка-дурачок».
А Тане снова захотелось летать. Она тоже собрала сумку и поехала искать свое счастье. Казалось, родители внимательно наблюдали за своей девочкой с небес и помогали ей, чем могли. А как бы иначе наивная провинциалка устроилась на работу на центральный канал?
Танечка навсегда запомнила, как, войдя в кабинет директора, замерла: огромное окно на всю стену открывало вид на небо, и было ощущение, как будто она снова в кабине самолета.
Сергей Алексеевич по-своему интерпретировал этот восторженный взгляд.
— Первый раз на телевидении? — Он одобряюще улыбнулся.
— Садись. Анжелика, принеси нам кофе! — крикнул он в сторону приемной.
Вошла красивая холеная дама. С недоумением посмотрела на Таню и, поставив на стол две чашки, демонстративно вышла.
А Таня ничего не замечала. Она снова почувствовала себя счастливой. Она хотела здесь работать, и ее участь уже была решена. Сергей Алексеевич стал не только руководителем, но и «опекуном». Он снял ей маленькую квартирку в центре и дал должность ассистента режиссера.
Сергей Алексеевич был сыном чекиста. С детства он усвоил, что власть — это сила, а народ — это быдло. Иначе чем «шушера» Сергей Алексеевич своих подчиненных не называл. Он, кажется, с самого детства занимал руководящие посты. Комсорг, парторг, директор. Он спокойно шел по трупам к намеченной цели, менял принципы, как доллары, и ни в чем себе не отказывал. Его партийная кличка была Черный Ворон. Он требовал подчинения и хотел обожания. И если с подчинением проблем не было (полтысячи человек по штату обязаны были ему подчиняться), то с обожанием был явный недобор. И тут эта провинциальная девочка. С чистыми голубыми глазами, пшеничной косой и плавной походкой. Не испорченная столичными соблазнами и интригами, не зараженная алчностью.
Танечка была счастлива. Едва разобрав сумку с нехитрым скарбом, она побежала в магазин покупать новое красивое белье: чтобы не только ногу поломать не стыдно, но и Сергею Алексеевичу понравиться. Ему понравилось. Он умел ценить искренность и чистоту. Сергей Алексеевич был не свободен. Жена и взрослая дочь требовали капиталовложений. Таня — только чувств. Ей вдруг показалось, что среди тысяч людей она встретила своего человека. Он чем-то смутно напоминал отца, может, высотой положения, может, возрастом. Во всяком случае, она очень ценила его внимание и радовалась, что уже не одна на свете. В ванной красовалась его щетка и полотенце, на кухне на самом почетном месте — его чашка, и даже в шкафу было сменное белье. У них появились свои Маленькие секреты и свои маленькие праздники.
Танечка так ждала его всегда, что даже в календаре делала пометки. Если он приезжал и оставался, то она обводила день зеленым фломастером, если просто звонил — то синим. Если делал ей подарок или комплимент, то этот день был отмечен восклицательным знаком. И только дни без него были пустыми и безжалостно вычеркивались из жизни.
Постепенно Сергей Алексеевич охладевал к своей пассии. Новизна прошла, она была слишком простой, слишком влюбленной и предсказуемой. Более того, чтобы понравиться ему, Танечка зачем-то состригла косу и выбелила остатки волос. Походка из плавной стала порывистой. Вместо скромных вещей в гардеробе появились кричащие, вульгарные.
На работе к ней относились холодно. Во-первых, в коллективах никогда не поощряется связь с шефом, во-вторых, провинциалам не прощается их провинциальное прошлое. Вначале она страдала и пыталась завоевать если не уважение, то хотя бы симпатию. Потом плюнула и подружилась с главной стервой канала рекламисткой Лялей.
— Знаешь историю о том, как молодой царевич заболел странной болезнью. Ему показалось, что он петух. И молодой человек стал прыгать, как петух, питаться червячками и просом и даже кукарекать по утрам. Никто его не мог вылечить, кроме одного мудреца, который сказал: «Я знаю, что ты петух, ты знаешь, что ты петух, а остальным не надо этого знать. Пусть это будет наша маленькая тайна». С тех пор царевич стал таким, как все. Так и мы с тобой. Пусть все думают, что мы стервы, но мы-то знаем, что это не так. — И Ляля улыбалась, по-свойски подмигивая Тане.
— А может, стоит попробовать и нам понравиться? — Таня устала быть порядочной.
— Можем себе позволить!
И они стали «фестивалить» на пару. Банкеты, фуршеты, нужные люди, полезные связи, фальшивые улыбочки, искусственные отношения. Таня даже не заметила, как изменилась внутренне и внешне. Ее уже не устраивали редкие приходы Сергея Алексеевича, ее мелкая должность на канале, съемная квартирка. Хотелось всего и много!
Сергею Алексеевичу ее прыть не понравилась. Он мог играть в благотворительность, но в пределах разумного. А когда приезжие дамочки начинают качать права, надо их ставить на место. Он стал искать повод отделаться от нее.
— Самое простое — начать любовные отношения и предвыборную кампанию, и самое сложное — их закончить, — сказал он однажды своему заму. — Прямо не представляю, что делать с этой бабенкой. Подустал я от нее.
— Скажи, что жена заподозрила неладное, что тебе нужен имидж порядочного семьянина, потому что впереди выборы. Скажи, в конце концов, что она не устраивает тебя в постели. Все! Фенита, бля, комедия.
Таня замерла у дверей не в силах ни уйти, ни остаться. Свой оказался чужим. Он решает ее судьбу со своим замом как производственный вопрос. Стало очень больно в том месте, где находится душа. Она не стала дожидаться ответа теперь уже бывшего любовника. Минуту назад она осиротела во второй раз.
Таня бежала по лестнице, не сдерживая рыданий. Сотрудники недоуменно оглядывались вслед.
— Эй, подруга, ты что, забыла, что мы сильные женщины? — Ляля перекрыла ей дорогу. — Знаешь, почему я ненавижу сказку про Золушку? — продолжила она. — Потому что в этой сказке судьба девушки зависит исключительно от решения мужчины. Подойдет туфелька — женюсь. А у девушки ничего своего настоящего нет. И карета у нее тыквенная, и кучера у нее крысы. И если не этот первый попавшийся принц, то прозябать ей до конца дней на задворках.
— А что, разве не так? Разве мы не во всем зависим от них? Даже пресловутое женское счастье — это всего лишь, когда милый рядом, — всхлипывая, проговорила Танечка.
— Не бывает немилых, бывает слишком мало денег! На наш век мужиков хватит! Сегодня же идем на корпоративную вечеринку и охмурим тебе супермужчинку! И хватит умываться слезами, иди «одень» лицо и приходи ко мне на кофе.
Но на этом неприятности дня не закончились. После обеда секретарша Анжелочка с видимым удовольствием сообщила Тане, что время ее контракта истекло и с завтрашнего дня она уволена. «Сегодня явно не мой день», — сказала вслух Танечка, но плакать больше не стала. Забрала вещи из стола и поехала собираться на вечеринку. Приняла душ, с ног до головы намазалась душистым кремом, сделала легкий массаж и сложный макияж. Вечером, наглаженная и напомаженная, она уже стояла у входа в шикарный ночной клуб. Тусовка будет для избранных, и, может, выпадет козырный туз?
Туз не выпал. Зато все уже знали, что она бывшая, уволенная, и откровенно наслаждались, выражая сочувствие.
Сборище чужих людей, жадно жующих бутерброды и готовых съесть любого неугодного. Пустые, лживые, завистливые, они собираются в одно время в одних местах и почему-то называются сильными мира сего. В чем их сила? Риторический вопрос.
— Ты не представляешь, как я хочу все забыть и начать с чистого листа, — сказала Танечка Ляле.
— Ничего нового ты уже не напишешь, — пессимистично заметила Ляля.
— А что касается «забыть», не торопись, тебе есть что вспоминать. — И Ляля заговорщически хохотнула.
— Хочу стать самой собой, — твердила Таня и все подливала себе водку.
— Если цель забавы — напиться и забыться, то тебе осталось совсем немного. — И Ляля выразительно посмотрела на пустую бутылку.
Таня чувствовала себя отвратительно. Она ни о чем не хотела думать и изо всех сил пыталась вычеркнуть сегодняшний день из памяти. Когда желание вернуться домой пересилило страх одиночества в пустой квартире, женщина вызвала по телефону такси и не прощаясь уехала.
В подъезде было очень темно, она постояла минуту, пока глаза привыкнут к темноте, и стала на ощупь продвигаться к своему этажу. Почему выключен свет? Неожиданно она услышала странные звуки. Она не могла объяснить происхождения этих звуков и стала тихонько на цыпочках подниматься. И тут она увидела страшную сцену: два человека били третьего. Тот не сопротивлялся. Его били, он падал, его поднимали и снова били. В ночи были слышны только звуки ударов. Это были страшные звуки. Казалось, они выбивали из него жизнь. Ей очень хорошо было их видно, потому что светила луна и черные тени были словно на экране. Она же оставалась в тени. На ватных ногах Таня подошла к мусоропроводу и, держась обеими руками за трубу, замерла. Она боялась даже дышать. О том, чтобы закричать или позвать на помощь не было и речи.
Неожиданно все стихло. Две тени метнулись вниз и наступила зловещая тишина. Если бы не алкоголь, она бы сошла с ума. А так, слегка пошатываясь, Таня поднялась на этот пролет и подошла к человеку. Человека уже не было, на площадке лежало мертвое тело. «Господи, кажется, этот день никогда не закончится». Таня на одном дыхании поднялась в свою квартиру, забежала, закрылась на все замки. В полной темноте прокралась на кухню, достала из холодильника бутылку водки и отхлебнула прямо из горла. «Я ничего не видела, ничего не знаю, ничего не помню». Автоматически сняла одежду и провалилась в глубокий сон.
— Как вас зовут? Вы слышите меня? — Молодой хирург тряс ее изо всех сил.
— Таня, то есть Валя, — сказала она.
— Так Таня или Валя? — Врач посмотрел с недоумением.
— Валя, — ответила она твердо.