Юля, прождав Свету условленные пятнадцать минут, медленно двинулась в сторону кафе. Прямо в нескольких метрах она увидела женщину на асфальте. Ту самую, с которой уходила Света. Она выбралась из автомобиля и наклонилась рассмотреть. Светлая юбка на поясе потемнела от крови. Женщина издала стон, и Юля, нервно дернувшись, принялась заволакивать ее на заднее сиденье, взывая о помощи. Но улица точно вымерла. Загрузив раненую, Юля решила искать ближайший травмопункт, но раненая, простонав, назвала адрес поблизости.
– Где Света? Что с ней? – спросила растерянная Юля.
– Забрали... Падлы.
Услышав это, Юля внезапно вспомнила, где видела ее раньше. Ведь она сразу, даже в сумерках и издали, показалась ей смутно знакомой. Они виделись в доме со старухами- ведьмами, куда ездили смотреть говорящую козу. Неужели это была она? Совсем другое лицо, и только слово «падлы» ее выдало. Остановившись через квартал, Юля, подняв незнакомку, заволокла ее на второй этаж и позвонила. Дверь открыл парень. Истекавшая кровью сказала ему: «Тот раз был, и правда, последний». Хозяин квартиры бросил на Юлю прозрачный взгляд, не послушаться которого было бы опасно для жизни. Так она его расшифровала.
– Уходи. Ты ничего не видела, ясно? – произнес он с угрозой, и глаза при этом показались ей белыми от ненависти.
Она быстро сбежала вниз по лестнице. Вот спасала, а кого? Неважно кого. Человека. Как странно изменился облик незнакомки... Неужели смерть красит? Где же Света, что с ней? Где ее искать, и что она скажет Филиппу? Юля села в машину, положила голову на руль и задумалась. Очень хотелось заплакать. Зачем ей показали концовку этого страшного кино? Чью-то жестокую кровавую драму? Чтобы не забывала, что жизнь – это не постановочные эффекты? Чтобы не разучилась чувствовать? Что же делать, где искать девочку? Кто ее забрал, кто эти «падлы»?
Шиза, бережно уложив Алку на пол в подъезде, осмотрел рану и чертыхнулся. С такими не выживают. Ясное дело, Алке конец.
– Кто тебя? – спросил он.
– Один из людей Мирзы...Толик, кажется.
– Тебя утешит, если я отрежу ему яйца?
– Меня утешать не надо. У меня все хорошо. Скоро мы будем вместе. С Димой. Уже немного осталось.
– Что ты чувствуешь? Тебе больно?
– Облегчение. Облегчение, что все кончилось.
Алка закрыла глаза. Бледность ее была уже запредельной, кровь, похоже, вытекла вся. Да и сколько ее в этом тщедушном теле... Господи, неделю назад они спали вместе... Была вполне живая женщина, с которой можно было... А теперь осталось тельце и небольшая лужица крови.
Шиза встал и позвонил в дверь соседке. Открыла толстая женщина. Похоже было, что она наблюдала происходившее в глазок, и вид у нее был встревоженный. Она волновалась, любопытствовала, но не более того. Железная баба, с нервами все в порядке, сострадание отсутствует напрочь. Бедная Алка, на кого он ее бросает...
– Соня, – сказал он, – у меня горе. Ранили мою знакомую. Вызови скорую. Мне придется уйти. Вот деньги. Меня тут не было. Ну, ты понимаешь?
Женщина деловито пересчитала и сунула деньги в карман халата:
– А что я буду отвечать? Как она сюда попала?
– Это не твоя забота. Ты услышала стон, открыла двери и все.
– Хорошо. Ты отнеси ее площадкой ниже, а то скажут, что на нашем этаже такое творится...
– Не стоит. Следы останутся. Пусть, как есть. Я не виноват, ты не виновата, отобьемся, Соня...
Шиза вернулся за пальто и покинул дом, не оглянувшись на распростертую Алку.
В казино он крепко выпил, пытаясь не думать о вечном и бренном. Два курса философского факультета иногда мешали ему жить. Играть не хотелось, телки казались пресными, заболели зубы. Алкины горькие поцелуи он запомнил. Только бы она не принялась звать его с собой. Так, как позвал ее Дима. В этом случае все уйдут, как по цепочке, друг за другом. Пытался же он ее остановить, нет, нарвалась на перо. Значит, сама захотела рискнуть.
И Толян этот ни при чем. В Алкиной истории он всего лишь орудие, исполнитель Диминой воли. Соскучился Дима – и Алку зарезали. Ладно, черт с ней, с этой бытовой мистикой. Тоже мне, Ромео и Джульетта! Он-то как завязался с этой смертницей? Зачем ему нужно было стать ее последним мужчиной и присутствовать при последнем вздохе? Окровавленное детское тельце в светлой юбочке и помада на губах. Обещала еще раз и, как всегда, надула, усмехнулся он. Верна себе.
Он вдруг встал, подошел к бездельничавшему Жоре и попросил спеть «Ах, какая женщина!». Под эту мелодию он всегда вспоминал польскую блондинку Люду Раковскую, город Сочи, где ночи были такими длинными, душными и ароматными. Звал же эту дуру в Сочи – отказалась. Смерть ее, видишь ли, поманила, и не сумела вежливо отказать. У всех бывает, что хочется сигануть с балкона, да только глупо. Колесо провернется, и снова посыплются дары, которых ты мог не дождаться...
Он сжал зубы, вспомнив о Мирзе. Нет, Толян ему все-таки заплатит. Таких, как Мирза, надо учить. Мысли его повернули в другую сторону и мелькали, мгновенно сменяя друг друга. Зато действовал он обдуманно и неспешно. После Алкиной смерти тормозил. Бросил в подъезде истекающую кровью, заказал песню «Ах, какая женщина!». Позвонил Косте, собрал людей, и через полтора часа они обнаружили Толяна. Тот привел их к Мирзе, но Мирза опять соскочил, зато с Толяном Кирилл рассчитался лично, сообщив: «Это тебе за мою девочку, мразь!» Вначале попал в спину, а остальной заряд выпустил в грудь. И сразу успокоился.
Вскрыв и обыскав Алкину квартиру, нашел ее завещание. Свой цветочный магазин она по полной форме завещала Малаховой Светлане Александровне. Упертая все-таки. Что решила, то решила. Завещание он отдаст Рите, а также поручит ей заняться похоронами, потому что Алку хоронить, кроме братков, некому, а этим она по барабану.
Уже под утро, когда все задуманное случилось, он решил, что надо поехать к Рите, выпить с ней чаю «Липтон». Теперь он убийца, и надо с этим жить. Рита его заболтает, и он уснет. Может быть, уснет. Если перестанет думать об Алке. Вот девка, зараза... Он сильно отвлекся от кассы. Занялся Толяном, упустил Мирзу, дело побоку. Неадекватно текущему моменту. Поплыл по течению чувств. Во всем, что касалось Мирзы, его вела ненависть, а не забота о кассе. Отсюда все неудачи. Дело надо делать холодными руками мастера, а не с горячечной головой. Иначе – кердык.
Он взял частника, добрался до Риты и там, действительно, успокоился. С матерью ему повезло. Во всем, что касалось сына, она была поразительно умна и находчива. Странно, что этот ум давал сбои во всем остальном. Но с ним Рита била без промаху. Свежий чай и пустые разговоры. Ванна и теплый халат. Погладить по волосам, поцеловать на сон грядущий и включить розовый ночник. Вот и все, что ему нужно было, а все остальное – пустые хлопоты. Чего он точно достиг в этой жизни, так это отбил мать у родного отца, чтобы радоваться совместной жизни. Какие тут могут быть Родэ? Она и сама понимает, что все это так, соблюдение приличий, а жизнь их, с тех пор, как он родился, протекает, пусть даже в отдельных квартирах, совместно.
Рита же этой ночью, наоборот, совсем не спала. У сына жизнь всегда была рискованная, такой характер. Но он был ловок и увертлив. Сейчас что-то случилось для него чрезмерное, от чего он резко, в один момент ослабел. И даже сам не понимает, насколько слаб. Нужно уговорить его пару дней не выходить из дома, иначе что-нибудь случится. Надо, чтобы он ей поверил, а если не послушается, придумать какую-нибудь оздоровительную процедуру с Родэ. Живешь и не знаешь, от кого зависит твоя жизнь.
Умерла какая-то девица, и Бог бы с ней, но вдруг ни с того с сего это оказалось главным событием в жизни сына, а значит, и в твоей тоже. Пока девица была жива, он даже не понимал, что она важней всего. Иначе б проговорился. Самые смертельные удары жизнь наносит из-за угла, откуда не ждешь. Потому и валит наповал, что человек к ним не готов. Вот муж ее, например, всю жизнь стонал, что без нее пропадет. А что получилось? Глазом не моргнул, женился через три месяца и живет себе, в ус не дует. Потому что про себя знал заранее. Понимал, что Рита с ним не уживется и рано или поздно все случится. Приготовился. Но не все такие честные, как она, и не все такие толстокожие, как ее бывший...
До утра Рита придумывала, как подольше удержать Кирилла в доме, задремала под утро, а когда проснулась, его уже не было. Выглянуло солнце, и все показалось не таким страшным, как ночью. Она заварила чай и забыла свои ночные страхи.
Юля, проездив два часа в поисках Светы, решила возвратиться в Брусяны. Вернулась она в полтретьего ночи, Филиппа будить не стала, решив, что расскажет все утром.
Утром он постучал к ней сам, узнать, чем закончилась поездка. По ходу ее рассказа мрачнел все заметней. Про поиски под дождем слушать не стал, а стал ее упрекать в легкомыслии. Как можно было отпускать девочку с посторонней женщиной, которую Света даже не знала. Может быть, она наводчица... Да кем угодно могла оказаться. Что все это не случайность, и дураку понятно, дело серьезное. Дальше он принялся ругать себя, что отпустил их одних, не поехал сам, недооценил опасность.
Юля, которая свое пребывание в группе мыслила еще и как заботу о нем лично, ужаснулась. А если бы он встрял? Хорошо, что не поехал. Все мужики одинаковы: где опасно, там им и надо присутствовать. Сейчас он переживает, что упустил случай погеройствовать. А что бы он сделал? Не пустил Свету с незнакомкой? Отогнал убийцу? Что? Нет уж. Он из тех, чья жизнь должна быть в безопасности. Жаль, что он сам так не думает.
– Да ничего с ней не случилось. Захочет – вернется. Мало ли что у девиц в голове.
Юля перевела разговор на более безопасную почву, но предположение оказалось ему не по вкусу.
– Она не такая, – возразил Филипп, – не обычная.
– Откуда ты знаешь? – возмутилась Юля. – Как ты ей в голову проникнешь?
– Чувствую, – вдруг улыбнулся он.
Вот же, досадовала Юля. За несколько уже дней привык, что девчонка ходит за ним, как привязанная, и не хочет расставаться с верной поклонницей. Зависимые существа эти знаменитости.
– Она хороший человек. Чистый, без изъянов. Поэтому я хочу ее вызволить из беды, а не потому, о чем ты подумала.
– А я ничего такого...
– Ага. Говори-говори. У нас всегда в запасе пара-тройка гнусных мыслей. А у детей нет, за это мы их любим.
Ну и ну! Признался, что любит! Проняло. А то все ходит, как во сне. Работа и только работа, без эмоций. А тут хоть кого-то заметил. Но что теперь с этим его капризом делать, непонятно. То ли искать девочку, то ли уговаривать лететь без нее.
Но он решил, что пара дней у них в запасе есть. Надо подождать, может быть, действительно, она вернется.
А не вернется, улетят без нее. Нельзя, чтобы дело зависло. Работа, только работа. Дети потом, хотя тоже важно.
Толян привез Свету в какой-то прокуренный подвал с двумя шконками и без окон. На узкой кровати сидел Алик и курил. При виде Светы он улыбнулся и встал, затушив сигарету. Сделал несколько шагов ей навстречу:
– Ну здравствуй, пропащая...
– Привет, – буркнула Света. Радости эта встреча не принесла.
– А Дина где?
– В надежном месте, в крепости. Туда они не сунутся.
– Покажешь дорогу?
– Конечно.
– А чего такая сердитая?
– Толик... – Света помолчала, – женщину убил.
– Толян, поди сюда.
Они отошли в угол, Толик жестикулировал, отстаивая свою невиновность, а Света смотрела на него и не понимала. Как Толик мог? Ну ударила она его по лицу... Ну не ножом же. Сволочь. Еще веселым прикидывался, шутки шутил, убийца... Гад... Подонок...
Свете вдруг стало ясно, что эта женщина, что привязалась к ней со своим магазином, ею дорожила. И не так, как Алик, который сразу спросил про Динку. Дорожила она именно ею. Причем так, что не боялась умереть, ведь, похоже, знала, с кем имеет дело. Это Света про них до сегодняшнего дня не понимала до конца, хотя и догадывалась. Она оглядела Алика с неприкрытой ненавистью. Отчаянное одиночество вдруг подступило к ней совсем близко, окатив ледяной волной. Эта женщина была родной, чем-то связанной с отцом. Была свидетельством того, что он есть на свете или, по крайней мере, был, существовал наяву, а не в мечтах... «А эти термиты, – зло подумала она об Алике, – все уничтожили. Лучше быть совсем одной, чем с ними. Они только с виду люди, а на самом деле, могильщики. Еще неизвестно, кто на самом деле жив, а кто мертвец из серого подвала...»
Алик вернулся к ней пасмурный:
– Ты это... Свет... Не переживай. Она давно у меня на хвосте сидела. И сдавала вас с Динкой... этим... конкурентам моим. Плохим дядькам.
Алик выбирал слова аккуратно.
– Сволочь он, – Света зыркнула на Толика, – и трус.
– Поаккуратней, – зло одернул Алик. – Не понимаешь ты. Это тварь была, каких поискать...
– Она была женой моего отца! – выкрикнула Света. – Она хотела меня взять к себе. Ввиду ненужности! А он ее убил! Не сволочь, скажешь?
Алик обошел по периметру комнату с серыми стенами. Под потолком висела одинокая лампочка без плафона. Он остановился под ней, подпрыгнул, задел, и по стенам пошла легкая рябь.
– Ты что, – он усмехнулся, – ей поверила?
– Да, – выпрямилась Света.
– Зря.
Неизвестно, почему Света Алке поверила. Может, потому что та призналась, что ее отец тоже бандит, не стала врать и выворачиваться? Алик продолжал уверять, что это липа, а потом плюнул. Что, мол, он тут оправдывается... Перед кем? И поглядел на нее в упор. Взгляд был, красноречивей некуда. Вот именно. Для него люди – мелкая рыбешка, жизнь не стоит ни гроша, и оправдываться не стоит. Света тоже рыбешка. И мама, и Динка, если уж на то пошло. Что он тут изображает отца? Не только Она безотцовщина, Динка тоже, хотя и не знает об этом. Просто пока их интересы не противоречат друг другу. Но это все до поры, догадалась Света. Конечно, он будет играть в мужа и отца, изображать нормального. Но это пока хвост не защемят. Оборотень, вот правильное слово. И для него, и для Толяна этого.
Света направилась к выходу.
– Ты куда? – удивился Алик.
– Дела у меня.
– Э, стой, погоди... Какие дела?
– На работу хочу устроиться. Меня берут...
– А за Диной ехать?
– Так поехали. Это по дороге.
– Завтра. Сейчас уже ночь. Завтра за час доедем... Так тебе не добраться, электрички же не ходят...
Света села на узкую койку. Не хотелось оставаться с ними в серой комнате, но он прав. Юля тоже доберется не скоро, скорее всего, ночью. До утра Филипп ничего не узнает, а утром она появится и все объяснит. Что она не сбежала, испугавшись работы, а просто попала в беду. Все как обычно. Только размечтаешься – и на тебе.
Толян приволок надувной матрац и вскоре захрапел, уложив под подушку целый арсенал. Алик проделал то же самое. Ну и жизнь он им всем устроил... Света спросила про маму и получила ответ, что с мамой и бабушкой все нормально. Нина Григорьевна в санатории, Наташа у подруги.
Ужасней следующего утра Света ничего в своей жизни не помнила. Все началось с грохота, из дыры в потолке валились камни, потом поднялась стрельба. Алик, подхватив Свету, стал выбираться из подвала по подземельям, кишащим крысами. Толян их прикрывал. Эго был последний раз, когда Света его видела. Так и запомнила его с белой головой, обсыпанной пылью и известью, с пистолетом в руке и испуганным лицом. Драпали они с Аликом на бешеной скорости. Выбрались из канализации на какой-то окраине. Очистили с себя пыль, и Алик сказал:
– Вот деньги, и уходи.
– Мы что, не едем за Динкой?
– Откладывается. Где, говоришь, эта крепость?
– От Брусян километра три на север.
– Завтра жди, значит. Сегодня не получится. Лови частника и дуй на вокзал. Дальше уедешь, живее будешь.
Алик подмигнул напоследок. Еще шутить пытался, хотя дела его, видно, совсем плохи. Никогда это не кончится, зря они с Динкой на него надеются. Безнадежно все. Так и будут друг друга убивать, им вообще не до них.
Над замком Паши Вертолета к полудню сгустилась нездоровая атмосфера. Главный и решающий фактор был тот, что бесследно пропал хозяин. Из спальни с утра не выходил, в помещении и парке не появлялся или не был замечен. Бондарчук, Люба, Миша и Дина обошли все закоулки дома и сада – Паша точно сквозь землю провалился. Все были в недоумении, а Бондарчук сердился и ворчал, что совсем некстати Паша задумал шутки шутить.
Второй фактор, обеспокоивший обитателей, был Костин «ягуар», прочно закрепившийся напротив ворот. Из него время от времени появлялись малосимпатичного вида люди, совещались и снова пропадали внутри. Это явление у Бондарчука называлось «принесла нелегкая». Больше всего Бондарчуку не понравился демонстративный объезд территории. «Звери!» – определил он такое поведение. Прокатились вокруг, все осмотрели, а чего надо-то? Пауза затягивалась, становясь уже невежливой. Гости с хозяевами не общались, но и не уезжали. Спустя час к ним явилось подкрепление – семерка БМВ, тоже заполненная темными личностями. Чем больше накапливалось гостей, тем больше мрачнел Бондарчук и в конце концов принял меры к обороне. Принес две винтовки, а также гранатомет и разместил оружие в бойницах. Пронаблюдав за его приготовлениями к предстоящему бою, Дина отправилась в часовню, где ей нужно было поменять цветы в зеленой вазе. Обязанностей по дому Паша назначил ей немного: животные и цветы – но все равно дел набиралось. Одних собак кормить занимало не меньше часа.
Войдя в часовню, она прислушалась. Где-то совсем рядом звучали голоса, словно кто-то бранился. Ругались два голоса: мужской и женский, а что они не поделили, оставалось загадкой. Отдельных слов было не разобрать. Дина поняла, что это и есть привидение, про которое говорила Люба. То, которое завывает в часовне по ночам. Но вот почему оно разделилось на два голоса и скандалит? Ой, не к добру это, сказала бы бабушка. Ей стало казаться, что голоса доносятся из-под земли, она легла животом на каменный пол и приложила ухо. Слышнее не стало, зато стало холодней. Она села и снова принялась вслушиваться. Ей было совсем не страшно: вряд ли привидение интересуется девочками, да и, вообще, ему ни до кого нет дела, вон как разоралось! Хоть бы одним глазом поглядеть, как оно выглядит. Неужели без туловища и в простыне? И мужчина оно все-таки или женщина? Дина еще немного подождала, а поскольку выкрики продолжались, она поднялась с полу, топнула ногой и крикнула:
– Эй вы! Чего разорались?
Звуки моментально стихли, зато началась возня, и голос, показавшийся Дине знакомым, четко произнес:
– Будешь слушаться меня, ведьма...
Дина просто умирала от любопытства, что же дальше. Но все затихло, потом вдруг вздыбился ковер перед алтарем. Дина опасливо отодвинулась подальше в угол. Под ковром образовалась щель: видимо, подняли крышку люка, ведущего в подземелье. В щели образовалось Пашино жутковатое лицо.
– Марш отсюда! – скомандовал он. – Нечего тут подслушивать!
– А я и не подслушивала, – возразила Дина. – Чего подслушивать, когда так орут! Там к вам, – она махнула рукой на двери, – между прочим, гости явились. Бондарчук для них уже пушки расставляет, а вы тут чего, прячетесь, что ли?
Ковер вздыбился еще выше, и Пашино огромное тело постепенно появилось на поверхности. Он прижал посильней крышку люка, повернул круглую ручку и проверил, прочно ли. «Ведьму, наверное, запер... – подумала Дина. – Надо будет...» Но что надо будет, она не успела подумать, потому что Паша взял ее за руку и вывел на улицу, пригрозив, что разговор насчет ее поведения впереди, и чтобы не смела трепаться о том, что видела. Но Дина Пашу совершенно не боялась, гораздо больше она опасалась Бондарчука, который мог крутануть ухо без объяснений. «Потому что злой, как собака, вот и все», – решила Дина, припомнив их последнюю стычку из-за пустяка. Ну, выпустила она ужа на прогулку, а чего? Два ужа везде гуляют, а третий, без пятнышек, вечно сидит, как в тюрьме...
На дворе их встретил Бондарчук. Разговор состоялся непонятный.
– Костя приехал, – сообщил охранник. – Тот, что Васю Дальневосточного в нашем самолете резал...
– И что надо? – нахмурился Паша.
– Не сказали. Территорию объехали, подмогу вызвали. Стоят, маринуют, – Бондарчук зловеще усмехнулся.
– Так зови сюда, только без оружия и охраны. Поговорим.
Пока Паша поднимался в гостиную, Дина успела его опередить. Немного подумав, она решила спрятаться за дальний диванчик в углу, отвергнув камин из-за нового платья с белым воротником. В камине наверняка была сажа, а это лишнее.
Но когда явились Паша с гостем, хозяин сразу углядел ее ноги. Но почему-то ничего не сказал, а усадил гостя. Правда, ни коньяку, ни водки, ни рыбы он не предложил, а сразу спросил, какие проблемы.
– Дочь Мирзы у тебя, – сказал Костя. – Мирза кассу увел, хочет линять, билеты купил. Что хочешь за девочку?
– Спросил бы вначале, что я хочу за Васю...
– Вася не мой. Васю Мирза кончил.
– Чем докажешь?
– Слово даю. Мне Вася не нужен был, он у Мирзы аэропорт забрал, а теперь он твой стал. Хорошо, что дочка у тебя оказалась. Что за нее просишь?
– На кассу станешь менять? – спросил Паша.
– Хочу.
– Рискованно.
– Других вариантов нету... – усмехнулся Костя.
Ответом ему было долгое молчание. Дина обдумывала разговор. Маленький гость в коричневом костюме, похожем по цвету на ка-кашки, интересуется девочкой. Кто такая дочь Мирзы – легко догадаться. А вот что это значит – «менять на кассу»? Или «Что хочешь за девочку?» Это как? Неужели Паша продаст ее в рабство коричневому? «И где эта липовая сестра Светка? – с горечью подумала Дина. – Бросили ее тут с джокером, надежное место это у них называется, а тут вообще детьми торгуют. Хуже цыган. Надо выбираться, пока не обнаружили».
– Тут такое дело, Костя, – произнес с на-жимом Паша. – Я ведь не распоряжаюсь ребенком. Мне его оставили на пару дней погостить. Один достойный человек, между прочим. Его на кривой козе не объедешь.
– Договорись. Сколько надо достойному человеку?
Разговор был прерван на интересном месте. Дина, решив не дожидаться конца разговора, уже обдумывала побег через собачий подкоп, но в этот миг раздался жуткий взрыв, даже стены дрогнули и задрожали стекла. Вдалеке раздались крики и выстрелы. Дина, сильно напугавшись, не поняла что это, но коричневый понял, встал, громко стуча новыми ботинками по паркету, подошел к окну и спросил с едкой ненавистью:
– Тачку взорвал? Значит, не отдашь?
Паша, грузно ступая, тоже проследовал к окну и задал свой вопрос:
– Ты что, взрывчатку привез? Чего так жахнуло-то? Стены вон шатнуло? Хотел силой брать?
Повисло молчание. Гость, не ответив, направился к выходу, цокая высокими каблуками, которые, видимо, нацепил из-за своего небольшого роста. Хозяин его провожать не стал, а остался у окна, разглядывая происходящее на поляне и бормоча ругательства. Когда шаги коричневого стихли, Паша взревел: «Бондарчук!» На зов мгновенно явился охранник.
– Это что за кино? – с ходу заорал Паша. – Кто позволил взрывать?
– Это не я. Это Миша.
– Хватит брехать! Миша мухи не обидит!
– Ну... – согласился Бондарчук, – он ошибочно. Нажал не туда – рвануло. Я заранее навел на БМВ. Люди, кстати, целы. Жертв нет, разве что ранило кого. Что-то они больно подозрительные. Но рвало-то как! Полный багажник взрывчатки везли. Чего надо-то им?
Паша вместо ответа забарабанил пальцами по столу и крикнул:
– Вылезай, чертова девка! Хватит тут подслушивать да подглядывать!
Бондарчук удивленно оглянулся на Дину. Она выбралась из укрытия и встала посреди комнаты, опасаясь оказаться вблизи охранника. Вместо того чтобы ее ругать, Паша принялся издеваться, адресуясь к Бондарчуку:
– Ты погляди на эту шишку! От горшка два вершка, а кассы стоит! Бодрый у тебя папаша. А проблем от тебя еще больше, чем на два лимона! Что стоишь, марш спать!
Бондарчук поглядел на Дину с каким-то новым интересом и даже уважительно. Точно она в его глазах увеличилась в росте.
– Я днем не сплю, – возразила Дина. – И мой папа... Мой папа тебя лучше!
– Ты мне не тыкай, сокровище! Сам Афиногенов за нее просит! Если б не Филипп, гуляла бы дальше по деревням и песни в вагоне пела! А тут живешь в почете на моей шее, козявка ты немытая!
Услышав про козявку, Дина гордо отвернулась и пошла прочь из гостиной. Кто бы говорил! Сам-то – аутизм! В комнате с веселыми обоями она достала куклу с двигающимися ручками-ножками, усадила ее в кресло, а сама села напротив на стул. Куклу звали Бритни Спирс, правда, голоса у нее не было. Глядя в ее сиреневые глаза, Дина думала о папе. Что все к нему несправедливо относятся, а он лучший папа из всех. Все, что он терял, он всегда находил. И зажигалку, и куртку, и кухонный нож...
И Дину тоже найдет, нужно только подождать еще немного, и он вызволит ее из замка, где так обращаются с людьми. И где эта Света, даже поговорить не с кем... Конечно, носится со своим Филей, как с куклой, а про всех остальных даже не помнит. Сестра, называется. Нет, все-таки Светка как сестра ненастоящая. Была бы настоящая, Дина не сидела бы тут одна, с безголосой Бритни. Пойти к собакам? Но лучше в часовню, навестить ведьму. Надо думать, коричневый уже уехал, раз его Миша подорвал, и больше покупать девочек не собирается. Дина выглянула в окно, осмотрела окрестности и решила пробираться в сторону часовни. Ей не давала покоя ведьма.
Она вышла из комнаты, миновала анфиладу, не поздоровавшись со злой старухой на портрете – пусть не важничает. С таким длинным носом могла бы быть и подобрее. Наверное, потому что некрасивая, потому и злая. Была бы красавица, так совсем другое дело. «А изгнанная Мариула, – вдруг вспомнила Дина, – была красивая, но тоже злая. Наверное, место такое – все- звери, кроме собак...»
Дина подошла к часовне, осторожно открыла дверь и огляделась. Было тихо, на полу лежали полоски света из узких окон, пол выглядел, как разноцветный ковер. Она подняла голову: сверху на нее смотрели нарисованные строгие лица. Головы и плечи были яркими, брови у всех нахмурены, а все, что ниже, размыто, видимо, художник не закончил работу. Скорей всего, Паша его прогнал. Аутизм, и ничем тут не поможешь...
Где-то под полом послышались звуки, и Дина навострила уши. Кто-то там ходил, шевелился, потом послышались уже знакомые голоса. Дина на цыпочках обошла помещение. Странно, но в одном месте было слышно почти все.
– Кто заставлял меня таскать теодолит? Ты. И лазать в грязный подвал с рулеткой? Галочка, Галочка, иди сюда, помоги мне... А я в светлых брюках, лезь вниз, промеряй подвал... Я как чернорабочая тут, на стройке с работягами, и что? На что потрачены лучшие годы? Зато теперь, когда все сделано, деньги есть, что я имею? Сижу в домашней тюрьме, наказанная ни за что. За слово какое-то... А все мои труды и заслуги забыты. Как будто ничего не было, как будто не я на своем горбе все это поднимала...
Послышалось тяжелое сопение, но ответа не последовало. Потом Паша подал голос:
– А я с тобой разве не в тюрьме? Что ты за женщина? Избавиться от тебя я не могу, а жить с тобой все равно что со змеей-мамбой... Может, ты перевоспитаешься?..
– А если нет? Что, вечно буду в этом подвале сидеть?
– Ты не одна. Мы вместе. Вся жизнь тюрьма, Галочка, другого ничего нет и не будет.
– Это у тебя просто привычка сидеть. Не сидел бы, так и другим тюрьму б не устраивал...
Паша снова тяжело вздохнул и возразил:
– Не тебе меня осуждать, ибо ты паразит на моей шее. А я не хочу, чтобы все на мне паразитировали! Подумаешь, теодолит! Еще не такое люди таскают...
– А шуба? Где моя шуба? За что ты ее на куски разрезал?
– Как за что, Галочка? Ты плюнула в мой любимый кактус «Иисусовы слезки». Нельзя такое оставлять безнаказанным. Ведь нам с тобою вместе жить, и как можно такое прощать? Если это простить, то дальше ад начнется.
– Да ад в тебе! С собой носишь свой личный ад!
– Вот тут ты права. За то тебя и ценю, что ты меня понимаешь досконально. Но мой личный ад никого от ответственности за дикие выходки не освобождает. Ты терпи.
– Почему, – закричал голос, – почему Паша Вертолет, я должна тебя терпеть? За какие грехи?
– И вовсе не за грехи, – возразил Паша, – а потому что вызвала во мне любовь. Вызвала – значит терпи ее! Хотела поматросить и бросить, да осечка вышла. А кому легко? Что, мне с тобой легко? Вышла замуж, обещала любить – люби, не ерепенься. Такого, как я, тебе уже не найти. Я – коммерческий гений. Никого не грабил, не убивал, деньги сами ко мне липнут. Я их вижу. Иду и вижу – вот деньги, прямо на земле валяются. Наклонись – и они твои. Другие не видят ничего, а я все.
– Ну и что? Кому от того польза? Ты и сам не живешь и другим не даешь!
– Тоже правда. Но скажи, почему это так? Что я, заколдован что ли? Деньги есть, а счастья нету. И ты меня не любишь.
– Это не так, – мягко ответила женщина. Голоса надолго замолчали. Потом снова вступил Паша:
– Правильно. Люби мужа – и больше ничего от тебя не требуется, маленькое ты бессмысленное создание. А ты достоинство свое отстаиваешь. Нашла дело по душе.! Если хочешь знать, достоинство – вещь ненужная и глупая. Дураками придуманная, от него одни хлопоты. Его и нет у человека, а есть только насущные интересы: хлеб, кров, секс. Но вместо работы люди занимаются глупостями. Потому и занимаются, чтобы не работать. Все, все хотят висеть на чужой шее. Вот все, что им от тебя нужно. Один с плошкой, семеро с ложкой.
– Завел свою волынку, – перебила Галочка. – Ну и живи один, без паразитов. Что за комплекс у тебя, что все твою кровь сосут. Ты что, не уверен в себе?
– А мне кто-нибудь говорил слова любви? Живу хуже собаки. Всех кормлю, благодарности никакой.
– Кто ж ее требует насильно?
Голоса опять замолчали. Дина решила уйти. Она уже устала их слушать. Все равно ничего нового не узнаешь, одно и то же все. Занудный этот Паша.