И все же она оставила у всех чувство какой-то смутной неудовлетворенности. Начали появляться новые киберпанки – их можно было четко определить по манере письма, но никто о них раньше не слышал. Получилось так, что главной целью киберпанков было создание своей разновидности жанра, которую, как теперь выяснилось, можно легко имитировать. А поскольку надежды на то, что со временем у них появятся и более высокие цели, больше не было, то помочь им могло только чудо. «Меня уже не слишком заботит будущность технопанка, оказавшегося на краю пропасти, – сказал примерно в это же время Стерлинг, уже смирившийся с усмешкой судьбы. – Да, он будет выхолощен, спародирован и превращен в набор догм – но разве не то же самое случалось прежде с другими направлениями в НФ?» Ничего не поделаешь: тотальный успех такого сорта неминуемо приводит к гибели революции, и в этом смысле киберпанки как движение – что бы они сами ни говорили об этом – были уже мертвы.
Но хоть группировок больше не существовало, постмодернисты остались. Они просто поменяли немного литературные позиции. В конце концов, не так уж приятно постоянно ощущать наклеенный на тебя ярлык. К этому времени киберпанки проявили себя как яркие стилисты, но со слабиной в обрисовке характеров персонажей, гуманисты же считались хорошими знатоками человеческой природы, зато не столь изобретательными по части интересных идей. И хоть оба суждения были слишком однобоки, они все же давали возможность каждому подумать о своих недостатках и приступить к дальнейшему самосовершенствованию со всей энергией, на какую он только способен. Ряды недавних противников смешались – появилось движение, представители которого стали придумывать новые нагрузки для своих литературных мускулов. Так, Джеймс Патрик Келли, круто поменяв стилистику, в своей «киберпанковской трилогии» (уже упоминавшиеся рассказы «Солнцестояние», «Крыса» и «Шильонский узник») показал, что и он владеет ярким, пиротехническим типом описания – и, несмотря на свой костюм-тройку, владеет хорошо. Льюис Шайнер, с другой стороны, все больше тяготеет к неброскому, но выразительному прозаическому стилю, который с собственно киберпанком имеет мало общего. Ким Стэнли Робинсон, чьи романы «Дикий берег» и «Айсхендж» [Icehenge] были восторженно встречены и специалистами, и публикой, засел за новую книгу (и – временно – в Швейцарии, куда переехал по причинам, не связанным с фантастикой). Джон Кессел и Брюс Стерлинг решили написать несколько рассказов в соавторстве. Пат Кэдиган, выпустив итоговый номер своего интереснейшего фэнзина «Shayol», с неудержимым весельем продолжает выпекать идиосинкразические пироги из фэнтези и НФ. Руди Рюкер, спустившись с небес, написал роман «Смысл жизни» [The Meaning of Life] – полный мягкой самоиронии взгляд на детство и юность поколения 60-х. Стерлинг забросил писать о борьбе фракций и показал себя первоклассным стилистом. Многие из его новых работ – это попытка исследовать научные коллизии, попытка, свободная от «технологического» антуража современных НФ утопий и антиутопий. Наконец, самое замечательное, быть может, то, что Робинсон и Гибсон вступили в дружескую литературную переписку. Это запоздалое сближение проявилось и в их произведениях. Тем временем начали формироваться новые альянсы, новые созвездия писательских имен, многие из которых уже стали подумывать о новых поединках. Но уже на новом, более серьезном уровне.
Однако посреди этой резни и триумфа, хитроумных маневров и разбитых надежд произошло еще одно важное событие: на сцене объявился еще один постмодернист. Это был Люциус Шепард, чей роман «Зеленые глаза», вышедший в серии «Асе Specials» (жуткая комбинация из биохимии и колдовства вуду), прошел поначалу практически незамеченным, а теперь взлетел вдруг в зенит. Свой первый рассказ, «Глаза отшельника» [Solitario's Eyes], Шепард напечатал в 1983 году. Но уже в 1984-м выбросил на-гора бесконечный, казалось бы, поток превосходных рассказов, среди которых особо выделялся своей мрачной свирепостью «Сальвадор» [Salvador]. К концу года три рассказа его оказались в «небьюловском» списке, и хотя ни один из них премии не получил, всем стало ясно, что это лишь вопрос времени.
Шепард – еще один писатель чертовски высокого роста; если вам вздумается побеседовать с ним, Гибсоном и Кесселом одновременно, могу гарантировать – на следующее утро у вас будет болеть шея. Он носит в ухе серебряную серьгу в форме человеческого черепа и имеет, по-видимому, довольно романтическое прошлое, о котором все по отдельности что-то знают, однако в целом картина не складывается. Почти наверняка он много путешествовал по миру – об этом можно судить хотя бы по разнообразию и экзотичности антуража, с большой убедительностью описанного в его вещах. Явно не понаслышке знаком он и с жизнью «дна», за описание которого брались многие фантасты, но, как правило, без особого успеха, – свидетельством тому могут служить такие его рассказы, как «Черный Коралл» [Black Coral] и «Рассказ путешественника» [A Traveller's Tale]. Часто он описывает и будущее стран «третьего мира» – тема, о которой лишь немногие из американцев осмеливались до сих пор заикнуться.
Но что особенно важно для нас – Шепард не принадлежит ни к лагерю киберпанков, ни к лагерю гуманистов. Его произведения соединяют по-киберпанковски острый сюжет с традиционным для гуманистов вниманием к людям и в то же время не содержат пиетета перед «технологией», с одной стороны, а с другой – демонстративной литературщины. Тем не менее интуиция заставляет меня отнести Шепарда к постмодернистам. В общем, чем клеить на него очередной дурно пахнущий ярлык, давайте лучше присмотримся к нему повнимательнее. Он – симптоматичная фигура, предвещающая новую волну авторов, которая вот-вот накатит на нас из мрака неизвестности. Вы чувствуете? Вот трескается под ногами земля, и зеленый росток еще одного молодого таланта пробивается к солнцу. И клокочущий вал перемен вновь устремляется вперед. Ну а дальше – как обычно. Одни писатели, имеющие уже известность, лишатся ее, другие, еще не имеющие, – обретут. Репутации будут расти и рушиться. Кто-то вечно будет лишь на шаг от успеха, но никогда не добьется его. Другие годами будут пребывать в тени, прежде чем вспыхнут светилом, которое ослепит нас. И смирятся сильные, и вознесутся смиренные. И свершатся все библейские пророчества. Короче говоря, в научной фантастике ничего не изменится, все будет точно так же, как было уже много раз до этого.
Перечитав заново написанное, я почувствовал сожаление, что, желая упростить картину, был вынужден пропустить многих замечательных фантастов. Никакая дискуссия о современной литературе не будет полной, например, без упоминания о калифорнийской группе учеников Филипа К. Дика, в которую входят Тим Пауэрс, К. У. Джетер и такой бесконечно странный автор, как Джеймс П. Блэйлок. Я также пропустил банду «космических кадетов» – «рейгановскую молодежь», как обозвал их Омниаверитас, – группу, сплотившуюся вокруг двойного ядра из Джима Баэна и Джерри Пурнеля. Еще я перескочил через группу писателей из волков-одиночек, так и не найдя подходящей экологической ниши для Джека Макдевитта, Нэнси Кресс, Пат Мерфи, Тима Сэлливана и Грега Фроста (неужели я назвал только пятерых?). И наконец, больше всего я сожалею (хоть получилось это скорее вынужденно, чем намеренно), что так и не сказал ни слова об авторах, работающих сейчас над созданием новых форм фэнтези, – об Р. А. Макавой и Джоне Кроули, Патриции Маккиллип и Майкле Ши, Джейн Йолен и Робин Маккинли, ну и, конечно, о Тэнит Ли. Уж простят меня они – и вы, читатель!
Ах, лишь на одно, но ослепительное мгновение нам удалось увидеть все это: выбрать позиции, назвать имена, составить списки. На всеобщее обозрение приоткрылись силовые линии литературных влияний, подобно ярким лазерным лучам рассекающие литературную карту Америки, связывающие Техас и Британскую Колумбию, Нью-Гемпшир и Северную Каролину, скрещивающиеся в Денвере, Остине, Канзас-Сити и даже в Филадельфии, и на это одно-единственное ослепительное мгновение, остановленное перед тем, как вновь двинутся в свой путь континенты, перед нами распростерлось будущее, сверкающее и прозрачное, со свободными дорогами и с вратами, распахнутыми настежь в дивные новые миры литературы. И все, кто выжил после разрушения Атлантиды, живут там в мире и процветании.
Да, это было жутко веселое время для тех, кто был молод и талантлив, кто писал рассказы столь сильные, что соперникам оставалось лишь с голыми кулаками набрасываться на каменные стены или в слепом припадке завистливой ярости выбрасывать свои пишущие машинки через закрытые окна.
1981. В антологии «Лучшие вещи года» Гарднер Дозуа написал о романе Джона Ширли «City Come A-Walking», что наряду с последними произведениями Брюса Стерлинга и Николаса Ермакова «он, по-видимому, предвещает появление чего-то вроде „панковской НФ“, отличающейся повышенным эмоциональным фоном, который в фантастике в настоящее время представлен главным образом лишь в творчестве Харлана Эллисона».
1983. Джон Кессел во время своего мартовского выступления в Английском клубе Северной Каролины сказал о «панковской научной фантастике», выделив особо Гибсона и Стерлинга. А Джон Ширли во время съезда Восточной НФ Ассоциации сделал доклад о том, что он назвал «новым движением», и перечислил Гибсона, Шайнера и Стерлинга. Причем оба отмечали впоследствии, что их слушатели просто не поняли, о чем идет речь. В очередной антологии «Лучшие вещи года» Дозуа назвал самых перспективных новых писателей десятилетия, а Винсент Омниаверитас отозвался на это в «Дешевой правде» известным высказыванием о магнитном поле. Однако, сказав, что Гибсон, Стерлинг, Шайнер, Кэдиган и Бир устремятся к одному полюсу, он явно еще не почувствовал необходимости в особом ярлыке, который можно было бы применить к их произведениям. Руди Рюкер опубликовал в «Бюллетене Ассоциации Писателей-Фантастов Америки» «Манифест трансреализма», где сказал: «Трансреализм – это не столько разновидность НФ, сколько разновидность авангардной литературы. Мне кажется, что на настоящий момент трансреализм – это единственный серьезный подход к литературе». (Однако, хотя его определение трансреализма оказалось столь растяжимым, что смогло вместить и других киберпанков, до сих пор бытует подозрение, что первым и единственным трансреалистом был и остается сам Рюкер.)
1984. Дозуа, вернувшись к полемике о «поколении 80-х», начатой его прошлогодней антологией «Лучшие вещи года», отечески заявил: «Если говорить о некой упрямой эстетической „школе“, то таковой, скорее всего, будет группа писателей, специализирующихся на супержесткой перетехниченной белиберде, к которым по чистой случайности прилипло имя „киберпанки“, – это Стерлинг, Гибсон, Шайнер, Кэдиган и Бир». Однако в это же время в широких кругах использовались и другие варианты названия для данной группы писателей. Так, «The Village Voice» в рецензии на «Нейромант» Гибсона применил термин «техно-панк». Сами же киберпанки начали пользоваться термином «неоклассицисты» (публично) или «писатели в зеркальных очках» (между собой). (Позже Стерлинг даже подготовил антологию с рабочим названием «Манифест зеркальных очков» [The Mirrorshades Manifesto], – под каким же названием она увидит свет, посмотрим, когда она выйдет.)[19]
1985. Винсент Омниаверитас опубликовал в журнале «Warhoon» статью о «Новой Научной Фантастике». Ее фирменный знак, говорит он, – это технологическая грамотность, концентрированное воображение, интенсивность фантастических идей и образов, глобальный взгляд на мир с точки зрения человека XXI века, а также «литературная техника, взявшая на вооружение все достижения „новой волны“, высокое литературное мастерство и в то же время утверждение приоритета содержания над стилем и смысла над вычурностью изложения». Особенностью Североамериканской НФ конвенции этого года, проходившей в Остине, было присутствие группы киберпанков в составе Стерлинга, Шайнера, Кэдиган, Бира, Ширли и некоего модератора, о котором никто до этого не слышал[20]. К сожалению, конвенция закончилась полным хаосом, и шанс для вдумчивого анализа такого явления, как киберпанк, был упущен. Чарльз Плэтт, рассматривая данную группу в своем фэнзине «REM», написал: «Если „киберпанки“ хотят, чтобы их воспринимали всерьез (а их книги этого, несомненно, заслуживают), то первое, что им нужно сделать, – это выбрать себе ярлык поприличнее... Даже такой неопределенный ярлык, как „модернисты“, и то смотрелся бы лучше». Однако вскоре, в декабре, Дон Кеннеди озаглавил свой критический обзор в журнале «Twilight Zone» так: «Твердая, мягкая и киберпанк» – верный признак того, что термин проник в общеупотребительный лексикон.
1986. Норман Спинрад напечатал в «НФ журнале Айзека Азимова» статью, где для группы, как он выразился, «так называемых „киберпанков“», предложил название «нейромантики». В «Локусе» появилось письмо Джона Ширли, который, возмущаясь неаккуратным обращением с киберпанковской «обоймой», в частности сказал: «Кое-кто утверждает, что я приветствовал термин „киберпанк“. Я заявляю, что этот кто-то искажает мои слова. Я больше предпочитаю формулировку „Движение“ или даже термин „нейромантики“, предложенный Спинрадом». А вот Руди Рюкер в фэнзине «REM» заметил, что термин «киберпанк» «легко запоминается и заставляет вас думать. Этот термин – образец квалифицированного кодирования. И еще мне очень нравится эта ассоциация с панками... Я горжусь, что я – киберпанк». Гибсону же, напротив, кажется, что «спинрадовский термин „нейромантики“ раздражает даже больше, чем „киберпанки“ Гарднера». И еще одна статья появляется опять-таки в «Журнале Айзека Азимова». Ее автор, Майкл Суэнвик, употребив этот термин как нечто само собой разумеющееся, бесхитростно заявляет, что движение уже умерло, и объединяет киберпанков и гуманистов в одну общую группу – постмодернистов.
Брюс Стерлинг, старательно коллекционирующий навешиваемые на него ярлыки, обнаружил и приобщил к своей коллекции еще два – «технологи в законе» и «радикалы твердой НФ» (последний, например, появился в английском НФ журнале «Interzone»). Как он сам говорит: ad absurdum[21]. И все же, несмотря на заверения самих писателей, что вопрос с ярлыками для них давно утратил остроту, стоит заметить, что во многом лишь благодаря этим ярлыкам все новые и новые читатели открывают для себя их творчество, давая им тем самым шанс на признание и славу. Более того – процесс изобретения имен, похоже, еще далек от завершения. Быть может, мы находимся сейчас лишь на первой ступени этой критико-литературной лестницы – лестницы, конца которой нам, по-видимому, не суждено увидеть.
Известные английские религиозные писатели XVII века.
Известные американские научно-популярные журналы.
Я, в отличие от других критиков, отношу Джона Ширли не к киберпанкам, а к их литературным предшественникам – хотя бы потому, что он начинал гораздо ранее любого из рассматриваемых здесь писателей. Можно даже сказать, что он сыграл для них роль Иоанна Крестителя. – Прим. автора.
Имеются в виду авторы, пришедшие в фантастику уже после «новой волны» (по-английски «new wave»).
Праздник Труда (Labour Day) – официальный рабочий праздник в США, который отмечается в первый понедельник сентября.
Имеется в виду реалистическая проза. Слово «mainstream» переводится как «основной поток», «главное направление».
Здесь: сторонники изолированости НФ от других литературных направлений. Термином «пульп» принято называть ранние американские массовые журналы фантастики и приключений, выпускавшиеся на дешевой газетной бумаге.
«The Misfits of Science» – фантастический телесериал, популярный в середине 80-х годов.
«New Worlds» – английский НФ журнал 60-х годов, программный орган фантастов «новой волны».
«Futurians» – объединение американских фантастов и фэнов, образовавшееся в 40-х годах. Членами этого объединения были Дональд Уоллхейм, Джеймс Блиш, Деймон Найт, Айзек Азимов, Фредерик Пол и многие другие известные писатели.
Первыми на страницы «Omni» прорвались как раз киберпанки, которые вообще нашли здесь очень теплый прием. А литературный редактор журнала Эллен Дэтлоу, благодаря тому, что поддерживала эту группу и что именно ей принадлежит честь открытия Уильяма Гибсона, была позднее даже провозглашена «королевой панковской НФ». – Прим. автора.
Известный английский рок-музыкант.
Первая серия «Асе Specials», редактируемая Терри Карром, издавалась в конце 60-х – начале 70-х годов. В ней, в частности, вышли такие известные романы, как «Левая Рука Тьмы» Урсулы Ле Гуин, «Остров мертвых» Роджера Желязны и «Пикник в Раю» Джоанны Расс.
Майкл Суэнвик скромно умалчивает, что 6-й книгой в возрожденной серии «Асе Specials» был его дебютный роман «В Зоне Выброса» [In the Drift].
На самом же деле, если верить Киму Стэнли Робинсону, Будрис ошибся. Робинсон писал, что его книга не должна была открывать серию и стала первой лишь потому, что роман, который предназначался на эту роль, в редакцию вовремя не поступил. – Прим. автора.
Так назывался один из лучших вестернов в истории кинематографа, снятый Фредом Циннеманном в 1952 году. Кульминационная сцена фильма – ковбойская дуэль ровно в полдень.
Sui generis (лат.) – своеобразный, единственный в своем роде.
Известный американский рок-певец.
Упомянутый сборник вышел в свет в декабре 1986 года под названием «Зеркальные очки: Антология киберпанка» [Mirrorshades: The Cyberpunk Anthology].
По-видимому, имеется в виду оператор компьютерной сети, к которой были подключены некоторые из киберпанков.
Ad absurdum (лат.) – приведение к нелепости как способ доказательства.