Мотя проснулась от того, что ныл больной палец, вчера, естественно, было некогда и перевязку ей никто не сделал, да если честно, боялась она доверять этот процесс своим друзьям. С болью в пальце пришла и боль в голове, а также сухость во рту и осознание того, что она вчера натворила. В страхе она открыла глаза и огляделась. Она лежала на огромной двуспальной кровати, застеленной множеством подушек и мягким одеялом. На двух креслах, сложенных по типу кровати, в пижаме и сеточке для волос на голове, подложив как ребёнок руки под щёку, спал Алексей. Во сне он был ещё красивее, наверно, потому, что не смотрел надменно на Мотю. «Ну вот и всё, – подумала она, борясь с похмельем и болью в пальце, – теперь мне вообще ничего не грозит, такие люди не принимают поведения, которое у меня вчера было, и не прощают ошибок. Они сами идеальны и ждут от других того же».
– Прощай, моя мечта, – сидя на кровати и любуясь Алексеем, прошептала вчерашняя бунтарка.
– Я всё слышу, – не открывая глаз, громко сказал Алексей.
Мотя прыснула, будто он сказал что-то смешное, и сразу покраснела от смущения.
– И не надо на меня так пристально смотреть, вы взглядом сделаете во мне дырку, – продолжил Алексей всё тем же тоном, правда, одним уголком рта он всё же улыбнулся, а это означало, что ему нравится этот разговор.
– Ёшь твою клёшь, Лёшик, – решила сменить тему Мотя, – тебе надо было лечь на другую половину кровати, зачем же на кресла, – и тут же игриво добавила: – Или ты боялся не сдержаться от моей красоты?
– Нет, спасибо, – ответил Алексей, открыл глаза и сел на свою импровизированную кровать. – Сначала я так и сделал, но не выдержал, от вас несло как от роты пьяных солдат, я побоялся, что начну хмелеть.
– А вы что, хмельной – буйный, как я? – сочувственно спросила на полном серьёзе Мотя и тут, словно вспомнив что-то, со страхом добавила: – Ёшь твою клёшь, что я натворила в этот раз?
Алексей посмотрел на неё пристально, словно решая, открывать ей страшную тайну или нет, и сказал:
– Ну если вы об этом, то все мартышки сегодня остались в своих зоопарках.
Сказано это было с нескрываемым облегчением, и Мотя засмеялась, Алексей явно сдерживался, но не выдержал и тоже стал смеяться в голос. В этот момент постучали в дверь. Взглянув в испуге друг на друга, они быстро убрали импровизированную кровать Алексея и, надев красивые хозяйские халаты, хором крикнули:
– Войдите.
Дверь неуверенно открылась, на пороге стоял старший сын хозяина, Руслан, в своём вчерашнем хипстерском наряде, словно и не ложился вовсе. Глаза его только подтверждали данное предположение, они были ярко-красного цвета и очень слезились, создавая впечатление, что их хозяин вот-вот заплачет.
– Можно? – тихо спросил нежданный гость.
– Проходите, Руслан, – гостеприимно пригласил его Алексей. – Что-то случилось?
– Что? – рассеянно переспросил гость. – А, нет, всё в порядке, можно мне поговорить с Матильдой?
Мотя, сидевшая в этот момент на кровати, выпучила глаза в сторону Алексея. Руслан понял это по-своему и поторопился оправдаться:
– Не переживайте, я могу поговорить и при Алексее.
– Конечно, я вас слушаю, – неуверенно сказала Мотя, опять отчётливо почувствовав боль в раненом пальце.
– Понимаете, – начал говорить Руслан и от волнения стал расхаживать по комнате от окна к стене, – только вы можете мне помочь. У неё никогда не было подруг, и тут вы, я всю ночь думал и решил, вы сможете мне помочь.
– Значит, так, Руслан, – перебил его Алексей, – так мы ничего не поймём, сядьте в кресло и давайте по порядку.
Руслан остановился, огляделся, словно только что увидел комнату и, сев на краешек кресла, которое ещё пять минут назад было кроватью для Алексея, попытался следовать совету.
– Мама умерла, когда мне было двадцать два, а Тимуру семнадцать. Он хоть и младше меня, а смог это пережить без истерик, я же не справился. Дурная компания, алкоголь, ну и… – Руслан замялся, – в общем, всякое было. Отец в это время ушёл с головой в работу, пытаясь забыться, и ему не было до меня дела. Спасла меня Мила, мы с ней в той же компании познакомились, она меня и вытащила из этого ада, да и себя, надо сказать, тоже. Мы в Таиланд уехали, стали там работать: я учу туристов из России сёрфу, а Мила, она в баре на пляже работает. Нет, не подумайте, я не жалуюсь, нам хватает, но месяц назад мы узнали, что нас скоро станет трое. Я хочу измениться, Таиланд не место для малыша, хочу наконец помириться с отцом.
– Ну, это всё похвально, – сказал Алексей, – только причём здесь Мотя?
Та же сидела и с открытым ртом слушала рассказчика, словно смотрела интересный сериал и, казалось, ещё один поворот событий судьбы Руслана, и всё, слушательница расплачется.
– Вчера Матильда сблизилась с Марго, насколько я знаю, до этого никому подобное не удавалось. – Сказав это, Руслан развёл руками, словно все всё должны были сразу понять, но, увидев растерянность на лицах, пояснил: – Я не могу рассказать отцу о ребёнке и устроиться на работу, пока Марго мне этого не разрешит. Не могла бы Мотя попросить её об этом?
– А ты сам не можешь попросить мачеху? – спросила удивлённая Мотя.
– И вообще, почему ты должен за разрешением идти к ней? – возмутился Алексей.
– Я просил, правда просил, но она ни в какую, а Мотю она послушает, я такую Марго не видел никогда, – и, немного подумав, добавил: – А спросить надо, без этого никак.
Моте стало жалко бедного Руслана, который при всей его неопрятности и яркости образа сейчас выглядел потерянным и очень уставшим.
– Ладно, я поговорю, – сказала она успокаивающе.
Когда за Русланом закрылась дверь, Алексей, глядя на Мотю, сказал:
– Мотя, вы дура, – копируя её саму день назад, – он почти рассказал нам, тут что-то не то. Взрослый тридцатилетний мальчик спрашивает свою мачеху, которая моложе его, может ли он рассказать отцу о ребёнке.
– Мне стало его жалко, – честно призналась Мотя.
– Плакали наши денежки, – грустно сказал Алексей и, показав всем своим видом, что обижен глупым поведением, гордо подняв голову и ушёл в ванную.
Матильда сидела на кровати и от волнения крутила на пальце кольцо, оно очень нравилось ей. Перед поездкой, когда подбирали наряд, Алексей настоял на украшениях от Тиффани: кольцо с бабочкой из стерлингового серебра и розового золота 18 карат с голубым топазом. Причём топаз был огромный и квадратный, что придавало украшению помпезность, оно словно кричало: «Смотрите на меня, я совершенство!». Но сейчас камень почему-то был жёлтого цвета, а вместо красивой бабочки на нём сидела пчела. Мотя испугалась, что это последствие вчерашнего безмерного возлияния, и зажмурила глаза. Посидев так минуту, она осторожно приоткрыла один глаз, но пчела всё так же украшала уголок камня, который по-прежнему был жёлтого цвета, в остальном – и в размере, и форме – это было всё то же кольцо.
– Пчела или бабочка? – спросила Мотя, она подбежала к вышедшему из душа Алексею и стала тыкать рукой.
– Вы больше пчела, – ответил испуганно Алексей, не понимая, что происходит, – до бабочки пока не дотягиваете. И не надо на меня давить, – отталкивая её руку, продолжил он. – Хотя почему такой скудный выбор насекомых? Я предложил бы вам для выбора добавить ещё гусеницу и жука.
– Прекратите шутить, – закричала Мотя, – у меня белая горячка, мне надо в больницу.
– Согласен, – махнул головой Алексей, не понимая, чего она от него хочет, – вы поедете сами или предпочитаете скорую?
– Мне кажется, что кольцо изменило цвет, – почти плакала Мотя, – а вместо бабочки появилась пчела, я схожу с ума.
– А, это, – засмеялся Алексей, – напугали, я подумал, вы и правда съехали. У вас на самом деле на руке другое кольцо, вчера вы с Марго в знак вечной дружбы обменялись украшениями, у вас оказались кольца из одной коллекции, у тебя голубой топаз и бабочка, а у неё жёлтый кварц и пчела.
– Слава богу, – выдохнула Мотя, – хотя моё мне больше нравилось.
– Неудивительно, – усмехнулся Алексей, – оно и дороже было.
– Попробую вернуть сегодня кольцо, – решила Мотя. – Скажу, оно мне было дорого как память.
– Это пошатнёт вашу пьяную дружбу, – предупредил Алексей.
Мотя подумала несколько минут, словно колеблясь, как поступить, и решилась:
– Ну что ж, не имела подруг, нечего и начинать.
И они опять рассмеялись.