– Вы счастливые, – выдохнула Зинка, – вы живёте в этой красоте.
Зинаида решила довериться Тимуру. Этот мажор, не знающий слово «нельзя», не стал бы воровать картину у отца и тем более убивать мачеху – именно так она рассуждала, но в глубине души, где-то очень глубоко лежала другая правда: она просто любовалась его голубыми глазами. Повлиял на её решение ещё и его ответ на поставленный Зинкой вопрос.
– Марго, по сути, была неплохой, мы общались, она не могла. Всё, что угодно, ошибиться могла, напакостить тоже в её духе, но покончить жизнь самоубийством – никогда.
Именно после этих слов Зинка пообещала нахалу, что расскажет всё, если он свозит её в посёлок Трудовое. Тимур усмехнулся, но согласился. Она даже подумать не могла, на что подписалась. У мажора был не автомобиль, а байк, классный, большой и скоростной. Боясь показаться трусихой, она поджала губы, надела шлем, что вручил ей Тимур, и села на железного коня. Сначала она крепко вцепилась в модную куртку молодого человека, но по мере поездки страх уходил, а приходило ощущение свободы и даже полёта.
Надо отдать должное, Тимур не задавал никаких вопросов ни тогда, когда приехали по нужному адресу, ни тогда, когда ему пришлось около часа стоять на улице и ждать Зинку. Но по пути обратно во Владивосток он остановился, снял шлем и сказал:
– Я выполнил свою часть сделки, теперь ты.
Подойдя к обрыву и выдохнув восхищение природой, бушующим внизу морем и ветром и немного позавидовав людям, живущим здесь, Зинка как всегда вспомнила деда.
Он с детства заставлял её писать стихи, она плакала и отказывалась, но дед был непреклонен. «Запомни, друг мой Зинка, – вкрадчиво, но очень настойчиво говорил дед, – стихи – это тренажёр для мозга. Причём универсальный, стихи писать просто необходимо для быстроты и остроты мышления, никогда не бросай это занятие, даже если у тебя получается так себе, пиши для себя». И вот сейчас ей, столько натерпевшейся в последнее время, показалось, что дед где-то рядом, смотрит на неё и переживает, сидя в своём зазеркалье.
Немного напугав стоящего рядом Тимура, она начала читать стихотворение собственного сочинения, словно пытаясь докричаться до другого берега Амурского залива, будто именно там находилось дедово зазеркалье.
– Я поражён, – ухмыляясь сказал Тимур, – убит и растерзан высотой полёта твоей мысли, более того, все чайки залива это оценили, даже они кричат тише, да что там чайки, я уверен, жители Тавричанки сейчас хлопают стоя, но это не совсем то, что я хотел сейчас услышать. Хотя, знаешь, о твоих грехах я бы, возможно, поговорил, давай перенесём разбор душевного состояния и глубину твоего морального падения на другое время. А сейчас просто, без душевных порывов и лирики, расскажи мне, кто ты и что ваша шайка делает в нашем доме?
Зинка стояла и краснела, ей было стыдно за её душевный порыв.
– Хотя нет, – передумал молодой человек, – мы сделаем так, чтоб у тебя не возникло желание снова поорать на море. Пошли-ка, покажу тебе одно местное кафе, конечно, это не Сохо, но шашлык там готовят самый лучший, по крайней мере, на территории Приморья точно.
На площадке, где остановил свой байк Тимур, и правда стояла маленькая кафешка, рядом с которой дымился мангал и старый толстый армянин ловко жарил красивый шашлык.
– Нам, пожалуйста, два шашлыка из свинины, – сказал Тимур человеку у мангала.
Шашлык уже был почти готов и хвастался собой на всю округу, распространяя свой запах. На бумажных тарелках аппетитно были разложены нашинкованный лук и чёрный хлеб в ожидании главного блюда.
– Из свинины нет, – сказал улыбающийся армянин, – только барашек. Только я тебе по секрету скажу, дорогой, – хитро прищурился шашлычник, – этот баран при жизни такой свинья был, не поверишь.
Тимур и Зинка невольно улыбнулись, добродушный мужчина напомнил им, что жизнь продолжается и люди по-прежнему шутят и улыбаются.
– Ну хорошо, – согласился Тимур, – давайте своего нехорошего барана.
Даже когда они уже зашли в старенькую потрёпанную кафешку с порезанной клеёнкой на столах, они слышали бурчание повара. «Почему плохой, кто сказал, что плохой, самый лучший баран, такой баран ещё поискать надо. Царь баранов».
В маленьком зале они заняли угловой стол, кафе, к Зинкиному удивлению, было заполнено почти на половину. Шашлык принесли сразу, и от запаха мяса, перемешанного с луком и чёрным хлебом, у Зинаиды потекли слюни. Не выдержав, она стала есть, набивая полный рот и не заботясь о том, что выглядит от этого не лучшим образом. Тимур же не притронулся к шашлыку и, когда Зинка в очередной раз замычала от удовольствия, сказал:
– Значит, так, гражданка-горничная с высшим образованием, я начинаю тебя бояться. Ты всё делаешь с таким энтузиазмом, что мне становится страшно. То ты на море орёшь, то шашлык ешь со скоростью голодного тигра, при этом издавая странные звуки. Так кто ты такая, горничная?
Зинке нравилось, что она могла не притворяться с ним, ведь их диалог был похож на разговор бывших супругов, им было плевать друг на друга. Человек, сидящий напротив, был с другой планеты, каждая черта его внешности, каждый его жест кричали о том, что это мажор в полном смысле слова. Что этот молодой человек не знает, что такое общественный транспорт и лапша быстрого приготовления. Зинка могла поспорить, что этот нахал, так вызывающе разговаривающий с ней, никогда не ощущал страшного чувства, когда нет денег даже на еду. Зато он наверняка прекрасно знал все лучшие клубы Ибицы и магазины Милана. От этого Тимур был для Зинки что-то типа инопланетянина, поэтому она не рассматривала его ни как потенциального мужа, ни как друга, а значит, автоматически ей было всё равно что, о ней подумают. Даже с товарищами по расследованию ей было сложнее, там она руководитель группы, там нельзя было показаться слабой, а здесь было параллельно, что подумает этот случайный знакомый, которого она просто решила использовать в своих целях.
– Только учти, это тайна, – вздохнув, сказала Зинка. Шашлык был такой вкусный, что немного скрасил её настроение и настроил на деловой ход мыслей.
– Мне поклясться на крови? – ухмыльнулся нахал.
– Не стоит, будет достаточно честного слова, – серьёзно ответила Зинка.
– Честное пионерское.
– Молодец, возьми с полки пирожок, – похвалила его Зинка. – Итак, мы группа детективов из Москвы. Твой отец нанял нас для того, чтоб мы нашли картину.
– Серьёзно? – округлил свои и без того огромные глаза Тимур.
– А почему ты удивлён? – спросила Зинка. – Картина пропала, её надо искать, отец вызвал профессионалов, – она не стала вдаваться в подробности о том, что они дилетанты.
– Ну, первое: я был уверен, что картину спрятал сам отец, для того, чтоб проверять сумки входящих и выходящих. Мне казалось, он боится чего-то в последнее время и нашёл такой выход для полного контроля. Мне не верилось, что кто-то посмел украсть картину, ведь были только свои и камеры по периметру, никто не выходил и ничего не выносил.
– Ну, как видишь, картину украли на самом деле, а второе что?
– А второе: странно, что мой отец, умный человек, чувствующий людей своим нюхом за километр, заказал вас.
– Ну, сомнение в твоём голосе обидно, но объяснимо, – спокойно сказала Зинка, отхлёбывая из пластикового стаканчика горячий чай.
– Куда мы сейчас ездили и что в той папке, что ты хранишь под курткой? – спросил Тимур, так и не притронувшись к шашлыку.
– А вот на этот вопрос я тебе ответ не дам, не могу, обещаю, что ты всё узнаешь, но не сейчас, знаешь, есть такое понятие «тайна следствия»? Вот лучше ты мне скажи, кто пронёс тебе ноут на дом и что ты вчера там хотел сделать?
– Ну, это совсем не тайна, ноут пронёс Толян, он проверил его и взял с меня слово, что не буду делать ничего, что запрещает закон дома.
– Звучит как закон джунглей, – усмехнулась Зинка.
– Ну, по сути так оно и есть, отец у меня человек из девяностых, который не просто выжил в них, а ещё и сделал своё состояние. Лимузин, на котором ездить жутко неудобно по дорогам Владивостока, дом на отдельном острове – это всё оттуда, от бордовых пиджаков и золотых цепей.
– И собрание дорогих картин, – вздохнула Зинка, – в которых он даже не разбирается.
– Ну и это тоже, хотя картины любила мама, она у меня искусствовед. Возможно, сейчас он это делает в память о ней. Когда-то именно она решила, что картина, которую подарили отцу, очень ценная, а после того, как все поняли, какая ценность хранится у нас в шкафу, отец начал собирать коллекцию, как он шутил, компанию старику Боброву.
– Это почему такой странный выбор названия для картины? Насколько я помню, на ней нарисован молодой человек, – удивилась Зинка.
– Отец раньше никогда к ней серьёзно не относился, не верил, что она ценная, хотя старик в больнице, что подарил ему её, утверждал это. Отец смеялся, мол, если дорогая, что не продашь, ведь впроголодь живёшь. Но дед говорил, что у картины такое проклятие – её можно только дарить. Но отец у меня Фома неверующий, поэтому только смеялся над этим, считая, что на картине нарисован сам Сергей Бобров, поэтому и называл её так – портрет старика Боброва.
– Всё-таки что ты хотел в ноуте? – Зинка вернула разговор в нужное русло. – Только не говори, что хотел посидеть в «Контакте».
– Ну, про «Контакт» угадала, – усмехнулся Тимур, – мне надо было написать Марго письмо, думал, пока она пьяная, может, простит Руслана, он мне с этим весь мозг оттоптал за вечер.
– Он сегодня приходил с утра к нашей Моте с этим же вопросом. За что мачеха должна простить Руслана?
– А вот этого я тебе сказать не могу, не моя это тайна, не мне и рассказывать, – сказал твёрдо Тимур, и Зинка сразу поняла, что это окончательно и биться не стоит. Но молодой человек ждал уговоров от сыщицы и настроился вести отпор, от этого её следующий вопрос застал его врасплох:
– А ты шашлык есть будешь?