– Ты знаешь, ведь я проигрался и даже не заметил, как это произошло. – Алексей сидел на полу в каморке для швабр в окружении листков, Зинка расположилась на раскладушке и, закутавшись в плед, пила горячий чай. Она до сих пор не могла согреться. Мотя и Эндрю ушли спать, а они остались систематизировать полученную информацию. Мозговой штурм зашёл в тупик, и Алексей ни с того ни с сего заговорил о себе.
– Ты же слышал, – решила утешить его Зинка, – тебя развели, грамотно.
– Наверно, – грустно сказал он, – но можно было остановиться на своих деньгах, ну, на кредите, который я взял под квартиру, но я покусился на святое, Зин, мне нет прощения.
– Что такого страшного ты совершил?
– Я взял все награды деда и продал, а деньги проиграл. Мне могли простить всё: и квартиру, и накопления, и кредиты, но дедовы награды не смогли. Знаешь, какой он у меня, он полный кавалер орденов Отечественной войны, он герой, а я, шушера, взял и продал. Если честно, я даже плохо помню, как смог на это решиться, меня как будто пелена накрыла, и мир вокруг стал ненастоящим, реальной оставалась только игра и мысль «Скорее отыграться».
– Да, – вздохнула Зинка, – наворотил ты делов, ты знаешь, люди того поколения, они другие, те, кто воевал, они словно сталь, которая прошла доменную печь и стала прочнее. Так и они, война сделала из них людей, качественно отличающихся от нас, тех, кто никогда не видел войны. Вот например: у меня есть любимая поэтесса, Юлия Друнина, фронтовичка, человек, в чьих стихах видна вся война через призму человеческой души. Так вот, в 91-м году, когда её страна стала разваливаться и всё то, из-за чего гибли её друзья, обесценилось, а иногда и вовсе можно было услышать разговоры о ненужности великой Победы, войны, где остались её друзья, да и сама Юлия Владимировна оставила часть своей души, где погибали ради своих потомков, которые теперь сносили памятники героев, она не выдержала. Написала стихотворение, которое заканчивалось строчками: «Но боюсь, что и вы бессильны. Потому выбираю смерть. Как летит под откос Россия, не могу, не хочу смотреть», и покончила жизнь самоубийством. Вот так, а твой дед пережил и войну, и этот, пусть небольшой, но всё же позорный период нашей истории, когда страна, пьянея от рухнувшей на неё свободы, определялась со своим направлением, и дожил, когда всё снова встало с головы обратно на ноги. Теперь снова уважают ветеранов и чтут память погибших на войне, а подвигом их гордится, наверное, каждый. Ты знаешь, я однажды, начитавшись всякого в интернете, мол, «Бессмертный полк» – это показуха и идти в нём людей заставляют, решила проверить. Взяла фотку своего прадеда и пошла 9 Мая на Тверскую и, ты знаешь, я не встретила там ни одного с чужой фоткой или того, кого заставили прийти. Люди с гордостью несли своих родственников, наперебой рассказывая совершенно незнакомым участникам, где служил и какие награды имел их герой. Я там столько наслушалась и столько пережила эмоций, что до сих пор при воспоминании мурашки по коже бегут. Так что дед твой – человек особый, а значит, простит тебя. Вот закончим это дело и выкупишь его ордена. Если тебе не хватит, я тебе свой гонорар отдам.
– Может быть, ты и права, – было видно, что Алексей очень хочет в это верить. – Ладно, пойду я, утро вечера мудренее, кто убийца, мы теперь знаем, нам бы ещё картину найти. Не забудь завтра позвонить с утра следователю.
– Договорились, возьми бушлат, – Зинка кивнула на куртку, которая валялась в углу. – Пусть Мотя завтра отдаст врачу.
Но вечер сюрпризов не окончился, в комнате его ждала зарёванная Матильда.
– Что случилось на этот раз? – устало спросил Алексей.
– Я пчелу сломала, – виновато сказала она и вытерла рукой шмыгающий нос.
– Не удивлён, просто интересно – как? Сила твоей ненависти скопилась и порвала кольцо пополам?
– Ну, насчёт пополам в точку, да и ненависть, скорее всего, присутствовала, но разрушила его всё-таки грубая сила, – вздохнула Мотя. – Когда в третий раз Виктор сказал мне на предложение поменять кольцо «Сгинь», я швырнула его об стену, и вот, – Мотя протянула ладонь, на нём лежало разбитое кольцо. – Ты знаешь, Лёшик, я вот посмотрела, оно так ровно разбилось, может, его возможно склеить? – с надеждой спросила девушка.
Кольцо действительно разбилось странно, словно камень распилили пополам.
– А это откуда? – спросил Алексей, показывая маленький чёрный прямоугольник.
– Это, наверно, запчасти от кольца, я просто собрала всё, что там валялось, – сказала Мотя.
В одну секунду Алексей всё понял.
– Помнишь, нам Зинка сказала, что в магазине продавщица хвасталась, что кольца в этой коллекции – секретная серия? – спросил Алексей Мотю.
– Конечно, я даже подумала, что вот повезло, их по секрету продают, а мы купили, – вытирая слёзы ответила Мотя.
– Так вот, – продолжал радоваться Алексей, – это не так.
– Если ты решил меня успокоить таким образом, – вновь всхлипнула Мотя, – то не получится, мне кольцо нравилось и без секретов.
– Нет, ты не поняла, – засмеялся Алексей, – Зинка тоже, это не секретная серия, а с секретом. Скорее всего, оно открывалось, стоило только нажать на пчелу, вот здесь, смотри, – он стал показывать Моте, как работает механизм. – А внутри была пустота, можно было хранить в нём что-нибудь, например, вот эту микросим, – и он показал Моте чёрный прямоугольник.
– Оно ещё и с секретом было, – разрыдалась снова Матильда.
– Мне срочно нужен Эндрю, – сказал он, больше не обращая внимания на трагедию Моти и взяв с собой только чёрный прямоугольник, выскочил из комнаты, оставив Мотю одну оплакивать разбитое кольцо с секретом.