Стратегия и тактика нашего выхода из кризиса, сказал Примаков, будет российской, исходящей не из общепринятых шаблонов, а из наших специфических условий.
В общем, «у советских собственная гордость». Что-то такое мы знаем и умеем, чего они там за границей не знают и не умеют. Они, дескать, там все делают по шаблону, мы же подходим к делу творчески.
Вот только результаты этого «творчества» никак уже сколько столетий не обнаружатся.
В общем, правительство Примакова − не только Гайдар, но и многие другие, − сразу же окрестили «красным», или, по-другому, левым, опять же левоцентристским. Премьеру это, естественно, не нравилось. Он хотел иметь свободу рук, свободу маневра. На обвинение в «красноте» он отвечал, что «не является сторонником такого окрашивания».
Это национальное правительство, уверял Примаков, это отечественное правительство, которое должно заботиться об интересах России, интересах народа… Деятельность правительства должна способствовать единству России.
Он все время уверял, что строит «цивилизованную рыночную экономику», а не такую, которая предоставляет выгоды «отдельным лицам». Как тут не вспомнить заверения Черномырдина, когда он стал премьером в декабре 1993-го он, дескать, «за рынок, но не за базар», в общем, опять-таки, надо понимать, за «хорошую» рыночную экономику, а не за «плохую». Что касается Виктора Степановича, в тот момент он, призванный строить эту самую рыночную экономику! вообще плохо понимал, что это такое, рыночная экономика, и лишь постепенно, шаг за шагом, под влиянием остававшихся в правительстве реформаторов, стал усваивать ее азы.
Откуда он собирается взять деньги? Естественно, первым подозрением было то самое, о котором говорил Гайдар, включит печатный станок. Согласно подсчетам, чтобы выполнить принимаемые обязательства, требовалось до конца года допечатать 40 50 миллиардов рублей, почти четверть уже существовавшего оборота наличности. Однако председатель Центробанка Геращенко, в конце концов, видимо, усвоивший горький опыт начала девяностых, заявил, что не хочет потом отвечать перед прокуратурой за эмиссию «пустых» денег.
Впрочем, другие члены правительства, не имевшие подобного опыта, не были столь осторожны. Так, «второй» первый вице-премьер Вадим Густов сказал, что если прижмет и не будет другого выхода, «ну что ж, придется немножко подпечатать».
Предвидя «эмиссионно-инфляционные» опасения, Примаков заверил, что «будут найдены решения, направленные на то, чтобы в стране не было гиперинфляции и расшатывания ситуации». Эти слова о каких-то таинственных чудесных «решениях» мало что проясняли.
Ну, и разумеется, еще одним источником денег, необходимых для выполнения «социальных» обещаний и намерений нового правительства, были ожидаемые иностранные кредиты, прежде всего кредиты МВФ. Упорное, отчаянное выпрашивание этих кредитов заняло почти весь срок примаковского премьерства.
Забавно, что это унизительное выклянчивание иностранных денег всегда у нас сопровождалось разнузданной, чуть не матерной бранью, адресуемой тем самым иностранным финансовым организациям, у которых, собственно, и выклянчивали эти деньги: они, дескать, что-то там нам навязывают, к чему-то там нас склоняют. Омерзительная привычка безнравственных нищих.
Помимо печатного станка и вожделенных иностранных кредитов, «быстрые деньги» вроде бы сулило введение государственной монополии на алкоголь, и на этот счет было принято «принципиальное решение».
И действительно «подпечатывают»
Как бы то ни было, обещанное Примаковым вроде бы начало воплощаться в жизнь. Регулярно объявлялось, что правительство выполнило все свои обязательства по выплате зарплаты бюджетникам, денежного довольствия военнослужащим, по пенсиям за текущий месяц.
Откуда же все-таки брались деньги? Усовершенствования налоговых сборов вряд ли на это хватало. Многие газеты продолжали утверждать, что «из всех финансовых инструментов в распоряжении правительства реально имеется только печатный станок и эмиссия». Глава думской фракции «Нашего дома − России» Александр Шохин прямо заявил в интервью «Коммерсанту»:
Сейчас надо взять старые обязательства перед гражданами и честно объяснить: денег нет. Если хотите, чтобы мы заплатили, будет эмиссия, которая у вас эти деньги фактически заберет (имеется в виду через подскок инфляции. О.М.)
Однако сам Примаков не уставал заверять, что эмиссия проводится в минимальных размерах, так что ее роль в инфляции незначительна.
«Немножко подпечатывать» «пустые» деньги все же пришлось чтобы погасить волну народного гнева: на 7 октября была намечена всероссийская акция протеста. 12 октября Центробанк объявил, что в сентябре было напечатано 17 с половиной миллиардов рублей. Если учесть, что за первые семь месяцев 1998 года выпустили лишь 700 миллионов «новых» рублей, нетрудно судить о масштабах этого «немножко». По-видимому, из этих свеженапечатанных миллиардов и выплачивали в последние недели задержанные зарплаты бюджетникам, денежное довольствие военным, стипендии студентам.
Подобные не обеспеченные какими-то реальными инструментами «социально направленные» намерения и действия Примакова, естественно, не встретили понимания и одобрения со стороны международных финансовых организаций таких, как Международный валютный фонд, Международный банк реконструкции и развития, по-прежнему стремившихся помочь России реально, а не показушно выйти из кризиса. С ними у нового правительства начались проблемы, каких не было ни у одного из предыдущих российских правительств.
Между тем страна не чувствовала, что найден или будет найден в ближайшее время выход из кризиса, в который ее вверг августовский дефолт. Экономическая ситуация не улучшалась. На заседании правительства 29 сентября Примаков сообщил, что за истекающий месяц импорт продовольствия сократился в шесть раз. Это серьезно подорвало накопленные запасы, прежде всего в крупных промышленных центрах.
В начале октября был обнародован проект программы первоочередных действий по выводу страны из кризиса, подготовленный, как считалось, Юрием Маслюковым. Проект вполне «советский». Характерны отклики, которыми этот документ встретила пресса. «Известия» опубликовали статью под заголовком «Российское хозяйство вновь станет «народным». «Мы возвращаемся в экономику начала девяностых, говорилось в тексте, клановую, несправедливую и нецивилизованную, где рука государства становится владыкой и за все 150 миллионов решает, кто и как будет жить».
«Независимая газета» прямо утверждала, что «россиянам угрожает очередное крупное ограбление»: «Какими бы терминами ни маскировало правительство свою экономическую программу, речь сейчас идет о реставрации старой системы».
«Коммерсант» писал, что «проект антикризисной программы представляет собой проект перераспределения дефицита».
Газета «Сегодня» тоже давала соответствующей статье выразительный заголовок «Инфляция и социализм нам обеспечены». «Когда страна испытывает трудности с построением рыночной экономики на общеизвестных в мире принципах, писал автор, то кто-нибудь обязательно начинает испытывать искушение изобрести велосипед и построить национальную модель капитализма. К сожалению, это желание иногда испытывают и люди, которым власть позволяет пересадить на такой велосипед с квадратными колесами всю страну».
Как видим, мнение было довольно единодушным.
Среди прочего, появились слухи, что власти собираются запретить доллар (атаки на американскую валюту реальные или только предполагаемые как мы знаем, происходили постоянно).
Примаков оборонялся:
Никакие бредни, которые распространяются СМИ о том, что правительство якобы ведет курс на запрет обращения доллара, на национализацию, на сворачивание приватизации, совершенно не соответствуют действительности.
То же самое утверждал и первый «вице» Юрий Маслюков.
Можно привести также стратегическую установку другого вице-премьера Геннадия Кулика, курировавшего сельское хозяйство и производство продовольствия. По его словам, ставку следует делать «на собственные силы».
Если мы будем завозить в страну продовольствие, кормиться с чужого стола, заявил Кулик 24 сентября, нашего российского голоса никто не захочет слушать.
Ясно было, что обеспечить себя собственным продовольствием тогда впрочем, как и сейчас, страна не в силах. Но Кулику наплевать, что, будь его стратегия реализована, на российском продовольственном рынке снова стало бы так же скудно, как в советские времена. Важно, чтобы его, Кулика, голос был слышен во всем мировом пространстве. А для этого надо облокотиться на свои собственные, пусть и дохлые, возможности. Ну чем не кимирсеновское Чу-Чхе, доведшее Северную Корею до кошмарного голода?
Впрочем, Кулик признал, что «на сегодня нам не обойтись без определенного импорта продовольствия, поскольку отечественный производитель пока не способен полностью удовлетворить потребности рынка».
Хорошо хоть так: «определенный импорт» продовольствия правительство все же сохранит, но масштабы этого импорта будет определять не сам рынок, а он, Кулик, и подчиненные ему чиновники.
Забавно, не правда ли: премьер сокрушается по поводу того, что импорт продовольствия сократился, а его первый зам, отвечающий за эту сферу, рвется совсем в другую сторону?
…20 октября Маслюков сообщил наконец, что возглавляемая им рабочая группа завершила составление плана первоочередных мер по выводу страны из кризиса. 31-го этот план был принят правительством.
Чем очевиднее становилось, что развитие экономики пробуксовывает, тем сильнее делался предсказанный Гайдаром соблазн все валить на предшественников-реформаторов.
4 декабря Примаков, в очередной раз назвав проведенные в России реформы «неудачными», сказал, что этим, мол, и объясняется недоверие к ним. Опять-таки призвал к восстановлению «сильного государства».
По мнению Маслюкова, кабинету Примакова приходится разгребать те завалы, которые образовались в результате «краха курса, проводившегося предыдущими правительствами в последние семь лет».
Довольно сомнительную услугу оказал Примакову известный экономист, в недавнем прошлом один из главных экономических советников президента Александр Лившиц. Выступая 1 ноября по «Эху Москвы», он назвал «огромной заслугой» премьера то, что в России «почти достигнута» политическая стабильность и вслед за этим высказал довольно странно прозвучавшее в его устах (все-таки он считался «прогрессивным» деятелем) мнение: сейчас, мол, не время для либеральных реформ.
В России все объективно устали от либеральных реформ, сказал Лившиц, и наступила объективная передышка.
При этом, правда, он выразил уверенность, что реформы в России не прекратятся, но это будут уже не либеральные реформы, а «какие-то другие». Какие именно, не пояснил.
По прогнозу Лившица, перерыв в либеральных реформах продлится как минимум до 2004 года до конца срока нового президента, который будет избран в 2000 году.
Не угадал наш видный экономист. Либеральные реформы, худо ли бедно, еще продолжались и в 2002-м, и в 2003 году, при Путине, и лишь после этого срока практически затухли.
Так или иначе, замечательно то, что в процитированных словах Лившица Примаков, уже без всяких экивоков, был представлен как противник реформ, хотя сам он не уставал утверждать обратное.
Стремление Примакова как-то отдалиться и откреститься от своих предшественников-реформаторов с воодушевлением поддерживал и поощрял Юрий Лужков. Так, 7 декабря в Бонне он заявил, что, по его мнению, нынешнее российское правительство получило в наследство «практически безнадежное» хозяйство и сейчас перед ним стоит сложнейшая задача «отказаться от политики монетаризма и перейти к политике реальной поддержки российского производителя».
Вот уж действительно страшнее монетаризма зверя нет.
Кстати, отвечая на обвинения, что демократы передали «красным» «практически безнадежное» хозяйство, Гайдар приводил простые цифры: он в конце 1991-го получил в наследство от коммунистов 50 миллионов долларов валютных резервов, коммунисты же сейчас от демократов − 12,5 миллиарда; да и вообще экономическая ситуация в стране, при всей ее сложности, неизмеримо более спокойна и стабильна, чем тогда, в октябре − декабре 1991-го, когда старая система управления народным хозяйством полностью застопорилась, а новая − еще не начала работать. Так что все эти словеса о «практически безнадежном» хозяйстве, которое будто бы досталось бедняге Примакову, − ни что иное как обычная демагогия.
Выше уже говорилось, − может быть, с некоторым преувеличением, − что правительство Примакова фактически ничего не делало. По крайней мере, оно не делало того, что нужно было делать, и, по крайней мере, − в первые месяцы. Если бы оно действительно не делало вообще ничего…