Подробностей Алла не знала. Звонил ей следователь из того района, в котором находилась моя бывшая общага — он уточнил, кем она приходится Ирке и настойчиво пригласил её приехать в местное отделение милиции; именно этот адрес она и записала дрожащими руками. Я его, впрочем, и так знал. Это отделение милиции — вернее, полиции — находилось там и в далеком будущем.
В принципе, ничего необычного в просьбе следователя не было — милиция в случае убийства вроде бы должна отрабатывать все знакомства погибших. Я мельком подумал, что стоит сообщить о происшествии Валентину, но отложил это до возвращения. Да и не было поводов чего-либо опасаться — убили Ирку сегодня утром, а у нас на сегодняшний день было столько алиби, что хватило бы на всю чикагскую мафию. Я предполагал, что нас ждала формальная беседа с финальным вопросом про то, кого мы подозреваем. Я заранее предвкушал, как назову имена Лёхи и Михаила, чтобы слегка усложнить их жизнь — тем более что повод их подозревать имелся железный.
Поехали мы, разумеется, на машине — я понимал, что таскать находившуюся в прострации Аллу по московскому метро не стоит. К тому же никаких пьянок теперь уже не планировалось, а по местному трафику автомобиль был быстрее — даже такой неспешный, как «Победа». Да и спешить мне особо не хотелось.
В каком-то две тысячи лохматом году окрестности этой конечной станции метро перелопатили так, что я с трудом узнавал знакомые места — на широкую площадь, которую сейчас целиком занимали желтые рейсовые ЛИАЗы, впихнули монструзный торговый центр, а окружающие улочки облагородили в соответствии с веяниями того неспокойного времени. Получилось мрачно, тоскливо и как-то грустно. Сейчас же тут был простор — в том числе и для машин. Официальных парковок, правда, не было — и я нагло впихнул «Победу» на стоянку перед отделением. Впрочем, проходивший мимо майор лишь с интересом посмотрел на узнаваемый силуэт моего автомобиля — и без замечаний прошел внутрь.
Мы последовали его примеру.
Следователем оказался мужчина, которого можно было назвать усредненным — среднего возраста, среднего роста, среднего телосложения. Он находился в чине капитана и носил фамилию Соловьев. Ко мне он отнесся с настороженностью, так что пришлось его успокаивать — я заявил, что являюсь женихом прибывшей по его вызову гражданки, да и сам пару раз видел убитую. Его это вполне удовлетворило.
— Ваш звонок нам очень, надеюсь, поможет, — он открыл карты сразу, как только мы устроились перед его столом. — Откровенно говоря, мы были в тупике — общежитие пустое, знакомых… девушки нет, никто ничего не видел и не слышал. Конечно, со временем разобрались бы, но в таких ситуациях каждая минута на счету, большинство преступлений раскрывается по горячим следам.
Я всё это и так знал, но для Аллы, кажется, было внове. Если бы она любила детективы, то тоже была бы в курсе таких подробностей оперативно-розыскной деятельности, но тут зрителей не баловали ежедневными сериями — им приходилось раз в год смотреть что-то вроде «Следствие ведут ЗнаТоКи». Собрание сочинений Рэкса Стаута у них в библиотеке имелось, но вроде бы нечитанное.
— Прошу прощения, а это допрос? — на всякий случай уточнил я.
— Нет, что вы… — капитан задумался. — Хотя… хотя… Нет, всё-таки нет. Но спросить я должен — чем вы занимались сегодня, с пяти до семи часов утра?
— Встречали отца вот этой девушки в аэропорту, — без паузы ответил я. — Рейс из Братска, прилет в Домодедово, посадка была примерно в шесть десять. С нами была её бабушка. Потом мы поехали домой, это на Новоалексеевской улице.
— Хорошо, — он что-то черкнул в записной книжке.
— А как всё произошло? — тихо спросила Алла.
Я не стал задавать этот вопрос — мне бы капитан, скорее всего, не ответил. А тут его что-то задело — возможно, тон Аллы.
— Никто не знает, — печально сказал он. — Тело обнаружила комендант, она проходила по тому этажу, обнаружила приоткрытую дверь одного из блоков, заглянула — ну а там, в маленькой комнате… Вызвала нас, но эксперты тоже ничего внятного не сказали. Общежитие же, — это слово он произнес с плохо скрытым раздражением. — Куча отпечатков пальцев, а кому они принадлежат, когда оставлены — поди, разберись.
— И мимо вахтерши никто не проходил? — вмешался я. — Они у нас обычно очень наблюдательные, если кто посторонний — не пропустят, как ни упрашивай.
На самом деле попасть в общагу было возможно кому угодно и без лишних хлопот. В обычные дни пользовались «методом толпы» — когда «левого» гостя закрывали от бдительных глаз живущие тут студенты. Можно было просто перекрыть старушке поле зрения, заняв её каким-нибудь дурацким вопросом… Срабатывала и обычная передача студенческих билетов — условные свои и так проходили, а вот чужаки махали заветной корочкой, как каким-нибудь «вездеходом». В каникулы, конечно, всё это могло и не сработать — народу мало, каждый на виду.
— Говорят, что никого не было, — капитан покачал головой. — Они на ночь двери запирают, так что заметили бы, думаю. А ты там живешь?
— Жил, — ответил я. — В той же общаге, но на десять этажей ниже. Я учился на другом факультете.
— А сейчас что?
— В другой институт перевелся, из общаги пришлось выписываться. Алла с семьей предложили у них прописаться.
— Ясно, — кивнул он. — Так вот и получается — ни подозреваемого, ни мотива. Только тело и раны от двух ударом ножа. Орудия убийства на месте не было.
Мы недолго помолчали.
— Если мимо вахты никто не проходил, надо посмотреть балконы на втором этаже, — я решил сдать один из самых очевидных нелегальных проходов в общагу. — По ним при некоторой сноровке можно и подняться, и спуститься.
Капитан с интересом посмотрел на меня.
— Сам пробовал?
Я кивнул. Пробовал, конечно. Только не сейчас, а через год — на спор и после серьезного количества пива.
— Там не все смогут подняться, девчонки редко пользуются, только парни, — уточнил я. — И двери на балконы никогда не запираются, там и замков нет.
— Ясно… — он провел задумчивым взглядом по столу и решительно снял трубку черного массивного аппарата. — Петров? Слушай сюда, Петров. Бери Головню с его чемоданчиком — и дуйте оба в то общежитие. На втором этаже проверьте балкон…
— Там два балкона, — шепотом подсказал я.
— Проверьте оба балкона, — без паузы поправился капитан, — следы, отпечатки пальцев на дверных ручках… в общем, всё, что положено. Жду доклад через час.
Он положил трубку и внимательно посмотрел на меня.
— Благодарю.
— Да не за что пока, — я пожал плечами. — Буду рад, если поможет.
— Думаю, поможет… — пробормотал он. — А с кем она общалась? Ну, кроме вас?
Вот и добрались до подозреваемых, подумал я. Но сам промолчал, лишь выразительно глянул на Аллу.
Алла знала бурную личную жизнь подруги гораздо лучше меня — хотя, пожалуй, за последний месяц в её знаниях появились зияющие пробелы. Но следователю и этого было достаточно — сначала он пытался чиркать в своем блокноте, потом всё же достал из ящика стола толстую тетрадку и начала делать пометки уже в ней. До моих ушей долетали какие-то имена, какие-то места — я всё это моментально забывал, а вот капитану слегка сочувствовал. Ему в любом случае придется искать всех этих людей и слушать их мычание на тему «где я был с пяти до семи такого-то числа».
Я же пытался разобраться в своих чувствах и ощущениях, поскольку уже понял, что смерть Ирки нисколько меня не задела, словно скончался какой-то человек, с которым я даже не был знаком. В целом, конечно, так и было. Мы выпивали вместе, даже беседовали наедине, и будь мне восемнадцать, я бы охарактеризовал наши отношения как очень близкие. Но в моем возрасте для настоящей близости с кем-либо нужно было что-то ещё — то, что я обнаружил у Аллы. И чего точно не было у Ирки.
Я уже был уверен, что смерть Ирки как-то связана со мной и моим появлением в её жизни — только не мог понять, как именно. Дело в том, что из всего моего нынешнего круга знакомых и околознакомых на убийство были способны считанные единицы. Чикатило, как рассказывал Валентин, сидел плотно и мысленно готовился к неизбежной смертной казни; он наверняка просуществует ещё года два — пока идет следствие, пока рассматривают апелляции, пока то да сё. Но в конце его ждет показательный расстрел за все злодеяния, которые он совершил в своей грешной жизни — и поэтому он выпадал из этого уравнения. К тому же Чикатиле просто неоткуда было узнать о существовании Ирки.
Сложнее было с бандой приятелей Боба, которые про Ирку как раз знали и могли наказать её за какие-то выдуманные прегрешения — или, например, сорвать на ней злость за то, что я с ними сотворил. Но из этих ребят, кажется, на убийцу тянул пока только Родион, у которого в какой-то момент окончательно сорвало тормоза. Но и Родион сейчас тоже сидел за решеткой без шанса оттуда выбраться раньше какого-то срока — я надеялся, что ему впаяют по максимуму, лет семь. К тому же по этому делу имелся шанс привлечь и его отца — в советском Уголовном кодексе имелась статья, посвященная небрежному хранению огнестрела, пусть и всего с годичным сроком наказания[1].
Лёха и Михаил пока оставались на свободе, но даже они своими куриными мозгами должны были понимать, что в случае такого громкого преступления именно к ним придут в первую очередь — и тогда им не помогут никакие отмазки, которые они смогут придумать или организовать. Да и время сейчас такое, что под веником КГБ любой советский человек должен затаиться и не отсвечивать. К тому же я считал, что эта парочка убийцами не была, да и до психованного Родиона им далековато. Избить Стаса — пожалуй, максимум, на что они были способны.
Я терялся в догадках, но собирался поделиться ими с Валентином, как только доберусь до телефона.
— А вот этот… — капитан заглянул в тетрадь. — …Вадик. Как его полное имя?
— Вадим, — ответила Алла.
Я насторожился. Одного Вадика-Вадима я знал — хотя не мог представить его с ножом, который он вонзает в беззащитное женское тело. Впрочем, мало ли в Москве Вадиков? Наверняка вагон и маленькая тележка.
— И больше ты ничего про него не знаешь?
— Нет… Ирка только ругала его, он к ней очень плохо относился, словно она для него была развлечением, — сказала Алла, а я подумал, что так оно и было. — Она не рассказывала, кто он и откуда, а я не спрашивала… Точно — москвич, она с приезжими и не знакомилась.
— Интересная особа, — пробормотал капитан, видимо, уже составивший мнение об Ирке.
— Она в другой институт собиралась переводиться, — вставил я пять копеек, про которые забыла упомянуть Алла. — В текстильный.
— И она тоже? Зачем? — недоуменно спросил следователь.
— Так совпало, — парировал я. — Она же в Москве хотела остаться, а туда её брали с потерей курса. Армия ей не грозила, так что лишний год в столице… Правда, я думаю, что у неё ничего бы не вышло.
— Это почему? — заинтересовался капитан.
— Она слишком напролом шла к своей цели, это пугало претендентов на её руку, — усмехнулся я. — Думаю, вряд ли в вашем списке будут те, кто мог её убить. Рисковать тюремным сроком или даже расстрелом вместо того, чтобы просто сказать «нет»? Вряд ли найдутся такие идиоты…
— Я разных встречал… — туманно отозвался он.
Я не стал говорить, что тоже встречал разных — и самого себя могу смело отнести к их числу. Вместо этого я лихорадочно прикидывал, что грозит нам в случае, если я расскажу про ещё одну, тайную жизнь Ирки — в которой этот следователь с большей вероятностью найдет то, что ищет.
Но потом отбросил сомнения. Убийцу всё-таки надо было поймать.
— У меня есть дополнение к рассказу моей невесты, — веско сказал я. — У Ирины были ещё одни знакомые… Алла их тоже знает, да и я про них узнал, пожалуй, слишком хорошо… даже лучше, чем хотел. Один из них хотел нас убить, а ещё двое недавно избили тут, у нашей общаги, одного студента. Я точно знаю, что это они, вот только вряд ли доказать получится, там и КГБ ничего не смогло сделать…
— КГБ? — капитан недоверчиво посмотрел на меня. — Комитетские-то тут каким боком…
— У того, кто в нас стрелял, отец проходит по их ведомству, — объяснил я. — Но вообще это долгая история…
Мне не понравилось, как во время рассказа на меня смотрела Алла, и не мог понять, чем она недовольна — ведь я помогал разоблачить убийц её же подруги. Лишь уже в самом конце до меня дошло — она совершенно ничего не знала о том, что Ирка была знакома с Бобом и его приятелями, а я, получается, скрывал этот факт от неё. Ну и про то, что наказать нападавших на Стаса не удалось, тоже умолчал. Но я решил отложить все наши взаимные разборки на потом.
А вот капитан был впечатлен моим рассказом безо всяких оговорок.
— Так… — он постучал ручкой по столу. — Замечательно. А эти два гаврика, которые на свободе бегают — ты их фамилий, случайно, не знаешь?
— Знаю. И фамилии, и имена с отчествами, и адреса. Запишите?
— Конечно… сейчас, ещё один вопрос. А что за дело с избиением студента? Я не помню по нашему району такого. Ты ничего не напутал?
— Нет, — я покачал головой. — Не напутал. Это в начале июня было, числа четвертого или пятого, точно не помню… в больнице должны знать. Да и ваш сотрудник точно опрашивал соседа этого студента — то есть какие-то следы и тут, у вас, могут быть.
Капитан на секунду задумался, потом решительно снял трубку другого телефона.
— Старшина, — сказал он, когда ему ответила дежурная часть, — что за дело с избиением студента у нас проходило? Примерно четвертое или пятое июня… да, посмотри, я жду… — повисло тяжелое молчание. — Так… хорошо… хорошо… плохо… найди мне этого Вихрова, пусть пулей летит, как к девке на свидание, — он положил трубку, посмотрел на Аллу и вдруг засмущался. — Извини, случайно вырвалось, обидеть не хотел. Что ж, давай сюда фамилии и адреса.
Он отодвинул телефон и приготовился записывать.
В принципе, после моих откровений капитан должен был перевести нас с Аллой — ну или хотя бы меня — в статус почетных свидетелей и начать допрашивать по всей форме, под протокол. Но, видимо, его слова о времени были не пустым звуком — и он действительно хотел закрыть это дело как можно скорее и был уверен, что легкое нарушение процессуальных норм начальство ему простит. Правда, для этого должны были сойтись вместе сразу несколько условий — например, я всё ещё не был до конца уверен, что к смерти Ирки как-то причастны Лёха и Михаил, и что у этого следователя, который, кажется, мне безоговорочно поверил, получится прикрутить этих мелких спекулянтов к серьезному убийству.
Кроме всего прочего я мог в какой-то момент пойти в отказ — и получится так, что два советских гражданина, пусть и с небезупречной репутацией в обществе, взяты за химок по огульному оговору, который к тому же не имел никакой документальной основы. Я бы, конечно, так не поступил, но капитан рисковал очень и очень сильно. В принципе, мне очень хотелось вызвать сюда Валентина и свалить все эти проблемы на его могучие плечи, а не разбираться в них самому, да ещё и с участием совершенно посторонних лиц.
Но мои тревоги прервало появление совсем молоденького лейтенанта. Он как-то по-детски просунул голову в приоткрытую дверь и спросил совсем не милицейским голосом:
— Вызывали, тащ капитан?
— Вызывал, Вихров, вызывал, — следователь отложил в сторону ручку и тетрадь с данными на Лёху и Михаила. — Ты заходи весь и расскажи мне о том, как продвигается расследование избиения студента, которое вам поручили провести четвертого числа этого месяца?
Лейтенант послушался — прошел в центр комнаты. Я заметил, что он слегка порозовел.
— Тяжело продвигается, тащ капитан, — с видимой грустью сказал он. — Подозреваемых так и не смог установить, а без них ничего не сделаешь…
— А что случилось, Вихров? — заботливо поинтересовался следователь. — Потерпевший скончался? Так надо дело переквалифицировать, убийство это серьезно, тут специальный отдел надо подключать…
— Никак нет, не скончался… он в больнице лежал, меня туда тогда не пустили, я хотел подождать, пока он выпишется… а потом другие дела… ну, вы знаете — кража в двадцать седьмом, пожар в семнадцатом. Я схожу, у меня его адрес есть, его наверняка уже выписали.
Следователь посмотрел на меня, и я кивнул — мол, да, выписали.
— Ясно всё с тобой, Вихров, — с осуждением произнес он. — Принеси мне материалы по делу и можешь быть свободен. Иди уже.
Тот выскочил из комнаты с заметной радостью, а капитан устало выругался.
— Извиняюсь, девушка, — сказал он Алле. — Послали же работничка… как только школу милиции закончил? И не двинуть его никуда, приходится при себе держать и контролировать.
Ага, и скидывать на него те дела, которые тебе не нравятся, подумал я. Такой человек даже полезным может быть.
— А… — начал говорить я, но меня прервала распахнувшаяся дверь.
Это был не Вихров, а какой-то другой оперативник, за которым тащился очень худой и высокий человек с фотоаппаратом на шее и тяжелым на вид чемоданчиком в левой руке. Петров и Головня, припомнил я. Два сотрудника, которых следователь отправил изучать второй этаж нашей общаги.
— Нашли, Пал Сергеич! Нашли! — радостно проревел тот, которого я опознал как Петрова. — Именно там — всё честь по чести, следы, отпечатки.
— Хорошо, молодцы, — одобрительно кивнул Павел Сергеевич. — Семен, что там?
Он посмотрел на эксперта — но тот лишь развел руками.
— Пальцы нашли, такие же есть и в комнате, но чьи они… надо картотеку поднимать. Обувь… похожа на сапоги, но сразу утверждать не возьмусь… сравним, посмотрим, выдадим заключение.
Следователь чуть погрустнел — видимо, знал, с кем имеет дело.
— И сколько по времени? Семён, только не затягивая, это срочно!
— У вас всё всегда срочно, — Семён, кажется, хорошо понял жизнь и торопиться не собирался. — До завтра всё будет, а заключение — в понедельник.
— Ну до завтра так до завтра, — заметно обрадовался капитан. — Идите. Молодцы, — повторился он и повернулся ко мне. — Ты оказался прав. Проверим и вторую твою догадку?
Судя по всему, моих нехороших знакомых всё-таки ждала ночь в камере.
Статья 218 УК РСФСР посвящена незаконному ношению, хранению и изготовлению оружия, от трех до семи лет; под эту статью, кстати, подпадали Егор и Стас со своими бомбочками и самопалами. Статья 219 — небрежное хранение оружия, до одного года тюрьмы.